Текст книги "Зарубежный детектив"
Автор книги: Димитр Пеев
Соавторы: Штефан Мурр,Матти Юряна Йоенсуу
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)
Тот же день
После третьего прослушивания ленты Марков немного отошел от возбуждения, лег на спину, закрыл глаза, все еще воспроизводя в памяти только что умолкнувшие голоса.
Да, на этот раз им повезло. Невероятная удача! Чтобы собрать столько полезной информации, засечь четырех агентов одного резидента, обычно нужны месяцы, годы. А здесь – все вот в этой маленькой кассете... Отчего же мысль о везении не радует, как обычно, а гнетет? Чем должны они расплатиться (и он прежде всего) за этот необычайный успех?
Марков не был склонен рассчитывать ни на удачу, ни на случайности. В жизненной практике такое может иногда произойти. Ищешь безуспешно преступника по всей стране – и вдруг видишь его покупающим простоквашу в магазине рядом с твоим домом. Дни и ночи пытаешься найти предателя, регулярно раскрывающего перед Западом тайны внешней торговли, – и вдруг случайно получаешь информацию, что на имя такого-то директора внесены десять тысяч долларов на его личный счет в одном из банков Лихтенштейна. Да, всякое такое может еще произойти, как уже не раз происходило. Но полагаться на случайность, на удачу генерал считал легкомыслием, притом преступным легкомыслием. Однако в данном случае следовало честно признаться перед самим собою, что удача налицо...
Тридцать пять лет своей жизни Марков посвятил борьбе со шпионами и не без основания полагал, что неплохо знает и характеры, и манеры этого сорта людей. А тут возникло нечто такое, что не вписывалось в традиционный шпионский пейзаж – фамилия, под которой шпион выступал. Желание избрать псевдоним вполне понятно, хотя тут и попахивает легкомыслием. Резиденту естественно связываться с разными агентами, имея абсолютно разные фамилии. Да, такова шпионская практика. Почему же Петров ее нарушил, точнее, полунарушил? С Пипевой – Христакиев, с Зарой – Христодоров, с Ерменковым – Христев, с Атанасом – Христофоров. Все фамилии начинались на «христ», и это, разумеется, не случайность, здесь сокрыт глубокий смысл. Но какой? И распространяет ли Петров этот приемчик на других своих агентов, которые наверняка еще выплывут?
Любопытную, мягко говоря, фигуру представляет этот товарищ Петров. За неделю четыре агента. А за месяц сколько можно раскрыть? Притом как они все ему безоговорочно подчиняются, как четко докладывают о вынюханных секретах, как покорно выслушивают новые задания!.. Как удалось ему завербовать в приспешники, холуи всех этих граждан народной республики, среди которых оказался даже член партии? Той партии, которой он, Крыстю Марков, посвятил всю свою жизнь. Партии, за идеалы которой погибли его любимая, его близкие друзья... И какой же силой держал Петров в слепом подчинении своих приспешников? Неужели только шелестом купюр?
Теперь, немного успокоившись, Марков начал размышлять, зачем все-таки принес ему Ковачев эту радиопьесу, столь старательно сочиненную коллегами. Неужто лишь для удовлетворения любопытства своего начальника? Нет ли в этой любезности еще и скрытого смысла? И что это за смысл?.. Только один! Пока ты сладко почиваешь в генеральской палате, Петров действует. Он получает секретную информацию о внешнеторговых сделках, информацию, которая в любой день может уплыть за кордон. Если уже не уплыла! Он дает указание пронюхать все о стратегически важном заводе. Имеют ли они право в данном положении предпочитать свои оперативные интересы, дожидаться, когда всплывут новые агенты, когда могут пострадать интересы всей страны? Имеет ли он право отлеживаться?
Да, каждый день, каждый час приобретал теперь огромное значение. Он, генерал Марков, должен быть на боевом посту и сам все решить. Всю ответственность взять на себя. Он, а не его подчиненные!
Генерал позвал дежурную сестру и попросил принести обмундирование...
22 августа, пятница
На этот раз Петров нарушил свой традиционный маршрут и другим трамваем поехал на бульвар Витоши. Здесь он заглянул в рыбный магазин, кое-что купил, но поехал опять-таки не домой, а в противоположную сторону. Ехал он долго, чуть не до конца маршрута, пока трамвай не оказался на улице Революционеров. Здесь Петров буквально на несколько секунд заскочил в подъезд старого дома, где обитал Васил Заралиев, и тут же вышел из подъезда. За эти считанные секунды он вряд ли успел бы даже убедиться, что Зары нет дома. Ибо Зара тем временем сидел за чашкой кофе в закусочной поблизости и вернулся домой два часа спустя.
