Текст книги "Тотальная угроза"

Автор книги: Дино Динаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Глава 3

«Шмеля» готовили к полету ранним утром. Солдаты заправляли и смазывали БПЛА (беспилотный летательный аппарат) и подкручивали детали, которые могли ослабнуть за время транспортировки.

Чтобы не стоять у работающих над душой, Картазаев отошел в сторонку и присел под старой засохшей сосной с огромным дуплом. Видно когда-то давно в дерево ударила молния и убила его. На коре сохранились застарелые угли.

Со времени памятных танцев минула неделя, и с тех пор он с Марией не виделся.

Проводив ее до палатки, он взял девушку за руку, но она тотчас высвободила ее. Вопрос о поцелуе отпал сам собой. Картазаев хотел попросить ее посидеть с ним еще, до боли не хотелось возвращаться в надоевшую избушку.

Девушка не дала ему и этой возможности, отстранилась и сказала довольно спокойным голосом:

– Пока мы шли, они все время следили за нами, но я теперь за вас не опасаюсь. Вы ведь неуязвимы.

– Во-первых, я не неуязвим, хотя хорошо бы, – возразил Картазаев. – Во-вторых, это не они, а Мошонкин. Мошонкин! – крикнул он.

– Чего? – раздалось в ответ, но десантник из вежливости не стал подходить.

– Ты чего за мной увязался?

– Я ж за вас отвечаю.

– А я уж думал, что ты домой один боишься идти.

– Обижаете, Владимир Петрович.

Картазаев заметил, что Маша улыбается, и сказал:

– Ладно, сейчас идем. Покури пока.

– А я думал, вы ночевать останетесь.

– Еще чего! – громко возмутилась девушка.

Сейчас, наблюдая за подготовкой БПЛА, Картазаев понял, как же ему захотелось тогда обнять Машу. Прижать ее к себе, теплую, податливую, почувствовать, как ее груди упираются ему в грудь.

Когда она уходила, то спросила:

– А как вы узнали мое имя, если не секрет?

– Не люблю секретов, – признался Картазаев. – У вас же визитка на халате приколота.

– Ночь же была. Тем более, я от вас далеко находилась.

Картазаев пожал плечами.

– Зрение у Владимира Петровича хорошее, – опять раздался из темноты голос Мошонкина.

– Я ж тебе сказал, покури!

– А я уж покурил. Целых две сигареты.

– А ты еще покури.

– Слушаюсь.

– Курить вредно, Минздрав предупреждает, – возразила Маша. – Идите себе. До свидания.

– До свидания? – спросил Картазаев. – Вы хотите, чтобы я пришел?

– Можно подумать, вы у меня разрешения спросите? – улыбнулась она. – Только в следующий раз приходите без своего секретаря.

Боже, какая у нее оказалась улыбка. Картазаев у разбитой сосны мечтательно прикрыл глаза.

Пухлые губки девушки становились еще более пухлыми, превращаясь в расцветшую розочку.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться? – над ним возвышался капитан Столетов, командир разведроты. – "Шмель" к запуску готов.

Хоть Картазаев и не носил погон, только камуфляж, но после стычки со спецназовцами, слухи о которой усиленно тиражировались, и Картазаев подозревал, что не без помощи Мошонкина, когда самый здоровый из них назвал его полковником, к нему только так и обращались.

Картазаев поднялся и пошел уточнять маршрут.

Парой дней раньше, чтобы не подвергать опасности пилотов, было решено подключить к операции космические спутники из состава военно-космических сил.

Подключили на свою голову.

Поначалу все шло чудесно. "Метеор-968",запущенный еще в прошлом веке и благополучно функционирующий над Англией, снялся с многолетней орбиты и завис над Уралом.

В ЦУП в Москву, а уже оттуда в штаб Кордона потекли цветные снимки мертвого города.

На химзаводе из продолжавшего некоторое время работать по инерции цеха готовой продукции вытекло и застыло целое озеро каучука. На ЗЯБе неделю горел склад горюче-смазочных материалов, и было замечено несколько взрывов перегревшихся печей, служащих для переплавки ликвидируемых ракет.

В городе было замечено несколько незначительных пожаров: горели отдельные квартиры и дома.

