Текст книги "По следам «таинственных путешествий»"

Автор книги: Дмитрий Алексеев

Соавторы: Павел Новокшонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Ухудшение погоды, предсказанное Геофизическим институтом, наступило скорее, чем предполагалось. И, вылетев из фьорда, Амундсен, по-видимому, здраво оценил обстановку. Оставался единственный путь – обойти туман западнее.

Зона тумана оказалась обширнее. «Латам» еще больше отклонился к западу, вероятно, вынужден был пойти на посадку.

Комиссия, исследовавшая бак и поплавок, по самым ничтожным штрихам – вмятинам, пробоинам на поплавке, деревянной пробке на обломке бензопровода – пыталась установить, что же произошло в море и в каком районе.

Стойки, соединяющие поплавок и крыло, похоже, порвались от сильного удара. Значит, при посадке Гильбо не сумел погасить скорость. Но, с другой стороны, поперечные укосины крепления согнуты так, что это можно объяснить только ударом лодки с кормы. Может, самолет сначала коснулся воды хвостом и после этого перевернулся? Эта гипотеза выглядит правдоподобной. Но на поплавке сзади дыра, и комиссии кажется, что появилась она не во время падения гидроплана и срыва поплавка. Тоже загадка.

Бак либо вылетел из разбитого корпуса во время катастрофы, либо его отделили от фюзеляжа сами члены экипажа. И поставили деревянную пробку на бензопровод. А для этого нужно время... Может быть, бак хотели использовать в качестве спасательного плотика или, что более вероятно, для замены потерянного поплавка?

Эксперты располагали ничтожными фактами. И только весьма приблизительно могли сказать о том, где произошла катастрофа. Откуда течения принесли бак и поплавок – этих немых свидетелей трагедии?

Но абсолютно ли немы бак и поплавок? Пожалуй, в те давние годы из них, если так можно сказать, была выжата вся предельно возможная информация.

А ведь с тех пор об океане мы узнали много нового. И если в тридцатые годы не было достаточно полной схемы поверхностных течений севера Атлантики, то сегодня такие карты есть. О чем же они говорят?

Мы долго изучали эти карты. Вновь и вновь проверяли всю систему фактов и пришли к любопытному заключению.

Если все три предполагаемых направления полета обозначить на карте секторами – такая геометрия обусловлена тем, что вероятность отклонений от курса будет возрастать пропорционально расстоянию от Тромсё – и совместить с картой поверхностных течений, обнаруживаются некоторые закономерности. В каждом секторе выделяется своя, заметно обособленная схема течений.

Если бы поплавок и бак начали свободный дрейф где-то из второго сектора, их во всех случаях понесло бы к Гренландии. И вновь к берегам Норвегии они попали бы приблизительно через год. И еще одно обстоятельство говорит не в пользу второго сектора. Кроме «Мариты» сигналы наверняка услышали бы на Медвежьем, в Кингсбее и на севере Норвегии. Даже при условии работы радиостанции «Латама» с воды.

Еще меньше вероятность катастрофы в третьем, самом восточном секторе. Оттуда плавающие предметы идут своим кругом течений, из которого в места обнаружения бака и поплавка теоретически можно попасть через неопределенно долгое время. А слышимость радиосигнала бедствия там, пожалуй, такая же, как и в секторе номер два.

Любой плавающий предмет, очутившийся в первом секторе, будет дрейфовать против часовой стрелки и неизменно попадает на основное течение, идущее вдоль норвежских берегов к северу[67]67
  Морской атлас. Т. 1—3. (М., 1950—1958); Атлас волнения и ветра Норвежского моря (Архангельск, 1964).


[Закрыть].

Поплавок и бак были найдены не на берегу, а «сняты» непосредственно с течения. Следовательно, мы располагаем почти точным временем их дрейфа, соответственно 73 и 116 дней. Но дрейфовали они с разной скоростью и проделали путь различной протяженности. Пробитый поплавок, наполовину затопленный, перемещался как классический буек. На легкий бак с малой осадкой и большой «парусностью» существенное влияние оказывал ветер. Ну а теперь, если условно бросить в воду эти предметы там, где они были подобраны, и «запустить» против течения, скорость которого и устойчивость нам известны, а также учесть влияние результирующего ветра, можно с большой долей вероятности назвать места, куда они приплывут. Другими словами, откуда они начали свой путь. Координаты этого района приблизительно 72° северной широты и 9° восточной долготы.