Ковачев был убежден, что Петров не только не искал встречи с Зарой, но заведомо знал о его отсутствии. Видимо, он что-то ему оставил в почтовом ящике – скорее всего деньги. Когда на другой день внимательно, хотя и незаметно, осмотрели почтовый ящик, сразу же обратили внимание на замок: он был повышенной секретности, импортный и настолько надежный, что вполне подошел бы и для сейфа.
25 августа, понедельник
Рано утром Атанасов вместе с молодым фоторепортером Станчо Славовым возвращался из Родоп в Софию. В машине сидели две прихваченные по пути длинноволосые девицы в синих джинсах и полупрозрачных кофточках. Узнав о возвращающемся журналисте, генерал вызвал к себе Ковачева, Петева и Консулова.
– Ну вот, ребятки, наш Атанасов переполнен впечатлениями от посещения завода, от курорта Пампорово, где задержался на два дня, и скоро вернется в любимую редакцию, – начал он оживленно. – Кто поручится, что вечером ему не позвонят? Где гарантия, что буквально следующей ночью информация не перескочит через «железный занавес»?
Все молчали. Слишком много оставалось нерешенных вопросов и сомнений. И главный вопрос – сколько еще невыявленных петровских агентов?..
– Мы призваны охранять секреты нашей державы, – как всегда, первым начал Петев. – Это наш высший долг. И потому нельзя больше рисковать. Третьим звонком для нас должен стать телефонный разговор резидента с Атанасовым. После этого надо их всех забирать – и Петрова, и журналиста, и всю эту шатию-братию...
– И таксиста? – спросил Марков.
– И таксиста.
– И Еву?
– Именно так.
– А ее за что?
– За соучастие.
– О, какие мы лютые и кровожадные, – засмеялся Марков. – А я считал вас примером кротости.
– Вы можете шутить, товарищ генерал, но я вполне серьезен.
– А ваше мнение, Ковачев?
– Возможно, я максималист. Но я тоже не оставлял бы эту Еву на свободе. Кто знает, какие номера она еще отколет...
– Постойте, – перебил его Марков. – Я не спрашиваю о деталях. Убеждены ли вы, что пора бросить карты на стол?
– Как сказал бы товарищ Зара, – добавил с дерзинкой Консулов.
– Зара, говорите? – продолжал в задумчивости генерал. – И с Зарой побеседуем за столом, и со всеми прочими негодяями, обожающими внешнюю торговлю. Значит, позаботимся об ордерах на обыск и на арест. Прекрасно, так тому и быть. Чистая работа, никакого риска. Тогда ровно через час прошу еще раз меня посетить.
Ковачев и Петев уже поднялись, когда Консулов нервно заговорил. Голос его трепетал, казалось, он вот-вот расплачется.
– Да вы, товарищи, серьезно или театральный этюд разыгрываете?
– Что случилось, капитан Консулов? – спросил заинтригованный Марков. – У вас возникла сногсшибательная идея?
– Возникла. Задержать одного Петрова. А сеть его не трогать. Неужели мы упустим этот уникальный шанс! Ведь все мы убеждены, что в их системе нет обратной связи. Он – резидент, но с пассивными агентами. Никто из них не знает, когда он позвонит в следующий раз, какие задачи поставит, кто он такой в действительности, где живет, как выглядит. И соответственно, не узнают они и об аресте. Зачем же брать сразу всю компанию!
– А мы продолжим вместо него его дело, – засмеялся Ковачев.
– Но голос, голос-то его как имитировать? – спросил Петев.
– Скрытые, еще не известные агенты, – сказал Марков. – Допустим, что есть у Петрова и такие. Но как мы их раскроем без него? Кто их знает, кроме нет?
– Постойте, постойте, – защищался Консулов. – Есть смысл продолжать с ними игру его голосом хотя бы для дезинформации. Какие могут быть проблемы с имитацией голоса? Снимем фонограмму, сравним с другими, неужели из сотен голосов не найдем подходящего? Да и агенты не так уж и запомнили голос резидента. Много ли он им звонит?.. А если не удастся, что мы теряем? Арестовать их можно всегда, куда они денутся. Но если удастся... Представляете, какие открываются возможности...
