Текст книги "Разведенка с прицепом (СИ)"
Автор книги: Дина Ареева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Глава 17
Ясмина
Лале убежала в дом, а я заходить не стала. Захотелось посидеть в беседке в саду, из нее открывается потрясающий вид на вечерний Босфор.
Лучи солнца скользят по морской глади, делая ее похожей на бархат. Небо над проливом изрезано полосками клубящихся облаков, и от открывающейся панорамы захватывает дух.
Кажется, я смогла бы просидеть в этой беседке до конца своих дней. Здесь тихо, пахнет морем и кустарниками, за которыми ревностно ухаживает старый Ибрагим.
Впервые я задумываюсь о том, какая кровь течет в моем теле. Омер родом из Стамбула, где-то здесь у меня большая родня из бабушек, дедушек, тетушек, братьев и сестер. Двоюродных и троюродных.
Вот только я совсем этого не чувствую. Другое дело Босфор. С ним я чувствую крепкую невидимую связь, тот самый зов крови, который заставляет безошибочно определять место под названием «дом».
Сейчас я уверена, что у меня по венам течет не жидкая соединительная ткань, состоящая из плазмы и клеток, а величественно и гордо катит свои соленые воды древний Босфор.
И у меня, и у Лале…
Может я не права, и наше место здесь, как и наш дом?
А то, что предлагает Омер, это не просто оформление документов. Это способ дать дочери возможность почувствовать себя дома.
– Красиво, правда? – голос рядом выбрасывает в реальность, и я невольно вздрагиваю от неожиданности.
Поднимаю голову, рядом с беседкой стоит Эмир Дениз и смотрит на стремительно темнеющие воды Босфора. Как он так незаметно подошел?
– Нурай любила здесь сидеть, – продолжает, задумчиво глядя вдаль.
– Вы так тихо подошли, Эмир-бей, – смущенно оправдываюсь.
– Прости что помешал, – он не меняет тон, и я понимаю, что это всего лишь дань вежливости.
– Вы у себя дома, Эмир-бей, – отвечаю почтительно, – как вы можете мне помешать?
– Я искал тебя, Ясемин, – Эмир по обыкновению меняет тему разговора, не заботясь о плавности перехода. Ему это безразлично. – Нам нужно поговорить.
– Слушаю вас, Эмир-бей.
– Ты не рассказала мне о своем отце. Почему? – он не сердит, но недоволен. И здесь надо очень тонко балансировать на грани уважения и недопустимости вторжения в личное пространство.
– Это наши отношения с господином Озденом, Эмир-бей, и мне бы не хотелось…
– Он твой отец, – перебивает меня Эмир, – почему ты не хочешь называть его отцом?
– Потому что он им не был, – боюсь позволить пролиться слезам. Не хочется выглядеть перед Эмиром обиженной маленькой девочкой. – Я выросла без отца, и не стану врать, что мне было безразлично. Я очень страдала, потому что помнила его. Это очень больно ощущать себя брошенной в четыре года. Это сейчас я могу войти в положение и принять ситуацию. А тогда я была всего лишь маленькой девочкой, которая каждый день ждала, что ее папа вернется. Он для меня умер тогда, Эмир-бей, и я не вижу никакого смысла его воскрешать.
– Это твое право, прощать или нет, Ясемин, – медленно проговаривает Эмир, – но позволить Омеру дать тебе и твоему ребенку то, чего ты была лишена по вине твоей матери, ты обязана.
– Как вы себе это представляете? – говорю сухо. Мне не нравится такая постановка вопроса.
– Омер объявляет тебя и Лале частью своей семьи. Признает официально. Прописывает в завещании. Вводит в круг элиты Стамбула, где со временем у Лале появится возможность найти достойного мужа.
– Лале только четыре года, – сдержанно напоминаю. То, что мне всего двадцать три, я так понимаю, для господина Дениза не самый сильный аргумент. Я сбитый летчик.
