Текст книги "Два веса, две мерки (Due pesi due misure)"

Автор книги: Дино Буццати

Соавторы: Итало Кальвино,Альберто Моравиа,Карло Мандзони,Томмазо Ландольфи,Карло Бернари,Лука Гольдони,Лючо Мастронарди,Джузеппе Берто,Лев Вершинин,Антонио Амурри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

МАФИОЗО ^{14}

Перевод Л. Вершинина.

Вот уже восемь лет я работаю адвокатом по уголовному праву, и мне часто приходится иметь дело с самыми разными людьми, порой весьма циничными. Я довольно ловко манипулирую статьями уголовного кодекса, да и в жизни неплохо устроился. Но город, где я живу, слишком маленький, и потому мне никак не удается в полной мере проявить свои способности, иными словами – сделать карьеру. Надо, однако, признаться, что события последних месяцев посеяли во мне сомнения, заставили призадуматься: действительно ли я человек практичный, а может, я наивный глупец, неудачник?

Целых полгода я безуспешно пытаюсь вступить в контакт с мафией, но до сих пор мне не только не удалось войти в состав «Достопочтенного общества», но даже отыскать кого-либо, кто бы согласился помочь мне, хоть что-то посоветовать. На первый взгляд мое решение может показаться постыдным, но, право же, это не так. Моралисты, конечно, возмутятся, но ведь сегодня доподлинно известно, что многие видные политические деятели, промышленники, лица свободных профессий связали свою судьбу с мафией. В прежние времена политики, промышленники, лица свободных профессий вступали в масонские ложи, добровольно подчиняясь их тайным ритуалам и обрядам, и это тоже шокировало моралистов. Сейчас над масонами лишь посмеиваются. По сути все эти тайные общества не что иное, как организации взаимопомощи, взаимовыручки, существовавшие еще на заре человечества. И особенно в них нуждаются такие люди, как, скажем, я, – люди, которым трудно проявить свои деловые качества. Я хотел бы перебраться в Милан, но попробуйте в большом городе, где вас никто не знает, найти клиентов! Нет, я не намерен ждать долгие годы, пока обеспечу себе имя и выгодную клиентуру. Поэтому я и решил вступить в «Достопочтенное общество»: через него я получу доступ к людям, которые окажут мне необходимую поддержку и возьмут под свое покровительство.

Пока же я работаю адвокатом в маленьком ломбардском городке. Однажды мне удалось избавить от тюрьмы мафиозо, который занимался рэкетом в барах. В другой раз добился оправдания за недостаточностью улик другого мафиозо, который выстрелил в своего соперника. Словом, кое-какие заслуги перед «Достопочтенным обществом» у меня есть. На свой заработок я могу жить без забот, но карьеры в нашем городишке мне не сделать, это уж точно. В городе два известных адвоката: один – по уголовному, другой – по гражданскому праву. Самые выгодные дела попадают к ним. Ну а молодым специалистам остается только ждать: мне – когда умрет этот крупный адвокат по уголовному праву, а моим коллегам – когда умрет первый в городе адвокат по гражданскому праву. Адвокату по уголовному праву всего лет пятьдесят, и с виду он здоровяк, хотя и поговаривают, будто страдает диабетом. Он спокойно может проработать еще лет двадцать. Нас, молодых адвокатов по уголовному праву, в городе добрый десяток, а больших процессов бывает три-четыре в год, а то и меньше. Понятно, никто из нас не собирается убивать адвоката-монополиста. По правде говоря, он того заслуживает, но еще не было случая, чтобы один адвокат убил другого из-за конкуренции. Такого не бывает даже у врачей, хотя они оперируют сотнями миллионов лир.

