Текст книги "Время орка"

Автор книги: Дмитрий Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава двадцать первая. По воле Каролины

Любовь… Как часто она требует от нас жертв. Толкает на риск, на который иначе мы никогда бы не осмелились. Сир Ван Дейк, мой лесной рыцарь, мой друг… Не знаю, позволила бы я ему сделать это сегодня, но тогда я была молода и не ведала, какой опасности он подвергал себя, защищая моё хрупкое сердце.

Каролина Тибальд. «Дневник памяти»

Они не прислушались к его совету. Однако всё закончилось совсем не так, как он предполагал.

Ван Дейк поспешно поднимался по королевской трибуне, представляя, бурю переживаний в душе его юной госпожи…

На пути встретился нерасторопный слуга, следящий за тем, чтобы в господских кубках всегда было вино. Ван Дейк бесцеремонно отпихнул его в сторону.

Каролина, закрывшись вуалью цвета морской волны, наблюдала за ристалищем с замиранием сердца. Она собиралась что-то сказать, но Ван Дейк остановил её. Твёрдая, но нежная рука рыцаря легла на плечо девочки, и та почувствовала себя намного спокойнее.

– Ваша мать здесь, – шёпотом напомнил ей рыцарь.

Графиня Тибальд действительно сидела на расстоянии вытянутой руки, но совершенно не обращала внимания на дочь. Вцепившись в кресло, она кровожадно наблюдала за разворачивающейся внизу драмой.

Сначала все стали свидетелями невероятного, фантастического поединка, в котором Мэтью Дюваль, один из лучших мечников королевства, был повержен в какие-то считаные мгновения. Потом оказалось, что победителем, скрывающимся под именем виконта Олдри, оказался орк.

Неслыханная история! Всё это очень походило на трактирную байку. Однако орк, назвавший себя Ошем, стоял перед ними раненый, но живой. Когда же через кольцо солдат к нему пробрался Адам Олдри, юный виконт, встав на защиту этого ужасного создания, дело приняло и вовсе немыслимый оборот.

Девочка обратила к воину бледное, испуганное лицо. В её больших серых глазах застыла немая мольба.

Ван Дейк понял, что ему нужно сделать, но Каролина не смела попросить его об этом.

– Вам стоит лишь приказать, миледи, – шёпотом сказал он, опустив руку на её головку: он всегда делал это, когда его подопечная нуждалась в утешении.

В этот момент над ристалищем прозвучал величественный голос короля:

– Вина велика. Есть ли здесь человек, который встанет за них?

– Прикажите мне, – уже более твёрдо сказал Ван Дейк, понимая, что сейчас Каролина боялась не только за Адама Олдри, но и за него самого.

Ристалище затопил гомон толпы. Упрёки и проклятия сыпались на орка с тем же усердием, с каким эти люди ещё недавно превозносили его.

Каролина произнесла одно слово, на которое ушли все её душевные силы. Оно тут же утонуло в буре людских голосов, и Ван Дейк не услышал его. Однако рыцарь прекрасно умел читать по губам. Не медля ни минуты, он бросился вниз, туда, где орку и его юному другу грозила неминуемая гибель.

Это было слово «приказываю».

– Я сделаю это.

Голос Ван Дейка прогремел с такой силой и жёсткостью, что толпа тут же стихла, словно захлебнувшись чёрной желчью.

Кольцо стражников расступилось, пропуская одинокого рыцаря внутрь. Как всегда, он был в полном боевом облачении. С голубого плаща на окружающих скалился умирающий варг, пронзённый охотничьим копьём.

Ван Дейк прекрасно понимал риск, но он не мог позволить умереть этому юноше на глазах Каролины.

Краем глаза он заметил, как к девочке обратилось искажённое гневом лицо графини.

«Ну и ладно, – подумал он, – разберёмся с этим позднее».

– Меня зовут Крейг Ван Дейк. Я – рыцарь и телохранитель леди Каролины Тибальд. – Сказав это, он обнажил меч и, вонзив его в землю, опёрся на гарду обеими руками. – Милорды, если вы хотите пролить кровь обвиняемых, я буду иметь честь атаковать вас.

