Текст книги "Игромания Bet"

Автор книги: Дмитрий Федоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Фрагмент 44. Иерусалимский шпиль.

Факел полыхнул прямо перед моей физиономией и осветил большой грот. Я заметил их – они заметили меня!.. И мы дружно вскрикнули. Напротив – человек десять. Все обмотаны какими-то занавесками, с хипповскими сумками через плечо, рожи самые что ни на есть отчаянные, бородатые и патлатые.

Секунду-другую они не знали, что бы такое сотворить по поводу нашей встречи. А я в этом отношении полностью зависел от них, потому что застрял и не мог двигаться назад. Движение вперед они могут истолковать как угрозу. Так что я, лишенный возможности маневра, с ужасом наблюдал за их реакцией. Главарь банды указал на меня и выкрикнул что-то непонятное. Непонятное для меня, а его подручный мгновенно схватил приказание на лету, сиганул ко мне и сунул к носу острие меча. Главарь резко спросил:

– Ты кто? Немедленно отвечай! Ты римлянин?

– Нет, я москвич.

– Это из северных колоний?

– Нет, ближе к центральной части России.

– Ты служишь наемником?

– Я… нигде не служу. Официально безработный.

– Ты нищий?

Этот вопрос привел меня в замешательство. Полгода назад он бы вызвал приступ депрессии, а сейчас даже возмущение разыгралось, но учитывая мое положение… Соврать не получится – я нормально одет. А признаться, что есть деньги, – так приставят ствол, поведут домой и оберут дочиста. Поэтому ответил уклончиво:

– На пропитание хватает.

– Так кто ты такой? На каннаима не похож. Ты служишь римлянам? Говори правду! – повысил голос главарь и даже топнул ножкой.

– Ни к каким римлянам я отношения не имею… Просто человек.

И тут меня сразила страшная мысль. Ведь все стены в конторе были в барельефах из античной жизни. А что, если главарь, спрашивая, служу ли я римлянам, намекает на то, что я хожу в «Вертеп»?

– Как ты попал в этот вертеп? – тут же прочитал мои мысли грозный следователь.

Пропал я! Пал жертвой войны букмекеров за клиентов.

– Я… Финал Лиги чемпионов. Друзья из «Нефтюга» затащили в «Остров сокровищ». Ну… заранее пришли. Время было… Все решили ради интереса поставить. Не ради выигрыша, а чтобы смотреть весело было. Чтобы поболеть. Я взял два «одинара» – «Манчестер» и «верх». Меня народ жалел в конце, а потом у меня на последней минуте два «доезда». И после этого я стал ходить в «Остров», потом в «Метлу». А когда рядом с домом открыли «Вертеп», то я сразу туда. Чтобы никуда не ездить.

Кажется, отмазался… Все помолчали. Потом тот, что с мечом, повернулся к главарю и сказал:

– Учитель! По-моему, он одержим бесами.

– Без сомнения! – горячо согласился главарь. – Но тогда мы должны попытаться помочь ему. Опусти меч. Как тебя зовут, чужеземец?

– Глеб. – Меня тронула смена настроения главаря, и я повнимательнее вгляделся в него, пока он обсуждал с товарищами диковинность моего имени.

В его густых вьющихся волосах пробивалась седина, но слегка – так что основным фоном все равно был черный. Борода была совсем поседевшей, раздвоенной. Несмотря на полумрак пещеры, был заметен его румянец. Румянец, как у правильных подростков из букваря. Он постоянно поджимал губки и кривил маленький ротик, когда мои ответы казались ему непонятными. И вообще походил на ребенка из школьного спектакля, которому приклеили бороду и насыпали пудры на волосы. И все они были в странных длинных прикидах. За два и один – артисты.

– Меня зовут Иоанн. Я милостью Божьей апостол Господа нашего Иисуса. А это мои братья.

Я понял, что это тот самый Иоанн с Апокалипсисом, про которого Юрок рассказывал, и в связи с этим обстоятельством чуть не описался от страха и восторга.

– Написал я, а он пребывал в Духе, видел все внутренним оком, – неожиданно ввязался в разговор единственный безбородый парень, стоявший за Иоанном.

– Пресвитер Иоанн! – взвизгнул апостол. – Умерь гордыню.

– При чем тут гордыня, учитель? Я сказал чистую правду, – оправдывался пресвитер. – Ты же не умеешь писать.

