Текст книги "Тотальная угроза"

Автор книги: Дино Динаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Нам действительно нужен водила, чтобы проехать во Дворец, – тихо произнес он.

– А зачем вам туда? – стараясь не выдать своей заинтересованности, нейтральным тоном поинтересовался Картазаев.

– Чтобы жить! – ответили они вразнобой.

И он согласился.

Глава 7

Из города надо было уходить, это понимали все.

– Болтают, у Клюге конкретно башню снесло. Злой как черт, поклялся всех нас на куски порвать, – сообщил Мика.

Все знали, что это не пустые слова. Не зря бандит носил кличку "Пика". Клюге-Пика.

В старой хлеборезке повисло гнетущее молчание. Санта, обхватив плечи, смотрел в окно. Картазаев опустился прямо на пол. Остальные трое подростков, словно воробьи расположились на транспортерной ленте.

– Бежать надо ребята, – предложила Калерия. – Прямо сейчас.

– Бежать? Как? – спросил Свин. – Просто так из города не выбраться. Три зоны надо пройти.

– Нам нужна машина, – нарушил молчание Санта.

– И не просто машина, а хорошая машина. С защитой, – уточнил Свин.

– И где ж мы ее достанем? – с издевкой спросил Мика.

– Ольгерт, – произнес Санта всего одно слово.

Мика аж взвился от возмущения.

– С этим сыном свиньи и монаха дела иметь не желаю! – по петушиному вскрикнул он.

– Санта прав. После Клюге с нами никто не будет разговаривать, кроме Ольгерта, – поддержала Калерия.

– Да ты всегда говоришь так же как Санта! – продолжал петушиться Мика. – Да и Ольгерт просто так нам машину не подарит. Вот если его того…замочить.

– Купим, – односложно проговорил Санта.

– А деньги?

– Придурок.

Все посмотрели на Картазаева.

– У меня денег нет, – с удовольствием ответил тот, подумав про себя: "Это вам за придурка".

Всю жизнь лез напролом, доказывал всем, что он чего – нибудь стоит, и вот в сороковник доказал. Он придурок.

Вообще, с Картазаевым происходили занятные вещи. У него было такое чувство, что не было прошедших десятилетий, и он наравне с этими мальчишками. Какой там на равных? Ему заново придется доказывать свою состоятельность. Он никто.

По закону стаи его попытаются задвинуть на самый низ иерархической лестницы. В детстве, когда еще не было силы, его в каждой драке били в живот (узнали, гады, что у него метадонит – чрезвычайно болезненная вещь в кишках). Нет ничего более жестокого в природе, нежели человечий детеныш. Причем, жестокого без причинно, просто так. Когда с каждым ударом ненависть не гасится, а наоборот разгорается все сильнее.

А особенная сладость, когда находишь кого-либо слабее себя. Тут человек просто сходит с ума от сладкой ненависти.

Поначалу Картазаев как более слабый использовал тактику рыбы-прилипалы. Находил сильного друга и везде держался его. Обязательное условие, чтобы друг был в единственном числе. В таком случае легче занять в жизни ведущего доминирующее положение, чтобы он занимался только тобой.

Картазаев вдруг поймал себя на том, что все его друзья были похожи на Санту. Не в том, конечно, что они носили волосы до плеч, а психологически. Этакие друзья-отцы. Люди, которым надо было о ком-то заботиться. Картазаев всегда безошибочно таких вычислял.

Положение прилипалы было унизительным, и Картазаев поспешил от него отделаться. На помощь пришли увлечения боксом, самбо, потом боевым самбо. Потом очень боевым.

Пришел и тот сладостный миг, когда Картазаев поколотил своего самого злостного обидчика-мальчишку на пару лет старше.

Он его не просто бил, а окунал разбитым носом в придорожную пыль, разрывал рубашку, делая все в точности так, как когда-то делал тот.

Что-то изменилось в нем с той памятной драки. Именно с того дня поступки и мысли его перестали различаться. Он стал думать правильно. Не разрываясь внутренними сомнениями, которые навевали только нерешительность, и не способствовали ничему путному. Мысли должны были оправдывать поступки и ничего более. Вернее, поступки должны были определять мысли.

