Текст книги "Царская дорога (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чайка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Они уходят? – задумался я. – Но почему? У них все не так плохо. Мы ведь еще даже толком не начали, но они ведут себя так, как будто не хотят больше воевать. Как будто им ударили в спину. Но кто бы это мог сделать?

Глава 14

Еще месяц спустя. Год пятый от основания Храма. Месяц десятый, Гефестион, богу-кузнецу посвященный. Окрестности г. Ашшур. Ассирия.

Чудовищная по размерам армия Элама тащится на север вдоль берега Тигра, разоряя все на своем пути. Царь Шутрук-Наххунте, пылающий праведным гневом и жаждой наживы, не стал звать на эту войну князей юга. Уж больно долго ждать, когда из далекого Аншана придет армия. Это ведь месяца два-три, не меньше. Потому-то царь призвал только воинов Сузианы и прилегающих областей, собрав в поход тысяч пятнадцать-двадцать. Точнее сказать не смог бы никто, потому как никто этих воинов и не считал. Жалования им не полагалось, еды тоже, так зачем писцам утруждаться. Воюют здесь за добычу, а едят то, что возьмут по пути. Вот поэтому дорогу, по которой прошло войско эламитов, можно было спокойно увидеть с высоты птичьего полета. Вся она усеяна мертвыми телами и обгорелыми руинами деревень, до самых ворот Ашшура, который взяли в осаду.

Горе и разорение принес сюда царь Шутрук, но его каменное сердце не знает жалости. Толпы рабов и скота увели в Сузы, и еще больше добычи ожидается впереди. Там, в сердце Ассирии, его ждут нетронутые города, полные добра. Ашшур, Арбела, Нимруд, Ниневия… В этих землях уже лет десять не было войны, и даже крестьяне успели обрасти жирком. Огромный лагерь встал у стен столицы Ассирии, которая заперла ворота. Великий плач стоит над всей землей, и только двое здесь довольны своей жизнью. У них все идет просто отлично…

– Это уже третий рейс, драгоценный муж мой, – с удовлетворением заявила Цилли-Амат, глядя, как растет на палубе корабля куча награбленного добра, а количество кувшинов с брагой из фиников, напротив, стремительно уменьшается. Кулли купил себе право торговли, и все это время брел за войском, совмещая полезное с приятным. Ему все равно нужно было идти до самого Ашшура, чтобы получить назад своих верблюдов. Так почему бы попутно не поторговать. У него немалая свита: приказчики, охранники и погонщики. И их всех нужно кормить.

– Больше не приходи сюда, – сказал, подумав, Кулли. – Достаточно заработали. Я получу своих верблюдов и уйду, а на этих землях будет настоящий ахейский Тартар. Мчи отсюда, не останавливаясь, до самой Дур-Курильгазы. Севернее ее порядка уже нет.

– Да видела я, – нахмурилась Цилли-Амат. – Правый берег Тигра дотла разорен. Я всем богам молилась, пока корабль по берегу волокли. Все боялась, вдруг лихие люди налетят. Назад-то по течению пойдем, все безопасней.

– Шерсть отправили в Энгоми? – спросил Кулли.

– Пришлось на ослах везти, – поморщилась его жена. – Уж больно долго ждать брату. Он ее царским людям из Каркара сдал и домой поехал. Говорит, большая война на землях Хабхи идет. Стрелы туда возами тащат, а назад гонят скот и рабов. Государь твой ее до конца обчистил.

– Суета какая-то поднялась! – Кулли углядел волнение около царской ставки и крикнул. – Уцур! Пойди узнай, что там!

– Уже узнал, хозяин, – угодливо ответил слуга. – Говорят, армия царя Ашшур-Дана на подходе. Со дня на день два войска биться будут.

– Мне пора! – засуетилась Цилли. – В лавке один отец, а он уже старенький у меня. Может, на оставшееся вино скидку сделаем?

– По миру нас пустить хочешь, – мстительно заявил Кулли. – Никаких скидок, моя дорогая. У нас есть вино, а у воинов еще осталась добыча. Уедешь утром. А пока продавай!