Повисло густое молчание. Стражники понимали, что рыцарь не шутит. Если король не проявит снисходительности, им придётся биться с этим человеком насмерть.

Внезапно над их головами пронёсся ещё один голос:

– Я сделаю это.

Вооружённые люди вновь вынуждены были расступиться, и внутрь круга шагнул рыцарь со смутно знакомым Ван Дейку лицом.

– Меня зовут Анри Гедеон. Я – вольный рыцарь на службе Демиона Бейлора, и мне выпал жребий скрестить пику с этим орком. Пускай он – самозванец, но это был честный и добрый бой, а потому, по законам чести, я не могу остаться в стороне. – Он вонзил меч в землю. – Всякий, кто захочет пролить его кровь, будет иметь дело со мной.

Ван Дейк никак не рассчитывал на то, что кто-то ещё будет столь безрассуден, чтобы вступиться за обвиняемых. Хоть он и не знал сира Гедеона, его поддержка давала надежду.

Поднявшему глаза Ван Дейку показалось, будто король удовлетворённо кивнул. Рыцарь даже позволил себе подумать, что монарха отчего-то порадовал подобный исход.

Поднявшись со своего места, Конрад царственно вскинул руку. Тут же прозвучали оглушительные выкрики герольдов, призывавших к тишине.

– Что ж, – протянул монарх, окинув взглядом подданных, – согласно древнему закону и велению чести, наше королевское величество явит милосердие. Не будут ли возражать доблестные защитники против справедливого королевского суда?

Оба рыцаря припали на колено, упираясь на мечи.

– Воля короля! – в один голос произнесли они.

Ван Дейк понимал, что это всё, на что они могли рассчитывать.

По знаку короля стражники увели Оша и Адама прочь. Должно быть, они сопроводили их в тюремную повозку, которая всегда и везде следовала за королевской свитой.

Ван Дейк вернулся на трибуну, которая уже начинала пустеть.

Турнир закончился, и знать устремилась в замок, где король давал великолепный пир.

Впереди бирюзовым видением маячила одинокая фигурка Каролины. Сейчас рыцарь больше всего на свете хотел утешить её.

Внезапно его плечо сдавила твёрдая хватка тонких, но сильных пальцев.

– Миледи? – без особого удивления приветствовал он графиню.

– Ты хоть понимаешь, что ты наделал, глупец?

В её голосе был хорошо знакомый ему яд, а красивые глаза пылали яростью.

– Разумеется, миледи. Только что я, возможно, спас двоих несчастных.

– В дурачка поиграть решил? – Взгляд графини превратился в две злобные щели.

– Миледи? – переспросил Ван Дейк, делая вид, что не понимает, о чём идёт речь.

– Собирайтесь. Сегодня же вы едете домой. Чтобы духу вашего в столице не было!

– Как вам будет угодно, графиня.

Наконец рука, больше напоминавшая когтистую лапу хищной птицы, разжалась, позволив ему уйти. Ван Дейк обнял Каролину, и они ещё долго стояли так, пока знатные гости уезжали, а простонародье готовилось к гуляньям.

– Я так испугалась, – призналась девочка, с трудом сдерживая слёзы.

– Я знаю, моя леди. Простите меня.

В конце концов всё получилось не так уж и плохо. Избранник Каролины получил шанс на спасение, а они возвращались домой, в Пламенеющий замок.

Конечно, Ван Дейк понимал, что графиня непременно отомстит ему при первой же возможности, но это будет потом.

А сейчас имела значение лишь улыбка Каролины. Только она одна.

Глава двадцать вторая. Хранительница очага

Судьба многолика. Нам не дано узнать, как наши поступки отзовутся в грядущем. Порой добро и милосердие рождают кровавого тирана, а вопиющее злодейство спасает целые народы.

Каролина Тибальд. «Дневник памяти»

Холодная сталь кандалов больно врезалась в кожу, но Эдуард упрямо продолжал идти вперёд. Его силы были на исходе. Живот скрутило от голода, а дни и ночи сливались в бесконечную череду боли, холода и усталости.

Но он не сдавался, снова и снова переставляя ноги с упорством обречённого. Этому научила его каторга. Жестокий, но эффективный наставник.