Постепенно и взрывы и пожары сошли на нет. По прибрежной акватории ветер гонял бесхозные корабли. Когда они оказывались в опасной близости от границ Вольда, их топили с вертолетов противотанковыми управляемыми снарядами (ПТУРС).

Пользуясь брешами в Кордоне, в город просочились группы мародеров. Некоторое время они передвигались по улицам, грабя магазины, пока не заснули и не умерли.

Клиническая картина напоминала Первоапрельск как две капли. Вольд, одним словом. Полный.

Космическая разведка исправно функционировала, но только до тех пор, пока искатели фотокамер не достигли зоны отдыха, где располагались стадионы, корты, бассейны и крупнейший в Европе Дворец спорта.

В этом месте изображения заметались, затуманились, а потом и вовсе пропали. Как и сам спутник.

В ЦУПе объяснили, что из-за ветхости спутника, он мог потерять орбиту, опасно сблизиться с Землей, и быть ликвидированным системой самоуничтожения.

Картазаев ничего не стал уточнять. Просто почувствовал нутром-оно.

Причины возникновения первого и второго Вольдов остались невыясненными, но эпицентр, судя по данным, обнаружился у обоих.

Замдиректора ФСБ Серегин Дмитрий Анатольевич, напрямую возглавляющий оперативно-поисковое управление (ОПУ), был бы доволен.

Сотрудник ОПУ должен быть готов ко всему. Даже к тому, что об ОПУ директор ФСБ лишь информирован. Информирован и не более того. Отдавать распоряжения уполномочен только Серегин либо лично Верховный.

Теория глобальной безопасности (ТГБ) пришлась Картазаеву по душе. Несколько лет назад, возглавляя секретную государственную комиссию, он понял, что в мире происходит что-то не то.

Гибнут подводные лодки и гигантские теплоходы, априорно считающиеся непотопляемыми. Убивают политических деятелей, защищенных тысячами агентов. Проваливаются эксперименты, о провале которых не могло идти и речи.

Причем, если сталкиваются поезда, то обязательно перегруженные пассажирами, если у АПЛ пробоина, то сразу в шести отсеках, да и рубку тоже прихватывает.

Что-то тут не так. По закону случайностей эти события практически произойти не могут, а отсюда следует, что действует какой-то другой закон, о котором мы не знаем.

Если коротко, то он звучит так: чем с большей надежностью мы защищаем частные случаи всей системы-отсеки ли АПЛ, двигатели новой МБР (МБР – межконтинентальная баллистическая ракета), не важно, тем беззащитнее и нежизнеспособнее вся система в целом.

Если есть закон, то вскоре появился институт по его изучению, а потом и агенты по практическому претворению его постулатов в жизнь.

Они едва успели развернуться до появления Вольда. С этой точки зрения специализация ОПУ стала чрезвычайно своевременной, ибо обычные методы борьбы против эпидемии массовой летаргии уже не действовали.

После первой неудачи ЦУП направил в Алгу второй спутник, который в отличие от первого зашел на город со стороны моря. Эффект был нулевой.

Едва аппаратуру направили на пресловутый Дворец, связь со спутником прервалась, как и в первый раз.

Тогда решили использовать беспилотные самолеты.

Картазаев давал последние указания окружившим его разведчикам и механикам:

– С севера на юг и с востока на запад город прорезает сеть проспектов. Улица Елейная выходит напрямую к Дворцу. "Шмель" должен лететь строго над ней на высоте 3 тысяч метров. Над Дворцом снижение до восьмисот, – Картазаев оглядел присутствующих. – Если долетит, в чем я лично сомневаюсь.

– Обижаете, товарищ полковник, – протянул Столетов.

– Это я к слову, – пояснил Картазаев. – Снимки каждые десять секунд. Вопросы есть?

Вопросов не было. "Шмель" давно стоял на взлетной полосе.

– Запуск! – скомандовал Картазаев, а когда все разошлись согласно боевой расстановке, успел ухватить Столетова. – Ставлю ящик пива, что не долетит.

– Принимаю, – серьезно ответил тот. – Сорта "Особый морской". С синей этикеткой.

"Шмель" взмыл в воздух и вскоре скрылся из вида. С этого момента управление приняли на себя телеметристы.

Картазаев приказал принести снимки в штаб Кордона и ушел.

