Текст книги "Несчастье вам в помощь (СИ)"

Автор книги: Дикая Яблоня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

2.03. Долг платежом кровав

В итоге вместо работы они сидели в кухне и пили чай с молоком, пытаясь согреться. Кота Ярослава Григорьевна укутала шарфом, Аню наградила сердитым взглядом. Теплее, разумеется, ей от этого не стало.

Из коридора донеслось постукивание трости директора. Кот и Аня переглянулись.

Лукиан Иванович, в отличие от Константина, не забыл поздороваться. Аня сочла это неплохим началом. Но директор всего лишь кивнул ей, обратился же он к Мурлу:

– Рассказывайте.

– Ми-и-и, – задумчиво протянул кот, наткнулся на взгляд Лихо и торопливо закончил:

– Докладываю, сэр! Защита была установлена успешно и работает. На объекте и прилегающей территории враг не замечен. Продержаться можно, хотя провиант на исходе! Сэр!

– Он в "Колл оф дьюти" переиграл, – пояснила Аня приподнявшему бровь директору. Лукиан Иванович вздохнул:

– Поверьте мне, Анна, это не самый скверный случай. Вот когда Мурл год не вылезал из коробки, по его собственному утверждению – в знак солидарности, было намного хуже. Что ж, так или иначе, я услышал главное и теперь спокоен за вас.

До конца дня Аня озадаченно размышляла, кому могло быть хуже, если хвостатое недоразумение целый год о себе не напоминало. Ведь, если кот в коробке, то его, считай, и нет. Или есть?..

Мурл же всех игнорировал, но при этом путался под ногами, старательно изображая, что он и есть, и одновременно – нет.

* * *

Если у тебя целых две комнаты в квартире, привитая с детства чистоплотность, да еще идеальное зрение, долго терпеть грязь и кавардак не получится. Аня терпела сорок минут. Дольше просто не было сил.

В тот день мешки для мусора получили много, очень много добычи, начиная с погибшей елки и заканчивая пивными бутылками. "Во всем можно увидеть плюсы," – думала Аня, таская за собой пылесос. Тот, как всегда, упирался, но не стоил и колеса хозяйственной сумки. – "Если прямо сейчас нагрянет тетушка Лера, она точно поверит, что здесь был парень! Может быть, даже несколько." Кот спрятал пустые бутылки под мебель, нарисовал на всех зеркалах жирной лапой смайлики, напихал фантиков в комнатные растения, а люстру украсил непарным носком. Но Аня не сдавалась, и ближе к полуночи кавардак оказался побежден. Почти. В доме больше не было грязи, но никуда не исчез запах гостя. Пахло "Олд спайсом".

– Зачем Мурлу дезодорант?.. – размышляла Аня, отмывая последний грязный объект в квартире – себя. – Ведь пользы коту от парфюма еще меньше, чем, к примеру, от позолоченных усов.

Она устала, измучилась и заснула, едва голова прикоснулась к подушке. Сон не был спокойным: громадные мешки для мусора все разевали и разевали жадные черные рты, гремели и скрежетали бутылками в бездонной утробе…

Аня села в постели, нашарила выключатель лампы и замерла, уставившись на источник шума. Пятый этаж, узенький подоконник, ни единого дерева, достаточно близкого к подоконнику, но, тем не менее, кто-то царапал снаружи стекло, бил и толкал форточку. Рвался в квартиру.

Она забыла.

Она смела всю защиту.

– Ой, мама… тетушка… кто-нибудь…

* * *

Форточка распахнулась. Штору дернули в сторону – сильно, бесцеремонно, оторвав от карниза наполовину. Разум подсказывал ей «Беги!!!», а тело не слушалось, пальцы стиснули край одеяла так, что стали неметь. Она не могла отвести взгляд от вцепившейся в штору руки: худой, абсолютно серой, с неестественно длинными когтистыми пальцами.

Обладатель руки не пролез даже – просочился сквозь форточку, легко спрыгнул на пол и теперь приближался к кровати. Сделал пару нарочито неспешных шагов, давая понять жертве, что ей все равно не сбежать, уселся на край постели и смотрел на Аню со странным любопытством.

Она невольно отшатнулась. Отодвигалась, пока не уперлась спиной в стену. Ночной гость вонял, да так, что защипало глаза. От него несло гнилью, немытым телом и ржаво-железным запахом, у которого мог быть только один источник. Черное пальто мальчишки было запятнано кровью во многих местах.

