Текст книги "Бродячий цирк (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ахметшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Дети (которые всегда первыми чуяли представление), необычайно воспитанные, скромно шли за нами по тротуару. Однако их становилось всё больше, они сбивались в стайки, как маленькие птички-сыщики.

Аксель чистил ногти краешком пилочки, периодически благожелательно поглядывая в окно.

– Позвольте вам представить Зверянин, – сказал он. – Город, начисто выпавший из цивилизации. Видели бы вы его железнодорожную станцию! Там можно ждать весь день, и два из трёх поездов промчится мимо, даже не сбавив ходу. А один сбавит, и даже откроет тебе двери, но запрыгивать в него придётся на ходу. Вот такой вот вестерн.

Он смеётся и прибавляет:

– Я не знаю доподлинно, но, кажется, здесь нет даже Супермаркета.

Мы расположились на площади, которую здесь почему-то называли Площадью Западного Мира. Громкому названию она никак не подходила – крошечная, обнесённая оградкой и аккуратными кучерявыми тополями, выглядящими на расстоянии пластиковыми. Листва на них была кислотно-зелёной (такой просто не может быть у настоящих деревьев), а стволы – ярко-коричневыми. Я подумал, что всему виной яркое солнце, которым кто-то словно бы из пушки выстрелил в зенит.

Здесь было несколько лавочек, катались на роликовых коньках девчонки с голыми животами и парни в шортах и с облезающим загаром на плечах. Они поглядывали на нас с любопытством.

Марина, размахивая прутиком, погнала лошадей в тень деревьев, и тут же с той стороны подошёл жандарм узнать, что мы собираемся здесь делать.

– Выступать, – Аксель склонился перед ним в поклоне, так, что очки сползли на кончик носа. Он уже успел облачиться в свои цветастые шаровары и камзол – незачем шокировать потенциальных зрителей «домашними» штанами на штрипках или шортами, открывающими волосатые ляжки. Шляпы на нём не было, но Капитана это не смутило. Он тут же вообразил себе невидимую и сорвал её с головы учтивым жестом. – Мы – цирк на колёсах! У нас будет представление. С лошадью и тигром. Вот тут на них документы и ветеринарные книжки.

– Только не шумите, – ответил жандарм. – После одиннадцати никакого шума и никакой музыки. И я рассчитываю, что вы уберёте экскременты за своими животными.

Похожий на оловянного солдатика жандарм удалился. Анна подивилась:

– Первый раз нам попадаются такие уступчивые служители закона. Надо было тебе попросить у него померить фуражку. Уверена, он бы не отказал.

Капитан взлетел на корму автобуса, хитро покосился вслед удаляющемуся жандарму и сказал:

– Не извольте волноваться. Наши экскременты только украсят ваш кукольный город. Придадут ему немного живости.

Сказал, впрочем, совсем негромко. Так что жандарм не услышал.

После того, как мы закончили с разгрузкой и подготовкой к вечернему выступлению, я отошёл под деревья (отчасти для того, чтобы убедиться, что они не пластиковые). Нашёл среди старательно выметенных полянок с отчаянно зелёной травой скамейку, точно такую же, как на площади. Видимо, её убрали сюда временно, за ненадобностью. Или Большой Ребёнок, тот, чьи ладони летают пухлыми тучками над городом и самолётами, просто-напросто про неё забыл.

Вообще, обычно мы с Мариной в такие дни все в заботах бегали как заведённые до самого вечера. Но сегодня всё шло очень размеренно и ровно. Ничего не пришлось срочно штопать, ни у кого из наших подопечных не болел живот: звери ели отменно и были в самом игривом настроении – то, что нужно для хорошего шоу. Воды для лошадей нам разрешил набрать добродушный сторож при старом кладбище, давно уже не исполняющем роль кладбища. Здесь были захоронены участники не то первой, не то второй мировой войны, и городская администрация ежедневно присылала сюда свежие цветы.

– Будто какая-то высшая сила снизошла до того, чтобы свериться с нашими планами, – невозмутимо покуривая, выразил своё мнение Костя.