За спиной раздался глубокий утробный кашель, от которого и самому Эдуарду становилось ещё хуже. Он решил немного передохнуть, остановившись у русла замёрзшего ручья. Руки отпустили цепь, обматывавшую изголовье самодельных волокуш.

Волки, заставшие их в пещере во время бурана, действительно ушли, как только погода стала лучше. Однако последствия снежной бури оказались куда страшнее и коварнее, проявив себя только на следующий день.

Сначала Эдуард заметил, что Ярви стал отставать и спотыкаться. Потом проявились первые симптомы недуга: кашель, насморк, жар. Какое-то время Трёхпалый отшучивался, но ему стремительно становилось хуже. Наконец на третий или четвёртый день он начал проваливаться в забытье, теряя сознание. Тогда Эдуард понял, что скоро Ярви просто не сможет идти самостоятельно.

Наверняка вор опасался того, что такие мысли могут посетить напарника. С каждым днём больной был всё ближе к тому, чтобы превратиться в мёртвый груз. Задумай юноша избавиться от балласта, ему ничего не стоило бы это сделать. Но Эдуард Колдридж был человеком чести.

Когда Ярви ослаб настолько, что уже не мог встать, Эдуард нёс его на себе. Быстро поняв, что это отнимает слишком много сил, юноша соорудил из елового лапника простенькие волокуши. Утеплив нехитрую конструкцию сухим мхом, которого в этих лесах было более чем достаточно, он погрузил на неё своего товарища, прикрыв его сверху всё теми же еловыми ветками.

Теперь беглые каторжане оставляли на неглубоком снегу широкий след, по которому их легко могли бы отыскать стражники. Эдуард надеялся, что этого не произойдёт, ведь Гнездо Олофа осталось далеко позади.

Сменив компресс на болезненно-бледном лбу смуглого товарища, Эдуард достал из кармана пригоршню красных ягод. Смесь из брусники и клюквы, которая иногда попадалась ему под снегом. Рот тут же наполнился жадной слюной, а в утробе неприятно заурчало.

Поборов предательский голод, он раздавил ягоды в руке и отправил получившуюся кашицу в рот Ярви, проследив за тем, чтобы его захворавший напарник проглотил всё до последнего семечка.

По сути, познания Эдуарда в лекарском ремесле на этом и заканчивались. Болел он редко, но в его памяти сохранился вкус красных кисло-сладких ягод, которыми в детстве потчевал их с братом придворный виварий Дубового чертога. Это было пять или шесть лет назад, но сейчас казалось, что с тех пор прошла уже целая жизнь.

С водой было сложнее. Если впереди встречался незамёрзший ручей, Эдуард складывал руки лодочкой, набирая в них студёную влагу, а потом терпеливо ждал, пока тепло его ладоней нагреет холодную воду. После этого он подносил руки к иссохшим и потрескавшимся губам Ярви, стараясь не потерять ни капли.

Сколько дней это уже продолжалось? Три? Четыре? Эдуард потерял счёт. Он спал вполглаза, обнимая разгорячённое лихорадкой тело напарника. Юношей владел страх. Страх того, что он проснётся в обнимку с хладным трупом. Страх того, что посреди ночи он почувствует на горле хватку мёртвых ледяных пальцев. Он боялся увидеть сияющие глаза, через которые на него будут смотреть далёкие и холодные звёзды. Боялся услышать голос бездны, срывающийся с бледных мраморных губ.

Пока что Ярви упрямо цеплялся за жизнь, не желая умирать, но Эдуард с ужасом думал, что каждая ночь может стать для того последней.

В своих мыслях юноша снова и снова возвращался к той проклятой шутке, которую произнёс вор в тайном гроте. Тогда он посетовал, что не хотел бы отгрызать руку Эдуарда, если тот умрёт.

За пояс был заткнут наконечник копья. Не ахти какой острый, но он вполне сможет сойти за нож. Эдуарду не придётся грызть запястье Ярви. Он сможет освободиться от него несколькими точными ударами.

Эдуард в ужасе прогнал подлые мысли, но знал, что они рано или поздно вернутся. Страх, истощение и усталость были на их стороне, и эти коварные союзники становились всё сильнее.

