Текст книги "Солнце над рекой Сангань"

Автор книги: Дин Лин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– А, это ты, Го Цюань! Разве ты уже продал свои фрукты? – задержался у его телеги Ян Лян, рукавом отирая пот с лица и оглядываясь по сторонам, словно разыскивая кого-то.

– Нет, но мой сад невелик, поспею и через несколько дней, – ответил Го Цюань и, нагнувшись, принял новую корзину с фруктами.

– Ну как, посоветовался с племянником? – спросил Ян Лян, вспомнив свой разговор со стариком.

– О чем? – уставился на него старик, но тут же понял и рассмеялся. – Ты все о своем! Да он сейчас очень занят. Вот видишь, молодым кажется, что я состарился и с делом не справлюсь. He беда! Сделаю меньше. Каждый сделает, сколько может.

К ним подошла стройная молодая женщина и, осторожно снимая с плеча большую тяжелую корзину, звонко крикнула:

– Принимай скорее, дядя Го!

Женщина сияла от радости, разлетающиеся тонкие брови чернели ка ее загорелом лице, волосы были уложены в высокую прическу. На ней была мужская белая безрукавка, и когда она протягивала длинные руки, на запястьях звенели браслеты из поддельного жемчуга.

– Словно на самолете поспеваешь, – рассмеялся молодой парень, подойдя к ней. – Недаром – передовая женщина! В овечьем загоне да ослиное дерьмо!

Но женщина не смутилась. Она оглянулась и бросила через плечо:

– Мать родила тебя, а язык как следует не подвесила.

– Вот это верно! Язык у меня неповоротливый. Хоть бы ты меня выучила петь «Восток алеет, солнце встает», – сказал он, исподтишка подмигивая ей. Все засмеялись, и кто-то даже сказал – Пусть она споет!

– Помалкивал бы! Сам-то ты кто? Если ты такой прыткий, говорил бы на собрании. Смотри, как бы твоя душа не досталась богу разврата! – и женщина отошла легкой и быстрой походкой.

– Кто это? Как хороша! – обратился Ян Лян к Го Цюаню. – Где-то я сидел ее, но имени не вспомню.

Го Цюань прищурился и засмеялся:

– Это жена пастуха, Чжоу Юэ-ин, она на всю округу славится своим дерзким языком, вся в колючках, не боится ни бога, ни чорта. И на собраниях заливается громче мужчин. Заместительница Дун Гуй-хуа. Сегодня весь их Женский союз здесь.

– Взвалит на себя корзину, согнется в три погибели и думает, что герой не хуже мужчины! – проворчал парень.

– Не хуже мужчины? Чорта с два! Для этого еще кое-чего не хватает, – засмеялся кто-то в толпе.

Все расхохотались.

Вскоре плоды были уложены на двуколки и возы крепко перевязаны. Хоу Цин-хуай весело гикнул, Ли Чжи-сян взмахнул длинным кнутом – и три воза, один за другим, медленно тронулись в путь. За ними потянулись навьюченные мулы и ослы в сопровождении погонщиков. Из сада высыпал народ и, выстроившись по краям дороги, вдоль ограды, провожал глазами длинный шумный поезд. Никто не торопился обратно на работу, все толпились в воротах и, указывая пальцами на удалявшиеся возы, обменивались радостными возгласами. Это новое зрелище было более праздничным, чем шествие с драконом и фонарями на Новый год, более веселым, чем встреча новобрачной. Прислонившись к стене, поглаживая длинные усы, Го Цюань проводил глазами удалявшийся обоз и лишь тогда шепотом спросил стоявшего рядом Ян Ляна:

– И все это для нас, бедняков?

Вэнь Цай тоже пришел в сад, но с иным чувством, чем приходил раньше. Прежде этот тенистый плодовый лес представлялся ему превосходным местом для размышлений ученого или для исцеления больных. Он наслаждался видом плодов в зеленой листве, прислушивался к шелесту ветра в верхушках деревьев и веселому щебетанью птиц.