Мне вдруг захотелось написать книжку о нашем цирке. Или картину – настолько живописно он смотрелся. Марина и Анна соорудили под открытым небом столик и готовили обед. Они не особенно мудрили – прекрасная погода будет сегодня самой лучшей приправой к любому блюду. Там был салат из свежих овощей и яблоки, которые мы купили на въезде в город, крупные красные и будто бы сделанные из воска.

Цирк смотрелся, словно цыганский табор на строгих парадных улицах Лондона. Такого Лондона, изображение которого можно было найти в атласах: с красными телефонными будками, аптечными пунктами, старомодными дверными проёмами и выходящими из них мужчинами в чёрных фраках.

– Этот город думает, что может напустить нам в глаза пыли, – тоном гегемона сказал Капитан. – Что он о себе возомнил? Мы разобьём его иллюзию своей.

Костя сказал лениво:

– У города есть жандармы. Ты бы поаккуратнее со словами, кэп.

Аксель вспыхнул. Будто к скомканной газете поднесли спичку. Он разбежался и запрыгнул на тупорылый нос автобуса, а оттуда, суча ногами и скрипя голыми подошвами по стеклу, перебрался на крышу. Выпрямился во весь рост, рука патетически ввинтилась в будто бы собранное из кубиков лего небо.

– Это мировой заговор против бродячих цирков. И очаг, осиное гнездо его здесь. Никто и никогда ещё не говорил со мной, великим и ужасным предводителем клоунов-головорезов таким вежливым тоном. Они намеренно захотели поместить нас в мир, который нелепее нас. Доставайте же абордажные сабли.

Анна, смеясь, бросила в него помидором. И неожиданно попала. Аксель взмахнул руками, в то время как на джинсовой куртёнке распускался и брызгал семенами овощной бутон, рухнул за автобус.

Мы бросились следом, Мышик, наматывая на хвост свою всегдашнюю необоснованную радость, попытался добраться до Акселя самым кратчайшим путём – под автобусом, где и застрял, обнаружив любопытное масляное пятно и мгновенно растеряв интерес к своему предприятию.

За автобусом никого не было. Пластиковая трава возмущённо зашелестела под нашими ногами, уверяя, что никакого очкастого светловолосого джентльмена она не видела.

– Очки, – сказала Анна. – Ищи очки.

Очков не было.

Я исследовал канализационный люк неподалёку, но он оказался плотно закрытым. Заглянул под автобус и вглядывался в невнятную возню Мышика до тех пор, пока Анна не постучала пальцем по моему затылку.

– Неси абордажные сабли.

– Чего?

– Абордажные… фу, то есть ящик номер шесть. Такой, обклеенный старыми киноафишами. Там всё, что нужно иллюзионисту для выступления. Попроси Костю или Джагита помочь, он довольно тяжёлый.

– А как же Капитан?

– Дурачится. Посмотри на Марину. Она понимает его приказы лучше всего. Такая дисциплинированная девочка, просто загляденье.

Я оглянулся, как раз, чтобы увидеть кульминацию. Мара, вытянувшись по стойке смирно, набрала в лёгкие воздух и крикнула:

– Юнга! Тащи сюда ящик номер шесть. Со старыми киноафишами.

Анна послала мне воздушный поцелуй и убежала.

– Это что, какой-то заговор? – спросил я пустоту.

Пустота не ответила. Я задумался было, как бы описать в моей будущей книжке эту пустоту, которая вновь и вновь не даёт тебе заскучать, но ничего не смог сообразить. И пошёл выполнять дважды уже порученное дело.

Мальчишки, ставшие свидетелями исчезновения Акселя, наблюдали за нами огромными глазами, будто выводок белых мышей за исследователем, приближающимся с колбами в руках к их клетке.

Костя с Джагитом не спеша готовили какую-то конструкцию, похожую на широкий и прямой шест. Или на бревно, необычно прямое, скруглённое только с одной стороны, а с другой – плоское. Марин увещевающий голос слышался из повозки с животными – Борис с утра был не в настроении. Анна надувала воздушные шарики. Рядом с ней шипел похожий на одну из змеюк Джагита гелиевый насос. Предварительно написав на каждом шарике маркером о том, где можно найти цирк и в какое время будут представления, девушка привязывала их к ветвям деревьев, к подлокотникам и ножкам скамеек.