В конце концов, каторжане знали, на что шли. Смерть могла прийти в любой момент. Почему Эдуард должен умирать вместе с Ярви? Быть может, это вообще наказание вору за его прегрешения. Наверняка в Гнездо Олофа он угодил не просто так.

И всё же… В глубинах его души что-то тёмное желало, чтобы Ярви наконец издал последний вздох. Тогда юноша с чистой совестью сможет освободиться.

Эдуард ненавидел себя. Нет, не за то, что желал смерти товарищу. Он ненавидел себя за трусость, желание остаться с чистенькими руками и совестью.

Правитель не должен вести себя так. Правитель принимает решения и несёт всю тяжесть последствий. Живёт и умирает с ними. Таким был его отец. Лорд, встретивший смерть с высоко поднятой головой. Он не просил пощады. Не жалел о содеянном.

В памяти вновь всплыл образ: глухой удар топора о плаху и вороны, вспорхнувшие над площадью, как чёрные искры.

Они заставили его смотреть на казнь. Лорды всегда были достойны меча. Почему же они использовали топор? Почему забили отца, как животное на бойне?

Внезапно нога провалилась в пустоту. Эдуард утратил равновесие, покатившись по крутому, присыпанному снегом склону, увлекая за собой Ярви.

Больно ударившись плечом, Эдуард рухнул на каменистый берег реки. Сверху навалилось бессознательное тело товарища по несчастью, с рассечённой брови которого капала тёплая кровь.

Трёхпалый был похож на безвольную тряпичную куклу. В нём уже почти не осталось жизни. Зачем же Эдуард продолжал волочить за собой этот труп, словно тянущий его самого на тот свет?

На глазах юноши выступили горькие слёзы бессильного гнева. Он с яростью оттолкнул от себя постылый груз, поднялся на колени и стремительно выхватил из-за пояса стальной наконечник.

Один удар. Всего одно быстрое движение освободит их обоих. Ярви больше не будет мучиться. Да, Эдуард поможет ему оказаться в лучшем мире. Он сделает это не для себя. Он сделает это для него. Как всё просто. Почему он так долго медлил?

Ободранные руки дрожали. Он не мог опустить клинок. Не мог положить всему этому конец. Даже лицемерные оправдания не могли унять голос совести, грызущий Эдуарда изнутри.

Дело было даже не в долге по отношению к Ярви, который уже не раз спасал его жизнь. Просто юноша знал, что это неправильно. Знал, что настоящий лорд так не поступает.

Металл звякнул о камень. Закрыв лицо руками, Эдуард сотрясался в бессильных рыданиях. На миг он стал маленьким мальчиком, который никак не может справиться с этим большим и жестоким миром. Он чувствовал, как ломается под его тяжестью…

Ярви, лежавший у его ног, истошно закашлял, так и не приходя в себя.

Эдуард поднял на него красные глаза, и тут его взгляд заметил нечто знакомое. Впереди, вверх по течению реки, виднелся изломанный ветром столбик серого дыма, указывавший на то, что там есть люди.

Не медля ни мгновения, не думая о последствиях, юноша взвалил на себя тело Ярви и двинулся к заветному очагу.

Скоро он оказался у невысокой каменной изгороди, поросшей мхом. Она огораживала большую старую усадьбу, принадлежавшую, вероятно, какому-то состоятельному землевладельцу, дела которого теперь шли не так хорошо, как в прошлом. Тёмным силуэтом возвышался массивный трёхэтажный дом, построенный на варганский манер, из трубы которого вился столб дыма. Нижний этаж, сложенный из местного речного камня, поддерживал резной деревянный верх. Рядом находились закрытый колодец, небольшой сарай, по-видимому что-то вроде хлева и конюшни, а также каменное строение, больше всего похожее на кузню.

В голове юноши тут же родился план.

Обитателей поместья нигде не было видно. Эдуард не знал, сколько человек находилось в доме, но его всё равно не могли увидеть через закрытые ставни. Если бы ему удалось пробраться в кузню, он избавился бы от ненавистной цепи и оставил бы Ярви на попечение местного люда, сбежав раньше, чем обитатели поместья смогли бы что-либо понять. Так вор получал шанс спастись, а сам он – возможность продолжить путь на Восток.

