Текст книги "Тотальная угроза"

Автор книги: Дино Динаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 13

Город пытались атаковать. Только безумцу могла придти в голову эта идея, но это было так. Особенно тяжелым разрушениям подвергся восточный квартал. Причем, если на окраине квартала еще можно было найти уцелевшие дома, то его центральную часть занимало выжженное пятно с холмами битого кирпича и бетона, из которых торчали почерневшие дула орудий и распустившиеся танковые гусеницы. В одной из куч словно хвост страуса виднелось хвостовое оперение фронтового штурмовика. Похоже, сначала он выпустил по дому ракеты, а потом сам не смог выйти из смертоносного пике.

Картазаев вынужден был несколько раз возвращаться, потому что реквизированному "поршу" некуда было деться, и он каждый раз норовил зарыться носом в горы бетонной крошки. Пару раз машина забуксовала в плывунах, но Картазаеву, водителю со стажем в обоих мирах, удалось вырваться из засасывающего плена. Плывуны попадались часто. Что-то стало с грунтом, скорее всего, по неизвестной причине поднялись грунтовые воды. Фундаменты многих домов повело. Картазаеву довелось даже увидеть, как точеный двенадцатиэтажник ни с того ни с сего с треском сложился, словно костяшки домино.

Наконец они выбрались на обводную дорогу и оставили город позади. Толя сидел рядом, завернувшись в свой бесформенный плащ. Из вещей он не взял с собой ничего. Парень нахохлился и мыслями был далеко не только от Вольда, но и от Земли в целом. Картазаев приехал слишком поздно и казнил себя за это. Он все время возвращался к Мике и Калерии. Не будет ли там похожая картина? Не опоздает ли он снова?

Вольд Раевского не выпустил. Еще вблизи химзаводов парнишке стало худо. На лбу выступил холодный пот. Возникло тяжелое астматическое дыхание. Лицо выцвело прямо на глазах, приобретя цвет январского снега.

– Что с тобой? – спросил Картазаев.

– Меня давит изнутри, – ответил Раевский, с трудом преодолевая одышку. – Здесь, – он указал на грудь.

– Потерпи, уже скоро приедем, там тебе помогут.

Однако ему не было суждено сдержать свое обещание. Они проехали развилку с погостом и деревенькой, и уже завиднелась впереди знакомая транспортная развязка, когда тщедушное тело паренька сотрясла сильная судорога. На губах выступила пена. Раевский забился, едва не сорвав кресло с места. Картазаев вынужден был остановиться и вынести бедолагу наружу. С губ несчастного уже шла не пена, а кровь.

– Мне надо вернуться, – прошептал он.

– Я не могу сейчас повернуть назад. Тебе придется потерпеть.

– Ты хочешь, чтобы я сдох?

– Я не хочу, чтобы ты сдох, а еще я не хочу, чтобы кто-нибудь сдох вообще. Я сюда за тем и послан, чтобы сдохло как можно меньше людей.

– Хорошо сказано. Только не говори о других людях-сдохли.

– Извини. Ты первый начал. Чем я тебе могу помочь?

– Оставь мне машину, я немного оклемаюсь и обратно поеду.

– Куда это ты собрался?

– К родителям. Хочу там умереть.

– Ты думаешь, они бы это одобрили?

– Теперь это не имеет никакого значения.

– Ошибаешься. Это всегда имеет значение, – Картазаев огляделся вкруговую, ища машину, зря старался. – Ладно, будь по-твоему. Машину я тебе дам. Только не для того, чтобы ты в ней загибался. Возвращайся и жди меня. Я за тобой вернусь.

– Правда? – спросил Раевский, он даже на миг взбодрился, глаза неожиданно сверкнули. – Ты вернешься, обещаешь?

– Сказано, вернусь. Только не трогай сразу, отдохни. И не гони, а то в кювет вылетишь.

Дальше он пошел пешком. Сразу напомнила о себе простреленная нога. Он вынужден был ее подволакивать, шаг сделался тяжел. Хоть ботинки теперь у него имелись на обеих ногах, через час немилосердно разболелись пятки. Каждая имела несколько благоприобретенных в разное время травм, теперь все они ныли на разные ноты. Со временем правда боль притупилась. Создалось ощущение, что к подошвам привязали по куску наждака, не больно, но и приятного мало.