– Растащит малышня, – сказала она. – Реклама нам никогда не помешает.

– Не такой уж он и тяжёлый. Фу… Справился сам.

Я поставил ящик перед Анной и надулся от важности. Растопырил руки, как борцы в низкобюджетных боевиках со всегда вспотевшим Брюсом Ли.

Девушка пожала плечами, в то время как змея у её ног в очередной раз раздувала меха.

– Это же ящик с иллюзиями. Он всё время разного размера, и весить может тоже по-разному.

– Значит, там нет сабель?

– Конечно нет.

Я потянулся было к коробке, но Анна шлёпнула меня по руке.

– Придёт время, откроем. Иди вон лучше огороди сцену лентой. Что-то дети здесь подозрительно тихие. Не бегают, и шарики им побоку… Меня не оставляет ощущение, что в самый ответственный момент они ломанутся сюда все сразу.

Кроме того, что дети здесь были тихими, они были ещё и очень хорошо одеты. Не в смысле в пиджачки или что-то такое, просто их повседневная одежда была необыкновенно аккуратной. Водолазки с Waikiki или джинсовые курточки с подвёрнутыми один-к-одному рукавами, казалось, только сегодня утром выползли из-под утюга. Даже пятна грязи и пыль на коленках там, где надо, и достаточно, чтобы не хотелось пририсовать к их головам нимбы, а к тощим плечам – белые крылышки.

Я ёжился под их взглядами, будто бы под тенью пролетающих самолётов, готовых сбросить на голову бомбы. В конце концов не удержался и показал средний палец. Стало чуть полегче, правда только поначалу: теперь все мушки их глаз были нацелены только на меня одного.

Я честно растягивал блестящие ленточки в красно-белую косую полоску, наматывая их на столбы и деревья. Мимо проходил Костя, понаблюдал минуту за работой и сказал:

– Всё правильно. В таком идеальном городишке должны быть огораживающие ленточки. Вдруг чего.

И ушёл. У Анны упорхнул из рук и устремился в небо шар. Мне была видна часть надписи «БРОДЯ…..СЕЛЯ И…ПАНИИ». Я подумал, что это будет неплохая реклама на небесах.

Скоро с ограждением было закончено. Так же как и с подготовкой к вечернему выступлению. Животные понемногу привыкали к новой обстановке. Кошка Луша восседала на крыше автобуса, оглядывая свои владения. Если бы она умела читать, она бы возмутилась, почему на шариках не пишут и её имя тоже. Борис ворчал в своей клетке – до поры до времени его держали в секрете. Обезьянок выпустили побродить по газону на длинном поводке, и я испугался, как бы у присутствующей малышни не взорвались от них глаза, которые с каждой минутой становились всё больше и больше, а мартышки, словно назло, устроили импровизированное представление, гоняясь друг за другом по спинам лошадей. Артисты бездельничали. Даже Мара, казалось, уже не знала, чем заняться. Я не находил себе места.

– Брось, – сказала Анна, безошибочно определив причину моего беспокойства. – Без него же лучше. Пускай себе дурачится, если ему так хочется.

Как-то дружно мы решили, что с овощного салатика и яблок долго сыт не будешь, и так же дружно отправились искать ближайший магазин, оставив мага караулить пожитки и привязав на всякий случай Мышика. У пса, как и у Джагита, была слегка завивающаяся книзу бородка, и мы с Мариной долго, хотя и очень тихо, над ними потешались.

– Извини, Мышик, – сказал я, – но вдруг здесь есть жандармы. Вдруг здесь штрафуют за выгул собак в неположенном месте или что-нибудь в этом роде. Понимаешь?

Отговорки звучали довольно неубедительно, но я представил, как Мышик писает на идеальную пластиковую траву, и поёжился.

До темноты было ещё далеко, часы на башенке, украшающей площадь, показывали пять.

Весёлым шагом мы встряхивали безмятежный покой провинции, и незнакомая речь затихала, когда наша разношёрстная компания двигалась мимо. Открытый газетный киоск пленил меня знакомыми буквами, складывающимися в чужие слова. Я попытался выловить на язык одно из слов заголовка лежащей передо мной газеты, но слоги складывались в какую-то бессмыслицу. Засмеявшись над собой, я закашлялся, заметив продавца.