Над дворовой постройкой не вился дым, а значит, внутри никто не работал. Открыв тяжёлую незапертую дверь, юноша с трудом сдержал радость. Тусклый свет, проникавший через небольшое окошко, выхватывал из мрака очаг, мехи, наковальню и целый арсенал кузнечных инструментов.

Не теряя времени зря, Эдуард усадил Ярви рядом с наковальней и принялся воевать со сковывавшей их цепью. Когда он наконец нашёл слабое звено, которое вполне можно было разогнуть, снаружи послышались шаги.

Если его схватят, он снова окажется заживо погребённым в тёмном и безнадёжном месте, которое озаряет лишь мертвенный свет промасленных каменных губок. Он будет колоть камни, пока не сойдёт с ума от шёпота мертвецов, преследующих его в непроглядной тьме. Нет, он не допустит этого. Лучше умереть, чем провести так остаток своей жизни!

Лихорадочно орудуя щипцами, Эдуард одолел металлическое кольцо каторжной цепи, когда петли двери заскрипели. Всё, что он успел сделать, – это спрятаться за ней так, чтобы входящий человек не увидел его. В этот момент Ярви вновь разразился глухим глубоким кашлем, который, казалось, становился всё слабее.

В помещение вошёл стройный юноша, облачённый в домотканую одежду и кожаный фартук. И замер от удивления.

Думать было некогда. Эдуард рванулся из укрытия и, схватив копну русых волос, прижал к горлу пришельца наконечник копья.

– Пикнешь, и ты мертвец.

Его голос звучал так низко, хрипло и злобно, что Эдуард сам не узнал его.

За спиной раздался характерный звук, с которым глиняная посуда разбивается о камни.

Увлекая за собой заложника, Эдуард обернулся. На пороге стояла красивая статная женщина в простой одежде. Её глаза расширились от страха и удивления, а под ногами в осколках кувшина растекалась лужа молока.

– Молчать, – предупредил Эдуард, прижимая острие к горлу юноши.

Он подумал, что, должно быть, это мать его пленника. Но тот нашёл в себе смелость прошептать:

– Бегите, леди Катарина…

– Стоять, – прохрипел Эдуард, чувствуя, что теряет контроль. – Сколько человек в доме?

– Двое, – ответила женщина ровным голосом.

– Ваш муж? – спросил Эдуард и выругался про себя: уж больно уважительное обращение! Нет, разбойники себя так не ведут. Нужно быть грубее и жёстче, или тебя не будут бояться.

– Нет, – призналась леди Катарина, – кухарка и моя маленькая дочь.

Маленькая дочь? Что за вздор? Рука Эдуарда предательски дрожала. Момент, когда он мог перерезать кому-то горло, упущен. А теперь ещё история про маленькую дочку! Наверняка эта женщина просто водит его за нос, ожидая помощи.

Позади умирающий Ярви захлёбывался от хриплого кашля.

– Этому человеку нужна помощь, – участливо произнесла леди Катарина, воскресив в памяти Эдуарда образ матери. – И вам тоже.

Эдуард зажмурил глаза, пытаясь сдержать непрошеную влагу. У него больше не осталось сил. Он был на пределе. Её голос вызывал в душе прилив стыда – и острое понимание неправильно выбранного пути.

– Пожалуйста, опустите нож, – сказала она, сделав короткий шаг вперед, – я обещаю, здесь вам никто не навредит.

Её слова словно проникали в душу. Столько доброты и спокойного достоинства было в них! Эдуард слишком долго находился в страхе и смятении. Слишком долго страдал. Теперь он таял от её тепла, словно свеча, поднесённая близко к огню.

Наконечник копья упал на каменный пол кузни. Вслед за ним на колени повалился сам Эдуард, стыдливо закрывая лицо руками.

– Простите… – полушёпотом сказал он, чувствуя, как его душат слёзы. – Простите меня…

В кого он превратился? В кого они его превратили?