Но сегодня его привлекли сюда радость и веселье крестьян. Обычно они казались ему неповоротливыми, тупыми, бездушными, а здесь они держали себя легко, свободно, перебрасывались шутками. Они работали быстро, но без суеты, осторожно, но уверенно. Все окликали Вэнь Цая, приветствовали, но у него как-то не нашлось для них шутки, ласкового слова. Он видел, как обходил всех Жэнь Тянь-хуа, отвечавший за сбор плодов, за всеми присматривал, считал, проверял, что-то записывал. Все искали Жэня, обращались к нему за советом и, получив указание, видимо, довольные отходили от него. Но он, как всегда, держался скромно и непринужденно, не напуская на себя важности.

Ху Ли-гун, словно угадав мысли Вэнь Цая, сказал ему:

– А ведь мы, пожалуй, не сумели бы справиться с этим делом так, как Жэнь.

Вэнь Цай, конечно, мог утешать себя тем, что сбор и продажа плодов – дело чисто хозяйственное. Это не политика! Жэнь, в конце концов, простой крестьянин. И все же Вэнь Цай должен был признать, что крестьяне отлично работают, умеют организовать свой труд; пришлось сознаться и в том, что сам он далек от крестьян. Но он не дал себе труда задуматься, объясняется ли это его превосходством над ними или же просто оторванностью от масс.

Вэнь Цай и Ху Ли-гун пробыли в саду недолго и вернулись в кооператив, чтобы провести беседу с арендаторами.

Весь день в саду было все так же шумно и весело, а когда солнце стало клониться к западу, прибрели, опираясь на палки, даже старухи. Небывалое, неслыханное дело! Бедняки отобрали сады у богачей, сняли плоды и увезли в город на продажу! Люди все прибывали. Даже самые робкие, заглянув сюда лишь из любопытства, увлеченные зрелищем общего труда, также принимались за работу. Кто, захваченный стремительным потоком, станет бояться пены? Каждый готов был внести свою лепту, не хотел оказаться в хвосте. Всех бедняков в деревне охватило воодушевление. Чжао Дэ-лу, Чжан Юй-минь и другие активисты сияли от радости: им удалось настоять на своем, авторитет их возрос, вся деревня одобрила их решение! Это служило хорошим предзнаменованием. Теперь они твердо верили, что справятся с земельной реформой. Никто из них уже не ждал в будущем каких-либо серьезных препятствий.

ГЛАВА XXXVIII
Первая победа

На другое утро Го Фу-гуй, позавтракав, отправился к старому Ханю, во дворе которого должны были собраться арендаторы Цзян Ши-жуна. Они как будто все поняли, что накануне говорил Вэнь Цай, решили все вместе отправиться к помещику и потребовать у него документы на владение землей. Между тем из девяти арендаторов на сборный пункт пришло только трое. Прождав с полчаса, они пошли по домам звать остальных.

Го Фу-гуй арендовал у Цзян Ши-жуна десять му неорошаемой земли и платил ему четыре даня зерна в год. Из-за этой непосильной арендной платы у него с помещиком часто подымались споры. В лучшие годы земля едва приносила четыре с половиной-пять даней. Если бы Го Фугуй не ходил на поденщину, у него не хватило бы даже на воду. Сколько раз собирался он отказаться от этой земли! Но найти другой участок было нелегко. Иной помещик, глядя на крепкое сложение Го Фу-гуя, и рад бы взять его в арендаторы, но у Го Фу-гуя не было денег на залог за землю, и дело срывалось. Он надеялся, что по реформе арендуемый участок отойдет в его собственность, что у него, наконец, будет своя земля под ногами – она прокормит его. Если в первое время немного потерпеть, затянуть потуже пояс – ведь он молод и силен, – года через два он добавит к своему участку еще один-два му. Тогда уж не будет заботы о завтрашнем дне. Работы он не боялся, всем сердцем тянулся к земле и готов был отдать ей все свои силы.

Го Фу-гуй первым бросился на поиски остальных арендаторов, так не терпелось ему получить от помещика документ на землю – документ, которого он и в глаза не видал и от которого зависела вся его жизнь.

Понемногу арендаторы собрались. Почти все они были молоды, а Ван Синь-тяню едва исполнилось семнадцать лет. Три старика, хотя и не выказывали страха, вели себя сдержаннее других.

