Текст книги "Два веса, две мерки (Due pesi due misure)"

Автор книги: Дино Буццати

Соавторы: Итало Кальвино,Альберто Моравиа,Карло Мандзони,Томмазо Ландольфи,Карло Бернари,Лука Гольдони,Лючо Мастронарди,Джузеппе Берто,Лев Вершинин,Антонио Амурри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

ЧИСТЫЙ ВОЗДУХ

Перевод Л. Вершинина.

– Вашим детям, – сказал врач, – нужно дышать свежим воздухом где-нибудь в горах, побегать по лугам.

Он стоял между старыми кроватями, едва помещавшимися в полуподвальной комнатушке, где жил Марковальдо с женой и детьми, и его стетоскоп вдавливался промеж хрупких, как у птички, лопаток маленькой Терезы. Кроватей было всего две, а ребятишек шесть, четверо из них больные. Из-под одеял высовывались лишь ноги да головы; щеки у всех горели, глаза были воспалены.

– Луга – это вроде скверика на главной площади? – спросил Микелино.

– А горы высокие, как небоскребы? – спросил Филиппетто.

– А чистый воздух, он вкусный? – спросил Петруччо.

Длинный и тощий Марковальдо и его маленькая коренастая жена сидели друг против друга, облокотившись о старый, поломанный комод. Непроизвольно они всплеснули руками, бессильно опустили их и в один голос пробормотали:

– Нас восемь ртов, мы кругом в долгах, где уж тут путешествовать!

– Самым лучшим местом для них остается улица, – пояснил Марковальдо.

– А чистым воздухом надышимся, когда нас выселят из дому и нам придется спать под открытым небом, – добавила жена.

В один из субботних дней, когда ребятишки поправились, Марковальдо взял их с собой на прогулку по холмам. Жили они далеко от этих холмов, и, чтобы добраться до вершин, им сперва пришлось долго трястись в переполненном трамвае, и малыши видели лишь ноги пассажиров. Постепенно трамвай опустел, и тогда через окошко они заметили, что едут вдоль бульвара. Они сошли на конечной остановке и дальше отправились пешком.

Весна едва успела вступить в свои права, но деревца, согретые нежарким солнцем, уже покрылись зеленой листвой. Ребятишки растерянно оглядывались вокруг. Марковальдо повел их вверх по зеленой тропинке с вырубленными в ней ступеньками.

– Папа, как это так: лестница есть, а дома наверху нет?

– Это не обычная лестница, это вроде улицы.

– Улицы?.. Как же тогда машина взбирается по ступенькам?

Вокруг зеленели сады, обнесенные оградой.

– Папа, гляди, одни стены, без крыши. Может, эти дома разбомбили?

– Это сады… Ну, вроде внутренних двориков. А дом там, за деревьями.

Микелино покачал головой: объяснение отца не слишком его убедило.

– Раз внутренние, то они внутри домов, а не снаружи.

Тереза спросила:

– В этих домах живут деревья, да?

Они поднялись уже довольно высоко, и Марковальдо казалось, что ему удалось наконец отогнать от себя запах плесени, которым был пропитан склад, где он каждый день восемь часов кряду перетаскивал мешки. Как будто не было никогда ни темных пятен на отсыревших стенах его комнатушки, ни оседающей пыли, которую лучи солнца, пробивавшиеся сквозь оконце, окрашивали в золотистый цвет, ни ночных приступов кашля. И детишки казались ему сейчас не такими слабенькими и бледными.

– Вам нравится здесь?

– Да!

– Почему?

– Потому что тут нет полицейских. Можно рвать цветы и кидаться камнями…

– И дышать воздухом. А воздух здесь хороший, правда?

Ребятишки стали дружно нюхать воздух.

– Ну! Он ничем не пахнет!

Мимо них пролетали шершни, мотыльки, нежный пух с деревьев, проносились мотоциклисты, проходили влюбленные пары.

Они добрались почти до самой вершины холма. На повороте перед ними открылся город: он лежал где-то там, внизу, огромный, бесформенный, весь в серой паутине улиц. Ребятишки сразу начали кувыркаться в траве, словно всю жизнь ничем другим не занимались. Подул легкий ветер, надвигались сумерки. В городе зажглись редкие тусклые огоньки. На Марковальдо нахлынули воспоминания о том времени, когда он юношей приехал в город и, очарованный шумными улицами и огнями реклам, ждал бог весть каких чудес. Ласточки с высоты пикировали сверху на город. «Кто может смотреть на город сверху, – подумал Марковальдо, – того город не раздавит. Ласточки – хозяева вилл, они не чета таким, как я. Ведь мы, словно черви, выползаем из-под земли».