Он ждал, что его ударят. Ждал, что дверь кузни захлопнется, оставляя его внутри. Ждал, что услышит крики и топот людей, которые схватят его и вернут в ту яму, где ему, вне всяких сомнений, самое место…

Эдуард ощутил аромат сушёных полевых цветов, смешанный с лёгким запахом лука. На плечи легли ласковые женские руки, напоминавшие объятия матери.

– Всё хорошо, мой мальчик, – произнёс мягкий, как тёплое молоко, голос леди Катарины. – Теперь всё хорошо.

Юноша, которого Эдуард ещё недавно держал в заложниках, оказался слугой, его звали Рон. Хозяйка тут же распорядилась расковать цепь и перенести больного в дом.

Когда согнувшийся под весом Ярви Рон покинул кузницу, леди Катарина проводила в дом и самого Эдуарда. Над крыльцом он заметил фигурную дощечку в форме щита. Краска выгорела на солнце, но герб владельцев усадьбы всё ещё можно было разобрать.

Это была золотистая дубовая ветвь на зелёном фоне.

Глава двадцать третья. Владыки судеб

Даже испив до дна чашу гордыни и злобы, Проклинаемый знал, что ему не затмить сияния Древних. И тогда узрел он великое могущество в скверне и тёмной магии. И протянул он руку к чёрному мечу. И познал смерть. И родилось боевое таинство павших, имя которому – Морок-Виларум.

«Заветы Древних»

Двери украшало серебряное изображение венценосного филина, сжимающего в лапах кнут, символизирующий право короля судить и карать своих подданных. Когда створки распахнулись, в мраморный зал вошла герцогиня Редклиф.

Это была уже немолодая, но всё ещё эффектная женщина, лицо которой хранило выражение той редкой мудрости, что доступна лишь матерям и богиням. Роскошное платье красной парчи и тёмные волосы, отливающие медью, подчёркивали снежно-бледную кожу, придававшую своей обладательнице особую изящность и утончённость. В глубине карих глаз тускло мерцали кольца золотистого сияния.

Утреннее солнце проникало в зал через высокие витражные окна, беззвучно прокрадывалось между резными каменными колоннами. В этом радужном свете игриво блестели драгоценности, украшавшие герцогиню. Оправы червонного золота страстно обнимали тёмно-фиолетовые кристаллы чар-камня, редкого самоцвета, добываемого лишь в горных окраинах Мёртвых земель.

Одним словом, Элизабет Редклиф была великолепна.

Рядом с ней появился невысокий, но крепкий человек, голову которого венчал короткий ёжик седых волос. Он трепетно прильнул сморщенными губами к изящной руке герцогини, выражая своё почтение.

По небрежному виду и отсутствию роскоши в одеянии можно было решить, что это один из сотен слуг, следивших за поддержанием порядка в королевском дворце. Однако это было правдой лишь отчасти, ведь на поясе красовалось ажурное кольцо с ключами, символ его высокой должности.

– Вы слишком добры, мастер Хилл, – улыбнулась герцогиня тёплому приветствию. – В том, чтобы встретиться с вами куда больше чести, чем в том, чтобы встретиться со мной. Можете мне поверить, люди вашего ремесла гораздо полезнее герцогинь.

Осанка Пальтуса Хилла, главного вивария и ключника королевского замка, оставляла желать лучшего. Болезнь суставов и долгие годы научных изысканий не превратили его в горбуна, но рядом с изящной гостьей он напоминал одну из каменных горгулий, украшавших фасад резиденции монарха.

Впереди был широкий восьмиугольный стол, за которым уже собрались советники, ожидая появление государя. Вместе с Пальтусом Хиллом, отвечающим за вопросы здоровья и наук, в совет входило ещё четыре человека. Когда герцогиня приблизилась к собранию, присутствующие встали, приветствуя её.

Джонатан Гарен, капитан королевской гвардии, следил за безопасностью во дворце и столице. Главной заботой этого рыцаря всегда была защита жизни и здоровья монарха, однако в его подчинении находилась и вся городская стража Адаманта.

Бритоголовый человек с суровым лицом, облачённый в просторное белое одеяние с капюшоном, носил имя Яков Орвис. Уже много лет он занимал кресло верховного председателя капитула Наследия, являясь главным духовным лицом королевства.