Совсем недавно это пальто принадлежало ей. Как и шарф.

Упыреныш протянул к Ане руку, ткнул когтистым указательным пальцем и потребовал:

– Сгинь!

Не смотря на весь ужас происходящего, она невольно возмутилась:

– Что значит "сгинь"? Это моя реплика!

– То и значит. Собирай манатки и катись'тстюда куда п'дальше, п'ка я добрый. П'няла? Я тя не видел, ты меня тож. И шапку какую-нть дай, – добавил он неожиданно.

– Шапку?.. Да, да, конечно… Сейчас.

Это было единственное из требований мальчишки, которое она хоть сколько-нибудь поняла.

Машинально запахнув на горле ночнушку с бабочками, которая вдруг стала казаться ей слишком короткой, Аня полезла в шкаф. Зеркало на одной из створок – вопреки всему, что она знала об умертвиях-кровососах – демонстрировало ей упыреныша: тот комфортно уселся на постели с ногами и рассматривал книжные полки. Схватил одну книгу, полистал, отшвырнул. Другую. И третью. Взял пластмассового индейца – давний подарок мальчика, с которым Аня почти смогла подружиться – повертел и спрятал в карман. Обернулся к Ане и стал разглядывать ее – нагло, оценивающе:

– Какие у тя ножки!

– Как тебе на стыдно! – воспитание на пару секунд победило в ней ужас. – Ты же еще…

– Я – чё? Ма-аленький? – мальчишка явно насмехался над ней. – Мне уже сто двац'семь лет как двена'цть. На Лиговке родился, на Лиговке жил, на Лиговке сдох. Всяких девок видал [1].

– Вот шапка, – поспешила сменить тему Аня, показывая ему находку. – Подойдет?

– Чё?! – возмутился мальчишка. – С бубоном? Хотя… Буду в ней ми-иленький, – он ухмыльнулся еще шире. Все романтические представления Ани о пресловутых "детях ночи" умерли в муках: у мальчишки было не два острых клыка, но полная пасть. И, словно ужаса было еще недостаточно, она поняла: одежда – лишь маскировка, маленький мертвец не чувствует холода. Симпатичная шапочка с помпоном, вероятно, поможет ему подбираться к доверчивым людям.

– Дай сюда!

– Да, конечно… – Аня протянула к мальчишке дрожащую руку.

– Ишь! Трясется она! – усмехнулся упырь и вдруг схватил вовсе не шапку – стиснул запястье Ани. Слово дверями электрички защемило – никаких шансов вырваться. Она всхлипнула и невольно разжала пальцы. Мальчишка подчеркнуто не спеша провел когтем по тыльной стороне ее ладони. Потекла кровь, заливая руку, капая на постель, на оброненную шапочку. В глазах потемнело – но не на столько, чтобы Аня не видела происходящее. Упыреныш достал из кармана платок: белоснежный батистовый, явно дамский. Аня знала аромат, исходивший от него. Или ей просто мерещилось это от страха – она уже не понимала.

В чем она была теперь абсолютно уверена, так это в том, что мальчишка залез в ее дом не случайно. Ей даже не нужно было для этого видеть монограмму на платке, хотя она ее видела.

Упыреныш прижал платочек к порезу и держал, пока тот не пропитался кровью полностью. Затолкал окровавленную тряпицу в карман, высунул язык и облизал Анину руку. Нечеловечески длинный, мертвенно-серый язык прошелся по ее коже, и от пореза не осталось следа.

– Ммм… – сладенько! – причмокнул мальчишка. – Я к те через п'сят лет вернусь!

– Я уже буду старая, – пробормотала Аня, почти теряя сознание.

– Так и я не жаницца приду! – хохотнул упыреныш, сцапал шапку и одним прыжком оказался на форточке. Сиганул оттуда на тополь и пропал в темноте зимней ночи.

* * *

Ветер хлопнул форточкой, едва не разбив стекло. Этот звук привел ее в чувство.

Связных мыслей было немного:

"Маленький мертвец только что подарил мне жизнь."

"Надо бежать отсюда!!!"