Маршрут полета «Латама» и место его гибели

Характерно, что район этот находится в первом секторе, то есть на предполагаемом северо-западном курсе «Латама». И если по этому курсу отложить расстояние, пройденное «Латамом» со времени вылета из Тромсё и до того момента, когда Геофизический институт вновь попытался возобновить связь после перерыва (примерно 400 километров), то полученная точка оказывается в районе начала дрейфа поплавка и бака. И радиосигнал, поданный из этого района вечером 18 июня рацией «Латама», имевшей дальность действия с воды не более чем 300 километров, не могла услышать ни одна из станций, которая поддерживала с ним связь. За исключением случайных судов, находящихся в море. Вечером 18 июня радиотелеграфист угольщика «Марита», шедшего на Шпицберген, передал на радиостанцию Кингсбея: «Траверзе Медвежьего острова я поймал очень слабые сигналы бедствия. Своих позывных и координат станция не сообщила». Угольщик «Марита» находился в пределах досягаемости радиостанции «Латама»... Если бы эту схему можно было положить на стол перед организаторами поиска в июне 1928 года, надо полагать, спасательные средства в первую очередь направили бы именно в сектор номер один.

Желание Амундсена погибнуть в небе легко и просто не осуществилось... «Латам», может быть, из-за отказа одного мотора или какой другой причины сел на воду.

По нашей просьбе старший научный сотрудник Гидрометцентра СССР, кандидат географических наук М. Мастерских восстановил синоптическую обстановку 18 июня в районе предполагаемой вынужденной посадки: ветер до 15 метров в секунду, туман, температура воздуха около нуля, возможно обледенение, высота волн от двух до трех метров.

«...Посадка на тяжелом гидросамолете при таком волнении чрезвычайно сложна и опасна, – сообщил нам старейший советский полярный летчик М. Козлов. – На поплавковой машине типа «Латам» риск возрастает вдвое: снос одного из балансовых поплавков может привести к катастрофе. Однажды пришлось садиться при трехметровой волне. Мне повезло. Я сел на гребень одной волны, перелетел на гребень другой и так постепенно гасил скорость. О взлете не могло быть и речи. Выбросил плавучий якорь и ждал улучшения погоды. В этих условиях «Латам» долго бы не продержался и в конце концов разрушился».

Экипаж «Латама» начинает ремонт. Главное – вернуть самолету остойчивость. К моменту посадки только один бак горючего из шести мог быть выработан. Похоже, его извлекли из фюзеляжа, сделали деревянную пробку на бензопроводе и стали приспосабливать вместо потерянного поплавка...

Сколько времени мужественный экипаж боролся за спасение «Латама» и свои жизни в ледяных водах Норвежского моря, мы, вероятно, никогда не узнаем...

«Посадку будем делать в…»

Так подвиг, казавшийся напрасным, становится животворным, неудача – пламенным призывом к человечеству напрячь свои силы для достижения доселе недостижимого; доблестная смерть порождает удесятеренную волю к жизни, трагическая гибель – неудержимое стремление к уходящим в бесконечность вершинам.

Стефан Цвейг

Весну и лето 1937 года можно назвать звездными часами советской полярной авиации. В мае большая воздушная экспедиция Отто Юльевича Шмидта на четырех тяжелых самолетах высадила научный десант на Северный полюс. Экспедиция еще находилась в высоких широтах, как через полюс в Америку стартовал экипаж Валерия Чкалова на одномоторном АНТ-25. Это был первый в мире авиационный трансарктический рейс. Спустя три недели на таком же самолете летит Михаил Громов. И опять успешно. А в Москве тем временем завершаются последние приготовления к еще одному трансарктическому перелету. На этот раз транспортному.

Заканчивался знойный день 12 августа, но на подмосковном аэродроме в Щелкове было непривычно многолюдно. Вокруг четырехмоторного самолета с темно-синим фюзеляжем, который стоял в конце взлетной полосы, хлопотали механики. Бензозаправщики закачивали в его огромное чрево горючее. На красных крыльях бросались в глаза большие опознавательные знаки «СССР-Н-209». Командира самолета – Героя Советского Союза Сигизмунда Леваневского[68]68
  О жизни С. А. Леваневского и его деятельности как полярного летчика рассказывается в книге Ю. П. Сальникова «Жизнь, отданная Арктике» (М., 1984).