После беседы с Вэнь Цаем они были готовы идти к помещику, но выражали опасения, что он не отдаст им документов. Цзян – человек ловкий, умеет и поговорить и делишки свои обделывать. Недаром и при японцах в старостах держался.

Чжан Юй-минь, боясь, что арендаторы не справятся с этой хитрой лисой, тоже напомнил, что Цзян Ши-жун заставил шаманку Бо пустить слух о том, что в Пекине объявился дракон-император; подсылал свою жену с подарками к жене Чжао Дэ-лу.

Вэнь Цай пристально вглядывался в лица арендаторов.

– Вы все еще боитесь бывшего старосты? – допытывался он.

– С тобой мы ничего не боимся, – хором ответили ему.

Председатель Крестьянского союза Чэн Жэнь в назидание арендаторам рассказал историю Хоу Чжун-цюаня.

В прошлом году, когда порешили рассчитаться с помещиком Хоу Дянь-куем и стали делить его землю, деревенские власти заставили пойти к помещику и бедняка Хоу Чжун-цюаня, хотя тот приходился помещику родней. Уклониться было невозможно – и Хоу Чжун-цюань поплелся туда один.

Помещик, лежавший на кане, окликнул его:

– Кто там?

– Это я, дядя! – отозвался Хоу Чжун-цюань.

– А, ты! Что тебе надобно?

– Да так просто, повидаться пришел, – и тут же, взяв метлу, он принялся подметать двор.

– У тебя, видно, еще совесть осталась, а я думал, что и ты пришел счет предъявлять. Счеты сводить будем на том свете, у властителя ада Яня. Там видно будет, что кому причитается. Ты вот должен мне десять тысяч. Но мы одна семья – как-нибудь сочтемся, не первый десяток лет знаем друг друга.

– Да что там… Да чего там… – тянул Хоу Чжун-цюань, – какие там счеты…

Так ни с чем и ушел он от дяди.

На улице к нему кинулись с расспросами:

– Ну как, покончил с помещиком?

– Покончил… Еще десять тысяч за мной осталось…

И когда Крестьянский союз выделил Хоу Чжун-цюаню полтора му, он тайком вернул эту землю помещику.

Закончив рассказ, Чэн Жэнь обвел всех взглядом и сказал:

– Хоу Чжун-цюаня не исправит и могила. Но вы, надо думать, не окажетесь такими дураками.

– Нет, мы не такие трусы, – рассмеялись ему в ответ. – Посмешищем не станем!

Несмотря на явную готовность арендаторов идти к помещику, Вэнь Цай тревожился за них и, чтобы придать им мужества, вдруг напустился на них, разыгрывая помещика:

– Эй, вы, зачем пришли?

Го Фу-гуй сразу понял игру.

– Мы пришли рассчитаться с тобой.

– Рассчитаться? Отлично! Ха-ха! А ну, вспомни, как брал ты у меня землю в аренду? Десять му неорошаемой! Ты ли выпрашивал ее у меня? Или, может быть, я заставил тебя силой? Мы с тобой как будто точно обо всем договорились, а потом еще прописали все черным по белому: каждый год ты платишь мне четыре даня зерна. Сколько же зерна задолжал ты мне за аренду? А теперь хочешь рассчитаться? Ну что ж, верни мне долг, а там видно будет. Не желаешь больше работать – так и быть, распрощаемся. Не найду я, что ли, охотника на свою землю! Земля-то, в конце концов, твоя или моя?

– А земля, по-твоему, сама родит хлеб? – вмешался Ван Синь-тянь.

– А когда ты был старостой, ты забрал себе материю, которая нам полагалась, помнишь ты это, Цзян Ши-жун? – подхватил Го Фу-гуй. – Кто этого не знает! А когда я чинил у тебя крышу, как ты со мной расплатился? Уговор был по одному шэну пшена в день. А ты что заплатил? За месяц с лишним – десять шэн. Припомни, так это было?

– Было, ну и что же? – все еще играя помещика, ответил Вэнь Цай. – Разве материя не пошла на палатку для бога земли, когда ставили спектакль в его честь? На чорта она мне нужна, эта ткань! И когда ты чинил у меня крышу, я тебя не обидел. Разве то, что ты съел за месяц, в счет не идет? Еще до ухода японских дьяволов, в позапрошлом году, вы уже приставали ко мне… Я отдал вам все, что с меня требовали. До каких же пор вы будете издеваться над человеком? И я ведь кое-что сделал для Восьмой армии.

