Текст книги "Зарубежный детектив"
Автор книги: Димитр Пеев
Соавторы: Штефан Мурр,Матти Юряна Йоенсуу
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)
После того как шофер Петков распрощался с Дэвидом Маклоренсом на варненском вокзале, оперативники с неослабным вниманием следили за каждым его шагом. И это в условиях, когда такси моталось по городу и предместьям, так что наблюдателям приходилось не сладко. Однако и круглосуточная слежка успеха не имела. Пик курортного сезона давал Петкову неплохой заработок, а свободное от работы время он сидел дома, шатался по магазинам или ходил в гости с женой.
Да, слежка была настолько безрезультатной, что наводила на решительную мысль оставить бесперспективный объект. Если бы не было черного чемодана!
После смерти Маклоренса при обыске в номере обнаружили черный чемодан. Но он оказался пустым. Если не считать одного-единственного рапана из тех отполированных и покрытых лаком ракушек, которыми бойко торгуют на всех перекрестках приморских городов. Вернулся ли Маклоренс в гостиницу с пустым чемоданом или в нем было кое-что? Кто и зачем положил туда рапана? Ничего компрометирующего в вещах Маклоренса не нашли. Судя по всему, он следовал завету древних мудрецов и все свое носил с собою: два пистолета, а передатчик со всеми принадлежностями для шифрования – в своей машине.
Обсудили и версию, что в переданном Маклоренсом чемодане находились самые обыкновенные подарки, посланные Пешо его заграничным приятелем Гошо. Но версию тут же отклонили. Те, кто выступал против, даже возмущались ее изначальной несостоятельностью: ну кто в здравом уме вручает подарки, пользуясь явно шпионскими методами? Не согласились и с предложением сделать обыск в доме Петкова и разгадать тайну чемодана. Оставалась единственная возможность – негласное наблюдение, чего бы оно ни стоило. И слежка продолжалась, пока наконец не принесла первые плоды.
В понедельник, когда обнаружился труп Мелвилл, Петков подъехал ко входу «Интернационаля» ровно в 12.30 и простоял четверть часа, отказав нескольким клиентам. В 12.45 время назначенной встречи явно истекло, он великодушно взял подвернувшегося пассажира и укатил в город. Наверняка он дожидался Маклоренса. Чему была бы посвящена их встреча, если бы она состоялась?
22 июля, вторник
В полдень Петков подвез двух мужчин к международному дому журналистов, а в 12.30 снова оказался у входа в «Интернациональ». И опять он был глух к просьбам клиентов. Выкурил несколько сигарет, открыл дверцу, вылез, посмотрел по сторонам.
В 12.45 (явно был уговор дожидаться ровно 15 минут) он смилостивился к одной болгарской семье – муж, жена, двое маленьких детей, – обремененной тремя саквояжами, едва влезшими в багажник, и отвез на вокзал. Когда семья расплатилась, Петков тоже вышел и встал в очередь к почтовому киоску. Здесь он купил несколько марок для отправки корреспонденции в Америку и вскоре уже опускал в почтовый ящик синеватый конверт. Когда такси Петкова с очередным клиентом двинулось в путь, следом, как обычно, поехала оперативная машина. Сидящий в ней снял трубку радиотелефона:.
– Докладывает «Альбатрос-семь». Письмо в Америку, по форме несколько суженное, синее, ящик номер 243 на железнодорожном вокзале.
– Принято, – сказал голос на другом конце. – Немедленно попросим прокурора дать разрешение и по его получении взглянем на письмо.
Марков взял синий конверт и два листа с переводом, напечатанным на машинке, и начал читать вслух:
– «Уильям Монтег, седьмая Восточная улица, дом 89, Нью-Йорк, США.