[Закрыть] – окружили журналисты. Он охотно отвечает на вопросы, шутит. Последнее интервью перед сверхдальним рейсом.

Леваневский задумал трансарктический перелет еще в 1933 году, когда пришел в полярную авиацию. Четырехмоторный самолет авиаконструктора Виктора Федоровича Болховитинова поразил его изяществом линий и внушительными характеристиками. Гладкая обшивка. Полуубирающиеся шасси. Скорость до 300 километров в час. Эта новая машина уже принесла стране четыре мировых рекорда скорости и грузоподъемности. «Если бы мы поставили на нем другие моторы, – писал Леваневский, – потребляющие меньше горючего, чем установленные у нас высотные моторы, можно было бы взять на борт самолета 20—25 пассажиров и таким образом открыть пассажирскую линию через полюс».

Подготовка Н-209 к сверхдальнему броску велась в сжатые сроки. Приближалось к концу короткое арктическое лето. На самолете установили новые трехлопастные винты с антиобледенительной системой. Разместили в фюзеляже надуваемые воздухом матерчатые мешки на случай аварийной посадки в океане и неприкосновенный запас. Очень небольшой для такого опасного перелета. Начальник Главсевморпути Отто Юльевич Шмидт отметил в своей записной книжке: «Леваневский выбросил пять мешков с продовольствием по шесть килограммов. Осталось тридцать мешков. Нарты, лыжи, шестиместная палатка. Взяли только четыре спальных мешка, хотя должны были шесть...»[69]69
  О конструкции и характеристиках самолета В. Болховитинова сообщается в книге В. Б. Шаврова «История конструкций самолетов в СССР до 1938 года» (М., 1969).
  Одиннадцатого августа, за сутки до начала перелета Леваневского, была составлена «Докладная записка о состоянии подготовки самолета Н-209» (Историко-мемориальный музей Н. Е. Жуковского, инв. № 382, № 348– 7А), в которой, в частности, сообщалось следующее: «Полетный вес самолета при старте – 34 700 кг, в том числе горючего и масла– 17 320 кг. За время подготовки к данному перелету на нем налетали 47 часов, в том числе на моторах, идущих в перелет, 19,5 часа. Дальность полета самолета при указанном весе и запасе горючего будет 8440 км. Расстояние от Москвы до Фербенкса 6660 км. Резерв дальности– 1780 км, т. е. 26,5%. Продолжительность перелета в зависимости от атмосферных условий будет 29—38 часов. Средняя скорость– 180—230 км/час. При вылете из Москвы в 17 часов самолет будет в Фербенксе на следующие сутки в 22 часа по московскому времени, или в 11 часов по местному времени; при самых неблагоприятных метеоусловиях самолет будет в Фербенксе на вторые сутки в 7 часов по московскому времени, или в 20 часов по местному времени. При аварии одного мотора самолет имеет дальность при весе 26 тонн 3400 км при резерве 25%».


[Закрыть]

Маршрут полета Н-209 и районы его поисков

На шестерых – 180 килограммов продовольствия, этого могло хватить только на месяц-полтора при вынужденной посадке. Но Леваневский, видимо, решил урезать себя в самом необходимом, чтобы взять лишнюю сотню литров горючего.

...В пять часов пополудни к Н-209 подвезли коммерческий груз и почту. Наступает короткая минута прощания. Шесть членов экипажа выстраиваются перед самолетом. Бесстрастный зрачок фотокамеры фиксирует их лица. Сигизмунд Леваневский скрестил руки на груди, нетерпеливо поглядывает в небо. Сосредоточен пилот Николай Кастанаев. Он и механик Николай Годовиков знают самолет с момента его «рождения» в мастерских завода в 1935 году. Улыбается радист Николай Галковский. Рядом с командиром опытнейшие полярные асы—авиаинженер Григорий Побежимов и штурман Виктор Левченко – преданный спутник Леваневского во многих путешествиях.

Последние рукопожатия. Пожелания счастливого пути. Захлопывается люк. Бешено рассекают воздух пропеллеры. Длинный, длинный разбег. Колеса как бы нехотя отрываются от бетонной полосы. Темно-синий самолет постепенно превращается в едва заметную точку и, взяв курс на север, исчезает в гаснущем свете дня. Было 18 часов 15 минут...

