Текст книги "Я больше не люблю тебя"

Автор книги: Диана Эпплярд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Что? Уже пора?

– Спасибо.

Глава 21

В мобильнике что-то затрещало, но потом связь снова наладилась.

– Что? Я тебя не слышу. Повтори.

– Доктор Уильямс говорит, что нам надо к нему зайти.

– А что такое, Марк? Я в загоне. Мне надо сегодня закончить эту часть диссертации. Я специально договорилась с Кларой, чтобы Хэтти осталась у нее, а мальчики пошли к друзьям. Я не могу все бросить и бежать в школу.

– А ты думаешь, я могу? У меня собрание правления во второй половине дня, но он настаивает. Говорит, это очень срочно. Извини, Тэсс, но думаю, придется пойти.

– Когда?

– Я тебя там встречу в три.

– Он сказал, в чем дело? Хоть что-нибудь?

– Нет, только что это срочно. И он сам звонил, не секретарша.

– О господи, – простонала Тэсс и, закрыв документ, с которым работала, выключила ноутбук. Она почти закончила эту работу, в которую вложила всю свою душу. Ей безумно нравилось, что работа серьезная и требует большей глубины. Она будто попадала в иное измерение, где были только ее пальцы на клавиатуре и стремление записать живые мысли, образы и чувства, переполнявшие ее мозг. Она могла отключиться от всего на свете, уходя в этот параллельный мир, в котором ничто не имело значение, особенно то, что Найджелу нужно лекарство от глистов. А когда она заканчивала, то уставала, не физически, а умственно, приятной усталостью после продуктивной работы. Ничто в жизни до сих пор не давало ей такого ощущения, и это было неутолимое стремление, будто тяга к наркотику. В последнее время, если она не могла заниматься, или дети и Марк приходили и мешали ей, то не могла отключиться и раздражалась не только от их требований, но и самих голосов.

Тэсс все чаще думала, как бы Берт поступила на ее месте. Эта женщина стала ее опорой, несмотря на то что давно умерла. Но она была полезным индикатором. Как правило, Берт советовала ей жить своей жизнью и не сдаваться.

Сейчас Тэсс пыталась выяснить, какие галереи выставляли работы художницы. Это было сложно, потому что большинство ее крупных работ до сих пор находилось в частных коллекциях. Она надеялась убедить нынешних владельцев показать их, дать хотя бы на одну крупную выставку, но это было сложно. Если бы только кто-нибудь смог ей помочь! Тэсс все больше захватывала идея убедить крупную лондонскую галерею устроить специальную выставку. Бруно с его связями наверняка поможет, а привлечь общественный интерес будет не сложно.

На первый взгляд, женщины проделали огромный путь, подумала она, но на самом деле это не так. В их сердце это было не так. Она почти не думала о Джейке по пути в школу. Зато она много думала о себе, своих мечтах и о Марке. И ощущала вину за то, что вообще думает о себе.

– Ты опоздала.

– Мне надо было кое-что закончить.

– Я уже десять минут тут торчу. Пошли.

Я тоже рада тебя видеть, подумала Тэсс.

В кабинете мрачный доктор Уильямс сидел с видом судьи, готового вот-вот произнести смертный приговор. Секретарша, которая, похоже, готова была вот-вот заплакать, ввела их в кабинет, и он встал им навстречу.

– Боюсь, что у меня очень дурные новости, – сказал он.

– Снова драки? – побледнел Марк.

– Хуже, – он наклонился к ним. – Простите, но я сразу скажу все прямо. Джейк приносил в школу наркотики и продавал их другим ученикам.

– Что? – взревел Марк. Тэсс закрыла глаза. Конечно же. Конечно, вот что это было! Как она могла быть так слепа?

– Что за наркотики? – услышала она свой странно спокойный голос.

– Какие-то таблетки. Экстази, или новая их версия. Разновидность амфетамина. Не смертельная, конечно, вещь, но потенциально очень опасная.

– Конечно! – пронеслось в голове у Тэсс. – Вот откуда у него деньги! Джейк где-то покупал наркотики, приносил их в школу для продажи и все это время принимал их сам. Теперь понятно его излишнее возбуждение, быстрая речь, повышенная сонливость, потное лицо. А они все время думали, что с ними такое никогда не случится, что такое бывает с другими детьми, в других семьях. С кем угодно, только не с детьми из хороших семей, которые ходили в дорогие частные школы и жили в Клапаме в домах у парка. Но с ними это случилось.