– Опять дерзишь, брат Иоанн. Господь велел почитать старших, а ты?

– Я еще как почитаю, учитель, – испугался пресвитер, – ты для меня закон во всем.

– И опять ты заблуждаешься, – уже более миролюбивым тоном заговорил апостол. – Для тебя не я законом должен быть, а благодать Господа. И вспомни Писание, что там сказано? Не называйте никого учителями… Так зачем ты идешь в Иерусалим, чужеземец? – вспомнил обо мне апостол.

– Я хотел пробраться домой из «Вертепа» через этот подвал. Я был с девушкой. Такая красивая… Правда, волосы растрепанные. Не следит за ними. Вы ее здесь не встречали?

– О женщина, сосуд греховный, – грустно запричитал Иоанн. – И ты, юноша, увлекся похотью очей? Бойся, слышишь, бойся Господнего гнева! Смотрите, братие, – обратился он к присутствующим, – вот во всей полноте козни Вельзевула, его действие на наивную и некрепкую душу!

Положение мое было совсем паскудное. Вперед я ползти боялся – вдруг апостолу что-нибудь не понравится и он велит кокнуть меня. И в то же время постоянно казалось, что к заднице того и гляди кто-нибудь пристроится. Короче, пора было делать выбор… И я решился в пользу Иоанна и его друзей.

– У меня нет оружия, – сказал я и попытался выкарабкаться.

– Э-э, да ты застрял! Дай мне руку, – предложил апостол и потащил с неожиданной для такого пожилого человека силой.

Я свалился в грот и тут же принялся отряхиваться.

– Тебе не стоит идти туда, – указал апостол в сторону одного из проходов, – лаз ведет в город. Мы пришли как раз оттуда. Но в Иерусалиме ужас! Этот город, где Содом и Египет и где Господь наш распят, этот город обречен. Там люди копаются в помойках, надеясь найти хоть крупицу съестного. Там от голода матери поедают детей, там разбойники стали властителями человеческих душ. Не пройдет и двух лун, – Иоанн закрыл глаза, словно готовясь перейти на стихи, – и Бог отдаст Иерусалим на растерзание язычникам. Римляне снесут храм, который сделался храмом золотого тельца. И посему ангел Господень повелел мне покинуть землю опустошения. И идти…

– Не ангел, а мы жребий бросили, – перебил апостола любитель точного изложения фактов пресвитер

Иоанн. – Монетку бросили, – тише добавил он под укоризненным взглядом тезки-апостола, выдернутого из мира видений. – А я был против, и не я один, – уже совсем шепотом закончил пресвитер. – Если уж страдать, то до конца. Только претерпевший до конца спасется.

– Пресвитер! Ты от праха земного и совершенно не желаешь различать знамения с Небес. Умей во всем происходящем увидеть духовное. В падающей монетке можно и нужно узреть перст Божий! О, доколе буду с тобой мучиться, племя неразумное и жестоковыйное!

– Так вы тоже шпилеры?! – отряхнувшись, я вступил в беседу, выудив актуальное для меня – монетку для жребия.

– Опять бесы не дают тебе спокойно жить, – укоризненно заметил апостол.

– Да при чем тут бесы?

Меня начала раздражать его привычка постоянно третировать меня и юного пресвитера дурацкими бесами. Но тут же раздражение сменилось преклонением… Гениальная догадка прошпилила все мое нутро и заставила откашляться, потому что слюна выступила во рту и от волнения я забыл, как ее сглатывать.

Я вспомнил, как Юрок утверждал, что апостол Иоанн видел будущее, даже написал Апокалипсис – про конец света. И сейчас он тоже влегкую переносится сквозь время – стоит ему только зажмуриться. А если он, особо не напрягаясь, может по будущему, как на метро кататься, то ему узнать результат того же «Маккаби» – плевое дело. Все равно что мне в лайвскор залезть. Тем более «Маккаби» тут под боком играет – из их епархии.

– Апостол Иоанн! Миленький! – Для подкрепления эффекта я упал на колени. – Прости меня, чушка бездуховного и грешника повапленного, – с языка летели неведомые слова. – Об одном молю тебя, учителя благодатного, скажи мне, открой тайну будущего: как «Маккаби» в две тысячи пятом году сыграет в квалификации Лиги чемпионов? Хапоэль – это здесь, рядом с вами, тут – в Израиле.

– О чем ты, безумный?

– Да о футболе.

