Текст книги "Время орка"

Автор книги: Дмитрий Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Глава четвёртая. Мир тьмы

Довожу до вашего сведения, что человек, о коем вы справлялись, всё ещё жив и, несмотря на юный возраст, исправно работает в счёт провинностей перед короной и государством.

М.Б. Записка в королевский секретариат

Открыв глаза, он не увидел ничего. Здесь, в сердце горы, тьма была, как всегда, абсолютной. Эдуард мог поднести к лицу руку, почувствовать кожей своё жаркое, хриплое, как у всех каторжан, дыхание и не разглядеть собственных пальцев.

Человек, долгое время пребывающий в такой непроглядной темноте, начинает забывать, как выглядит свет. Его слух становится слухом летучей мыши, улавливающей мельчайшие шорохи. Его кожа превращается в чешую рыбы, способную ощутить малейшее колебание окружения. Человек перестаёт быть человеком, превращаясь во что-то иное – создание без света, надежды и будущего.

«Я должен выбраться отсюда, – уже в который раз подумал Эдуард. – Должен выбраться отсюда, пока это место не поглотило меня».

Хуже еды здесь была только вода. Пахнущая серой и мочой, она не годилась даже для мытья полов, но другой просто не давали. Тоннели, которые каторжане прокладывали при тусклом, болезненно-голубом свете чадивших копотью факелов, грозили в любой момент обвалиться, похоронив под неподъёмным слоем породы людей, вгрызавшихся в каменную плоть горы. Однако хуже всего была темнота. В ней он чувствовал, как сходит с ума, как странное, пугающее нечто окружает его. Эдуард начинал слышать голоса, плач, а порой – даже ощущать чьё-то присутствие за своей спиной. Иногда он слышал отца и не знал, воспоминания это или крепнущее внутри него безумие. Неужели злые языки, возводившие хулу на его родителей, были правы? Неужели в крови, что течёт по его жилам, та же слабость? И безумие прорастёт в его душе, лишая свободной воли и рассудка? Нет, он не верил в это. Отказывался в это верить.

К плечу Эдуарда прикоснулись холодные, тонкие пальцы, и он чуть заметно вздрогнул.

– Чего не спите, ваше лордство? – раздался в темноте мягкий голос старого Хэнка, и Эдуард облегчённо выдохнул.

– Я же просил тебя не называть меня так.

Старик тихо засмеялся, но этот смех быстро перешёл в утробный, надрывный кашель. Эта судьба ждала всех, кто провёл в шахтах Гнезда Олофа столько же, сколько был здесь Хэнк.

– Мне кажется, что моё время приближается, – сказал старик, уняв наконец спазмы, раздиравшие грудь.

– Не говори ерунды, – отчитал его Эдуард. – Ты ещё на моих похоронах прокашляешься.

Они трудились в узких тёмных штреках парами. Отделённый от лабиринта шахт доброй стальной решёткой, врезанной в опорную крепь тоннеля, такой штрек был одновременно и рабочим местом каторжан, и их тюремной камерой. Конечно, у них были шахтёрские инструменты, и можно было попытаться выломать решётку, но при этом лишённый опоры свод тоннеля мог просто обвалиться, превращая слепой ход в братскую могилу. Даже прекрасно это зная, многие каторжане сводили таким образом счёты с жизнью. Они называли это «уйти в камень».

В каждом штреке стояла вагонетка для руды. Её нужно было заполнить: от этого зависело, сколько в ней будет еды и воды, когда пустая вагонетка вернётся назад. Тех, кто исправно работал и не вызывал проблем, охранники могли перевести в промежуточные тоннели, где отгружали руду. Такой труд был куда легче, а потому многие заключённые стремились получить это место.

– Скоро придёт факел, – сказал Хэнк, конечно имея в виду охранника, сопровождавшего сборщиков руды, забиравших вагонетки раз в сутки. Во всяком случае, они думали, что это происходило именно так. Под землёй сложно было следить за временем.

Прозвище охранников объяснялось тем, что они меняли в факелах светочи – пористые камни, пропитанные кровью земли. Одна такая зловонная, покрытая сажей каменная губка могла гореть много часов, отмеряя рабочий день каторжан. В их же интересах было закончить добычу до того, как светоч погаснет, погружая штрек в темноту. Работать без света, на ощупь, было не только невероятно тяжело, но и небезопасно.