Тощий и похожий на жердину, он смущённо стоял передо мной, засунув руки в большой карман фартука по самые локти. На фартуке тоже были изображены газеты с теми же самыми знакомыми буквами, складывающимися в незнакомые слова, поэтому я принял его за часть прилавка.

– Es wird – die Neuheit gelesen, – поправил он. – Aber bei Ihnen die sehr gute Aussprache.

Я втянул голову в плечи и побежал догонять остальных.

Костя курил, на всякий случай пряча в кулаке сигарету; Анна шла с ним под ручку, периодически отбирая курево вместе с кистью, затягивалась, обхватив её двумя руками. Похоже, местные порядки неизвестны никому, кроме Акселя, который, наверное, легко мог бы договориться об изменении законов («Всего на одно представление! Ради уникального цирка из разных концов Европы, Азии и стран третьего мира!»), и поспособствовал бы немедленному созыву парламента. Во всяком случае, я не мог представить ничего, что смутило бы нашего капитана.

Точно так же, как я отставал, заметив что-то интересное, Марина неслась вперёд, чтобы разведать обстановку, понюхать, чем пахнет вырывающийся из канализационного колодца пар, заглянуть в ближайший переулок. Мы с ней были чем-то вроде грузиков, уравновешивающих чаши весов.

Это вполне мог быть городок, где нам с Мышиком посчастливилось бы родиться. Хотя вряд ли у них есть песчаный карьер, и старших ребят из приюта здесь наверняка отправляют подкрашивать каштановые листья или белить на рождество снег. Естественно, тогда пришлось бы с рождения разговаривать на этом странном языке, и я не представлял, как смог бы рассовать по карманам своей памяти все эти ужасные слоги. Возможно, Мышику не пришлось бы ничего учить. Я задумался над тем, как здесь разговаривают собаки, и врезался в спину внезапно остановившегося Кости.

– Чувствуешь запах? Это австрийский хлеб.

– И австрийское мясо, – облизнувшись, прибавила Анна.

– А почему они здесь так странно говорят? – спросил я.

– Австрийский менталитет, – пожал плечами Костя. – Не могут они говорить на нормальном языке.

* * *

За то время пока мы были в отлучке, большая стрелка часов успела совершить на два полных круга, и я был рад её успеху. Коробки манили меня, а в особенности коробка номер шесть, коробка с иллюзиями, которая раньше вполне успешно создавала иллюзию о полной своей безинтересности, пылясь в дальнем углу сарая на колёсах. Дети повернули бейсболки козырьками назад, словно этакий отключающий некие ограничения рубильник, осмелели и начали крутиться под ногами, как почти-обычные-дети. Но за ленточку заходить по-прежнему не решались.

Я прокрался к предусмотрительно сложенному за ленточками реквизиту, залез на плотно набитый цирковой одеждой мешок. Заскрипел, ломаясь под ногтями картон, запахло старой, засохшей краской, и, вытянув шею, я узрел в коробке человека.

– Положи, где взял, – строго сказал Аксель.

– А? – спросил я, внезапно оглохнув на оба уха.

Капитан сидел, подтянув к груди колени, и будто бы находил такую позу непринуждённой. Больше в коробке ничего не было. В ответ на моё маловразумительное восклицание он состроил недовольную мину.

– Что вы здесь делаете?

Капитан блеснул на меня очками.

– Размышляю. Позови всех остальных. Нужно кое-что обсудить.

Неестественно белая в свете фонарей кисть выглянула наружу, будто окуляр подводной лодки над поверхностью воды, захлопнула картонный лепесток. Я обречённо прикрыл второй и побрёл прочь, стараясь не думать, как же мне хватило сил в одиночку вытащить Капитана из повозки.

«Это всего лишь иллюзии», – говорила Анна.

– Иди-ка сюда.