Последние слова вызвали общую ярость. Все зашумели.

– Вот как! Это мы над тобой издевались? Сколько было у тебя земли, столько и осталось. Без наших трудов ты не оброс бы жиром. Не отдашь нам документов на землю – не видать тебе завтрашнего дня…

Так кричали они, перебивая друг друга, пока вдруг не заметили, что Вэнь Цай и все активисты смеются, и не расхохотались сами.

– Здорово ты сыграл помещика, – сказал один из арендаторов. – Точь-в-точь Цзян Ши-жун! А ведь с такой тварью трудно бороться.

– А что вы сделаете, – спросил Вэнь Цай, – если жена Цзяна выбежит к вам с плачем, как жена помещика Ли?

– Кто станет обращать внимание на эту Рваную Туфлю, – послышалось в ответ. А Го Фу-гуй рассказал еще один случай из своей жизни.

– В тот год, когда Рваная Туфля только пришла к помещику, она позвала меня в дом ворочать жернова. Я не посмел отказаться. Смолол пшеницу, а она еще проса прибавила. Уже стемнело, когда я все убрал, отвел в конюшню осла, подсыпал ему корма и собрался домой. Только тогда эта дрянь предложила мне чашку рису. Но не успел я и присесть, как явился хозяин. Еще в дверях он обрушился на меня:

– Зачем ты ходишь сюда, когда меня дома нет? Хозяйка моя приглянулась? Смотри у меня, как бы тебя на каторжные работы не послали! – А женщина слушала и молчала, будто не она меня на работу поставила. И что я ни говорил в свою защиту, он не верил. Я откупился от него только тем, что привез ему два раза уголь из Нижних Садов. Вот бы с кем посчитаться! Избил бы ее, сколько бы ни плакала! Уж поверьте моему слову!

Вэнь Цай задавал арендаторам вопросы до тех пор, пока не убедился, что они отлично все поняли. Он хотел было дать им еще несколько советов, но у них не хватило терпения слушать его.

– Все ясно! Пошли!

– Не беспокойтесь, товарищи, мы победим! – крикнул Ван Синь-тянь.

Они вышли на улицу, сопровождаемые последними напутствиями.

Чэн Жэнь и еще кое-кто пошли следом, понаблюдать за их встречей с помещиком и поскорее узнать, чем кончится дело.

Девять арендаторов вихрем ворвались в ворота дома Цзян Ши-жуна. Во дворе им никто не встретился. Из дома доносился грохот передвигаемых вещей. Го Фу-гуй первым ринулся в комнаты.

При виде бедняков-арендаторов помещик сразу понял, зачем они пришли, но не проявил страха и, не смущаясь, заговорил:

– Вы от Крестьянского союза? Ну что ж, пожалуйте. Ведь и я за Восьмую армию. Разве я не понимаю? А вот вам не мешало бы получше во всем разобраться, не попасться на удочку. Смотрите, и Ван Синь-тянь тут! И ты заодно с ними?

Все хранили молчание.

– Мы разобрались во всем, Цзян Ши-жун, – заговорил первым Го Фу-гуй. – Мы пришли рассчитаться с тобой за много лет, за все годы.

– Какие там счеты? – резко перебил Цзян Ши-жун, следя за выражением лиц пришедших. Но услышав во дворе еще голоса, переменил тон.

– Не знаю я, что ли, что проводят земельную реформу? Дело это хорошее, справедливое. У меня земли, конечно, больше, чем у других. Самому мне ее обработать не под силу. Вот и решил я пожертвовать свою землю. Будем вместе обрабатывать ее, вместе собирать рис, вместе есть его.

Услышав, что помещик собирается пожертвовать землю, Ван Синь-тянь, захлебываясь от радости, закричал:

– А документы?

