Текст книги "Тотальная угроза"

Автор книги: Дино Динаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

– Толя, открой! Это я вернулся!

Дверь открылась сама. Он понял, что это очередная ловушка, но он слишком устал, чтобы не идти до конца. И он вошел.

Прихожку миновал сразу, заметив и приоткрытую дверь в ванную, и неявное чужое присутствие. Он сразу все понял, но ему надо было успеть проделать одну штуку, пока тот, кто затаился на кухне, не войдет следом за ним в комнату, чтобы прикончить его.

Он встал напротив окна и успел повернуться, когда в комнату следом за ним вошла смерть.

– А где Раевский? – спросил Картазаев.

– Он вместе с родителями, в ванной, – сказал Дэн. – Хороший мальчишка, и мне совершенно не хотелось его убивать, но он не захотел уходить. Все про любовь к родителям говорил. Нет никакой любви! А ты пунктуален, Везунчик. Обещал и явился.

В руке у него был пистолет.

– Не надейся на быструю смерть, ты разрушил все, что я создал, ты погубил моих ребят, и слишком долго добирался до тебя. Для начала я отстрелю тебе все пальцы.

– Дэн, уже все кончилось! – сказал Картазаев. – Вольда больше нет!

– Ошибаешься, – Дэн позволил себе усмехнуться. – Вольд у меня здесь! – и указал себе на голову.

Парень был безумен. Нельзя долгое время заниматься убийствами, купаясь в ненависти и страхе своих жертв, чтобы остаться нормальным. Ненависть и есть Вольд.

– А ты молодец! – сказал Картазаев.

– Заговариваешь мне зубы?

– На самом деле. Если бы не ты, не было бы нашего оперативно-поискового управления в том виде, в котором оно существует сейчас. Нам нужно было чрезвычайно сильно обжечься, чтобы научиться терпеть боль.

– Правда? – с надеждой переспросил Дэн. – Ты действительно, так считаешь.

– Конечно, – сказал Картазаев, его охватила такая тоска, что все уже по существу закончилось, а ему сейчас умирать, но другого выхода не было. – Ты настоящий создатель ОПУ. И твое имя навсегда останется на первой странице.

Дэн переложи орудие в левую руку.

– Ладонь вспотела, – пояснил он, но на самом деле, он вытер что-то с лица, то ли пот, то ли слезы.

Или кровь.

– Это будет самая черная страница в нашей истории. Была бы моя воля, я бы заставил начинающих оперативников плевать на твое имя!

Дэн расхохотался.

– А ты чуть меня не провел! Думал, что я тебе поверил да? Что я, разозлившись, застрелю тебя на месте? Нет, сначала пальчики! Нет, признайся, что надеялся на пулю в лоб?

– Нет.

– Врешь! – закричал Дэн. – Буйвол тоже строил из себя героя, а умер страшно! Тебе не сказали, как он умер? Они даже этого тебе не сказали! Мне будет противно тебя убивать, полковник! Так и знай!

– Мы умрем вместе, – покачал головой Картазаев.

– Не надейся! – и Дэн предупредил: – Левой я стреляю не хуже!

– Верю, – пожал плечами Картазаев.

– Что ты там прячешь за спиной? Думаешь, я не вижу!

Картазаев вытянул руку из-за спины и бросил на пол лист фольги.

– Что это? – не понял Дэн. – Очередной трюк?

– Раньше это было на окне. Теперь экрана на окне нет. Я снял его сразу, как вошел. Они здесь, Дэн. Они пришли за нами обоими.

– Кто здесь? Отойди от окна! – закричал тот.

Картазаев посторонился, и в комнату ворвался многоголосый стон. Все пространство за окном устилали ползущие "кроты". Не имея возможности встать, они налезали друг друга, чтобы достать до подоконника, тянулись руками к окну.

– Ты хотел меня испугать этим? Они не могут догнать даже улитки!

– Эти нет, но ты забыл про тех! – Картазаев кивнул ему за спину, на заходящих в комнату Раевского, мужчину и женщину.

Дэн рванулся от них, мимо Картазаева к окну. Он все успел рассчитать. Если уйти от тех, кто еще оставался на ногах, то от тех, кто ползет, уйти плевое дело.

Картазаев кинулся наперерез, и обхватил его руками.

– Пусти, идиот! – зашипел Дэн. – Жить хочу! Жить! Вы все тут сумасшедшие! Все ваше управление! Вы камикадзе!

Они обнялись, словно родные братья, продавили стекло и рухнули сквозь окно наружу, чтобы быть погребенными десятками копошащихся тел.

Мир прекратил существование в третий раз. На это раз окончательно. Но только этот мир.

В зрительном зале зажегся свет, но наиболее нетерпеливые зрители повскакали со своих мест еще при появлении заключительных титров. Зал наполнился стуком откидываемых сидений и эхом многих шагов. Нарядно одетые люди устремились к выходу, впереди бежали дети в ярких летних платьишках.