И вот опять придурок. Но теперь он не вам не прилипала-мелкая рыбешка.

– У меня денег нет, но есть оружие, – сказал он.

– За оружие только мотоцикл дадут, – с сомнением в голосе произнес Свин.

– А за гранатомет?

– Покажи! – у пацанов загорелись глаза.

Картазаев вынул блестящий тубус, для чего ему не пришлось даже открывать чемодан. Просто отомкнул круглую крышку, и тот скользнул ему в руку. Второй гранатомет притаился в такой же шахте с другого края, с него можно было стрелять, не вынимая из чемодана.

– Ух-ты! – мальчишки и есть мальчишки, Свин и Мика по очереди держали в руках полированную тубу "Копья".

Санта не подошел, глянул только от своего окна, к которому будто присох и бросил:

– Идем.

Банда Ольгерта облюбовала бар «Выпивоха», что располагался в подвале жилого дома. Санта, Свин и Картазаев шли по длинному и узкому, словно кишка коридору, в стенках которого периодически возникали вырубленные в бетоне проемы, ведущие в небольшие, но чрезвычайно шумные залы.

Оттуда гремела музыка, посуда, частенько доносились звуки шумных ссор, иногда драк. В таком случае трещали столы и стулья, разбиваемые о чьи-то буйные головы, и звенела бьющаяся посуда.

Однако, подумал Картазаев.

Вторую половину коридора перегораживала решетка, за которой застыл крупный бритый вышибала, встретивший их презрительным взглядом.

– Нам нужен Ольгерт, – сказал Свин, идущий первым.

– Он всем нужен, – лениво проговорил бритый.

– У нас есть товар.

– Покажи.

Свин слегка разомкнул полы длинного пальто, под которым прятал оружие. Увидев его, бритый немного оживился.

– А "арбузы" к нему есть? – спросил он, имея в виду, конечно, не продукт лета.

– Один. В стволе.

Бритый подошел к висящему на стене допотопному телефону и, сняв трубку, с кем-то коротко поговорил. После звонка пришли трое молчаливых быстроглазых парней и быстро, но тщательно обыскали гостей.

В очередной раз Картазаев порадовался, что с ними не было Мики и Калерии. Особенно, Мики, хотя лапать девушку тоже моветон. Но компания Мики обрыдла ему до чертиков. Этот пацаненок с вечно с торчащими вихрами, вступивший в пубертатный период, откровенно его достал. Чтобы вывести его из себя, ничего не надо было предпринимать, надо было просто существовать. Он даже предположить боялся, что может вытворить Мика, вздумай его кто-нибудь обыскать. Когда пошли в логово Ольгерта, Картазаев поставил единственное условие, чтобы Мику не брать. За что удостоился таких прозвищ, из которых даже его новое было самым гуманным. Он мог бы навтыкать пацану, но его остановил взгляд Санты.

Санта ему тоже не нравился. Молчуны вызывают законное подозрение. Что у них на уме? Временами у Картазаева возникало нехорошее чувство, что Санта читает его мысли.

Во всяком случае, стоило ему только подумать, что неплохо бы настучать Мике по поганому рту, как он словно столкнулся с взглядом с Санты. Он не понял, что в нем его остановило. Не было в нем ничего угрожающего.

Просто ни с того, ни с сего Картазаеву вдруг сделалось стыдно. Он испытал это давно забытое чувство с некоторым изумлением. Будто у него вырос хвост. Стыд-это атавизм.

Удостоверившись в отсутствии оружия, их повели дальше, предварительно взяв в коробочку. Спереди один, и сзади двое. У всех стволы. У двоих пистолеты, а у замыкающего так вообще автомат.

Санта шел впереди. Конвоир обернулся к нему и нехорошо осклабился:

– Напрасно ты пришел сюда, Санта. Андрон-Арматура здесь. Он ведь тебя предупреждал, чтобы ты сюда больше не совался.

– Переживу, – в своей односложной манере ответил Санта.

– Сомневаюсь, – ухмыльнулся бандит. – Ну, мы пришли. Располагайтесь, гости дорогие.

Их ввели в каморку с голыми бетонными стенами и оставили одних.

– Не нравиться мне вся эта затея, – произнес Свин и крикнул. – Пожрать дайте, свиньи!