Ему стало грустно при мысли, что пора спускаться вниз. Он отыскал в сгустке улиц свой квартал, и квартал этот показался сейчас Марковальдо тяжелым свинцовым листом, с черными, как куски шлака, крышами, которые окутал дым, поднимающийся из узких дымоходов.

Стало прохладно. Надо, пожалуй, позвать детей. Но, увидев, как смело они раскачиваются, уцепившись за нижние ветки дерева, Марковальдо отогнал от себя эту мысль. Подошел Микелино и спросил:

– Папа, почему мы не переедем сюда жить?

– Глупый, здесь нет домов, и никто тут не живет! – с раздражением ответил Марковальдо: он и сам размечтался о том, как хорошо было бы жить здесь, глядеть на город сверху, но никогда туда не спускаться.

– Никто? – удивился Микелино. – А вон те синьоры? Посмотри!

Через луг к холму направлялась компания мужчин, молодых и старых; все как один были в плотных, наглухо застегнутых серых пальто, у каждого на голове был берет, а в руках – палка с гнутой ручкой. Шли они несколькими группами, громко переговаривались, смеялись, на ходу приминая палками траву или нацепив их на руку.

– Кто это такие? Куда они идут? – допытывался Микелино у отца, но Марковальдо не отвечал и молча глядел на незнакомцев.

Один из них прошел совсем рядом; это был полный мужчина лет сорока.

– Добрый вечер! – сказал он. – Ну, какие новости вы нам принесли из города?

– Добрый вечер, – ответил Марковальдо. – О каких вы новостях спрашиваете?

– Ни о каких, это просто так говорится, – ответил незнакомец, остановившись; у него было белое полное лицо, и лишь у самых глаз щеки тронул румянец. – Я привык так говорить каждому, кто приходит из города. Ведь мы уже три месяца здесь живем, понимаете?

– И никогда не спускаетесь вниз?

– Э, когда врачам заблагорассудится. – Он коротко рассмеялся. – Да еще вот этому господину. – И он ткнул себя пальцем в грудь, снова рассмеявшись прерывистым, с хрипотцой смешком. – Уже два раза меня выписывали, говорили, что я совсем поправился, но, стоит мне вернуться на завод, тут же начинается кровохарканье. И меня опять отправляют сюда. Забавно, не правда ли?

– И они тоже? – спросил Марковальдо, указывая на остальных незнакомцев, которые разбрелись по лугу, и одновременно отыскивая взглядом Филиппетто, Терезу и Петруччо.

Толстяк расхохотался и прищурил глаза.

– У нас вечерняя прогулка перед сном… Мы ведь ложимся рано… И потому нам нельзя далеко уходить за границу.

– Какую границу?

– Вы разве не знаете? Здесь граница санатория.

Марковальдо схватил за руку Микелино, который, оробев, слушал, что говорит незнакомец. Вечер добрался до вершины холма; там, внизу, уже невозможно было различить их квартал, и Марковальдо показалось, что мрачная, серая тень, распростершаяся прежде только над кварталом, окутала теперь весь город и даже холм. Пора было возвращаться.

– Тереза! Филиппетто! – позвал Марковальдо и беспокойно оглянулся вокруг. – Извините, – сказал он незнакомцу, – я что-то не вижу остальных детишек.

Толстяк нахмурился.

– Вон они, собирают ягоды.

Марковальдо увидел, что на краю оврага у ствола вишни стоят мужчины в серых пальто; зацепив ветви своими изогнутыми палками, они наклоняли их и срывали ягоды. Тереза и ее братишки, страшно довольные, вертелись тут же, сгребали вишни прямо с ладоней незнакомцев и громко смеялись вместе с ними.

– Микелино! – крикнула Тереза третьему брату, который уже со всех ног бежал к ним. – Здесь полно спелых ягод!

– Уже поздно, – сказал Марковальдо. – Холодно стало. Идемте домой…

– Погуляем еще немножечко… – попросил Филиппетто.

Толстяк кончиком палки ткнул вниз, туда, где один за другим зажигались огни.

– По вечерам, – сказал он, – я со своей палкой гуляю по городу… Выбираю какую-нибудь улицу, длинный ряд фонарей и вожу палкой от огонька к огоньку… Останавливаюсь у витрин, встречаю приятелей, здороваюсь с ними… Когда будете бродить по городу, вспомните и обо мне. Моя палка пойдет следом за вами…

Вернулись ребятишки, они были осыпаны листьями и держались за руки санаторных больных.