* * *

Мерное покачивание коня навевало на меня дремоту. Хетты, шагавшие пешком или ехавшие на телегах, смотрели на нас с нескрываемой завистью, но гордо задирали подбородок, поймав насмешливый взгляд. Тащиться три недели по разграбленным в дым пустошам – невеликое удовольствие, но ведь мы дошли почти что до самого Ашшура. Ничего себе легкая прогулка получилась. Потренировал, называется, молодняк!

Кажется, я понял, почему от колесниц, в конце концов, отказались. Если я сетовал поначалу, что мне нужно кормить заводных коней и две сотни слуг, то, увидев армию хеттов в походном строю, я почувствовал себя автостопером, путешествующим по миру с одним рюкзаком.

Каждый из трехсот пятидесяти знатных воинов имел собственную свиту и обоз, в котором разобранные колесницы тащили в телегах, запряженных волами. Сотни таких телег, укрытых кожами, влекли меланхоличные быки. Они растянулись на пару километров, и этого зрелища мне не забыть никогда. Это же немыслимое богатство для нашего мира, который все капиталы считает именно в быках. Даже не в серебряных драхмах, ценность которых еще не для всех очевидна.

– Ё-мое! – присвистнул я, когда впервые увидел все это великолепие. – Да это же Формула 1 на выезде!

Аналогия оказалась полная. Стоит такая повозка как гоночный болид, а плотников, кузнецов, шорников и колесников приходится вести с собой едва ли не столько же, сколько воинов. Тяжелая колесница весит килограммов сорок, и на телеге их помещается две штуки. Отдельно везут запасные части и упряжь. А уж про оси и колеса даже говорить не стоит. Это расходный материал, который тратится в огромных количествах в процессе каждого боя. Их нужно брать с большим запасом, потому что пит-стоп для колесничего – дело более, чем обычное. Невесомые деревянные обручи, которые везут груз из трех здоровых мужиков, лопаются при хорошем прыжке по кочкам. Надо понимать, что воюем мы отнюдь не на английском газоне. Вокруг нас, на минуточку, каменистая степь.

Зачем мы забрались так далеко? А у нас другого выхода не было. Неумолимая судьба втянула нас в свою набирающую скорость спираль, не особенно интересуясь мнением смертных. Нас вел неумолимый рок, противостоять которому мы просто не могли. Ну, именно так я сказал Кузи-Тешубу, который услышав такое объяснение, ушел в себя на несколько часов, то ли запоминая сказанное, то ли пытаясь его понять.

Небольшой отряд, который Ашшур-Дан оставил на переправе, полег весь, но свою задачу выполнил. Он дал уйти войску, которое в спешке пошло назад, к Ашшуру. А вот почему оно туда пошло, мы узнали, только взяв языка.

– Убей меня гром! – растерянно посмотрел на меня Кузи-Тешуб, когда услышал, что к столице Ассирии идет огромное эламское войско. – Мой дорогой зять и брат! Если мы не добьем эту сволочь, я буду проклят духами предков. Такого случая нам больше никогда не представится.

Да, царь Каркемиша не титан мысли, но иногда его тоже просветляет. Если дать уйти ассирийцам, это будет немыслимой глупостью. И глупостью смертельно опасной. Нам никогда не простят этой победы. Ашшур-Дан накопит силы, обрушится на Каркемиш и сметет его. А потом придет моя очередь. Каркар и Угарит тут же станут следующей целью. А если он не сможет сделать этого сам, то непременно завещает детям. Каркемиш им как кость в горле, и они ни за что его не отдадут. Именно так они и поступили в моей реальности. Этот город, важнейший узел Царской дороги, стал бриллиантом в короне ассирийских царей.

– Нас мало, – поморщился я. – И ты еще со своими волами едва идешь. Прямого боя нам не выдержать, их намного больше. И стрел у меня маловато.

– Я тебе дам! – торопливо ответил Кузи-Тешуб. – У меня их несколько возов.

Нет, он все-таки сегодня поразительно догадлив. Он уже понял, что я затеял. Эта игра называется: кто последний, тот покойник. В нее очень весело играть, когда ты скачешь на коне, и совсем невесело, когда ты бредешь в арьергарде отступающей армии, растянувшейся на день пути. Ведь тогда у тебя примерно ноль шансов уцелеть.