– Что за странное слово?

– Это же игра. Ты должен знать, если видишь будущее. Две команды, одиннадцать на одиннадцать…

– Что такое ко-ман-да?

– Ну, коллектив людей. Много людей. – И тут до меня доперло, как объяснить. – Вот у вас, апостолов, тоже команда. Вас же было двенадцать? Да? Я в книжке про Леонардо да Винчи об этом читал. Было двенадцать, потом Иуда предал. Его на фиг. Выгнали! Дисквалификация. Пожизненная. Вот как раз и осталась футбольная команда – одиннадцать игроков. И столько же у соперников. И еще мяч у вас. Мягкий. Шар! Такой круглый. И ворота… Ну, апостол, понимаешь, о чем я?

– Чего ты хочешь от нас?

– Ну так что? Может, взять «чистый» «Маккаби»?

– Всякий имеющий надежду на Бога очищает себя, так как Господь чист. А твое чело испачкано – оно загажено испражнениями торжествующих бесов, – мрачно изрек Иоанн.

– Ну не счет, так хоть «верх» или «низ» будет? А?

– Мы от вышних – от горних. Ты от нижних – от дьявола.

– Почему вы не хотите мне помочь?! Я отдам половину выигрыша в детский дом. Хоть про угловые скажите! Ради всего святого! Умоляю! Ну, апостол, дорогой, родненький! Ну вопроси ангела угловых? – Я решил ублажить Иоанна привычной ему терминологией.

– Узнай, он тебе не откажет. Сколько будет угловых?

– У угловых нет ангелов, – жестко отрезал Иоанн.

– У твоих угловых лишь бесы. В твоем аду, если не образумишься, бесы будут играть в четыре нападающих, – закрыв глаза, угрожал Иоанн.

– В четыре нападающих… Бесы… Как «Лион» играет, – через паузу добавил Иоанн, проявив изрядное погружение в предмет и знание нюансов современных тактических схем.

– Поэтому в твоем аду будет много угловых. Если не преобразишься, – еще раз для верности добавил апостол.

Я отряхнул колени. Унижаться дальше не имело смысла. Апостол безжалостен!

– Учитель, – обратился к Иоанну пресвитер, – к чему ты тратишь драгоценное время на этот сосуд греха? Брось его и пойдем скорее. Не ровен час услышат римские лазутчики. Нас ждут братья в Эфесе. К чему метать бисер перед свиньями?

– Се – человек! – нравоучительно заметил Иоанн. – Человек, а не свинья. Хотя в нем и затемнен образ Божий. Но он в нем все-таки есть… Где-то там, внутри. Он еще сам об этом не догадывается. Но ты, наверное, голоден? – вдруг участливо встрепенулся Иоанн в мою сторону. – Дайте ему краюху хлеба.

– Учитель, – вступил в разговор ученик, который не поднимал глаз и застенчиво переминался с ноги на ногу, – ты готов отдать последнее злобному язычнику. Он, может, шпион… Заслан римлянами. А у нас хлеба только на два дня. Сейчас все вокруг разорено – в селениях нет ни крошки. А ты так расточителен.

– Кто-нибудь еще думает так же, как он? – поинтересовался Иоанн.

– Да, мы согласны с братом Фомой, – закивала патлатая братия.

– О безумцы! Если вы будете святы, то Господь даст всего в избытке: и хлеба, и воды, и сыра, и меда. Вы – жестоки. Вы ближнего своего готовы смешать с золой и пылью! Но кто знает, где в Царстве Небесном окажетесь вы и где он? Может, вы, находясь в геенне огненной, будете просить его смочить палец и коснуться ваших клеветливых языков, чтобы унять адский жар? Кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет.

– Мы знаем, куда идем, – в Эфес.

– О род развращенный! – застонал Иоанн. – Светильник души есть око. Может ли слепой вести слепого? Не оба ли упадут в яму? Превозношением занимаетесь, непутевые. А я вот вижу, как он дойдет до пропасти, а потом преобразится. Вы не видите, потому что лукавый законопатил ваше внутреннее око. А ведь этот чужеземец знает о том, что я написал Аппокалипсис. Читал ли ты его? – участливо обратился ко мне Иоанн.

– Нет, но мне вкратце пересказывали его содержание, – соврал я.

– О, тогда у тебя будет возможность получить огромную духовную пользу. Пресвитер Иоанн, дай ему один из списков. На греческом – его лучше знают в империи.