Все я это рассказываю не в оправдание себе, а просто чтобы вы поняли: у меня нет другого выхода, кроме как записаться в «Достопочтенное общество». Первым делом я отправился в Палермо, подобно тому как человек, желающий в совершенстве изучить английский язык, едет в Оксфорд. В Палермо я остановился в гостинице, известной тем, что там собираются главари мафии. Гостиница была для меня дороговата, но я заранее знал, что осуществление моего замысла потребует определенных расходов. Я с максимальной осторожностью спросил у портье, не может ли он мне помочь – разумеется, за солидное вознаграждение. Вначале он притворился, будто не понимает, а потом сказал, что о мафии ничего не слышал и помочь мне не в состоянии. Тогда я обратился к хозяину гостиницы, но с тем вышло еще хуже. Он заявил, что мафии вообще не существует, все это – басни, которые распространяют болтуны с континента. Я настаивал, и тогда он, похоже, рассердился и даже возмутился не на шутку, хоть я и объяснял, что я не журналист и не полицейский агент, а просто хочу стать мафиозо. Для этого я желал бы познакомиться с одним из главарей мафии и, прежде чем меня ему представят, готов подвергнуться любым испытаниям. И еще добавил, что по профессии я адвокат, сумел добиться освобождения двух мафиози и ничего иного не желаю, как честно служить мафии, стать одним из членов «Достопочтенного общества». Но говорить с ним было все равно что со стенкой. На следующий день он мне объявил, что дальнейшее мое пребывание в его гостинице нежелательно, так что пришлось мне перебраться в другую.

Вы не поверите, но за целый месяц жизни в Палермо мне не удалось вступить в контакт ни с одним мафиозо. Между тем я не похож ни на полицейского, ни на шпика. У меня полноватое и благодушное лицо вполне добропорядочного человека. Хотя, может, они потому и не пожелали иметь со мной дело, что у меня слишком мирный вид? На экране в облике мафиозо всегда есть что-то подозрительное, и лицо у него, как правило, в шрамах. Во мне же нет ничего подозрительного, а на физиономии, увы, ни единого шрама. Но я человек упрямый и так легко не сдаюсь. Всеми путями я пытался войти в контакт с теми, кого газеты и общественное мнение считают причастными к мафии. Начал с самых известных адвокатов, которые защищали мафиози на процессах, затем познакомился с владельцами строительных фирм, директорами банков, кредитных контор, государственных учреждений и другими должностными лицами, как две капли воды похожими на уже упомянутых мною героев киноэкрана. Нередко мне стоило большого труда попасть к ним на прием, приходилось изобретать самые немыслимые предлоги, но результат всегда был один и тот же. Когда я говорил, что хочу вступить в ряды мафии, больше всего почему-то оскорблялись политические деятели, хотя я всякий раз добавлял, что готов записаться и в их партию. Одни смеялись мне в лицо, другие приходили в ярость и грозили подать на меня в суд. В конце концов один оптовик, сбывавший фрукты и овощи в палермском порту, недвусмысленно заявил, что если я в двадцать четыре часа не уберусь из Сицилии, то может случиться неприятность. Так я оказался в Риме.

Здесь мне пришлось начать все сначала. Я утешал себя тем, что жители Палермо – народ недоверчивый, и к тому же полиция там неотступно следит за каждым. И потом, они все-таки сицилийцы. В Риме дела мои сложатся куда лучше, думал я. А вышло хуже некуда. Министр, которого все считают главой мафии, вообще не захотел меня принять. Мне удалось увидеться лишь с его секретарем. У него свой кабинет в здании рядом с министерством. Кабинет роскошный, но я так и не понял, какие он там решает дела. Секретарь министра говорил со мной вежливо, но с иронией, и, по-видимому, моя просьба его позабавила. Но когда он сообразил, что я не шучу, то сухо сказал, что я ошибся адресом, и немедля указал мне на дверь. Наконец мне удалось встретиться с помощником министра, которого все знают как крупного мафиозо и поговаривают, будто фактически ему принадлежит половина Сицилии. Он выставил меня из кабинета ровно через три минуты, пригрозив принять какие-то меры. Какие – я толком не понял, потому что он говорил на сицилийском диалекте. Удивительнее же всего то, что каждого из них поистине изумляла моя просьба, все они так или иначе давали мне понять, что никакой мафии не существует. А это лишний раз подтверждает, что мафия – вещь серьезная, настоящее тайное общество со своими суровыми законами, которые все его члены обязаны соблюдать беспрекословно. Одного не понимаю: как все же им удалось вступить в «Достопочтенное общество»? Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь родился мафиозо или что этот титул передается по наследству. Я упорно спрашиваю себя: как стать мафиозо?

