Текст книги "Игромания Bet"

Автор книги: Дмитрий Федоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Фрагмент 80. И пусть весь мир отсосет.
(На правах рекламы)

Прости, Изабелла, но у нас ничего не получится. Сорри, облом вышел. Я не попаду снова в вашу е…ную корпоративность, и твои могучие сиськи будет лапать кто-то другой. Более счастливый, чем я, но не свободный. Не пожал на прощание руку Гаврила Рафаиловича – ну и пофиг. Мне теперь все рукопожатия олигархов пофиг. Скоро они будут искать моей руки.

Я в последний раз еду в этом чудном стеклянном лифте-катапульте вниз, глядя на балкончики огромного колодца, что тянется от земли и до неба. Офисы нынче строят так, чтобы задроченные сотрудники не открывали окна и не выбрасывались на проезжую часть, не выносили, так сказать, сор из избы. Проще выйти в коридор и броситься на дно колодца, погибнуть внутри коллектива. Не привлекая постороннего внимания. Сохраняя репутацию фирмы. Но я хочу жить. Жить, а не прозябать в офисе! Не планировать будущее, а знать будущее! И это знание даст Надеждин…

Как можно не видеть очевидное? Быть слепым… Надеждин обещал предоставить окончательные доказательства существования всей информации в «черной дыре». Он накануне Рождества… как это называется?.. да, блин, в Сочельник встречается с Флаем в Финляндии. В городе на «X»… Забыл – на карте посмотрю. Должен же быть этот город на карте.

Прогон информации о результате ближайшего матча через «черную дыру» – и бабки пополам! Надеждин должен согласиться. Он ведь небогат. Ему нужны деньги для дальнейших опытов. Чудик – на «Мурзилку» спорил. Даже не понимает, как миллионы лопатой грести. У него ум под другое заточен. Чудила, просто чудила.,. Но я ему мозги прочищу. Мы с ним отымеем этого… Как его, беса, который ему мешал?., путинский выпердыш… дурацкая фамилия такая… совсем с ума соскочил, ничего не помню… а-а-а, Магогов! Да, точно, Магогова отымеем. Магогов станет у Надеждина водителем. Или нет. Наймем его за пару миллионов горшки выносить за профессором. И задницу подтирать.

Главное, добыть визу в Финляндию и чтобы меня не засекли, чтобы дали выехать. Нет хвоста за мной? Арханов, чую жопой, Арханов может сделать западло.

Я обменял бейджик на паспорт, поправ очередь, отвоевал свой плащ в гардеробе и рванул из «Нефтюга». Я бежал и был счастлив. Потому что у меня есть цель. Моя скорость не поддавалась исчислению. Роберто Карлос остановил бы меня только с помощью фола. И то не успел бы. Роберто Карлос сосет. И Изабелла сосет. Весь мир сосет. Потому что у меня есть цель, к которой я бегу.

Я толкал прохожих в грудь. Кто-то даже падал. Наверное, испуганные граждане звонили в милицию. А я бежал. Уже давно из кармана плаща вылетел «Спорт-экспресс», звякнула по асфальту никчемная мелочь. Мир спешил мне навстречу перепуганными лицами людей, кретинской щитовой рекламой и визгливым собачьим лаем. Лицо освежал легкий первый снежок. И я не чувствовал усталости.

Из меня вышел бы шикарный «бровочник». Но в таком случае не я бы ставил, а ставили на меня. А мне это не нравится.

Фрагмент 81. Конец прекрасной конторы.

Я накидал в сумку самые необходимые шмотки и сбежал по лестнице. Больше всего боялся столкнуться с Архановым. Вдруг зайдет допросить в очередной раз или просто чай попить.

Снег валил щедро. Как казенный. Почти пурга. К ночи Москву заметет. Скукоженные люди отворачивали лица от непогоды. И поэтому не видели уличную рекламу «Мастера и Маргариты». Только не понимаю, чего сейчас рекламировать, когда сериал заканчивается? Все и так уже знают о нем. И прожигают вечера у ящика. Блин, как же надоело – везде попса. Теперь и классика – тоже попса! Елки-палки, везде попса и идиотский пафос. Короче, Путин, «Дневной дозор» и Bosco di Chiliegi.