Откинулась щеколда, распахнулись двери, и солнечные лучи устремились в быстро пустеющий зал, лишь одно место в первом ряду оставалось занятым. Мужчина сидел, устало свесив голову, будто спал.

Билетерша так и подумала сначала и попыталась разбудить его. Мужчина никак не отреагировал на дотрагивания, а потом вдруг поехал телом вбок и вниз. Рухнул вниз.

– Врача! – крикнула билетерша. – Здесь человеку плохо! Есть врач?

Несколько человек вернулось. Женщина, назвавшаяся врачом, послушала грудь и не услышала сердца.

– Вынесите его на воздух! – велела она, пока не доводя до остальных своего вердикта.

Мужчины вынесли Картазаева наружу и усадили на скамейку.

– Вам лучше его положить, – сказала врач. – А то он застынет, и его потом не разогнешь. Он мертв. Челюсть надо подвязать, чтобы рот открытым не остался. Да и руки положить так, как они будут в гробу. Но это не принципиально.

Умирать легко. Во всяком случае, гораздо легче, чем жить. Компания Картазаеву была знакомая. Там его ждали Буйвол, и Свин, и Санта. Все, кого он знал при жизни. С древних времен белый цвет траура, и теперь все были одеты словно в снег. В полном молчании все застыли в ожидании. Воздух густел, кристаллизовался, и они вмерзали в него, словно комары в куски янтаря. Картазаев полностью уступил воле стихии и прикрыл глаза, чувствуя, как тело постепенно охватывает потусторонний холод. Внезапно, он услышал голоса Мики и Калерии. Они быстро удалялись. Там, где они шли, было солнечно и тепло. Картазаев улыбнулся. Он хотел окликнуть детей, но делать этого было нельзя. Очень медленно Картазаев поднял руку. Загустевший воздух сначала упруго сопротивлялся, но в виду того, что он еще не затвердел, как следует, не смог проделывать этого чересчур долго. Его с хрустом прорезали трещины, в которые хлынул животворный кислород.

От услышанного приговора, вынесенного врачом, билетерша охнула, да и остальным сделалось не по себе. Что врач, он часто имеет дело со смертью, для него это действо не то чтобы привычно, не так страшно. Но когда тебе, собравшемуся расслаблено отдохнуть в пригожий денек, тыкают под нос и говорят:

– Вот собственно, какая она, смерть. Она ждет всех нас. Она не обойдет никого. И придет время, и все мы будем лежать точно также.

Невидимый, но осязаемый холодок заставил всех расступиться.

Лишь ничего не подозревающие девушка с мальчиком, идущие по своим делам, громко рассмеялись. В ответ ресницы Картазаева дрогнули.

– Он жив! – воскликнул один из мужчин. – Что же вы такое говорите? Чуть живого человека не похоронили!

– Не может быть, – возразила врач.

Картазаев рывком открыл глаза. Калерия с Микой уже удалялись.

– Калерия! – позвал он.

Девушка обернулась.

– Это вы мне? – спросила она, не узнавая. – Вы, наверное, ошиблись. Меня Галя зовут.

– Что, дядя, мою подружку клеишь? – встрял Мика. – Тебе тоже нравится?

– Мика, ты меня тоже не узнаешь? – обратился к нему Картазаев.

– Мика? Смешное погоняло!

Калерия остановилась, Мика дернулся следом за ней и тоже встал. Складки прорезали лоб Калерии, она словно что-то тщилась вспомнить. Уже вспомнила.

Но врач строго попросила:

– Идите, идите, девушка. Не видите, человеку плохо. Ему посидеть надо, подышать, а вы ему воздух загораживаете.

Потом она обратилась ко всем собравшимся:

– Всем спасибо. Вы тоже можете уйти, если у кого есть мобильный телефон, вызовите, пожалуйста, скорую. Пострадавшему надо обследоваться.

А Картазаеву она сказала:

– С вашим сердцем совсем не обязательно ходить на фильмы ужасов.

– Больше не буду, – повинился Картазаев. – Обещаю, больше никаких ужасов.

Он посмотрел вокруг и вспомнил, как в начале всей этой истории ехал на автомобиле МЧС, весь переполненный ненавистью, теперь же он был полон любви, одной любви. К ожившему городу, к гуляющим по солнечным улицам людям. Им не было никакого дела, что кто-то там их спас. Теперь Картазаеву никто бы и не поверил, что он как-то причастен к этому чудесному спасению. Он прослыл бы самым заядлым лгуном, если бы попытался рассказать правду. И дураком бы прослыл.

Слава ему была не нужна. Он сделал свое дело.

И он благодарен судьбе, которая пусть даже ценой таких зловещих приключений и мук привела его от ненависти к любви.

Любовь, вот что спасло всех нас, подумал он.

Любовь.