Текст книги "Про человека с Эпсилон Кассиопеи (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Гарянин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

29

Когда снега много и видишь его каждый день, он теряет свою экзистенциальную удивительность вкупе с первозданной белизной и становится досадной помехой, не более. Ибо ходить по снежным рытвинам, старясь не угодить в сугроб и не завалиться на отшлифованных ледяных участках, то еще удовольствие. Четыре_пи шел и периодически чертыхался, вытаскивая ноги в коротких ботинках из крошащихся белых завалов. Чертыхаться он научился почти по-местному: красноречиво, эмоционально, емко и рефлекторно. Он, порой, анализировал содержательную часть используемых выражений и заходил в тупик – выражения практически не несли никакого лексического смысла, но тем не менее активно использовались в речи для передачи самой разнообразной информации. Через некоторое время Четыре_пи перестал анализировать и обрел неожиданную радость и легкость в применении загадочных идиом. Ко всему прочему, они эффективно способствовали снижению эмоционального напряжения. Поэтому, запуская в эфир очередное забористое словосочетание, Четыре_пи ощущал себя вполне человеком. Не резидентом инопланетной цивилизации под личиной землянина. А именно настоящим чувствующим местным гуманоидом. Имеющим право вслух выразить свое отношение к снегу, к плохим ботинкам, к работе сельского коммунального хозяйства и вообще ко многим другим абстрактным и потенциально досадным явлениям.

Очеловечиваюсь, отметил он про себя, стремительно и бесповоротно. А снабжения до сих пор нет. И обратной связи тоже. Может что-то случилось с передатчиком на «Светоче». Дистанционная диагностика проблем не выявила, но факт остается фактом – ни одного планового отзыва с Десять_кью так и не пришло. А значит либо неполадки с нуль континуумом, либо система не регистрирует его отчеты. Один шанс из миллиона, но иногда брошенная монетка тоже становится ребром. Приходится действовать по обстановке. Т. е. просто жить в режиме пункта пребывания.

На сельской площади, где располагался базар, установили большую елку. На зеленых разлапистых ветках висели разноцветные игрушки – шары, конусы, фигурки животных. На острие дерева тускло блестела бордовая звезда. Скоро Новый год, подумал Четыре_пи. Он уже знал, что такое праздники. Например, вместе со школой пришлось пережить 7 ноября. Шумную демонстрацию с надувными шарами и флагами, с митингом, где как всегда красный Иван Васильевич, на грубо сколоченной трибуне, произнес странную, но пламенную речь. Ученики, выстроившиеся в колонны, казались незнакомыми – настолько необъяснимо торжественными были их лица. И даже Четыре_пи почувствовал некое воодушевление от озвученных председателем свершений и подвигов народа. Потом колонны под громкую музыку прошли по главной улице села, а Иван Васильевич, напряженно выкрикивал в громкоговоритель какие-то пафосные лозунги. В общем, ощущения от праздника остались неоднозначные. С одной стороны, несколько напрягала эта давящая, захватывающая в рамки идеология. Руководящая роль КПСС превращалась из абстрактной категории во вполне живое явление. Все эти флаги и шарики, звучащие с трибуны слова (в общем то правильные, но совершенно не привязанные к действительности), и эти лица, лица, лица, несущие портреты вождей. Слишком торжественные. Как-то чересчур.

А вот неделя каникул и неожиданное расслабление от отсутствия работы – радовали. Все– таки ежедневная многочасовая лекторская нагрузка давала о себе знать. Требовалось время для восстановления. Поэтому Четыре_пи все выходные просыпался как в воскресенье, в 10 утра, и был этим чрезвычайно доволен. На Десять_кью вообще не существовало ни праздников, ни выходных, только ремиссионные циклы, во время которых полагалось восполнить ресурсы… Но эти процедуры являлись неотъемлемой частью рабочего процесса – автоматическое бездушное расслабление. Никакого удовольствия и радости. А тут Новый год совсем скоро, и снова каникулы. Целых четырнадцать дней. От этой мысли Четыре_пи похорошело, и к базарным лоткам он подошел, улыбаясь.