Дорогой Билл! Пишу тебе с другого конца света, из некой Болгарии, куда нас послали. Но когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Я попросил одного из здешних типов, с которым судьба свела меня случайно, опустить конверт, если со мною это случится. А поскольку письмо у тебя, то знай: это случилось. И хотя для меня это уже не имеет ровно никакого значения, как и все остальное на грешной земле, все-таки хочется наступить на мозоль этому негодяю Бонифацио. А на мозоль наступишь ему ты, если ты мне друг и если не запамятовал годы нашей совместной службы. Прошу тебя! Умоляю! Тебе это ничего не стоит. Позвони инспектору Бидли (из автомата, анонимно или пойди к нему как коллега – ты уж сам это решишь) и скажи, что Джузеппе Макаронину кокнули перед кинотеатром люди Бонифацио. По личному указанию Бонифацио. Пусть порасспрашивают Майка Длинного или Джо Гарднера, они расколются, если их поприжать. Так ему и скажи. И передай ему привет отсюда, с того света, если Бидли меня еще помнит. И еще кое-что скажи, это самое важное! Скажи, он страшно обрадуется. Бриллианты, представь себе, здесь, с нами. Это тоже дело рук Бонифацио. Пусть они не вынюхивают их там, они здесь, здешние лягавые не получают навара от таких делишек, и потому мы в безопасности. Все здесь. У Маман, а я ее охраняю. Потому и опасаюсь за свою жизнь. И не только потому: случайно я знаю кое-что про некоторые вещички, о которых лучше и не знать. Между прочим, старый Никто тоже здесь, вместе с этим мерзким исчадием Коко. Вот так-то, дорогой Билл. Я всегда верил, что ты мой человек, уверен, что и теперь исполнишь последнюю просьбу твоего друга и бывшего коллеги... Морти. Кстати, у тебя есть резон выполнить мою просьбу. Если не понимаешь насчет резона, загляни в газеты ближайших дней – и сразу все поймешь. Твой друг Морти.
Постскриптум. До свидания в одном из котлов с кипящей серой».
Генерал замолчал, взгляд его заскользил по письму, как бы удостоверяясь в точности перевода.
– Ну, полковник, как вам это нравится?
– Да, вот это весточка. Дайте и мне насладиться оригиналом!
Ковачев дважды прочитал письмо про себя, но когда положил его на стол, то ничего не сказал. Оба они молчали, полные самых разнообразных догадок. Первым не выдержал генерал:
– Давайте, давайте, поразмышляйте!
– Не знаю, почему, но этот Морти стал мне чем-то симпатичен.
– Куда уж симпатичней! С двумя базуками! А письмо?
– Самое сильное место про бриллианты.
– Да, бриллианты... Звучит как в «Тысяча и одной ночи». Но тогда где они? Если были у Маман – то почему мы их не нашли?
– Создается впечатление, что их компания, во всяком случае Морти и Маман, из команды Бонифацио.
– И что он послал их сюда с какими-то бриллиантами!
– Которые, по всей вероятности, не перешли к Бонифацио по наследству от тетки. А инспектор Бидли явно из другой партии. С приятелем Биллом он, очевидно, в одной команде. По всей вероятности, и наш Морти подвизался раньше у них... «Если не запамятовал годы нашей совместной службы»...
– Возможно, речь идет о военной службе, – сказал Марков.
– Возможно. Но важнее другое. Морти, опасаясь, что погибнет от рук людей Бонифацио, действительно хочет наступить ему на мозоль и выдает полиции местонахождение бриллиантов.
– Совершенно согласен. Однако не забудем и другой пассаж. «Здешние лягавые не получают навара от таких делишек, и потому мы в безопасности». Здесь Морти прекрасно нас охарактеризовал!
– Позвольте не согласиться, хотя навара и нет.
– Позволить можно все, что угодно. Например, позволяю вам доложить, где находятся бриллианты!
– Если вопрос поставлен ребром, мне скрывать нечего. Но прежде чем расколоться, хочу поделиться с вами одной деталью, бросившейся мне в глаза при обыске.
– Выкладывайте одну деталь!
– Деталь, надо извиниться, очень уж деликатная...
Ковачев извлек из досье конверт со снимками Эдлайн Мелвилл и артистично разбросал их по столу. Большинство фото было во весь рост – как она одна или с Маклоренсом фланируют по курорту, как сидят в ресторане, как нашли ее мертвой в постели, и последний снимок – труп на оцинкованном столе в морге.
– Посмотрите внимательно. Что больше всего производит впечатление?
Марков придирчиво разглядывал фото, как ищут скрытые дефекты в картине. Но сказал только:
– Обворожительная мадам... была.
– По вашему мнению, зачем Икс проник в номер Мелвилл?
– Мы же договорились: чтобы убить.
– Только ли для убийства?
– Разумеется, убийство могло быть не единственной целью. Он мог и взять что-либо. Прочтя письмо, вы думаете, что бриллианты.