И словно в ответ появилась банда Ольгерта. Их было восемь человек, включая главаря. В руках кастеты, дубины, на кулаки намотаны цепи.

Картазаев почувствовал сухоту во рту перед неминуемой дракой. Хотя какая тут драка? Убьют к черту. И ботинки разведчика не помогут. В них и закопают.

– А ты совсем не растешь, Санта, – с насмешкой произнес Ольгерт. – Так ты никогда не станешь взрослым.

Сам Ольгерт был крупноват для подростка, почти мужчина. Лишь редкие волосики на месте усов говорили о том, что это не так. В физическом отношении под стать были и остальные бойцы. Видно, ребятки привыкли к железу.

Особенно, один. С длинной железной палкой в руке. Картазаев понял, что это и есть Андрон-Арматура. Долговязый буквально пронзал их глазами. Потом громко хлопнул палкой о ладонь. Звук прозвучал в комнате как выстрел.

Картазаев не сомневался, что у них и стволы имеются, но бандиты хотят продлить удовольствие. У него возникло решение, которое возможно оттянуло бы неизбежный в данной ситуации конец.

– Отдай им пушку, – потребовал он у Свина.

– А зачем? – деланно удивился Ольгерт. – Мы сами возьмем. Потом.

Картазаев выхватил у Свина гранатомет и, никуда не целясь, нажал на спуск. "Ольгертовцы" инстинктивно дернулись, но ничего не произошло.

– Он без спускового механизма, – пояснил Картазаев оторопевшим бандитам. – Механизм в надежном месте. Что мы дураки его сюда тащить?

– Так вы сейчас расскажете нам про это место.

– Вы из нас, может, и выбьете что-нибудь под пыткой. Но кто вам сказал, что это все наши секреты? Вы ведь пушку для продажи берете, а что если она у серьезных людей в руках разорвется?

– Я не понял? – прорычал Арматура. – Чего они нам тут пытаются впарить?

Это и не мудрено, что не понял, подумал Картазаев. Ты способен понять только тогда, когда тебе твою арматуру в задницу засунут. Тогда ты все поймешь.

– Предлагаю вести игру по-честному, – продолжил он без зазрения совести. – Мы отдаем пушку со всеми причиндалами, но за тачку. Зато безо всяких сюрпризов. Стоит ли терять выгоду из-за драки? Вам же за нее не платят.

Ольгерт сомневался.

– Мне надо подумать, – сказал он, наконец, и Картазаев понял, что победил.

– Пожрать дайте, – сказал Свин.

– Я тебе сейчас! – на него замахнулся Арматура.

– Не сейчас, – процедил сквозь зубы Ольгерт. – Проводите их в бар. Чтоб глаз не спускать!

То, что они называли баром, располагалось в соседней тесной комнатушке, близнеце предыдущей, только с оконцем под потолком. В центре комнаты стоял массивный потемневший от времени и словно исцарапанный бешеными кошками стол, они уселись за него, а пятеро бандитов во главе с Арматурой расположились у них за спинами. Сквозь толпу протиснулась пышногрудая девица в грязном переднике. Официантка. Выставила на стол три банки пива и тарелку с неряшливо приготовленными бутербродами с яичницей. С ходу стала флиртовать, обращая отсутствующие чары исключительно Санте.

– Ты в курсе, что тебя центровые ищут. А центровые парни серьезные. Расскажите, как ты Выключателя приложил? Я никому не скажу.

– Вали отсюда, – обронил Санта, и она, возмущенно фыркнув, упорхнула.

Ел только Свин. Санта по своей привычке ни к чему не притронулся. Картазаев тоже.

Положение было не настолько плохо, как могло показаться на первый взгляд. Их не убили. И гранатомет остался при них. Слова о недостающих запчастях были лишь сказкой для простаков. Все там на месте. Оставалось снять дополнительный предохранитель, так шарахнет – мало не покажется. А там, в сутолоке и уйти можно будет.

И в этот краткий момент охватившей размечтавшегося полковника эйфории в баре появился Мика. Этим сказано все. Неизвестно, какого рожна он потащился за ними, а не остался сидеть в машине вместе с Калерией, как было велено.