До полюса Н-209 должен был повторить трассу Валерия Чкалова и Михаила Громова: Архангельск—Баренцево море – остров Рудольфа на земле Франца-Иосифа. Затем пролететь вдоль 148-го меридиана западной долготы, над районом полюса относительной недоступности и приземлиться на Аляске. Такой маршрут диктовался предельной расчетной дальностью самолета – 8440 километров с учетом наихудших погодных условий. Кроме того, самолет мог садиться только на аэродромах с хорошими и длинными взлетно-посадочными полосами, оборудованными приводными маяками. Ближайшим таким аэродромом был Фербенкс.

Штаб перелета расположился в одном из зданий Центрального аэропорта столицы, поближе к мощной радиостанции. Сюда и потянулись ниточки морзянки – хрупкой цепочки, связавшей шестерку отважных людей с Большой землей. Приникли к своим приемникам радисты.

«23.50. Прошли остров Моржовец. Высота – 2600 метров, – выстукивает радист Галковский. – Вынуждены нарушить график из-за сплошной кучевой облачности. Три часа идем ночью. Леваневский и Кастанаев ведут самолет по приборам. Самочувствие хорошее[70]70
  Здесь и ниже в этом очерке радиограммы, которые были приняты во время полета Н-209 и после его исчезновения, цитируются по статье Д. Алексеева и П. Новокшонова «Посадку будем делать в...» (журнал «Север». 1982. № 9).


[Закрыть].

...02.21. 13 августа. Взошло солнце. Внизу сплошная облачность.

...05.45. Высота – 6000 метров. Температура – 27°. От холода лопается целлулоид».

О погоде в Арктике знали в те времена немного. Всего три месяца, как начала работать самая северная радиостанция на дрейфующей станции СП-1. Советский полпред в Америке Константин Уманский сообщил 11 августа в Москву: «...в ближайшие сутки на Аляске ожидается хорошая погода, высокая разорванная облачность». Но такие метеоусловия– на конечном этапе маршрута. Главный синоптик только что завершившейся полюсной экспедиции Борис Дзердзеевский предостерегал: высокие широты пересекает мощный циклон. Возможна многокилометровая облачность.

...Полетный график стал нарушаться, как только Н-209 очутился над свинцовыми водами Баренцева моря. Мощная облачность вынуждала Леваневского забираться все выше и выше. Лететь с большим перерасходом драгоценного топлива, 2000 метров, 3000... И вот стрелка высотомера замирает на отметке 6000 метров...

Встречный ветер усилился и перешел в ураганный. Один за другим, как морские волны, набегали на самолет атмосферные фронты. Путевая скорость падала с каждым часом. Реже стали и радиограммы Галковского. Экипаж перешел на работу в кислородных масках. Моторы работают на форсированном режиме...

Через 19 часов 30 минут после старта Галковский передал: «Пролетаем полюс. От середины Баренцева моря все время мощная облачность. Высота – 6100 метров. Температура – минус 35 градусов. Стекла кабины покрыты изморозью. Ветер местами 100 километров в час. Сообщите погоду в США. Все в порядке». Он даже попытался связаться, правда безуспешно, с радистом дрейфующей станции СП-1 Эрнстом Кренкелем. Позади 4000 километров – больше половины маршрута.

Теперь начался отсчет километров вдоль 148-го меридиана. Но не минуло и часа, как пришла девятнадцатая по счету радиограмма Галковского, переполошившая штаб перелета: «Отказал правый крайний мотор из-за неисправности маслосистемы. Идем на трех моторах. Очень тяжело. Идем в сплошной облачности. Высота – 4600 метров...»

Ситуация критическая! Побежимов и Годовиков конечно же бросились в крыльевые «пазухи» самолета, пробрались к мотору, начали устранять неисправность. А тем временем Н-209 потерял высоту и вошел в облачность. Началось опасное обледенение. А вслед за ним потянулись и другие беды: нарушилась радиосвязь, труднее стало управлять самолетом. Прибавилось работы и штурману Левченко. Поэтому мнение всех членов штаба было единодушным: Леваневскому нужно снизиться, пробить облачность, осмотреться и, в случае необходимости, выбрать подходящую льдину для посадки.

