Текст книги "Я больше не люблю тебя"
Автор книги: Диана Эпплярд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Посреди постели была небольшая вмятина, оставшаяся там, где лежала Хэтти, будто отпечаток следа. Тесс протянула руку и коснулась ее, разглаживая вмятину. Возможно, дело было в пробивавшихся через окно солнечных лучах, но на ощупь она была теплая. Она медленно наклонилась вперед и вытянула руки, прислонившись щекой к теплому пятну. Тепло пахло Хэтти, стиральным порошком, который Тесс использовала для ее пижам, и ее собственной пеной для ванн, не для мальчиков, которую ей подарили на день рождения – она привезла ее с собой в своей особой сумке для каникул.
Она услышала шаги Хэтти на лестнице.
– Что ты делаешь, мама?
– Убираю постель. – Тесс встала, отворачиваясь от Хэтти и вытирая глаза, но Хэтти ничего не упускала.
– Почему ты плачешь? – спросила она. – Я нашла самую лучшую раковину в мире. Она для тебя или для мисс Уэбстер в школе. Я еще не решила, так что тебе придется хорошо себя вести по дороге домой. Можно мне конфет?
– Посмотрим, чудовище.
– Терпеть не могу, когда ты так говоришь. Это значит да или нет?
– Я сказала, посмотрим, – сказала Тесс. – Теперь дай мне здесь закончить, и пора будет отправляться. Мы уже опаздываем.
– Ладно.
Пора было возвращаться домой. С Хэтти было все в порядке, и все было хорошо. Она спустилась по лестнице вслед за Хэтти, а на сердце у нее все еще лежала тяжесть.
Глава 5
– Знаешь, мне все равно, даже если бабушка заставит тебя спать под электрическим одеялом. Тебе придется ехать. Залезай в машину.
– Но я зажарюсь, – сказал Джейк жалобно. – Утром я проснусь, а от меня ничего не осталось, один клей.
– О господи! – На виске у Марка пульсировала жилка. Ему надо было отвезти мальчиков в Йоркшир. Тэсс уже уехала в больницу. Он отчаянно хотел быть с ней и не представлял, как сможет хотя бы на час оторваться от Хэтти, которая еще ничего не понимала, и много часов везти сыновей на север. Прошел год после рождения дочери, год, полный больниц, анализов крови и сканирований. Марк ни за что на свете не хотел бы пережить его еще раз.
Конечно, мальчики тоже по-своему беспокоились. Олли даже предложил дать Хэтти в больницу своего кролика. Игрушку настолько грязную и затертую, что она вполне могла оказаться радиоактивной. Тэсс растаяла от этого предложения и сказала, что Хэтти обязательно его возьмет, но сначала кролика надо постирать. Но Олли испугался – это был его кролик. И он знал его запах, Олли много лет таскал игрушку с собой, чтобы добиться этого запаха. Если отправить его в стиральную машину, кто знает, что получится? Это будет уже другой кролик. Это будет – подобная мысль испугала мальчика – не его кролик. И Олли взял свое предложение назад. Джейк проявлял беспокойство за сестру тем, что создавал еще больше проблем, чем обычно.
В тот момент Тэсс боялась, что они с Марком сцепятся, и с радостью бы отдала его куда-нибудь. Уже в восемь лет Джейк был высоким для своего возраста и обещал догнать Марка, быть такими же широкоплечим. От девчонок у него проходу не будет.
Сын отличался дерзостью и бесстрашием Марка, но к этим качествам и насмешливому уму прилагалось отсутствие внимания к чувствам других людей, что беспокоило Тэсс. У него было обаяние Марка и такая же лукавая улыбка, от которой приподнимались уголки губ, но это обаяние он использовал как орудие, чтобы добиться своего. Он ожидал любви, но не считал, что должен любить в ответ. Способностью сдерживать свои эмоции он тоже не отличался, и Марку с женой пришлось сражаться с директором начальной школы, чтобы тот не выгнал Джейка. Умный от природы, сын был невыносимо ленив и начинал скучать быстрее Аттилы, вождя гуннов. Как и Аттила, он любил подраться, и в прошлом семестре даже сломал нос одному мальчику. Тэсс пришла в ужас, поняв, что на Марка это произвело впечатление.