– Это очевидно. Морти выразился вполне определенно: бриллианты у Маман, а он их охраняет. С двумя пистолетами. И если мы при тщательном обыске ничего не обнаружили, значит, Икс их забрал. Притом они были спрятаны не по частям, а в одном месте.
– В каком же месте прячут сокровища красавицы?
– Извините, вы осматривали труп?
– Конечно, осматривал.
– Но не в морге, верно? Там у Маман был достаточно скромный бюст. А взгляните на другие снимки. Любая красотка из порнографических журнальчиков ей позавидует!
– Так... так... – Марков задумался. – Ведь верно! Такие приспособления делают на Западе. А кто знает, наверное, и у нас... Постойте! Значит, для нас, профанов, она была просто пышно одаренной от природы. А все те, кто знал ее раньше, легко могли заметить внезапное изменение прекрасных форм. И сделать соответствующие выводы.
– Эти выводы могли сделать и те, кто имел возможность лицезреть ее не только на улице, но и в постели.
– Намекаете на Ларри?
Да, он имел в виду О’Коннора, как человека, который «крутился» около Мелвилл и, вероятно, не упустил возможности лицезреть ее в постели. А поскольку с самого своего появления здесь он прилип к Маклоренсу и Мелвилл, которые владели бриллиантами Бонифацио, то это могло значить наверняка, что он достаточно осведомлен и сделал соответствующие выводы, а может быть, и действия. Все это было и логично и правдоподобно. Вопрос заключался в том, не слишком ли наивно упрятаны были бриллианты в переменной геометрии бюста Мелвилл, так что сразу могло броситься в глаза, где собака зарыта, как любил выражаться генерал. А это означало: и тайники шифр были предназначены для легкого распознавания. Но легкость эта предназначалась кому? Зачем?
Ковачев не рискнул поделиться этими мыслями с генералом. В происходящем спектакле было нечто опереточное, как и во всех этих Морти, Коко, Макаронинах и прочих компаньонах дона Бонифацио. Опереточное, если не считать трупов.
– И на Ларри намекаю, и на всех, кто констатировал разницу в параметрах бюста. Нам же остается констатировать, что в Болгарию были доставлены какие-то бриллианты...
– Стоп! – воскликнул Марков. – Не покоились ли бриллианты в черном чемодане Пешо, а Маман продолжала демонстрировать большой бюст для камуфляжа. А некто ее убил, ничего не подозревая?
– Смысла не вижу, но и такое можно предположить, – продолжал Ковачев. – Бриллианты для меня еще нечто мифическое, а трупы вполне реальны. Можно строить версии, почему убита Мелвилл, но как криминалисты мы должны разрабатывать более важный вопрос: кто убийца? Вы знаете результаты вскрытия: смерть наступила от коронастена – вещества, обладающего свойством при внутривенном вливании вызывать смертельный инфаркт. А вскрытая ампула, найденная в постели, из-под морфия. И в самом шприце остатки морфия, а не коронастена.
– Но она была морфинистка. В ее чемодане найдено достаточно ампул с морфием, а на левой руке следы от уколов.
– Однако экспертиза категорична. В ее организм последние 24 часа до смерти морфий не вводился. Инфаркт был вызван коронастеном.
– Ясно, ясно, все это я знаю. Убийца или сам впрыснул ей коронастен, или подменил ловко ампулу, чтобы она себя убила, а после смерти новая подмена: появляются следы только морфия. Это для нас: морфинистка делает очередной укол, но сердце не выдерживает – и смерть. Убийца берет то, что ему нужно, ловко прилаживает ключ изнутри, а дверь запирает своим ключом.
– Все та же недооценка нас как профессионалов... – задумчиво протянул Ковачев. – Судя по всему, «там» нас считают недотепами. И Бонифацио, и даже Морти. «Здешние лягавые» – это ведь мы с вами, товарищ генерал, – «не получают навара от таких делишек».
– То, что недооценивают, лично мне нравится. Но не будем забывать, что, в сущности, Морти прав. С тех пор как мы начали это дельце, никакой опасности для них не возникло.
– А нельзя ли допустить, что бриллианты – это некая диверсия с их стороны, какой-то ход, чтобы ввести нас в заблуждение?
– Нет, нельзя. Перед смертью человек не склонен к такого рода диверсиям. Выходит, они заведомо знали, что мы засечем письмо, обладая сверхинтуицией. Какая уж там недооценка! Нет, слишком сложно, чтобы быть правдоподобным.