– Почем лучок, Марфа Матвеевна? – чуть ли не игриво спросил он у ближайшей бабульки.

– Пучок за пятнадцать копеечек, – прошамкала Марфа Матвеевна, – тебе, сынок, за десять отдам. Хороший, лучок, не сомневайся.

– Да как же можно сомневаться! – притворно возмутился Четыре_пи. – И никаких скидок. За такой лук и рубля не жалко.

Он весело прошелся по рядам, взял еще два десятка домашних яиц, тушку ощипанной курицы, маленькую баночку соленых огурцов, подумал и купил булку хлеба. Немного постоял у сельпо, раздумывая, не зайти ли… В конце концов, за напитки был ответственным Ваня. Но последний еще на дежурстве, и все равно придется идти в магазин. Не лучше ли сразу купить. Хотя денег почти не осталось, а до получки еще неделя. Говорят, премию выдадут. Хорошо бы.

Четыре_пи потоптался еще немного и свернул на улицу, ведущую к больнице. Встречу Белова после пересменки, а то он еще с час возиться будет.

Как ни странно, Четыре_пи нравилось проводить время с друзьями. Вообще само понятие «друг» в сегинском языке отсутствовало. Существовало близкое, но не синонимичное слово «партнер». Но друг это другое. Это даже не набивший оскомину «товарищ», а именно друг. Который не задействован в общей профессиональной деятельности, а просто существует. Сам по себе. Не для того, чтобы создать вместе устойчивую конструкцию. А чтобы просто быть вместе. Иногда. В общем, друг – это друг. Это на уровне загадочных земных чувств. Нечто не анализируемое, не препарируемое, не разбираемое.

Они познакомились в клубе, на танцах. Коля Кузнецов всегда шутил, что на танцах обычно знакомятся с девушками, но так уж вышло. Агроном и врач, относительно недавно попавшие в колхоз по распределению, как магниты притянулись к такому же молодому специалисту. Посидели, поговорили, снова встретились, снова поговорили. Выпили. Именно тогда для чистоты эксперимента Четыре_пи отказался от нейтрализаторов и стоически принял всю полагающуюся алкогольную дозу. И уяснил, что выпивать с друзьями это некий сакральный акт, инициация, во время которой проявляются чудеса коллективного бессознательного. Информационное поле подобных посиделок было крайне скудным. Зато многое понималось без слов. Стирались какие-то границы, все сложное становилось простым и не требующим вербальных комментариев. Появлялась какая-то цементирующая общность. На утро обычно болела голова, и полностью отсутствовали воспоминания о предметах бесед, но ощущения чего-то совместно прожитого и пережитого оставались. Как будто вместе тушили сверхновую или занимались терраформированием. А потом можно было и не пить, и диалоги не исчезали из памяти, но общность сохранялась и творилось что-то над словами и вне слов. В общем, в очеловечивание Четыре_пи Ваня и Коля внесли свой посильный вклад.

В больнице было тихо. В приемном сидела Любочка – бледная медсестра с глазами печальной поэтессы. Любочка уже третий раз проваливала экзамены в мединститут, и начала прозревать, что не поступит и в четвертый раз. «Дура, – как-то сказал Белов про нее. – Добрая. Хорошая. Но дура».

Любочка кивнула Четыре_пи.

– Погодите немного. Иван Сергеевич гипс больному накладывает.

– А Маргарита Алексеевна еще на смену не заступила?

– Нет. Лена пришла, а врач задерживается. Вот и пришлось Ивану Сергеевичу принимать.