Даже спустя какое-то время, уже лежа с пробитой головой за мусорными бачками, Картазаев так и не вспомнил, из-за чего вспыхнула драка, и как, собственно, она происходила.

Появление Мики оказалось той самой искрой, поднесенной к бочке с порохом. Даже неважно, что он там сказал и кому. Что-то про хрен и арматуру. Следом был грохот разваливающегося на составные части стола, истеричные вопли и кулаки, с чавканьем втыкающиеся в чьи-то влажные физиономии.

Многоголосый вой и крутящиеся стены слились в единую карусель, с которой уже нельзя было сойти. Кажется, Картазаеву даже удалось кого-то кинуть через бедро, но потом по затылку вдруг так шарахнули, что по первости показалось, что в башку вдруг вдули струю кипятка через незапланированное отверстие, и очнулся он уже где-то на улице, за вонючими баками.

Лишь потом в мозг проникли отрывочные воспоминания, как его волокли по ночным улочкам, протискиваясь в такие щели, в которые и кот бы не пролез. Сначала Свин под аккомпанемент воплей Мики, потом они поменялись с Микой, а Свин швырял в преследователей какие-то тяжелые ящики, каждый раз гыкая от натуги.

Потом все куда-то делись, наверное, вернулись за Сантой, и он остался совсем один на холодном сыром асфальте. Где-то скреблись крысы, потом даже они в ужасе затихли, потому что сверху беззвучно опустилось нечто бесформенное с размытыми границами.

Оно спланировало на землю, и стены вокруг засветились гнилушным синим цветом, и полковника высветило, словно на сцене.

Ослепленный, он пытался вглядеться вперед сквозь растопыренные пальцы, но это у него получалось плохо. Просматривался лишь выступающий из фосфорицирующей мглы мрачный силуэт человека в развевающемся балахоне и полностью скрывающем лицо капюшоне.

Все произошло так быстро, что Картазаев не успел даже встать, и теперь он находился в гораздо менее выгодном положении, чем монах. Тогда полковник, нащупав нечто, напоминающее ведро с окаменевшими от времени помоями, швырнул его в монаха, одновременно уходя в сторону с линии удара.

Не ушел. Монах, перехватив его за шиворот точно обосавшегося котенка, вернул обратно, с такой силой приложив оземь, что на некоторое время сбил дыхание.

Секундной паузы хватило, чтобы он достал оружие из-под сутаны. Картазаев, не дожидаясь выстрела, катнулся в другую сторону, ударяясь и сшибая бачки. Но это было так, нюансы. Картазаев понял, что, собственно говоря, все, конец, сейчас все кончится.

Но в этот момент жахнуло, будто на раскаленную сковороду плеснули масла, следом дымный след уперся монаху в спину, после чего жахнуло еще раз, но этот раз так гулко, что уши, казалось, сейчас вывернет наизнанку.

В клубах белого пламени монаха разорвало надвое.

Ослепший и оглохший от взрыва Картазаев понял, что стреляли из гранатомета, а когда появился Санта, то само собой напросилось, что стрелял он и потратил на выстрел их единственный заряд.

Глава 8

Сон не может быть настолько реален! Эта мысль пришла в разбитую голову Картазаеву в тот самый момент, когда Калерия перевязывала его в уже знакомой хлеборезке.

Может, тут же опроверг он себя. Однажды в Мавритании, вплотную занимаясь сверхсекретной лабораторией то ли американцев, то ли англичан, он сам угодил в лапы ее сотрудников. Тогда все его люди погибли, а он был захвачен, после чего люди в белых халатах вкололи ему лошадиную дозу галлюциногенов. Похоже, совершенно напрасно он тогда носил прозвище "Везунчик". Ни фига себе Везунчик. Просидеть всю ночь в камере с анакондой с женской головой. Причем, змеюга всю ночь только и ждала момента, чтобы цапнуть его, поэтому он вынужден был не отводить от нее взгляда.

Так вот, чудище казалось настолько реально, что он различал каждый бугорок на его шее, которые были, скорее всего, проглоченными мышами. Игра светотени на жирно блестящем теле толщиной в столб сливалась в причудливый завораживающий узор.

Никто не знал, чем занимались в лаборатории (да, кажется, так и не узнал), и еще долго после освобождения Картазаев сомневался. Может, там действительно змей-баб выводили?