– Да, представляю, – сказал Марков. – Но жену все же арестуем. Чтобы не подняла шум. Может, это входит в ее обязанности в их игре.
26 августа, вторник
Петров все же позвонил вечером следующего дня. А возле дома его уже ожидали трое плечистых мужчин, среди которых был и майор Петев. Вскоре прибыл и Ковачев с целой группой экспертов и оперативников.
За долгие годы службы полковник присутствовал на многих внезапных арестах – и закоренелых садистов, и заурядных блатных, и согрешивших по легкомыслию, и даже невиновных. Да, к сожалению, и такое подчас случается. Соответственно наблюдал он и поведение, реакции задержанных как в момент ареста, так и на первых допросах. Он давно уже установил, что эти реакции не всегда эквивалентны, не всегда соответствуют естественному правилу, по которому виноватый угрюмо сознает свою вину и молчит, а невинный изумлен, потрясен и протестует против облыжного обвинения. Случалось (не так уж редко) и противоположное – закоренелый преступник выглядит как невинный барашек, а человек действительно невиновный – то ли он испуган, то ли смущен – как угрюмый злодей.
Но реакция этого образцового гражданина и добросовестного наладчика приборов поразила даже Ковачева и всех его видавших виды коллег. Разумеется, прежде чем войти в дом, они предъявили ордер на арест и на обыск. Хозяин отреагировал так, как если бы Петев, его любимый и уважаемый кум, привел нескольких подвыпивших приятелей поздравить его с днем рождения. Любезный, улыбающийся, он приветливо пригласил всех в дом и объявил в самых почтительных тонах, что он всецело к их услугам. Он хорошо их понимает, просит не стесняться и со своей стороны готов сделать все от него зависящее, дабы они с успехом выполнили свою служебную обязанность. При этом он едва заметно усмехнулся.
Столь же учтиво, хотя и гораздо сдержанней, держалась его супруга Евлампия. И лишь изредка в ее глазах вспыхивали ледяные искры ненависти.
Петров даже не спросил, как водится, чем он обязан таким вниманием к своей скромной персоне. Всем своим поведением он как бы говорил: «Не хочу проявлять излишнее любопытство. Оставляю вам самим убедиться, что вы ошиблись. А когда вы решите, что это возможно, то сами скажете, что вас привело в наш дом».
Осмотр всех помещений – жилых комнат, чердака, гаража, отдельного чулана в углу двора, всего садика – продолжался несколько часов. Первые, хотя и поверхностные поиски оказались безрезультатными. Правда, обнаружили черный чемодан, его нашел Консулов запиханным в один из гардеробов. Однако чемодан был совсем пустой!
К десяти часам вечера осмотрели буквально все, но ничего изобличающего не нашли. Неужели у Петрова не было никаких вещей, аппаратов, денег, необходимых для шпионской деятельности? А где содержимое черного чемодана? Невероятно, чтобы Морти и таксист возились с пустым чемоданом! Возможно, резидент скрывает вещественные улики где-то на стороне, у сообщника, или закопанными в земле. Или, может, у себя на работе? Для начала генерал предпочитал объяснить отсутствие Петрова на работе его внезапной болезнью.
Ковачев распорядился отложить обыск на другой день, решив привлечь сюда научно-технический отдел. Понятых отпустили по домам, все двери опечатали и оставили двух часовых. А Петрова и жену разместили в отдельные камеры. Негласное наблюдение показало, что Евлампия долго не могла успокоиться и задремала едва лишь перед рассветом. Петров же сразу уснул сном праведника. Или у этого человека были железные нервы, или... Нет, он не был невиновным. Но почему чувствовал себя таковым?..
Обыск продолжился на следующее утро, после того, как эксперты привезли свою сложную и разнообразную аппаратуру. Каждую вещь разглядывали поштучно, книги перелистывались страница за страницей, мебель тщательно измеряли в поисках потайных мест. Стены прослушивали ультразвуковыми аппаратами, магнитометры ощупали каждый квадратный дециметр, в ход пошли специальные рентгеноскопы и гамма-детекторы.
Лишь к обеду удалось обнаружить первый тайник – в дымоходе одного из каминов. Тогда обследовали другой камин – и там тайник. Место было выбрано достаточно традиционно, и, разумеется, при вчерашнем обыске оба камина осматривали: и газеты жгли – тяга была идеальной, и железную гирю со щеткой – главное орудие-трубочистов – пускали в ход – никаких препятствий не встретилось. Да, тайники располагались в традиционном месте. Но конкретное решение отличалось необычностью и точностью исполнения всех деталей.