Четыре_пи присел на скамейку и стал обозревать висящие на стенах плакаты. На одном из них зубастое зеленое чудовище нападало на розового человека. Заголовок гласил: «Как защититься от гриппа». Второй плакат иллюстрировал беды алкоголизма. Синюшные личности с красными носами всячески недужили под решительным взглядом трезвого и сознательного товарища. Очевидно фраза «Пьянству – бой!» должна была воодушевить колеблющихся и не стойких. Кормящая грудью хорошенькая мать на третьем плакате со словами «Уроки материнства» была бы самодостаточной – настолько в этой картинке все было красиво: и профиль склонившейся женщины, и открытый участок обнаженной груди, и причмокивающий младенец – но на всякий случай на плакате присутствовал блок убористого текста. Четыре_пи вдруг поймал себя на мысли, что хочет ребенка. И чтоб его кормила примерно такая же прекрасная женщина. А он бы был сознательным трезвенником с соседней агитки. Хотя четко ответить на вопрос, чего хочется больше – ребенка или женщины, Четыре_пи не мог. И когда вдруг мимо проскочила хорошенькая стремительная Леночка и украдкой, но так призывно посмотрела на него, разведчик просто перестал думать и спросил.

– Лена, а Иван Сергеевич освободился?

– Еще минутку. Карту заполняет.

– Хорошо, спасибо.

– Обращайтесь, – с какой-то глубоководной радостью откликнулась медсестра и мгновение покачалась на каблуках, будто ища дополнительные слова. Но то ли не нашла, то ли не решилась их произнести.

Четыре_пи с интересом посмотрел ей вслед и невольно сравнил со Светой. Светланка, она такая плывущая, плавная… А Лена немного угловатая, быстрая… Бодрая какая-то…

– Леня, побойся бога! – совсем рядом раздался голос Белова. – Еще не хватало младший медперсонал соблазнять. На виду у начальства, между прочим.

– Да что я такого сделал то? – Четыре_пи понял, что оправдывается.

– Ты только что ел глазами задницу Мельниченко, – строго по-докторски сказал Ваня. – Ну что тебе, своих в школе мало? Или Сорокиной тебе мало?

– А что Сорокина?

– Ой, Леня, ну брось! – Белов присел рядом на скамейку и потянулся. – Все же знают, что ты из-за Сорокиной Трофимову челюсть сломал. В двух местах.

– Погоди, – напрягся Четыре_пи. – Ты хочешь сказать, это я ему челюсть сломал? Он же с лестницы упал.

– Да, – легко согласился Ваня. – Упал с лестницы. В истории болезни так и записано. Все шито-крыто. Но мне то не нужно тут заливать. А еще друг называется.

– Да что заливать то?

– Ой, ладно, ладно! – отмахнулся Белов. – Проехали. Но если что, имей ввиду. Все бабы эту уже историю обсосали, выводы сделали и оценку поставили. Поэтому не нужно на Ленку зеньки пялить. Совесть то имей.

– Да нужна мне твоя Ленка, – искренне возмутился Четыре_пи и где-то внутри себя понял, действительно не нужна ему никакая Ленка. Угловатая она и вообще.

– То-то же! – удовлетворенно отметил врач и посмотрел на часы. – Странно. Маргарита опаздывает. Не похоже на нее.

– Много работы? – поинтересовался Четыре_пи.

– Да, какое там, – Белов, не стесняясь, зевнул. – Сейчас одни вывихи и переломы. Говорил же председателю по селу трактор пустить. Он разок прошелся и все. А народ лодыжки, предплечья как дрова ломает.

– Да, хорошего мало, – согласился разведчик. – Подавай официальную жалобу от райздрава. Никуда товарищ Кривонос не денется.

– Дождешься от райздрава, как же! – почти зло буркнул Ваня. – А Кривонос не почешется, пока сам ногу не сломает. Лееееен, – вдруг крикнул он в глубину коридора.

– Да, Иван Сергеевич, – выглянуло из процедурной скуластое Ленкино лицо.