У входа в контору стояли менты, пара автоматчиков и работяги выволакивали на холод автоматы. Их заметало снегом, и без подсветки они казались генералом Карбышевым, которого фашисты вывели на мороз и облили водой. И он превратился в ледяной столб…

Я подошел ближе. Рядом с ментами стоял Хвича в окружении нескольких встревоженных хачей. Хвича пытался расспрашивать ментов. Его посылали. Весь мир посылает Хвичу.

– Лицензия нарушить, – Хвича взволнованно делился со мной горем, – но это неправда. Убирают конкурсантов.

– Каких конкурсантов?

– На Посадской улице казино строят. Там и автоматы будет. Много. И те, что строят, конкурсантов себе не хотят. Вот и дали на лапу, чтобы менты закрыл «Вертеп».

– Хвича, дубина, не конкурсантов, а конкурентов.

– Да-да, друг, точно говоришь, – обрадовался Хвича. – Я русский не знаю – ошибка был. Конкуренты. Правильно! Конкуренты дали ментам бабки. А лицензия – ерунда. Заплатил штраф и работай дальше. Э-э-э! Товарищ начальник, – обратился он к менту с мольбой и воздел ладони к мрачным небесам, – ты сам видишь, друг, тут хотят не по закону закрыть. Подожди, Они штраф заплатят. Нам куда теперь идти?

– Иди на х… – снисходительно посоветовал мент. Если бы кто-то из руководства «Вертепа» вышел на поверхность, затеял скандал и призвал на помощь, то я уверен, Хвича с дружками вступил бы в бой за тех, кто обобрал его карманы. И даже автоматчики не остановили бы убитого горем хача. Дальше-то как ему жить? Я спустился в метро. Мне здесь больше нечего делать.

Фрагмент 82. Подземка – царство лузеров.

Без машины совсем дрянь. Жизнь без машины – падение. Дно оврага. Даже не оврага, а сточной канавы. Без квартиры можно перекантоваться. Квартиру можно снимать. Но без машины… Крушение всяческих иллюзий и надежд. И каждая ступенька лестницы в метро – это щелбаны по самолюбию. Ближе к платформе они становятся пинками. Даже не пинками, а поджопниками!

Еще и поезд ушел прямо перед носом. Я – лузер. Впрочем, нельзя сдаваться – надо проверить. Еще одно испытание. Вдруг повезет. Должно повезти. Выбрал «тотал» – две минуты. Вроде бы в такое время суток вполне подходящий «тотал». Без особого риска. Поставил на «низ». Ждал две двадцать. Окончательно не везет. Только Надеждин способен вытащить из этой кромешной задницы, ибо я докатился до метро.

Метро – катакомбы неудачников. Для тех, у кого нет элементарного – машины. И спуститься в метро – значит, стать таким же неудачником, как все. Если ты рядом с ними, то ты приобщаешься к их прозябанию. Здесь любое прикосновение к поручням безапелляционно отнимает фарт, потому что за эти поручни держались сотни тысяч обреченных людей, у которых нет ни

будущего, ни настоящего. Сырая масса исторического процесса. Электорат!

Только Надеждин, только Надеждин!..

От повторения вроде немножко легче становится. Может, попрощаться с Клипой? Как-то помириться. Да, он свинья, но ведь я всегда знал об этом. Это не новость. Зато у него немало хороших качеств.

Я достал мобильный, чтобы позвонить Клипе с ближайшей станции, но не смог вспомнить ни одного его доброго качества… Разве что веселый. Если бы еще хоть одно вспомнил, то позвонил, атак… Атак было грустно смотреть на экран мобильного, когда въезжал в туннель.

Мобильный умирает на глазах. Все меньше палочек рядом со значком антенны – жизнь уходит. Вот уже нет и самой антеннки. Это остановка сердца. В метро совсем пусто. Какие-то посторонние серые люди – и ничего интересного вокруг.

Надеждин! Надеждин!

Фрагмент 83. Скрытый эффект от желтых газет.