В Джейке Тэсс с тревогой узнавала то же беспокойство и гнев, которые, должно быть, двигали Марком в молодости, заставив его покинуть родину и разбитую семью, чтобы путешествовать по свету. Поможет ли спокойная, счастливая семейная жизнь успокоить демонов, с которыми он был рожден? Похоже, с Марком это произошло, и большую часть напора и агрессии он направил на свою карьеру.
Олли, добрая душа, был ласков с Хэтти, когда ее впервые принесли домой, и Тэсс сходила с ума от страха, что с девочкой что-то не так. Как же это может быть, ведь малышка выглядит абсолютно здоровой? Она верила, что Бог охраняет ее семью, но все изменилось, и с рождением Хэтти ей выпала странная доля. Марк, у которого в жизни было куда больше страхов и неуверенности, принял сообщение о пороке сердца у Хэтти со спокойной решимостью. А вот Джейк повел себя так, будто они принесли домой неразорвавшуюся бомбу.
– Это еще зачем? – спросил он, заглядывая в корзинку, из которой на него смотрело личико Хэтти, все еще сморщенное после рождения и недостаточно розовое, со следами желтушки и с легкой голубой линией вокруг рта. Домой ее разрешили взять ненадолго, и через два дня надо было обратно привезти малышку в больницу.
– Нам обязательно ее оставлять?
– Не говори глупостей. Это твоя новая сестричка.
– Мне бы лучше велосипед.
Семилетний Джейк еще раз разочарованно взглянул в колыбельку – девчонка, да еще и больная, – взял скейтборд и вышел из дома, громко хлопнув за собой дверью. Марк сказал Тэсс, что мальчик успокоится, но она не была в этом так уверена. Ей всегда казалось, что их отношения с Джейком будто балансируют на лезвии бритвы, и боялась, что рождение Хэтти окончательно его от них оттолкнет. Как и Марк, он всегда хотел быть в центре внимания, а когда его не замечали, он делал что-нибудь настолько ужасное, что всем невольно приходилось переключаться на него. Малыш Олли ладил с братом, обычно уступая ему, и всегда старался предотвратить дурное настроение Джейка.
Тэсс купила им новые книги и альбомы в поездку к дедушке с бабушкой, пока Хэтти была в больнице. Джейк потерял свой альбом, и как только они выехали из города, схватил альбом Олли.
– Пожалуйста, верни мне альбом, – негромко попросил Олли.
– Да ладно, дай мне порисовать.
– Нет, – сказал Олли. – Это новый альбом от мамы. Она тебе такой тоже купила.
– Мне его не найти, а я хочу порисовать.
– Нет. Пап, Джейк меня щиплет, и очень сильно.
Марк как раз пытался выехать на шоссе. Он глянул в зеркало заднего вида.
– Ради бога, Джейк, найди себе какое-нибудь занятие.
– Мне скучно. Можно включить радио?
– Нет. Просто заткнись.
– Мама говорит, заткнись – грубое слово. Оно грубое, пап?
– Заткнись.
– Значит, грубое. Олли, дай порисовать.
– Хорошо. Но не нажимай мне слишком сильно на фломастеры, а то тебе несдобровать, – храбро пригрозил Олли.
– Ага, как же. И что это ты мне, интересно, сделаешь?
– Ой, больно!
Марк с напряженным от ярости лицом резко повернулся назад, так что машину мотнуло в сторону, прямо перед огромным грузовиком, который предупреждающе загудел.
– Господи, да почему вы хоть раз не можете вести себя прилично! – крикнул он. – Еще такое устроите, и я вас высажу на обочине и там оставлю.
– Это противозаконно, – сказал Джейк. – Я тогда позвоню в полицию.
– Ну и замечательно, – ответил Марк. – Может, они тогда заберут тебя к себе.
Олли ненавидел, когда на него кричали; на глазах у него появились слезы. Он попытался подавить рыдания.
– А Олли ревет.