– Время летит быстро, Ясемин, – смотрит вдаль Эмир, – оглянуться не успеешь, как она станет невестой. Зато у вас появится семья. У Омера большая родня, вам станет легче, Ясемин. Не сопротивляйся.
– Скажите правду, вы так уговариваете меня потому, что сыновья Афры от вас? – неожиданно смелею да так, что самой становится страшно от собственной смелости. – Они ведь теперь считаются моими сводными братьями?
– Афра? Причем здесь Афра? – непонимающе смотрит на меня Эмир. – О чем ты говоришь, Ясемин?
– Афра призналась мужу, что ее близнецы ваши с ней сыновья, – слова уже вырвались, и теперь бесполезно делать вид, что никто ни о чем не догадывается. – Вы поэтому меня так настоятельно пытаетесь помирить с господином Озденом, Эмир-бей?
Он долго меня разглядывает, будто я демонстрационный пряник на витрине.
– Помирить пытаюсь, да, – кивает, наклонившись вперед и упираясь руками в бортики беседки. – А вот что касается Афры… Не знаю, что она рассказала Омеру, но готов поклясться, Ясемин, что у нас с ней ничего не было. И не связывало. Никогда. Возможно, у нее был ко мне определенный интерес в нашей юности. Но поверь, в Стамбуле и за его пределами достаточно красивых женщин, чтобы я останавливал свой выбор на троюродной сестре. Пусть даже в качестве любовницы.
Меньше всего я мечтала выслушивать интимные откровения от мужчины, который вдвое старше меня. Вот вообще не мечтала.
И тем не менее Эмир продолжает говорить, а у меня нет другого выбора. Приходится слушать и при этом не делать вид, что готова от стыда провалиться сквозь землю.
– Я уже говорил тебе, что у меня есть внебрачные дети. Они старше Догана, у них разные матери. Но это было до Нурай. Я тогда не понимал, что такое семья, долг перед ней. И что нельзя унижать жену детьми на стороне. Мои сыновья знакомы со своими единкровными братьями, но они не общаются. Афра всегда была взбалмошной, непокорной, своенравной. Среди нашего круга было немного желающих на ней жениться, потому и выбрали Омера. Но я вот что тебе скажу, Ясемин. Мужчина, которого нельзя назвать зеленым мальчишкой, в состоянии посчитать по срокам, когда у его жены должен родиться ребенок. Близнецы у Афры родились в срок, но это было на седьмом месяце после свадьбы, и они не выглядели недоношенными. Омер как минимум должен был задуматься, а не ждать двенадцать лет. И тем более ему не стоило тебя во все это впутывать, – заключает Омер, и я только беспомощно закрываю и открываю рот.
Снова все с ног на голову. Эмир Дениз верный муж? Да нет же, он сам сказал, что в Стамбуле много красивых женщин, и ему есть из кого выбрать.
– Я пойду поговорю с Омером, – Эмир закладывает руки за спину. – И ты иди в дом, здесь становится прохладно, ты простудишься.
Прохладно? Ничего подобного. Наоборот, сегодня тихий и теплый вечер. Может, он не хочет, чтобы я оставалась здесь одна?
– Если вы не против, я еще здесь посижу, Эмир-бей, – бормочу просительно. Он сдержано кивает и идет в сторону дома.
Не проходит и пяти минут, как на дорожке, ведущей к дому, появляется Атеш.
– Ясемин, вот ты где! А я тебя искал, – подходит к беседке. – Папа сказал, что ты здесь сидишь, я попросил принести нам чай. Или я тебе помешаю?
– Ну что ты, ты мне никогда не мешаешь! – поспешно останавливаю парня, который готов уйти по первому же моему требованию. – Проходи, садись.
Приносят чай с пахлавой. Дразнящие ароматы достигают обонятельных рецепторов, и я обнаруживаю, что проголодалась. Атеш садится напротив, и мы некоторое время молча пьем чай. Но долго молчать у меня не получается.
– Атеш, ты же знаешь своих братьев, – спрашиваю парня, – единокровных?