Единственной радостью заключённых был банный день. Раз в месяц их выводили на поверхность, загоняя полуголых, ослеплённых солнцем людей в горячие, окутанные паром озёра. Хотя в такие дни легко было подхватить хворь, равносильную смертному приговору, каторжане ждали их с нетерпением. Ждали солнца, свежего воздуха и чистой горячей воды, заполняющей озёра Сокрытой долины.

Скрип колёс вагонеток напомнил о том, что купание нужно было ещё заслужить. В зарешёченном проёме штрека возникли голубоватые всполохи, пляшущие на неровных каменных стенах. Свет приближался, пока из тьмы не появился хмурый человек в кольчуге и кожаном шлеме.

– Не издохли ещё? – как обычно поинтересовался он и, отперев решётку, махнул двоим подручным. – Давайте живее, дармоеды!

Пара угрюмых патлатых мужиков в набедренных повязках быстро сменила заполненную рудой вагонетку на пустую, выплеснула содержимое ведра, куда невольники справляли нужду, в сборный передвижной резервуар и покатили змею из вагонеток дальше по тоннелю. Когда вся грязная работа была закончена, охранник с профессиональной небрежностью достал из сумы промасленный свёрток со свежим светочем и установил его в гнезде стального факела, прикреплённого к стене.

– Что-то сегодня меньше, чем обычно, – заметил он, поджигая каменную губку.

– Больно споро светоч сдох, – нашёлся Хэнк, но охранник только хмыкнул в ответ.

– Смотрите, как бы без пайка не остаться завтра. – Он вышел и, повернув в замке ключ, двинулся дальше по тоннелю, нагоняя громыхающие вагонетки.

– Вот гнида, – шепнул с досадой старик, оценивая скудный провиант, положенный на дно пустой вагонетки.

– Да и Солис с ним, – успокоил напарника Эдуард. – Чем нынче кормят?

– Дерьмом! – зло ответствовал Хэнк и сплюнул себе под ноги, но всё же его тощие руки извлекли на голубоватый свет жалкий паёк.

Отдающая тряпками вода в изрядно потёртой кожаной фляге, тронутый зелёной плесенью хлеб, кусок вяленой конины и какие-то сухофрукты, скорее окаменевшие, чем засушенные.

– Ты пока поешь, – сказал Эдуард, берясь за кирку, – а я начну потихоньку.

Старик проводил благодарным взглядом широкую мускулистую спину парня, удалявшегося в дальний конец штрека. В последнее время Эд брал на себя всю самую тяжёлую работу, оставляя Хэнку погрузку руды в вагонетку. Этот мальчишка появился здесь два года назад. Испуганный, наивный и бесконечно печальный, за время, проведённое на каторге, он волшебным образом преобразился. В этом и заключалась подлая магия тоннелей: сначала они превращали зелёных юнцов в матёрых здоровяков, а через несколько лет бородатые работяги обнаруживали себя дряхлыми, гнилыми стариками, харкающими кровью… как Хэнк. И всё же Эду повезло попасть именно в этот штрек. Хэнк даже думать не хотел, что было бы с этим парнем, попади он в напарники к какому-нибудь насильнику или душегубу, которых, видят Древние, в Железных горах томилось предостаточно.

Завершив скромную трапезу под монотонный стук кирки, Хэнк пошёл проведать своего молодого напарника. Тот уже выворотил из стены увесистую глыбу и теперь старался разбить её на более мелкие части. Старик взял лопату и принялся отгребать обломки.

Они работали слаженно, то и дело обмениваясь короткими фразами. Шутили, рассказывали случаи из жизни, подбадривали друг друга. По-другому тут было нельзя.

До того как попасть в подземелья Гнезда Олофа, Хэнк много путешествовал, а потому его запас историй никак не иссякал. Эдуард с удовольствием слушал про базары Самоцветных островов и опасности, подстерегавшие человека в море, про угрюмых жителей Мареновых топей и их странных богов, про пылающие пурпурным светом огни Предела и рыбаков, что строят святилища на берегу Мать-озера. Многие из этих рассказов он слушал уже не первый раз, но никогда не прерывал напарника. Хэнк был замечательным рассказчиком. Не говорил он лишь об одном – за что угодил в шахты.