– И что? – спросил Марк. Тэсс посмотрела на него. Она никогда еще не видела на его лице такого выражения – немого гнева. Она немедленно почувствовала, что должна защитить Джейка. Марк его убьет.

– Боюсь, – сказал доктор Уильямс, – что нам придется его исключить. Вы же меня понимаете? Он очень способный мальчик, но он перешел границы допустимого. У нас есть четкое правило, что любой ученик, которого застанут за продажей наркотиков, будет исключен.

– Он знает?

– Он, конечно, знает, что я разговариваю с вами. И я уверен, он знает, каково наказание. Тут есть еще один фактор.

– Какой? – спросила Тэсс дрожащим голосом.

– Мы обязаны известить полицию. Они могут возбудить уголовное дело.

– О господи, – Марк взял Тэсс за руку и сжал ее.

– Где Джейк?

– Внизу, в учительской. С ним его классный руководитель.

– Вам прямо сейчас нужно звонить в полицию?

– Это уже сделано. Они скоро свяжутся с вами дома. Я надеюсь – хотя это небольшое утешение, – они не станут выдвигать обвинения. Речь идет об очень небольшом количестве. Остальных замешанных в этом учеников мы временно отстранили от посещения занятий.

– Не исключили?

– Они ничего не продавали, миссис Джеймс. Я знаю, это звучит несправедливо по отношению к Джейку, но здесь есть разница.

– Можем мы его увидеть?

– Да, конечно. Лучше будет, если он вернется домой сейчас, до окончания занятий. Мы собрали его вещи, они у классного руководителя. Мне, правда, очень жаль. Если вам нужны рекомендации для другой школы, я с радостью их предоставлю. Я уверен, что это совсем на него не похоже.

Джейк стоял в дальнем конце комнаты. Голова у него была опущена, как у загнанного животного, ожидающего последнего выстрела. Тэсс нестерпимо было видеть его таким. Она что-то сказала классному руководителю, проверяя, все ли они забрали. Тот позвал Джейка, и, когда он подошел к ним, Тэсс потянулась к сыну.

– Не трогай его.

Слова Марка прозвучали как выстрел. Тэсс в ужасе посмотрела на мужа. Джейк поднял на нее полные страха глаза. Тэсс взяла его за руку и с вызовом посмотрела на Марка.

– Пойдем домой, – сказала она.

В машине все молчали. Она почувствовала облегчение, когда они припарковались у дома. Теперь хоть было чем заняться: надо выгрузить из машины его школьную и спортивную сумки, клюшку, ботинки, плащ для сырой погоды, резиновые сапоги для прогулок по территории школы. Тэсс невольно начала гадать, что им делать с его формой. Пожалуй, она сгодится для Олли, если они все-таки не переедут.

В доме она сложила все стопкой у лестницы. Джейк беспомощно стоял рядом с ней.

– Я…

– Помолчи, – голос у Марка был напряженный и угрожающий. Тэсс тронула его руку. Все мышцы на ней взбугрились от напряжения.

– Иди вниз, – проговорил он.

Тэсс посмотрела на мужа в упор.

– Так ты ничего не решишь.

– Я слишком долго позволял тебе мягкий подход. Вежливые разговоры тут, очевидно, не помогают.

Тэсс на мгновение замерла у лестницы в кухню. Она не знала, что делать. Потом повернулась к Джейку.

– Иди, мама, – сказал он очень четко.

Удара она не слышала. Но слышала, как Джейк побежал к себе в комнату, а Марк пошел за ним. Потом дверь хлопнула, и воцарилась тишина.

Тэсс сидела за кухонным столом. Она ощущала себя так, будто ей только что сказали о неожиданной смерти кого-то из близких. Было такое же ощущение потери, отчаяния, неспособности понять, что жизнь продолжалась. Она чувствовала себя застывшей точкой безумия среди океана бессмысленной нормальности. Она его подвела. Марк его подвел. Должно быть, он звал их, был в отчаянии, раз пошел на такое. Тэсс отказывалась поверить, что он плохой. Он не был плохим. Она знала его, она его родила, видела его ребенком, счастливым ребенком. Непослушным, но таким забавным, умным, ярким и сообразительным. И теперь все это обещание прекрасного будущего каким-то образом превратилось в Джейка, который хотел бунтовать и причинить им боль. Почему? Наверняка виноваты были они.