– Да, знаю, – отвечает он, – отец знакомил нас с Доганом. Наверное, хотел, чтобы мы общались, но с дружбой у нас не сложилось. Несмотря на все его старания.
– Почему? – и я правда не понимаю. – Вы с Доганом ревнуете отца к его старшим сыновьям? Но ведь эти отношения у вашего отца были до вас.
– Нет, – качает он головой, – наоборот. Это не мы ревнуем, Ясемин. Мы с Доганом законные наследники, а их отец официально не признавал. Он помогал финансово, помог каждому открыть свой бизнес, но в завещание он их не вписал. И мне не нравилось, что каждый раз, как мы встречались, об этом непременно заходил разговор.
– Разве вы с Доганом в этом виноваты? Пусть бы тогда обижались на Эмир-бея.
– А как ты относишься к сыновьям господина Оздена? – вдруг спрашивает Атеш. – Тебе же обидно, что отец предпочел их, а не тебя?
Упс. Хороший вопрос. С учетом, что они не его сыновья, то как я могу относиться?
– У меня нет на них обиды, Атеш, – я говорю абсолютно искренне. – Они не могут отвечать за своих родителей. А вот Омера я сознательно вычеркнула из жизни.
– Знаешь, Ясемин, это самое неблагодарное дело, судить со стороны. Я уверен, что у твоего отца были причины вас оставить. Он мужчина, он талантливый отельер. Ты знаешь, как вырос доход с отеля, которым управляет Омер-бей? Твоей матери стоило не упираться, а приехать жить сюда.
Слушаю молча. Лично я считаю, что ничего бы не изменилось. Если родителям Афры надо было поженить их с Омером, то ни мама, ни я не стали бы для них существенным препятствием.
– Я знаю, что у моего отца были женщины кроме мамы, – вдруг признается Атеш, – и я мог бы осуждать его за эти связи. Но мама слишком долго болела, она сама просила его найти себе женщину. Я слышал их разговор. И я не позволяю себе злиться на отца, в конце концов, это можно считать последней волей матери.
– Ты прав, Атеш, – говорю задумчиво, – состояние Нурай в последние годы сделало Эмира вдовцом при живой жене. Так что вряд ли у кого-то повернется язык его осуждать.
– Я тоже считаю, что тебе стоит согласиться на предложение дяди Омера, – тихо говорит Атеш. – Ты просто не представляешь, как круто изменится твоя жизнь, когда ты согласишься.
Растерянно киваю. Все бы ничего, если бы я не понимала, что Атеша попросили меня уговорить. И он справляется пока достаточно посредственно.
Глава 18
Дамир
Я торчу в Стамбуле пятый день, а увидеться с Ясей так и не получилось. Я у нее по прежнему в черном списке. И если поначалу была стопроцентная уверенность, что это ошибка, то сейчас появляется нехорошее предчувствие, что все не так просто.
Конечно, первым делом я поехал в дом к Эмиру Денизу. Но только успел свернуть на нужную улицу, как мне тут же преградили путь два здоровых и крепких бодигарда.
– Остановитесь, бей. Господа Денизы не принимают, – с каменным видом заявил первый.
– А я не к Денизам. Меня зовут Дамир Батманов, мы знакомы с Эмир-беем. Мне нужна его гостья, Ясмин, она у меня работает, – попытался объяснить. Но кто-то когда-нибудь пытался объясняться с бетонными трехметровыми заборами?
Результат тот же.
– В семье горе, господин Батманов, – монотонно проговорил второй. – У нас в такое время не принято никого беспокоить.
Вот так. Сразу дал понять, что я из «понаехавших», которые лезут со своими правилами в чужой монастырь. И безусловно доля истины здесь есть. В Турции очень серьезно и ответственно относятся ко всему, что касается семьи, включая самый широкий круг родственников. Особенно к свадьбам и похоронам.
Еще оба эти бетонных забора дали мне ясно понять, что если я продолжу вламываться в известный и уважаемый в Стамбуле дом, то никто не постесняется вызвать полицию. И в том, что полицейские будут на стороне охраны, я нисколько не сомневаюсь. Причем самого Эмир-бея в известность ставить и не подумают, поэтому пришлось поменять тактику.