– И все-таки... он, Морти, ни о чем не говорил с шофером, а после они не встречались. Как он объяснил Петкову, что письмо должно уйти после его смерти? И как Петков узнал о смерти? Означает ли это, что между ними был еще один канал?.. «Между прочим, старый Никто тоже здесь». В шифрограмме тоже говорится «старый Никто». Разве это непременно Ноумен?
– Он самый, больше некому. На лбу написано. А «мерзкое исчадие Коко»? Может, это Железный Волк?
– Все возможно в стране неограниченных возможностей! Хотя несомненно, что Коко – это прозвище Мишель Ноумен среди них.
– Как может женщина быть «мерзким исчадием Коко»?
– Грамматически в английском здесь нет ошибки, так можно назвать и женщину и мужчину. К тому же имя Коко следует сразу же за сочетанием «старый Никто», как имя Мишель после фамилии Ноумен... Как вы думаете, не нужно ли отправить письмо адресату?
– Вы что, вознамерились услужить коллеге Бидли? Он много чем нам услужил? Вот закончим, тогда, не исключено, и отправим. А пока это письменное свидетельство в деле. Бриллианты, алмазики надо найти. Лифчик с бриллиантами – это вам не шутка!
– И довольно внушительного размера лифчик, – засмеялся Ковачев. – Ага... вы, значит, поверили!
– Во что это я поверил?
– В то, что бриллианты привели сюда эту компанию, а не кое-что посерьезней, вроде шифрограмм и военных кораблей...
– Я от рождения ни во что не верю, даже в истории с бриллиантами. А вы, вместо того чтобы подначивать старого начальника, поведайте-ка лучше о результатах графологической экспертизы. Что показали дактилоскопы?
– Открытка, посланная Петкову Морти, и письмо написаны не одним и тем же лицом. Если принять, что в письме почерк Морти...
– Почему бы не принять?
– Я, как и вы, товарищ генерал, ни во что не верю.
– Есть ли другой текст, написанный достоверно Морти?
– Нет. Но письмо наверняка писал именно он. И на письме, и на конверте значатся его отпечатки. Как и на открытке. Да и содержание письма слишком впечатляюще...
– Значит, все-таки подтверждается версия, что кто-то надписал эту открытку по-болгарски, а он опустил ее здесь. Кто это может быть?
– Кто угодно. Хотя бы «мерзкое исчадие Коко».
23 июля, среда
Дни супругов Галлиган шли как по расписанию: ровно в восемь завтрак в ресторане гостиницы, ровно в девять – жариться на пляже и ровно в двенадцать – возвращение с пляжа, ровно в час пополудни они усаживались за обеденный стол. В два часа они ложились отдыхать, как и положено англичанам в их возрасте. Программа выполнялась столь пунктуально, что еще ни разу раньше пяти вниз они не спускались, где пили в ближайшем заведении свой чай. Естественно, у любого наблюдателя возникала игривая мысль сочинять ежедневный доклад под копирку.
Но внезапно железный ход расписания был нарушен. Вместо пляжа они поднялись на тринадцатый этаж гостиницы «Интернациональ», разыскали горничную и принялись в чем-то ее убеждать жестами и словами. Главным действующим лицом выступал мистер Галлиган. Подведя горничную к номеру 1305, он принялся убеждать ее, что им необходимо попасть вовнутрь. Горничная упорно отказывалась открыть дверь, жестикулируя еще энергичней и отвечая, как если бы они понимали по-болгарски:
– Не могу! Нельзя! Запрещено входить без хозяина в чужие номера!
Тогда мистер Галлиган сунул ей банкнот. Горничная возмущенно отмахнулась. Появилась еще одна купюра – горничная замахала руками и попыталась уйти. Но Галлиган задержал ее рукой и сунул сразу три купюры, заставив принять. Двери были открыты, и все трое вошли в номер.
Мистер Галлиган немедленно начал самым внимательным образом разглядывать обстановку, не прикасаясь ни к одному предмету. При этом он пользовался большой лупой. Одним словом, старый англичанин от начала до конца сыграл мизансцену «Шерлок Холмс оглядывает место преступления». Особое его внимание привлекла пепельница с тремя окурками. После внимательного их изучения посредством все той же лупы он бережно пересыпал пепел в один пакетик, а окурки – в другой. Больше ничего из номера они не вынесли, ни к чему другому так и не притронулись. После их ухода горничная опять закрыла дверь на ключ.