Я не сразу понял, что Джагит зовёт именно меня. Он редко ко мне обращался. По правде говоря, за всё время с тех пор, как я стал частью труппы (а я надеялся, что я всё же ей стал), он склонял ко мне своё царственное внимание всего один или два раза. И то, внимание это было, словно тень от тучи, что накрывала кроме меня ещё оба фургона, клетки с мартышками и ближайшую рощу.

А сейчас он явно обращался ко мне. Только ко мне. Повторил:

– Подойди.

Верёвка, которую я внезапно ощутил на шее, натянулась и заставила меня сделать шаги в нужную сторону. Приказ Капитана, который я бережно донёс до сего момента, мгновенно утратил значимость и завалился в самый дальний карман.

Маг сидел на мостовой, на плетёном коврике, скрестив ноги. Просторное облачение и синяя шапочка смотрелись на фоне окружающих площадь домов, словно детские рисунки в учебнике для восьмого класса. Старинный саквояж на его скрещенных ногах напоминал огромную жабу. Руки то и дело ныряли туда, доставали похожие на мясистые лепестки болотной лилии предметы в кожаных чехольчиках.

Широкое, тяжёлое лицо, тёмная от природы кожа, на которую накладывался многолетний загар. Если змеи и всякие гады сбрасывают кожу, то на Джагита она, казалось, нарастала. Кажется, что всё его лицо покрыто корочкой гнева.

Бородка смотрела вниз и напоминала кинжал, зажатый в кулаке-подбородке.

Первые дни я не мог понять, что такой злой человек делает среди таких добрых артистов. И почему остальные так тепло о нём отзываются.

– Я наблюдал за тобой.

Я стоял, вытянувшись по струнке, а он раскладывал перед собой обшитые кожей лепестки. Вдруг он сейчас будет ругать меня за то, что я без спросу полез в ящик с иллюзиями и раньше времени обнаружил Капитана? Вдруг я нарушил какой-то невозможный их план?..

Но он сказал:

– Я видел, как ты жонглируешь. Так тебе никогда не стать хорошим артистом. Ты делаешь это руками. А должен – головой и сердцем.

Я не понимал.

Как можно головой ловить мяч?

Я сказал это – не вслух, а про себя, и вспомнил, что уже когда-то поймал мяч головой. В самом начале моего путешествия. Навряд ли Джагит имел в виду именно это.

– Ты ведь никогда не бросал ножи.

Снова, он как будто и не ждёт ответа. Я подумал, что такому человеку просто не нужны собеседники. Он разговаривал с… (размера моей головы явно не хватало для того, чтобы вместить осознание того, с кем он всё-таки разговаривал).

Джагит расчехлил и протянул мне рукояткой вперёд один из лепестков.

– Взвесь его в руке. Почувствуй форму. Какой он острый.

Металл оказался тёплым на ощупь, как будто перед этим его нагрели между ладонями.

– Там есть отверстие, чтобы цеплять к нему твоё подсознание. Это на случай, если ты предпочитаешь метать ножи не руками. Точнее, не только руками.

А чем же?

Снова я не смог открыть рта, чтобы спросить. Но Джагит словно бы понял. Кивнул.

– Сейчас я научу тебя фокусу.

На этот раз голос преодолел невидимые барьеры и нашёл выход наружу: «…окусу?» – вот так это прозвучало.

– Мне кажется, малышу ещё рано иметь дело с холодным оружием, – сказала Мара. Она прижимала к себе охапку разноцветных пластмассовых обручей. – Он может порезаться.

– Самое время, – возразил Джагит. – Чем раньше он узнает железных богов, тем лучше. Чем раньше они попробуют на вкус его кровь, тем быстрее успокоятся.

Как и Капитан, он умел убеждать людей, и надо признать, опытный маг делал это куда эффективнее. От него веяло какой-то древней, первобытной мощью. Я поёжился, услышав про кровь, но с места не сдвинулся.

– Следи, чтобы не тащил в рот, – с издёвкой сказала девочка и пошла по своим делам. Кажется, она за меня совсем не волновалась. Уж она знала Джагита куда лучше, чем я.

Пахло гарью. Костя договорился с магазинчиком одежды в одном из ближайших домов о поставках электричества и теперь испытывал результаты своего труда на старом, закопчённом электрогриле, который барахлил после влажной погоды словацких взгорий.