Аня заметалась по квартире, одновременно переодеваясь и собирая вещи. Она была абсолютно уверена: обнаружив подлог, Верлиока непременно сорвет злость на ее жилище. Меркантильная человеческая натура не желала с этим смирится. В сумку и чемодан на колесах летели книги и диски вперемешку с одеждой. Она вышвыривала вещи обратно, заменяя другими, прекрасно понимая, что все не утащишь. После нескольких минут сдалась и махнула рукой. Закинула на плечи рюкзак с ноутбуком. Снова пронеслась по дому, выкручивая и выключая все, что могла вспомнить, заперла дверь и побежала в зимнюю темноту, бездумно, без цели – лишь бы подальше от дома.

Аня дважды упала по дороге, прежде чем поняла, что ноги сами принесли ее к метро.

– Нет! – заскрипела она зубами. – Не вы! Прости меня, Лихо. Люди на вашей войне бесполезны!

Она начала замерзать. Как ни странно, холод помог ей собраться с мыслями.

"Надо убраться из города. Может, в глухой провинции найду специалиста по нечисти. Деньги пока есть. Главное – не втягивать те…"

И тут ожил телефон в кармане.

– Привет, солнышко! Прости, если разбудила. Просто скажи: ты в порядке? – без сомнения, это был голос тетушки. И номер тетушки. И ее неизменная забота, лишь самую малость напрягающая взрослую Аню.

Ничего подозрительного, если забыть, что на часах – четыре-двадцать утра.

– Гм-м… – Аня тянула время, лихорадочно соображая. "Да! Вот оно." – Напомни, пожалуйста, тебе плюшевого Ктулху кто подарил – восьмой "Б" или десятый "Б"?

– Ань, ты чего? Какой бэ? Ты прекрасно знаешь, что мне его подарил второй отряд в лагере "Адмиралтеец", мы вместе там были. Что с тобой?! Я же не просто так звоню – чувствую: что-то не так! Выкладывай сейчас же! Нет, погоди, ты что – на улице? Это троллейбус мимо поехал? Что случилось?!

– Эээ… мыши, – ляпнула Аня. Идеи закончились сразу после Ктулху, к тому же разболелась голова. "А что… Это мысль!" – У нас в доме травят мышей. Ультразвуком.

– Мышей, – растерянно повторила тетушка.

– Так ведь хрущоба…

– Ультразвуком.

– Так ведь проверенный способ. Но голова от него болит – сил нет.

– Сейчас?!

– Так ведь Россия. Самая непредсказуемая страна в мире, тебе ли не знать, как учителю.

– Ну-ка, марш в мою квартиру! – рявкнула тетушка. Аня вздохнула с облегчением и подчинилась.

"У тетушки есть защита. Хорошая, надежная, ее не смести и не смыть, я об этом позаботилась. Верлиока бы меня в такое место не послала. Высплюсь, а завтра уже побегу. Можно для начала в Сибирь, а там…"

_________________________

[1] На Лиговском проспекте в Петербурге XIX – начала XX века было множество публичных домов.

2.04. В путь-дорогу с доктором

– Побила рекорд Бильбо Бэггинса! – мрачно резюмировала Аня, разглядывая содержимое сумки.

Некоторое оправдание глупости было: не каждую ночь к ней вваливались кровососы-умертвия с предложением переехать. Увы, утешало это не слишком. Она ухитрилась забыть не только носовые платки, но почти всю косметику, большую часть туалетных принадлежностей и зонт.

Зато вместе с ворохом белья выпал нож для фруктов, а ниже нашлась пачка соли.

Что ж, хотя бы деньги и документы оказались на месте.

– Возьму щетку у тетушки, – вздохнула Аня. – И полотенце. И… м-да, тут, по ходу, придется полванной одолжить… Господи, какой фигней я страдаю!

Она невольно покосилась на правую руку. Вся кисть, от пальцев до запястья, была изумрудного цвета: еще накануне, перед тем, как бежать, Аня вывернула на руку пузырек зеленки. Сделала она это для очистки совести – на коже не было и следа пореза. Где он был, так это в мозгу – засел липким ужасом и напоминал о себе каждую вторую секунду. Невыносимо тянуло бросить все, начхать на злые силы и ехать в ближайшую "Инвитро": проверяться на ВИЧ, гепатит, чуму и холеру.

Желание срочно сдать кровь не плавно привело ее к другому: хотелось есть. Да и поспать толком не удалось: ворвавшись в квартиру, Аня лихорадочно проверила защиту, схватила дезодорант, зажигалку и уселась в прихожей с лайтсейбером наизготовку. Так и сидела до утра. Дремала вполглаза, подскакивая каждый раз, когда пальцы разжимались, и вещи с грохотом падали.