Я ехал на вокзал, и мне было как-то мутно и непонятно. Особого страха не чувствовал – подумаешь, от ментов убегаю, ерунда какая. Кто от них не хочет убежать? Меня никто не хватился, когда визу оформлял, – значит, и за праздники не хватятся. Да в Новый год тут страну можно взять без выстрелов – не дернутся, все пьяны в стельку. Почти две недели нерабочие. Главное, не нервничать на границе. А в остальном – порядок.

Правда, как себя ни успокаивал, меня все равно отчего-то колотило. За один и семь – не из-за страха перед ментурой.

И только на Ленинградском вокзале у столиков с дорожным чтивом меня озарило! Я, конечно, видел заголовки, я читал заголовки, я их испугался еще в тот момент, когда вышел из дома и проходил мимо киоска. А еще были всякие торговцы свежей прессой в метро у эскалатора. Невозможно бесконечно игнорировать то, что буквально само бросается в глаза!

Передовица «Жизни» проняла бы даже безнадежных пациентов глазных клиник. Но я оказался хуже слепых. «Как кот Леопольд», – сказал бы Хвича. Буквы горели во всю страницу: «АПОКАЛИПСИС БУДЕТ!»

Фрагмент 84. Апостол Иоанн наводит шороху.

Я купил таблоид, и у меня на глазах Ванечка стал шагать, вернее, побежал к вершинам славы. Подзаголовком на первой странице рядом с Ванечкиной испуганной физиономией и фоткой той палки из Иерусалима, которую я ему подарил, помещалась короткая преамбула:

«Найдена рукопись самой таинственной и страшной книги, написанной рукой человека. На данный момент это самое громкое и, уже можно смело утверждать, самое скандальное открытие XXI века! Скромный и никому не известный в научных кругах кандидат наук из Российского центра изучения древних текстов (РЦИДТ) Иван Бубнов представил на экспертизу древнейший из известных науке евангельских списков – Апокалипсис Иоанна Богослова. Так что ужасный конец света не позднейшая выдумка церковников, стремившихся запугать темный народ, а реальность!»

Дальше шел отсыл на вторую страницу.

«Даже скептики относят найденную рукопись максимум к 75 году нашей эры. Другие, более смелые, как академик Паисеев, полагают, что свиток может быть датирован и 60 годом. Ранее считалось, что книга написана в конце первого столетия. Но у такой точки зрения находилось множество противников. Причем с древнейших времен.

Книгу считали подложной. Сомневались в авторстве апостола Иоанна. Авторитетнейший церковный деятель III века Дионисий Александрийский полагал, что «греческий безумец Апокалипсиса совсем не тот человек, что написал Евангелие Иоанна». Отцы Сирии и Малой Азии также отказывались признать подлинность Откровения того, кто подписался именем апостола. Лаодикийский собор не назвал Апокалипсис в списке канонических книг. Он отсутствует в Правиле Апостольском и в перечне Кирилла Иерусалимского. Наверное, из-за царившего недоверия к книге она была включена в канон позже других. До сих пор Апокалипсис не читается в церкви прихожанам.

Церковная традиция гласит, что видения о конечных судьбах мира и о вселенской катастрофе посетили апостола, когда он отбывал ссылку на острове Патмос в Эгейском море. В списке Бубнова, кстати, в первой главе отсутствуют два стиха, свидетельствующие об этом (1; 9—10).

Теперь все ученые сходятся во мнении, что свиток Бубнова иерусалимского происхождения и на нем нет ни малейших следов пребывания поблизости от морской воды. Иерусалим воспринимался многими христианами как город отступнический, предавший Иисуса на казнь. К тому же в 70 году он был разрушен и утратил статус религиозного центра. Поэтому, наверное, для придания тексту достоверности переписчики впоследствии перенесли место действия на Патмос. Пыльца, тщательно собранная с поверхности пергамента, подразумевает, что манускрипт написан и хранился в Святом городе или в его окрестностях.

Рукопись поражает идеальным внешним видом. Складывается впечатление, что ее не использовали и хранили в стерильных условиях. Трудно представить себе, чтобы пергамент, предназначавшийся для постоянного чтения в кругу христианской общины, мог избежать внешних воздействий, но это так. Что весьма насторожило исследователей! В особенности из-за недавних случаев мошенничества на рынке артефактов, связанных с именем Одета Голана. Никому не хочется выглядеть по-идиотски, как в случае с поддельными «скрижалью Соломона» и «асуарием Иакова». Тогда ошибочное заключение дали авторитетные научные лаборатории и археологические центры вроде Королевского музея Онтарио, выставившего фальшивку на публичное обозрение. В Канаде на подложный гроб Иакова – брата Иисуса пришли посмотреть 100 тысяч посетителей.