Ясно, что у мафиози есть определенный условный знак, при помощи которого они распознают друг друга, и если не знаешь этого пароля, то и не мечтай попасть в «Достопочтенное общество».

Я даже прибег к уловке: попытался показать предполагаемым мафиози, что я тоже член мафии, свой человек. Тонкий намек, пара фраз на сицилийском диалекте, многозначительный прищур и все такое. Я надеялся, что кто-нибудь заговорит со мной откровенно, раскроется. Но наткнулся, как и прежде, на стену молчания и подозрительности. Я заявил, что готов бесплатно защищать на суде попавшего в беду мафиозо. А мне говорят – зря стараешься, мафии не существует, все это вымыслы журналистов.

В какой-то момент я и сам усомнился: существует ли мафия, может, все это блеф? Я беспрестанно завожу об этом разговоры с самыми разными людьми и слышу от них, что крупнейший банк – в руках мафии, известная клиника – тоже, как, впрочем, и целая сеть гостиниц, а некое акционерное общество лишь легальное прикрытие для темных дел мафиози. Послушать моих собеседников, так мафия проникла и в банки, и в промышленность, и в государственные учреждения; она держит под контролем торговлю наркотиками, рынки сбыта, строительные подряды, занимается похищением людей. Все уверяют, что и крупные политические деятели, и важные полицейские чины, и прокуроры либо члены мафии, либо связаны с нею. Я всячески стараюсь познакомиться с этими людьми, но они упорно избегают всяких разговоров о мафии, и все мои надежды лопаются словно мыльный пузырь. Однако я не сдаюсь. Из Рима поеду в Милан и начну все сначала. Постараюсь связаться с калабрийской мафией: говорят, она моложе, менее замкнута и более активна, чем сицилийская.

СЕРАЯ ДЕВУШКА ^{15}

Перевод Е. Дмитриевой.

Я девушка в сером из рекламной передачи «Карамель „Мультигуст“», каждый вечер в пятницу я появляюсь на экране телевизора, в левом углу. А со второй девушкой, которая в правом углу, ну такая, ярко одетая, с бантиками в волосах, – пугало пугалом, – я с ней даже не знакома. Знаю только, что она снималась в порнографических фильмах, а карамель стала рекламировать, чтобы себе рекламу сделать. Артисты должны при каждом удобном случае показывать свое лицо, иначе зритель их забудет, и прощай карьера. Нет, конечно, ноги – тоже важно, но лицо важней. Если показать отдельно ноги знаменитой актрисы, их ни один человек не узнает. Ноги могут быть красивые, могут быть некрасивые, но только все они безликие.

Когда меня пригласили рекламировать карамель «Мультигуст», я обрадовалась и сразу согласилась. Не только из-за денег, но еще и потому, что буду появляться на экране каждую неделю шесть месяцев подряд, прямо перед выпуском новостей. Телезрителей-то миллионы! Я подписала контракт на месяц и с аванса заплатила первый взнос за цветной телевизор.

В тот вечер, когда первый раз передавали мою рекламу, я позвала двух подруг. Все-таки я волновалась и, пока ждала передачу, съела целый пакетик «Мультигуста». Мне нравится эта карамель, хотя и говорят, будто в ней много химических красителей. Но сейчас не об этом, а о самом главном: когда я увидела себя по телевизору, я обалдела. Мало того что я одета была в серое, так мне еще лицо сделали серым и ноги тоже. Как, каким способом – понятия не имею, а только если бы я заранее знала, я бы точно отказалась или по крайней мере заставила бы их заплатить в два раза больше. Раз так – нечего было и деньги тратить на цветной телевизор, прекрасно бы старым обошлась, черно-белым. Наверно, они во время съемок применяли особое освещение или еще что-то – не знаю, во всяком случае, добились, чего хотели: смотреть тошно. Ведь я по рекламе не ем карамель «Мультигуст», это моя цветастая напарница жует ее без передышки.