Что-то не шибко верится, что на самом деле сейчас полковник лежит себе за экраном "Юпитера", похрапывает, а то, что Калерия перевязывает ему голову, и Картазаев туго прижимается лицом к теплому животу девушки, чувствуя волнующий и, одновременно, очень домашний запах от ее грудей, все это дивный сон.

Обстановка реальней некуда. Приглушенный естественной преградой, до Картазаева доносится голос Мики. Он самозабвенно рассказывает о произошедшем, перхая от смеха, и в его представлении случившееся с ними выглядит забавным анекдотом.

Картазаев отстраняет девушку и рычит:

– Ты понимаешь, дурья башка, что из-за тебя нас всех чуть не замочили?

Калерия пытается заступиться, но он отстраняет ее еще дальше и идет прямо на Мику. Пацаненок замечает его, и он видит, как на глазах гаснет его улыбка, как ежатся губы, как в детской неокрепшей коже пролегают глубокие складки, еще не актуальные, но которым со временем предстоит стать морщинами. Если конечно его и в дальнейшем будут пугать такие взрослые дядьки. Испуганное личико становится белым, глаза круглыми от страха.

– Не надо! Не бейте! Пожалуйста! – кричит он. – Папа!

– Что ты делаешь? – надрывается с другого бока Калерия.

Вообще-то, ничего особенного Картазаев делать не собирался. Ну, дал бы пацану подзатыльник. В хлеборезке повисает напряженная тишина. У Картазаева самого такое чувство, что он уже врезал ему.

Мика дрожит крупной дрожью. Картазаев ощущает себя гадом. И что бы он уже сделал, будет только хуже. По существу, все уже произошло, он до смерти напугал ребенка.

Не желая сдаваться, и оттого чувствуя себя еще большей сволотой, он резко развернулся на каблуках, бормоча ругательства. Вернулся к прежнему месту у стены, точно оно было забронировано за ним, и обрушился вниз. Заметил, что все это проделывает в тишине, нарушаемой лишь хныканьем Мики.

Рядом опускается Калерия.

– Голова болит?

– Нет, – легко врет Картазаев. – А чего он меня папой назвал?

Она наклоняется к нему, щекоча волосами, она уже оформившаяся женщина, но в упор не замечает элементарных вещей, в частности то впечатление, что производит на мужчин, и шепчет:

– У него отца на глазах убили. Давно уже. Санта его подобрал, и с тех пор он с нами. Ему просто некуда идти, – последние слова девушки прозвучали как укор.

– Да понял уже, – раздраженно проговорил Картазаев.

Она сидела рядом, прижавшись горячим плечом. Рубашка натянута на ладном теле, между пуговками видно белая гладкая кожа. У Картазаева после Маши не было женщины, опять его донимал сексуальный голод, но он знал, что Калерия еще девушка, и о запутанных отношениях между ней и Сантой тоже знал, и это его останавливало.

И злило. Сильно. Ничего не злит сильнее, чем неудовлетворенное желание. Он прикрывает глаза.

В бок опять толкают. Открыв глаза, Картазаев с удивлением обнаруживает рядом Мику. Мальчик протягивает ему кружку с горячим чаем.

– При сотрясении нельзя чай, там ведь кофеин, – ворчит Картазаев, но, чтобы отвязаться, берет.

Мальчик против ожидания не уходит, устраивается рядом.

– У тебя дети есть? – спрашивает.

– Бог миловал.

– А жена? – разочарованно спрашивает Мика.

– Да как-то не получилось.

– Тебе, наверное, жить негде, как и мне?

Вообще-то, Картазаев жил в элитном доме на Набережной. Когда-то мрачно сером, но по приказу мэра перекрашенном в светлые тона. Перед каждой командировкой Картазаев оставлял ключ у вахтерши, почти уверенный в том, что он уйдет и больше не возвратится.

Шикарная четырехкомнатная квартира, наконец, освободится. Новые жильцы сдерут старые, так надоевшие ему, обои, а в тихих, словно склеп комнатах зазвучит детский смех.