Прошли, казалось, часы, и, наконец, она услышала шаги Марка. Тэсс встала, когда он вошел в кухню. Лицо у него было белое, как бумага. Он сел у стола. Потом опустил голову, зарывшись лицом в ладони. Тэсс подошла к нему и осторожно положила руки на плечи. Наклонившись вперед, она прислонилась щекой к его волосам.

– Я его ударил, – сказал Марк тихо. – Я поклялся, что никогда больше не буду этого делать, и все равно сделал.

– Где он?

– У себя. Оставь его. Мы поговорили немножко. Я сказал, что он должен понять, почему мне пришлось это сделать, и как сильно он нас всех подвел. Ты же понимаешь, почему я не мог поступить иначе, правда?

Тэсс почувствовала, как слова вот-вот сорвутся у нее с языка. Она собиралась сказать «Да, понимаю», и успокоить его. Потом подумала: «Но я же в это не верю. Я считаю, что самое худшее, что ты мог сделать, это ударить и оттолкнуть от тех, кто его любит. Его только что оттолкнула школа, а теперь ты сделал то, что оттолкнет Джейка и от нас тоже». Она помедлила и отодвинулась.

– Я пойду к нему.

– Оставь его, – сказал Марк.

– Нет.

– Тэсс, ради бога, не делай глупостей. Ты только все испортишь.

– Я сама решу, что делать.

Джейк сидел на постели. В руках у него был старый мишка, который каждую ночь спал с ним в колыбели, когда он был маленький, и вместе с ним переехал в его первую настоящую кровать. Теперь этот мишка обычно сидел на заставленном подоконнике в школьном галстуке и бейсболке. Она уже давно его не видела. Джейк прижимал игрушку к груди и смотрел в никуда, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Он даже не поднял голову, когда Тэсс вошла в комнату. На щеке у него был яркий красный отпечаток.

Тэсс осторожно села рядом с ним.

– Я думала, ты его потерял.

Джейк посмотрел на медведя.

– Не-а, – ответил он.

– Олли скоро придет. Что ты ему скажешь?

Он поднял голову.

– А мне наплевать.

– Нам надо будет ему сказать.

– Он и так узнает.

– Почему, Джейк, почему? Ты же знаешь, как опасны наркотики, мы достаточно часто об этом говорили. Ты сам утверждал, что наркотики для неудачников. Тебе не нужны деньги. У тебя здесь есть все, что надо. Зачем ты это сделал, ради развлечения? Ты так ненавидишь школу? Ну, пожалуйста, Джейк, пожалуйста, я должна понять.

– Понять, чтобы все можно было разложить по полочкам, и вы с папой можете вернуться к нормальной жизни, и все пойдет как раньше?

– Ну, наверное. А что в этом плохого?

– Никто меня не слушает! Никому нет дела до того, что я чувствую, и мне всегда дают понять, что я плохой, непослушный, все делаю не так по сравнению с безупречным Олли и очаровательной Хэтти. Ты хоть представляешь себе, каково это, расти изгоем? Я знаю, я просто знаю, что вы с папой любите их куда больше меня. Так какая, черт побери, разница, что будет со мной!? Я не такой умный, как Олли, я никогда не заставлю тебя мною гордиться, ведь так? Тогда я возьму и испоганю себе жизнь, чтобы хоть повеселиться. Я рад, что они меня поймали, мам, я этого хотел, чтобы только посмотреть на их глупые рожи. Я ненавижу эту школу. Я ненавижу учителей с их самодовольными усмешками и снобизмом, и все эти разглагольствования: конечно, ты поступишь в университет, конечно, ты найдешь хорошую работу и устроишься в Сити или где еще, и женишься на какой-нибудь благовоспитанной зануде, и заведешь два целых четыре десятых ребенка. И все это будет такое же дерьмо, как у вас с папой. Я этого не хочу, мама! Я хочу чего-то другого. Я чувствую, – он сильно ударил себя кулаком в грудь, – что я другой. Я отличаюсь от всех на свете. Я отличаюсь от всех остальных в семье, и мне здесь не место. Вы меня не хотите, никогда не хотели!