Первым делом я подумала подать в суд на фирму, которая выпускает эту карамель, за причиненный ущерб, но подруги, которые сидели у меня в тот вечер, начали меня отговаривать: мол, если актриса прослывет склочницей, пиши пропало, ей больше никогда работу не дадут, потому что все фирмы, даже конкуренты, – одна лавочка: тут же ославят как миленькую. Я уже говорила: для актрисы главное – свое лицо показать, а если, не дай бог, какой-нибудь продюсер включит телевизор и увидит меня такую серую с головы до ног? Да он меня никогда и вспоминать не захочет! Не могу успокоиться, и все тут, такой уж у меня характер. Звоню на следующий день одному адвокату. Мы знакомы, потому что я с ним спала. Так он тоже: не советую, мол, поднимать шума. И потом, говорит, разве можно определить размер ущерба, если у тебя нет ставки и как киноактриса ты не котируешься? Он так сказал это «не котируешься», будто я биржевая акция. Одним словом, тоже ничего путного не посоветовал. Под конец, чтобы меня утешить, он говорит: не исключено, что твоя серость заинтересует кого-нибудь из продюсеров. Хорошо бы! Да только я уже четыре месяца маячу на экране, а пока ни одного предложения, даже самого паршивого, ни одного звонка – ничего, буквально ничего.

А на девушке, которая со мной снималась, платье было яркое такое, крупными цветами, чулки – в фиолетовых ромбах, зеленые атласные туфли, на шее – оранжевая косынка из блестящего шелка, ну и плюс косметика: красные губы, ногти, румянец аж до ушей, ресницы черные и веки намазаны. Повезло ей, потому что хоть у нее и дурацкий вид из-за этой пестроты, зато смотреть весело. Уж лучше иметь дурацкий вид, чем тоску нагонять. Для девушки, которая, вроде меня, хочет стать актрисой, самое большое несчастье на свете, если она тоску на людей нагоняет. Мою напарницу авторы рекламы нарочно так ярко разукрасили – чтобы каждый цвет соответствовал цвету какой-нибудь конфеты «Мультигуст» – лимонной, клубничной, вишневой, ананасной, кофейной, апельсиновой, мандариновой, мятной, ежевичной и т. д. и т. п. Одним словом, не девушка, а целлофановый мешок с карамелью. Вот возьму и расскажу феминисткам, как тут над женщинами издеваются! А серого цвета вроде бы те, кто ихней карамели не ест и живет серой жизнью. Бедняжки, они лишают себя такой радости – сосать разноцветную карамель «Мультигуст»! Да я могу хоть сейчас выступить на пресс-конференции и заявить, что их разноцветная карамель – сплошная химия. Вот тогда им несладко придется!

Вещи, в которые я была одета для рекламы, мне после съемок подарили – а куда их было девать? Вещи из очень хорошей материи и сидят здорово, их в знаменитом ателье заказывали, где шьют для кино и для телевидения, даже знаменитых артистов часто обслуживают. Не могла же я отказаться от таких дорогих вещей, хотя меня и подмывало плюнуть в рожу этим скупердяям. Вот и хожу теперь в сером который месяц. Мрачная стала, как будто серость с одежды на меня перешла, почти не смеюсь, и друзья спрашивают, что со мной случилось, почему я такая скучная. Ничего, говорю, скучная – и все.

Часто сижу одна дома по вечерам – никого видеть не хочется. Плюхнусь в кресло или лягу ничком на кровать – и реву, думая про то, какая я несчастная. Мне могут сказать: взяла бы да вышвырнула вон эти серые тряпки! Но во-первых, я вещами не бросаюсь, во-вторых, до меня не сразу дошло, что серый цвет так влияет на настроение, а теперь все равно уже поздно. Несколько дней назад мне вдруг захотелось выброситься из окна. Некоторые мысли приходят в голову незаметно для тебя самой, и ты смехом можешь очутиться на тротуаре, разбитая в лепешку.