– И вовсе я не реву, – сказал он, вытирая слезы тыльной стороной ладони. Ему хотелось к маме. Он не любил ездить к бабушке с дедушкой, хоть они и добрые. И еда у них странная, не такая как дома – куриные котлеты или пицца, от которой не знаешь, чего ожидать. Она вся была покрыта чем-то жидким, подливками и соусами из всякой там петрушки. Дедушка говорил, что надо доедать все, что на тарелке, а мама на это никак не реагировала. И в доме у них было жарко, как в печке, и везде всякие украшения, так что негде побегать. Только то и было хорошо, что большой сад с высокими деревьями. Олли не знал, сколько им придется там оставаться, но это все было из-за Хэтти и ее сердца. Утром, когда Тэсс уезжала, Олли повис у нее на шее: «Пожалуйста, можно я останусь? Я буду хорошо себя вести, сам буду делать бутерброды и прибирать у себя в комнате, и ничего не разбросаю, и ты даже не заметишь, что я тут. Ну, пожалуйста». Тэсс чуть не расплакалась при виде умоляющего выражения на его круглой доброй мордашке. Обняв сынишку, она сказала, что он прекрасно проведет время. Сам Олли вовсе не был уверен на этот счет. Это все равно, как если бы тебе сказали, что ты прекрасно проведешь время в музее.
– Не беспокойся, с ними все будет в порядке, – заверила Джин, когда они с Марком неловко стояли на пороге. Джин пекла для мальчиков шоколадный торт, и Марк видел через стеклянную панель в передней двери, как она снимает фартук, вытирает руки полотенцем и выходит в прихожую, поправляя короткие седые волосы. Вокруг всей прихожей шла узкая деревянная полка на уровне середины стены, на которой были с любовью расставлены фарфоровые фигурки и декоративные тарелки. Марк поморщился.
– Все будет замечательно. Да заходи, поешь чего-нибудь перед обратной дорогой. Тебе еще так долго ехать.
Марк не хотел задерживаться; он хотел оставить мальчиков и как можно быстрее вернуться домой. У него перед глазами стояло лицо Хэтти, когда сегодня утром Тэсс пристегнула ее к сиденью в машине и обложила мягкими игрушками.
– Извини, я спешу.
– Да, конечно, – отозвалась Джин. – Поезжай, а о мальчиках не беспокойся, они могут оставаться столько, сколько нужно. Посмотрим, как пойдут дела. Вот тебе бутерброды в дорогу. – Она протянула завернутый в фольгу пакет.
– Спасибо.
Марк пошел к машине, но что-то заставило его обернуться. Джин все еще стояла на пороге, и по ее лицу текли слезы. Марк подошел, и она обняла его.
– Мы о вас думаем. Все будет хорошо. Наша Хэтти со всем справится.
Тэсс знала, что плакать нельзя, но когда медсестра регистрировала дочь, почувствовала комок в горле, и в голосе послышались слезы. Ее всего лишь спрашивали адрес Хэтти и имя ее врача. Все были так добры и участливы, что она не должна была распускаться и беспокоить малышку. Девочка думала, что отправляется в новое интересное путешествие. Она уже привыкла к больнице, потому что часто приезжала сюда на анализы, и ей нравилось помогать Тэсс собирать чемодан с ее любимой пижамой, книжками с картинками и игрушками.
– Извините, – сказала Тэсс и полезла в сумочку за платком. – Я знаю, это смешно, но мы просто…
– Не беспокойтесь, – медсестра положила руку ей на плечо. – Все нервничают; а как же иначе. Доктор постарается принять вас сегодня, чтобы все объяснить и скажет, сколько Хэтти здесь пробудет. Какой замечательный большой мишка. Он твой?
– Да! – ответила Хэтти гордо, обнимая его. Тэсс пошевелилась. Они сидели на крошечных стульчиках в приемной детского отделения, и у нее занемели ягодицы. Стены были украшены яркими картинками, а по полу разбросаны игрушки и книжки. Почти радостная атмосфера не скрывала оттенок заброшенности.
Хэтти закричала, когда ей укололи пятку для анализа крови. Тэсс постаралась, чтобы кроватка дочери выглядела уютно: внутри лежали игрушки, а на столике у кроватки стояли открытки от друзей. Она упаковала сумку на ночь и себе, хотя не знала точно, где останется. Они жили всего в десяти минутах на метро от больницы, но Тэсс вообще не хотела оставлять Хэтти одну, если бы разрешили, она бы спала под кроватью.