Он остановился, тяжело дыша, и повернулся к ней спиной.

О господи, подумала она, неужели он и правда так чувствует? Боже мой, что же мы наделали! Она положила руку ему на плечо.

– Ты не можешь так думать, – сказала она ласково. – Ты же наш первенец. Конечно, я всех вас люблю, но ты особенный. Я тебя больше всех знаю, и лучше всех. Это не ты, Джейк. Я не могу поверить, что ты и правда так чувствуешь. Может, с остальными двумя полегче, – Джейк фыркнул, – но это не значит, что мы любим тебя меньше. Мы думали, что это подростковые проблемы. Я и не знала, что ты так думаешь. Как я могу это исправить? – Я мать, подумала она. Я должна быть в состоянии все исправить, но я не знаю как.

– Не в тебе дело, – сказал Джейк. – В папе.

– Что?

– У папы нет для меня времени. Он раньше водил меня на футбол и регби, а теперь для него существует только Олли и его крикет. Раньше мы смотрели вместе телевизор. Теперь ему некогда. Он всегда слишком занят, или его вообще нет. Когда он на меня смотрит, то ясно, что он меня ненавидит. Я только все всем порчу. Это бессмысленно. Я каждый день боюсь просыпаться и боюсь засыпать. Ты не представляешь себе, что мне снится, мама. Наверное, я больной. Я слышу, как вы с папой кричите друг на друга, и я знаю, что это из-за меня. Папа хочет, чтобы я убрался.

– Мы не о тебе ссоримся. Дело совсем не в этом. Папа тебя очень любит.

Джейк молчал.

– Мы все в этом году были заняты, ты же знаешь.

– Не только в этом году. Это много лет так. Я больше не могу здесь жить.

– Но куда ты пойдешь, дорогой? Будь разумным. Тебе придется остаться здесь и решать, как быть дальше. Мы найдем другую школу.

Джейк презрительно рассмеялся.

– Ага, как же. Я продул свой шанс. Папа мне все четко объяснил – хватит с меня дорогого образования.

– Это неправда. Если придется, я найду деньги на хорошую школу и лично заставлю их тебя взять.

Джейк улыбнулся ей.

– Пожалуй, ты сможешь.

– Еще как смогу. Но только при одном условии.

– Я знаю, никаких наркотиков.

– Никогда. Я серьезно.

– Даже прикурить иногда нельзя?

– Джейк, это не смешно. Давай спускайся и выпей кофе.

– Нет, – кровь прилила было к его щекам, но сейчас он опять побледнел. – Я спущусь, когда папа уйдет. Ладно?

– Ладно. Но вам придется разобраться между собой. Я это за тебя сделать не могу.

– Я знаю, – сказал Джейк. – Но, по-моему, сейчас его очередь извиняться.

– Ты понимаешь, что это значит, да?

– Что? – Тэсс стояла спиной к Марку, ставя чайник на плиту.

– Нам придется переехать. Здесь для него другой школы нет. В общей средней школе будет еще хуже. А так он убережется от искушений и тех маленьких подонков, которые продали ему эти наркотики.

– Ты, правда, думаешь, что этим все решишь? – поинтересовалась она, разворачиваясь к мужу.

– Да, думаю, – сказал Марк холодно. – И пора бы тебе стать пожестче, Тэсс. Если я выясню, что ты с ним сюсюкаешь и смягчаешь все, что я сказал, то я не представляю, что сделаю в гневе. Чего ему не хватает, Тэсс, так это дисциплины. Именно это ему нужно.

– Нет, не это, – сказала она. – Ему нужна любовь. Твоя любовь.