– Хорошая моя, ну что там с Маргаритой? Уже час, как ее смена началась.

– Ума не приложу. Она обычно пунктуальная, – с беспокойством ответила медсестра. – Может домой к ней сбегать?

– Если через 15 минут не явится, будем тревогу поднимать, – решил Белов.

– Хорошо, – девушка скрылась в кабинете.

– Кстати, ты на Лену какие-то виды имеешь? – после некоторой паузы с тихим любопытством спросил Четыре_пи. – Она не очень похожа на эту… как ее… среднерусскую бабищу.

– А-а-а, ты заметил, – хохотнул Ваня. – Есть в ней что-то татаро-монгольское, правда?

Да, нет. Это я так… просто в плане коллективной моральной дисциплины. Чтоб никакого несознательного флирта.

– А разве флирт бывает сознательным?

– Конечно. В стране победившего пролетариата даже малейшее ухаживание должно носить признак партийности.

– Ой, ну тебя, – поскучнел Четыре_пи.

– Да, шучу-шучу! – Белов ткнул его в плечо. – Флиртуй на здоровье. Хотя зачем тебе Мельниченко… Если Сорокина под боком. Была б у меня такая краля, я бы может в этой деревне на всю жизнь согласился остаться.

– У нас ней нет никаких межполовых отношений, – сказал Четыре_пи и не очень поверил себе. – Мы просто добрые соседи. Дружим немного.

Белов картинно закатил глаза.

– Ботаник ты, Леня. Такое ощущение, что у тебя никогда бабы не было. Чему ты детишек учишь… Межполовые отношения… Откуда вообще такую формулировку выкопал? Или «дружим немного». Сказанул тоже! Ты что, до сих пор веришь в дружбу между мальчиком и девочкой старше 20 лет?

Четыре_пи устало потупился. Ему наскучила эта тема, и он уже собирался как-то перевести разговор в другое русло, но внезапно входная дверь в приемное отделение с треском распахнулась. Пахнуло морозцем, человеческой тревогой, болезнью. И сразу стало людно, шумно и неуютно. Три разнокалиберных мужика несли в простыне чье-то грузное тело. Сбоку от них причитала женщина в спущенном на шею пуховом платке. Растрепанные волосы, заплаканные глаза, осунувшиеся щеки, темное пальто с пятнами прилипшего снега – все эти детали Четыре_пи отметил мгновенно и четко.

Белов вскочил и буквально ринулся навстречу. Любочка охнула за своей стойкой и тоже бросилась на помощь.

– Доктор, доктор, – кричала женщина. – Помогите!

30

Когда больного положили на осмотровый стол, Ваня тут же приказал мужикам отойти в сторону и деловито стал выяснять анамнез, одновременно снаряжая тонометр.

Быков Данила Матвеевич, 56 лет, завхоз на зерновом складе. Курит. Пьет… Ну как пьет? Как все пьет: по праздникам и после работы иногда. Пожаловался на внезапную боль в груди. Отдышка. И голос вдруг хрипящий такой стал. А с чего все началось? Да вроде ничего такого не было. Разве что мешок картошки из погреба достал. В аккурат после этого и поплохело.

Больной громко стонал, морщился. Бледные щеки сводило судорогой. Белов смерил давление – на его лице гуляли озабоченность и еще какое-то вопросительное выражение.

– Люба, расстегни ему рубашку, – распорядился он. – Лена, ЭКГ приготовь.

– Хорошо, Иван Сергеевич, – Лена шустро затопала по коридору.

Он поводил таблеткой фонендоскопа по напряженно выпирающей груди пациента, отстраненно закрыл глаза, затем посмотрел на часы, очевидно замеряя пульс.

– Люба, хорошая моя, значит 10 грамм морфина в 10 мл физраствора внутривенно. Поживей, милая.

Люба сосредоточенно кивнула и скрылась в процедурном кабинете.

– Да отойдите, все! – вдруг рявкнул Белов.