– Как тут хорошо, папа! – сказала Тереза. – Придем еще сюда поиграть, да?

– Папа, почему мы тоже не можем жить здесь вместе с этими синьорами? – не удержался от вопроса Микелино.

– Уже поздно! Попрощайтесь с синьорами и поблагодарите их за ягоды. Ну! Пошли?

Они двинулись назад в город. Все пятеро устали. Марковальдо шагал, не отвечая на вопросы. Филиппетто стал проситься на ручки. Петруччо вскарабкался на плечи отца. Терезу пришлось тащить за руку. А старший, Микелино, шел впереди один, раскидывая ногами камешки…

ГОРОДСКОЙ ГОЛУБЬ

Перевод Л. Вершинина.

Весной и осенью, когда стаи птиц покидают наши края и устремляются на север и юг, они редко пролетают над городами. Обычно их путь высоко в небе пролегает мимо неровных клиньев полей, мимо узких долин, вдоль лесов и извилистых рек, и кажется, будто дорогу им прокладывает ветер. Но едва перед ними вырастают крыши бесчисленных домов, они сворачивают в сторону.

И все же как-то осенью стая бекасов пронеслась вдоль узкой полоски неба над городской улицей. Заметил их только Марковальдо, который всегда ходил задрав голову кверху. На этот раз он ехал на велосипеде и, завидев птиц, стал изо всех сил нажимать на педали, словно хотел их догнать. Его охватила охотничья страсть, хотя он в жизни не держал другого оружия, кроме солдатской винтовки.

Он так загляделся на птиц, что незаметно для себя поехал на красный свет, и на перекрестке его едва не сбила машина. Пока полицейский с багровым лицом записывал его фамилию и адрес, Марковальдо пытался отыскать в небе перелетную стайку, но птицы исчезли.

Когда на работе узнали, что его задержала полиция, оскорблениям и насмешкам не было конца.

– Для чего, по-твоему, семафоры поставлены? – кричал его начальник синьор Вилиджельмо. – Куда ты смотрел, пустая голова?

– Следил за стаей птиц… – ответил Марковальдо.

– За стаей птиц? – У синьора Вилиджельмо, который был заядлым охотником, глаза разгорелись.

Марковальдо рассказал ему обо всем.

– В субботу беру ружье, собаку и иду на охоту! – радостно сказал начальник, сразу же успокоившись. – Начался перелет. Эту стаю наверняка спугнули охотники там, на холме, потому она и залетела в город…

Весь день Марковальдо лихорадочно обдумывал план действий. «В субботу все охотники, верно, отправятся на холмы, и тогда в город залетит не одна стая. Если только я не оплошаю, то в воскресенье поем жареного бекаса».

Крыша дома, где жил Марковальдо, была плоская, с маленькими перилами, на которых обычно сушили белье. Захватив бидон с липким соком смолы, кисть и мешок кукурузы, Марковальдо вместе с сыновьями полез на крышу. Пока ребятишки разбрасывали кукурузные зерна, Марковальдо вымазал смолой парапет и даже края дымоходов, да так густо, что его младший, Филиппетто, заигравшись, едва не приклеился.

Ночью Марковальдо снилось, что на крышу спустилось великое множество бекасов, и теперь им никак не удавалось взлететь. Его жена, ленивая и прожорливая, видела во сне прилипших к дымоходу и уже успевших поджариться уток. Их романтической дочке Изолине грезились колибри, перья которых так украсили бы ее шляпку. А Микелино во сне поймал аиста.

На следующий день то один, то другой мальчуган подымался на крышу посмотреть, много ли туда слетелось птиц. Боясь их спугнуть, если стая как раз в эту минуту будет садиться, мальчики осторожно выглядывали из чердачного окна и тут же спускались вниз. Увы, их вести были неутешительны. Наконец в полдень Петруччо прибежал с радостным криком: «Папа, иди сюда! Попались! Попались!»

Марковальдо взял мешок и полез наверх. На крыше сидел маленький серый голубь, обыкновенный городской голубь, привыкший к толпе и уличному шуму. Несколько голубей кружились над ним и печально смотрели, как их неосторожный товарищ пытался освободиться из липкого плена.

Семья Марковальдо старательно обсасывала косточки этого тощего, старого голубя, когда в дверь постучали. Вошла служанка хозяйки.

– Синьор Марковальдо, синьора вас зовет! Велела прийти немедленно!

Марковальдо сразу забеспокоился: он целых шесть месяцев не платил за комнату и теперь боялся, что его выселят. Он быстро поднялся на второй этаж. Войдя в гостиную, он увидел еще одного посетителя – это был полицейский с багровым лицом.