На первый взгляд развилка казалась рядом, рукой подать, но добирался он до нее больше двух часов. Сразу стало ясно, что произошла катастрофа. Шоссе на протяжении сотни метров перестало существовать. Остались только воронки в выжженных проплешинах. Сброшенный с эстакады выстрелом прямой наводкой, автобус, вернее, его обгоревший остов оказался не под мостом, а отлетел метров на пятьдесят. Сбивший его танк пострадал не меньше. Распустив гусеницы по всей длине, ему еще удалось съехать с обочины, но тут его везению пришел конец. Оторванную башню отнесло далеко в лес. Кругом просматривались многочисленные следы пожарищ. Повсюду лежали трупы десантников и "кротов". Последние оказались неплохо экипированы: автоматическое оружие, включая крупнокалиберное, гранатометы, огнеметы. Кругом валялись гильзы и использованные выстрелы из всех видов вооружения. В одном месте на кусте повис использованный презерватив. Картазаев допускал, что дурачившие солдаты подвесили его раньше заварушки. Теперь возможно хозяин, его использовавший не по назначению, лежал со свернутой шеей неподалеку.

Прав был Мошонкин, подумал Картазаев, зло вышагивая мимо бывшего Кордона. Тысячу раз был прав. Жизнь слишком коротка, чтобы заставлять забывать о любви даже во время войны. Танцы-шманцы-обжиманцы должны быть всегда. А то, что же получается? Бегать с перекошенной харей и задроченным автоматом ты можешь всегда, а прижать к себе пахнущую яблоками и свежей росой девушку ты, оказывается, права не имеешь.

По пути через еловник Картазаев вооружился. Прихватил пистолет у офицерика. Автомат брать не стал. Тяжелый, а толку нет. Если "кроты" обложат, тут уж автомат не выручит. Иголки все также хрустели под ногами, но казалось, прошла целая бездна времени, как он покинул это место.

Вскоре он подошел к домику лесника. Некоторое время постоял, прислушиваясь, что казалось совершенно излишним. Вокруг была такая тишина. Надо было постоять еще, повникать в ситуацию, может быть, что-то припомнить, но за время, проведенное в Вольде, он как-то подрастерял свои навыки, незаменимые в обычном не выморочном мире. И он пошел.

В избе было прибрано, что тоже должно было его насторожить, но не насторожило. Всегда прохладно относившийся к уборке, он не знал, за какое время должна была собраться новая пыль. Первым делом он поднялся на второй этаж к себе в комнату и взял пистолет. Это тоже сыграло в дальнейшем свою роковую роль. Вооружившись, он спустился на первый этаж и прошел под лестницу. Раскидал наваленные дрова и вскрыл пол. Аккуратно укрытый тряпицей серебристо блестящий чемодан стоял на месте. Картазаев вынул его бережно, словно атомный заряд, который там находился, мог сдетонировать сам по себе. В настоящий момент у него не было более дорогой вещи на свете. Поэтому когда сзади раздался шорох, он выстрелил на шум, не задумываясь.

И увидел оседающего на пол Мошонкина, которого из последних сил старалась удержать Маша. Но это ей не удалось, и парень рухнул как подкошенный. Из своего стреляного-пристреляного пистолета Картазаев не промахивался никогда. Уж лучше бы он промахнулся!

«Кроты» пошли на приступ ночью. Неизвестно, как им удалось обвести вокруг пальца разведку. Хотя, конечно известно. Одни мертвяки кругом, солдат спит, служба идет, раслабуха, вот они и расслабились. «Кроты» двигались ночами и группировались в близлежащих лесах. Выждав момент, когда группа Картазаева отбыла в Вольд, они в следующую же ночь пошли на штурм.