Мужики, которые несознательно стягивались вокруг осмотрового стола, испуганно отпрянули.

– И вообще, всем спасибо! Принесли и молодцы, – не понижая тона продолжил доктор. – Давайте, давайте! Все за дверь! Потом навещать придете. Женщина, а вы как родственник в приемной подождите. Выходим, быстро выходим! Леня, покажи товарищам, где выход.

Четыре_пи, все это время наблюдающей за процессом диагностики, дернулся было исполнять, но мужики, явно робея, послушно бросились к дверям. Жена больного, всхлипывая, последовала за ними. Очень быстро из посторонних в осмотровом остался только Четыре_пи.

Вернулись медсестры. Одна с непонятным прибором, выглядевшим столь архаично, что Четыре_пи невольно поморщился. Он вообще трепетно относился к медицинскому оборудованию. А Любочка держала в руках никелированный контейнер, а через ее локоть свисал резиновый жгут.

– Ищи вену. Справишься? – Белов коротко зыркнул на нее.

– Да… не волнуйтесь, Иван Сергеевич, – обычно бледная Люба покрылась ответственными пятнами и принялась готовиться к инъекции.

Лена тем временем закатала штанины лежащего почти до колен. Потом они вместе с Беловым осторожно стянули с него рубашку. А после медсестра стала устанавливать на теле какие-то присоски с проводами.

– Только не перепутай электроды, – бросил врач.

Лена, нахмурившись, кивнула. Видно инцидент уже имел место, и урок был усвоен.

Люба, стянув безвольно лежащую руку Данилы Матвеевича жгутом, обнаружила наконец вену и сделала укол.

– Ну вот, хороший мой, – слегка наклонился к больному Белов. – Сейчас легче станет. Не так больно. А мы теперь тебе электрокардиограмму сделаем. Лежи смирно, и делай что скажу. Договорились?

Быков что-то нечленораздельно промямлил, и Ваня удовлетворенно кивнул.

Прибор, скрипя бумагой, начал выдавливать из себя ленту с каким-то волновым графиком. Очевидно, это такая примитивная методика регистрации электрических полей, образующихся при работе сердца, догадался Четыре_пи. Ну хоть что-то. До смарт-томографии все равно еще далеко. А здесь вполне себе наглядно. Если конечно правильно интерпретировать показания датчиков. Белов приказывал «дышать», «не дышать» «сделать глубокий вдох» и внимательно всматривался в шуршащую ленту. По завершении исследования лицо друга выглядело крайне озадаченным.

– Что-то не так? – осторожно спросил Четыре_пи. Растерянность доктора заметили и медсестры. Они смотрели на него с преданностью дрессированных собачек и поэтому колебания хозяина воспринимали болезненно.

– Да по всем признакам ишемия и инфаркт. Но на ЭКГ амплитуды зубцов не показательные. Я три раза проверил. Черт, и Маргариты как назло нет. Даже посоветоваться не с кем. И где ее носит?!

Последнюю фразу Белов почти выкрикнул – зло и безнадежно.

– Спокойно, Ваня, – придав своему голосу эффект внушения, сказал Четыре_пи и переключился в режим диагностики. Ему удалось сделать это легко, почти мгновенно. Все-таки опыт дальней разведки никакими земными трансформациями не собьешь. Механизмы работали четко, по первому требованию.

Тело товарища Быкова в восприятии Четыре_пи лишилось одежды, потом кожи и предстало во всем объеме своей человеческой физиологии. Определить причину состояния больного труда не составило. Прямо над диафрагмой участок аорты набух как мешок и уже наблюдалось расслоение тканей. Четыре_пи обнаружил еще полтора десятка различных недугов, но в критической фазе пока находился только главный кровеносный сосуд.

– У него нет инфаркта, – глухо и отстранено произнес Четыре_пи. – Это аневризма грудного отдела аорты.