Я позвонил Каану. Он с сыновьями Дениза в дружеских отношениях, и я попросил, чтобы он помог мне встретиться с Ясей. Но и здесь встретил прямой и неприкрытый отпор.
– Ты в своем уме, Дамир-бей? – Каан не скрывал возмущения. – У людей горе, в такие дни их нельзя тревожить и беспокоить. Это могут делать только бессовестные и неблагодарные. Ты хочешь, чтобы меня тоже таким считали?
– Я понимаю, друг, – изобразил я покорность и понимание, – но и ты меня пойми. У меня безвыходное положение. После похорон прошло уже десять дней, Нурай не родственница Ясмины. Что плохого, если она мне просто позвонит или мы ненадолго встретимся и поговорим? У Ясмины еще две недели отпуска, а я уже тут торчу почти неделю. Если я еще задержусь, моему бизнесу придет конец. Тебе ли не знать, сколько внимания требует фабрика? Она уже горела, кто знает, что там сейчас происходит в мое отсутствие? И как я могу в такой ситуации думать о расширении бизнеса и покупке отеля?
Я, конечно, солгал без зазрения совести, причем не один раз. Во-первых, я не собираюсь покупать никакой отель.
Во-вторых, фабрика под полным моим контролем – видеокамеры в онлайн режиме никто не отменял. Равно как и дистанционные планерки и заседания. Благо, современные технологии позволяют даже создать мою проекцию на совещаниях, сидящую в директорском кресле во главе стола. Если конечно это кому-то понадобится. Пока что обходимся большим монитором на стене моего кабинета и конференц-зала.
И в-третьих, я не собираюсь ни о чем разговаривать с Яськой. Хотя нет, здесь я как раз не соврал. Встреча наша будет недолгой, зато содержательной. А потом я просто увезу ее вместе с маленьким тюльпанчиком Лале в Измир, в свой дом.
Ладно, можно пока к тете Фирузе. Если мне нужно проделать все то, что должен проделать мужчина, который ухаживает за девушкой, я готов. Лишь бы только на моих глазах. Потому что с тетей Фирузе я уже все порешал.
Она сдала мне отдельный флигель, который стоит на заднем дворе ее дома. Я подозревал в доброй старушке акулью деловую хватку, и она не подвела. Взяла оплату на полгода вперед, и со дня на день я туда завожу строительную бригаду.
Хоть тетя Фирузе и утверждает, что там есть все, пригодное для жизни, но до меня там никто не жил, кроме ее котов. А стандарты уровня жизни, к которым привык Дамир Батманов, скажем так сильно отличаются от стандартов, к которым привыкли коты тети Фирузе.
При мысли о Лале каждый раз странно щемит в груди. Ладно Яся, у меня от одного ее имени в голове сплошной туман как у голодающего при виде свежевыпеченной булочки. А тут ребенок, даже не мой. А меня так торкает…
И снова все летит по кругу. Если бы я знал, что все так обернется, если бы дал волю чувствам. Сделал наш брак настоящим, не отпустил от себя Ясю. Не подпускал к ней Жанну. Пусть даже ребенок, которого потеряла Осадчая, был жив. И даже пусть он был бы моим.
Я знаю, что справился бы. Главное, что Лале точно была бы моим тюльпанчиком, оба мои цветочка были со мной. А теперь мой цветник унесли в чужой сад, и я даже не могу на них посмотреть из-за забора. Бетонного и непробиваемого.
Звонок на телефон отвлекает от тяжелых мыслей. Каан.
Может не брать? Он хороший парень, но сейчас не до него. Снова начнет стонать, как ему надоел отель и какой шикарный ресторан он себе присмотрел.
Но Каан не перестает трезвонить, и совесть берет верх. Может что-то случилось?
И оказываюсь прав.
– Дамир-бей, друг, есть новости про девушку. С тобой тут кое-кто хочет встретиться.
– Кто? Кто-то из Денизов?