Герцогиня отметила про себя холодный взгляд первосвященника, которым он встретил её. Многим была известна неприязнь, питаемая Орвисом к жителям Предела.

Кресло генерала Тайкуса Дрогнара пустовало. На турнире его сын серьёзно пострадал, и отец отправился с ним домой, в родовой замок Долдрин.

Последним членом совета был глава купеческой гильдии Ирвиш Дон-Кан. Один его глаз закрывала чёрная шёлковая повязка. Тучный и смуглый мужчина с сильным южным акцентом, он носил крохотную красную шапочку и широкий атласный пояс, делавший его похожим на толстого пирата.

Когда герцогиня заняла гостевое место, в зал вошёл сам король. За монархом неприметной серой тенью следовал секретарь Тул, ведущий протокол заседаний.

– Герцогиня, – король позволил себе сдержанную улыбку, – я рад, что вы смогли присоединиться к нам сегодня.

Все собравшиеся прекрасно знали, что Джон Редклиф, властитель и защитник Предела, редко покидал стены своей крепости. За нелюдимый и мрачный нрав придворные давно прозвали его Чёрным герцогом, что, кроме того, прекрасно сочеталось с его геральдическим цветом. Так или иначе, всеми политическими вопросами и официальными визитами занималась его жена Элизабет.

– А ваш почтенный супруг как-нибудь подарит нам радость своей компании? – позволил себе лёгкую колкость Дон-Кан.

– Мой почтенный супруг, – герцогиня сделала особое ударение на втором слове, – дарит вам гораздо больше.

– Что же это? – поддержал её игру глава купеческой гильдии.

– Ваши жизни. – На лице герцогини расцвела красивая, но зловещая улыбка. – Благодаря тому, что Джон Редклиф остаётся в Крепости Наблюдателя, вы, любезные милорды, можете спокойно спать в своих постелях, не опасаясь ужасов Запределья.

– Надеюсь, вы простите мне мою дерзость, герцогиня, – Дон-Кан слегка склонил голову в сторону на южный манер, как бы призывая к снисходительности, – я постараюсь больше не шутить на эту тему.

– Вы сделали бы мне одолжение, – приняла его извинения герцогиня.

– Я требую слова! – прервал их невинную словесную баталию Яков Орвис.

Король жестом показал, что первосвященник волен высказаться.

Придерживая просторное одеяние, Орвис поднялся с места.

– Капитул требует, чтобы эту… мерзость немедленно предали огню!

Он озвучил вопрос, о котором думали сегодня все собравшиеся. Совету предстояло обсудить действия виконта Олдри и решить судьбу орка, называющего себя Ошем.

– Вы говорите про этого орка? – уточнила герцогиня.

– Именно про него, – подтвердил Орвис с пылающими глазами. – Вы всё видели. Это был морок-виларум! Это святотатство! Это запрещено!

– Вы не можете наверняка знать этого, – возразила ему герцогиня. – Тайны тёмного искусства морок-виларум утрачены многие века назад. Как можно узнать то, чего никогда не видел?

– Это был он! – настаивал первосвященник. – Капитул требует…

– Вы забываетесь, жрец, – прервал его Джон Гарен, – даже Капитул ничего не может «требовать» от короля. Он может только рекомендовать.

На рыцаря упал испепеляющий взгляд Орвиса, но первосвященник проглотил замечание.

– Тогда капитул очень настоятельно рекомендует его величеству прислушаться к этому мнению, – нехотя исправился Орвис. – А вы, сир Гарен, лучше подумайте о том, как ваши стражники пропустили орка в самое сердце нашего государства.

На этот раз настала очередь Джона Гарена стерпеть оскорбление, сохранив лицо.

– Виновные будут наказаны, – коротко пообещал он, поджав губы.

– Я согласен с достопочтенным Орвисом, – неожиданно высказался Пальтус Хилл, который чаще остальных расходился с первосвященником во мнениях, – однако я категорически против казни огнём.

– Хотите уложить его на свой мясницкий стол? – фыркнул Орвис с неприкрытым отвращением.

– Его таланты необычны, – признал виварий. – Следует провести тщательное исследование.