Стиснув гудящую голову руками, Аня раскачивалась на стуле и пыталась принять решение: рвануть на анализы, рвануть в тайгу, или все же заснуть. Просто упасть на диван, и пусть приходят все демоны ада. Лишь бы не разбудили.

Часы с кукушкой чуть хрипловато напомнили: она уже час, как должна быть на работе. Аня вздохнула и помотала головой: "Я туда не вернусь – какой смысл? Просить помощи? Так ведь сама все испортила… Снова!"

Помучившись еще с минуту, она выбрала четвертый из трех вариантов: рвануть в ванную. Хорошенько умыться горячей водой и проснуться.

Законы физики и подлости гласят: если человек погрузит тело в ванну с водой, она выплеснется на коврик, а потом зазвонит телефон.

Аня предпочитала душ. Едва она открыла кран, кто-то зазвонил в дверь.

"Хочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах? Заюзано до банальности!" – думала Аня, глядя в глазок. – "Лучше уж: расскажи обо всех-всех-всех планах – получи от бога сюрприз!"

Вспомнив инструкцию по различению глюков среди реальности, она потыкала пальцем в глаз. Видимость в дверном глазке сделалась еще хуже. Если прежде на полутемной площадке был некто в пуховике, теперь – спасибо воображению – там зловеще маячил назгул без лошади. Или Смерть без косы. Или…

– Открывай, дурочка! – рявкнула Смерть-без-косы голосом доктора Коноваловой. – Я тебя чую. И слышу, как ты сопишь за дверью!

* * *

Командный голос почти сработал: Аня открыла рот, чтобы ответить, но успела зажать его руками. Так и замерла у двери, едва дыша, лихорадочно прикидывая, что же сказать: «Убирайтесь вон!», «Докажите, что вы – это вы» или «Ошиблись квартирой». Секунды складывались в минуты, особа на площадке явно теряла терпение: она позвонила еще раз, и постучала, а после – достала мобильник. Аня припала ухом у двери.

– Нет, Лукиан, эта идиотка не открывает. Прости, но я не нанималась к ней в няньки. Выяснили, что жива, и будет. Я возвращаюсь…

Ярослава Григорьевна – если только это была она – не играла на публику, просто говорила по телефону, на последних словах уходя в сторону лифта. Аня едва успела вздохнуть с облегчением – издалека донесся сердитый оклик:

– Включи, телефон, дурочка!

Прогудел, подъехав, лифт, приглушенно громыхнули его двери, и все. Доктор Коновалова ушла.

Мобильник нашелся в куче с трусами, ножом и солью. Среди пропущенных звонков был всего один от тетушки, остальные же – с неизвестного номера.

"Может ли нечисть просочиться сквозь телефон?.." – озадачилась Аня. Тот подергивался в руках в такт звонку. Пока что из него никто не вылезал. Но ведь это только пока…

Наконец Аня решилась.

– Слушайте внимательно! – обычно вежливый, директор не тратил время на приветствия. Явно не самый добрый знак. – Я не знаю, что именно с вами случилось, но знаю наверняка: рядом с доктором Коноваловой вы в безопасности. Я уговорил ее подождать вас в сквере у дома. Скажите что-нибудь, если поняли меня.

– Ааа… начала было Аня. Сказать и спросить хотелось очень многое. Слишком многое: мысли рвались наружу, не желая выстраиваться в очередь.

– Вот и славно! – уже теплее ответил директор и отключился.

– Эээ!.. – запротестовала было Аня. Поняла бесполезность попытки и начала торопливо одеваться, не попадая в рукава и штанины.

* * *

На сей раз она не стала прикидываться хоббитом – просто распихала кое-какие мелочи по карманам. И лифт вызывать не стала: застрять в нем, когда снаружи ждет без того уже злая Яга? Нет, спасибо!

Сквер у дома носил свое звание крайне условно: круглый сугроб, который однажды вновь станет клумбой, единственные качели, пара скамеек да несколько спящих под снегом берез. Ближайшей к дому уже не очнуться весной: чинили прорванную трубу – сломали все, что было рядом.

Возле мертвого дерева, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, поджидала Аню доктор Коновалова. Она явно не была настроена на любезности. Аня и не стала здороваться – просто сдернула перчатку и показала руку:

– Вот. Можете сказать, на сколько это опасно?