К полднику Марк еще не вернулся, а Тэсс устала, пока насильно кормила дочь. Успокоила девочку только ее ночная бутылочка с молоком.
В отделении закричал ребенок, и Тэсс почувствовала, как ее утомили эмоции, не только собственные, но и всех остальных родителей в палате. У каждого ребенка была непростая история, и каждая семья жила в своем кошмаре. В половине седьмого пришла медсестра и посоветовала ей уложить Хэтти, потому что доктор вряд ли сможет прийти сегодня. Сидя на жестком пластмассовом стуле, Тэсс прочитала Хэтти ее любимую историю про Чарли Бобра, стараясь следовать обычному порядку. Малышка цеплялась за нее. Она не хотела ложиться в постель и отрываться от мамы. В этот момент вошел Марк.
Медсестры в отделении бросили свои дела, провожая его взглядами.
Марк мельком глянул на измученное лицо жены и поднял Хэтти из кроватки. Она уткнулась лицом в отцовскую шею, вцепившись маленькой розовой ручонкой в его темные волосы.
– Лапушка, – прошептал Марк и, приобняв свободной рукой Тэсс, улыбнулся: – Пойди выпей кофе, я разберусь с Хэтти.
Тэсс кивнула. У еще качающихся дверей в палату она обернулась. Марк сидел, держа на руках дочурку, и не обращал ни на кого внимания. Хэтти блаженно закрыла глаза, а он легонько покачивал ее, напевая, как догадалась Тэсс, аборигенскую песенку, которой он научился у своей няни. Слов Тэсс не понимала, но от жалобной мелодии ей хотелось плакать. Мальчикам Марк никогда ее не пел – берег для Хэтти.
Консультант был предельно лаконичен. У него очень мало времени: в конце концов, ему приходилось дважды в день спасать человеческие жизни. Он объяснил им, что отверстие у Хэтти очень маленькое – это они и так уже знали, – что операция почти наверняка пройдет успешно, что они сделают что-то вроде тонкой заплатки; и если и останется крошечная дырочка, то она никак не повлияет на работу ее сердца в отличие от этого отверстия, которое пропускает кровь из одного отделения в другое, давя на легкие и создавая опасность для ее жизни. Но все же это открытая операция на сердце, и нельзя исключить вероятность того, что что-то пойдет не так, хотя риск небольшой. Вероятность неудачи очень невелика, ситуация благоприятная. Операция займет часов пять, потом Хэтти переведут на аппарат искусственного дыхания в отделении интенсивной терапии, так что лучше им чем-то заняться, пока идет операция. Родители могут остаться с дочерью до анестезии.
Тэсс и Марк провели ночь на узкой кровати в части больницы, выделенной для родителей. Комнатка была маленькая и душная. Они занялись любовью, и Тэсс, хотя совсем этого не ожидала, уснула как ребенок. А вот Марку не спалось, и в шесть утра он отправился пить едва теплый кофе в больничной столовой, а потом вышел наружу покурить. Он стоял у больничных мусорных баков, глядя на узкую лондонскую улочку. Начинался дождливый день, люди жили своей нормальной жизнью, шли к метро, из кафе выносили мусор, продавцы в магазинах открывали витрины. Таксист ждал клиентов, читая газету.
Перед тем, как спуститься в операционный зал, медсестра сняла с Хэтти пижаму и надела на нее зеленый халат. Завтракать ей не разрешили, и лекарства дали рано, еще до того, как Марк и Тэсс зашли ее проведать. Хэтти была сонная и плохо понимала, что происходит.
Когда дочь подняли на каталку, которая должна была отвезти ее вниз, Тэсс взяла из кроватки любимого лося Хэтти. Это была странная игрушка с большими меховыми рогами и смешным длинным носом, которую в семье звали Поцелуй-лось. Когда Хэтти укладывали спать, обязательно полагалось поцеловать сначала ее, потом лося, и он спал у нее на груди. Тэсс пристроила лося рядом с дочуркой, которая открыла глаза и посмотрела на маму замутненным взглядом.
У дверей в кабинет анестезиолога Тэсс заколебалась. Через открытую дверь она видела врача, операционных сестер, стол, цилиндры с кислородом и металлическую тележку, на которой на темно-зеленой подстилке были разложены инструменты из сверкающей стали.