Сразу после этой акции семейства Галлиган генерал Марков собрал группу и ознакомил с докладом горничной.
– Хорошо, что догадались поставить оперативного работника на этаж. Виолетта Радева, из варненского управления, в роли горничной, – сказал он. – Только не будем попадаться на его дешевые номера, где он разыгрывает из себя чокнутого, или, точнее, Шерлока Холмса. Поведение его может быть запланированным камуфляжем. Заметьте, как эта невинная пожилая пара непрерывно участвует в нашей истории. Разглядывание в лупу, добыча окурков – а может, цель посещения была совсем другая. Например, проверить, на месте ли определенный знак. Или бог весть что. Этот тип все меньше мне нравится, слишком уж дерзко крутится там, где ему не место.
После небольшой паузы заговорил Ковачев:
– Хочется мне поделиться кое-чем с вами, хотя... это может ничего и не значить...
– Это мы решим сообща. Рассказывайте.
– Мелвилл не прикасалась к мылу, которое кладут в номер к приезду нового постояльца. Пользовалась своим, фирмы «Нина Ричи».
– Одобряю. И я не прикоснулся бы, когда имел бы знаменитое «Нина Ричи».
– Один начатый кусок в мыльнице над ванной и еще пять в чемодане – для двадцати дней запасец многоват, верно?
– Допустим.
– Согласитесь, что шесть увесистых кусков вполне достаточно даже для дамы, принимающей ванну два-три раза в день. К тому же у нее было пять-шесть видов шампуня.
– Красавицы чистоплотны, это известно.
– А в чемодане у нее обнаружился пакет, где еще шесть больших кусков мыла «Рексона». Вот я и спрашиваю: зачем так много мыла, притом двух различных марок, различного аромата?
– Исследовали мыло?
– Естественно. Ничего. Даже рентгеном проверили, ультразвуком просветили. Обыкновенное мыло, хотя и из самых дорогих.
– Обертки?
– Ничего. Ни шифра, ни тайнописи.
– Э, черт ее знает, может, она мыльная маньячка.
– Может, но страсть сразу к двум маркам? Для коллекции мало, для любимого мыла – много...
– Разрешите доложить, товарищ генерал, – сказал Консулов, – о положении на фронте господина Никто. Старый Ноумен ходил в гости к Галлиганам и оставался там больше часу. А доченька его прибыла в гостиницу рано и не выходила из номера всю ночь. Но вроде бы имела любовную встречу. Есть подозрения, что молодой человек вошел к ней ночью и... до сих пор не вышел. Я хочу сказать, что наши ребята не замечали, чтобы он выходил.
– А он еще у нее?
– Нет, в номере уже никого.
– Тогда... значит, они его упустили.
– Выходит, упустили. Но они клянутся, что это невозможно.
– Гм, невозможно... А старик?
– Вышел от Галлиганов около часу ночи и сразу же направился в свой номер. Нес сумку. Впрочем, с той же сумкой он пошел к англичанам.
– Нельзя ли поподробнее о молодце, посетившем дочь? – спросил Марков. – Об исчезнувшем? Это не Чиба?
– Нет, не Чиба. Этот был поменьше ростом, похудей. Наши ребята раньше его нигде не замечали.
– Товарищ полковник, как вы думаете, – повернулся генерал к Ковачеву, – Ноумен и Галлиганы из одной команды?
– Знай я ответ на этот ваш вопрос, товарищ генерал, сразу бы сказал, кто убийца.
VI. А-34В тот же день
При очередной поездке на вокзал таксист Петков купил билет в купейный вагон до Софии. Как умудрился он в курортной неразберихе и толчее раздобыть себе столь дефицитное место, так и осталось тайной. Сдав машину сменщику, он возвратился домой и больше нигде не показывался.
Времени на подготовку было достаточно, чтобы обеспечить наблюдателям удобное путешествие в Софию. Консулов не без оснований вызвался в эту поездку, и просьба его была удовлетворена. А Марков сел в последний самолет на Софию – он не зря задержался целых три дня, и теперь предстояло достойно встретить Петкова.