Ярослава Григорьевна посмотрела с подчеркнутым интересом.

– Что – подцепила-таки лишай от кота?

Аня подышала ровно и неглубоко, очень стараясь не сорваться на грубость.

– Нет! Здесь был порез, оставленный упырем. И зализанный им же.

Вот теперь интерес в глазах доктора Коноваловой стал абсолютно искренним. Но смотрела она не на руку – уставилась на Аню, приподняв бровь:

– М-да, ночка у тебя была презанятная. Ласкового мертвяка повстречала, повезло. Симпатичный парень оказался?

Аня невольно скрипнула зубами, но все же сдержалась:

– Это был ребенок, подросток!

– У немертвых нет возраста, дурочка, – беззлобно усмехнулась Ярослава Григорьевна. – Что до заразы, о которой ты думаешь так, что слышен скрежет мозгов, то не бойся. Для упырей нет ни смерти, ни жизни. По иронии судьбы кровососы и прочая погань абсолютно здоровы. Имунны к любой болезни. Хоть чумную крысу сожрут – сами не захворают, других не заразят.

– О! – Аня растерянно посмотрела на свою зеленую кисть. – С такими способностями они могли бы приносить человечеству огромную пользу… наверное.

– А дрессировать их будешь ты? Ключевое слово вовсе не "могли", и не "пользу", так что хватит болтать. Давай руку, закрой глаза и ступай за мной, – доктор снова включила командный голос. Аня неохотно подчинилась.

* * *

Даже не открывая глаза, она поняла, что обходит мертвое дерево.

Круг.

Еще один.

После третьего мир вокруг нее изменился.

2.05. Верные подруги

Стало ощутимо теплее. Вокруг шумел город, и голос его вовсе не был родным. Аня осторожно приоткрыла один глаз, потом другой. Поморгала. Шагнула в сторону от дерева, и тут в нее врезался какой-то парень.

– Извините, – машинально пробормотала она, хоть и не была виновата, просто не отпускала растерянность. В ответ от темноглазого грубияна в пижонском шарфе Аня услышала не "простите", не "сорри", не "блин" и не "фак".

– О-ля-ля! – широко улыбнулся он ей и поспешил дальше.

– Чё?.. – ошарашенно переспросила Аня, оглядываясь. Позади нее сиял на солнце белизной куполов Сакре-Кёр. Перед ней лежал город мечты. Пусть не ее, пусть тетушкиной, но именно он. Рядом стояла доктор Коновалова, явно забавляясь ее реакцией.

– Я в Париже, – выдавила Аня.

Доктор Коновалова ухмыльнулась.

– Я в Париже! – не веря собственным словам, повторила Аня.

Доктор Коновалова ухмыльнулась шире:

– Не могу надивиться Лукиановой проницательности. Он ведь так и сказал: возьмите ее с собой, и она забудет все неприятности.

– Я в Париже, и у меня нет денег! – простонала Аня, схватившись за голову.

– Ох ты ж, итицкая сила! – всплеснула руками Ярослава Григорьевна. – Вы с Маринкой – два сапога пара! Только б по магазинам и шляться! Ну-ка, брысь с глаз моих. Два часа гуляй по достопримечательностям, а потом – сюда, к лестнице, как штык. Поняла? На вот, надень, – она швырнула Ане крошечный мешочек на шнурке. – Да не смей отдать, думаешь, я не знаю, как ты растратила прошлую защиту? Все запасы на тебя, дурочку, ушли! Больше нету.

Аня бросилась вниз по ступеням, распугивая туристов.

– А благодарить вместо тебя дерево будет? – пробормотала Яга ей вслед и направилась в противоположную сторону.

* * *

На Монмартре пахло жареной рыбой. Среди домов, где жили и творили любимые тетушкины импрессионисты, из окон мансард пахло так, будто Аня не покидала родной квартал, да что там – квартал, собственный дом. Это сбивало с толку, и в тоже время казалось невероятно милым. Древний город любви и моды все больше напомнал родной Питер – с поправкой на готику и погоду.

Погода с каждой минутой становилась теплее. Ане с каждой минутой делалось жарче, и вовсе не от любви. Шутка ли: футболка, свитер и зимняя куртка. Махнув рукой на приличия, Аня плюхнулась на первую попавшуюся скамейку и принялась раздеваться.

Минус куртка. Хорошо!