В средней части дымохода была устроена параллельная выемка, где хранилось шесть пластмассовых контейнеров. Электромотор этого маленького лифта опускал контейнеры к нижнему отверстию камина (а оно было не в комнате, а в подвале!), где можно было спокойно открыть дверцу и распоряжаться контейнерами.
Ни единый мускул не дрогнул на лице Петрова, когда начали подробно записывать в протокол содержимое всех шести контейнеров. Один был заполнен купюрами по двадцать, сто и пятьсот долларов. Второй – болгарскими левами, но он был неполон. Из остальных контейнеров извлекали приборы – многочисленные, разнообразные и подчас непонятные даже специалистам. То было в буквальном смысле последнее слово в области микроминиатюрной электроники – аппараты для шифрования и дешифрования, аппараты, способные «сжать» шифрограмму и «выстрелить» ее за считанные доли секунды. Обнаружили и два радиопередатчика – один коротковолновый, для дальних связей, другой работал только на ультракоротких волнах, так что бессмысленно было подслушивать радиопеленгаторами, когда его задействуют для связи с некой дипломатической миссией в пределах Софии...
IV. КТО ТЫ, ГРАЖДАНИН ПЕТРОВ?28 августа, четверг
Допросы начались на другой день после завершения всех формальностей с обыском. Петров до самого конца так и остался как бы любопытным наблюдателем. Все происходящее в его доме вроде и не касалось самого хозяина, хотя и было крайне интересно. И только под конец обыска он ввел в свою роль несколько стыдливых ноток деликатного раскаяния.
Первый допрос Ковачев и Консулов проводили вместе. Роли распределили так: Ковачев будет вести официальный допрос, а капитан, удобно расположившись в кожаном кресле возле стола, станет наблюдать за резидентом. И вмешиваться будет лишь в крайних случаях.
Когда старшина ввел Петрова, тот смиренно застыл в дверях, взглядом уперся в ковер, руки вытянул по швам, точно ему предстояло выслушать смертный приговор, сел он лишь после третьего и даже немного резкого приглашения Ковачева, да и то лишь на самый краешек стула.
На формальные вопросы по установлению личности отвечал ясным голосом гораздо подробней, чем требуется для протокола. А когда Ковачев предложил ему рассказать о своей преступной деятельности, он опустил еще ниже голову, прошептав еле слышно: «Виновен!» Казалось, от отчаяния он готов был биться головой о стену.
Столь скорое признание вины было, разумеется, обнадеживающим, но явный налет театральности не обещал ничего хорошего.
– Я знаю, слышал, читал в криминальных романах, – спокойно начал Петров, – что в данной ситуации положено обращаться к вам казенным словом «гражданин». И все же прошу вас от всего сердца, позвольте называть вас «товарищи». Поверьте, я искренне чувствую вас товарищами в испытании, которому меня подвергла судьба.
– Хорошо, хорошо, – поспешил его успокоить Ковачев. – Не возражаю. Чем же вы хотели бы поделиться с вашими новыми товарищами?
– Я человек чистосердечный. И сам не могу понять, почему ранее не пришел к вам с повинной. Но за ночь я все переосмыслил и понял, что единственный путь для меня – чистосердечное раскаяние.
– Похвальная идея, – уже серьезно сказал полковник. – Приступайте к чистосердечному раскаянию.
– Два месяца тому назад я случайно бродил по Русскому бульвару и возле магазина иностранной литературы познакомился с двумя иностранцами, похожими на супружескую пару. Я искал одну техническую книгу, они – альбом с красотами Рильского монастыря или с болгарскими иконами. Я постарался подобрать им подходящие издания. Они довольно сносно говорили по-болгарски. Когда мы вышли из магазина, я предложил им посидеть в кафе-мороженом при гостинице «Болгария». Говорили мы, как водится, о разных пустяках и условились встретиться на другой день. Встретились. Я предложил осмотреть на моей машине живописные окрестности Софии. Была, помню, суббота, и поездка удалась на славу. Обедали мы в мотеле «Белые березы». Расплачивались за обед они. По этому пункту я с ними чуть было не рассорился, но в конце концов уступил этим милым людям. Я рассказывал за обедом о Софии, они интересовались, чем я занимаюсь, с кем живу. Уверен, что я был первым болгарином, с которым они разговаривали здесь. И я не видел оснований скрывать что-то о себе или о своем образе жизни...