Автором самой фантастической теории стал профессор Пчелкин. Найденная рукопись и есть самый первый экземпляр Апокалипсиса, который ученики Иоанна спрятали как реликвию. Смелость этой версии наталкивается на то обстоятельство, что список Бубнова на греческом, а было бы странно, если бы свои наблюдения апостол изначально фиксировал на иностранном для него языке. Но профессора Пчелкина такой казус не смущает. Он предполагает, что Иоанн рассказывал о своих пророчествах ученикам, а кто-то из них записал услышанное. И решил это сделать на международном языке своего времени. Ведь если бы нужно было сделать хороший PR на Европу и Америку в наше время, то вряд ли кто-то пренебрег английским в пользу русского.

Все споры можно было бы свести к минимуму, если бы знать, где была обнаружена рукопись. Бубнов утверждает, что рукопись ему передал для экспертизы плохо говорящий по-русски еврей. Заказчик не появлялся в течение года после назначенного срока, что и побудило русского ученого, осознававшего значимость попавшего ему в руки документа, передать свиток для более серьезных исследований.

Текстологи уже подсчитали, что в бубновской рукописи всего 153 расхождения с каноническим текстом. «Всего», потому что древние тексты обычно грешат значительным количеством инвариантов и интерполяций. С папирусом Честера Битти, датируемым первой половиной III века, 34 различия. При этом существенных смысловых расхождений с каноническим текстом Апокалипсиса нет.

Ватикан пока не сформулировал своей позиции относительно находки. Московская патриархия также хранит молчание. Константинопольский патриарх Варфоломей предложил относиться к бубновской рукописи как к апокрифу. Не принимать, но и не отрицать совсем. Читать, но пока ознакомительно. Пикантность ситуации в том, что текст Евангелий незыблем с V века. Самый древний – Синайский манускрипт, хранящийся в Лондоне, – IV века.

В сущности, критическое богословское направление могло находить какие угодно логические доводы в пользу более поздних вставок в Священные тексты, но они не могли быть подкреплены вещественными доказательствами. И вот с появлением сенсационной находки картина меняется.

Церковь вряд ли пойдет на изменение текстов Писания, потому что это создаст опасный прецедент. Но в то же время проигнорировать исторический документ нельзя. Его древность становится синонимом достоверности. А значит, страшные образы Апокалипсиса уже не выглядят плодом чьей-то фантазии, а звучат грозным предупреждением. И вселенская катастрофа когда-нибудь станет явью!»

Фрагмент 85. Москва исчезла в снежном шоу.

Я дочитал статью, потом медленно прошелся по ней глазами второй раз для закрепления, некоторые абзацы потребовали третьего и четвертого раза… И тут я понял, что мне жутко холодно, что я лежу на верхней полке купе и что внизу бузят студенты, которые едут в Хельсинки на Новый год отрываться. А как я попал в вагон, совсем не помню. Но меня никто не трогал и не гнал. Меня воспринимали как нечто само собой разумеющееся, расположившееся в поезде на законных основаниях. Проводница принесла чай и не спросила билет – значит, у нее ко мне нет претензий.

Куда-то ушел, просто-таки сгинул целый кусок моей жизни. Точно так же сгинул и город, из которого я выехал. Я выглянул в окошко. Москва осталась где-то позади, далеко за последним вагоном поезда. Ее замел снег, засыпало безвозвратно. Где-то на шпилях самых высоких зданий пытались спастись люди. Но мороз добивал их методично и неспешно. Как бы с осознанием собственного превосходства.

Они ждали помощи от вертолетов, но те, кто имел вертолеты, давно улетели на них в теплые страны. Улетели и буквально за пару часов в комфорте пятизвездочных отелей забыли о рождественской вьюге, сериале про восстанавливающего справедливость дьявола, и вообще они мигом выкинули из памяти Москву, как использованную гигиеническую салфетку. Хотя в ней еще артачились признаки жизни.