Когда у меня голова не пухнет от горьких мыслей, я вспоминаю, что я хорошенькая, и верю, что рано или поздно опять стану веселая, как раньше, а потом вдруг снова начинаю реветь – и реву часами, остановиться не могу. И чем больше плачу, тем тоскливей на душе. Прошлой ночью проснулась оттого, что ревела во сне – подушка насквозь промокла. Сколько себя знаю – никогда такого не бывало. Ничего не поделаешь: как вырядилась в серое, так и жизнь моя стала серой, а самое страшное – я потихоньку привыкаю к тоске, мне нравится грустить. И теперь я такая же мрачная, как все мои подруги. Мне ужасно хочется сходить к психоаналитику, но сперва надо новый контракт заключить, а то, говорят, психоаналитики здорово дерут.

Если меня никто не приглашает в ресторан, я готовлю что-нибудь дома и ем в одиночестве. Вчера я вдруг разревелась, когда ела спагетти, и слезы дождем закапали в тарелку. Вообще-то если уж я расплачусь, то не на шутку, но тут взяла себя в руки. Надо что-то сделать, сказала я себе, нельзя спускать этим сволочам, которые довели меня до такого состояния. Я села на телефон и все выложила бухгалтеру фирмы, которая выпускает карамель. Мы знакомы, хоть я с ним ни разу не спала. Я ему сказала, что за тот месяц, когда я у них работала, я истратила пятьсот тысяч лир на квартплату, телефон и такси. Плюс первый взнос за цветной телевизор – еще сто тысяч. Истратила шестьсот, а получила восемьсот, долой вычеты. Если они думают, что мне интересно работать меньше чем за двести, они сильно ошибаются. Бухгалтер сперва молчал, не знал, видно, чем крыть, а потом начал мне голову морочить, будто бы квартплата, телефон и такси да взнос за цветной телевизор не имеют никакого отношения к гонорару за мои услуги. «За ваши услуги» – так и сказал, идиот. Некоторые считают: раз актриса, значит, шлюха. Я ему сказала, чтобы он не смел говорить про мои услуги. Он извинился, а потом опять за свое: восемьсот тысяч, мол, приличный доход, вам, мол, хорошо заплатили. Бухгалтер, а делает вид, будто не знает, что доход – это не то, что ты получаешь, а то, что у тебя остается после всех расходов. Спрашивается, говорю я ему, кто за квартиру платил – вы или я? А за телефон, за Цветной телевизор? За такси? А еще ресторан? Или, по-вашему, когда человек работает, ему есть не надо? Он же мне толкует, так, мол, и так, не может фирма все ваши расходы на себя взять, тем более телефонный счет у вас за три месяца. Никто не спорит, но платила-то я по нему, когда на вас работала. Ну, он язык и прикусил. А я свое: пусть я и не бухгалтер, но мне известно, из чего прибыль складывается. Он засмеялся в трубку и говорит: при чем здесь прибыль, вы же не организация, а частное лицо. До чего мужчины бывают глупые! Когда речь, говорю, идет о кошельке, никакой разницы нет между организацией и частным лицом. Почти целый час у меня отнял, а под конец намекнул, что не прочь поужинать со мной где-нибудь в окрестностях Рима, в уютном ресторанчике, и за порцией спагетти продолжить этот разговор. Я не ответила ни да, ни нет, договорились, что он позвонит. Про серый наряд и про ужасное настроение я ему ни слова не сказала: есть вещи, про которые я не люблю говорить по телефону.

Почему одинокая девушка, вроде меня, принимает приглашения? Чтобы одной не сидеть. Иной раз, если человек симпатичный, то и ночь с ним проведешь, а он тебе на следующий день непременно норовит подарок сделать. Пережиток, конечно, в наше время все девушки на равных с мужчинами, а не только какие-нибудь ярые феминистки. Лично я никогда не беру подарков, разве что золотые монетки – ну, стерлинги там или флорины. Золотые монеты – моя слабость, чего скрывать? Но если мужчина мне подарит несколько монеток, я на следующий день посылаю ему кожаный ремень или зажигалку – пусть видит, что я девушка самостоятельная.