Фатальный разговор состоялся на следующий день, в воскресенье. Ах, если б можно было вычеркнуть из моей жизни это воскресенье! Мы поднялись на Витошу и провели на горе весь день. Обедали в ресторане. Но на этот раз я настоял и платил сам. После обеда жена легла позагорать на солнышке, мы прогуливались поблизости. И тогда он начал совершенно особенный разговор – о пользе сотрудничества между народами, против ненависти, разъедающей нынче весь мир, и националистической, и расовой, и классовой. Он был убежден, что самые добрые, самые культурные, самые интеллигентные люди, где бы они ни жили, братья и должны служить гуманной идее предотвращения войны, идее мира и взаимопонимания. В общем, он предложил мне оказывать некоторые мелкие услуги одной державе, как он выразился, «дружески настроенной к судьбе многострадального болгарского народа». Великой державе, знаменосцу свободы и демократии во всем мире.
Петров продолжал держаться смиренно, смотрел он в одну точку стола, а стиснутые руки сложил на животе как при молитве.
– И я, можете ли вы поверить, я, глупец, я, простофиля, я, всю жизнь честно прослуживший моему народу, согласился. Ничтожество! Глупец! Преступник!
– Постойте, постойте! – пресек это самобичевание Ковачев. – Лучше скажите, откуда были эти иностранцы?
– Я не знаю. При начальном знакомстве они пробормотали имена, но я не запомнил, как водится. А друг друга они называли то «дорогой», то «дарлинг». Но давайте вернемся к вопросу, который не дает покоя моей душе. Я согласился не только во имя свободы и демократии. И вовсе не потому, что мне было предложено на выбор ежемесячно по сто долларов или триста левов, за те мелкие услуги, которые я им должен был оказывать. И без того неплохо зарабатываю, к тому же с моей благоверной мы обходимся без излишеств. Нет, я решился, ибо меня уверили, что в моей услуге нет ничего, упаси боже, противозаконного. Единственное, что от меня просили, – соорудить в доме два тайника. В общем, все то, что вы открыли. Мне объяснили, где и как я должен их сделать. В тайники я должен был загрузить контейнеры с вещами, которые мне пришлют. И по особому указанию передать эти вещи лицам, которые явятся с паролем.
– Каков пароль?
– Мне сказали, что при необходимости сообщат его по телефону. Но позвольте мне продолжить исповедь. Мои знакомые отбыли в понедельник. Прошло пятнадцать дней, последние спокойные дни в моей жизни. И вот однажды голос с иностранным акцентом сообщил мне по телефону, что следует немедленно приехать на вокзал и из ячейки А-34 в камере хранения забрать черный чемодан. Шифр я помню – 1681. Что я и сделал. В чемодане были все необходимые приспособления и подробные указания для монтажа тайников. Там же, в чемодане, я обнаружил и деньги, что описаны в протоколе, и всю эту непонятную аппаратуру. В записке, которую я немедленно уничтожил, говорилось, что я должен взять себе тысячу левов – аванс за три месяца и сто левов в покрытие расходов на монтаж тайников. Что я и сделал. С тех пор никто мне не звонил и не появлялся. А доллары я даже в руки не брал... И последнее. Уверяю вас, что моя жена тут ни при чем. Она ничего не знает, ничего!
– Очень интересно. Но как вы объясните, что столь честный и ничем не запятнанный гражданин, как вы, без колебаний согласился служить иностранной разведке?
– Какая разведка? Я просто хранил их вещи!
Тут уже смиренный Петров явно перебрал с наивностью. Переигрывает, подумал Консулов.
Картина окончательно прояснилась – резидент сообщал заранее вымышленную версию. Он явно не подозревал, что был под наблюдением, начиная со сцены на вокзале. Но тут-то и крылась загвоздка. Ковачева смущало, почему он рассказывает о чемодане, если они ничего о нем вроде бы не знают... Был ли это симптом разоружения, или Петров поддался первой ассоциации – известно, что камера хранения удобна для негласной передачи вещей.
Поскольку на первом допросе Петров ни разу не упомянул о своих разговорах по автомату, Ковачев тоже решил не касаться пока этой темы. Он твердо придерживался формулы: «Стремись получить максимум информации при минимуме с твоей стороны». Эта максима, на его взгляд, отражала древний закон биологии. Тигр обладает превосходной тончайшей чувствительностью, чтобы обнаружить свою жертву, но даже он, всесильный зверь, раскраской шкуры сливается с джунглями.