Маша проснулась от далекого рева тысяч глоток. Прогремело несколько залпов, но организованная стрельба быстро прекратилась и перетекла в фазу отдельных выстрелов. Против ожиданий бой не остановился на Кордоне, а стал энергично приближаться. Вой стал громче. Как выяснилось впоследствии, нападавшие скрытно подползли вплотную и сожгли танки из гранатометов, после чего стали добивать мечущуюся в панике пехоту. Лощекину удалось поднять в атаку 42-й воздушно-десантный полк, однако в лесу в условиях ограниченной видимости полк сразу напоролся на целые полчища "кротов". Огневое столкновение оказалось кратким, и сразу перешло в рукопашную. Десантники клали "кротов" сотнями, но те брали навалом, сплошной катящейся лавиной, заваливая десантником своими телами. Десантники, не привыкшие сдаваться, держались до последнего солдата. Выживших не было.

Покончив с последним препятствием, "кроты" вырвались на оперативный простор и устремились вглубь Кордона. У нападавших сразу обнаружился четкий план действий и строгая роспись ролей. Лавина "кротов" разделилась на две части. Одна двинула к штабу, другая – вдоль шоссе, по пути сметая все живое.

Маша торопливо одевалась, когда по оконцам палатки забегали всполохи от загоревшегося в разных местах леса. Огонь был ярко-алый, и в его зловещем свете в объятом пламенем лесу метались обезумевшие от ужаса люди.

Опомнившись от первого шока, Маша кинулась в медчасть, где вместе с остальными прибывшими врачами и сестрами стала готовиться к приему раненых. Они еще не представляли всех масштабов катастрофы. Прибывшие второпях мужчины были в спортивных брюках и майках, женщины в халатах, накинутых поверх ночных сорочек. Вой и крики тем временем приближались. Казалось, к дрожащим от неизвестности и ночного холода людям движется стадо голодных безжалостных волков.

Внезапно полог палатки, едва не оторвавшись, откинулся в сторону. В палатку вихрем ворвался Мошонкин. Растрепанный, в крови, в изорванном комбинезоне и босой. В руках дымящийся автомат, куда десантник пытался вставить запасной магазин, не замечая, что пытается это проделать не той стороной.

– Вы чего здесь сидите? Бегите отсюда! Скоро они будут здесь! – крикнул он.

– Прекратить панику, боец! – прикрикнул главврач, седой степенный мужчина. – Где ваше место согласно штатного расписания? Ступайте туда, иначе я буду вынужден вас арестовать!

Мошонкин лишь махнул на него рукой.

– Маша! Зоя! – крикнул он. – Собирайтесь! Я за вами!

– Отставить! – крикнул главврач, и девушки испуганно замерли. – Вы арестованы как дезертир! Взять его!

Мошонкину повезло, что выполнять команду было некому. В палатке было восемь баб и всего два парня, да и то врачи, понятия не имевшие о боевой подготовке. Десантник отпихнул их обоих, схватил женщин за руки и потянул за собой, но в последний момент главврачу удалось вцепиться и оставить Зою.

– Ну и ладно, крысы бегут с корабля, – брезгливо сказал главврач. – Трус!

Он приказал окружению готовить операционную.

– Сейчас раненых повезут, – сказал он, но вместо раненых в палатку вошли "кроты".

– Куда вы лезете, здесь стерильно! – бросился навстречу один их молодых врачей, но "кроты" повалили его на пол и стали беспощадно забивать.

Женщины попытались остановить избиение, но их грубо отшвырнули. Один из "кротов" большой и старый, указал на Зою и вожделенно проговорил:

– Большие сиськи.

Главврач выступил вперед и сказал, стараясь перекричать мокрое чавканье, в которое уже перешли удары по лежащему и, судя по всему, мертвому врачу:

– У нас есть наркотики, заберите их. Мы отдадим все, только женщин не трогайте.

– Большие сиськи, – упрямо повторил старик.

Трое или четверо "кротов" услужливо бросились вперед, и, оттолкнув главврача, схватили Зою. Разорвав на ней одежду спереди, они поднесли ее к старику, который видно был здесь главным. Остальные женщины с визгом бросились к окнам, но стоило им откинуть полог, как они в ужасе шарахнулись назад. Вплотную к окнам стояли тысячи "кротов". Старик с вожделение потрогал груди женщины, удовлетворенно кивнул. "Кроты" понесли вырывающую и кричащую женщину на операционный стол. Старик обнял женщину за голову и прокаркал:

– Все будет хорошо, дорогуша.