– Подойдите поближе, Марковальдо, – сказала синьора. – Мне сообщили, что с крыши моего дома кто-то охотится за городскими голубями. Кто бы это мог быть?

Марковальдо похолодел.

В эту секунду женский голос позвал:

– Синьора! Синьора!

– Что случилось. Гвендолина?

Вошла прачка.

– Я стала развешивать на крыше белье, а оно приклеилось. Хотела его отодрать от перил – так оно рвется! Все белье пропало! Не пойму, в чем дело.

Марковальдо провел рукой по животу, словно у него начались колики.

Луиджи Малерба

ИГРА В ШИППО ^{11}

Перевод Э. Двин.

Пятнадцать лет – возраст переходный, очень трудный, это я по собственному сыну вижу. Вечно он какой-то рассеянный, витает в облаках. Иногда он садится перед выключенным телевизором – да так и сидит часами; хотел бы я знать, о чем он в это время думает, какие такие картины представляются ему на черном, немом экране. В общем, парень меня тревожит, и причин для этого, по-моему, предостаточно. Не знаю, с какой стороны к нему подступиться. Всякий раз, когда я пытаюсь с ним поговорить по душам, он отделывается пустыми фразами, а если разговор ему не по нраву, раздражается, уходит в свою комнату и не показывается до следующего утра, когда нужно идти в школу.

Я беседовал с родителями некоторых его товарищей, и у меня сложилось впечатление, что у них с детьми примерно такая же история: и отсутствие взаимопонимания, и отчужденность, и равнодушие – все, как у нас. Не понимаю, что у них, у этих мальчишек, в голове. Я даже пробовал подглядывать за ними, когда они собираются своей компанией, и установил, что ругаются они здорово, а вот настоящей, связной речи я не услышал, они не умеют разговаривать даже друг с другом.

Больше всего меня пугает пустота их жизни. Мне не по себе оттого, что мой сын смотрит на экран выключенного телевизора, меня тревожит, что он не умеет разговаривать с людьми, что у него нет никаких интересов, увлечений, что мальчик подолгу молчит. Газет он не читает, ни в кино, ни на танцы не ходит. Я в его возрасте был совсем другим, но ведь известное дело – сейчас все не так, как прежде. Попробуй, советовали мне, всыпать ему как следует, но я против таких жестких мер, мне, современному родителю, не пристало бить своего сына только за то, что он сидит перед выключенным телевизором, или потому, что мы с ним не находим общего языка. Да и вообще, сын в свои пятнадцать лет вымахал под метр семьдесят пять, и не хотелось бы, чтобы ему пришло в голову поднять руку на меня – всякое ведь может случиться.

Последнее время я ему часто говорю: найди ты себе какое-нибудь хобби, что ли, или займись теннисом, футболом, прыжками с шестом, одним словом, каким-нибудь спортом – и интересным и в то же время полезным для здоровья. По мне, даже бильярд лучше, чем ничего. А он в ответ смеется, словно я несу невесть какую чепуху, хотя всем известно, что, когда мальчишка увлечен какой-нибудь игрой, пусть даже из-за этого страдают уроки, у него по крайней мере хоть голова занята и меньше опасности, что он пристрастится к чему-нибудь похуже. Я, конечно, имею в виду наркотики. Страх перед наркотиками преследует теперь всех родителей, как когда-то преследовал страх перед венерическими заболеваниями. Но если сегодня медицина справляется даже с сифилисом, то от наркотиков, особенно сильнодействующих, средства нет никакого.

Примерно месяц назад сын попросил купить ему мотороллер, «ламбретту». Сначала мне это показалось странным, но потом я подумал: лучше уж «ламбретта», чем наркотики. Осторожненько, чтобы не разозлить его, я попытался кое-что выведать. Я еще не забыл, как несколько лет назад моя двоюродная сестра купила своему сыну мотоцикл: парень сел на него – и был таков. Теперь время от времени он присылает открытки – то из Баден-Бадена, то из Гамбурга, Марселя, Амстердама… Крепко целую и привет. В прошлом месяце прислал открытку из Хельсинки. И чего он там, в Хельсинки, не видел? Я подумал: не хватало еще, чтобы эта история повторилась с моим мальчиком, и потому «ламбретту» я ему купил, да только подержанную, с изношенным мотором, но подремонтированную и с виду совсем новую. Уж на ней-то далеко не уедешь, решил я.