В самом низу, под тяжелой белой массой, пытались двигаться на мощных джипах обреченные, но им не хватало воздуха, они врезались друг в друга и в окружающие дорогу столбы, предметы и постройки. И коченели в снежном аду. Мужчины обнимали своих женщин, чтобы согреть их теплом ускользающей жизни, но отсрочки хватало на пять – десять минут. В конце концов, это просто эгоизм – умереть раньше любимого человека. Мужчины всегда эгоисты, а женщинам остаются слезы.

Еще рассылает телесигнал Останкинская башня, но у экранов ни одной живой души – все задохнулись под снегом. Весело звучащие телевизоры работают в пустых комнатах, и обледеневшие семьи собраны перед ними, даже в смерти сохраняя коллективное начало.

И только жена Хвичи и его дочка не дождались папашу в гостиной у телика. Они умерли в один и тот же день, как в сказках, но, увы, умерли не вместе. Наверное, Хвича с хачами, когда Москву накрыло снегом и холодом, у закрытого «Вертепа» пытался спасти своих металлических друзей. От страха перед злобной стихией разбежались грузчики, забыли гражданский долг трусливые менты, оставив под открытым небом груду потерявших боевитость автоматов, но Хвича боролся до последнего. Он тащил «Королеву воинов» к уже парализованным дверям супермаркета, за которыми билась толпа, отвоевывая жизненное пространство.

И вот Хвича горячим дыханием пытается растопить лед на экране автомата, чтобы напоследок увидеть выигрышную комбинацию линий. Но там всякое отсутствие системы, абсурд, поражение. Как всегда, поражение. Тогда Хвича без сил падает на колени. Кровь завершает циркуляцию по его обширному телу. Он мобилизует волю и концентрирует весь запас оставшейся энергии в последнем жесте – выбрасывает руки вперед и обнимает автомат.

Правая рука цепляется за кнопку, на которую он десятки тысяч раз опускал свою длань и которая всегда была рядом с ним – и в радости, и в горе. Кнопка обледенела, и пальцы соскальзывают. Но еще одно усилие! Последний вздох! Торжество человеческой привязанности над бездушной и разрушительной природой. И победа! Рука Хвичи навсегда остается прикованной к источнику, питавшему его никчемную жизнь. И они будут вместе… Вечно… Ну, не вечно, конечно, но вплоть до глобального потепления – это точно.

Но меня все это не касается. Я уехал из погибающего города, чтобы получить код к богатству и спокойному существованию. Завтра последний шанс поймать его! Надо поскорее уснуть, чтобы проснуться и сразу же без паузы обрести то, о чем мечтаю.

Фрагмент 86. Жертва научной «стрелки».

Стою и жду. Глупо ждать в этом финском вакууме, но я жду. Завтра Россия – США – Флай наверняка пойдет на игру. Поэтому Надеждин и приезжает сюда.

Чтобы доказать свою правоту, не выдергивая друга из расслабухи каникул, Надеждин забил с ним научную «стрелку». У ученых тоже бывают «стрелки».

Я начал замерзать на центральной площади Хямменлинны. Ко всему прочему, я ведь не знал, когда точно Надеждин с Флаем договорились состыковаться. Но очевидно, что здесь. Во-первых, эта площадь большая. А во-вторых, других тут просто нет. В самом центре елка и деревянные указатели на высокой оси – сколько километров до крупных городов. То есть выходит, что все дороги ведут отсюда. Здесь центр всего! Пуп земли – Хямменлинна. Это на всякий случай, если кто не знает.

До Нью-Йорка, откуда прилетел Флай, 6570 километров. До Москвы, где столько лет мучился Надеждин, 960 километров. Итого – 7540. Одуреть можно! И вот где-то промежду прочим этого дикого расстояния, посреди глобального спора двух столпов современной науки мерзну я со своей смешной меркантильной шпилерской проблемкой. Да меня эта профессура просто пошлет на икс, игрек и еще какую-нибудь высоколобую букву.