– Нет, брат, не Денизы. Господин Омер Озден.
Морщу лоб, силясь вспомнить обладателя этого имени, но на ум ничего не приходит.
– Это что за господин такой? Зачем ему со мной встречаться? И какое отношение он имеет к Ясе?
– Не шути, брат, все очень серьезно.
Напряженный тон Каана заставляет и меня напрячься. Выпрямляюсь в кресле и шокировано застываю, когда слышу:
– Омер-бей отец твоей Ясемин.
***
Каан организовал нам с Озденом встречу в ресторане, и я не выдержал, пришел раньше. Не могу поверить, мне все время кажется, что это розыгрыш.
Яся ничего не рассказывала мне об отце. Если честно, я особо не интересовался. Спросил один раз, она сказала, что в графе «отец» стоит прочерк, сама она отца не помнит и особо по нему не страдает.
А теперь внезапно выясняется, что он не просто у нее есть – Омер Озден владелец отеля, в котором отдыхали Ясмин и Лале. Моя Яся турчанка, пусть и наполовину. И малышка Лале тоже.
В голове не укладывается. Может, Каан что-то напутал?
Это вполне в его духе. Потом окажется, что господин Омер предложил Ясе работу, она согласилась, остальное Каан досочинял.
Но во-первых, Яся работает у меня. Мы с ней переподписали трудовой договор, а она не из тех, кто нарушает договоренности.
Во-вторых, Ясмин обожает то, чем занимается. Она придумывает легкие летящие силуэты, она может часами разглядывать образцы тканей и интуитивно находить то, из чего получится очередной шедевр.
На черта ей отель, в работе которого она ничего не смыслит?
Так что в ресторан прихожу с уже заведомым настроем – объяснить господину Оздену, что переманивать чужих работников нехорошо.
Занимаю столик у окна, заказываю кофе и готовлю разгромную речь. К столику в сопровождении хостес подходит немолодой мужчина, я поднимаю голову и следом непроизвольно вырывается изумленный возглас.
Черт возьми, даже если бы Каан не сказал, при виде этого мужчины я бы сам заподозрил, что между ним и Ясей стопроцентная родственная связь. Эти глаза не спутать ни с чем.
Если у меня и оставались какие-то сомнения, появление Омера развеяло их в воздухе как дым.
– Я пришел поговорить о своей дочери, – без долгих прелюдий начинает Омер. Я молчу, даю ему возможность продолжать в том же духе. – Я начинаю процедуру установления отцовства Ясмины.
– Зачем это вам? – спрашиваю удивленно. – Яся уже взрослая, у нее своя дочка есть.
– Я виноват перед ней, – отвечает Озден без лишнего пафоса. – Мать Ясемин была очень красивой девушкой, я влюбился, потерял голову. Моя семья была против того, чтобы я на ней женился, и я не стал идти семье наперекор. Но и отказаться от любимой женщины не мог, уехал за ней. Поначалу все было хорошо, у нас родилась Ясемин, это была настоящая идиллия. Я устроился на работу, которая была далека от моей специальности отельера. У вас в стране нет отелей такого масштаба, как в Турции, и я все чаще стал чувствовать себя рыбой, выброшенной на берег. Зарабатывать так, как я зарабатывал на родине, у меня не получалось. Я начал срываться на Мариам, стал чаще задумываться над тем, чтобы вернуться. И когда позвонил отец и потребовал, чтобы я женился на Афре, я с готовностью ухватился за эту возможность. Как будто бы я пошел навстречу семье и согласился на договорной брак, но на деле я просто нашел повод сбежать от Мариам. К тому времени чувства прошли, меня ничего не держало кроме дочки. Но Мариам в отместку сделала все, чтобы нас с ней разлучить. И то, что я встретил их в своем отеле, настоящее чудо.
– Но как вы узнали Ясю? – спрашиваю, пораженный этой историей. – Разве она не изменилась за это время?
– Я бы ее не узнал, – качает головой Омер. – Я узнал свою внучку. Они с маленькой Ясемин одно лицо.