– Все уже давно приготовлено. – Цзян Ши-жун поспешно открыл ящик и вынул оттуда пакет. – Я как раз собирался отнести их в Крестьянский союз. Вы пришли очень кстати. Вот тут купчие на пятьдесят три му и три фына. Земля неплохая. Вы молоды, работать умеете, и лишняя земля не будет вам в тягость. Тут и твои пять му, Ван Синь-тянь. Отдай все Крестьянскому союзу. А мало будет, передай от моего имени: Цзян Ши-жун не откажется и добавить. Как никак я староста – должен показывать пример.

– Ты что? Дурачком прикидываешься? – набросился было на помещика Го Фу-гуй.

Но не успел он договорить, как Сан Синь-тянь выхватил из рук Цзяна пакет с документами и бросился бежать, а за ним и все остальные. Стоявшие во дворе, в воротах, завидев бегущего Ван Синь-тяня, тоже кинулись к выходу, хотя и не знали, в чем дело.

Слышались тревожные голоса:

– Что случилось?

Но все продолжали бежать, натыкаясь друг на друга. Тогда Чэн Жэнь забежал вперед и крикнул:

– Что вы делаете? Что случилось?

Все остановились. Ван Синь-тянь, не помня себя от радости, высоко подняв руку, показал документы. Словно петух после драки, он не мог произнести ни звука.

– Все в порядке, документы у нас в руках, – объяснил стоявший подле него арендатор. – Помещик их отдал при первых же наших словах. – В его голосе слышались и страх и радость.

Вэнь Цай, Ян Лян и другие члены бригады, думая, что арендаторы ничего не добились, стали расспрашивать, как было дело. Ван Синь-тянь крепко прижимал пакет к груди.

– Так вы помещику ничего и не выложили? – сказал с упреком Вэнь Цай. – А документы на остальную землю?

Арендаторы смотрели на него растерянно, чувствуя, что не все ладно, что сделали они не так, как договаривались.

– Мы должны предъявить ему счет. Нам не нужны его пожертвования. Земля и без того наша. О каком пожертвовании смеет он говорить? Мы требуем не его землю, а свою собственную. А вы не рассчитались, схватили документы – и бежать! Это не дело. Люди могут сказать, что мы действуем неправильно. Верно я говорю? – сказал Ян Лян.

– А ведь в самом деле, – согласились арендаторы, – мы пришли со своим счетом, а он предупредил нас, замазал нам рот.

– Все этот Ван Синь-тянь натворил. Мальчишка! Он побежал – и мы за ним. Пошли обратно!

– А Го Фу-гуй? Где же он? Домой пошел? – спохватился кто-то. – Нет, видно, остался там, у Цзяна. – Никто не помнил, вышел ли он вместе со всеми.

– Идем!

И они еще решительнее двинулись к дому помещика.

Когда Го Фу-гуй увидел, что все бросились бежать за Ван Синь-тянем, он испуганно крикнул:

– А наш счет? Куда же вы бежите?

Но никто не слушал его. Из внутренней комнаты выбежала жена помещика, Рваная Туфля, и, окинув злобным взглядом Го Фу-гуя, обрушилась на мужа:

– Да ведь это шайка разбойников! Вырвали документы и бежать!

– Кого это ты ругаешь? Это мы-то шайка разбойников? – остановился Го Фу-гуй, собравшийся было уйти.

Растрепанная, с мертвенно бледным маленьким лицом и лиловой бородавкой между бровей, с короткой верхней губой над неровными зубами, среди которых резко выделялись две золотые коронки, она, не отвечая Го Фу-гую, обошла его, сторонясь, словно кучи помета, и закричала, брызгая слюной:

– Все отдал им! Падаль ты этакая! Разве ты свою землю не купил? Разве ты ее отнял у кого-нибудь? Не умеешь с людьми разговаривать! Все общее, все общее!.. Вот и останешься без всего! Еще и общих жен заведут! Да, общих жен – и проснешься на утро рогоносцем!

– Заткни свою вонючую глотку! – выругался Цзян Ши-жун. Он знал, что жену не унять взглядом, когда она разойдется.

– А тебе чего нужно? – резко обратился он к Го Фугую. – Твои десять му я уже пожертвовал. Чего же ты не уходишь?

– Мы еще не рассчитались с тобой!