– Слушай, оставь, черт возьми, в покое все эти университетские штучки про любовь и нежность. Он думает, что может делать все что хочет, и мы всегда его простим, потому что ты его так вырастила и вечно покрываешь. Меня ты в это не втянешь. Я всегда говорил, что с ним надо построже, но ты твердила, чтобы я его не трогал. Так только глупые австралийцы делают, мы будем вести себя как культурные англичане среднего класса и переубедим его. Просто замечательно это сработало, правда? Его исключили за продажу наркотиков! Извини, если это слишком грубо для твоего чувствительного либерального сознания, но так уж обстоят дела. А теперь мы будем действовать по-моему. Он никуда не пойдет, пока мы не переедем. Никаких друзей, никакого футбола, никакого кино, никакого болтания по магазинам. Он будет здесь, у нас на глазах, будет заниматься – наверняка в школе помогут с заданиями, – а когда мы переедем, я найду ему школу как можно жестче, и больше этой вседозволенности не будет. Если вспомнить, как он с тобой разговаривал весь прошедший год, то я поверить не могу, что мы ему это спускали с рук. Хватит.

– Ты не прав.

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что ты не прав. По всем статьям. Одна из причин его ужасного поведения в том, что мы не обращали на него внимания. Мы обращались с ним как с чужаком, черной овцой в семье. Все внимание было на Олли и Хэтти, и почти ничего для Джейка. Если ты его сейчас запрешь и изолируешь, то еще больше все испортишь. Что тебе нужно сейчас сделать, так это пойти и поговорить с ним, и показать, что ты его любишь, что бы он ни сделал, и что в будущем ты будешь ему доверять.

– Нет.

– Прошу прощения?

– Нет. Я не буду этого делать. Я не собираюсь слушать инструкции, как мне вести себя со своим собственным сыном. Пора бы в этом доме снова делать то, что я скажу. Мы переезжаем, и это окончательно. А теперь мне пора на работу. И оставь его в покое, Тэсс. Пусть посидит и подумает о том, что он сделал с нашей семьей.

– Ты ужасно не прав, – сказала она. Марк в отчаянии встряхнул головой вышел.

Глава 22

Джейк лежал рядом с Франческой на ее узкой односпальной кровати. Плюшевые мишки и другие мягкие игрушки, которые она решила сохранить, несмотря на недавнюю смену обстановки в комнате на стиль шестидесятых, с сиреневыми стенами и стильными торшерами, валялись на полу. В CD-плэйере грустно пела Дайдо. Дверь была заперта, хотя Франческа знала, что мать вернется не раньше чем через час.

– Что они думают, где ты сейчас? – спросила она.

Джейк крепче сжал ее руку.

– В библиотеке, – прозвучал негромкий ответ. Франческа рассмеялась и посмотрела на него, приподнявшись на локте. Джейк лежал на спине, глядя в потолок. Она нерешительно потянулась к нему, чтобы коснуться губами. Юноша резко притянул ее к себе и поцеловал, прижив так крепко, что их тела казались одним целым. Перекинув через нее одну ногу, он притянул ее еще ближе.

– Смотри, – прошептал он, – мы совпадаем.

Франческа слегка отодвинулась. Сердце ее отчаянно колотилось, но она чувствовала себя до странности спокойно, будто этот момент мог тянуться вечно. Если бы я умерла сейчас, подумала она, то была бы счастлива.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

Франческа улыбнулась ему, ее глаза на бледном лице казались особенно большими.

– Я не хочу, чтобы ты уходил.

– Не надо. Не говори этого сейчас, когда у нас еще целый час, – он положил руку ей под подбородок и наклонил лицо девушки к себе. Потом начал медленно и нежно целовать ее веки, щеки, пока не прикоснулся к ее губам.

– Ты ведь не против, правда? – тихо спросила она.

– Нет. Но это все равно слишком рискованно. Думаю, для моих родителей это было бы последней каплей. Отец меня точно убьет.

– И моя мама.

– А ты хочешь? – спросил Джейк.

– Как ты думаешь?

– А ты когда-нибудь уже…?

– Нет.

– Ты первая, – сказал он, – кого я действительно люблю. Кроме мамы.

– А папу?

– Это вряд ли, – он потер едва заметный на щеке след.

– Я тебя не виню, – проговорила Франческа. – Я не люблю своего отца. Он подонок. Думает, что может купить нашу любовь.

– Ты его часто видишь?

– Примерно раз в две недели. Он нам дарит кучу подарков, будто это что-то исправит.

– А что твоя мама думает?