– Учитель! Что ты делаешь?! У нас осталось всего два пергамента. Я так кропотливо переводил, переписывал. Я вложил в него столько труда. И ты готов отдать его этому необрезанному блуднику…

– Ах, вы так? Тогда я именем Господним приказываю отдать чужеземцу список, а не то я…

У меня создалось впечатление, что апостол Иоанн специально говорил наперекор. Из детского чувства противоречия. За один и семь – из противоречия. Проверяя их терпение. А они вовсю загалдели и заартачились. Некоторые сделали такое телодвижение, как будто собираются рвать на себе одежды. Но шантаж не прокатил… Иоанн дожидался, пока все утихнут, скрестив руки на груди и обиженно выпятив губки своего маленького ротика.

– Если так, то идите в Эфес одни, а мы с чужеземцем остаемся здесь, в вертепе. Я не хочу быть вашим наставником. Ваш наставник – дьявол.

– Учитель, я только…

– Я не желаю слушать оправдания. Покайся, а потом уже будем с тобой разговаривать.

– Учитель, мне не в чем каяться.

– С гордыни начинал и сатана.

– Прости, учитель, но…

– Прощаю. Отдай ему пергамент! Тот, что на греческом.

– Но, учитель, у нас тогда вообще не останется свитка с переводом!

– Делай, что говорю!

Пресвитер Иоанн нехотя (за один и девять – не смирившись внутренне) извлек из-за спины две здоровенные палки, на которых рулонами была накручена жесткая бумага, и протянул мне.

– Дай ему и тубу. Подумай сам, как он понесет Апокалипсис в руках?

– Хорошо, учитель, как ты скажешь, так и будет. Пресвитер дал мне тубу из кожи с крышкой и на ремне, чтобы носить ее за спиной. Она отдаленно напоминала футляр для хорошего дорогого виски.

– И кусок хлеба дайте…

– Учитель, может, ограничимся только духовной пищей?

– Не-е-е-ет, – топнул ножкой в изящной сандалете апостол Иоанн, – обязательно дайте ему кусок хлеба. А то я не поведу вас в Эфес!

– Даю-даю, учитель, только оставайся с нами. Куда же мы без тебя пойдем? Никто, кроме тебя, не знает глаголы вечной жизни и путь в Царство Небесное. Прости нас, мне было жалко своего труда.

– Несмышленые! Это к вящей славе Господней! – уже снисходительно укорил свою ребятню апостол. – А тебе, чужеземец, советую сдаться римлянам. В этом нет никакого греха, ибо они представляют законную власть, данную нам от Бога. Мои соотечественники подняли бунт не ради веры, а ради гордыни. Римляне это понимают и рады принять раскаявшихся. Иди вот этим узким туннелем. Он выведет тебя к их лагерю. А мы пойдем проповедовать от края земли и до края.

– У земли нет края, апостол. На это даже с минус десять ставки не принимаются.

– Опять бесы гордыни побуждают тебя нести околесицу, но это все временно… Вообще все временно… Только любовь вечна!

– А почему ты сам не сдаешься римлянам?

– Потому что это станет задержкой в нашем пути. Святые братья ждут нас в Эфесе. Они давно ждут. Мы терпели до последнего. Вся община уже перебралась в Пеллу. Намного раньше. А мы ждали чуда – не уходили. Пока знамение, – тут Иоанн покосился на пресвитера, – пока знамение Божье не указало нам, что город не удержится и по пророчеству Иисуса нам следует его оставить. Не пройдет и двух лун, как город, побивающий пророков и отвергший Спасителя, этот город падет перед царями земными и обратится в прах и пепел.

– Хорошо, сдамся римлянам. Спасибо вам. Хотя, конечно, вы могли бы меня осчастливить по-настоящему, но не захотели – про «Маккаби»…

– Запомни, счастье внутри тебя. Никто со стороны тебе его не даст. Понял?

– Понял. Прощайте!

– До встречи в Небесном Иерусалиме, – весело выкрикнул Иоанн и повел своевольную ватагу в широкий проход.

И тут я сообразил, что пожал руку такому успешному во всех отношениях мужику! Знаменитому! Супер-стару! Все его слушаются. Знает наперед, что будет. Настоящая историческая личность. Про таких в учебниках и научных трудах пишут. Он даже покруче Ленина. Да он вообще круче любого, кого я знаю. Даже, наверное, круче Абрамовича. Теперь, после того, как он мне руку подал, такой фарт попрет!