Но против ожидания каждый раз он возвращался, в разгар лютой зимы с африканским либо австралийским загаром, летом-с обмороженными в Антарктике щеками, частенько на костылях, загипсованный и перебинтованный, но живой. Брал у вахтерши ключ и недоверчиво вертел его в руках. Он опять вернулся. Может, он, действительно, Везунчик.

Только любое везение не может продолжаться вечно.

– А ты хотел бы, чтобы у тебя был такой сын, как я? – спрашивает вдруг Мика.

– Если ты перестанешь материться, то хотел бы, – говорит Картазаев. – А сейчас дай поспать, голова разламывается.

– Конечно, конечно. Я тебе сейчас свою подушку принесу.

Картазаев забывается, сквозь дрему чувствуя, как Мика заталкивает между ним и стеной подушку. Потом видит сон, что он возвращается в свою элитную квартиру, а его ждут жена и дети.

Сказка!

Его разбудили через час, и, проснувшись, Картазаев видит, что вся компания расположилась за импровизированным столом, сооруженным из транспортерной ленты, и уплетает консервы.

– Вставай, я тебе тоже оставил, – обращается к нему Мика.

Картазаев отказывается. Таково его правило – ничего не есть в малознакомой компании. Особенно, в Вольде. Здесь желательно вообще ничего не есть. Ему претит мысль, что Вольд вместе с незатейливой едой может пустить внутрь свои смертоносные побеги.

Он достает из кармана упаковку с витаминами и кладет в рот безвкусный шарик, катает его туда обратно. Консервы пахнут одуряюще. Возникает желание плюнуть на всю предосторожность и налопаться их, закусывая ломтями ржаного хлеба.

Возможно, он так бы и сделал, если бы не одно но. Санта тоже не ест. Картазаев заметил эту его странность еще в прошлый раз. Сидит истуканом перед своей тарелкой, задумчиво поводя в ней вилкой, и на этом его трапеза завершается.

И еще. Картазаеву не давала покоя подспудная мыслишка, как Санта смог выстрелить из гранатомета, ведь про секретку он не знал. Все это очень и очень подозрительно. И все это заставляет Картазаева сейчас давиться вонючими витаминами вместо того, чтобы сесть и по-человечески поесть.

– Где будем машину брать? – спрашивает Свин, покончив с едой.

– Там, где и собирались, у Ольгерта, – буркнул Картазаев.

Все как по команде уставились на него.

– Здорово тебя все-таки по башке шарахнули. Может ты на самом деле малость придурел? – как обычно без дипломатии интересуется Мика.

– От Ольгерта нам сейчас надо держаться подальше. Если у тебя есть что продать, лучше сделать это в другом месте, – предложил Свин.

– Сначала они кидаются на нас как стая шакалов, а теперь им еще товар подавай. Обойдутся, – Картазаев выщелкивает из чемодана второй гранатомет и выжидательно смотрит на Мику, тот не заставляет себя долго ждать и орет:

– Пойдем и перебьем этих скунсов к едрене фене!

Калерия спрашивает у Санты:

– Может, обойдемся без крови? Неужели нет другого выхода?

Тот молчит, и после этого все начинают собираться.

В «Выпивохе» непривычно тихо, но цветомузыки хватает. Потолочные лампы синхронно подмигивают, видно скачет напряжение.

Под ногами хрустят стеклянные и бетонные крошки. Откуда здесь взялся бетон, становится ясно, стоит дотронуться до стен. Они все в выщерблинах.

В комнатах по обе стороны коридора тишина. Валяются перевернутые столы и стулья.

– Мне страшно, – Калерия прижимается к Санте.

Тот прижимает палец к губам и указывает девушке место позади их маленькой колонны. Сам он идет первым. Сейчас он чрезвычайно напоминает Данко. Иссиня черные волосы бьют по плечам. Сквозь тернии к звездам.

А девку мучает. Картазаев сплевывает на треснувшую стену. Мысль ему отчаянно не нравится. Кажется, Вольд пытается воздействовать на его сознание.

Бритого охранника они находят на его прежнем месте, у решетки. Вернее на решетке. Просунув руки сквозь крупные ячейки, он висит на ней. В добела сжатых ладонях автомат. На полу россыпь уже остывших гильз. В выпученных глазах невыносимый ужас.