– Она его ненавидит. Всегда его ненавидела.

– От наших родителей никакого толку, правда?

– Да, пример они мне подали не ахти какой, – сказала Франческа. – Думаю, я никогда не выйду замуж. Не хочу, чтобы моему ребенку было так же плохо, как мне, когда мама с папой развелись. Теперь-то ладно, но тогда было просто ужасно. Тебе повезло, что твои родители до сих пор вместе.

– Ну не знаю. Они много ругаются. В основном из-за меня, – добавил он с мрачным удовлетворением.

– Это потому, что ты плохой, – сказала она, улыбаясь.

– Очень плохой?

– Очень-очень, – Франческа прислонилась головой к его плечу. Джейк поцеловал ее волосы. Они были чистые и мягкие и невинно пахли шампунем. Он обнял ее крепче.

– Хорошо бы вот так уснуть.

– Лучше не надо. Скоро мама придет.

– Но мы же можем притвориться. Правда? – И Джейк начал медленно целовать ее, пока Франческа не перестала различать, где кончается он и начинается она.

Глава 23

Хотя голос Марка у нее над головой звучал приглушенно, он был полон энтузиазма.

– Здесь такие возможности! Это просто фантастика!

– Что там такое? – спросила Тэсс.

– Куча соломы и – фу, это, кажется, какашки летучих мышей. Но места полно, и я уверен, что потолок легко будет снять, – он сильно топнул ногой по полу, и на голову Тэсс маленьким снежным вихрем посыпалась штукатурка.

– Можно мне подняться?

– Да, только осторожнее. Лестница очень неустойчивая.

Тэсс осторожно поставила ногу на нижнюю ступеньку разваливающейся деревянной лестницы, которая вела на сенной чердак прямо над кухней. Она говорила Марку, что кухня слишком мала, но не думала, что придется выдержать еще и снятие потолка. Кругом и так был хаос, так что терпеть все это дальше просто невозможно. Они жили будто после бомбежки. Сесть некуда, вся их мебель покрыта чехлами, словно громоздкие призраки в саманах, и всюду лежал слой строительной пыли, убирать который даже не имело смысла. У Тэсс было расстройство желудка от еды из китайских блюд навынос, гамбургеров и рыбы с чипсами из фургончика, который останавливался в деревне каждый четверг. Детям все это очень нравилось, но Тэсс чувствовала, что она никогда уже не будет чистой, ни снаружи, ни внутри.

Она осторожно пробралась через люк на чердак. Воздух был затхлый, и на всех стропилах висела паутина. Тэсс выпрямилась, стараясь стоять на балке, а не на полу.

– Ты только посмотри! – Марк поднял пачку сигарет «Плейерс». – Прямо древность, – отметил он радостно. – А вон газета сорок второго года.

– Невероятно, – сказала Тэсс.

– Тебе, похоже, неинтересно. Тэсс, сюда много лет никто не поднимался. Это история!

– Нет, – сказала Тэсс, – это разруха. Марк ударом ноги пробил потолок.

Они жили в доме ровно пять недель, и все это время не могли принять ванну, потому что старая так заржавела, что Тэсс не разрешала никому ею пользоваться из страха заразиться столбняком. Когда она ехала в поезде в университет, то чувствовала, как люди от нее отодвигаются. Ее окружало почти видимое облако запаха. Марк утверждал, что существовал предельный уровень грязи, после чего грязнее ты уже не станешь. – Это как дреды, – сказал он. Когда-то, в дни своих юношеских странствий, Марк их носил. – Их носишь не расплетая, и они все пачкаются и пачкаются, пока не достигают максимального уровня, а потом твои волосы начинают сами отталкивать грязь.

Олли и Джейк, слава богу, могли принимать душ в школе. Хэтти теперь тоже имела доступ к душевой после игр, так что они еще не достигли радиоактивной стадии, к которой приближалась сама Тэсс. Она каждое утро мылась в раковине, но это было не то же самое, что хорошая долгая ванна. Ей уже снилось по ночам, что она принимает ванну и горячий душ. Конечно, можно было повести детей в местный бассейн и принять душ там. Но хотя Тэсс не отличалась снобизмом, уж очень там было грязно! Их ближайший бассейн в Лондоне не был роскошным, но там хоть туалеты не воняли.