– Все в порядке, – Марк держался прекрасно. – Я пойду с ней. Ты возьми Поцелуй-лося.
– Давай вместе посчитаем, – сказал анестезиолог. Хэтти крепко держалась за руку Марка, и ее сонные глаза не отрывались от его лица. Марк улыбнулся дочери.
– Ну же, Хэт. Ты умеешь считать. Один, два, три…
Хэтти шепотом начала считать.
– Папа, я очень… – Она сжала его руку, и глаза закрылись.
– Можете отпустить.
Марк посмотрел на Хэтти, борясь со страстным желанием взять крошку на руки и убежать с ней куда-нибудь, где бы она была в безопасности. Вместо этого он улыбнулся анестезиологу и вышел.
Тэсс сидела на деревянной скамье в коридоре. Он сел рядом с ней, обнял за плечи и притянул к себе.
– Ты не представляешь, как я тебя люблю.
Тэсс прильнула к мужу, ее светлые волосы рассыпались по его синему свитеру. Привычным жестом Марк легко коснулся впадинки на ее затылке и, ощутив тепло, прижался губами к волосам.
Они гуляли по соседнему парку, сидели на скамье у озера, глядя, как приземляются утки, будто самолетики, вытягивая лапы и раскидывая крылья. Потом пили кофе в кафе и долго говорили о Хэтти, о том, какая она замечательная. Марк сказал, что с самого рождения испытывал к дочери совсем не такие чувства, как к мальчикам. Он ими гордился, но был очень рад появлению Хэтти, его переполняла любовь к ней, и, не стесняясь отцовских чувств, он мог обнимать и целовать свою малышку. С сыновьями приходилось сдерживаться, чтобы не переборщить. С ними всегда будет все в порядке, они же мальчики и должны быть сильными. А Хэтти… Он ощущал такую же потребность защищать ее, как и с Тэсс. Это придавало особенный смысл его жизни.
Обнявшись, Марк и Тэсс пошли обратно к госпиталю. Врач сказал, что операция прошла хорошо и можно повидать Хэтти в палате интенсивной терапии. Она все еще была без сознания и на дыхательном аппарате, но личико у нее порозовело. К Хэтти тянулись провода, глаза были закрыты, грудь быстро поднималась и опускалась. Тэсс и Марк изумленно уставились на дочь.
– Можно ее потрогать? – спросила Тэсс. Медсестра приподняла лежавшее на груди девочки пушистое одеяльце. Марк нерешительно протянул руку к прозрачной пластмассовой постели и нежно погладил руку дочурки. Хэтти сжала его палец. Даже во сне она знала, что в безопасности, потому что рядом папа.
Глава 6
По дороге домой из Корнуолла Тэсс думала, что ужасное ощущение беспомощности, которое она испытала, когда потеряла Хэтти, было таким же, как когда они узнали про порок сердца у дочери. В один момент все вокруг остановилось, и даже знакомые предметы приобрели нереальный вид. Хрупкость человеческой жизни остро напомнила о себе.
Когда они приехали домой, Марк уже ушел на работу. Хэтти, уставшая от свежего воздуха и моря, проспала большую часть пути, прижимаясь головой к ремню, так что он оставил красный след на ее щеке. В руках она крепко сжимала однорогого Поцелуй-лося. Его однорогость была результатом схватки с одним из плюшевых медведей Джейка, к несчастью, вооруженного маленьким пластмассовым мечом. Матери тогда пришлось вмешаться в битву, разыгрывавшуюся прямо над головой визжащей Хэтти. Детство в качестве младшей сестры Джейка, решила Тэсс, могло подготовить дочь к чему угодно, включая гражданскую войну. Слава богу, что был еще миротворец Олли.
Тэсс въехала на места парковки для жильцов. Рядом до сих пор вот уже много лет стоял фургончик – соседи ремонтировали дом. Строители появлялись нечасто, и Марк объяснял, что жильцы наверняка все делали сами в час по чайной ложке. Постепенно фургончик наполнился чужими ненужными вещами – старым матрасом, коляской без колес, а в один ужасный вечер и мертвой собакой. Хэтти после этого еще долго снились кошмары.