– Что это с ним? Мне страшно, можно я не буду смотреть? – бормочет Мика, глаза его как два пятака.

Калерия по матерински прижимает его к себе, и он впервые не воспринимает это как секс.

– Чего разорались? – их нагоняет Свин, он спокойно жует, руки полны снеди. – Пока вы тут орали, я неплохо подкрепился. Что, мертвяка никогда не видели? Радуйтесь, что кто-то, кто бы он не был, сделал нашу работу за нас.

Появление толстяка действует успокаивающе. Они идут дальше, и картина всеобщего погрома уже не вызывает особых эмоций.

– Куда мы идем? – спрашивает Картазаев.

– Машину выбирать. У Ольгерта здесь гараж устроен, – поясняет Калерия.

На поверку гараж оказывается такой же комнатой, только имеющей короткий пандус для выезда. В нем, почти придавленные низким потолком, стоят две легковушки. Подростки начинают выбирать. Хлопают дверями, опускают стекла, то есть ведут себя крайне безрассудно.

Картазаев отходит чуть в сторону, чтобы видеть всю картину. Поводит чемоданом, с которым не расстается ни на минуту, из стороны в сторону, уточняя сектор обстрела.

Подростки поначалу склонились вроде к толстозадой "Волге", но потом почему-то придрались к задней дверце и оставили эту затею.

– По-моему неплохая машина, – как бы, между прочим, заметил Картазаев, и на него глянули как на сумасшедшего.

– Да у нее же защитных знаков нет! – выпалил Мика.

Подростки направляются дальше и столь же дотошным образом изучают "Премьера". Дело идет на лад, лица их довольны.

Не дожидаясь окончательного вердикта, Картазаев забирается на заднее сиденье. Ему по душе, что между задним и передним сиденьями достаточно просторно, чтобы он мог вытянуть натруженные ноги. Достаточно набегался, не молодой ведь. И вообще, подвиги должны совершать молодые.

– А где Санта? – неожиданно спрашивает Калерия.

В гараже повисает напряженная тишина, от которой у Картазаева напряглись мышцы спины. Мозаика из разрозненных фактов, доселе беспорядочно крутившаяся в его голове, вдруг сложилась в донельзя ясную картину. И судя по всему, эта картина должна была вот-вот стать последней в его жизни.

Он был на грани истерики и уже делал судорожные попытки выползти из машины, которая должна быть стать ловушкой, читай, коллективной могилой, когда все они одновременно увидели Санту.

В одной руке объемистый баул с торчащими во все стороны углами, в другой пестрый сверток. Когда он его развернул, все увидели золотистый халат, весь испещренный вышитыми строчками.

– Халат Вилли Архангела! – с благоговение произнесла Калерия, и все ахнули, будто увидели чудо воочию.

– Я думал, что все это враки, – проговорил Свин, от восторга забывший даже о бутербродах. – Значит, это Ольгерт его тогда замочил. А все отнекивался. Я, говорит, даже не видал Вилли. Все знали, что Вилли заговоренный. Его даже монахи не трогали. А Ольгерт польстился, за это и был наказан.

– Кем был наказан? – тотчас спросил Картазаев, и на него опять посмотрели не так, как хотелось бы.

Санта небрежно скомкал халат и бросил его к заднему стеклу, после чего кивком указал на баул. Мика метнулся, вжикнул молнией.

– Оба-на!

Внутри оказался целый арсенал. Пистолеты, автоматы с прикладами и без, патроны. Пацаны кинулись выбирать. Через некоторое время Мика оказался перепоясан пулеметной лентой, словно матрос крейсера "Аврора".

– Пуля попадет, на мозаику разлетишься! – предупредил Картазаев, и только после этого пацан ее снял.

Когда все вооружились, столпились у машины, сразу не решаясь сесть в нее. Картазаев понял, что его выход. Сунул голову со стороны водителя. Засрано было капитально. Коврики полны мусора. Кресло засалено донельзя. Ручки захватаны. Поинтересовался:

– Надеюсь, ничего мне в жопу не воткнется.

Уселся за руль. Это подействовало лучшей любой команды, и все, толкаясь, полезли в машину.

Рядом оказалась Калерия. Пацаны сзади.