Такая радиограмма и была послана из штаба. Но Галковский не ответил. Все наземные радиостанции удвоили внимание. Вот-вот с самолета передадут разъяснение, уточнение, Леваневский сообщит о принятом решении. Но радиограмма № 19, посланная 13 августа в 14 часов 32 минуты по московскому времени, оказалась последней ясной и понятной. Несколько часов спустя в Якутске и на мысе Шмидта приняли отрывочные, неразборчивые сообщения. Слышимость была крайне плохой, отдельные буквы не ложились в связанный текст. Связь с Н-209 оборвалась. А вскоре миновали и все сроки, когда самолет должен был достичь берегов Аляски...

Савва Александрович Смирнов, радиоинженер. «...В 1937 году я находился в Фербенксе, где организовывал радиосвязь с самолетом Леваневского. Мы несли непрерывную вахту на тамошней мощной радиостанции. В первые восемь часов полета Н-209 нам не удалось его обнаружить. Только когда самолет стал приближаться к полюсу, появились первые неясные радиограммы. А вскоре пришла и последняя. Больше никаких сообщений нам принять не удалось...»[71]71
  Слова радиоинженера С. Смирнова, механика Ю. Бесфамильного, сотрудника Гидрометцентра СССР М. Мастерских и океанолога Н. Зубова цитируются по статье Д. Алексеева, П. Новокшонова «Где пропал Н-209?» (журнал «Техника – молодежи». 1982. № 10).


[Закрыть]

На следующий день в прессе появились сообщения об исчезновении Леваневского. Уманский сделал заявление: «Пока нет оснований для беспокойства за безопасность самолета. Думаю, что самолет, возможно, сделал вынужденную посадку в каком-либо районе между Северным полюсом и Аляской. В 14 часов 44 минуты по гринвичскому времени (спустя три часа после последней радиограммы № 19. – Примеч. авт.) радиостанция корпуса связи армии США в Анкоридже отчетливо слышала самолет на одной из его волн – 33 метра. Было перехвачено только несколько слов с просьбой принять по радио координаты самолета. Опыт полярных полетов команды дает уверенность в том, что она находится в безопасности...»

14 августа корреспондент ТАСС передал из Парижа: «Газеты высказывают предположение, что самолет совершил вынужденную посадку и что его рация не работает из-за исключительно тяжелых метеоусловий. Специальный корреспондент «Се суар» в Нью-Йорке сообщает, что сегодня утром на рассвете самолеты американского авиационного корпуса вылетели с баз на Аляске на поиски Леваневского и его товарищей. Погода по всей Аляске исключительно плохая. В Фербенксе считают, что из-за бури была повреждена рация самолета. В результате чего никакие береговые станции и все любители-радиослушатели до сих пор не перехватили ни одного сигнала самолета. Власти предполагают, что Леваневский сел на лед, предпочитая экономить горючее, чем бороться с ветром...»

Что же произошло с Н-209 после отказа мотора? «Упал на лед вскоре после аварии» – так считали многие полярные асы. Другие специалисты не были столь категоричны. Самолет мог продержаться в воздухе еще несколько часов, а потом с минимальными повреждениями приземлиться на дрейфующий лед. В пользу этого предположения свидетельствовали и радиограммы, принятые в Якутске и на мысе Шмидта.

Начались поиски. Все планы исходили из того, что совершена вынужденная посадка. Если за время аварии считать, в самом худшем случае, момент потери связи, район поисков определялся достаточно точно: примерно 88° северной широты, вдоль 148-го меридиана.

Ледокол «Красин» и пароход «Микоян» спешно отплыли к мысу Барроу на Аляске. Туда же вылетели на двухмоторных самолетах летчики Василий Задков и Алексей Грацианский. Три четырехмоторных ТБ-3 под командованием начальника полярной авиации М. И. Шевелева отправились на остров Рудольфа для обследования района полюса. «Всего на розыскные работы направилось 15 советских самолетов и 7 иностранных – в американском секторе Арктики», – заявил в интервью для газеты Правда» Отто Юльевич Шмидт.

Но арктическая непогода надолго сковала эти мощные поисковые силы. Лишь 14 сентября, месяц спустя после исчезновения Н-209, звено Шевелева добралось до своей базы. И только 7 октября флагманский самолет, пилотируемый М. В. Водопьяновым, смог отправиться в центральную часть Арктического бассейна. Число полетов можно было перечислить по пальцам. До наступления полярной ночи рейды со стороны Аляски совершили только три самолета: Грацианского, Задкова и американца Уилкинса. И все полеты проходили в очень сложных условиях: при плохой видимости, дожде, туманах и снегопадах[72]72
  Дополнительные сведения о поисках самолета Н-209 в 1937—1938 годах приведены в книге А. Ф. Лактионова «Северный полюс» (М., 1955) и А. Н. Грацианского «Уроки Севера» (Л., 1979).