Губы Джагита двинулись:

– Смотри.

Руки у него сухие и костистые. Казалось, все эти суставы и соединения костей, так хорошо видимые под тонкой кожей, должны издавать при движении равномерный хрустящий звук, как механизмы на карьере, но двигались они совершенно бесшумно.

Я углядел только блик в воздухе, не успев даже понять, откуда в пустых руках бородача вдруг появился нож. На боку фургона, не того, в котором ехали животные, а второго, где спали люди, зеленела мишень. Краска уже изрядно облезла, но место, куда раз за разом втыкались острые предметы, невозможно было скрыть уже ничем.

До мишени было около пятнадцати метров. Стена фургона так и осталась пустой, а нож торчал рядом, прямо из земли, взрыв носом траву. Похоже, он ударился в стену рукояткой.

Я ошарашено посмотрел на Джагита. Он, как ни в чём не бывало, развёл руками.

– Старый я. Стальные демоны сильнее. Теперь ты. Брось нож.

Но всё же, такие руки…

Мой результат оказался ещё более плачевным. Кинжал выпал из руки почти вертикально, и я с визгом отскочил, ожидая увидеть трепыхающиеся, как отброшенный ящерицей хвост, на земле собственные пальцы ног.

Джагит остался сидеть, хотя его пальцы могли остаться трепыхаться на земле с тем же успехом.

Он покачал головой:

– Так он не полетит. Как плохо сложенный бумажный самолёт. Посмотри на отверстие в ноже. Да, вот на это. Продень через него своё внимание.

Я отстранённо следил, как воробьи облюбовывают протянутую по нижним ветвям деревьев новую жёрдочку – электрический удлинитель, протянутый Костей от соседнего дома. Выглядели они такими же прилизанными, как здешние дети, терпеливо ждали своей очереди, чтобы чирикнуть. Возможно, если обмотать ограждающей полосатой ленточкой и провод тоже, они бы к нему не сунулись.

Джагит не говорил «попробуй», Джагит говорил «сделай это», так, будто альтернатива только одна – умереть на месте. Это очень тяжёлый человек, в который раз подумал я, настоящий рабовладелец. Как с ним так запросто общаются остальные, оставалось для меня загадкой.

– Как продеть? – сумел выдавить я из себя.

– Как нитку через иголку. Возьми свой ум в пучок. Послюнявь его. Продень через отверстие в лезвии. Не закрывай глаза! Тебе нужны все чувства.

Я уставился на отверстие. Туда не пролез бы даже мизинец, но, наверное, через него можно было бы понюхать цветы. Что-то подслушать через него можно было бы вполне. Ткнуть туда кончиком языка и ощутить кислый вкус металла; на миг мне захотелось так и сделать, вкус металла я люблю, если, конечно, это не качели в минус десять градусов мороза, которые принуждают тебя лизнуть старшие ребята. Смотреть в него, как в дверной глазок – и я смотрел, наблюдая за бегом по жёлтой линии велосипедной дорожки земляного жука, отмечая, что с каждой секундой могу видеть всё больше и больше.

Отверстие росло, втягивая в себя весь мир, как слив в кухонной раковине втягивает в себя вместе с водой остающиеся на тарелке крошки.

– А как я пойму, что получилось?

Лоб и шея у меня были мокрыми от пота, его запах забирался глубже и глубже в нос, поднимал тошноту. Я старался отодвинуться от Джагита, и в то же время надеялся, что Анна или Марина не побегут вдруг мимо. Они же никогда не будут со мной больше общаться, узнав, что я вонючка.

– У тебя уже получилось. Не дёргайся! – сказал он мне, хотя я всего-навсего пытался вздохнуть под гнётом его внимания. – Перенеси взгляд на мишень и бросай нож.

– А я правильно его держу? – спросил я, совершенно не чувствуя своих пальцев. – И как замахиваться?

И тут же понял, что всё провалил. Пучок размохрился, будто шерстяная нить, а иголочное ушко снова стало иголочным ушком.