"Кроты" помоложе уже стаскивали с жертвы остатки одежды и без остановки начали насиловать. Остальных женщин хватали и тоже валили на пол. Вскоре везде была одна и та же картина: один "крот" на женщине, остальные в очереди. Последнего мужчину– медика оторвали от главврача и выволокли наружу, где он был встречен многотысячным ревом. Потом раздался шум одновременно заведенных двух броневиков, после чего страшный человеческий крик и не менее жуткий треск.

На Зое с калейдоскопической быстротой менялись насильники. Разомлевший старик, продолжавший с умильным выражением обнимать и целовать лицо жертвы, корчившейся в муках, покрывая ее старческой слюной, сказал, обращаясь к главврачу:

– Видишь, как ей хорошо? Хочешь ее? Нет? Ну, тогда я вас не задерживаю.

Главврач послушно дал себя увести и с полным безразличием наблюдал, как его ноги привязывают вязкими от свежей крови тросами к двум бронетранспортерам, стоящим корма к корме. Машины начали медленно разъезжаться.

Мошонкин с Машей чудом не столкнулись с головным отрядов «кротов». Во всеобщем гвалте Мошонкину удалось расслышать топот многих ног за ближайшим поворотом и утянуть девушку под прикрытие близстоящей сосны. «Кроты» шли в колонну по одному и, казалось, им не будет конца. Едва дождавшись короткого затишья, Мошонкин потащил девушку дальше в ночной лес.

В первую ночь они ночевали в лесу на дереве. В курс обучения, наскоро пройденный Мошонкиным, входили трехдневные тренировки на выживание. Теперь эти знания, поначалу казавшиеся Мошонкину совершенно бесполезными, пригодились. Он нашел дерево с вилообразным стволом и натащил туда веток потолще. Получился неплохой настил.

Мошонкин полез первым, потом помог забраться Маше. Когда ложились, выяснилась еще одна пикантная подробность, которая никак не давала Мошонкину уснуть. На женщине не было трусиков, только белый медсестринский халат, который все время сползал на спину, открывая выпуклую упругую попку. Мошонкин отодвигался, она придвигалась, и так продолжалось до тех пор, пока он едва не загремел вниз.

– Заканчивай свои детские штучки, – даже возмутилась она. – Воспаление легких схватить хочешь? Давай прижимайся, потом, как спина замерзнет, повернемся!

Он послушно придвинулся, ткнувшись в нее своей эрекцией.

– Что у тебя там? Саперная лопатка? – даже возмутилась она, а, поняв, смутилась. – Извини.

– Ничего, – выдавил он.

Потом, когда пришло время первый раз развернуться, выяснилось, что ему к этому времени так и не удалось заснуть. Солдатская ширинка, кто служил, знает, имеет большие расстояния между пуговицами. Маша неожиданно ловко просунула руку между ними и всей пятерней обхватила его напрягшееся достояние.

– Помочь? – спросила она. – Как врач говорю, твое героическое долготерпение вредно. К тому же ты рискуешь не выспаться.

Владимир Петрович поможет потом, подумал Мошонкин. Да и совестно было. Что он пацан? И он отказался. Они думали, что все самые страшные приключения позади и рассеются вместе с новым днем. Но наступил новый день, взошло солнце, а оказалось, что все самое страшное только начиналось.

Первым делом на следующее утро Мошонкин отыскал брюки для Маши. С большими предосторожностями он вернулся к медчасти. «Кроты» ушли, оставив после себя мертвую пустыню. Мошонкин забрался в каптерку и основательно затарился. Взял галифе и телогрейку для Маши, ботинки для себя, кое-что из еды: консервы, галеты, чай и сахар.

– А рубашки не было? – спросила Маша.

– Халат в штаны заправишь.

Наскоро подкрепившись, стали думать, что делать дальше.

– Я буду ждать Владимира Петровича, – заявила Маша и наотрез отказалась уходить.