* * *

Войско царя Ашшур-Дана представляло собой довольно жалкое зрелище. Это понимал даже Кулли, который стоял сейчас на высоком холме, коими богаты окрестности Ашшура. Он пристально, до боли в глазах, вглядывался в даль. В поход ушло десять тысяч, а назад вернулась едва ли половина. Видимо, множество отрядов провинциальной знати попросту разбежалось по дороге. Эламитов же было в несколько раз больше. Царь Ашшур-Дан только недавно смирил свою аристократию, и теперь она вновь решила поднять голову. Право на власть подтверждается здесь только победами. А когда их нет, то нет и настоящей власти. Большая, богатая страна может выстоять в череде поражений, но у Ассирии запас прочности невелик. Эта земля совсем недавно выбралась из десятилетия мятежей.

– Им конец! – с удовлетворением произнес Кулли. – Вот это я отомстил за украденных верблюдов. Аж сердце радуется. Кому рассказать, не поверят. Хотя рассказать все-таки придется. И как бы это половчее сделать, чтобы еще и серебра заработать? Надо какие-то правильные слова подобрать. Не зря же я страдал под палками палача, до сих пор вздохнуть больно. Хм-м…

Раздался рев труб, и цари проскакали вдоль строя своих воинов, поднимая их боевой дух.

– Сейчас начнется, – шепнул Кулли и крепко сжал амулет, висящий на шее. Его сама Цилли повесила. Сказала, что кошель серебра за него отдала. А если она столько отдала, значит, стоящая вещь. Не будет Цилли-Амат на всякий хлам серебро изводить. И эта мысль успокоила почтенного купца, внушив ему чувство покоя. И впрямь, чего бояться, когда огромная орда нависает над жидкой цепочкой ассирийцев.

Основа эламского войска – лучники и пращники. Их очень много, и они хороши. Туча стрел взлетела в небо, на мгновения закрыв от взора купца ассирийское войско, а потом упала вниз, с жадным нетерпением ища себе жертву. Отборные части царя Ашшур-Дана выстояли, прикрывшись щитами, но стрелы и камни летели, не переставая. Ассирийцы били в ответ, и их стрелы тоже косили полуголую пехоту Шутрук-Наххунте, но только было это напрасно. Воинов Элама куда больше, размен не в пользу хозяев.

– Колесницы пошли, – шепнул Кулли, который сражения такого масштаба не видел никогда. – А ведь они хороши! Пусть видят боги! Они великие воины.

Легкие, почти невесомые колесницы ассирийцев сорвались с места и обрушились на правый фланг эламитов. Возничие из знатнейших родов правили своей упряжкой движением пальцев, виртуозно объезжая камни и рытвины. Лучники, стоявшие на переплетении кожаных ремней, пускали стрелу за стрелой, выкашивая вражескую пехоту. По сравнению с ними колесницы Элама казались медленными и неповоротливыми. Они массивнее, и явно намного тяжелее. Даже обод колеса у них куда толще. Эламская знать, выехавшая навстречу, ударила по колесницам врага, сцепившись в смертельной схватке.

Тучи стрел, что летели с обеих сторон, рассеялись, словно утренний туман, и Кулли увидел, как отборные части Ассирии врезались в центр эламской пехоты.

– Ах ты ж! – Кулли снова схватился за амулет, когда увидел, как первый ряд упал, словно скошенный серпом жнеца. – Так вот чему предатель учил здесь воинов! Так царские гоплиты воюют. Спаси нас боги! Вдруг прорвут строй!

Нет, этого не случилось. Безумный натиск царского отряда был остановлен вязкой массой полуголой пехоты, которая умирала сотнями, но отступить не могла. Она давила огромным тысячеголовым телом, понемногу оттесняя тающее ассирийское войско. Как ни крути, а лучники продолжали стрелять через головы своих воинов, да и пращники бросали камни, каждое удачное попадание которых гарантированно выводило из строя самого умелого бойца.

На правом фланге ассирийские колесничие наголову разгромили эламитов и уже принялись за копьеносцев. И вроде бы вот-вот неповоротливая масса побежит, не выдержав их свирепого натиска, но тут случилось то, чего здесь никто не ждал…

– А это еще что такое? – неимоверно удивился Кулли. – Да неужто царь Эней с конницей подошел? А почему это колесницы с ним? У нас же нет колесниц. Ничего не понимаю!