Завывая на первой скорости, машина выбралась из подвала, почти царапая крышей низкие своды.

Три зоны, говорите, думал Картазаев. Ну что ж, начнем с первой.

Первая зона носила название Крысиной. По существу, это был городской квартал в прежней нумерации являвшийся вторым, но с оригиналом имевший общее только внешние границы.

Дома были словно облиты черной краской, ни огонька. Зато в подвалах жизнь била ключом. Каждый был превращен в гибрид пивнушки и борделя. Секс и выпивка, ничего более. Все вертепы были строго поделены между преступными группировками, поэтому Санта направил машину в наиболее непритязательное заведение под названием "Утопленник", где была мала вероятность встретиться с людьми Вилория Гуса.

В бар спустились Санта и Картазаев. В тесном подвале было накурено и не протолкнуться от клиентов. Картазаев и Санта прошли сразу к стойке. Заведовал баром человек с тонким нервическим лицом по имени Бедрос.

Он оглядел подошедших цепким изучающим взглядом и коротко бросил:

– Тунганут бар?

(Тунганут есть? – сумитский.)

– Бар, – ответил Санта, выкладывая на стойку плоскую металлическую тару.

Бедрос на секунду приоткрыл коробочку, и тотчас на лицо его упал отсвет лежащего в ней тонкого и, казалось, светящегося, словно крохотный фонарик лепестка. Бармен смочил слюной палец и дотронулся до него. Слюна зашипела, испаряясь.

Действительно, напоминает застывший огонь, поразился Картазаев.

(Тунган-ут– застывший огонь. Сумитский.)

Тара незамедлительно исчезла под передником бармена.

– Смотри, не опали там чего, – заметил Картазаев.

– Это кто? – Бедрос уставился на него. – Гость?

– Гость, – ответил Санта.

– Тогда пусть болтает поменьше.

– Это что угроза? – спросил Картазаев. – Тебе что тунганута мало?

Санта остановил его словоизвержение.

– Нам нужна еда и бензин.

– Еду на вынос не дам, – отрезал бармен. – Монахам враз доложат, и завтра я уже буду во Дворце.

– Везет, – вырвалось у Картазаева.

– Что он меня все время вякает? Если он гость, то пусть и ведет себя как гость! – Бедрос постарался выкрикнуть слово "гость" погромче, с соседних столиков даже оглянулись на шум.

Картазаев взял инициативу на себя и дружелюбно сказал:

– Не надо больше кричать. Еще раз вздумаешь пасть разинуть, ее тебе подвяжут, потому что негоже покойника с открытым хлебалом хоронить, – он невзначай показал из кармана рукоять пистолета. – А бензин тоже на вынос не даешь? Что, мы его, по-твоему, должны тут же выпить? Или на машине прямо сюда въехать?

Санта опять жестом остановил его.

– Мы согласны, – только и сказал он.

– Как знаешь, – сплюнул на пол Картазаев, больше всего ему не хотелось тащить сюда Мику.

Они обедали по одному. Первой зашла Калерия. Она тихо как мышка сидела за своим столиком, стараясь не привлекать ничьего внимания, когда в зал вошла высокая статная девушка в сопровождении четырех громил. Красотка встретилась взглядом с Калерией, и та торопливо отвела взгляд, уткнув его в свою тарелку с нехитрой снедью, а потом и вовсе постаралась поскорее исчезнуть.

Ей на смену пришел Мика. Как и было уговорено, он сразу сел за тот же столик, а Бедрос поставил перед ним полную тарелку. Но на этот раз бармен остался стоять у стола.

– Чего вылупился? Хочешь глянуть, как я твое дерьмо буду жрать? – в своей обычной далекой от вежливости манере спросил Мика.

– С вами хочет поговорить дама, – невозмутимо заметил тот.

Мика аж поперхнулся, уловив два заветных слова: "дама" и "хочет".

– Так что же ты стоишь, охломонище, веди ее скорее, – нетерпеливо воскликнул он.

– Дама желает, чтобы вы подошли сами.

И Мика пошел, разом наплевав на все предупреждения Санты и Картазаева, которые строго настрого запретили ему куда-либо отходить от стола. Тарелка так и осталась нетронутой. Хрен с ней, с едой. Дама хочет.