Тэсс выключила двигатель и наклонилась вперед, опершись локтями на руль. Хэтти спала, не потревоженная внезапной оглушительной тишиной в машине. По мере приближения к дому Тэсс проезжала мимо знакомых мест, уповая на то, что они ее успокоят, но произошло как раз противоположное. У нее возникло странное чувство, будто она оказалась в другой стране. Вроде бы все было таким знакомым – и одновременно чужим. Она посмотрела на дом. Он был точно такой же, как до их отъезда: краска на передней двери слегка отставала, от каменного порога откололся кусочек, а в крошечном палисаднике стояла банка из-под кока-колы. Марк выкинул ее из окна машины за неделю до каникул в знак протеста против того, что дети вечно заваливали автомобиль банками из-под напитков и обертками от сластей. Да, это их жилье, но все еще не родной дом.
Тэсс встряхнулась. Пора очухаться, как сказал бы Джейк. Пора возвращаться к обычной жизни, браться за повседневные дела и кончать копаться в себе, будто в ее жизни было время на что-то, кроме как загрузить посудомоечную машину, поднять и накормить детей, добраться до галереи, не забыв одеться. В этом и была ее жизнь, а не в смутном ожидании чего-то нового и неясного.
Хэтти проснулась, открыв сначала один глаз, потом другой.
– Мы дома?
– Да.
К ужасу Тэсс, дочь сморщилась и заревела.
– Я не хочу домой. Я хочу на каникулы…
– Знаю, – сказала Тэсс, расстегивая ее ремень безопасности. – Я тоже. Ну давай же, не успеешь оглянуться, как будет Рождество.
– Долго еще?
– Месяца три.
– А в днях это сколько?
– Примерно сто дней, – ответила Тэсс.
Хэтти нахмурилась.
– Это ужасно долго.
– Да, но и в промежутке много хорошего, – Тэсс напрягла память. – Ночь костров[1], Хэллоуин и ваша рождественская постановка, – закончила она беспомощно.
Хэтти презрительно посмотрела на мать.
– Хэллоуин? Нам в школе даже не разрешают говорить про ведьм. Слишком страшно.
– Это кто сказал?
– Мисс Уэбстер. Она говорит, что нам не надо думать про всяких ужасных ведьм. Или оборотней.
Оборотни были особым предметом интереса Хэтти. На свой шестой день рождения она потребовала от Тэсс костюм оборотня. Это оказалось сложно, потому что большинство магазинов игрушек, включая «Хэмли» и диснеевский магазин, такого не держали, предпочитая менее пугающие персонажи, вроде Скуби Ду. Тэсс пришлось обойтись самой с помощью черного плаща, пары серых пластиковых перчаток, покрытых жутковатым рыжим искусственным мехом, и острых вставных зубов. Хэтти была в восторге и носила костюм весь день, чем весьма позабавила Марка. У них с Хэтти было схожее чувство юмора. Отец и дочь часто объединялись, чтобы пугать Тэсс разными штучками вроде реагирующих на голос пауков, которые внезапно падали перед ней, когда она входила в кухню. Большинство подружек Хэтти пришли к ней на день рождения в нарядных платьях. Сама же она была одета невестой Дракулы, что привело к парочке истерик прямо у входа в дом. Мальчики решили, что лапы оборотня – это круто, и Тэсс уже не удивлялась, видя, как Джейк играет в них на саксофоне или Олли читает книгу, перекинув ноги через подлокотник кресла, а длинный волосатый палец перелистывает страницы.
Занятия у Хэтти начинались только в следующий понедельник, и Тэсс тоже не надо было на работу, так что было время разобраться с ее формой и заставить доделать домашние задания. Хэтти ходила в англиканскую начальную школу за углом, где учились и Джейк, и Олли. Школа эта была очень популярна; многие семьи специально сюда переезжали, что способствовало росту цен на дома в округе. Дети носили форму, дисциплина в школе была хорошая, и результаты достигались лучшие, чем в частной школе в миле отсюда, к тайному восторгу многих родителей. Они гордились своими социальными завоеваниями, так как их дети могли получить бесплатное образование такое же, как в частной школе. Тэсс от этого мутило, но школа, без всякого сомнения, была хорошая, а Коллингвудская подготовительная школа им все равно была не по средствам.