[Закрыть].

Поисками пытались охватить огромный район: всю центральную часть Арктического бассейна и побережье Аляски. Газетчики расспрашивали известных полярных исследователей, и те строили оптимистические гипотезы. Зарубежные журналисты брали интервью у ясновидцев.

Тревожные и противоречивые сведения, будоражившие воображение, поступали тем временем из разных мест Арктики. С судна «Наскопи» видели красные сигнальные ракеты в районе магнитного полюса. Эскимосы острова Бартер у побережья Аляски слышали вечером 13 августа шум моторов пролетавшего самолета...

Наркомат связи СССР обратился ко всем радиолюбителям нашей страны и Северной Америки с просьбой вести непрерывные наблюдения за эфиром. Каждый день на рабочий стол Шмидта ложились десятки сообщений.

В первые дни после исчезновения Н-209 полярные радиостанции Главсевморпути, разбросанные вдоль арктического побережья, неоднократно прослушивали работу неисправной рации в диапазоне волн самолета. Эти сообщения официально регистрировались, и их нельзя было игнорировать. Складывалось впечатление, что экипаж жив, тщетно пытается прорвать «заговор молчания» эфира, выйти на связь с Большой землей, передать свои координаты.

Так, 14 августа – спустя сутки после исчезновения Леваневского – в 12 часов 25 минут радиостанция Главсевморпути захватила конец передачи неизвестной станции на волне 26 метров, по тону похожей на РЛ (позывные Леваневского. – Примеч. авт.). Была принята цифра 83, повторенная трижды, и знак «ждать». В Анкоридже перехватили следующее сообщение: «Не имеем ориентировки, затруднения с передатчиком».

16 августа поступило сообщение из Иркутска: «В 11 часов 23 минуты по 11 часов 30 минут на волне 26,54 метра слышали сигналы неисправно работающего передатчика. Начало работы и окончание – в соответствии с аварийным расписанием. Разобрать что-либо невозможно, но по характеру и продолжительности сигналов похоже на РЛ».

Вечером того же дня пришла телеграмма из Архангельска: «Радиостанция РЛ была слышна при прослушивании на 55 метрах. Принята отрывочная микрофонная передача в 22 часа 30 минут. РЛ вызывала Москву».

Из опыта поисков других полярных экспедиций было известно, что потерпевшим не всегда удавалось наладить радиосвязь сразу же после аварии. Даже при исправном радиопередатчике. Мешали тогда еще загадочные законы прохождения радиоволн в высоких широтах. Когда в 1928 году дирижабль «Италия» экспедиции генерала Умберто Нобиле разбился во льдах неподалеку от берега Шпицбергена, радист Биаджи начал отстукивать сигналы уже через несколько часов после катастрофы. А на Большой земле советский радиолюбитель Николай Шмидт услышал его позывные только через... тринадцать дней!

...13 сентября в Охотском море пароход «Батум» принял на волне 54 метра странную радиограмму: «Широта 83° норд, долгота 179° вест РЛ...» Возможно, это был последний зов исчезнувшего экипажа о помощи.

А неделю спустя Грацианский недалеко от этого района совершал свой четвертый полет. Вылетев с мыса Барроу, он вдоль 148-го меридиана достиг почти 76° северной широты. Дальнейшему полету на север помешал туман...

В начале октября на Землю Франца-Иосифа на смену звену Шевелева из Москвы отправился еще один авиационный отряд под командованием известного полярного летчика Бориса Чухновского на четырех тяжелых машинах, оборудованных специальными фарами для подсветки льдов. Однако следов Н-209 обнаружить не удалось. Непогода заставила на два месяца приостановить поиски. Лишь в середине января 1938 года Вилкинс совершил бросок в район полюса со стороны Аляски. В марте он повторил попытку. Все было тщетно...