Мы молчим, и когда молчание затягивается, приходится вывозить мне.
– Все это, конечно, интересно и удивительно, – говорю задумавшемуся Омеру, – но скажите, господин Озден, зачем вам нужно было со мной встречаться?
Тот направляет на меня взгляд, в котором явно сквозит искреннее недоумение.
– Вы правда не поняли, Дамир-бей, или вы притворяетесь?
– Правда, – развожу руками.
– Дело в том, что я начал процесс признания отцовства, в результате которого Ясемин получит гражданство Турции. Я не буду хвастаться, но перед ней откроются совсем другие возможности. Дочь Омера Оздена сможет начать дело по душе или выбрать хорошую партию.
– Что тогда вы от меня хотите? – спрашиваю, отгоняя плохие предчувствия.
Омер кладет на стол широкие как лопаты ладони.
– Я знаю, что ты сейчас преследуешь Ясемин. Так вот как отец девушки я запрещаю тебе приближаться к ней. У нее начинается другая жизнь.
– А вы спросили у нее, нужна ли ей эта жизнь?
– А кто откажется от славы и денег?
Мы теперь оба сверлим друг друга пристальными взглядами.
– Оставь в покое мою дочь, – еще раз повторяет просьбу мужчина, – она выходит замуж.
И я впадаю в ступор.
Глава 19
Ясмина
В моем окружении происходит что-то странное. Такое ощущение, что пространство вокруг медленно, но неотвратимо закручивается в огромную воронку, и я нахожусь в самом ее эпицентре.
После нашего разговора с Денизом они уехали вместе – Эмир-бей и отец. Когда я попыталась выяснить у Догана, куда, он что-то пробормотал под нос и слился. Потом и вовсе сбежал, сославшись на неотложные дела.
Атеш честно признался, что не знает.
Недавно я обратила внимание, что меня перестали выпускать из дома одну. То есть без охраны. Я даже один раз специально проверила – взяла сумку и направилась к воротам. За мной сразу побежали двое охранников.
– Куда вы, госпожа Ясемин?
– Хочу прогуляться, – сухо ответила я, – разве нельзя?
– Не надо вам одной никуда выходить, – меня отодвинули с дороги мягко, но настойчиво.
– Это кто такое сказал? – спросила я возмущенно и в ответ услыхала:
– Господин Эмир Дениз.
– Я что, пленница? – с вызовом продолжила напирать я. – Если я буду настаивать, какие у вас на этот случай инструкции?
– Вы можете попросить пойти с вами господина Атеша или Догана, – ответил охранник. Второй кивнул и добавил:
– С ними можно.
Больше всего было жаль Лале. Я пообещала ребенку сходить с ней в торговый центр и в парк, и мы обе так расстроились, что Атеш сжалился над нами. Отвез в торговый центр, при этом за нами сразу увязалась охрана. Парни старались не бросаться в глаза, но всем с первого взгляда было понятно, кто они такие. А мрачный вид улыбчивого и милого Атеша, который коршуном смотрел по сторонам, портил все настроение.
В результате мы пробыли там едва половину запланированного времени. Разве что в парке еще погуляли.
– Атеш, что происходит? – спросила я его прямо. – Почему меня не выпускают из дома одну?
Парень в ответ только усмехнулся, и мне его улыбка показалась совсем невеселой.
– Потому что раньше ты была просто Ясемин, никому не известная девушка, которую привез с собой наш отец и которую он устроил на фабрику к одному из знакомых.
– И что же изменилось?
– Теперь ты Ясемин Озден. Единственная наследница. У Озденов нет других детей и внуков, Ясемин, и ты унаследуешь не только фабрику Омера, а и все что принадлежит его родителям.
– Но мне ничего не надо!
– Тебе может и нет, а вот Озденам да. Их семья не столько богатая, сколько родовитая и известная. Оздены могли бы быть миллионерами, но они много жертвуют на благотворительность. Они имеют вес, с ними считаются. Вы с Лале для них настоящий подарок.