– Что? – Белов выронил фонендоскоп. Или он просто упал. А Люба с Леной почему-то стали похожи на близняшек – до того одинаковы были их округлившиеся глаза.

– Миокард у него в порядке. Пока. – тоном автомата проинформировал Четыре_пи. – А вот в нисходящем отделе аорты между дугой и диафрагмой сейчас начнется фильтрация. И будет разрыв. Требуется инвазивное вмешательство.

– Ты что несешь, Игнатьев?! – вскинулся врач. – Не до глупых шуток сейчас. И вообще, выйди из кабинета. Ты мне мешаешь сосредоточиться.

Быков вдруг громко застонал. В его хриплом дыхании появилось что-то свистящее. Грудь вздыбилась, и присоски с электродами соскользнули с багровой кожи.

– Не до глупых шуток, – все также безэмоционально проговорил Четыре_пи. – До критической фазы осталась тридцать одна минута. Время принятия решения.

– Вышвырните его! – заорал Иван.

Медсестры испуганно замерли. Лена бросила умоляющий взгляд на разведчика, но Четыре_пи не реагировал.

– Тридцать минут до критической фазы.

К сожалению, в диагностическом режиме пилот лишен некоторых поведенческих функций. Предполагается, что информация, поступающая от субъекта в подобном состоянии, полностью заслуживает доверия и воспринимается как руководство к действию.

– Леонид Дмитриевич, пожалуйста… – Лена коснулась его руки.

– Погоди! – остановил ее жестом Белов. – Леня, ну допустим, аневризма. С чего ты взял вообще?

– Гипертония, атеросклероз, недопустимый уровень холестерина, инфекционный процесс в предстательной железе…

– Ладно, хватит, хватит! – Ваня смотрел почти с ужасом.

Четыре_пи вышел из режима диагностики, тут же создал информативную энграмму и, не колеблясь, всадил ее в сознание доктора. Давненько он не воздействовал на синопсисы аборигенов. Как-то обходился без прямого когнитивного вмешательства. А тут раз… возникла необходимость, и Четыре_пи_зед_восемь_игрек начеку. Навыки мобилизованы. И вот уже Иван Сергеевич имеет вид человека, до которого дошло.

– Я не… Не смогу, – пролепетал Белов. – Это слишком сложная операция. У нас и оборудование операционной не позволит. Нужно вертолет из области вызывать.

– Мы не успеем. Уже произошел разрыв интимы и происходит частичная переадресация кровотока из естественного просвета в ложный, между интимой и адвентицией. Через 27 минут падение давления станет необратимым.

В округлившихся глазах Белова растерянность и потрясение перерастали в панику. И Четыре_пи, опять пришлось вмешаться. Он незримо коснулся нескольких точек в префронтальной коре головного мозга своего друга, и Иван практически сразу задышал спокойнее. И его взгляде наконец появилась осмысленность.

– Ваня, я все сделаю, – произнес Четыре_пи. – Мне понадобится стерильное помещение, оперативный инструментарий, ну и ваша помощь, разумеется.

Белов подскочил вплотную, схватил его за полы воротника. Теперь он смотрел почти с трепетом.

– Леня, ты правда это сделаешь?

Четыре_пи положил руку ему на плечо и очень спокойно ответил:

– Правда. Я это сделаю.

Врач отступил на шаг. Его губы дрожали.

– Леня, у нас нет материалов для протеза сосуда. Тем более если поражен аортальный клапан…

– Клапан в порядке, – резко оборвал Четыре_пи. – Мы теряем время. Девочки, везите больного. Готовьте к торакальной операции. Будете моими ассистентами. Люба, на тебе анестезия и мониторинг показателей жизнедеятельности. Лена – за старшую операционную сестру. Белов, представь, что мы тайге и у тебя кроме ножа и кипятка ничего нет. Ты тогда спас человека. И сейчас мы тоже спасем человека. У меня всего две руки, а нужно больше. Все вопросы потом!