Арктическая непогода, полярная ночь, удаленность от баз не позволили провести планомерные поиски на площади в миллионы квадратных километров. Даже в наши дни такая спасательная операция была бы сопряжена с немалыми трудностями. А тогда... И все же полярные летчики сделали все от них зависящее, бесстрашно совершая одиночные рейды в глубь белого безмолвия. Но проходили месяцы, и неумолимо таяла надежда обнаружить хоть какие-нибудь следы Н-209 и его экипажа. В августе 1938 года газета «Правда» опубликовала Заявление Советского правительства, где говорилось: «...правительство опросило Героев Советского Союза – летчиков и полярных исследователей – о возможности и целесообразности дальнейших поисков. По единодушному их мнению, дальнейшие поиски не имеют никаких шансов на успех и экипаж самолета Н-209 следует считать погибшим.

В связи с этим Совет Народных Комиссаров СССР постановляет дальнейшие поиски самолета Н-209 прекратить...»

Спустя десять лет в английской прессе появилось краткое сообщение, правда официально не подтвержденное, что исландские рыбаки обнаружили у берегов Гренландии вмерзшие в лед доски от ящиков, на которых по-русски было выжжено: «Август. 1937».

...Прошли десятилетия, но тайна гибели Н-209 по-прежнему волнует ученых, исследователей, всех, кто интересуется историей отечественной авиации. За истекшие годы появилось множество различных предположений, гипотез о судьбе исчезнувшего экипажа. Все их пока не удается привести к «общему знаменателю». Но некоторые из этих гипотез, наиболее интересные, мы и хотим разобрать.

Вернемся еще раз к событиям 13 августа 1937 года. Связь с Н-209 была потеряна вскоре после принятия последней четкой радиограммы № 19, она была принята и в Тикси, и в Анкоридже на Аляске. Но в этих двух пунктах условия приема оказались не одинаковыми: в Тикси не расслышали конца радиограммы, а в Анкоридже она была принята полностью: «Отказал правый крайний мотор из-за неисправности маслосистемы. Идем на трех моторах. Очень тяжело. Идем в сплошной облачности. Высота – 4600 метров. Посадку будем делать в 3400 (разрядка наша. – Авт.). Леваневский».

Радиограмма тревожная. Но из нее нельзя сделать категорический вывод, что положение самолета было безнадежным. И прекращение радиосвязи вовсе не является подтверждением, как полагали некоторые исследователи, трагедии. Одна из наиболее вероятных причин потери связи – обрыв антенны.

Механик Юрий Бесфамильный, участник поисков Леваневского. «...Когда начинается обледенение самолета, обычно очень быстро обрываются жесткие антенны. В таких случаях выпускается мягкая антенна: тросик с металлическим шаром на конце. Правда, развернуть мягкую антенну не так просто: металлический шарик часто накрепко примерзает к эбонитовой изоляционной трубке. Чтобы добраться до этой трубки, мы на самолете ТБ-3 сделали специальные лючки. Их-то на самолете Леваневского и не было...»

Н-209 вошел в облака, когда отказал один из двигателей. Все внимание Побежимова и Годовикова, естественно, было приковано к нему. Заниматься антенной им было некогда. Возможно, выпуск мягкой антенны взял на себя радист Галковский. Но для этого ему пришлось оставить свой радиоаппарат...

В последней радиограмме Галковского загадочной осталась фраза: «Посадку будем делать в 3400». Появление ее закономерно в одном случае: отремонтировать двигатель механикам не удалось, и Леваневский принял решение изменить место приземления. И как бы ни был труден полет – без связи, на трех моторах,

Леваневский, знавший коварство дрейфующего льда, старался бы дотянуть до берегов, до первой земли. Это надежнее.

Какую же землю имел в виду Леваневский?

После отказа мотора скорость Н-209 уже не превышала 170-180 километров в час. А путевая скорость, с учетом ураганного встречного ветра, была и того меньше– не более 100 километров. До сих пор мы только вскользь касались погодных условий. До аварии мотора самолет медленно, но верно продвигался к намеченной цели.

Сотрудник Гидрометцентра СССР, кандидат географических наук Михаил Александрович Мастерских. «...В те далекие августовские дни высокие широты неприветливо встретили Леваневского. Передо мной лежат синоптические карты того периода... 12—13 августа вся Центральная часть Арктики была охвачена очень мощным циклоном, центр которого находился примерно в 300 километрах к юго-востоку от Северного полюса. А что несет с собой такой циклон? Во-первых, мощную многокилометровую облачность. Во-вторых, циклон – это очень сильные ветры, усиливающиеся с высотой. Этого Леваневский не знал. Не знали об этом в то время и синоптики. По моим оценкам, скорость ветра на высоте 6000 метров составляла 25 метров в секунду – величину, соизмеримую со скоростью Н-209. Но, что особенно важно, ветер вдоль всего намеченного маршрута по обе стороны полюса был для самолета встречным».