– Вы говорите так, будто это дело решённое, – возразил Дон-Кан. – Насколько я помню, его величество обещал ему и этому юноше… забыл его имя.

– Адам Олдри, милорд, – вставил секретарь Тул бесцветным, как его мундир, голосом.

Хотя глава купеческой гильдии и не обладал высоким титулом, почётная должность королевского советника требовала уважительного обращения к нему.

– Да, верно. – Дон-Кан обладал мучительной для собеседника привычкой делать паузы и причмокивать пухлыми губами, словно смакуя незримый леденец. – Так вот, его величество обещал им справедливый королевский суд.

– Формальность, – откликнулся Орвис.

– Тогда формальность – не только наше заседание, но и всё остальное. В том числе и должность главы священного капитула Наследия, – жёстко возразил Джон Гарен. – Королевское слово – гарант законности.

– А что, если пойти ему навстречу? – как бы невзначай спросил Дон-Кан, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Кому? Олдри? – нахмурился Пальтус Хилл.

– Ошу, – улыбнулся Дон-Кан.

– Неслыханно! – тут же возмутился первосвященник.

– Поясните, почтенный купец, – поддержала предложение леди Редклиф.

– Активность орков на восточном тракте, да и в других местах, каждый год обходится нам очень дорого. – Он сложил пальцы пухлым замочком на круглом, как арбуз, животе. – Если бы нам удалось снизить эти затраты, казна получила бы дополнительную прибыль.

– И вы, разумеется, тоже, – лукаво улыбнулась герцогиня.

– Разумеется, – признал Дон-Кан, – но что хорошо для гильдии, то хорошо для королевства.

Спорить с этим утверждением было бессмысленно.

– Вам бы только деньги считать, – упрекнул его Джон Гарен. – Каждый год от лап орков гибнут наши люди. Истребляя эту заразу, каратели по многу месяцев не видят дома.

– И позвольте мне спросить, – вмешался Пальтус Хилл, – они преуспели?

Рыцарь сверкнул на лекаря гневным взглядом, но Дон-Кан не позволил ему произнести опрометчивых речей.

– Вот именно, мой доблестный друг, – сказал купец, – представьте, сколько жизней было бы спасено, если бы удалось решить проблему орков. Ваши люди чаще видели бы свои семьи, а путники чувствовали бы себя безопаснее на дороге.

– Чему вы улыбаетесь, миледи? – спросил Джон Гарен, заметив выражение лица герцогини, наблюдавшей за обсуждением.

– Вне всяких сомнений, в ваших словах имеется доля истины, – начала она, – но вы не совсем представляете себе полную картину.

– Объяснитесь.

– Видите ли, орки – это не просто разрозненные племена дикарей, которые иногда нападают на торговые обозы и убивают наших людей. Орки – это, прежде всего, идея.

– Орки – это проклятые дети Мёртвых земель! Наше наказание за грехи предков! – страстно возразил Яков Орвис, но собравшиеся не обратили должного внимания на его проповедь.

– Мне кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, – с восхищением сказал виварий.

Герцогиня продолжила, наградив его любезным кивком:

– Орки – это идея. Пока угроза их нападения нависает над людьми, они многое простят нам, но, если она исчезнет, народ может обратить свои взгляды на нас. Вам нужно такое внимание, милорды? Да и что они подумают о правителе, пожимающем руку орку?

– Я видел, как сир Гедеон сделал это, – вставил Дон-Кан. – Он вроде бы не рассыпался в прах.

– Да о чём вы вообще говорите? – вновь возмутился первосвященник. – Дать оркам земли? Может быть, ещё и титулы? Это же грязные твари, оскверняющие землю!

– Достопочтенный Орвис, меня восхищает ваша порядочность и преданность долгу, – улыбнулся Дон-Кан. – Я скажу лишь одно: есть разница между обещанием дать что-либо и выполнением этого обещания. В конце концов, мы можем просто использовать орков, а там, глядишь, они и сгинут где-нибудь по пути…

Предложение главы гильдии купцов заставило собравшихся задуматься.

– А что делать с юношей? – спросил Пальтус Хилл, барабаня пальцами по столу. – Или достопочтенный Орвис и его предлагает предать огню?