Бросить полковника у Мошонкина самого душа не лежала. Разрешив первый вопрос, перешли ко второму, где им остановиться. На дереве долго не проживешь.

– А что думать, в лесничей остановимся, – сказал Мошонкин. – У меня там и продукты имеются. Сейчас на разведку сбегаю и тронемся.

– Я с тобой! – напросилась Маша. – Я одна не останусь. Жутко здесь. Лес мертвый.

– Как хочешь, – пожал плечами десантник.

Домик оказался разгромлен. Выбиты все стекла, кроме единственного окошка на втором этаже. Изрешеченная пулями тарелка спутниковой связи валялась на земле. Факс и компьютер были вынесены во двор, разломаны и сожжены. Внутри все было перевернуто вверх дном. Посуда расколочена вдребезги, постельное белье разорвано и сброшено на пол.

Мошонкин разделся до пояса, закатал брюки и приступил к уборке. До обеда он мыл, скоблил и сколачивал разломанную мебель.

– Ну, счастлива та девка, что за тебя замуж пойдет! – заметила Маша.

Сама она занялась готовкой на керосинке, которую Мошонкин достал из только ему известного запасника. Поев каши с консервами, Мошонкин двинулся на разведку, строго настрого наказав девушке закрыть дверь на засов и никому не открывать.

Штаб Кордона перестал существовать. Все палатки сожжены, сбитый при попытке взлететь вертолет лежал лопастями книзу в сгоревшем и слабо дымящемся сосняке. Оторвавшийся хвостовой винт, словно бритвой, срезал три мачтовые сосны и торчал в четвертой. Среди погибших не обнаружилось ни одного генерала.

– Успели сбежать, – подумал Мошонкин.

На шоссе открылась картина панического бегства. По обочинам валялись на боку подбитые и брошенные бронетранспортеры и грузовики. Везде только трупы. Мошонкин глянул в бинокль вдоль шоссе, но везде было одно и то же. Полная неподвижность. Гарь. Похоже, "кроты" все ушли. Но куда? И самое главное-как далеко отодвинулся Кордон? Мошонкин понимал, что долго им тут не просидеть. В конце концов, их обнаружат. Да и продукты не бесконечны. Надо было идти к Кордону. Но в таком случае существовала опасность, что их расстреляют свои.

– Ничего, вернется Владимир Петрович, он разберется, – подумал Мошонкин.

Василий Пащук пришел ночью.

Маша раздевалась, когда почувствовала чей-то пронизывающий взгляд. Оглянувшись, она увидела светящееся в темноте белое лицо. Вскрикнув от неожиданности, она кинулась к Мошонкину. Тот сам уже бежал навстречу.

– Что случилось? – обеспокоено спросил он.

– Там кто-то за окном стоит! – прошептала она.

Мошонкин передернул затвор и пошел впереди. За окном было пусто.

– Он там стоял, – показала девушка.

– Не мог он там стоять, это же второй этаж, – возразил Мошонкин, тщетно вглядываясь в чернильную темноту. – Наверное, показалось.

– Он был там! Был! Мне страшно.

– Не бойся. Сейчас пойду, ставни закрою.

– Не выходи! Не оставляй меня одну! – она вцепилась в него.

Мошонкин отнекивался изо всех сил. Не мог он с чужой бабой в одной комнате спать. Внезапно раздался сильный удар в окно, и к стеклу прилипло мучнисто-белое лицо. Мошонкин вскинул автомат, но тут же его опустил, узнавая тезку:

– Васька, ты? – спросил.

– Здорово, братишка, – сипло поприветствовало существо за окном. – Плохо ты привечаешь гостей. Оружием грозишься. Я ведь земляк тебе.

– Тамбовский волк тебе земляк! – воскликнула Маша. – Не слушай его. Он зараженный.

– Замолчи, шалава! – цыкнул на нее Пащук. – Пригласил бы что ли зайти, братишка.

– Он тебе зубы заговаривает, Вася, – продолжала Маша. – Он убьет тебя, потому что сам уже мертвый.