Вместо Кристины я провел ночь с апостолом Иоанном. Нехилая замена!

Фрагмент 45. Дневной свет – источник бед.

Через несколько секунд я оказался в одиночестве, с лепешкой и двумя дубинами, обернутыми бумагой, – будет хоть чем отбиваться, если римляне окажутся недружелюбными. Правда, заботливый апостол не догадался оставить факел. А я был слишком шокирован встречей с ним и раздосадован потерей роскошной ставки, чтобы задумываться о насущных проблемах. И вот из-за своей незадумчивости пополз на четвереньках.

Пластунские опыты закончились примерно тем же… Увидел просвет, собрал все силы, ускорился и остановился только тогда, когда уперся головой во что-то металлическое. Заросший щетиной мужик в латах положил мне на голову меч и слегонца надавил. К счастью,

не острой стороной. В двух шагах от него занес здоровенное копье другой мужик в блестящем панцире. Оба вопросительно глазели на меня. Я фаталистически ждал от них решения своей никчемной участи.

– Ты кто? Сикарий, каннаим или из банды Шимона-идумеянина? – выкрикнул на латыни солдат с копьем.

Я не знал, насколько опасны для римлян названные категории населения, и даже не знал, отношусь ли я к ним, поэтому решил не отвечать прямо.

– Я человек доброй воли, – вспомнил я сюжет из новостей в перерыве трансляции. – Я пришел сюда с добрыми намерениями.

– Не уходи от ответа! Кто ты? – гаркнул воин, угрожавший мечом.

– Я – шпилер. Играю на результаты матчей. Ну… Как бы объяснить?.. О! На Олимпиады ставлю! Вы же знаете, что такое Олимпиада?

– Мы знаем, но не занимаемся подобной ерундой. Это греки могут неразумно тратить силы и время, а мы вместо этого подчиняем себе весь мир, – укоризненно заметил тот, что с мечом.

– А ты играешь в кости? – неожиданно поинтересовался копьеносец.

– Конечно, когда ничего другого нет, то могу, – обрадовался я тому, что встретил понимание. – И на автоматах случалось. Когда до начала матча есть время.

Солдаты почему-то прекратили допрос и грубо извлекли меня из лаза. И я обрадовался. Потому что благодаря их хамским действиям я наконец увидел свет Божий. Меня волокли, а я смеялся. Потому что лучше пусть тащат на казнь, но зато казнь произойдет на солнышке. Все веселее, чем сидеть под землей в спертом воздухе пещеры.

Местность вокруг депрессила – скалы, пыль и пустота. Вдалеке впечатляли основательностью башни и стены города. Правда, прилично подпорченные осадой. Из-за их зубристости выбивалось что-то сверкающее и нереальное. Какая-то причудливая постройка из мрамора, от нее исходило сияние из-за позолоты, использованной при отделке крыши. За один и девять – дворец местного туза, падишаха или не знаю, как он у них там называется.

У стен города громоздились обгоревшие остовы загадочных конструкций. И вообще там все было завалено древним хламом. Несколько башен из дерева вплотную примыкали к стенам. Впрочем, я особо не приглядывался – было далеко, и к тому же мои изверги тащили меня на хорошей скорости к холму, на котором располагался огромный шатер, окруженный толпой солдат.

Они стали ржать, когда увидели меня. То ли мое бедственное положение их смешило, то ли одежда – не знаю. Но сами они тоже, по правде говоря, выглядели пугалами. А воняло как от них! Даже скунс задохнулся бы. Вообще под землей пахло получше, чем здесь. А когда ветер задувал от города, то воняло сгнившим мясом.

Меня бросили на здоровенный камень, который я тут же приспособил под сиденье. Обыскали. Видимо, подозревали, что я вооружен. Да, за один и восемь – искали оружие, потому что в результате ничего не отобрали.

Они стояли вокруг, смотрели и смеялись. Глупые рожи. Но я от них это скрыл – как воспитанный человек, а вовсе не из-за их здоровенных мечей, щитов и копий. Тот, что дежурил возле меня, вообще напоминал бочонок. И когда он пихнул меня в бок, падение на землю получилось весьма болезненным – он хотел, чтобы я встал на колени.

Подошел их начальник, и они проорали приветствие, бряцая своими железяками. А я отряхнулся и встал. Даже засунул руки в карманы. Для независимого вида.