Он успел отобедать и вернуться в штабную палатку, когда заявился Столетов. По его лицу Картазаев все понял.

– Как далеко он сумел углубиться? – спросил он капитана.

– Внутрь Вольда на 30 километров, в город – на два. Почти.

Картазаев взял у него глянцевые фотоснимки и разложил на столе. В штабе присутствовал только Лощекин.

– Дворца опять нет, – недовольно заметил генерал.

От волнения у Картазаева даже заломило виски.

– Здесь есть кое-что важное для нас, – сказал он.

– Где? Я ничего не вижу!

Картазаев указал на два снимка, лежащих рядом.

– Эти снимки одного участка, сделанные с интервалом в десять секунд. Видите эту группу объектов?

– Что здесь особенного?

Картазаев взял два снимка и совместил на просвет. Несколько точек, разбросанных по улице, не совпало.

– Они двигаются, – пояснил он.

– А что это за объекты? – спросил генерал.

Картазаев внимательно посмотрел на него, словно размышляя, стоит ли говорить, и, представляя, как воспримут его слова, потом ответил:

– Это трупы.

– Мясо побежало!

– Полякову звонили? – спросил он, сбрасывая ноги с койки, внизу стояли ботинки, но с первого раза попасть не удалось.

5 часов. Утренняя разбалансировка.

– Уже сообщили. Дежурная смена поднята по тревоге. Вам приказано срочно прибыть в штаб.

Оказавшись на улице, он сразу почувствовал дискомфорт. Что-то изменилось. Через секунду он понял, что.

Картазаев жил в одноэтажном деревянном домике в прилегающем к Новоапрельску дачном массиве. Во дворе круглосуточный пост, ненужность которого он так и не смог доказать.

Основная группа ОПУ расположилась во втором эшелоне.

Разгар лета. Сухо. На пожухлой листве серая пыль.

Когда он выбрался на грунтовку, кое-как засыпанную щебенкой, мимо на всей дури пропер мотоцикл. Что за люди?

КП располагался на окраине того же поселка, на чердаке двухэтажного дома. У калитки бронетранспортер. Во дворе пулеметное гнездо, обложенное мешками с землей. Песок далеко возить.

Картазаев показал пропуск раз пять разным людям, хотя его все давно знали в лицо, а пропуск проверяли назло. Был у него небольшой косяк со старослужащими.

Прошел через первый этаж, пахнущий едой и потом, поднялся наверх. Часть шифера была разобрана, напротив, на штативе установлен 30 кратный монокуляр. Поляков в расстегнутом кителе приник к окуляру, оживленно комментируя увиденное.

– Товарищ генерал!

– Здорово! – Поляков не глядя, сует шершавую лапу. – Иди, погляди!

– Я уже слышал.

– Ничем тебя не удивишь! – недовольно произнес Поляков, оторвавшись от монокуляра.

А ведь на самом деле недоволен. Непосредственный человек, хоть и генерал.

Картазаев приникает к окуляру.

В перекрестии автобусная остановка на окраине города. Написано "Интервал движения 115 маршрута 20 минут". Врут. С момента установки второго Кордона, взамен погибшего в полном составе Первого, прошло 40 дней.

– Правее смотри! Он там скачет!

Картазаев не вертит монокуляр, при этом увеличении обзор сразу скакнет метров на сто. Осматривает так. Сбоку стремительно влетает в сектор пестрая тень, чтобы пронзить его насквозь и тут же вылететь с противоположной стороны. Птах!

Их то Картазаев и услышал по утру. А то 40 дней тишина как в могиле. Ничего живого.

– Давно ведется наблюдение? – спросил Картазаев.

– Часовые два часа уже как любуются.

– Много там птиц?

– Много. Пошли чай пить.

Отказываться бесполезно. Вот такой вот командир.

Они пьют чай с баранками на первом этаже. От лимона Картазаев отказался, чем вызвал недоумение со стороны генерала. То ли еще будет, мазохистски подумал Картазаев.

– Что надумал, полковник? – поинтересовался Поляков. – То же что и я?

Это вряд ли, подумал Картазаев.

– Разведку? У меня чудесный комроты есть.

– Нет. У меня своя кандидатура.

– Что моим не доверяешь? Зря.