Го Фу-гуй твердо помнил, о чем договаривались арендаторы. Но сейчас, когда он остался один на один с помещиком, да еще в присутствии этой сварливой бабы, язык у него словно прилип к гортани.

«Стукнуть бы ее хорошенько!» – думал он, но рука не подымалась. А уйти – означало сдаться, показать свою слабость. Он не боялся Цзян Ши-жуна, а все же ему было очень не по себе.

Но тут вернулись арендаторы. У него словно гора с плеч свалилась, и он радостно закричал:

– Ван Синь-тянь!

Но тот, как бы не замечая его, прошел мимо, швырнул документы на стол и громко заявил:

– Мы не нуждаемся в твоих пожертвованиях. Мы требуем обратно свое собственное! – и посмотрел на Го Фугуя, как бы говоря: теперь все в наших руках!

Го Фу-гуй выпрямился.

– Слушай, ты, Цзян, – начал он сурово. – Не будем вспоминать далекое прошлое. Начнем с того времени, как пришли японцы. Когда в нашем районе появились партизаны, арендная плата была снижена, а мы продолжали платить тебе, сколько твоей душе было угодно. И за каждый дань переплачивали вдвое. А еще повинности, да в хозяйстве у тебя работали. За десять лет процент на процент, как ты говоришь, сколько ты нам задолжал? А заработная плата? Ты вечно командовал: сделай то, сделай другое. Прикинь и за это!

– Что же, Цзян, мы на тебя даром работали эти годы? – поддержали оратора из задних рядов.

Тем временем во двор помещика сбежались другие крестьяне: в деревне стало известно, что Цзяну предъявляют счет. Они заглядывали в окна и, видя, что Цзян упирается, кричали, чтобы подбодрить арендаторов:

– Ах, сукин сын, когда ты был старостой, ты обирал нас, как хотел; использовал наши руки, как хотел; посылал нас на каторжные работы в Таншань и Техуншань. Сколько там погибло наших? За них ты заплатишь своей жизнью!

Поддержка односельчан придала арендаторам смелости, и даже старики, словно вторя монаху, читающему сутру[43]43
  Буддийские священные книги. – Прим. перев.


[Закрыть], присоединились к общему хору.

Один из них набросился на Цзяна:

– А помнишь, в позапрошлом году, под Новый год, ты пришел ко мне с полицейским и унес все горшки, потому что я задолжал тебе за аренду? Разве я преступник? В Новый год у нас даже жидкой каши не в чем было сварить. И стар и мал – все глаза выплакали.

Со двора неслись угрозы:

– Забить его до смерти! Мерзавец! Расстрелять!

Рваная Туфля со страху убежала в другую комнату.

Несмотря на всю свою злобу, Цзян Ши-жун не посмел дать отпор. В уме замелькали мысли:

«Ну и негодяи! Видно, пришел мне конец. А может быть, как говорится, «лихой молодец из беды вывернется?» – Но он уже не смел надеяться: «Мало ли было примеров? Что сделали с Чэнь У?»

Он побежал в соседнюю комнату, принес еще один пакет в красной обертке, поклонился арендаторам до земли и, точно на похоронах, стал причитать:

– Добрые отцы и деды! Я, Цзян Ши-жун, прошу прощенья у всех односельчан и у каждого в отдельности. Прошу помиловать меня. Каюсь, я много задолжал вам всем. Теперь мне нечем расплатиться с вами. Только и могу, что вернуть землю. Вот все документы – еще на сто двадцать семь му. Прошу вас, помилуйте меня! Я обещаю впредь подчиняться Крестьянскому союзу. – Он снова низко поклонился арендаторам.

Не зная, что делать дальше, арендаторы взяли документы и собрались уходить.

– Мы все подсчитаем, – сказали они на прощанье, – лишнее вернем, а если не хватит, придется тебе доплатить.

– Идем! – раздался чей-то голос. И продолжая на ходу обсуждать происшедшее и ругать помещика, они с шумом и топотом покинули его дом, – ка этот раз довольные собой.

Цзян Ши-жун вышел во двор, проводил ушедших пустым, тусклым взглядом, посмотрел на обложенное тучами серое небо и тяжело вздохнул. Из комнаты доносился плач Рваной Туфли.