Кулли терялся в догадках, но все это уже не имело никакого значения. Войско Ассирии, взятое в кольцо, начало таять, как тает весенний снег под лучами солнца. И даже штандарт Ашшура, на котором сиял позолоченный крылатый диск, вскоре упал, перерубленный чьим-то мечом.

– Та-ак! – Кулли спрятал амулет за пазуху. – Дело сделано! Я должен попасть к государю прежде чем он поговорит с Шутрук-Наххунте. Если этот горец узнает, что никакого посольства не было, он с меня шкуру сдерет, и будет в своем праве.

* * *

Я неверяще разглядывал своего тамкара, который выглядел так невинно, что мне в который раз захотелось набить ему морду. Его лицо, похожее на череп, обтянутый обожженной солнцем кожей, сияло такой преданностью, что у меня даже скулы свело. Скроил все-таки, сволочь. Этот блуждающий взгляд! Я знаю его. Точно, он где-то меня нагрел, но где именно, я пока понять не мог. Впрочем, все это сейчас было неважно. Дикая история, которую я только что услышал, в моей несчастной голове помещаться не желала никак. Лишь гора драгоценных подарков, которые передал через него эламский царь, говорила о том, что мне это все-таки не снится.

– Так ты соврал самому Шутрук-Наххунте? – переспросил я. – Ты втравил его в войну из-за ограбления посольства, которого не было? Ты спятил, Кулли? Или ты не понимаешь, с кем связался? Если он узнает про твою ложь, то даже я не смогу тебя спасти. Он потребует твоей казни, и я буду вынужден тебя ему отдать. А потом он на тебя куски порежет и каждый из них посадит на кол. Шутрук-Наххунте – настоящий живодер. О нем даже на Кипре наслышаны.

– Мне пришлось немного соврать, государь, – развел Кулли руками. – Иначе верблюдов было никак не вернуть. Вы бы взыскали их стоимость с меня. А это немалая сумма!

– То есть, ты из-за стада верблюдов развязал войну, в которой погиб царь Ашшур-Дан, его войско и почти вся ассирийская знать? – схватился я за голову. – И в которой сейчас погибнут многие города! Ладно, война! Демоны с ней! Но ты хоть понимаешь, что едва не выставил меня полным дураком? Я ведь не знал, что ты наплел Шутруку. Великие боги! Дайте мне знамение! Прогнать этого ненормального со службы или его имя на столбе у храма выбить?

– Лучше золотыми статерами отблагодарить, государь, – намекнул Кулли, который прекрасно понимал, что негативный вариант ему не грозит. – Мне знатность ни к чему. Эвпатриду торговать невместно, он воевать должен. А какой из меня воин!

– Да? – изумился я. – Ну тогда выйди из шатра и полюбуйся на дело рук своих. Грифы и гиены сегодня обожрутся так, что не смогут ходить. Не воин он! Да у меня даже легат столько народу не истребил, сколько ты!

– Мне бы стоимость подарков назад получить, государь, – помялся Кулли и протянул мне таблицу с оттиском дворцовой печати Элама. – Там немало. Нам с женой пришлось отдать все, что у нас было. И это чистая правда! Мардуком и Гермесом клянусь! Пусть меня молния убьет, если приписал хоть сикль.

– Получишь, – задумчиво произнес я, покрутив в руках кусок обожженной глины. Подарки стандартные, плюс минус. Да где же подвох? А! Вот оно!

– Ты сказал эламскому царю, что тебя ограбили, и что ты, как честный слуга, отдал свое имущество! – догадался я и по кислой физиономии своего тамкара понял, что попал точно в цель. – И тогда царь Шутрук-Наххунте восхитился твоей преданностью и богато тебя одарил!

– Великий царь вручил мне некоторую награду, – заюлил Кулли, пряча глаза. – Правда, не слишком щедрую, государь. Она могла бы быть и побольше. Я сейчас ни на что не намекаю.

– Достаточно с тебя одной награды, – махнул я рукой. – Шутрук – живодер, но не жадина. А я, так уж и быть, прикрою твое вранье. Ты ведь понимаешь, что из-за тебя царственная особа опустится до низменной лжи. Все, проваливай! Забирай верблюдов и жди. Пойдешь в Угарит с обозом. Добычи будет много.

