Текст книги "Ревность"

Автор книги: Диана Чемберлен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

13

После часа езды дорожное покрытие кончилось, и они поехали по проселочной дороге. Стены джунглей все ближе придвигались к грузовику. Изменился характер растительности: вместо высоких стройных деревьев их окружали заросли кустарника и густая поросль вьющихся растений, приобретавших в темноте зловещие очертания. «Вот оно, наконец», – подумала Шон. В течение этих двух недель они постоянно будут окружены этими стенами, окажутся внутри, а не снаружи. Высоко над головой, невидимый в темноте, шатер из ветвей распростер над ними свой охранительный свод.

Чувство покоя снизошло на нее после того, как она поговорила с Кейтом и Джейми. Она сожалела о том, что вела себя как безумная, что набросилась на Дэвида. Она не хотела возвращаться к прежнему тону во взаимоотношениях с ним, хотела цивилизованного, а не базарного расторжения их брака. По сжатию его руки, обнимавшей ее за плечо, по мягкости тона, каким он говорил с ней, она почувствовала, что прощена. Дэвид был спокоен.

Робин чутко всматривалась в окружавшую их тьму.

– Здесь такой мрак. Как только Мануэль различает дорогу? – Ей приходилось говорить громко, чтобы перекричать жужжание насекомых.

У грузовика была исправна только одна передняя фара. Выглянув из-за кабины, Шон при свете этой фары разглядела узкую, изрытую колеями дорогу и нависший над ней занавес листвы. Вид был жуткий.

Они едва различали друг друга. По мере того как колеи становились все глубже, им приходилось перемещаться со своих тюков на холодное железное дно кузова, чтобы удержаться в нем при особенно сильной встряске. Шон пересадила Коко себе на колени.

– Можно я еще ее подержу? – спросил Дэвид. Коко охотно пошла к нему. Дэвид умел находить общий язык с животными; он укрыл обезьянку своими широкими ладонями.

После четырех долгих и тяжелых часов поездки грузовик внезапно свернул в кусты, где, казалось, вообще не было дороги. Ветки цеплялись за плечи, листья трепали по щекам. Так они проехали милю-другую, в полном молчании. Шон напрягала мускулы, чтобы противостоять качке.

– Лучше посадим Коко обратно в клетку, – сказала она, беря эльфа из рук Дэвида. Когда Шон запирала клетку, обезьянка посмотрела на нее с укоризной.

– Смотрите, там свет. – Ивен протянул вперед руку.

Размытое пятно света постепенно приобрело форму четырех квадратных окон маленького здания – или чего-то подобного, – но когда они приблизились, Шон увидела, что это были окна каюты лодки. Шатер листвы расступился над ними, и замерцала серебряная луна. Перед ними при мягком свете луны мерцала вода. – Наверное, это Рио-Тавако, – сказала Шон.

Теперь они могли разглядеть лодку. Женщина с длинными черными волосами вышла из каюты, и дверь-ширма снова затворилась за ней. У нее в руках была керосиновая лампа.

– Тэсс? – позвала она.

Тэсс выбралась из кабины и подошла к женщине, которая радостно сжала ее в своих объятиях.

У Тэсс, вероятно, есть какая-то другая жизнь, подумала Шон. В той жизни смягчаются острые углы ее натуры. Как иначе объяснить ту очевидную радость, с какой встречала ее черноволосая женщина?

– Меня зовут Чарли, – сказала женщина, не дожидаясь, пока Тэсс ее представит. Она поцеловала в щеку каждого из них, как будто они были старыми друзьями, и помогла им перенести багаж из грузовика Мануэля на свою лодку.

Лодка была около тридцати футов длиной и в темноте казалась обветшавшей. Палуба, со всех сторон окружавшая каюту, горбилась у Шон под ногами. И все же было приятно чувствовать себя на воде, отдаваясь легкому покачиванию лодки, после долгих часов сидения на железном днище кузова тряского грузовика.

– Вы провели на этой лодке в одиночестве весь вечер? – спросила Робин.

– Я одна на этой лодке уже месяц. – Чарли засмеялась и отвела прядь густых волос от щеки. Она была стройная, но большая грудь и масса черных волос придавали ей внушительный вид. На ней была свободная белая блузка с кокеткой, окаймленной узором из голубых и оранжевых птиц. Темная кожа, огромные черные глаза смотрели приветливо. Она повернулась к Мануэлю. – Поужинаешь с нами, Мэнни?

Мануэль извинился, но, прежде чем уехать, прижал Чарли к себе и крепко поцеловал ее в губы. Она рассмеялась.

– Не забывай о своей жене, – сказала она. – Recuerdate Maria.[1]1
  Вспомни о Марии (исп.).


[Закрыть]

Шон хотелось, чтобы он поужинал с ними. Ему придется возвращаться в Икитос глубокой ночью. Она чувствовала себя беспомощной: не зная испанского, она не могла даже его толком поблагодарить. Они смотрели, как он разворачивается, покачиваясь на ухабах и выхватывая из темноты единственной фарой кусты и деревья. Чарли повернулась к ним, ее глаза сияли.

– У меня есть для вас черепаха! – воскликнула она, отодвигая шаткую ширму двери. Керосиновая лампа высветила четыре узкие кровати, покрытые тонкими незастеленными матрасами, по две с каждой стороны каюты. В одном из углов располагалась маленькая печка, на одной из конфорок которой стоял большой котелок. В комнате стоял приятный вкусный запах.

– Вы остаетесь здесь одна? – вернулась Робин к своей теме.

Чарли пожала плечами.