– Почему не доверяю, доверяю. Наоборот. Хочу их поберечь.

– А кто же тогда пойдет? – генерал что-то начал подозревать и нахмурился.

Картазаев не дал ему возможности прозреть до конца.

– Заключенный пойдет. У него пожизненное, все на добровольных началах.

Генерал только крякнул. Живо блестящие глаза померкли, налились холодом. Даже презрительность мелькнула.

– Эх, Контора! – шумно выдохнул он. – Я погляжу, вы не меняетесь. "Заключенный". "Добровольно пойдет". Знаю я ваше добровольно, – он шумно хлопнул ладонищей по столу. – Я хочу на него посмотреть.

– Само собой. Он же здесь пойдет.

– Я хочу лично!

– Не вижу необходимости, – он увидел, как генерал наливается багровостью, и добавил. – Впрочем, как прикажете.

– Вот именно прикажу! – уже с полным высокомерием произнес Поляков, хотя приказывать ему не имел права.

А что Картазаеву жалко?

Он достал сотовый и, разузнав обстановку, объяснил куда подъезжать. Вскоре им позвонили с поста.

За забором стояла длинная легковушка с наглухо тонированными стеклами – машина принадлежала Загорскому управлению ФСБ, но экипаж был полностью из ОПУ.

Машина мотора не глушила, рядом прогуливался лейтенант Назаров.

– Где заключенный? – спросил генерал. – Почему не выводите?

– Мы подчиняемся только полковнику Картазаеву.

Картазаев слегка кивнул, пока генерал окончательно не вышел из себя, и лейтенант, приоткрыв дверцу, велел выводить. Сначала показался сопровождающий, реальный гоблин под два метра в высь и чуть уже вширь. Потом зэк, и, наконец, еще один сопровождающий. Вдвоем они так вздернули зэка, что тот стал едва ли не раком.

Ну, это уже лишнее, поморщился Картазаев. Оказывается, он всего не знал.

Зек оказался настолько накачан транквилизаторами, что когда его выровняли и отпустили, то едва не грохнулся. Сопровождающие поддержали его. Все это вкупе смотрелось дико, словно кадр из 37 года, что генерал коротко ругнувшись, пошел прочь, а часовые демонстративно захлопнули калитку.

– Салям! – поздоровался Картазаев, зэк был сумитом.

– Пошел на кутаг, дунгыз! – проговорил сумит точно пьяный.

– На фига так надо было накачивать? – возмутился полковник.

– Вкололи стандарт, а он наркоман со стажем, улетел сразу.

– Ладно. Эй, джигит, знаешь, зачем тебя сюда привели?

Сумит кое-как сфокусировал гляделки, зашипел:

– Ненавижю!

Полковник спокойно переждал и спросил:

– В тюрьму хочешь?

– Умирать хочу!

– Договорились. Сделай, что я тебе скажу, и я подарю тебе легкую смерть.

– Врешь!

– Как хочешь. Можешь вернуться. Сколько тебе лет. Тридцать. Значит, еще лет сорок протянешь, горцы долго живут. И все за четырьмя стенами. 40 лет. По 365 дней. Или лучше сразу к Аллаху? Выбирай. Да или нет?

– Да, ищак!

– Я тоже рад, что мы договорились.

Они кое-как разместились в машине, зэка усадили на грязный пол, и подъехали к кордону. Дорогу перегораживал шлагбаум, по бокам укрепленные огневые точки. Бойцы в белых халатах и респираторах. Хоть случая заражения больше не было, береженого Аллах бережет.

Сумита вывели и освободили от наручников. Полковник объяснил задачу. Надо было пройти мимо автобусной остановки, бензоколонки и дальше по улице.

– Никуда не сворачивай, а то снайпер за углом не видит, – пояснил Картазаев. – Вернешься, получишь, что обещал. Вздумаешь финтить, пулю в ногу. И остальные 40 лет без ноги по камере прыгать.

– Шакалы! – сумит косился на них, потирая затекшие руки.

– Таким ты нравишься мне больше! – заметил Картазаев. – А тогда перед генералом спектакль разыгрывал? Ну ладно. Топай, давай!

Назаров достал из кабины СВД.

Плетущийся по пыльной дороге сумит вызывал неосознанную жалость. Солдаты из охранения бросали на них косые взгляды и глухо ругались в респираторы.