Однако сын и не собирался убегать из дому. Наоборот, с тех пор как у него появилась «ламбретта», сын и отвечает мне не так пренебрежительно, как прежде, и даже первый со мной иногда заговаривает. Он, например, объяснил мне, для чего ему нужен мотороллер: оказывается, они с одним мальчиком играют в шиппо. Слава богу, сказал я себе, теперь у него есть увлечение, и я наконец смогу жить спокойно.

Как-то вечером сын приехал домой весь разгоряченный, в разорванной куртке. Сел напротив меня и стал рассказывать, как здорово они повеселились. Тут я и узнал, в чем заключается эта самая игра в шиппо. Сын растолковал мне, что играть надо вдвоем: один сидит за рулем, другой – командует. Они гоняют на мотороллере по улочкам, прилегающим к Кампо ди Фьори – там никогда не бывает полицейских, – и на ходу вырывают у женщин сумочки. Сначала, чтобы натренироваться, они проделывали это со старушками. Старушки не могут бегать, и потому риск минимальный. После месяца таких тренировок они стали нападать на туристок, преимущественно иностранных.

Я спросил, зачем им нужны сумочки, и сын пояснил мне, что сумочки им вовсе не нужны, они даже отправляют их по почте владелицам – если находят какой-нибудь документ с адресом, а если адреса нет, бросают в Тибр. Одну сумочку, например, они отправили в Миннеаполис, в США, а случалось, отправляли в Канаду, в Бразилию и даже в Австралию или Японию. Ну а деньги? Что они делают с деньгами? «Деньги мы оставляем себе, – сказал сын, – без них игра потеряла бы всякий смысл и нам было бы уже неинтересно. Кроме того, деньги нужны и на покрытие расходов – надо же покупать горючее, чинить мотороллер, отправлять по почте сумки и так далее. Ты еще учти, сказал сын, что в сумках иногда оказывается иностранная валюта, и мы много теряем при фарцовке. Бывает, женщина, у которой вырываешь из рук сумку, поднимает крик и бросается за нами вдогонку, и это так будоражит… Добравшись до безопасного места, мы прямо покатываемся со смеху. А потом идем в какую-нибудь пиццерию или в кино. Деньги мы всегда делим поровну. За руль садимся по очереди, а жертву намечает тот, кто сидит сзади, он же должен и сумочку взять. Такое у нас правило игры».

В общем, похоже, они действительно здорово развлекаются. Позавидовать можно.

С тех пор как началась эта игра в шиппо, сын очень изменился к лучшему. Утром он уходит в школу, домой возвращается в половине второго, делает уроки, а потом укатывает на «ламбретте». Иногда он приводит с собой и приятеля, тогда они делают уроки вместе. А бывает наоборот – сын ходит к своему дружку, особенно когда им задают что-нибудь по математике: у того отец инженер, вот он и помогает ребятам составлять всякие там уравнения, решать задачки.

Я лично в математике ничего не смыслю, но с удовольствием слушаю, как сын заучивает наизусть стихи. Пасколи, например: «О, Валентино, нарядный, как боярышник в цвету!» Или Д'Аннунцио – «Пришел сентябрь, зовет нас в путь. Пора нам улетать…» Или Леопарди – «Как мил мне сей уединенный холм»… Прекрасно! Я всегда любил стихи. Многие стихотворения помню еще со школьной скамьи, так что могу подсказывать сыну, даже не заглядывая в книгу.

Часто сын возвращается домой, когда я уже в постели, но, если он приходит пораньше, мы подсаживаемся к телевизору и вместе смотрим передачу, а потом обмениваемся впечатлениями. Прошли времена, когда мальчик часами сидел перед слепым экраном. Если по телевидению нет ничего интересного, он рассказывает об игре в шиппо – и всегда с восторгом. Однажды за вечер им удалось взять целых пять сумок. Время от времени я его по-отечески предостерегаю: гоняя на большой скорости по таким тесным улочкам, они могут задавить кого-нибудь или сами разбиться. Я взял с него слово, что на деньги от следующего шиппо они приобретут страховой полис. Мальчики сказали, что обязательно так и сделают. Славные мальчишки, а теперь еще и веселые, беспечные – в общем, такие, какими и должны они быть в этом возрасте.

Позавчера ребята вернулись вечером в прекрасном настроении и сообщили новость: они купили себе мотоцикл марки «кавасаки». Пришлось спуститься во двор посмотреть. Мальчики сказали, чтоб я не беспокоился: они обо всем позаботились – и о страховке, и о водительских правах. Лично я на «кавасаки» никогда бы сесть не рискнул, но должен признать: вещь что надо.