Впрочем, чем дальше, тем больше мне казалось, что меня уже послали… Информация на liveshope.com и была тем самым посылом. Ненавязчивым. Меня в культурной форме послали в Хямменлинну, а я и пошел. И надо мной, наверное, где-то даже посмеялись: то ли в Америке, то ли в Москве, то ли в космосе, то ли в «черной дыре», то ли в «белой». Но где-то смеялись – это за рупь сорок пять. В Интернете инфа была для одного меня. И больше ни для кого. Иначе тут бы паслось стадо журналистов и всякие тарелки дежурили, чтобы в прямом эфире новостей показать завершение спора светил. А мне этот сайт обманом в компьютер вывели.

Не мог же я таклохануться и сразу две буквы извратить. К тому же буквы в разных концах клавы. Блин! Только зачем я им нужен? Из квартиры выносить нечего… И если необходимо было меня куда-то отправить подальше, то почему именно в эту финскую черную дыру?

Меня насквозь продуло. Из носа потекло. Достал платок и высморкался от души – как будто часть мозга вместе с соплями из себя выдавил. И платок еще алый. Словно в крови. Хорошо, что платок в кармане откуда-то оказался. Бывают в жизни удачи! Пусть и мелкие.

А бывают неудачи. И крупные! Как сейчас… Уже ведь никакие не сумерки, вечер давно, а Сочельник, наверное, как раз считается до появления первых звезд… Вот засада! Меня развели. Нет, ни фига, я сам себя развел. Как Клипа с книжкой Фоминго. Все вообще с Клипы началось. Еще раньше – весной. С долга от Юрка. С «MAGICa» этого глючного – меня там точно чем-то обкололи. И в голове с тех пор все сместилось. Потом в сейфе выкопали статьи про Надеждина.

Крестоносцы, Софи, Йосеф Флавий, площадь Дам, Грезий, синяя таблетка, студенческий кукольный театр. Полная туфта. Полнейшая! Невозможнейшая!! И я по этой цепочке иду, как баран длинношерстный. И вот дошел сюда. И здесь никого нет. Только здоровенная елка и столб истуканский, у которого я должен ждать Надеждина с Флаем. И что их тут ждать до посинения? До Страшного суда, что ли, их ждать? Где они вообще? Наверное, один в Москве, а другой спокойно себе курит сигару в Нью-Йорке. И оба непринужденно ждут Рождества. А я кукуй тут и смотри на столб. 960 – Москва, 6570 – Нью-Йорк. 960-6570. 960-65-70… 960-65-70!! Это, кажется, телефон. Только чей? Чей же это может быть телефон?

Для вдохновения мысли я даже подошел к географическому указателю и постучался лбом. Зажмурился крепко. И касание оказалось фартовым. Вокруг меня зашумело, и разгадка сразила самоочевидностью. Это же наверняка номер Надеждина, а я, козлина, стою тут и сопли жую с аппетитом! Блин, как все просто…

Он сидит, вдавленный в кресло на колесиках, и ему дерьмово. И все ушли праздновать Рождество. И все о нем забыли. И никому он не нужен. И он знает, как создать «черную дыру». И он знает, что внутри «черной дыры». И он в любой момент может выиграть спор, потому что нажмет единственным подвижным пальцем на какую-нибудь свою научную кнопку, и ничего тут не останется. И это будет последний аргумент. Как он и обещал.

Надеждин озлоблен на мир. Потому что мир его не принимал и не понимал. Он всегда был желчен, язвителен, импульсивен. И гениален. Сегодня вечер, когда можно свести счеты со всеми. Победить разом. Поставить всех на место. То есть лишить всякого места – никаких мест в «черной дыре» Надеждина быть не должно. Ему, парализованному и униженному, хуже точно не будет, а остальным…

Надо позвонить Надеждину и что-то ему сказать. Чтобы он не наделал глупостей. Как-то убедить его. Надо открыть наконец глаза и набрать его номер, а заодно узнать, что так шумит вокруг. Я слишком сильно зажмурился, поэтому круги в глазах замутнили происходящее на площади.

Три полицейские машины резко затормозили метрах в двадцати от меня. Их сирены спугнули банду ворон, восседавших на рождественской елке, и пернатые с взволнованным карканьем полетели в направлении Москвы – благодаря географическому столбу у меня имелись четкие ориентиры. Вороны улетели, а я остался наедине с финской полицией.