Минус свитер. Совсем здорово.

Минус футб… Упс. Чуть не перестаралась!

За спиной у Ани хихикнули. Она обернулась медленно и осторожно: мало ли, какая за рубежом нечисть. Что, если недружелюбная?

Нечисти – вроде бы – не было, только двое мальчишек лет тринадцати, не серых и даже не бледных, наоборот – весьма смуглых.

"Здравствуй, здравствуй, паранойя! Теперь подозреваю всех. Тинейджеров – в первую очередь."

– Доньт стопь, плизь, – заулыбался один из них, явно надеясь на продолжение шоу.

– Писс офф, гайз![1] – блеснула Аня знанием иностранных грубостей. Ответом ей был предсказуемый международный жест. Она хотела было махнуть рукой и забыть, но тут ее посетила идея. Нехорошая, в общем-то идея, но – вернуться к тетушке из Парижа без единого сувенира? Да вы издеваетесь!

– Хей, гайз, – мило улыбнулась она мальчишкам. – Куд ю шоу ми кафе Амели?

– Но! – радостно замотали головами оба. Прежде чем она успела рассердиться, заулыбались еще шире:

– Ронь нэймь. К'мон![2]

* * *

Пока Аня бегала по Монмартру, совсем не у Амели, в заведении, любимом местными, а не туристами, обнялись две старинные подруги. Троекратно расцеловались и сели за столик.

– Что-то ты, Зин, сама на своя. Все ли в порядке? – озабоченно спросила Яга.

Хозяйка бистро Иветт, лично подошедшая принять заказ, насторожила уши. Не нужно быть полиглотом, чтобы понимать встревоженные интонации. Менее всего ей были нужны в ее драгоценном заведении неприятности, но именно они, очевидно, и объявились.

Частая гостья, практически – завсегдатай, привела спутницу. Эта особа не понравилась хозяйке с первого взгляда: скучное пальто, немодный брючный костюм, минимум макияжа, никаких украшений – полное пренебрежение собой, как женщиной. Полная противоположность элегантной, моложавой подруги. С другой стороны, от незнакомки веяло силой и властностью: жесткий цепкий взгляд, крупные, почти мужские руки, широкий уверенный шаг.

"Американка," – почему-то решила Иветт. – "Такая Харлей на полном ходу остановит!"

Последней каплей стали сигареты. Дама-завсегдатай, которую Иветт вслух называла "мадам", а мысленно и вовсе "графиня", курила легкую ароматную сигарету в мундштуке слоновой кости. Ее спутница дымила чем-то кошмарно-крепким – пиратам под стать.

Хозяйка открыла было рот – заявить, что в заведении не курят, нарвалась на суровый взгляд и благоразумно исчезла.

– Давай, Зин, выкладывай! – велела Яга. – Или скажешь, что закурила исключительно за компанию?

– Это твое "Зин"! Больше меня никто не смеет так называть, знаешь ли. Хотя мне этого не хватает… – дама, которая действительно была графиней, а также – вероятно – самой известной русалкой планеты, откинулась на спинку стула и рассеянно посмотрела в окно.

– Зина, Мелюзина[3], какая разница, – отмахнулась Яга. – Скверно выглядишь, подруга! Здоровье?

– Неужели настолько заметно? – ворчливо откликнулась Мелюзина. – Это же только ты из нас трех вечно бодра. А у меня артрит обоих хвостовых плавников, и мастер-каналья испортил стрижку!

– О! – Яга талантливо изобразила негодование. – За скверную стрижку – гильотинировать негодяя!

– Переигрываешь, Ягги'! – Мелюзина cтрого воздела наманикюренный пальчик. Подруги расхохотались, да так громко, что подошедшая Иветт едва не уронила поднос.

– Эх… – Яга покосилась на чашечку с кофе. Ну кто так пьет? Нет, чтоб из кружки, да побольше, и не ерунду, а крепкого чаю. Что ж, в гостях – не дома, будь благодарен за любое угощение.

– Мне нужна твоя помощь! – все так же прямолинейно продолжила разговор Яга. – Жаль, не можем собраться все вместе, как в старые времена: ты, я, да Липочка.

– О, ты сама понимаешь: все вместе не соберемся, – отозвалась Мелюзина, разглядывая содержимое чашки. – Калипсо[4] давно перестала покидать свой остров. Уединилась на нем, и я успела забыть туда дорогу. Надеюсь, ты знаешь путь… Можешь рассчитывать на меня, дорогая. Ах, русские, вы просто невозможны!