Я пришла на свидание вся в сером, как на экране, когда карамель рекламировала. Бухгалтер целый вечер острил насчет моего наряда, но в конце концов тоже убедился, что серое нагоняет тоску не только на тех, кто в нем ходит, но и на окружающих. Еще чуть-чуть, говорит, и я заплачу. Я сама изо всех сил сдерживалась, а нет-нет да и разревусь. Но своего-то я добилась: в другой раз, когда они станут рекламировать карамель «Мультигуст», цветной девушкой буду я. Поклянись, говорю, и он сказал «клянусь» (мы уже перешли на «ты»). И еще он пообещал устроить, что мне подарят те вещи, в которых я буду сниматься, а я ему сказала: нет уж, пускай они это в контракт впишут, потому что мне подарков не надо. После ужина мы зашли к нему выпить виски, и я, чтоб доставить ему удовольствие, сняла свое серое платье.

Пьеро Кьяра ^{16}

ВИВА МИЛЬЯВАККА!

Перевод Л. Вершинина.

Париде Мильявакка, Кавалер Труда и Доктор Гонорис Кауза, еще и в 1966 году оставался одним из столпов итальянской промышленности. Он принадлежал к славной плеяде дерзких и удачливых дельцов, которая появилась после войны в период реконструкции индустрии и неслыханного обилия работы, а с ней и денег, получивший название «экономическое чудо», как бы в подтверждение того, что подобное явление у нас равнозначно чуду.

«Группа Синдер», объединявшая с десяток крупных предприятий, была вся в крепких руках Мильявакки. Порой, сидя в своем президентском кабинете за огромным пустым столом, служившим только для того, чтобы облокотиться и держать на подобающем расстоянии собеседников, он даже спрашивал себя, из каких семян вырос этот лес заводов и учреждений, где трудится тьма людей.

Если он углублялся в прошлое, пытаясь определить, с чего началось его процветание, ему приходилось признать, что его действиями и выбором словно управляла таинственная сила – желание уцелеть и обеспечить благосостояние целой нации, которую объединяло лишь желание хорошо жить. Говорят, что бывают периоды и эпохи, когда люди как бы сами стремятся к краху, но им противостоят периоды и эпохи, когда они решительно сплачиваются, чтобы достичь наилучших условий жизни. И вот он, Мильявакка, по чудесной случайности вернулся в Италию после войны и долгого плена в самый подходящий момент.

Прибыв в Милан, он стал работать на паях с одним водопроводчиком. Год спустя он взял в жены служанку из одного дома, где ремонтировал кран. Жена, Амабиле Камизаска, женщина некрасивая, но умная и очень трудолюбивая, уговорила его открыть собственное дело. Примерно за два года усердной работы в своей мастерской Мильявакка поднакопил немного денег. Однажды он встретил капитана Каллигариса, с которым познакомился в Индии. Каллигарис был доктором химических наук, но, вернувшись на родину, работы найти так и не сумел.

– Не мог бы ты, к примеру, изобрести хороший пятновыводитель? – сказал ему Мильявакка.

Эта инициатива породила акционерное общество «Фульгор», которое, скопировав продукцию одной немецкой фирмы, стало выпускать пятновыводитель. У Мильявакки возникла идея наливать жидкость в пульверизатор. Люди после тягот и лишений военных лет стали проводить долгие часы за обеденным столом и хорошо одеваться. На пиджаки, брюки, юбки и блузки падали картофелины в масле, но стоило побрызгать на пятна составом «М-13» – и они исчезали. На месте пятна месяцев через шесть появлялась дыра, но в 1950 году у людей уже вошло в привычку, следуя североамериканской моде, каждый год покупать новый костюм и выкидывать старый.

Чтобы от «М-13» и «Фульгора» добраться до «Фульмара», нефтеперерабатывающего предприятия, Париде Мильявакке понадобилось десять лет. Однако новый завод имел общенациональное значение и вывел Мильявакку в первые ряды предпринимателей. О Каллигарисе, который стал теперь бесполезен, Мильявакка говорил:

– Он добрый малый, настоящий джентльмен, из хорошей семьи, но какой-то неповоротливый. Словом, «шляпа» – и все тут.