– Слушаюсь, государь! – он склонился и выкатился из шатра, а я в который раз за сегодня обхватил голову, стараясь унять пульсирующую боль.

Скоро начнется пир в честь оглушительной победы. И пока здесь три царя, мне что-то нужно решить с проклятой Ассирией, иначе она вновь воспрянет и зальет кровью весь Восток. У этой страны еще есть неплохой шанс остаться относительно приличным государством. Правда, маленьким, слабым и без претензий на мировое господство. Буду думать, ведь за оставшееся время я должен сообразить, как в очередной раз перекроить этот мир. Осталась сущая мелочь: нужно взять самую сильную крепость Междуречья, и сделать это так эффектно, чтобы ни у кого даже мыслей не появилось о дальнейшем сопротивлении.

Глава 15

Ашшур еще называют Аме ша ме иблу, «город, омываемый водами». Столица Ассирии презрительно смотрит на меня сверху вниз, спрятавшись за высокими стенами. Немалая гора всем своим видом намекает на трудности возможного штурма. Учитывая, что осадных орудий у меня здесь нет, а у обоих моих коллег их и вовсе никогда не было, дело выглядит довольно кисло. Город можно взять только осадой, а торчать здесь мне категорически не хочется. Я домой хочу. Я ведь ненадолго до соседнего царя отлучился… Можно сказать, за хлебом в тапочках вышел, а тут эти дурацкие верблюды!

Проклятый город со стороны реки неприступен совсем. Там отвесные склоны. А там, где склон чуть более пологий, стоят самые мощные укрепления из всех, что я когда-либо видел. Ашшур окружен водой со всех сторон. Изгиб Тигра защищает его с севера и востока, а с запада и юга прорыт канал Пати-Энлиль, который опять же впадает в Тигр. Внутри сидит тысячный гарнизон, и только избыток сил у царя Элама не дал им выйти из города на помощь своим. Ворота Ашшура были перекрыты так надежно, что ассирийцы попытались сделать вылазку, умылись кровью и снова скрылись за стенами, пока их царя убивали прямо у них на глазах. И теперь нам нужно что-то с этим сделать…

– Скажите, мои царственные братья, – заявил я, стоя рядом с натужно сопящим Шутруком-Наххунте и своим будущим зятем Кузи-Тешубом. – Не зазорно ли вашим воинам взять в руки лопаты и кирки?

– Незазорно, – недоуменно повернулся ко мне царь Элама, который тоже не понимал, как мы эту крепость будем брать. – Колесничие не в счет. Они работать не будут.

– Тогда мы возьмем этот город за неделю, – с удовлетворением сказал я.

– Если мы возьмем его меньше, чем за месяц, – мрачно зыркнул на меня Шутрук, – я поверю в те дурацкие слухи, что разносят о тебе купцы по обоим берегам Великих рек. Этот город стоит на скале, и до ближайшего леса неделя пути. Его хранилища полны зерна, а цистерны – воды. Стены высотой в двадцать пять локтей, а в башнях сидят лучники. Мы скоро ограбим все вокруг и будем жрать собственные ремни. У меня тысячи воинов, я не смогу кормить их тут целый год.

– Мой бог говорит, – с усмешкой посмотрел я на него, – что самые высокие стены перешагнет осел, нагруженный золотом.

* * *

Ашшур – город относительно небольшой, со всеми пригородами едва ли в квадратный километр. Бедняцкие кварталы даже плевка не стоят, и они уже ограблены дочиста. Сердце города – цитадель, десять гектаров дворцов, храмов и домов знати. Именно она стоит на высоком холме, с которого изумленные ассирийцы наблюдают за бессмысленным на первый взгляд действом. Сотни людей копают землю, засыпая начальный отрезок канала, окружающего водным кольцом Ашшур. Горожане и воины, засевшие внутри, тычут пальцами, оживленно обсуждая увиденное, но землекопы не останавливаются ни на миг. Лопат и кирок у нас куда меньше, чем свободных рук. Люди просто меняются, поработав пару часов, и даже ночью слышен затейливый мат на нескольких языках. Надо сказать, мы и в этом деле впереди планеты всей. Я случайно привнес в нарождающееся койне возможность сопрягать слова через соединительные гласные, и это породило фантастические по своему богатству лингвистические изыски. Ведь в микенском диалекте ахейского языка имеются падежи, их целых семь, и приставки, и суффиксы. В общем, есть, где развернуться при должной фантазии.