В первый раз, когда Тэсс поехала за покупками в ближайший городок, она глазам своим не поверила. Казалось, время тут словно остановилось. Город был построен вокруг небольшой рыночной площади. Но вместо антикварных магазинов и симпатичных кафе, которые можно было бы ожидать в достаточно преуспевающем городке, из которого люди ездили на работу в Лондон, здесь были магазин шерсти со злыми игрушечными овцами в витринах, магазин, где продавались антенны для машин, и забегаловка домакдональдсовской эры с жирными пятнами на окнах. Конечно, это не Лондон, но такого Тэсс здесь не ожидала.

Обойдя весь город в напрасных поисках магазина деликатесных продуктов, она завела Хэтти в единственную кофейню, где стояли нормальные столы. Было очень темно, и никто, похоже, не спешил их обслужить.

– Здравствуйте! – крикнула Тэсс громко. Появился мальчик лет десяти.

– Можно нам кофе и кока-колу? – спросила она.

– Я маму спрошу, – ответил он.

Прошло пять минут прежде, чем появился кто-то еще.

– Да? – холодно спросила из двери в кухню женщина, явно мать мальчика.

– Нам бы капуччино и кока-колу, – нервно сказала Тэсс. – Пожалуйста.

– Кофе?

– Да, капуччино. Спасибо.

– У нас такого нету.

– А эспрессо?

– Нету.

Тэсс начинала получать удовольствие.

– Латте?

– Нету.

– Моча?

– Нету.

– Фрапуччино?

– Нету.

– А кока-колу вы продаете?

– Продаем.

– Тогда кока-колу и кофе. Как у вас здесь мило, – женщина взглянула на нее с подозрением. – Так легко и приятно.

Хэтти наклонилась к матери и задергала ее за рукав.

– Мы что, останемся здесь, мам? Тут пахнет.

– Это собака, – сказала женщина.

Они повернулись посмотреть. У электрокамина с одной работающей полоской лежал старый ретривер. Он жалобно посмотрел на них и застучал хвостом.

– Ему только сделали операцию, и рана еще не зажила.

– Похоже, нам все-таки некогда ждать напитков, правда, Хэтти? Спасибо и до свидания.

– Марджи! Приезжай и спаси меня. Здесь нигде не найти приличного капуччино, и поговорить не с кем. Каждый раз, когда я выхожу на улицу, я ступаю в грязь. У нас нет горячей воды, и я уже несколько недель не мылась. Говорят, в деревне жизнь здоровее, но у меня такое ощущение, что я заразилась чумой.

– Лучше не проси меня приезжать и спасать тебя. Я с грязью дела не имею. Как семья?

– Счастливы по уши. Джейку, похоже, даже нравится новая школа, Олли явно самый способный ученик за всю историю ее существования, и они там на него молятся, а Хэтти избрали капитаном классной спортивной команды.

– А Марк?

– Марк нашел свое первобытное «Я». В грязи он как дома. С субботнего утра до воскресного вечера он прогуливается снаружи во фланелевой рубашке, передвигает с места на место кучи земли и планирует стены и насыпи.

– А ты?

– А я сижу в доме у огня и пытаюсь печатать на ноутбуке замерзшими пальцами. Тут так холодно, несмотря на июнь. Новые радиаторы еще не прибыли, хотя котел, слава богу, уже поставили. А газовая плита, которую мы купили по дешевке, то и дело ломается. Мне приходится трудиться, пока сомнительные рабочие все время ходят через мой кабинет с кусками труб, называют меня хозяйкой и включают радио на полную громкость. И лучше не спрашивай про пару, которая заглянула вчера в гости, чтобы все поразнюхать.

– Ну-ка, ну-ка.