– А что сразу – русские? – вздернула бровь Яга.

Мелюзина продолжала рассматривать кофейную гущу:

– Твоя протеже только что похитила из "Двух мельниц" чашку. Грязную. Теперь убегает, хотя за ней и не гонятся.

– Эта? – ухмыльнулась Яга. – Эта – действительно невозможная дурочка. Только чашку умыкнула, говоришь? Раньше оттуда таскали стулья.

* * *

«Полтора часа на все парижские достопримечательности? Это уже не „да вы издеваетесь“, это какая-то следующая стадия!»

Не то чтобы ей совсем не удавалось выбраться заграницу… Просто в соревновании за первое место по важности всегда побеждал компьютер, или здоровье, или еще какой-нибудь ремонт, но никак не "белый свет со всеми его чудесами". И теперь надо было срочно это компенсировать!

Щелк!

"Я и Эйфелева башня".

– Гет аут! Уйдите из моего кадра!!! И уедьте! Все!

Щелк! Щелк!

"Я и Елисейские поля".

Щелк!

"Шатал я ваш Луксорский монумент!"

– Чего вы смеетесь? Все так делают! Ха. Плагиаторы несчастные…

Щелк! Щелк!

"Я и Нотр-Дам".

– Это что – очередь к горгульям?! Так. Просто убедим себя, что на родине монстры красивее, и бежим дальше!

Щелк!

"Я и Консьержери".

– Ух, ты… в Париже даже тюрьмы, и те – элегантные! А в гости к Призраку Оперы я сегодня не пойду. Там поблизости "Фрагонар" и "Галери Лафайет": не хочу сдохнуть от расстройства без копейки в кармане. В Лувр не пойду по той же причине, но из-за него хотя бы не так обидно. Ааа! Господи-господи-господи… катастрофически опаздываю!

Хуже всего оказалось не стремительно утекающее время, не безденежье, и не куртка, которую она чуть не потеряла трижды, а холмы. Пресловутое "то вверх, то вниз", и все это – бегом на каблуках. После ровного, как стол, Питера – настоящее испытание.

Уже не пробежав – проползя половину лестницы к храму Сердца Христова, Аня рухнула на ступени и нашарила в кармане батончик.

– Привал! Пять минут подождет, старая. Уверена, она меня видит.

* * *

– Из-за тебя мы опаздываем, глупая деревенская… девчонка!

Аню ткнули пониже спины, так что она подавилась конфетой.

"Идти к черту, злая старуха! Лихо запретил обзывать, так ты пинаешься? Все ему расскажу!"

Вслух она ничего не сказала, обернулась и улыбнулась – портрет дружелюбного маньяка, да и только. Доктор Коновалова это проигнорировала, схватила Аню за шкирку, вздернула на ноги и поспешила вниз по лестнице.

"Нет, она точно издевается! Зачем я прикидывалась альпинистом?.."

– Не всякое место не во всякий час годится для перехода! – рявкнула Ярослава Григорьевна. – Теперь придется искать другое.

– О! – Ане стало чуточку стыдно. Но только чуточку – большее не позволили гудящие ноги. – А куда мы теперь?

– На Огигию. Оставь телефон в покое, дурочка. Острова нет на обычных картах!

– Но где-то же он есть?

– Ага. В Средиземном море. Ну, что опять не так? Почему тормозишь?

Аня выглядела абсолютно несчастной:

– Я – на Средиземном море, и у меня нет купальника…

– Сейчас и башки не будет, потому что отверну! – прикрикнула Ярослава Григорьевна. – Все. Пусть следующий раз тебя караулит Маринка. Не удивлюсь, если ты – ее потомок: та же солома в голове.

Мысль, что она, возможно, работает рядом с собственной бабушкой, удивила настолько, что Аня молча терпела ругательства еще несколько минут. Но в конце концов предпочла поменять тему:

– Кто у вас там, на Огигии? Извините, мне это название ничего не говорит.

– Тебе и Франция ничего не говорит, – невесело усмехнулась Ярослава Григорьевна. – Мелюзина – моя подруга, как и Калипсо! Забыли про нас, людишки, только и можете, что писать ахинею в своих википедиях. Ага! Это дерево подойдет.