На пятый день, когда вода сошла, а ров из речного рукава превратился в топкое болото, к воротам Ашшура подскакал всадник с золотым ожерельем на шее и с зелеными ветками в руках. На нем надет пурпурный плащ (это я ему его дал поносить) и немыслимо богатый воинский пояс (тоже мой). Всадник задрал голову и прокричал.

– Переговоры! Зови главного!

Стрелять не стали, и очень скоро на стене появилась надменная физиономия, украшенная завитой бородой, уложенной в правильные ярусы. На груди ассирийца тускло мерцало массивное ожерелье, а властное выражение лица свидетельствовало о том, что он и впрямь главный здесь.

– Меня зовут Нин-дугаль, и я ношу титул бел-или, градоначальника великого Ашшура, – надменно спросил ассириец. – Кто говорит?

– Я Тарис, – крикнул посланник, – командующий пятью сотнями всадников. Я служу царю царей Энею, и принес тебе его слова!

– Говори! – кивнул ассириец.

– Ты должен услышать их, глядя мне прямо в глаза, – усмехнулся Тарис. – Выйди за ворота, градоначальник, или клянусь богами, ваш город превратится в место, где пируют гиены.

– Мы не боимся твоих угроз, посланник, – надменно произнес ассириец, но за ворота, тем не менее, вышел.

– Послание таково, – заявил Тарис. – Три царя принесли клятву своим богам, что не уйдут отсюда, пока этот город не падет. Рва у вас уже нет, и Нижний город остался без воды. Ваши запасы в цистернах иссякнут за пару месяцев, и тогда все умрете от жажды. И зерна по Тигру вы не получите, мы перехватим все корабли.

– Плевать, – равнодушно ответил ассириец, запахнувшись в роскошный плащ, обшитый золотой бахромой. – Скоро зима, и небеса дадут воды еще. Еды у нас полно, а чернь мы выгоним за ворота. Делайте с ней что хотите. Мы будем биться, как пристало воинам.

– Три государя, владыки многих земель, говорят тебе, Нин-дугаль, – продолжил Тарис. – Царя Ашшур-Дана, оскорбившего послов, покарали боги. Он и его род прокляты за это святотатство. Сдай Ашшур, и тогда лично ты получишь талант золота и город Арбела. Ты станешь царем, и твои потомки будут царями. Три государя поклянутся в этом и признают вечное право твоего рода на этот город и его округу. Царская дорога из Аншана в Угарит пройдет через твои земли, и ты будешь вправе взять с них сороковую долю пошлины.

– Это измена, – лоб ассирийского вельможи покрылся каплями пота, а его глаза скосили куда-то вбок.

– Ты клялся в верности тому, кто умер, – ответил Тарис. – Разве мальчишка Мутаккиль-Нуску уже стал жрецом Ашшура? Он прошел очищение? Принес положенные жертвы? Разве лучшие люди Ассирии признали его? Они уже успели сказать прилюдно: «Мутаккиль-Нуску! Ашшур, владыка твой, утвердил твоё царство»?

– Не-ет! – замотал головой вконец растерявшийся градоначальник. – Не успели еще! Нам не до этого пока.

– Тогда он не царь, и никакой измены тут нет и быть не может, – решительно заявил Тарис. – Ты всерьез думаешь с тысячей воинов удержать город, который осаждают цари царей? Спаси своих людей, Нин-дугаль. Спаси своих жен и детей. Подари им новую, счастливую жизнь. Три повелителя мира признают тебя своим сыном. Открой ворота и уведи войско в Арбелу. Ни одна стрела не полетит в твою сторону. В этом три царя клянутся великим Солнцем. Боги Тиваз, Наххунте и Шамаш будут тому свидетелями.

– Проваливай отсюда, посланник! – заорал ассириец так громко, что слышали все, кто сейчас стоял на стенах. – Я не сдам город!

– Ты услышан, – понимающе оскалился Тарис и развернул коня.