Больного на счет «три» с трудом переложили на каталку, и девушки увезли его в санитарный блок. Четыре_пи снял верхнюю одежду, облачился в выданный белый халат. На голову нацепил такую же белую шапочку. Потом они с Ваней тщательно и долго мыли руки, экипировались резиновыми перчатками и масками, закрывающими лица от носа до подбородка. Белов держался молодцом. Видно порция сангвинистических импульсов, которыми пришлось его накачать, действовала эффективно. Сейчас все потрясения, связанные с инопланетным вмешательством в естественный ход событий, должны остаться на самых задворках сознания. Разбираться с последствиями этих потрясений будем потом. Не хотелось бы насиловать мозги местного медперсонала, но скорее всего придется применить выборочную амнезию. Аккуратненько так… С другой стороны, как они воспримут возникшего из ниоткуда реанимационного пациента после полостной операции на груди. Амнезией тут не отделаешься. И зачем вообще я полез в эту сельскую хирургию… Резидент хренов.

– Ваня, слушай внимательно. Просто доверься мне. Ничему не удивляйся, ничего не спрашивай. Делай только то что скажу. Нужно будет чтоб ты контролировал обводной канал кровообращения, пока я протезирую аорту. Все свои возможные несогласия с моими методами лечения оставь при себе. Обсуждения потом. Понял?

Слышно было, как Ваня сглотнул под маской.

– Понял.

Из его глаз выплескивалась решимость. Правда кроме решимости там было еще много всего. Но остальное сейчас не важно.

– Вот и славно. Пойдем, спасем нашего завхоза.

Операционная как ни странно производила приятное впечатление. Светлый кафельный пол, выбеленные стены, довольно добротная бестеневая лампа (все-таки есть у них нормальные источники света). На регулируемой по высоте и углу поверхности лежит человек, укрытый непроницаемой пленкой: открыты только лицо и грудь. Рядом приставлен столик с блестящими инструментами. Автоклавы на стеллажах. Пахнет дезинфекторами. Люба возится с какими-то бутыльками. А Лена пинцетом вынимает из контейнера зажимы. Они тоже в одинаковых масках, халатах и шапочках, но их все равно легко различить. Лена, и вправду, угловатая.

– Люба, – сказал Четыре_пи, дистанционно оценив состав бутыльков. – Анестезию я беру на себя. Не доверяю я вашему ингаляционному наркозу. Просто проверяй давление и чсс через каждые три минуты и нештатно по моему первому требованию. И кислород держи наготове.

Он подошел к больному. Быков глазами усиленно информировал об обреченном страдании и страхе.

– Не бойтесь, Данила Матвеевич. Скоро будете как новенький. А теперь спать. – Четыре_пи активировал гипнокоманду. Черты Быкова мгновенно разгладились, расслабились, сигнализируя о наступлении фазы глубокого сна.

– Вы уверены, что этого достаточно? – неуверенно спросила Люба.

– Более чем, – сухо ответил Четыре_пи. – Все готовы?

Медики молча кивнули. Ну что ж, покажем мастер класс. Спасибо интенсивному курсу неотложки на Десять_кью. Я ведь почти на отлично аттестацию прошел. Сосудистые патологии в младшей группе разбирают.

– Ну, приступим.

И Четыре_пи извлек из-под халата мобильный оперативный модуль. Благо он входил в список обязательного индивидуального снаряжения и монтировался в пилотский пояс. Модуль бесшумно завибрировал, расправляясь, вырастая и трансформируясь в многоцелевую рабочую форму. Внешне он напоминал переливающегося полигонального спрута, являющегося продолжением кисти правой руки.

Что-то упало. Кажется, это Лена выронила зажатый в щипцы тампон, пропитанный йодом. Любочка просто охнула. А Ваня упомянул чью-то мать. Ну а что вы хотели… Сюрприз!