Сумит доплелся до остановки, огляделся. Картазаев наизусть знал, что там. Старик, на пиджаке медаль 60 лет Победы. Девочка-школьница с портфелем. Женщина, возраст 40–60 лет. Точно определить не удалось. Жара.

Зэк подошел, пошарил у трупа, нашел сигареты, закурил.

– Не останавливайся! – крикнул Картазаев, благо тот был не далеко.

Сумит отреагировал неожиданным образом. Сорвал со старика медаль и швырнул в их сторону.

– Пугани! – велел полковник.

СВД смачно вдарила, взметнув фонтанчик у ног разбушевавшегося "мяса". Сумит пошел дальше, гораздо энергичнее.

– Ищет нору! – сделал предположение Назаров. – Куда нырнуть.

– Вряд ли, – не согласился Картазаев. – Что он там забыл. Гиблое место.

Сумит отходил все дальше. Полковник взял бинокль.

– Сколько инкубационный период? – спросил Назаров.

– Был 30 минут.

– Он уже 20 минут гуляет.

– Пусть еще погуляет. Может, мощность упала.

– Мощность чего?

– А хрен его знает, чего? Он погуляет полчаса, да на своих вернется, а разведка потом накроется полным составом!

Картазаев прогонял сумита 3 часа. Они возили его и запускали в город с разных сторон. Наконец, зэк сел и сказал, что устал и никуда не пойдет.

– Жрать хочешь? – спросил полковник, стараясь оттянуть неизбежное.

– Косячок бы перед смертью.

– Перебьешься.

– Владимир Петрович, давайте я! – предложил Назаров.

Тот лишь помотал головой, а сумиту сказал "Пошли!"

Отведя его от поста в кусты, чтобы не видела молодежь, Картазаев передал ему пистолет и сказал.

– Здесь 1 патрон, как я и обещал. Слово свое помнишь?

– Конечно, этот патрон мой!

С этими словами сумит поднял пистолет и почти в упор спустил курок в Картазаева. Громко щелкнул боек.

– Дунгыз! – с яростью заорал сумит.

– Хорош бы я был, если бы вам верил! – проговорил Картазаев.

На грянувший выстрел прибежал Назаров.

– Как вы догадались? – он пытался скрыть удивление.

– Самоубийцы в рай не попадают! – пожал тот плечами. – Коран надо читать, молодой человек!

Сержант сидел рядом с поникшим шлагбаумом с почерневшим давно остывшим «бычком» в руке, из которого ветерок выдул холодный пепел. Рядом привалились плечами друг к другу двое «молодых», судя по выбритым черепам и оттопыренным ушам, которые еще не успели обклевать птицы. Под всеми троими на сухой земле темные расползшиеся пятна.

Первый Кордон. Мертвый.

Поехали на "Волге", хотя Поляков предлагал БТР и взвод десантников. От кого тут отбиваться? Картазаев так и сказал.

Водителя звали Коля, и полковник был вынужден сесть рядом с ним, хотя спереди никогда не садился. Во-первых, переднего пассажира заваливают первым. Во-вторых, не любил. На заднем сиденье всегда подмечается больше деталей. Но теперь сзади сидели гоблины, теснотища. Нехай, Назаров потеснится. Молодой.

Гоблины назвались кличками Гарсон и Шустрый.

– Гарсон номер 5, -пошутил Картазаев и столкнулся с откровенно агрессивным взглядом.

Получил очередную дозу ненависти. Мало того, что его ненавидят за одно принадлежность к ФСБ, так еще и внутри Конторы существуют свои предрассудки.

Когда выяснилось, что эпидемия сама собой кончилась, встал вопрос, куда ехать. И что искать. На второй вопрос ответа не знал даже Картазаев. "Будем поглядеть", – как говаривал Базыкин, старожил ОПУ, служивший еще в КГБ.

Картазаев крутил в руках спутниковую фотосессию. Мест скопления трупов оказалось три. Если первые два еще можно было объяснить, это оказались 2 городских рынка, то третий так с кондачка растолковать было невозможно.

Географически место находилось практически в центре города. Ресторан? Мультиплекс? Магазин?

Столько всего понастроили за последнее время. Карты есть, но толку от них чуть. По своему опыту Картазаев знал, что больше половины подобного рода заведений там не указаны.