Джейк достиг особых результатов в спорте. Именно поэтому, когда он перешел в среднюю школу, они напряглись и нашли деньги на независимую школу для мальчиков. Единственная альтернатива в их районе – пугающе огромная общая средняя школа, похоже, почти не уделяла внимания соревновательным видам спорта. А Тэсс была уверена, что если Джейку не позволят колотить других ребят на поле для регби или футбола, то он, скорее всего, начнет колотить их за гаражами. И еще девочки. Даже в одиннадцать лет у Джейка была стайка пылких поклонниц, которые звонили ему круглые сутки. Сын, судя по всему, обращался с ними всеми с одинаковым презрением, но Тэсс очень беспокоилась, что еще немного, и он откроет для себя их прелести. Но пока что не похоже было, чтобы у него возникли с этим проблемы. Школа только для мальчиков с усиленным спортивным расписанием могла немного задержать процесс познания. Во всяком случае, она на это надеялась.
Тэсс наклонила голову и прижалась щекой к волосам Хэтти. Они пахли шампунем без слез от Л’Ореаль и, намного слабее, солью и солнцем. Еще один этап уже прошел.
– Ну же, пойдем, – сказала она скорее себе, чем дочери.
– Еще нет, – ответила Хэтти твердо. Ведь как только они окажутся в доме, она потеряет Тэсс – матери придется заниматься сотней дел, и у нее не будет времени присесть и пообниматься. Дома мама была куда более нервная, чем на каникулах, и даже в семь лет Хэтти начинала задавать вопросы о том, почему это вечно мама суетится по дому, а папа спит. Тэсс отвечала, что папа очень много работает и заслужил право иногда полежать на тахте.
Открыв дверцу машины, она развернула Хэтти, чтобы высадить ее на мостовую. При этом девочка вытянула ноги, и оказалось, что она босая.
– О господи. Где туфли?
– Сзади.
Тэсс повернулась и посмотрела на кавардак, царивший на заднем сиденье старого «Вольво». За полчаса дороги, прежде чем уснуть, Хэтти съела почти два пакета чипсов, тюбик жевательных конфет и выпила коробку яблочного сока. Остатки одного из пакетов лежали на сиденье, как конфетти. Вокруг валялись странички, вырванные из розовой пушистой записной книжки Хэтти, на которых фломастерами были нарисованы кривые собаки, кошки и сердечки. Сами фломастеры были раскиданы по сиденью и под ним. Ни на одном не было крышки. Тэсс, которая всю жизнь пыталась превратить хаос в порядок, застонала. Она полчаса грузила машину: большие чемоданы – в багажник, мокрые предметы вроде резиновых сапог и влажных после сегодняшнего утра купальников – в полиэтиленовом пакете, а вся одежда для стирки – в отдельном пакете для мусора. Но Хэтти приложила к этому свою маленькую ручку и всего за полчаса разрушила продуманные планы матери, создав полный беспорядок.
Тэсс нагнулась и выудила туфли Хэтти из мусора. Но малышка уже выскочила наружу и на цыпочках направилась к передней двери, перескакивая через лужи и мокрые листья. Выходя из машины, Тэсс подумала, какой серой кажется их улица после яркого солнечного света и огромного неба в Корнуолле. Она всегда считала, что их улица обладала особым шармом – район был не роскошный, но милый, и улица была похожа на деревенскую: широкая, вдоль тротуара на равных промежутках высажены деревья. Однако после возвращения взгляд стал острее, и Тэсс поразила ее запущенность – неопрятные сады, мусор, облезающая краска, а в доме рядом с ними, разделенном на квартиры для студентов, к стене прислонился забытый кем-то сломанный велосипед.
Элегантным можно было назвать только дом Ванессы – с двумя безупречно цилиндрическими лавровыми деревьями по обе стороны синей входной двери и цветочными ящиками на окнах, из которых летом свисала герань. Тэсс и Марджи не могли сдержать тайную радость, когда однажды ночью герани обрубили, потому что цветы служили им постоянным напоминанием, что они плохо украшали свои дома снаружи. Ванесса резко заметила, что она, в отличие от них обеих, не работала, и что ей ничего не оставалось, как разгуливать в садовых перчатках и возиться с компостом, так что зачем зря корить себя?