На этот раз, к тому времени как пламя светоча начало жалобно подрагивать, предвещая свою скорую смерть, им удалось полностью забить вагонетку твёрдой каменистой породой. Пока свет не угас, можно было сделать ещё что-то, чтобы облегчить свой завтрашний труд.

– Надо бы свод укрепить, – сказал Хэнк, критически осмотрев выработку. – Сходи принеси балки, а я пока подумаю, как нам их тут поставить.

Эдуард отложил кирку, отряхнул косматую голову от каменной пыли и направился ко входу в штрек. Туда складывали высушенный временем и долгим применением опорный брус из местных деревьев или взятый из заброшенных тоннелей, которыми уже никто не пользовался.

Когда пальцы Эдуарда сжали сухое дерево, позади раздался глухой грохот, какой создают действительно тяжёлые камни, ударяясь друг о друга. Штрек потонул в облаке пыли, а светоч предательски погас, погрузив всё вокруг в непроглядную тьму.

– Хэнк? – позвал Эдуард дрожащим голосом, но ответа не было. – Старик, ты живой?

Тишина.

Внутри всё похолодело. Нащупав стену штрека, Эдуард двинулся вглубь, выставив вперёд свободную руку, как слепой.

– Солисово пекло, Хэнк, ответь мне! – продолжал звать он, но не слышал ничего, кроме своего голоса и тихого шелеста лениво осыпающихся песчинок. На мгновение Эду показалось, что шелест этот превращается в шёпот незнакомых голосов.

Наконец рука упёрлась в камни. Слишком рано, чтобы дойти до тупика штрека, и Эдуард знал это.

– Эй, этого не может быть, – прошептал он упавшим голосом и стал судорожно ощупывать завал. – Это же просто одна из твоих шуток, верно, Хэнк?

Блуждая вслепую по хаосу каменных нагромождений, руки вдруг наткнулись на что-то мягкое.

– Хэнк! – позвал Эдуард, впившись пальцами в камни вокруг. – Хэнк, держись, я сейчас!

Ломая ногти, обдирая в кровь руки, он принялся разбирать завал. Непрошеная влага навернулась на глаза, но Эдуард изо всех сил старался не давать воли чувствам. Отшвыривая в стороны обломки, он сумел откопать голову напарника и его левую руку, как вдруг пальцы упёрлись в сплошной каменный монолит. Безжалостным надгробием неподъёмная глыба высилась над раздавленным телом старика. Хэнк был мёртв.

Упав на колени, Эдуард дал волю слезам. Со дня гибели отца, два года назад, он поклялся больше никогда не плакать, но теперь слёзы неукротимым потоком вырывались из его зелёных юношеских глаз. Глаз, видевших слишком мало зим и слишком много смертей.

– Э… д… – тоскливо раздалось в темноте.

Юношу опять охватило чувство, что рядом кто-то есть. На этот раз оно было гораздо сильнее его обычных приступов. Словно за спиной его стояла целая толпа невидимых, ждущих чего-то фигур.

– Хэнк? – растерянно спросил он темноту.

– Эд… – вновь повторил кто-то, и на этот раз было ясно, что его воображение тут ни при чём.

Неужели он ошибся и Хэнк ещё жив? Эдуард протянул вперёд руку, пытаясь нащупать голову товарища, как вдруг запястье его схватили поистине мёртвой хваткой жилистые старые пальцы. В темноте, как два крохотных светоча, зажглись мертвенно-голубые глаза Хэнка. От неожиданности Эдуард отшатнулся и попытался вырваться, но не смог.

– Тебе нельзя оставаться здесь, Эдуард, – раздельно и чётко сказал мёртвый старик, буравя его пылающими глазами, и юноше показалось, что он слышит голос отца. – Они скоро придут. Они вернутся.

Мертвец таращился на Эдуарда, прожигая его взглядом, словно высматривая что-то за спиной напарника. Придавленное тело тряслось и дёргалось, будто пыталось выбраться из-под завала.