"Волга", шурша шинами, катила по городу, и он словно просыпался вместе с ней. Птиц становилось все больше, они весело обгоняли машину. Кот опасливо выглянул из подворотни.

Надо бы поймать. Но зачем? Разве что, кастрировать.

Проехали мимо рынка. Трудность заключалась в том, что на толкучке не все умерли сразу, и мародеры тащили добро, умирая по дороге. Теперь далеко по дороге вытянулся жуткий язык из павших и тащимого ими барахла. Мертвые занимали всю проезжую часть, и Коля, испросив разрешения, свернул на второстепенную дорогу, по сути, узкую дорожку, ведущую мимо чахлых кустиков.

Снова обрушилась тишина. Птицы еще не успели разведать этот, судя по всему, внутриквартальный проезд, и жизнь не торопилась их обгонять.

Картазаев заерзал. На душе сделалось так погано, что хотелось куда угодно, только не в этот затхлый проезд.

– Остановись! – голос прозвучал гнусаво сквозь маску, они все были в респираторах и камуфляже без знаков различия.

Словно их могли захватить в плен. Кто?

Колян наперво посмотрел на Назарова, и исполнил приказ, только когда тот кивнул.

В боевой обстановке Картазаев бы такого не потерпел, но обстановка была не боевая. Скорее, после боевая. Как оказалось, он был не прав, но это выяснилось слишком поздно.

Колян снова свернул и не раз, и если бы не GPS заплутали бы точно. А так система вывела их прямиком на аккуратную площадь с фонтаном и Лениным. Фонтан давно заглох и не функционировал. Воняло тухлятиной даже сквозь респираторы.

На противоположной стороне возвышался ДК с крашеными известью колонами. Судя по карте, нужное место находилось за ним.

– Откуда объезжать? Справа или слева? – спросил Колян.

– Слева! – сказал Назаров.

Картазаев хотел бы в пику сказать "справа", но потом махнул рукой. Как показало дальнейшее, он недопустимо расслабился, но понял это только когда стоял над свежими трупами у перевернутой машины.

Но не мог он все время находиться в боевом режиме, будь он хоть трижды Картазаев. Да, опыт не пропьешь, да, Владимир Владимирович, говорят, знал его фамилию. Что из того? Он 40 дней сидел в карантине, имея срочный канал связи с Москвой. На тот случай, если ЭМЛ прорвется через кордон и покатит вглубь страны. Он выжидал этот момент словно кот мышку, когда она высунет мордочку из норки.

И отдельный полк стратегических "Черных лебедей" под Тулой тоже ждал всего лишь одного его звонка, чтобы обрушить на Загорскую область тактический ядерный заряд.

Картазаев мог не думать, что случилось бы с ним. Что самоподрыв, что расстрел, если бы он скурвил сведения и попытался сначала удрать подальше. Конец один.

Эти 40 дней он жил полноценной жизнью. С аппетитом ел, выпивал, когда хотелось, ходил к связисткам в штаб. Настроение было нормальным и ровным, как и всегда. И с тем же ровным настроением и даже не изменившись в голосе, он был готов позвонить и вызвать огонь на себя. Готов был.

Но стоило обстановке пойти на улучшение, как он недопустимо расслабился. Готовность помереть в одночасье воспринималась как противоестественное состояние, и вообще, он по-новому взглянул на эти не самые лучшие 40 дней в своей жизни.

"Волга" заехала под кирпич. Понятно дело, администрация, дума опять же городская. За ДК стоял двухэтажный крашеный дом. Такие не редкость в провинциальных городках. Убогий, сирый, больше похожий на барак. Цвет то ли темно желтый, то ли светло коричневый. Буромалиновый, как сказал бы Базыкин.

За домом стоял следующий, точно такой же брат-близнец. Между ними узкий проезд, достаточный, чтобы машина проехала.

В душе Картазаева все засвербело, что придется вылезать и идти пешком по этим улицам, с лежащими раздутыми трупами.

– Дальше пешком! – приказал Картазаев.

На этот раз Колян ничего говорить не стал, припарковал машину. Когда вышли, разминая ноги, на них обрушились звуки. Ветер, птицы, где-то лаяла ужасно одинокая собака. Тоскливо и с явным испугом.