Джагит ослабил своё внимание, так, чтобы касаться меня им самым краешком. Мне представился океан, который касается лодыжек холодным языком воды и песком. Какой-нибудь северный океан – если, конечно, там есть песок.

– Прости. Я немного… не очень люблю людей.

Я пытался отдышаться, и смысл слов доходил до меня медленно, как часовая стрелка до какой-нибудь намеченной заранее и заветной цифры.

– Ты, наверное, заметил, что со мной не так-то просто общаться. Я стараюсь… – Джагит жмёт плечами, – стараюсь не сваливать на людей слишком многое, но получается плохо. Как видишь.

Мне показалось невероятное. Показалось, этот человек… стесняется? Нет, не может быть.

От этого я сам смутился. И всё же почувствовал к Джагиту кроме страха совсем нечто другое. Интерес?

– Вы мусульманин? – ляпнул я ни с того ни с сего.

– И мусульманин тоже. Я из Ливии. Это далёкая жаркая страна.

Я колебался. Я не знал как спросить. Но снова бородатый араб меня понял.

– Я и христианин, и индуист. Не имеет значения, во что верили твои предки или во что верят в той стране, в которой ты сейчас живёшь. Всё это не имеет значения. Как-нибудь я тебе расскажу.

– Потренируйся ещё на досуге, – сказал он мне после короткого молчания. И прибавил, словно индеец из какого-то американского фильма: – У тебя неплохо получилось завладеть вниманием железных духов.

Я вспомнил наконец для чего и куда шёл.

– Аксель зовёт всех к себе.

Наскоро рассказав Джагиту как найти нашего пропавшего главаря, я погнался за Мариной, которая, прижимая к себе охапку шмоток, бежала переодеваться в животный фургон. Джагит пообещал сказать Косте и Анне.

Через пятнадцать минут мы собрались возле реквизита за автобусом. Мы с Мышиком прочесали каждый угол в поисках шпионов, заглянув – уже дважды за день – под автобус, но ни один шпион не отважился пересечь полосатую ленточку.

Тело Акселя по-прежнему принадлежало ящику номер шесть, с кособоко наклеенными на боках афишами первого «Терминатора» и «Пришельцев из глубокого космоса!». Космос пришельцев был настолько глубоким, что я ни разу не слышал об этом фильме.

Заботливая Марина проковыряла в коробке дырочки, чтобы лучше слышать Капитана.

– Мне лучше думается в одиночестве, – хмуро ответил он на мой вопрос.

Я посмотрел на Марину, и мы не сговариваясь пожали плечами.

– Я собрал вас сегодня, чтобы решить, как нам поступить. Вы все чувствуете, что с того самого момента, как мы въехали в город, вокруг нас происходит что-то странное. Все по-разному, но чувствуете. Я в вас уверен.

Капитан звучал как старый радиоприёмник, возвещающий о начале войны. Я проникся настроением и, отчаянно потея, подумал о домах из детского конструктора и пластиковых деревьях. С другой стороны, меня до глубины души радовал тот факт, что я что-то чувствую вместе с остальными артистами. Наверное, это значит что я здесь не лишний.

– Всё слишком гладко, – сказала Марина. – Никто не ругается, что так плохо пахнут животные. Но разве это не хорошо?

– Я сразу добыл электричество, – заметил Костя. – Все такие добрые. В центре города, где одни снобы – все такие добрые. Не понадобилось даже показывать тигра.

– Против нашей труппы ополчился сам город? – таким голосом, каким пытаются вызнать что-то важное у маленького ребёнка, спросила Анна.

– Всё здесь заточено на то, чтобы дать нам выступить и выпроводить отсюда как можно скорее, – тоном гегемона ответил Акс. – Они смазали маслом и закидали банановыми шкурками дорогу от входа в город до самого выхода.

Я краем глаза смотрел на Джагита. Теперь он казался мне чуть ли не самым мудрым в труппе. Но Джагит хранил молчание и приглаживал бороду.

Марина проковыряла дырки в глазах Арнольда Шварценеггера, и теперь казалось, что с нами говорит лицо на афише. В наступившей тишине голос Акселя прозвучал словно голос с того света.

– Есть только один способ не подчиниться воле этого духа из машины. Нам нужно завалить выступление.