– Скажешь тоже! – оскалился Пащук. – Пригласи меня в дом, ты увидишь, какой я мертвый. У меня кое-что есть для тебя, красотка, и довольно изрядных размеров, – он просительно поскреб по стеклу пальцами. – Пустите же, будьте людьми.

Но они уже замерли, пораженные открывшимся зрелищем. Пальцы оборотня густо заросли волосом и были увенчаны длинными когтями. Стоило Мошонкину вскинуть автомат, как Пащук метнулся прочь от окна.

– Какие вы люди, вы звери, – недовольно произнес оборотень и плавно ушел вниз.

Тотчас на первом этаже громко хлопнула дверь.

– Я же ее запирал! – воскликнул Мошонкин.

Он кинулся вниз, девушка неотлучно последовала за ним. На них дохнуло смертельным холодом. Стены были в инее. Оборотень сидел на кухне и харчился. При этом он вскрывал консервные банки острым когтем, его же используя вместо вилки. Мошонкин не решился стрелять в спину, а оборотень не торопился повернуться. Он опорожнил все банки, а последнюю проглотил целиком. Она застряла у него в горле и рельефно выделялась. Не обращая внимания на такие пустяки, Пащук обернулся и сказал:

– Ну и дрянь эти консервы. Давай, веди сюда бабу. Отдеру ее и уйду.

Маша в ужасе вцепилась в десантника.

– А не отдашь, я тебя съем, – кровожадно продолжил оборотень. – А бабу потом все равно отдеру.

Мошонкин выстрелил. На теле монстра, покрытом густой шерстью, появилось дымящееся отверстие. Раненый оборотень открыл пасть с тонкими и острыми, словно гвозди зубами и издал пронзительный визг.

– Уходи, Маша! Я прикрою! – крикнул десантник, вытесняя ее из кухни.

Оборотень наступал. Мошонкин стрелял не переставая. Монстр был весь в дырах, но на его состоянии это отражалось мало, и все новые попадания лишь замедляли его ход, не причиняя хоть сколько – нибудь значительного урона. Когда кончились патроны, все на миг остановились. Оборотень плотоядно облизнулся на замершую Машу и проревел:

– Хорошая девка, гладкая. Прямо как твоя Зоя. Все просила отпустить. Я съел ее ладони.

Десантник с удесятеренной силой набросился на него и стал колотить автоматом. Монстру почти удалось выбить оружие, но приклад не выдержал и раскололся. На конце образовалась длинная острая щепа, от которой оборотень шарахнулся как от огня.

– Он боится дерева! – крикнул десантник. – Сейчас я тебя на кол-то насажу!

Оборотень взревел и бросился на него, раскинув когтистые лапы. Мошонкин выставил автомат, и монстр буквально нанизался на острие. Он безуспешно дернулся, чем только ухудшил свое положение, так как острие вошло глубже. Оборотень истошно визжал. Мошонкин поднатужился и приподнял его над полом. Пащук сполз вниз под собственным весом, и конец острия вылез у него под лопатками. Визг его достиг такой частоты, что лопнула лампочка.

– Маша, дай топор! – крикнул Мошонкин.

– Что ты собираешься делать?

– Сунь топор мне за ремень, – велел десантник, сам он не мог опустить руки, повисший на колу оборотень делал отчаянные попытки дотянуться до него лапами. – Не ходи за мной, тебе не надо этого видеть. Он не должен вернуться.

Мошонкин выволок оборотня за дверь и пропал в темноте. Вернулся он через довольно длительное время, перепачканный землей. Попросил у Маши спирта.

– Похоронил, значит, Ваську, – проговорил он и заплакал.

Он еще долго грозил Вольду, произнося самые страшные ругательства, какие знал. Девушка не прерывала его. Когда десантник утомленно замолк, повела укладывать его спать. Теперь он уже не обращал внимания на то, что рядом молодая обнаженная женщина. Ему вообще было не до чего. Маша гладила его по поседевшим коротким вихрам. Ей было так страшно, что разум уже перестал воспринимать реальность. Это было как кошмарный сон. Так они и забылись вдвоем-потерянные во времени и пространстве. Существующие везде и нигде.