Их начальник выглядел китчево: перья на шлемаке, золотые пряжки на сандалиях, здоровенные перстни с драгоценными камнями, которыми запросто можно убить, если выковырять и бросаться ими. Впрочем, он ими просто понтовался.

У него были большие надутые губы. Не уродливые. Чем-то отдаленно напоминал Лужкова. Только Лужкова в молодости. Ведь и у Лужкова она была, молодость… Интересно, он в молодости воровал?

И тут я понял по тому, как все вокруг склонились перед ним, что это римский император.

Фрагмент 46. Римский шпиль.

Он сделал голдой властный жест, рабы немедленно втолкнули ему под задницу трон, и тогда солдат-бочка заговорил:

– Этого человека вытащили из потайного лаза. Говорит на латыни. Свободно. Оружия при нем нет. Но он признался, что любит играть в кости. Сам выложил – его никто не пытал.

– Я смотрю, ты нахален в поведении и еще более нагл на словах. Тебя не страшит твое будущее?

Император был не прав. Но об этом я ему не сказал. Не потому, что боялся. Нет… Я вообще ничего не мог сказать. Язык затерялся где-то в горле и не подавал никаких признаков жизни. Восторг переполнял мое существо. За один и три – это самый яркий момент моей жизни. Хотя был еще «доезд» на «проход» «Ливера». Финал женского чемпионата Европы тоже стоящая вещь. И три года назад рождественский «экспрессик» на весь тур Премьер-лиги с коэффициентом 336. Его я даже отксерил и, заказав красивое паспарту, повесил над кроватью. Кто-то вешает дипломы, кто-то медали, а у меня свои знаки почета…

Нет, конечно, император – это важное событие. Но все-таки не за один и три. Закопавшись в коэффициентах, я забыл о самом императоре, а ведь он задал мне вопрос. Но я понятия не имел, как к нему правильно обращаться и как его вообще зовут. Все Ванечкины рассказы про древности куда-то улетучились, и в памяти всплыло одно-единственное имя. Если ошибусь, башку снесут, не поморщившись.

– О великий Цезарь!!

– Я пока только сын императора. Можешь называть меня коротко – Тит, – благосклонно прервал меня властитель.

Отдаленной ассоциацией пронесся по центру атаки Титов и замкнул практически с ленточки прострел Павлюченко – Кински отдыхает на ближней штанге.

– О великий Тит! Тебя приветствует путешественник из России, который пришел сюда, чтобы увидеть твою победу.

– Боюсь, если ты играешь в кости, то до моей победы ты не дотянешь. Суд за азартные игры моими воинами вершится скоро, а вот ратные успехи под стенами Иерусалима даются моим воинам с трудом. Поэтому ты быстрее лишишься головы, чем мы войдем в город.

– О великодушный Тит, я не играл в кости здесь. Я играл в кости у себя на родине, – про Стамбул я решил умолчать, чтобы не размениваться на частности. – И то я играл очень редко.

– И что, законы твоей страны дозволяют гражданам предаваться порокам азарта?

– Более того, власти всячески поощряют игровые заведения.

– То есть вы играете не тайком, а в специальных притонах?

– Да, о прозорливейший Тит, у нас построено множество дворцов для подобных увеселений.

– Тогда я уверен, государство твое скоро падет, и начнутся хаос, разврат и попрание законов.

– Именно так, о всезнающий Тит, о нашем скором конце говорят все ученые мужи.

– В таком случае, – выдал неожиданное резюме полководец, – нам надо быстрее казнить тебя, чтобы ты не разнес заразу азарта по моему войску.

В памяти мелькнула жизнерадостная физиономия апостола Иоанна, машущего на прощание ручкой. Послушался советчика, блин! Сдался милостивым римлянам… А если бы полез по другому туннелю, сейчас стоял бы раком в узком проходе, с наслаждением нюхал землю и камни в пещерах и ощущал безопасность собственной шеи. Подставил ты меня, братец Иоанн, сам свинтил из гибнущего города, а меня сдал с потрохами!

Но тут апостол Иоанн подмигнул мне из неведомых далей, и я решил использовать свой шанс на спасение.

– О терпеливый Тит, неужели ты не позволишь путешественнику, который пришел с благими намерениями, неужели ты не позволишь ему жить еще два дня, чтобы насладиться твоей победой. И если твой приговор необратим, то уже потом с улыбкой на устах принять смерть?