– Здесь меньше опасности, чем в городе. Если понадобится, у меня есть средство себя защитить. – Она кивком головы указала на дробовик, стоявший в углу. – Я люблю одиночество. – Она сняла со стены складной стол и поставила его между кроватями. – Садитесь, – сказала она.

Шон с благодарностью расположилась на одном из мягких матрасов.

– Чему ты улыбаешься? – спросил ее Ивен с другого конца стола. Все повернулись, чтобы посмотреть на нее.

Значит, она улыбалась?

– Я не знаю, – ответила она и почувствовала, что ее улыбка становится все шире. – Просто я довольна. – Слово удивило ее. Может быть, она слишком устала, чтобы волноваться? Или это связано с гостеприимством Чарли или с домашним видом этой ветхой лодки. А может быть, это запах блюда из черепахи заставляет ее чувствовать себя так, будто ей снова десять лет, она сидит на кухне, а отец накладывает ей на тарелку консервированное мясо и рассказывает о животных, которых он вылечил за день.

Чарли поставила на стол тарелки, до краев наполненные супом, в котором плавали большие куски черепахового мяса. Шон поймала на себе взгляд Робин, не решавшейся приступить к экзотическому блюду. Оно не было рыбным в точном смысле слова, но черепаха не была и млекопитающим. После минутного колебания Робин принялась за еду. Это было настоящее лакомство.

– По вкусу напоминает свинину, – сказал Ивен, пытаясь приободрить Робин.

Правда ли у свинины такой вкус? Шон не могла вспомнить.

– Где ты достала черепаху? – спросила Тэсс.

– Подарок от друзей. Помнишь Пакиту и Марко? У них были тут дела, чуть выше по течению, и они принесли мне черепаху и немного фруктов.

Мег во время ужина не проронила ни слова. «Она боится Тэсс, – подумала Шон, – боится сказать что-нибудь не так». Тэсс сидела рядом с Чарли, разговаривая с ней при помощи намеков и обрывков фраз, понятных только им двоим.

Трудно было понять, что их связывает, – Тэсс, с ее холодными руками, и Чарли, всегда готовую рассмеяться.

– Как вы познакомились? – спросила Шон. Чарли и Тэсс переглянулись, Чарли засмеялась.

Лучше бы вам этого не знать, – ответила она.

– Через организацию, – сказала Тэсс.

– Ботаническую? – спросила Шон.

– Политическую, – ответила Тэсс.

Можно и так сказать, – подтвердила Чарли.

– Мы с Чарли входим в организацию, которая борется за права женщин. В Перу они грубо попираются.

Робин вынула свою ложку из супа, она едва дотронулась до него.

– Не заметно, чтобы ваша свобода была так уж стеснена в Перу, Чарли. Вы живете здесь, одинокая женщина в джунглях, с лодкой и ружьем.

– Обладать лодкой и ружьем, – еще не значит обладать равными правами, – вскинулась на нее Тэсс.

Ивен повернулся к Тэсс.

– Это еще не причина, чтобы так набрасываться на Робин.

– Оставь в покое бедную девочку, Тэсс. – Чарли дотронулась до плеча Робин. – Может показаться, что я вольна делать все, что захочу. Но это не так. Со мной нет моих детей, и мне не дозволено даже видеть их. Я развелась три года назад, и моему бывшему мужу присудили опеку над детьми.

– Вы не можете даже навещать их? – спросила Шон.

Чарли покачала головой.

– Мне казалось, что опека всегда присуждается матери, по крайней мере, в Южной Америке, – сказал Ивен.

Чарли кивнула.

– Теперь вы можете себе представить, какой чудовищной матерью они меня считают.

Снова воцарилось молчание. Шон видела неподдельную боль в глазах Чарли и подумала о том, как это противоестественно. Заботливость казалась органически присущим Чарли свойством. Едва познакомившись с ней, Шон почувствовала, что окружена заботой, которой ей недоставало в течение дня. Что могла она сделать плохого своим детям? Била их? Что-то непохоже.

– У вас есть хороший адвокат? – спросил, наконец, Дэвид.

– Несколько.

– Сколько лет вашим детям? – спросила Шон. – Сейчас им должно быть шесть и семь. Обе девочки.

И снова долгое молчание.

– Вы говорите безо всякого акцента. – Ивен переменил тему. – Вы перуанка?

Чарли сказала, что приняла перуанское гражданство, когда вышла замуж за перуанца, но по происхождению она гречанка, родилась в Афинах. Ее семья обосновалась в Нью-Йорке, когда ей исполнилось десять лет.

– Если у меня и есть акцент, то это акцент Бронкса. – Она засмеялась, и они засмеялись вместе с ней. Ее смуглость внезапно утратила налет экзотичности.

Она встала.

– Выпьем немного «Писко»? – предложила она.

– Конечно, – ответила Тэсс.

Может быть, Чарли была алкоголичкой? Но разве этого достаточно, чтобы запретить ей даже навещать своих детей?

Шон решилась отведать «Писко». Они все его попробовали, кроме Мег, сохранившей приверженность к воде в бутылках. Мег выглядела несчастной.

– У меня есть манго, – сказала Чарли. – Думаю, ваша игрунка поест его с удовольствием.

Коко на протяжении всего ужина спокойно наблюдала за ними из клетки. Тут она вскинула голову и застыла в ожидании, как будто догадавшись, что ее сейчас угостят. Шон вынула ее из клетки, посадила на край стола и стала кормить ломтиками желтого манго. Обезьянка осторожно брала ломтики из пальцев Шон и отправляла их в рот, тщательно пережевывая. