Текст книги "Я больше не люблю тебя"
Автор книги: Диана Эпплярд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
– Где Джейк? – мимоходом поинтересовалась Тэсс.
– Не знаю, – сказал Олли, не отрываясь от экрана.
– По-моему, он наверху, – ответила Хэтти.
Тэсс поднялась наверх, напряженно размышляя. Из спальни мальчиков доносилась громкая музыка. Джейк явно решил не ходить играть в «Боевой молот». Его нынешней страстью была гаражная музыка; Тэсс пыталась ее принять, но без особого успеха. Дверь была полуоткрыта, и она осторожно распахнула ее.
Джейк лежал на спине поверх постели с закрытыми глазами. На нем были до невозможности мешковатые джинсы и огромная бейсбольная майка. Любимые красные ботинки лежали там, где свалились с его ног. У одного носка на пальце была огромная дырка.
– Джейк! – ответа не было.
– Джейк! – сказала Тэсс еще громче.
– А? – Он открыл глаза. Тэсс наклонилась и сделала музыку на его магнитоле потише. Она села на край постели.
– Что? – Он пытался не смотреть на нее.
– Я думала, ты пошел к Нику.
– А, я решил, на х… извини, на кой мне это надо.
– С тобой все в порядке? – Тэсс не удержалась и поправила торчащую прядь волос у него на лбу. Джейк отдернулся. Кожа у него была влажная от пота.
– Да, конечно. Что такое?
– Просто хотела на тебя посмотреть. Извини, что в последнее время так часто отсутствовала. Я была так занята. Мы так редко проводим время вместе.
– Да ладно, я знаю, у тебя работа. Это круто. Что тут такого?
– Да ничего. Ты домашние задания сделал? – Он усмехнулся ей в ответ. Такой красивый, и лицо его выглядело слишком взрослым для его возраста, лет на восемнадцать.
– Зануда. Сделал, сделал, а теперь отдыхаю с любимой музыкой, если ты не против.
– Да, конечно. Слушай, Джейк…
– Что? – спросил он, снова закрыв глаза.
– Что у тебя с Франческой?
Он открыл глаза.
– Какой Франческой?
– Не валяй дурака. Ты знаешь, какой Франческой.
– А что?
– Так просто.
– Не говори ерунды, мам, – сказал он. – Она мне в матери годится. – Он лукаво улыбнулся. – Ну, почти.
Снизу донеслась настоящая какофония.
– Мама! – крикнул Олли. – Скажи Хэтти, пусть оставит пианино в покое!
– Ну, спокойной ночи.
– Спокойной.
– Ты точно ничего не хочешь мне сказать? – спросила она, останавливаясь у дверей его спальни.
– Что? Что я в розыске, наркоман, и у меня целый гарем девочек, которые меня хотят?
– Джейк!
– Нет, – рассмеялся он. – Не хочу. – Он надел наушники и закрыл глаза. Лежа на постели, он напоминал падшего ангела.
Марк тоже рассмеялся, когда Тэсс ему все рассказала.
– Это не смешно. Марджи была в ярости. Как бы ты себя почувствовал, если бы Хэтти через восемь лет кто-нибудь послал такое письмо?
– В бешенстве, – согласился Марк. – Но откуда мы знаем, что она не давала ему повода?
– Вот и я так подумала, но не могла же я это ей сказать. Так или иначе, это, похоже, пошло от нашего сына, который, очевидно, говорит девочкам, что хочет с ними трахаться.
– Звучит вполне нормально.
– Ты в таком возрасте тоже трахался?
Марк протянул руку через кухонный стол и погладил жену по щеке.
– Мне нравится, когда ты говоришь такие слова. Ты при этом вся краснеешь. Нет, я не трахался в пятнадцать, как ты мило выразилась. Разве что сам с собой.
– Марк, тебе придется отнестись к этому серьезно. Кто-то из нас должен будет с ним поговорить.
– Я думал, ты вчера с ним поговорила.
– Да нет, как следует не говорила. Он плохо выглядел и был очень сонный. Честно говоря, мне было не по себе. Это тебе с ним надо говорить о таких вещах. Поговори с ним как мужчина с мужчиной об ответственности и всем таком.
– Но ты же его мама. Я думал, мамы объясняют про пестики и тычинки.
– По-моему, для разговора про пестики и тычинки уже поздновато. Джейк наверняка может рассказать нам больше, чем мы знали в его возрасте. Даже Хэтти проходила в школе противозачаточные средства.
– Правда?
– Ну, она вчера спросила меня, что такое презерватив.
– И что ты сказала?
– Что это такие консервы.
Марк расхохотался.
– Господи, теперь с этим уж слишком спешат, правда? По-моему, во всем виновато телевидение. Даже на канале «Никельодеон», который рассчитан на возраст Хэтти, подростки говорят о том, что спят друг с другом. Марджи сказала, что в журналах Джорджины печатают письма вроде «Мой бойфренд хочет орального секса, но, по-моему, мы еще недостаточно взрослые. С любовью, Карли, 12 лет». Чем все это закончится? К шестнадцати секс им надоест, и человеческая раса вымрет, потому что никто не захочет размножаться. Тайны совсем не осталось, разве не так:
– Ты, правда, хочешь, чтобы я поговорил с Джейком?
– Да. Будь понапористей. Я уверена, он ничего такого не хочет, а просто пижонит, но ты его все равно пугни. Я хочу, чтобы он уважал девочек, а не надувался как индюк и не разглагольствовал о том, как он хочет их трахнуть.
– Я постараюсь. Это обязательно должно быть сегодня?
Тэсс посмотрела на часы. Было уже начало одиннадцатого.
– Нет, оставь до завтра. И я не хочу втягивать в это Олли. Уверена, он тут ни при чем, у него такая нежная душа.
– Ладно. Как насчет лечь пораньше? Мне завтра рано уходить, я поставил будильник на шесть.
Тэсс едва не застонала. Ей обязательно надо было напечатать сегодня кое-какие записи с лекций.
– Ничего, если я поработаю немного? Я тебя не разбужу, когда буду ложиться.
Марк нахмурился.
– Хотелось бы мне хоть раз лечь в постель с женой. Тебе обязательно надо сегодня работать? Это не может подождать?
Тэсс чуть не огрызнулась. Если у Марка была срочная работа, он ни за что не оставлял ее на следующий день. Да и она не просила его все бросить, потому что хотела, чтобы он лег в постель. Плюс ко всему у него появилась раздражающая привычка стоять за спиной, когда она работала на компьютере в кухне. Когда Тэсс спрашивала, чего он хочет, он отвечал, что ничего, а потом продолжал болтаться на кухне, демонстрируя скуку и давя на нее, чтобы она поскорее закончила свои дела и занялась им. Мужчины совсем как дети – они не выносили, когда были не в центре внимания или когда тебе что-то казалось интереснее разговоров с ними. Несколько раз она со вздохом закрывала свои файлы и поднималась за ним наверх, но при этом оказывалось, что он лежит на диване и смотрит телевизор вместо того, чтобы разговаривать с ней. Так что теперь она стала резче и обычно говорила «Отстань».
Но сегодня она сказала «Ладно». Сегодня был не самый лучший момент для скандала на тему о том, сколько-тебе-нужно-времени-сидеть-за-этой-штукой. Хотя Марк очень старался честно и спокойно относиться к ее учебе и тому, сколько времени она занимала, Тэсс знала, что это дается ему с трудом. Хуже всего была его убежденность в том, что раз учеба не приносит прибыль в семью, то это просто ее развлечение. Марк пока еще не осмелился заявить об этом открыто, но Тэсс все время ждала, что он выскажет свои истинные чувства. Это было бы последней каплей, после чего ей захотелось бы уйти из дома, хлопнув как следует дверью.
Она загружала посудомоечную машину, когда ее мобильник зазвонил. Тэсс удивленно сняла его со шкафа, где он подзаряжался на утро. На экране моргал значок смс-сообщения. Она нажала на кнопку.
Появилась надпись: «Трахнуться хочешь?»
Поднимаясь наверх после того, как она проверила, что весь свет выключен, а передняя дверь заперта на два замка, Тэсс думала о том, как сложно было быть единственным взрослым человеком в доме.
Глава 17
Ветер подхватил змей Олли, поднимая его все выше и выше. В это субботнее утро Тэсс охотно согласилась помочь сыну запускать его, в основном, чтобы вырваться из дома. День был ужасно пасмурный и такой ветреный, что ночью Марк и Тэсс проснулись от того, что стекло в окне их спальни дребезжало. Марк сумел снова уснуть, но Тэсс пролежала без сна несколько часов, и разные мысли не оставляли ее ни на минуту.
Проблемы, проблемы, проблемы… Днем, как ей казалось, она могла с ними справиться, а сейчас они накрыли ее словно девятый вал. Уже подходила Пасха; рождественская премия Марка перекрыла их долг, но плата за школу мальчиков и ее учебу снова заставила перебрать кредит. Она ненавидела быть в долгах – скорее всего, дело было в ее воспитании. Марк тоже беспокоился, но не хотел об этом говорить. Разговоры о деньгах всегда приводили его в дурное настроение, и Тэсс старалась этого избегать. Кроме того, она сама сейчас являлась одной из основных статей расходов, так что ей не к лицу было жаловаться.
Отчаянно пытаясь разобраться с финансами, Тэсс выбрала в «Желтых страницах» финансового консультанта. Но как только он зашел к ним в дом, а она настояла, чтобы Марк пришел с работы пораньше для встречи с ним, Тэсс поняла, что совершила ошибку.
Это был массивный седовласый человек в тесном дешевом костюме, который слегка потел и вытирал лицо носовым платком. А еще он опоздал на пятнадцать минут, и все это время Марк, который сам никогда никуда не приходил вовремя, шагал взад-вперед и повторял:
– Ну, где этот парень? Тэсс, мне пришлось из-за этого пропустить важное торговое совещание. У нас все равно нет излишков для вложений, так что какого черта?
– Ну, он хотя бы посоветует нам, как поскорее разобраться с превышением кредита, – прошипела Тэсс. Тут в дверь позвонили, и лицо ее застыло в приветственной улыбке.
Пока она делала мистеру Холлу чашку чая, Марк мрачно смотрел на него через кухонный стол. Чем дальше, тем консультант выглядел все более нервным.
– Так что для нас самое главное? – спросил он, облизывая губы.
– Плата за школу, – сказала Тэсс, а Марк одновременно произнес:
– Вложения, – они посмотрели друг на друга, и Тэсс натужно рассмеялась.
– Мой муж имеет в виду, – сказала она, когда Марк пнул ее под столом, – что мы бы хотели разработать несколько небольших схем вложений. Только так мы разберемся с основной проблемой – как платить за учебу.
– Я бы хотел предложить, – сказал консультант и полез за бумагами в кейс из кожезаменителя, – свои наброски, которые сделал после того, как вы по телефону любезно предоставили мне некоторые факты и цифры. Я рассчитал, – продолжил он с маслянистой улыбкой, – что когда ваши мальчики окончат школу и университет и, предполагая, что ваша дочь тоже пойдет в частную среднюю школу, то вы потратите на это где-то четверть миллиона фунтов.
Мистер Холли откинулся на спинку стула, явно довольный, что сообщил такие потрясающие новости.
– Фигня, – сказал Марк с яркой австралийской интонацией.
– Простите?
– Эти цифры, – повторил муж, проглядывая первую страницу пачки, – полная фигня. Вы пытаетесь нас запугать, чтобы мы купили ваши планы вкладов. Вот это, – он ткнул пальцем в какие-то расчеты, – похоже, предполагает шестипроцентный рост. Вы что, серьезно хотите сказать, что вот-вот начнется подобная инфляция?
Консультант нервно закашлялся.
– Всегда полезно выбирать наиболее пессимистическую оценку, чтобы неприятности не застали тебя врасплох, – он улыбнулся Тэсс, поняв, что если что и продаст сегодня, то только через нее. Она смущенно улыбнулась в ответ. Бедняга. Марк вот-вот его прикончит. Она наступила мужу на ногу.
– Так что вы предлагаете? – спросила она вежливо, игнорируя сердитый взгляд Марка.
– Я вот подумал насчет смешанного полиса. Если вы будете каждый месяц вкладывать по этой схеме определенную сумму, скажем, со следующего месяца, то сможете покрыть стоимость средней школы для вашей дочки и расходы на университет для всех детей.
Марк взорвался.
– Вы что, совсем спятили? – голос его дрожал от гнева. – Все знают, что смешанные полисы самая крупная махинация, какую только видел финансовый мир. А вы тут всерьез предлагаете, чтобы мы вложили большую сумму денег в один из самых рискованных полисов. Могу я посмотреть на эту бумагу?
Он взял листок из дрожащих рук консультанта и быстро просмотрел его. Потом помедлил и улыбнулся.
– Как я вижу, – тон его стал опасно ласковым, – вы по такому полису получите очень значительный процент. – Марк презрительно бросил листок на стол. – Это все просто куча дерьма, – сказал он. Тэсс сердито уставилась на мужа. Почему он всегда был так груб?
– Ну, – заспешил объяснить мистер Холл, – у меня есть альтернативные предложения. Как насчет займа? Если бы вы взяли заем на двадцать пять лет, то могли бы брать деньги из основного фонда. Это помогло бы вам продержаться, пока затраты больше всего, но распределить нагрузку на большее количество лет.
– И заодно платить солидные проценты, – произнес Марк. – Вы только что подтвердили мое мнение, что в последнее время дешевле всего одалживать деньги через продолжительную закладную или просто превышая банковский кредит.
– А как насчет личных планов вкладов? – сказала Тэсс. – Или индивидуальных сберегательных счетов, как они там теперь называются?
Марк рассмеялся.
– Ну, мы не на том уровне финансового планирования, разве нет?
Мистер Холл совершил последнюю попытку.
– А как насчет пенсий? – поинтересовался он.
– У меня на работе отличная пенсия, спасибо, – сказал Марк.
– А у вашей милой супруги?
– У нее нет работы, пока нет.
– Я учусь, – ответила Тэсс оправдывающимся тоном. – Через год я начну карьеру.
– Но она могла бы уже вкладывать деньги в частную пенсионную схему. Знаете ли, мистер Джеймс, в конечном счете, это все помогает.
– Если мы когда и решим, что Тэсс нужна пенсия, я не думаю, что нам потребуются услуги вашей фирмы, мистер Холл. Говоря откровенно, от вас меньше толку, чем от шоколадного чайника. А теперь мне пора вернуться к работе, – он встал и ушел наверх.
Тэсс сидела, оцепенев от смущения. Мистер Холл начал собирать бумаги.
– Довольно близорукий взгляд на вещи, – сказал он почти себе под нос.
– Извините. Он иногда бывает… порывист.
– Я вижу. Так я пойду?
– Да, – сказала она, слабо улыбаясь ему. – Спасибо, что пришли.
Укол насчет того, что у нее нет работы, очень задел Тэсс. Она вздрогнула, услышав шаги Марка на ступенях.
– Ну и слизняк, – проговорил он.
К его полному удивлению Тэсс разрыдалась.
– В чем дело, черт возьми? Не мог же тебя так расстроить этот олух?
– Дело в том, – сказала Тэсс, всхлипывая, – что ты просто плюешь на меня перед другими людьми. Как, по-твоему, я себя чувствовала, когда ты разговаривал поверх меня и не давал мне шанса ничего сказать, будто я просто маленькая женушка, которая не понимает сложностей нашей финансовой ситуации.
– Ничего подобного я не делал, – рассудительно заметил Марк. – Я просто показал ему, что он болтун, пытающийся выжать деньги, которых у нас нет. Я вовсе не относился к тебе покровительственно. Ты в последнее время слишком чувствительна. Вокруг тебя какая-то ужасная аура, и ты твердишь «Не смейте ко мне относиться покровительственно, потому что я чертова Боадицея, и за мной всегда должно оставаться последнее слово, и я должна всем командовать, потому что я ЖЕНЩИНА». Раньше ты такой не была. Мы все это обсуждали. А теперь ты сорвалась с тормозов, носишься туда-сюда и делаешь глупости, вроде приглашения этого жулика, чтобы он нас надул, хотя мы прекрасно справляемся сами, без всякой помощи.
– Но мы же не справляемся, правда? – всхлипнула Тэсс. – Мы по уши в долгах, а тебе наплевать. Ты даже не хочешь смотреть на банковские извещения. Господи, Марк, мы опять превысили кредит, и я не представляю, как его покрыть.
– Найди работу, – предложил он спокойно.
Тэсс оперлась ладонями о стол и в ярости посмотрела на мужа.
– Замечательный ответ! Я найду работу и брошу учебу, которая, по-твоему, только зряшная трата времени, правда? Просто я мотаюсь в университет каждое утро, чтобы удовлетворить своей каприз, пока тебе приходится пробиваться сквозь трудности коммерции, чтобы принести в дом денег для семьи. Почему, черт возьми, ты не хочешь понять, что я это делаю, чтобы получить работу получше, с большей оплатой, и по-настоящему изменить наше положение?
– Ты, правда, думаешь, что твоя дурацкая магистерская степень, или что там еще, так уж сильно изменит размер твоей зарплаты? Наверняка ты сейчас можешь найти работу не хуже, и бесконечные дипломы не понадобятся. Если тебя так беспокоит моя неспособность как следует обеспечить семью, то можешь вернуться в «Сотбис», на свое старое место. Не надо мне рассказывать, как ты страдаешь ради долгосрочных преимуществ. Ты пошла учиться потому, что тебе это нравится, и ты можешь гулять с чокнутыми неудачниками вроде этой проклятой Ники и притворяться, что ты снова беззаботная студентка. Тут все дело в отказе от ответственности, разве нет, Тэсс? Ты сказала, что тебе было скучно работать полдня и присматривать за детьми, так что тебе хотелось сбежать, и ты пытаешься все это представить как жертву ради блага семьи. Ты никогда не задумывалась над тем, что я убиваюсь на работе, чтобы позволить тебе вести благополучную жизнь, которая тебя так раздражает? Не смеши меня, Тэсс! Ты это делаешь целиком и полностью для себя, и это ты загнала нас в подобную ситуацию.
– Тут не в деньгах дело, правда? – она перешла на крик. – Дело в том, что я делаю это для себя, а ты даже не пытаешься меня понять. Тебя не то бесит, что я денег не зарабатываю, а то, что тебе, бедняжечке, приходится иногда готовить себе еду и загружать стиральную машину. И отводить Хэтти в школу или к Кларе, и порой брать на себя ответственность за то, что творится в этом доме, а не скидывать все на меня. На самом деле тебя бесит то, что тебе теперь тоже надо что-то делать!
Марк холодно посмотрел на нее.
– Иногда, – сказал он, – я чувствую, что совсем тебя не знаю. И я очень устал от твоего дурного настроения.
Потом он вышел из кухни, и через несколько мгновений Тэсс услышала, как хлопнула входная дверь.
Глава 18
«„Я не думаю, что есть на свете мужчины, которые обращаются с женщинами как с равными, а я только этого и просила, потому что знаю, что стою не меньше их“. Из записной книжки Берт Морисо, 1890. Обсудить». Тэсс уставилась на слова, которые только что написала наверху листа А4 в качестве заголовка эссе. Мистер Фрост задал ей исследовать открытые (и более скрытые) предрассудки, с которыми сталкивалась Берт. Она надеялась сделать большую часть работы сегодня, урвав драгоценное время для исследований в библиотеке.
Вокруг нее ряды голов склонились над блокнотами и раскрытыми папками. На широких деревянных столах были навалены папки, шарфы и сумки. Иногда кто-то вставал, подходил к полкам, копался на них и доставал нужную книгу. Тишину в библиотеке нарушали только негромкие голоса сотрудников в дальнем конце зала, принимавших и выдававших книги; от этого шума читателей отгораживали зигзаги стеллажей с книгами. Непрерывный гул компьютеров наполнял комнату электронным жужжанием, изредка его прерывал негромкий смех, на который сразу слышалось шиканье.
Шея Тэсс была укутана красным шерстяным шарфом, подарком Марджи, и ее почти невозможно было отличить от других студентов. Густые светлые волосы она небрежно сколола заколкой, чтобы не лезли в глаза, а засученные до локтей рукава толстого синего свитера в резинку из «Гэп» открывали дешевые браслеты на тонких запястьях. Некоторые она получила в подарок от Ники, та обожала покупать бижутерию, один браслет был Хэтти, но он ей очень нравился, а остальные Тэсс купила сама на антикварных лотках блошиного рынка рядом с университетом, где они с Ники иногда копались во время «окон».
Она и забыла, как любила бижутерию раньше. Когда дети были маленькие, это было ужасно неудобно. Украшения цеплялись им за волосы, мальчики хватали ожерелья и сережки, которые оставляли следы на шее, ранили уши. Так что Тэсс отвыкла их надевать и только иногда, когда они с Марком шли в какое-то более или менее шикарное место, доставала изящные сережки или браслет. Большая часть ее старой бижутерии пропала, сломалась или теперь с ней играла Хэтти. Когда она только познакомилась с Марком, то любила носить длинные сережки, недорогие и забавные. Но брак отучил ее привлекать к себе внимание. Больше у нее на это не было ни времени, ни желания. А теперь она снова вспомнила, что любит украшать себя. Ей захотелось стать более броской.
Только когда Тэсс поднимала голову, чтобы посмотреть на часы – нельзя было опоздать во время забрать Хэтти у Клары, – видно было различие между нею и остальными студентками. Разница была в глазах: из уголков ее глаз разбегались морщинки, веки были тяжелее, и под глазами – паутинка морщинок. Здесь, в этом мирном убежище трудоголиков, она почти не ощущала своих отличий. Просто у нее другой набор приоритетов, не такие мысли, как у остальных студентов: что делать вечером, пойти в бар или в клуб, не пообедать ли в ресторане, на какой концерт отправиться? Беззаботная жизнь, беззаботные планы, когда надо отвечать только за себя. У Тэсс вместо всего этого была домашняя рутина, от которой она сбежала сюда. Но забота о доме предъявляла свои требования, и давно установленные правила нельзя было забывать. Форму все еще надо было стирать. Надо было прибирать кухню, покупать продукты, сушить одежду, гладить, искать книги и спортивные принадлежности. Дети скоро привыкли к изменениям в распорядке, но они постоянно жаловались. Хэтти сказала, что уже сто лет никто не слушал, как она играет на блок-флейте, Олли не мог найти ноты, а Джейк дулся, потому что никто не мог подвезти его к Нику – шел дождь, и идти пешком ему не хотелось.
Тэсс еле-еле справлялась. Продукты приходилось покупать в обеденный перерыв. Если лекция кончалась поздно, то можно было договориться с Кларой, мальчики пока еще не сожгли дом, подогревая в духовке картошку-фри. А от беспорядка никто особенно не страдал. Она старалась всегда убирать бумаги и книги в шкафчик в кухне, который расчистила специально для этого, потому что кабинета у нее не было. Если бы она оставляла их на кухонном столе, то дети обязательно пролили бы на них сок. С Марком у нее установилось перемирие. Тэсс не хватало ни времени, ни сил на ссоры. Они научились обходить острые углы, спокойно договариваться о мелких изменениях в расписании, решать, кто, когда и где заберет детей. Они были как разведенные супруги, живущие в одном доме. Дружелюбно разговаривали, когда встречались в кухне, часто готовя каждый свое. Ночью спокойно спали на разных концах кровати. Любовью они не занимались уже больше трех недель.
Открывая один из разложенных перед ней учебников, Тэсс поняла, что больше всего ей нравилось в новой жизни то, как люди к ней относились. Она была просто Тэсс Джеймс, такая же студентка, как все остальные. Ничья не жена и не мать. Ни у кого не было предвзятых мнений на ее счет, ей не приходилось соответствовать никакой роли. Тэсс почувствовала себя личностью и разговаривала о вещах, не связанных с ее обычной жизнью, высказывала свои мнения по поводу новостей политики, театра, искусства. Она уже и забыла, какими насыщенными могли быть подобные дискуссии. Вначале во время ленча в пабе или перед занятиями Тэсс держалась в стороне, не решаясь заговорить. Постепенно она перестала напрягаться и обнаружила, что у нее есть свои мысли, что не надо долго думать каждый раз перед тем, как открыть рот. Тэсс стала куда больше интересоваться миром за пределами семьи и близких людей. Ей казалось, будто до сих пор она шла по узкому туннелю, ограниченному мнениями окружающих. Теперь же она видела гораздо шире.
Иногда вечером Тэсс пробовала заговорить с Марком на университетские темы, но чаще всего натыкалась на каменную стену. Ее новых друзей муж тоже не хотел видеть, заявив, что с него вполне хватило Ники. Он обычно говорил:
– Слушай, я устал. Я весь день разговаривал с Калифорнией по телефону, и сейчас мне ничего не надо, кроме бокала вина и «Инспектора Морса» по телевизору. Я не хочу обсуждать продажность лейбористов и допотопные влияния на кубизм или что там у тебя еще.
Тэсс снова начала ходить в театр, решив, а почему бы и нет? Пару раз они были в театре с Марком, когда только начинали встречаться, но ему такие развлечения пришлись не по душе. Он ненавидел три часа неподвижно сидеть среди других людей и часто засыпал, неважно, насколько интересной была пьеса. Тэсс никогда не могла расслабиться, вечно гадая, не скучно ли ему. От этого пропадало все настроение. Теперь она иногда ходила вместе с Ники и получала массу удовольствия, даже если пьеса была паршивая. Было просто здорово сидеть и не о чем не волноваться. Почему женщины всегда думали о том, что чувствуют мужчины, и беспокоились, счастливы ли они, а мужчины редко делали то же самое?
Как бы ты справилась, Берт, подумала она, улыбаясь себе при этой мысли и покачивая головой. Пора браться за дело, Клариной дочке к зубному в полпятого. Но у Берт была няня, а потом гувернантка, которая присматривала за ребенком, пока она писала, ей не надо было торопиться к няне. И все равно наверняка она чувствовала раздражение по поводу того, что была занята делом, неприличным для женщины ее круга, класса и происхождения. И мнений на политические темы от нее никто не ждал, несмотря на бурный исторический период, в который она жила. Наверняка приходилось прикусывать язык, и вряд ли ей это нравилось.
Заголовок эссе указывал на основную проблему жизни Берт: как она могла сочетать жизнь художницы с образом хорошей жены и матери? Что было важнее – искусство или материнство? Листая книги, Тэсс прочитала, что один из тогдашних учителей Берт – Гишар – предупредил ее мать, что если она позволит своим дочерям – сестра Берт, Эдма, тоже была художницей – развивать свой талант и, в конце концов, выставляться в парижском Салоне, это вызовет «возмущение» общества. Такое решение, предупреждал он, будет «поворотным» для их семьи. К счастью, мать Берт знала, что такой талант подавить нельзя, но в середине девятнадцатого века дочерям надо было еще и удачно выйти замуж. Тэсс улыбнулась. Наверняка Берт не нравилось быть на «рынке невест».
«Как и многие другие женщины ее поколения, – писала Тэсс, – Берт, родившаяся в богатой семье, была воспитана так, чтобы получить как можно больше знаний, – уметь разбираться в искусстве, литературе и музыке, знать языки. Но эти качества не ценились сами по себе, а служили только козырем для „рынка невест“. Они должны были сделать ее более привлекательной и интересной для мужчины. Это была, своего рода, ловушка для него. Женщина могла быть только декоративной, забавной и любопытной – развлечение, а не активный член общества». Именно против такого неравенства восставала Берт, особенно в свете ее огромного таланта. Тэсс продолжила: «В написанном в то время романе „Лелия“ Жорж Санд говорила: „Мы их (молодых женщин) воспитываем как святых, а потом продаем как кобылиц“. Брак был единственным способом приобрести статус, безопасность и уважение».
Тэсс выпрямилась и задумалась. Многое ли изменилось? Конечно, женщина теперь могла сделать карьеру, у нее своя жизнь, свои деньги, но о чем чаще всего спрашивали молодую женщину? «Скоро замуж собираешься?» Женщины за тридцать все еще ощущали давление со стороны окружающих в необходимости найти мужчину, убедить его жениться, чтобы завести детей и стать достойным членом общества. Мы все еще кобылицы, подумала она. Учимся, чтобы нас продали на аукционе тому, кто больше всех заплатит. А что случалось с женщинами вроде Марджи, которая была счастлива с дочерьми и могла делать, что хочет? Их жалели, о них говорили шепотом, строили планы, как найти им новых мужчин, чтобы снова стать полноценными порядочными гражданами. Одиночество у женщины все еще приравнивалось к звону в колокольчик и крику «Нечистый!»[7]
Берт сопротивлялась тому, чтобы выйти за кого попало, когда ей было уже за тридцать, что для женщин того времени считалось уже много, и ее мать наверняка приходила в отчаяние. Но Берт долгие годы была влюблена в художника Мане. Он написал ее портрет, она в него влюбилась, но тот был женат. У него были и любовницы, но Берт была слишком высокого происхождения, чтобы так опуститься. По предложению самого Эдуара она вышла замуж за его брата Эжена. Ему было сорок один, он был писателем, серьезным по характеру, остроумным и дружелюбным человеком, но его преследовали болезни. Став его женой, она сказала: «Я принимаю реалии жизни». Едва ли великая страсть, подумала Тэсс, хотя постепенно она, несомненно, полюбила его. Неплохой итог. Берт вышла за человека, который далеко обогнал свое время. Он поддерживал и поощрял ее талант и был вполне счастлив, приглядывая за ее дочерью Жюли, пока она работала. Допустим, на Джорджа Клуни он не тянул, но, похоже, любил Берт и дал ее жизни необходимую твердую основу.
Тэсс помедлила и со вздохом погрызла ручку. У нее не было талантов. Она никогда не будет знаменитой художницей или замечательной писательницей, но в глубине души она была уверена, что может быть хорошим преподавателем. Она остро ощущала страстный интерес и знала, что способна передать его другим. И как замечательно будет ощущать, что она хоть как-то повлияла на чью-то жизнь. Будет ли Марк ей опорой? Вряд ли. Слишком уж он привык к первым ролям. Это не просто, подумала она, когда в браке два главных героя борются за место на сцене. Кто-то должен был стоять за кулисами и аплодировать.
«Несмотря на свою славу, – написала Тэсс, – при жизни у нее была только одна персональная выставка. Хотя ее работы широко известны, ее всюду приглашали, Берт все равно не смогла достичь славы своих современников-мужчин. А после смерти о ней почти забыли. Как и многие женщины сегодня, Берт старалась сохранить и развить веру в свой талант и место в мире искусств. Она признавала наложенные на нее ограничения, покровительственные замечания, раздражение от того, что она посмела выставляться рядом с мужчинами, но всегда оставалась сама собой, и во многом благодаря преданности ее мужа Эжена. Он понимал, как важна эта сторона жизни жены, и всегда поддерживал и любил ее. А рисуя свою дочь, Берт блестящим образом объединила свой дар и свою материнскую любовь. Ни один мужчина не смог бы так замечательно показать силу духа и независимость своей дочери, как на картине „Жюли мечтает“, где изображена была Жюли-подросток. Я не сомневаюсь, что Берт любила Жюли не меньше, чем искусство. В своей последней записи в дневнике, когда она уже умирала, Берт написала: „Малышка Жюли, я люблю тебя, пока умираю. И буду любить даже после смерти; прошу тебя, не плачь, расставание было неизбежно. Я надеялась дожить до того, как ты выйдешь замуж… Работай и будь хорошей, как всегда. Ты не причинила мне ни одного огорчения за всю свою жизнь. Не плачь; я люблю тебя так, что не могу этого выразить“».
Тэсс положила ручку, и слеза умиления упала на открытую страницу.
Глава 19
Дом стоял на краю деревни, в небольшой низине за поворотом дороги. Хэтти и Марк всю дорогу подпевали новому альбому Бритни Спирс, купленному для дочери. Марк настоял на том, что вести машину будет он, хотя у него было жуткое похмелье. Каждый раз, когда он открывал окно, чтобы покурить, дети на заднем сиденье визжали, что им холодно.