– Когда ночь окрасится кровью, – объявил Хэнк, – ты должен быть готов!

Охваченному ужасом и смятением юноше наконец удалось выскользнуть из захвата окровавленной, холодной руки – и он бросился к выходу из штрека. Озарённый призрачным, голубым светом, Эдуард старался не думать, что было его источником.

– Ты должен быть готов! – кричал ему вслед мёртвый друг голосом лорда-отца. – Они близко! Ты должен быть готов!

Ободранными пальцами Эдуард впился в прутья запертой решётки и стал истошно звать на помощь, пытаясь перекричать леденящий душу голос существа, бьющегося в заваленном тупике штрека за его спиной. Существа, которое ещё утром было его лучшим другом…

Он звал, но никто не приходил, чтобы спасти его от этого безумия. Звал, пока не сорвал голос.

Глава пятая. Перекрёстки

Люди молвят, будто орки глупы и примитивны по самой своей природе, однако я не соглашусь с этим. Их дикарское поведение и архаичность есть следствие молодости их культуры и незрелости нравов. События, свидетелем которых стал автор сих строк, наглядно показали, что истинную природу этого народа нам лишь предстоит постигнуть.

Пальтус Хилл. «Генезис видов»

Между деревьями, роняющими свои последние краски на холодную землю, мелькнули силуэты взмыленных, покрытых мохнатыми шкурами двуногих зверей. Тёплыми, влажными облаками их тяжёлое дыхание хрипло вырывалось в осень.

Оша не покидало чувство тревоги. Как стая волков, они бежали вниз по течению ручья, того самого, по которому в начале осени Ош шёл вслед за Зорой. Сейчас она тоже была здесь, но от хромоты не осталось и следа. Сжимая длинное охотничье копьё с зазубренным костяным наконечником, рыжеволосая бестия неслась подобно ветру. Она отдавала себя лесу, сливалась с ним в одном диком, неистовом порыве.

Вместе с ними бежали ещё трое куда менее грациозных орков, имена которых Ошу вспоминались с трудом. Высокий вроде бы был Шагатом. Худой, неуклюжий и длинноногий, он напоминал огромного уродливого кузнечика, облачённого в кабанью шкуру. Двух других, коренастых и медлительных, кажется, звали Дорт и Горт. Они были братьями-близнецами, и Ошу казалось, что только мать их могла сказать, кто из них кто. Во всяком случае, сам он точно не мог этого сделать.

Кошмары не тревожили Оша уже много ночей. Орк надеялся, что безымянный дух, прочно засевший у него в голове, уснул или, быть может, обрёл покой, но голубой глаз не давал забыть про его незримое присутствие. Ош так и не понял, что тому было нужно, но снова встречаться с духом не хотелось.

Подав сигнал к остановке, Зора упала на четвереньки и принюхалась к жухлой листве, устилавшей лес. В такие моменты Ош ловил себя на мысли, что не может отвести от неё своих разноцветных глаз. Крепкая и стремительная, хищная и поджарая, она выглядела в гораздо большей степени орком, чем все остальные вместе взятые. С тех пор как Ош вошёл в их племя, или «банду», как называл их старый Ушан, Зора держалась от него на расстоянии. Впрочем, она вела себя так со всеми, а потому он решил, что причина кроется в природе её происхождения.

Самого Оша в лагере не слишком полюбили, за спиной называя Дурным Глазом. Как только он появился, их преследовали неудачи. Всё началось с того, что клан Клыка начал заходить на их территорию, отнимая часть добычи, но дальше было ещё хуже. Группа охотников, преследовавших раненого оленя, слишком далеко углубилась на юг и, нарвавшись на отряд карателей, была полностью истреблена. Буквально на следующий день в лагерь пожаловал огромный горный медведь, привлечённый запахом зимних запасов. Орки спали, и ему удалось убить троих, прежде чем племя подняло тревогу и прогнало зловредного зверя.

Ош старался не думать о том, что он и впрямь мог быть причиной обрушившихся на орков бедствий. Неужели смерть, упустившая его однажды из своей ледяной хватки, теперь шла за ним по пятам, пытаясь наверстать упущенное? Когда Ошу во сне явился Безымянный, он почти физически ощутил её присутствие. Отгоняя от себя гнетущие мысли о Вечной ночи, орк постарался сосредоточиться на чём-то более реальном.