– Джереми и Лупи – я не шучу^[9] – и их дочка-подросток Керейм. Я думала, что она хоть Джейку составит компанию, но черта с два. Она учится в каком-то претенциозном интернате, тощая, как вешалка, с явной анорексией, и такая нервная, что двух слов из себя выдавить не могла. Просто стояла и натягивала рукава свитера с таким видом, будто сейчас расплачется. А ее родители рассказывали мне голосами людей с хроническим запором, как ей нравится здесь жить и сколько всего интересного для подростков в деревне. Они живут в усадьбе. Знаешь, в них сельского не больше, чем в нас, они раньше в Фулхэме жили, – но купились на весь этот сельский стиль: забрызганный грязью «рендж ровер», охота, лабрадоры. Они все распространялись, что дружны с местным распорядителем охоты, и спрашивали, знакомы ли мы с ним. Хотя, откуда нам. Лупи меня спросила, езжу ли я верхом, и когда я сказала, что нет, она сдавленно пискнула и сказала, что это неважно и я скоро научусь, потому что если знакомиться с важными людьми, то без этого не обойтись. А потом Марк завел с Джереми какую-то невразумительную беседу о земле и заготовке соломы, о том, какие ограждения лучше всего, и надо ли нам осушить загон. А мне хотелось только лечь на пол и заплакать. Мне так скучно! Пожалуйста, пожалуйста, приезжай погостить, чтобы мне было с кем поговорить не о том, как вешать ворота.

– Я приеду, когда у вас будет горячая вода, – сказала Марджи с сомнением. – А отопление какое?

– Пока открытый огонь. Очень романтично, если тебе не приходится чистить печи и покрываться сажей. Они вечно дымят, так что ты сидишь и думаешь, что лучше, быть копченой селедкой или мороженой.

– Весело у вас там.

– Да, веселее некуда. А помнишь, Марк все распространялся про то, как быстро оттуда добираться поездом? Так вот, дорога занимает полтора часа, если поезд вообще не останавливается без повода на полчаса. Мне еще требуется двадцать минут, чтобы еще доехать до железной дороги, а если застряну за подростком, ведущим трактор посреди дороги, то целый час.

– Часто тебе приходится приезжать?

– Пока два раза в неделю, а остальное время я должна работать дома, но, как правило, мне так холодно, что не до того. Куда проще сесть на поезд и работать в библиотеке. Так оно и приличнее. Видишь, в Лондоне нам куда легче встретиться на ленч. Кстати, что такое ты мне хотела сказать, прежде чем я тебе начала надоедать своими сельскими страданиями?

– Кошелка беременна.

– Что? Как это?

– Что значит как? Путем сексуальных взаимоотношений с моим бывшим мужем, естественно. Ей же двадцать четыре – в таком возрасте хватит потереться об него, чтобы залететь.

– А тебя это тревожит?

– Вообще-то да. Одно дело, когда твой муж живет с девицей почти вдвое моложе тебя, а другое, когда он еще и семью с ней заводит. Каково при этом девочкам? Он же их отец, а не чей-нибудь еще. Франческа сначала была такая радостная по поводу маленького братика или сестрички, а потом я застала ее в спальне в слезах. Он говорит, что у нас семья не получилась, и он заведет новую.

– И что ты при этом чувствуешь?

– Потрясение, наверное, – сказала Марджи медленно. – Это окончательно перечеркивает нашу с ним жизнь. Мы старая семья, старая история, можно завести новую, потому что с этой не вышло. Мне все равно, что он с ней спит, – секс ведь дешевое удовольствие, так? Но дети – другое дело. Наверное, это значит, что он ее любит. Может, они даже поженятся. Представь себе, Тэсс, мои девочки в платьях подружек невесты на свадьбе их отца с какой-то шлюшкой на восемь лет старше Франчески, с которой он спит. Это тебе не идеальная семья, правда? Так детям семейные ценности не внушишь, мы, будто, говорим им, что семья – это неважно. Если что пойдет не так, не беспокойся, скоро подойдет другая, как автобус. Никакой тебе ответственности и постоянства.

– Но ты ведь не хочешь его обратно, правда? Ты ведь никогда не давала девочкам понять, что он может вернуться?

– О господи, нет! Я просто снова ощущаю себя отвергнутой, как это ни глупо. У него начинается новая жизнь, а мне остается только старая.

– Но тебе же нравится, как ты живешь. Ты мне вечно говоришь, что стала счастливее, когда он ушел.

– Я знаю, Тэсс, но иногда мне одиноко. Не заставляй Марка слишком сожалеть о том, что он вынудил тебя переехать, ладно?

– Странно такое слышать именно от тебя. Почему?