"Надо же! Оказывается, трубы кладут как попало не только у нас," – подумала Аня, огибая засохший ствол. – "Ой! А вдруг дереву навредили не трубы, а нечисть из катакомб…"

С этой мыслью Аня покинула Париж, почти о нем не жалея. Она окунулась в еще большее, чем секунду назад, тепло. Тепло, напоенное сладким ароматом цветов и шелестом… волн?

Аня открыла глаза. К ее великому разочарованию, настоящего моря поблизости не было – перед ней расстилалась поляна, усыпанная дикими фиалками. Их аромат, густой и тяжелый, дурманил голову и мешал думать. Темные деревья, некрасивые, зловещие даже, похожие на копья, окружали цветочное море.

Среди фиалок лежала молодая женщина в светлых одеждах.

* * *

Телефон все звонил и звонил, но его не спешили брать. Хозяйка смотрела на зкран и счастливо улыбалась, наслаждаясь чьей-то настойчивостью.

Или отчаяньем?..

Наконец пальчик с холеным ноготком нажал на клавишу.

– Отпусти его! – без приветствия, безо всякого вступления потребовал звонивший.

– О! Сколько страсти. Шекспир, да и только, – рассмеялась в ответ Верлиока. – Я дала свое слово, и я отпущу твоего… внука? Правнука? Фу, как скучно! Разве можно до такой степени привязываться к людишкам? Видишь, к чему это приводит? – она снова рассмеялась, и в ее смехе слышалось предвкушение. – Теперь мне придется портить мой маникюр. Из-за этого я очень, очень сердита.

– Что?.. – собеседник Верлиоки был явно напуган, но смог взять себя в руки. – Ты обещала возвратить его живым!

– Я верну, – промурлыкала Верлиока. – Но, видишь ли, условия сделки выполнены не в срок и наполовину, так что…

Ее слова прервал срежет, хруст и крик нечеловеческой боли.

– …так что я верну его не совсем целым, – радостно закончила Верлиока.

* * *

– Что-то не так. Стой здесь! – приказала Яга.

– Ну уж нет! Я – с вами! – Аня показала фруктовый нож и шнурок с узелком. – Вместе – прорвемся! Эх, жаль, я соль дома оставила…

– Дурочка! – качнула головой Яга и бросилась к спящей. Аня поспешила за ней. Фиалки гибли под их каблуками, распространяя запах настолько приторный, что от него затошнило, словно от мертвечины. Накатил страх, Аню бросило в дрожь.

– Липа! Липочка! – Яга наклонилась над женщиной. Аня плюхнулась рядом в цветы, отыскала в карманах зеркальце:

– Вот, возьмите! Ну же! Проверьте дыхание!

Яга распрямилась и странно взглянула в ответ:

– Ты не понимаешь. Ты не видишь то, что вижу я. Она отравлена. Она умирает.

– Да все я вижу! Вы что – не попытаетесь оказать подруге первую помощь?! Она же дышит. И даже что-то шепчет… кажется. Что это за язык – греческий?

Яга наклонилась снова.

– Что-то о рыбе… Бредит. Наверное, хочет в последний раз повидать море. Бедная ты моя…

Яга без сил опустилась на землю.

Аня же, напротив, вскочила на ноги и заметалась по поляне:

– Нельзя просто сидеть. Надо что-то делать! Надо во все разобраться! Надо… погуглить хотя бы! А это еще кто?..

Из-за деревьев медленно приближались четыре девушки, темноволосые, одетые почти так же, как и Калисто, но только скромнее. Они не плакали, не сказали ни единого слова. Молча подняли на руки тело нимфы и понесли прочь, склонив головы. Аня проводила их взглядом и с изумлением уставилась под ноги: цветы умирали. Лиловое море вокруг чернело, лепестки рассыпались в прах.

– Послушайте, – Аня осторожно тронула Ягу за плечо. – Это действительно важно! – невольно повысила она голос, наткнувшись на взгляд, полный горя и злобы. – Я тут помучила Гугл-переводчик «Speak & Translate»… Ладно, не суть. В общем, Калипсо сказала что-то вроде «Не верь рыбе с двумя хвостами.»

Аня замолчала. Даже ей, при всей ее антипатии к Яге, было больно видеть, как та постарела. Куда, казалось бы, больше? Но Яга вдруг сделалась дряхлой и маленькой, ссутулилась, будто эти пять слов упали на нее непосильным грузом.