Может, дело заключалось в погоде или в том, что с деревьев начали осыпаться листья, но вокруг была атмосфера равнодушия, которой Тэсс раньше не замечала. Когда она отошла от машины, мимо нее ветром пронесло полиэтиленовый мешок, а у их ворот лежала кучка коричневого собачьего дерьма. Когда они уезжали из коттеджа, по голубому небу понеслись сероватые тучи, ветер набирал силу, но здесь, в Лондоне, было еще холоднее. Тэсс опустила рукава Маркова джемпера и почувствовала, как холодный ветерок шевелит еще жесткие от соленой воды волосы. Она рассеянно повертела их концы. Коттедж уже казался в миллионе миль от нее, в другой жизни. И все же она была еще не совсем дома, словно зависла в чуждом пространстве.
Хэтти постучала дверным молотком и крикнула «Привет!» в щель для писем.
– Тем никого нет, детка. Папа на работе, а мальчики в школе.
– Там Найджел, – резонно заметила Хэтти.
– Вряд ли он будет открывать дверь.
– Он может, если мы купим ему костюм дворецкого.
– Разве что на Рождество, – улыбнулась Тэсс.
Повернув ключ, она толкнула дверь. Та не открывалась до конца, и, заглянув внутрь, Тэсс поняла причину: почта все еще лежала стопкой за дверью, где ее оставила Марджи.
Внутри царил разгром. Ощущение было такое, что Марк, просто наклонив машину, высыпал все из нее, да так и оставил. В прихожей валялись резиновые сапоги, клюшки для гольфа Марка, саксофон Джейка, куртки и чемоданы. На перилах внизу лестницы висел школьный пиджак Джейка. Спортивная сумка Олли лежала открытая, и из нее торчали рубашка для регби и брюки от спортивного костюма, будто он пытался ее собрать и бросил это занятие. На узкой полке, шедшей вокруг прихожей, стояла недопитая чашка чая. На столике рядом с телефоном лежал надкушенный тост. Тэсс поняла, что отправить мальчиков утром в школу спокойно не удалось. Конечно, Марку надо было на работу, но почему, черт возьми, он все оставил ей? За весь прошлый вечер он мог хотя бы начать разбирать вещи!
Хэтти перепрыгнула через кучу вещей и помчалась наверх, зовя кота. Ей не терпелось проверить, как он пережил заботы Марджи. Мамина подруга не позволяла двум своим дочерям держать домашних животных, потому что весь день была на работе. Каждое лето Марджи спорила с Тэсс, утверждая, что она неподходящий человек, чтобы следить за их котом, пока они в отъезде. Но Тэсс говорила, что никого больше так хорошо не знает, чтобы навязать это дурацкое занятие. Оставлять дом на Ванессу она не хотела, опасаясь как бы та, пожалев ее, не вызвала дизайнеров по интерьеру.
Самый худший момент во всей истории с присмотром Марджи за животными произошел тогда, когда она нечаянно оставила не до конца закрытым верх клетки хомяка Пушка, в результате чего Найджел немедленно отомстил мелкому пушистому съедобному созданию, которое целый год из безопасной клетки строило ему рожи. Ситуация была сложная, но Марджи, не потеряла самообладания, сбегала и купила другого хомяка, похожего на Пушка. Хэтти ничего не заметила, хотя и сказала, что Пушок, должно быть, скучал по ней, пока ее не было, потому что больше не пытается укусить, когда она вынимала его из клетки, чтобы приласкать. Единственным доказательством кончины Пушка были хвост и крошечная почка, которые Тэсс неделю спустя нашла под шкафом у Марка.
Тэсс наклонилась и подняла почту. Понадобились обе руки, чтобы отнести ее вниз в кухню. По дороге она отметила, что телевизор в алькове почему-то остался включенным, а подушки с тахты лежат на полу. Держа ключи от машины во рту, она ногой захлопнула за собой переднюю дверь и медленно спустилась по крутым деревянным ступенькам, на ходу отмечая паутину. Хотя она оставила дом в порядке, сейчас он казался очень грязным.