Проехать дальше они не смогли бы в любом случае. Это выяснилось сразу, как только они оказались в проулке.

Тот был буквально завален трупами. Они пролежали 40 дней на жаре, идентификации практически не подлежали. Нельзя было понять, кто это взрослые или дети. Лиц нет. Практически монолитная масса.

Вонь прошибла даже через респираторы. Хорошо никто не блевал. Картазаев подчеркнул, чтобы прислали людей бывалых. Но сам старался кучу не разглядывать. Остальные поступили так же.

– Внутрь не пройти! Будем обходить? – пробубнил Назаров сквозь маску.

– Я видел там доски. Набросим сверху.

Хоть Картазаеву ничего не возразили, он почувствовал общую неприязнь. Люди, привыкшие убивать, уважительно относятся к трупам и без нужды стараются их не тревожить.

– Доски! – повторил Картазаев, вбивая гвоздь в свою репутацию.

Когда положили доску, она достала до верха двухметровой кучи.

– Гарсон! – приказал Назаров по знаку Картазаева.

Когда тот, повесив автомат на шею, двинулся вперед и вверх по доске, та под тяжестью ста килограммов живого веса стала оседать в неживом, с противным рыхлым звуком продавливая кучу.

Когда Гарсон достиг вершины, глаза его округлились над маской, а руки стали сдергивать автомат.

– Не стрелять! – зарычал Картазаев.

Но Гарсон и не думал стрелять, указывая автоматом точно указкой:

– Товарищ полковник! Там…

Когда Картазаева угораздило сказать в штабе про мертвяков, Лощекин глянул на него как на сумасшедшего. Как знал, не надо было ничего говорить. Нет, счел это своим долгом.

Военные секреты – выдумка гражданских. Это он понял, когда к вечеру слухи расползлись по Кордону. По всему лагерю его появление встречали смешки. Смеялись даже молодые солдаты, у которых еще волосы не успели отрасти.

Картазаеву было даже не обидно. Поначалу, хотел на Лощекина рапорт написать со злости по использованию призывников первого года службы в Кордоне. Потом остыл.

Генерал заявил, что движущиеся объекты являются ничем иным, как проникшими в город мародерами. Картазаев тоже хотел бы так думать, но "шмель" продолжал передавать фотографии, на котором движение было хоть и не интенсивно, но все же и не думало прекращаться.

В городе никто так долго жить бы не смог.

Возникла пауза. Никто не хотел брать ответственности на себя. Лощекин ждал положенный инкубационный срок, а точнее команды из Москвы, чтобы зайти и закопать вымерший город.

Но весь ужас заключался в том, что город и не думал полностью вымирать. Там что-то происходило. И возможно назревало. В этой связи у Картазаева не выходила из ума ситуация с Дворцом, куда так и не смог проникнуть космический спутник.

Вечером Картазаев направился в медчасть, решив повидаться с Марией.

Такие девушки ждут героев только в кино. Он застал ее в палатке с бравым прапорщиком-десантником Кармалыгой из разведроты. Они сидели за столом с пузырьком спирта и открытой банкой тушенки.

Кармалыга был раскрасневшийся и довольный. Китель распахнут, открывая вид на свежее поменянную для такого случая тельняшку в голубую полоску.

– Свободны, товарищ прапорщик, – строго приказал Картазаев.

Кармалыга уходить не спешил. Судя по топорщившимся штанам, он пребывал в полной боевой готовности.

– Полковник особого отдела 42-й дивизии, – Картазаев достал из кармана удостоверение.

Не жалко. У него полный портмоне таких удостоверений, и все подлинные.

– Застегнитесь, товарищ прапорщик, – укоризненно сделал он замечание. – Такое серьезное положение, а вы в таком виде. Какой пример вы подаете подчиненным.

Прапорщик неспешно застегнулся и вышел, напоследок зло сверкнув глазами.

– Минутку! – вернул его Картазаев и обвел стол рукой. – Заберите все, вы, наверное, потратились.

– Спирт мой, – с вызовом сказала Мария.

– Пусть возьмет, – настоял Картазаев, он же не зверь какой, хоть какое-то будет прапору утешение, а то шел трахаться, а тут на те – особый отдел.