К сожалению, нельзя было узнать, кто окажется с Петковым в его двухместном купе. Вероятней всего, случайный попутчик. Но если учесть, сколь удобны для встреч наедине первоклассные спальные купе, то становилось жалко. Особенно когда за полчаса до отхода поезда Пешо вышел из дома с черным чемоданом в одной руке и с раздутым ученическим портфелем – в другой. Уж не предстоял ли повторный обмен чемоданами? Или он просто оставит его попутчику? Или передаст ему содержимое, а чемодан прибережет для следующей операции? Так или иначе, но пришло время черному чемодану снова появиться на сцене.
Ночь прошла вполне спокойно, если говорить о первом купе, где спали Петков и его попутчик, явно болгарин. Зато из третьего купе несколько раз доносились возбужденные голоса и даже выкрики, сопровождаемые пощечинами. Там молодая пара уточняла свои отношения после курортного флирта. Но каждый раз при появлении проводника, водворявшего тишину, скандал стихал.
24 июля, четверг
Поезд прибыл рано утром. Большинство пассажиров двинулось к трамвайным и автобусным остановкам, оптимисты вливались в длинную очередь на такси. Спутник Петкова с пухлой сумкой отбыл домой, где, вероятно, наслаждался кофе, прежде чем взять другую сумку и направиться в судебную палату. Не составило особого труда выяснить, что это видный софийский адвокат, который после трудного уголовного дела в Варне хочет успокоить нервы несколькими заурядными бракоразводными процессами.
Медленно, нехотя, будто не выспавшись, одним из последних вывалился из вагона Петков с чемоданом и портфелем. Без всяких колебаний он двинулся к багажному отделению, придирчиво осмотрел ячейки и столь же уверенно выбрал себе свободную. Поставил чемодан, набрал шифр, опустил монету, прислушался, как щелкнет замок. После этого он пошел в буфет подкрепиться булочками и кефиром.
Консулов, выкуривший за ночь почти пачку сигарет, тоже был голоден, но остался возле камеры хранения. Как следовало поступить?
Вещи, оставленные в ячейке, говорили о многом. Не будет же Петков возвращаться с ними в Варну? Что-то должно произойти, и произойти, возможно, сейчас, сию минуту! Консулов был достаточно осторожен, чтобы наблюдать за подопечным издалека. Номер ячейки он не различал (не говоря уже о шифре!), но расположение ее среди других запомнил точно. И когда Петков пошел в буфет, он мимоходом прочитал этот номер: А-34.
Вероятнее всего, через некоторое время покажется гражданин с точно таким же чемоданом, который знает или сейчас узнает у Петкова шифр, откроет ячейку и... Одним словом, повторится варненская история, но не в такси, а в автоматической камере хранения.
Второй вариант, хотя и менее вероятный, представлялся Консулову так: неизвестный появляется с пустыми руками и спокойно забирает вещички. Один или... вместе с Петковым.
В это время появился еще один коллега-наблюдатель, и у Консулова появилась возможность позвонить генералу Маркову.
Позавтракав, Петков вышел на площадь перед вокзалом, достал сигарету, но не закурил, положил ее обратно в пачку и вскочил в трамвай. В городском агентстве он попытался купить билет на самолет в Варну, но все билеты были давно распроданы, а связей здесь у Петкова явно не было. Однако он не отчаялся и ближайшим автобусом поехал в аэропорт. Здесь он потерся у нескольких касс, нахально ввалился в служебное отделение, что-то там нагородил, ибо через некоторое время уже держал в руках билет. Вскоре Петков уже находился в воздухе, а черный его чемодан так и покоился на вокзале.
Если для таксиста Пешо то был вполне счастливый день, то Консулову явно не повезло. Буквально через пять минут после того, как он передал– сменщику свой «объект» и поехал домой побриться и постоять под душем, у ячейки А-34 появился невзрачный среднего роста мужчина и, убедившись, что никто за ним не следит, уверенно набрал шифр. Так черный чемодан перекочевал на заднее сиденье темно-синих «Жигулей» АГ 03-72. Владелец машины не стал петлять по городу, а сразу направился домой, на улицу Березовую, где под номером «девять» значилась дряхлая одноэтажная хибара с чердаком. Домишко этот оставили доживать свой век посреди дворика, заросшего бурьяном и огороженного с двух сторон высоким деревянным забором. С двух других сторон дворик ограждали глухие стены высоких кооперативных домов. Все сведения о мужчине, внесшем черный чемодан в свой собственный дом, вскоре оказались в деле. Неизвестного звали Георги Михайлов Петров, а жену его Ева.