Вокруг властвовал день, но погода уже долгое время была по-осеннему пасмурной и хмурой. Ош слышал, что местные называют дни перед первым снегом «временем орка». Именно тогда его сородичи легко могли передвигаться днём, не опасаясь слепящих солнечных лучей.

Поднявшись на ноги, Зора закинула медную гриву назад и указала копьём направление, ведущее прочь от ручья. Они шли по следу охотников, вышедших из логова два дня назад, но так и не вернувшихся обратно. Орки не спасают своих, но у охотников были металлические наконечники стрел и копий, которые ещё могли пригодиться, если их владельцы ушли в Вечную ночь. Не умея добывать и обрабатывать железо, орки использовали только то, что удавалось найти или украсть. Кроме того, Ургаш требовал ответа. Он не любил неизвестность.

Когда у ручья след повернул налево, Ош уже начал догадываться, что могло произойти с сородичами. Вверх по течению лежали обширные дикие территории, где они могли охотиться вплоть до земель племени Клыка, тогда как внизу находились владения людей и злосчастная деревня, в которой Ош впервые встретил Зору. Он должен был догадаться об этом раньше, когда охотники вернулись с богатой добычей, хвастая, что нашли отличное место для пропитания. По мнению Оша, туши, принесённые ими, не были доброй добычей. От них пахло человеком, однако Ургаш ничего не сказал по этому поводу. У них было всё ещё слишком мало запасов, чтобы спокойно пережить зиму.

Ещё до того как впереди показалась деревня, Ош уловил в воздухе сладковатый запах смерти. Судя по всему, его почуяла и Зора, которую Ургаш назначил главой их небольшого отряда. Она замедлилась, подав знак двигаться тихо и скрытно. Крадущимся под прикрытием ельника оркам пришлось обойти несколько расставленных ловушек, прежде чем они достигли места, откуда можно было нормально осмотреться. К счастью, умудрённая горьким опытом Зора в этот раз безошибочно определяла опасность. Железные челюсти, звероловные ямы, давящие самоловы – тут было всё.

С того дня, когда Ош побывал в деревне последний раз, она сильно изменилась. Теперь частокол полностью отгородил дома от леса, а на бревенчатых площадках, сооружённых за стенами, дежурили лучники с факелами. По-видимому, убийство селянина и бегство Зоры произвело на людей сильное впечатление.

Присмотревшись как следует, Ош различил на стенах ещё кое-что. Источник запаха разложения, который он почувствовал ещё при подходе к поселению людей. На грубо сработанные деревянные пики, возвышавшиеся над частоколом, были насажены отрубленные головы. По огромным дырам на тех местах, где вороны выклевали глаза, и массивным челюстям можно было безошибочно опознать орков. Шесть голов. Ровно по числу пропавших сородичей. Рядом торчали пустые пики – люди явно не собирались останавливаться на достигнутом.

– Охотники, – шёпотом констатировал Ош.

– Выпотрошу, как диких козлов, – прошипел Шагат, обнажая свой огромный, покрытый ржавчиной и зазубринами тесак.

– Да ты до стены не сможешь добраться, не получив стрелы в морду, – холодно осадила его Зора. – Возвращаемся.

Не посмев возражать Зоре, орки подчинились.

Назад шли медленнее. Сказывались усталость и мрачное настроение, рождённое видом мёртвых голов. Наверняка люди устроили на орков засаду, когда те снова вторглись в их владения. Вид пустующих деревянных пик на какое-то мгновение заставил и самого Оша представить свою голову на одной из них.

– Если так пойдёт и дальше, у нас больше некому будет охотиться, – посетовал Ош, поравнявшись с Зорой.

– Не говори ерунды. Ургаш что-нибудь придумает.

Зора пыталась звучать жёстко и убедительно, но Ош понял, что она разделяла его опасения. Просто не хотела произносить их вслух. Орк подумал о других племенах, разбросанных по миру, размеры которого он не мог себе и представить. Везде ли дела были так же плохо, как у них? В этот момент его посетила безумная, дикая мысль. Позднее он даже не мог сказать, откуда она взялась, была ли она плодом его незрелого разума или посылом Безымянного.