Я слушаю его в полнейшем шоке. Так вот почему моя мама не подошла родителям отца. Оздены местные аристократы. Белая кость, голубая кровь.
– У Омера есть сыновья, – обрываю я Атеша, – они как раз законные Оздены. Вот пускай им все и передают.
Но парень качает головой, закатывает глаза и разводит руками.
– Ох, Ясемин, ты же все знаешь сама. Поверь, Стамбул умеет считать. И у него есть глаза и уши. Керем и Мерт Озден унаследуют имущество Афры и ее семьи, это пусть и негласно, но все понимают. Настоящие наследницы Озденов – ты и Лале.
– Но я еще не дала согласие, чтобы Омер меня признавал, – возразила я, борясь со странным чувством, которое нашептывала мне интуиция.
Ощущения приближающихся перемен, которые не факт что мне понравятся. Желания отмотать назад.
– Боюсь, это уже не имеет значения, милая Ясемин, – задумчиво проговорил Атеш, держа меня за руку и глядя на бегающую по дорожкам парка Лале.
Он на нее не просто смотрел. Он едва заметно указал на нее глазами, и я поняла.
– Им не столько нужна я, сколько Лале, да, Атеш? – проговорила я, стараясь не шевелить губами. Парень чуть заметно кивнул.
– Да, Ясемин. Ты цветок, выросший на чужой земле, а Лале совсем другое дело. Она еще успеет пустить корни, если вовремя пересадить ее в подготовленную и удобренную почву.
У меня голова пошла кругом. Моя дочь – вот главная ценность для Озденов.
Как же я умудрилась так вляпаться?
– Я заберу Лале и уеду, – вырывается у меня. Атеш переводит на меня изучающий взгляд.
– А ты точно этого хочешь, Ясемин? Ты принадлежишь этой земле не меньше чем той, которую считаешь родной. Так же как и твоя дочь. Ты слишком была счастлива у себя дома? Наверняка нет, иначе не приехала бы сюда. Или уехала бы обратно с Лале. Прислушайся к себе. Может, внутри себя ты найдешь намного больше ответов.
– Скорее, утону в океане вопросов, – проворчала я, не показывая, как сильно меня задели слова парня.
Если бы это сказал Доган, я бы отнеслась иначе. Но Атеш. Если он такое сказал, значит, он так думает. Искренне. Ни при каких обстоятельствах Атеш не стал бы лукавить, поэтому все, что мне остается, только вздохнуть и отвернуться.
***
Уже который день из головы не идут слова Атеша. Они не дают мне покоя, я не перестаю о них думать. И когда с Лале гуляю, думаю, и когда спать ложусь, думаю. Просыпаюсь, тоже думаю.
Я уже сто, нет тысячу раз пожалела, что уехала в отпуск. Эта цепочка из последовательно связанных между собой звеньев гложет и мучает. Мои мысли бегают по кругу словно взбесившаяся белка, несущаяся внутри колеса.
И как ни крути, во всем том, что творится в моей жизни, виноват только один человек.
Я пять лет спокойно жила, училась, растила дочку. Устроилась на работу своей мечты, где собиралась воплотить все свои надежды и достичь известности как минимум в пределах Турции. Моя жизнь шла по накатанной колее, в которой не было ни Озденов, ни Батмановых.
Но стоило появиться на горизонте Дамиру, как все понеслось под откос. И не просто появиться. Он влетел как прорвавшийся сквозь атмосферу астероид, попутно разнося в хлам всю мою устоявшуюся жизнь.
Если бы Дамир не купил эту фабрику, сюда не притащилась бы Жанна.
Если бы Жанна не приехала в Измир, я бы не испугалась за Лале.
Если бы я не испугалась, я бы не захотела сбежать в отпуск.
Если бы я не приехала в отель Оздена, он бы меня не узнал.
Ну вы поняли. И так по кругу.
Как только я представляю, что придется встретиться лицом к лицу с людьми, которые в свое время пренебрегли мной и мамой, сразу хочется схватить Лале и бежать. Куда глаза глядят.