Надежды Леваневского, что ветер изменит свое направление, не оправдались. Расчеты показывают, что по мере приближения к полюсу путевая скорость непрерывно уменьшалась. С каждым часом самолет продвигался вперед все медленнее при том же расходе горючего и отставал от графика полета уже на четыре с лишним часа. Н-209 преодолел 4000 километров до полюса почти за двадцать часов. Оставшиеся 2600 километров до Фербенкса были бы покрыты из-за встречного ветра примерно за такое же время. А половина всего топлива была уже израсходована. И это на исправной машине! А что же касается полета на трех моторах...

Три мотора Н-209 потребляли горючего больше, чем четыре, – неизбежная плата за попытку удержать перегруженную машину на максимально возможной высоте. Недавно инженер Николай Якубович провел интересное исследование, о результатах которого он доложил на заседании Института истории, естествознания и техники. Скрупулезно проанализировав характеристики Н-209 и обстоятельства полета, он вычислил дальность полета самолета на трех моторах: она не превышала 2200 километров! А это значит, что Леваневский мог достичь в лучшем случае только побережья Сибири или Аляски![73]73
  Алексеев Д. Посадку будем делать в... // Гражданская авиация. 1984. № 10.
  Статья Н. В. Якубовича «К вопросу о расчете дальности полета самолета Н-209» опубликована в вып. 49 «Из истории авиации и космонавтики» (М., 1984).


[Закрыть]

Какая же земля открывалась за цифрами «3400»? Остров Рудольфа? Но Леваневский вряд ли согласился бы вернуться, признать свое поражение. Ведь срывалась уже вторая его попытка трансарктического перелета. Два года назад он на безвестном тогда туполевском АНТ-25 вылетел по маршруту, впоследствии названному «чкаловским». Но над Баренцевым морем из двигателя стало выбрасывать масло прямо на козырек пилотской кабины. Леваневский приказал лечь на обратный курс.

На земле, при разборе полета, произошел острый разговор. «Туполевская машина – «сырая», требует доработки, – заявил Леваневский, – для перелета еще не пригодна». Столь пессимистическое заключение вскоре блестяще опроверг Чкалов: сначала своим перелетом Москва – остров Удд, а год спустя – трансарктическим рейсом. Первенство Леваневским было упущено... И вот снова – двигатель. И проблема: вернуться или лететь вперед. Мы склонны думать, что Леваневский на сей раз принял решение не в пользу обратной дороги.

Итак, цифры «3400». Таких цифр в списке кодов для радиообмена между самолетом и Большой землей не было. «Не означают ли цифры «3400» намерения пилота? – телеграфировал в августе 1937 года Михаил Беляков Шмидту из Фербенкса. – Если допустить, что цифра «34» есть искаженная «64», тогда получится намерение идти на остров Патрика...»

Остров Принс-Патрик находится в Канадском Арктическом архипелаге. До него от места аварии мотора около 1100 километров. В два раза меньше, чем до побережья Аляски. А другие острова этого архипелага расположены еще ближе...

Недавно выяснилось, что у штурмана Левченко была карта Арктики, разбитая на пронумерованные квадраты. По ним передавались на борт метеосводки. Квадрат 34 с координатами 70—75° северной широты и 85—115° западной долготы как раз приходится на район Канадского архипелага, острова Виктория и Принца Уэльского. Здесь встречаются небольшие эскимосские поселки. Это уже дает новый повод для размышления.

Не исключено, что Леваневский после отказа мотора мог направить самолет именно в этот район и достиг одного из островов. В этом случае цифры «00» могут означать время ожидаемого приземления: 0 часов 0 минут – в квадрате 34. Действительно, если учесть, что удаление квадрата примерно 1200 километров, а средняя путевая скорость самолета на трех моторах не превышала 120 километров в час, то время ожидаемого приземления как раз приходится на ночь с 13 на 14 августа 1937 года. Кстати, поиски в квадрате 34 не велись, что видно из анализа маршрутов всех советских и американских полетов в 1937—1938 годах.