Собственно, мысль о пятновыводителе пришла ему, Мильявакке, а главной находкой был пульверизатор. Он неплохо придумал и название своей продукции – «М-13». Это даже ребенку нетрудно запомнить. Что означало «М-13», Мильявакка не открыл даже своим братьям, но Каллигарис был уверен, что М – всего-навсего первая буква фамилии Мильявакка, а 13 – год его рождения.

Низкорослый, толстый, хоть он и похудел на пятнадцать килограммов после соответствующего курса лечения, Париде Мильявакка, несмотря на маленький лобик, бычьи глаза, нос картошкой и короткую шею, всем казался симпатичным. Его миланский диалект, сдобренный ругательствами, привычка хлопать по плечу как рабочих, так и посещавших его заводы министров, прямодушие и природная щедрость, которую он никогда не упускал случая проявить, сделали его весьма популярным.

На самом же деле, не будь этого ореола славы, Мильявакку скорее можно было принять за пьяницу или каторжника, чем за новоиспеченного миллиардера. Немало людей натерпелись от него, но, поскольку дружба с Мильяваккой сулила определенные выгоды, они расценивали как милую непосредственность то хамство, которое в иных обстоятельствах наверняка сочли бы признаком моральной низости, свойственной канальям во все времена и во всех странах.

Однажды жена одного из двухсот его инженеров облокотилась о край кровати и, оглядев Мильявакку с ног до головы, воскликнула:

– Знаешь, а ведь ты изрядный урод!

Мильявакка, окинув взглядом свое волосатое тело, сказал, скорее даже самому себе, чем красивой женщине, лежавшей рядом:

– Может, я и некрасив, может, у меня тело обезьяны и лицо дикаря, но как раз такие мужчины и добиваются всего.

Жена синьора Париде, прозванного Удача, выросла, как и он, в бедной семье из миланского предместья. Высокая, худая, с лицом подростка, она одевалась по высшему классу и носила такие крупные брильянты, что они казались фальшивыми.

С тех пор как Мильявакка преуспел и окружил себя красивыми женщинами и услужливыми друзьями, синьора Амабиле стала сварливой и подозрительной, но Удача, занимавшийся десятком дел сразу, легко ускользал из-под ее контроля. Впрочем, синьоре незачем было его и контролировать: она нюхом чуяла, в каких водах плавает ее Париде. Многие дамы, постоянно появлявшиеся у них в доме на званых обедах, не были для нее большой загадкой. Она прекрасно понимала, что сопровождавший их друг или мнимый муж – просто прислужник Мильявакки, один из его бесчисленных холуев и лакеев.

У супругов Мильявакка было трое детей, рожденных в бедности, но выросших в полном довольстве: тридцатилетняя Дирче, на редкость некрасивая, кривоногая и плоскогрудая девица, и два сына – Ико и Пуччи. Первому было двадцать три года, второму – двадцать, оба лохматые, одетые с нарочитой небрежностью и разъезжавшие в роскошных внесерийных лимузинах.

Кроме неизменного семейного круга, у Мильявакки был и другой, более широкий и подверженный переменам. Он состоял из прихлебателей, льстецов и сводников. Среди них были доктор Гриффони, адвокат Бениньо Траверсари, совершенно обытальянившийся швед Хинтерманн – футбольный тренер, спортивный репортер Пиромалли, пианист Руби Дзанетти, певец Тедди Момо, с десяток мелких предпринимателей, владельцев фабрик запасных частей, а также строительные подрядчики, работавшие почти исключительно на него, Мильявакку. В самое последнее время в этот круг вошел некий Эдмонд Таск а , бывший крупье родом из Монте-Карло, которого Мильявакка сделал своим советником по игре в рулетку, после того как выиграл грандиозную сумму в Венеции, где Таска, на самом деле уроженец городка Вентимилья, подсказывал ему, на что ставить.