Я не обращалась с подобными просьбами к Атешу, но уверена, он бы помог.
Только следом догоняют его же слова.
«Ты принадлежишь этой земле не меньше, чем той, которую считаешь родной».
Так и есть, ни разу с тех пор, как я сюда приехала, я не чувствовала себя чужой. Мне здесь тепло, и не только потому, что эту страну омывает четыре моря. Хотя разве этого мало?
Только сейчас приходит осознание. Да, поначалу было непривычно – другая страна, другой уклад, другие правила. Но я слишком быстро привыкла, даже чересчур.
Так может это потому что я дома?
А затем рикошетом отскакивает в подкорке то, что не дает покоя все эти дни. И я спрашиваю сама себя словами все того же Атеша:
«Ты слишком была счастлива у себя дома?»
И сама себе отвечаю.
Нет. Не была. Для мамы, которую я боготворила, я оказалась лишь способом удержать любимого мужчину. Сначала удержать, потом пользоваться. Я с детства привыкла слышать, как дорого ей обхожусь и как у нас мало денег. Поэтому и пошла работать с первого курса университета.
Как дочь я была ей не нужна. Чему удивляться, что и женой я оказалась такой же ненужной?
Счастливой я стала здесь, особенно когда родилась Лале. Но при этом та маленькая девочка внутри меня все еще страдает от того, что ей нигде не нашлось места. И что она по-прежнему одинока.
Я всегда завидовала одноклассникам, у которых были большие семьи. Толпы дядек и теток вместе с двоюродными и троюродными братьями и сестрами. Мы с мамой всегда были вдвоем, и теперь у меня есть все шансы повторить весь этот сценарий с Лале.
Хоть на улице тепло, меня передергивает.
Нет, я не хочу такого своей дочке. Здесь, в доме Эмир-бея, с ней обращаются без преувеличения как с высокородной принцессой. Все, начиная с хозяина дома и заканчивая прислугой.
И теперь мне предлагают семью. Большую. В Турции обычно они большие. Все как я мечтала – и братья, и сестры, и дядюшки с тетушками. И у меня столько соблазна согласиться. И ни одного аргумента, чтобы отказать.
Возвращаются Эмир Дениз с Омером. Оба явно довольные и веселые.
Ломаю голову, как бы так ненавязчиво расспросить Омера, куда они летали. Но ломать ничего не приходится, он подходит сам.
– Ясемин, дочка, – несмело протягивает руку, чтобы обнять. Но я делаю вид, что не замечаю, и он опускает ее обратно, – у меня новости. Пойдем, поговорим?
Мы идем в ту самую беседку с видом на Босфор.
– Ты знаешь, где мы были? – спрашивает Омер без лишних слов. Встряхиваю головой, показывая, что нет. Не знаю.
Он берет паузу, но не длинную, достаточную для того, чтобы озвученное произвело нужный эффект:
– Мы с Эмиром летали к моим сыновьям в Америку, чтобы сделать тест-ДНК, – отец сдерживается, но глаза выдают торжество и ликование. – Афра соврала, это не его дети.
– Соврала? – недоумеваю я. – Но зачем? Зачем она оболгала Эмир-бея?
– Эмир сказал правду, но не всю. Он благородный человек, не стал наговаривать на сестру. Но мы встретились с ее подругой, и она рассказала нам, что Афра была безумно влюблена в Дениза. Она считала, что троюродное родство небольшое препятствие, раньше между собой женились и двоюродные. Эмир же относился к Афре как к сестре. Вот она и решила ему отомстить. Оговорить. Пошла с подругой в ночной клуб, познакомилась с парнем. Она даже имени его не знает. Так что ни у Мерта, ни у Керема нет другого отца, кроме меня.
На миг мелькает слабая надежда, что сейчас он скажет: «Теперь вы мне не нужны, можешь забирать дочь и идти на все четыре стороны». Но вместо этого слышу совсем другое.
– А у меня нет и больше никогда не будет других детей, кроме тебя, Ясемин.
И мне от отчаяния хочется плакать.