– И возьму! – с вызовом сказал Кармалыга и сгреб все со стола, рассовывая по карманам.

– И что мы будем делать? – спросила Мария, когда жадина ушел. – Ужина вы меня уже лишили.

– Мошонкин! – крикнул Картазаев, заставив девушку вздрогнуть.

Десантник ввалился, топоча башмаками. Застелив скатерть, выставил на стол бутылку коньяка, палку сервелата, лимон, кетчуп, хлеб, ветчину. Когда он закончил сервировку, Картазаев отсек от сервелата половину и отдал Мошонкину свою фляжку.

– Там тот же коньяк, – пояснил он. – Отдыхай, Василий Иванович. Завтра утром вернешься за мной.

– А вам не кажется, что вы слишком самоуверенны? – возмутилась Мария.

Он молча раскупорил бутылку, размышляя о превратностях судьбы. Коньяк есть, а города, где он выпускался, уже не существует.

– О чем вы все время думаете? – спросила она.

– О вас, – признался он. – Вы очень красивая, Маша. Давайте перейдем на ты.

– Ну, для этого сначала надо выпить.

Картазаев налил по сто граммов. Она выпила, не подозревая, чем это чревато. Коньяк попался хороший.42 градуса и выдержка пять лет.

– Вот мы и на ты, – усмехнулась она, захмелев.

Интересно, сколько она спирту успела шарахнуть, подумал Картазаев.

На ней был белый халат, распахивающийся и очень короткий, и, заметив заинтересованный взгляд Картазаева, девушка не замедлила закинуть одну ногу за другую.

– Что ж ты мне замечание не делаешь? – она игриво смотрела на него. – Я тоже не по форме одета.

Все бабы шлюхи, подумал Картазаев.

– Давай сделаем перекур, а то мы гоним, – сказал он вслух, несовпадение мыслей с тем, что он говорил вслух, было его отличительной, въевшейся в подкорку на веки вечные, чертой.

– Ты же не куришь? – удивилась она.

– Когда выпью, курю, – сказал он и, когда полез в карман за пачкой, наткнулся на эрекцию.

Курение сокращает жизнь, махнул он рукой, и, подхватив Машу, с силой поцеловал ее в распахнутые губы. Во время поцелуя руки его проникли внутрь халата, скользнули по гладкой спине внутрь трусиков. Прижав девушку к себе за подрагивающие ягодицы, он некоторое время продолжал ее целовать. Потом понес на кровать.

Трусики порвались и повисли у девушки на одной ноге.

– Экий ты скорый, – пока Маша проговаривала эту фразу, Картазаев успел ввести ей на всю длину.

Расстегнув на ней халат, он старался ухватить губами прыгающие в такт груди. А когда залез девушке языком в ухо, то Маша, застонав, буквально выгнулась на кровати. И в этот момент он вошел в нее особенно глубоко.

Потом он сменил позу. Закинув ноги девушки себе на плечо, он положил девичьи ягодицы, нежные и пухлые, себе на ладони, мял их сильными пальцами, распаляясь все сильнее и ни на секунду не прекращая движений. Наоборот, поступательные движения его становились все мощнее, и каждый раз он едва не стряхивал девушку с себя.

Она стонала беспрерывно, и, сжав в последний раз упругие ягодицы, он оглушительно, до боли в ушах, кончил.

– Что это было? – спросила она.

– Любовь, – ответил он.

– Я всегда думала, что любовь это что-то другое, – возразила она.

Картазаев лежал на животе, а девушка водила по спине пальцем, найдя застарелый шрам. Картазаев остро чувствовал волнующие прикосновения женских грудей.

– Где это тебя так? – спросила Маша. – У тебя вся спина в шрамах.

– Какой тебя интересует конкретно?

– Вот этот, – с этими словами она вонзила в глубокую ложбинку влажный и горячий язык.

Картазаев всем телом по-звериному развернулся к ней. Она игриво отшатнулась от него и упала на живот, делая вид, что пытается уползти, но проделывая маневр чересчур вяло. Он не ударил в грязь лицом и не дал ей удрать далеко. Подхватив ее за талию, стал натаскивать на себя.

– Боже, какая красота, – прошептал он. – Как ты красива!

Ее ягодицы со шлепками бились о внутреннюю поверхность его бедер.