К этому же кругу друзей, но лишь в известной мере, принадлежал и дон Карло Феличони, приходский священник Брианцы, где родилась и обрела силу фирма «Синдер», праматерь «Фульмара», «Диркама» и «Южных химических предприятий», образовавших так называемую «Группу Синдер». Дон Карло был священником современных взглядов, ходил в брюках и охотно надел бы цветастую майку или модную рубашку, но по воле Мильявакки носил черную манишку и белый воротничок.

– Все должны понимать, что ты священник, – сказал ему однажды Мильявакка, когда дон Феличони во время тренировки футбольной команды «Синдер» сел рядом в пуловере орехового цвета с зеленым, окутавшим шею платком.

Вере Мильявакка был предан, а может, просто стремился показать свою преданность.

– Без религии, – говорил он, – человечеству не прожить. В мире правят лишь два короля – деньги и религия. Но первый из них – деньги, ведь без денег ничего не сделаешь, их жаждут все, даже священники. Ну а религия держит людей в узде и учит уважать собственность.

Став Кавалером Труда, Доктором Гонорис Кауза и получив почти неограниченный кредит в самых крупных банках, Париде Мильявакка вдруг обнаружил, что достиг также и шестидесятилетнего возраста. Он был еще здоровым, сильным мужчиной, но, едва он перешагнул этот рубеж, им вдруг овладела глубокая меланхолия, и ни работа, ни азартные игры его уже не веселили. Он замкнулся в себе, и вид у него теперь был такой, будто вот-вот произойдут губительные перемены.

Дон Феличони, чтобы вывести его из депрессии, однажды, когда Мильявакка пришел в церковь посмотреть на строительные работы, которые он щедро финансировал, прочел ему выдержки из Библии.

– Послушайте, синьор Париде, что говорит господь. «Все суета сует, какую пользу извлекает человек от трудов своих под солнцем? Нет ничего лучше для человека, как радоваться и наживать добро. Если он ест, пьет и наслаждается трудом своим, то это дар божий».

– И это сказал господь? – сурово спросил Мильявакка.

– Так говорил один из библейских персонажей – Экклезиаст. Но поскольку Библия продиктована господом, слова, что я вам прочитал, можно считать принадлежащими ему. Более того… В Библии сказано: «Я выполнил великую работу, воздвиг дома, развел виноградники, создал сады и парки, построил пруды…»

– Бассейны, – добавил Мильявакка.

– «…купил слуг и служанок, – продолжал дон Феличони, – накопил серебра и золота, заполучил певцов и балерин и во множестве женщин, эту усладу мужчин».

– Значит, я на верном пути!

– Подождите, – остановил его дон Карло, – послушайте дальше: «Обдумал я все, что сделал и видел, и понял: все это суета сует, погоня за ветром. Потому я возненавидел жизнь. Возненавидел всякий труд. Лучше, когда одна рука отдыхает, чем когда две трудятся. Есть время рождаться и время умирать, время сеять и время выдирать с корнем…»

С того дня Мильявакка стал задумываться над тщетой людских деяний и увидел свою жизнь в ином свете.

Однажды утром, когда группа инженеров показывала ему в работе только что сконструированный компьютер, Мильяваккой овладела тоска.

– Дорогой доктор Каллигарис, – обратился он к своему генеральному директору, – мне на этот компьютер начхать. Перенасыщенность рынка или нехватка товаров, вывоз на экспорт или складирование, я все равно буду давать продукцию! И один из святых непременно окажет мне содействие. Есть время производить и время получать от правительства субсидии, не так ли? И потом в один прекрасный день я могу все это бросить, ясно вам?

В этот момент подошел доктор Гриффони, ведя гоночный велосипед из легчайших сплавов.

Один из инженеров отворил дверь, и сразу взорам всех открылся наклонный коридор.

Завод, службы и склады на всех этажах по приказанию Мильявакки положено было объезжать на велосипеде. Сам он в течение дня не раз объезжал так свои владения, чтобы повсюду успеть и заодно поразмять мышцы.