– А вы не пробовали… – на мгновение он задумался, стоит ли продолжать, – договориться с ними?

Зора резко остановилась и, прежде чем Ош успел что-то понять, схватила его за грудки, с силой прижав к дереву.

– Договориться? – переспросила она сквозь зубы. – Ты видел головы? Или ты забыл о своём племени?

Одновременно с чувством вины, кольнувшим сердце, острый костяной наконечник уткнулся в подбородок. Остальные орки, наблюдавшие за перепалкой, не вмешивались. Они прекрасно знали, как хорошо Зора владеет своим копьём.

– Если бы тебя услышал Ургаш, он раскроил бы твой глупый череп!

Ошу нечего было ответить. В её словах заключалась правда. Как мог орк произнести такое? Как мог он забыть? Люди истребили его племя. Они были врагами.

Смотря в горящие жёлтым огнём глаза, Ош понял, что Зора могла бы убить его прямо сейчас, но гнев её улетучился так же быстро, как и вспыхнул.

– Твоё счастье, что у нас так мало охотников, – кинула она и, оставив Оша в покое, двинулась дальше по усеянному жёлтой листвой берегу ручья.

Орки ненавидели людей, а люди ненавидели орков. Так было всегда, но, провожая Зору взглядом, Ош подумал, что в её наполненных гневом глазах он видел что-то ещё. Её ненависть не была абстрактной. Она имела глубоко скрытую личную причину, какую-то неизвестную ему тайну.

Направившись вслед за остальными, Ош честно попытался избавиться от крамольной мысли, вызвавшей в Зоре вполне объяснимую ярость, но обнаружил, что не может. Тогда он решил забыть, затолкать её подальше, на самые глухие и далёкие задворки своего сознания, чтобы она, чего доброго, и впрямь не подала голоса перед Ургашем. Ош не хотел бы ощутить на своей шкуре тяжесть его гнева.

Когда они уже повернули от ручья в направлении скального лагеря, из кустов впереди выскочил запыхавшийся орк. Ему очень повезло, что Зоре удалось сдержать руку с копьём, устремившимся прямо в его глаз.

– Чтоб тебя варги взяли, Ярга! – выругалась она. – Откуда ты здесь взялся?

Носатый и невысокий, Ярга обычно был на побегушках у Ургаша. В бою или на охоте от него не было почти никакого толка из-за врождённой трусости, зато он умел быстро бегать и передавать приказы.

– А… Ургаш того… – выдавил из себя Ярга, переводя дыхание и тупо смотря на наконечник копья, чуть было не оборвавшего его жизнь. – Всех собирает. Люди рядом!

Дальше можно было уже не объяснять. Не чувствуя усталости, орки помчались в лагерь, да так быстро, что запыхавшийся Ярга еле-еле поспевал за ними.

Логово было ещё далеко, когда они услышали шум битвы, доносящийся из леса. Ош тут же снял с плеча лук и закинул руку к колчану, сделанному из грубой сыромятной кожи. Пальцы нащупали стрелу с жёстким тройным оперением. Он всегда делал разные оперения для разных типов стрел, чтобы они отличались на ощупь.

Звон стали, крики людей. Они становились всё ближе, но вместе с тем всё реже. Бой затихал, как пламя догоревшего костра. Кто побеждал? Неужели они опоздали, и орков Ургаша постигла горькая судьба родного племени Оша?

Коротышка, сказав что-то Зоре, поманил орков за собой, в кустистые заросли, раскинувшиеся неподалёку. Сначала Ош решил, что трус хочет просто-напросто спрятаться и предлагает присоединиться к нему, однако Зора и остальные с готовностью последовали за Яргой.

В дремучих зарослях их ожидала дюжина орков под предводительством самого Ургаша. Затаившись, они держали оружие наготове, поглядывая друг на друга блестящими от возбуждения глазами.

– Люди бьются, – тихо, насколько это позволял его суровый бас, сказал Ургаш, когда увидел подкрепление. – Когда закончат, мы нападём.