Дальнейшие допросы должен был вести Консулов, придерживаясь все той же линии: слушать, уточнять, вылавливать противоречия.
1 сентября, понедельник
– Как и вчера, ничего нового? – спросил Ковачев у капитана на утреннем докладе.
– Если новое и есть, то не в словах, а в контексте. Нет, даже не в контексте, а в целостной оценке всех проведенных допросов. Я основываюсь даже не столько на фактах, сколько... скажем... на интуиции, хотя и не привык полагаться на этот ненадежный реквизит парапсихологии.
Все в кабинете молчали, и Консулов, выждав, продолжил:
– Я уверен, что агентура у Петрова не маленькая и руководил он ею активно. Вопрос в том, как она была завербована. Не могу представить, что вербовал лично он. Ведь, судя по всему, агенты ни разу не видели его в лицо. Значит, вербовал другой. Как? Когда? Кто он? Все ли еще он в Болгарии? Или передал всю свою агентурную сеть Петрову? Я убежден: Петров принял агентов из рук в руки уже здесь, в Софии, бессмысленно искать следы и в Провадии, и в Русе, и в Видине. А играет он с нами в кошки-мышки не только по поводу своего резидентства. Ставка у него покрупней.
– Что может быть покрупней его шпионской деятельности? – удивился полковник.
– Его личность. Три дня, проведенных в его компании, убедили меня, что перед нами вовсе не провинциальный электротехник, а человек с высшим образованием, с огромной эрудицией и богатым житейским опытом. Именно интуиция подсказывает: перед нами птица высокого полета. Сколько можно слушать эти опротивевшие его причитания и так называемые раскаяния? Не пора ли заняться биографией героя?
– Может быть... и пора, – протянул Ковачев. – Хотя бы для того, чтобы высветить все стороны его жизни. Даже если вы не правы.
– Я прав, – отвечал капитан с подчеркнутой уверенностью. – И для начала посвятил целый допрос уточнению его жизни в провинции и службе в армии. К сожалению, товарищи, урожай не богат. Он будто бубнит чужую автобиографию. До запятой вызубренную, однако чужую. На эти допросы я ухлопал целый день. А в воскресенье, когда вы отдыхали, я кое-что сочинил.
Консулов извлек из папки несколько исписанных страниц и протянул полковнику.
– Здесь резюмированы все тонкости в его биографии, все детали, которые позволяют установить личность. И план дома, где он обитал с покойной супругой, и план улицы, и расположение близлежащих магазинов, где он бывал сотни, тысячи раз. В общем, здесь множество бытовых подробностей, могущих его изобличить. Потому что чужую автобиографию можно вызубрить до запятой, а бытовые подробности – это как сказать...
– Как же он реагирует на ваши дотошные расспросы о житье-бытье? Понимает ведь, что интерес не случаен?
– А никак. Как всегда, невозмутим. Не удивляется даже самым пустяковым вопросам. Хотя для меня это тоже сигнал.
– Вы что же, не допускаете, что Петров – это действительно Петров? – спросил Петев.
– Речь не о том. Дело проще. Достаточно иметь хотя бы одну его фотографию тех лет.
– Почему так уверены? Подмена – слишком рискованная игра, разоблачить при этом можно быстро и легко.
– Моя уверенность покоится на одном косвенном, но достаточно красноречивом доказательстве. Еще при обыске я заметил и удивился, что в доме нет ни одной фотографии хозяина до его переезда в Софию. Ни на стенах, ни в столе, ни в семейном альбоме. Чего не скажешь о тете Еве – ее жизнь представлена с младенчества... Лично я не знаю никого, чтоб у него не было фотографий детства и юности. Допустим, в характере Петрова существует такая странность. Допускаю, что он все свои фото однажды потерял. А если нет?
Консулов оказался прав.
Выяснить личность резидента поручили Дейнову, снабдив его сочинением капитана, теперешними снимками кающегося преступника и его паспортом. И Дейнов для начала полетел в Русе, где паспорт был выдан. В паспортном столе с личного дела смотрел совсем другой человек. Разница была слишком очевидной. Настоящий Петров был с пухлыми щеками, курнос, с круглыми добродушными и чуть глуповатыми глазами под дуговидными бровями. Лицо же на паспорте было слегка удлиненным, напоминающим лица раннехристианских аскетов, брови прямые, взгляд острый, стальной, нос тонкий и достаточно длинный...