Ашшур был сдан к закату. Когда войско вышло из ворот, таща награбленное, купцам, жрецам и вельможам не осталось ничего, кроме как упасть в ноги царям и предложить выкуп за свою жизнь. А еще они принесли головы мальчишек, сыновей Ашшур-Дана. Меня даже замутило от этого зрелища. Едва не зарубил сволочей, но вовремя удержался, ведь и Шутрук, и Кузи-тешуб отнеслись к этому как к должному.

Знать столицы Ассирии стоят на коленях перед креслами, в которых сидят три царя. Они держат в руках дары, и их глаза смотрят в землю. Вдруг войско, обступившее нас всех, зашумело, словно лес под порывом ветра. Изумленные вопли раздавались все ближе и ближе. И вскоре упряжка из шести коней выплыла из людского моря, волоча за собой каменную статую.

– Ашшур! – вскинулись ассирийцы. – Да как вы посмели! Бог покарает вас!

– Пусть попробует, – усмехнулся я и взял в руки молот, наслаждаясь перекошенными лицами царей и вельмож. Даже Шутрук-Наххунте, бесстрашный воин, побледнел и зашептал какие-то молитвы, схватившись за амулет.

Я поднял молот и обрушил его на статую. Удар, еще удар, еще… Изваяние высечено из песчаника, и я жутко обрадовался, что искусство обработки камня здесь не достигло высот Египта. С гранитом я мог бы оконфузиться. Эта статуя невелика, всего метра два в высоту, и совсем скоро, после прицельных ударов по шее, голова покровителя столицы Ассирии отлетела в сторону и теперь лежала, жалобно глядя на свою паству. Единодушный вздох вырвался из груди людей, на глазах которых свершилось немыслимое. Теперь меня должна была убить молния как святотатца. Но, ко всеобщему удивлению, я все еще проявлял признаки жизни.

– Бог Ашшур повержен! – заорал я, подняв молот вверх. – Он больше не имеет силы. Если он может, то пусть покарает меня прямо сейчас! Видите! Я жив! Значит, бог Ашшур только что умер!

Убедило ли это людей, я не знаю, но на лице Шутрук-Наххунте проявилось немалое сомнение. А вот ассирийцы были раздавлены. Их мир только что рухнул.

* * *

Банальная пьянка, которая сопровождает любую более-менее значимую победу, закончилась к вящему удовольствию всех без исключения. Все же люди тут собрались неглупые и дальновидные. И Кузи-Тешуб, который смог сохранить за собой немалый кусок империи хеттов в этом развалившемся мире, и Шутрук-Наххунте I, самый великий из царей Элама за всю его историю. Эти люди прекрасно понимали, что изменения политического расклада случились тектонические. И понимали, что с этим нужно что-то делать…

– Мы не можем оставить Ассирию в прежнем состоянии, царственные братья, – сказал я, когда вельможи покинули шатер. – Царя Ашшур-Дана мы убили, двое его сыновей погибли тоже. Местная знать попряталась в провинциях и ждет. Пройдет несколько лет, и они снова соберутся с силами. Они изберут царя из боковой ветви, и тогда времена Тукульти-Нинурты вернутся.

– Что ты предлагаешь, царь Эней? – нетерпеливо перебил меня Шутрук.

Он хорошо говорит по-аккадски, но его говор звучит немного забавно. Можно было бы посмеяться, да только все веселье пропадает, когда встретишься взглядом с этим человеком. Маленькие, глубоко посаженные глазки сверлят тебя, как два буравчика, и в них светится живой, совершенно безжалостный ум. И тогда ты вспоминаешь, что ту самую стелу с законами царя Хаммурапи, из учебника истории за пятый класс, притащил в Сузы именно он. А чтобы это сделать, царь Шутрук-Наххунте I превратил в пустыню половину Междуречья.

– Нужно уничтожить проклятое семя, – ответил я. – Затоптать, чтобы Ассирия никогда больше не поднялась. Разделить между собой ее провинции, а в дальних землях посадить своих царей. Ты заберешь Аррапху и все переправы через Диялу, Большой и Малый Заб. Кузи-Тешуб заберет запад до самой реки Хабур. Переправа у города Гузана тоже отойдет к нему. Города в сердце Ассирии нужно разделить границами. Пусть Арбелу заберет себе градоначальник Ашшура. Там все равно почти все земли принадлежат жрецам Иштар. Ему никогда не стать сильнее их. В Ниневии мы тоже посадим своего царя, и в Нимруде, и Тайте можно поступить так же.