Немного удивившись, Ош по-новому взглянул на жутко улыбавшегося вождя. От грубого и воинственного Ургаша он не ожидал такого коварства и расчётливости.

В лапах великан сжимал своё страшное оружие – огромную двуручную палицу, набалдашник которой был выполнен в виде головы разъярённого барана. Несмотря на размеры, это необыкновенно изящное оружие явно было создано не руками орков. К тому же палица совсем не поддавалась ржавчине, а значит, материалом её была далеко не обычная сталь. Ушан как-то рассказывал Ошу, что вождь убил предыдущего владельца этой штуковины, могучего и жестокого воина из людей, что охотились на орков в северных землях. В этом славном бою Ургаш потерял клык и обрёл своё племенное имя Крушитель.

Под сенью орешника появился одноглазый орк, ползущий так, словно он стремился срастись с землёй, стать с ней единым целым.

«Неудивительно, что его прозвали Пластуном», – подумал Ош.

– Они почти закончили, вождь. – Лазутчик кровожадно улыбнулся. – Можно начинать.

– Окружаем, по-тихому, – негромко скомандовал Ургаш. – Я дам сигнал.

Покинув укрытие, орки полукругом двинулись туда, где всё ещё раздавался редкий звон стали. Вытянутый холм, отделяющий орков от сражения, позволил им остаться незамеченными. Скрываясь за деревьями, Ош выбрался наверх одним из первых.

Внизу, на поросшей бурьяном старой дороге, Ош увидел две деревянные повозки. Одна, лишённая всякой упряжи, лежала на боку со сломанным колесом. Другая, закрытая полотняным навесом, была нетронута, но лошади, которые когда-то тянули её, рухнули на землю, истыканные стрелами. Вокруг – тела людей. Шесть или семь человек, нашедших здесь свою смерть.

Посреди лесного побоища один-единственный воин, вооружённый коротким мечом и круглым деревянным щитом с изображением дубового листа, отбивался сразу от трёх человек. Он прижался к перевёрнутой телеге так, чтобы его нельзя было обойти со спины, а потому ещё шестеро суетились позади нападавших. В отличие от одиночки они были в полном боевом облачении: тяжёлые клёпаные кожанки, кольчуги, открытые шлемы и добрая боевая сталь. Они стремились принять участие в расправе либо просто глумились, желая воину скорейшей гибели.

Отчего-то картина сражения породила в голове Оша чувство нависшей над орками опасности. Сразу он не понял, в чём было дело, а когда его осенило, было уже поздно. С оглушительным рёвом Ургаш ринулся на людей, занося палицу над головой.

«Лошади убиты стрелами, – лихорадочно подумал Ош, натягивая тетиву, сделанную из переплетённых оленьих жил, – но у нападающих нет луков!»

Вслед за вожаком, разрывая осенний вечер воинственным рёвом, последовал десяток орков, вооружённых копьями и топорами. Остальные, которые, как и Ош, были лучниками, дали по людям залп из-за деревьев.

Однако, как только орки обнаружили себя, произошло непредвиденное. Опасения Оша подтвердились, и из леса с противоположной стороны дороги в них полетели стрелы. Людей оказалось больше, чем ожидал Ургаш. Часть их всё это время пряталась в лесу.

Сражённые стрелами, раненые и убитые орки падали на землю, но атака не захлебнулась. Уцелевшие, во главе с Ургашем и Зорой, вломились в ряды людей, которые даже не успели понять, что происходит. На дороге завязалась жестокая рукопашная схватка. Лесные лучники, вооружившись короткими мечами и пиками, поспешили на помощь своим товарищам.

Силы орков и людей были бы равны, если бы на стороне первых не сражался Ургаш. Огромный орк был отличной мишенью, и Ош заметил, что тот получил целых две стрелы. Первая торчала у него из левого плеча, вторая засела в боку, однако, несмотря на это, он крушил людей, как трухлявые пни. Кто-то из воинов попытался закрыться от чудовищной палицы щитом. В следующее мгновение этот глупец отлетел прочь в облаке деревянных щепок. Его рука была сломана, как сухая ветка. Ургаш Крушитель оправдывал своё имя.