– А почему ты решил, что моя армия управится с Иерусалимом за два дня?

– Мое предчувствие говорит мне, – тут я решил подражать апостолу Иоанну и закрыл глаза, – говорит, что не пройдет и двух лун, как ты окажешься в храме.

– У меня другие сведения. – Тит насмешливо посмотрел куда-то в толпу. – Сириус, что скажешь?

Из глубины войска появился сомнительный деятель. Тут все, конечно, сомнительные. Но он даже на их фоне полнейший эксклюзив. Харя в татуировках и сережках. И наглая. Хламида в бахроме. Ногти, словно палочки в «Якитории». И сразу на меня зашипел:

– Не знаю, глупый волхв, внутренности какого животного подсказали тебе такую глупость. Месяц пройдет, начнется другой, и только тогда Иерусалим покроется пеплом.

– Ты понял, каково мнение моего жреца Сириуса? – сурово погрозил голдой Тит. – Дерзкий, твое предчувствие может стоить тебе жизни. Но если ты окажешься прав и станешь вестником великой победы, милость моя не будет иметь границ. Обещаю подарить тебе мой именной перстень – с ним ты беспрепятственно пройдешь в любой уголок империи.

– О щедрый Тит! Я с радостью приму твой дар.

– Отлично! Ты любишь играть? Так мы как раз и поиграем. Ставкой станет твоя жизнь. Она в руках моих воинов и озверевших евреев. Я подожду два дня – мне нетрудно. Ожидание даже развлечет. Приск, уведи самонадеянного иностранца к Йосефу. Тому будет интересно расспросить его о дальних странах. Он ведь там

все что-то пишет, калякает своей тросточкой, обещает прославить меня в веках, – засмеялся Тит. – И пусть два воина дежурят у палатки, чтобы не убежал.

Человек-бочка по имени Приск закинул за спину лук со стрелами и миролюбиво повел меня вверх по склону.

– Этот обрезанный, видимо, опасается вылазок соотечественников, поэтому установил палатку на вершине Скопуса, – доверительно сообщил воин.

– А кто он такой, этот Йосеф?

– Предатель! – лаконично отреагировал Приск.

– А что он сделал?

– Понимаешь, он трус… Нет, конечно, сражался он храбро: под его командованием евреи долго держали Йодфат и много наших положили. Очень много. Его и Тит уважает – он сделал все для того, чтобы сохранить ему жизнь. К тому же хитрый Йосеф напророчествовал ему, что предводитель войска, которое возьмет Иерусалим, со временем станет императором. Это как будто бы Бог сказал. Бог евреев. Но я Йосефу не доверяю. Понимаешь, он, конечно, храбро бился, но потом… потом он поступил не так, как подобает поступать воину… Он испугался смерти. Все его солдаты поубивали друг друга, чтобы не сдаваться, а он их обманул и остался жив.

– Как это?

– Ой, чужеземец, я простой солдат и понять хитрости аристократа не могу. Поговори с ним сам. Он болтлив и любит рассказывать о себе. Все пытается оправдаться. Обещает написать историю войны. А какая тут история? – Приск наклонился к моему уху, чтобы следовавшие за нами воины не услышали. – Может, вообще побитыми в Рим отправимся. И про нас скажут, что мы продали родину за ласки сионских красавиц.

– Родину вообще-то можно продать, – размечтался я, – ну, например, за хороший выигрышный «экспресс» позиций на десять.

– Если не возьмем Иерусалим, то в Риме покроем себя позором, – лаконично подытожил Приск.

Мне такая перспектива не понравилась. Они, конечно, могут отправиться хоть в Рим, хоть к игровым автоматам «Третьего Рима» на Ленинградке, хоть к черту на кулички, но я этот волнующий момент уже не застану, потому что при подобном раскладе через два дня мне снесут башку.

– А что за мужик с ногтями говорил про какие-то внутренности?

– Это Сириус. Жрец! Его из Египта вывезли. Он своей магией околдовал Тита! Тот поступает так, как напророчит Сириус. А Сириус каждый день что-нибудь выдумывает. Скажет мудреную фразу, а через неделю раскрывает подробно, как она сбылась. Истолковывает. Хотя там не поймешь ничего, что он говорил до этого. Но Тит ему верит. А ты перечил Сириусу. А Сириус злопамятны-ы-ый…