– А Ашшур? – эламский царь даже вперед наклонился, сгорая от любопытства. – Ты ничего не сказал про Ашшур!

– Стереть с лица земли, – жестко ответил я. – Людей вывести в другие места, храм Ашшура разобрать по камешкам, а стены срыть до основания.

– Я не ты! Я с богами ссориться не стану, – поднял перед собой руки Шутрук-Наххунте, а царь Каркемиша поморщился и согласно кивнул, звякнув массивными золотыми серьгами. Он тоже боялся связываться с бессмертными сущностями.

– Я готов поссориться с богом Ашшуром, – ответил я. – Плевать мне на него. В моих землях нет его власти. А когда снесут его храм, то у него и здесь власти больше не будет. Могу оставить людей, они возьмут на себя эту работу. Они сделают так, что горожане сами сломают и сожгут свои дома. Ашшур должен быть уничтожен, чтобы даже памяти о нем не осталось.

– Что ж, я согласен, – кивнул Шутрук-Наххунте. – Земли Аррапхи, Замуа и Хархара теперь мои, и все правобережье Тигра тоже. А князьки Ассирии будут платить мне дань.

– Они будут платить тебе дань баранами, – поддержал его я. – И шерстью.

– Почему так? – прищурился Шутрук.

– Им понадобится много пастбищ, – пояснил я. – И тогда меньше земли останется под поля. Меньше зерна – меньше крестьян. Меньше крестьян – меньше воинов у царей. Эти князьки никогда не выйдут из-под твоей руки, но будут обогащать тебя данью. А умелых ремесленников из их городов мы уведем к себе. Если никто не сможет сделать хорошее оружие и доспех, Ассирия сама собой исчезнет как дым.

– Теперь я понимаю, что слухи о тебе не врут, – царь Элама в задумчивости погладил завитую бороду. – Ты не оставляешь за спиной недобитого врага. Согласен!

– И я согласен, – кивнул Кузи-Тешуб и повернулся в мою сторону. – А что хочешь взять себе ты, мой дорогой брат?

– Я хочу, чтобы эти границы навеки остались нерушимы, – усмехнулся я. – Давайте заключим союз трех царей… Или лучше четырех! Пусть Мардук-аппла-иддин присоединится к нам. Пусть нас разделят реки и горы, но караванные пути будут свободны и безопасны для наших купцов.

– Что же, нам не воевать теперь? – с веселым недоумением посмотрел на меня Шутрук-Наххунте. – Тогда наши копья затупятся, а тетива луков сгниет.

– Поверь, царь, – заверил я его. – У тебя впереди еще много войн. С севера уже идут новые племена, которых гонит сюда засуха. Твои границы терзают лулубеи и касситы, но совсем скоро вы узнаете, кто такие мидяне и персы. На Каркемиш тоже идет один набег за другим. Каски, мушки и арамеи нападают без остановки. Давайте хотя бы мы заключим мир и проложим торговый путь от Аншана и Суз до самого Угарита. Если земли вокруг Тигра и Евфрата будут жить в мире, Царская дорога обогатит всех нас без всякой войны. Ваши товары поплывут в Аххияву, Италию и Египет. И никто не посмеет тронуть ваших купцов в этих водах. Я, Господин Моря, дам им свою защиту.

– Я не слишком верю в длинные договоренности, – поморщился царь Шутрук. – Но твои слова звучат здраво, царь Эней. Я готов попробовать. А вавилонского царька можно ни о чем не спрашивать, он сделает то, что я ему прикажу.

– Я тоже согласен, – кивнул Кузи-Тешуб. – Мне точно будет не до войн с вами. Мне еще нужно отбиться от мушков и привести к покорности новые земли. А что касается длинных договоренностей, то я в них верю. «Золотой мир» между страной Хатти и Египтом продержался целых сто лет. Тот самый, что заключили после битвы при Кадеше. Если бы боги не прокляли царей моей страны, его бы и дальше соблюдали, потому как всем выгодно было. Мне ли этого не знать, я пятое колено царей Каркемиша. Я еще в детстве видел, как через мой город шел поток караванов с востока и запада. А теперь их почти нет, и моя казна оскудела.