Ош выпускал стрелы одну за другой, пока его колчан не опустел. Когда это произошло, он ринулся в бой, подобрав по дороге копьё какого-то мертвеца. Длинное, тяжёлое и неудобное оружие. Однако это всё равно было лучше, чем бросаться на защищённых кольчугой воинов с ножом.

Выбор цели произошёл сам собой. Зору теснили к перевёрнутой телеге два бойца, вооружённые мечами. На правой руке рыжеволосой охотницы кровоточила свежая рана. Мечники не заметили приближающегося орка, и Ош с разбегу ударил одного из них под рёбра. С глухим звуком остриё вошло в тело, пронзив его насквозь. Товарищ убитого отвлёкся, и этого мгновения Зоре хватило, чтобы метнуть своё копьё. Костяной наконечник, который до этого бессильно отскакивал от стальной брони, угодил бойцу в незащищённую шею. Он захрипел, выронил меч и рухнул замертво.

Ош огляделся в поисках другого оружия, так как его копьё застряло в теле убитого, но понял, что в этом больше нет нужды. Рядом орки, налетев гурьбой, добивали двух оставшихся бойцов. Третий, по-видимому последний, бросив оружие, убегал по старой дороге на восток. Беглый осмотр поля боя показал, что орки победили, но потеряли при этом половину своих.

– Дорт, Горт, Ярга! – рявкнул Ургаш, указывая в сторону беглеца. – Принесите мне его мёртвую тушу!

Троица орков-коротышек ринулась вдогонку, яростно крича и размахивая над головой захваченным оружием. Ош не сомневался, что скоро они настигнут беглеца.

– Зора, цела? – осведомился Ургаш без особого интереса.

Она прижимала лоскут ткани, отрезанный от чьей-то рубахи, к окровавленной руке.

– Поживу ещё.

– Ступай в лагерь, приведи всех, кто может держать нож, – распорядился Ургаш, вытаскивая из плеча стрелу, и Зора ушла вверх по холму. – Ош, Шагат, обыщите повозку.

– Шагат не сможет этого сделать, – ответил Ош, указывая на отрубленную голову, принадлежавшую раньше его рослому сородичу.

– Проклятье, – выругался Ургаш, пинком отправив голову Шагата в кусты. – Возьми Пластуна.

К этому времени остальные орки уже вовсю грабили убитых. Главной их добычей сегодня будет добрая сталь и туши лошадей. Мясо – на еду, шкуры – на одежду, кости – на оружие и инструменты. Ничего не пропадёт зря.

Если задуматься, не такие уж и большие потери. Однако Ош никак не мог отделаться от поганого чувства. Как падальщики или воры, они нападали исподтишка, жили в постоянном страхе и тревоге.

Проходя мимо перевернувшейся повозки, Ош краем глаза заметил тело того самого мужчины, что так упорно сражался с превосходящими числом врагами. В боку бедняги зияла кровавая рубленая рана. Ош не знал, достал ли его кто-то из людей, или это сделали орки, да и не хотел знать. Нагнувшись, он забрал из рук мертвеца короткий меч и двинулся дальше.

Оказавшись рядом с крытой повозкой, Ош резко схватил Пластуна и припечатал к дощатому бортику. Остриё меча хищно упёрлось в тощий волосатый живот лазутчика.

– Чего не предупредил про лучников? – спросил он, буравя орка своими разноцветными глазами.

– Так… – растерялся Пластун. – Не заметил я! Они же вон как спрятались!

– Спрятались, – передразнил его Ош. – Башкой думать надо. Она у тебя не только для того, чтобы жрать!

Ош толком не понимал, почему он так взъелся на Пластуна. В конце концов, если бы они с самого начала знали про лучников, результат сражения наверняка был бы тот же. Ургаш ни за что не отказался бы от нападения.

– Ладно, пошли, – сдался он, отпустив сородича. – Но смотри, в последний раз!

Пластун недовольно оскалился, но промолчал, двинувшись следом. Когда они обошли повозку, Ош, взявшись за кованую ручку, вскочил наверх и заглянул внутрь. Его взгляд тут же упёрся в плотную серую занавеску, разделяющую фургон пополам.