Мы с Мариной ахнули. Анна скрестила руки на груди и сказала:

– Только не моё.

Костя и Джагит выглядели невозмутимыми; первый так и вообще устроил между колен неизвестно откуда добытый прожектор и, сняв стекло, пытался поменять там лампочку. Кажется, всё его внимание сосредоточилось на этом процессе.

– Тогда ты будешь открывать шоу. Чтобы усыпить бдительность. А потом мы ударим по всем фронтам.

– Кого? Бдительность кого я должна усыплять?

– Не знаю. – Аксель завозился в своей коробке, и та качнулась, опасно накренившись на одну сторону. Я подскочил как раз вовремя, чтобы помочь Марине исправить перекос. – Зрителей, жандарма, не знаю… просто делай всё как обычно. Ты умница, у тебя всё отлично выйдет.

Я попытался придать в своём воображении городу Зверянину человеческие черты, как это получилось с Краковом, но понял, что ещё недостаточно его знаю.

– Почему бы просто не сделать, как он хочет? – пискнула Мара. – Почему бы не выступить и не уехать? Всё ведь идёт так хорошо! Нам наверняка хорошо заплатят.

На миг наступила тишина, а после у нас возникло ощущение, что Аксель попытался замахать в своей тесной коробке руками. Мы с Марой отчаянно подпёрли её с двух сторон собственными спинами.

– Джагит объяснит. Джагит, объясни.

Все взгляды устремились на бородатого волшебника. Тот недобро смотрел в глаза старику Арни.

– Я ещё слишком юн, чтобы объяснять такие вещи, – сквозь сомкнутые губы он втянул воздух, так, что получился высокий шипящий звук: «фью-ууть!», и продолжил: – Ещё не дорос до этой полки, чтобы разложить на ней всё, как нужно.

Анна наклонилась ко мне и восхищённо шепнула:

– Заговорил эпитетами.

– Но ты же понимаешь, почему так?

Джагит кивнул, будто бы Капитан мог уловить этот жест. И Капитан уловил. Он сказал:

– Вот видите, Джагит понимает. Просто примите это как данность. Бродячий цирк Акселя и Компании ни один чулан не оставляет закрытым. Начинай выступление, дорогая. Потом выйду я. А дальше как пойдёт. Уже довольно темно, и нас, кажется, заждались. Распускай команду и полезай ко мне сюда. Обсудим детали.

Мы оставили их одних и не могли найти себе место до тех пор, пока не вернулась Анна и не ткнула пальцем в стремительно темнеющее небо.

– Мы вот-вот начинаем.

Я вскинул голову и увидел несколько квадратных облаков, соприкасающихся друг с другом углами, будто белые клеточки на шахматной доске.

Анна убежала переодеваться, наскоро втолковав что-то Марине, и та повернулась ко мне.

– Ты умеешь обращаться со скакалкой?

– Едва ли, – ответил я, и девочка поморщилась. Она была уже готова для выступления. В своих шароварах-алладинах и чёрной майке на лямках, сама тёмная и с горящими чёрными глазами, она походила на восточного принца. – Я плохо прыгаю.

– Тебе прыгать не придётся. Мы с тобой будем держать скакалку для Анны и Цирели. Но для начала поучишься прыгать сам. Пошли, потренируешься…

Я старался, осознавая, что это первое моё задание после того, когда мне доверили поджечь фитиль Маришиной огненной пои, и от меня теперь зависит выступление девушки. Или девушек, если Цирель можно считать за таковую.

Кажется, наличие электричества, пусть даже всего одного тройника, одну розетку из которого навечно завоевала переносная плитка, позволило моим артистам отрастить новую пару крыльев. Громкую, феерично переливающуюся всеми цветами радуги. Анна достала откуда-то рупор, странный его вариант, втыкающийся прямо в розетку и создающий в округе приятный потрескивающий фон. Голос девушки разносился далеко окрест. Она созывала всех на представление, обещая «невероятное иллюзионное шоу» и «долгожданное возвращение давно пропавшего лидера труппы, мистического йога, из его астрального путешествия прямо у вас на глазах». Я решил, что на такое мне самому будет интересно посмотреть.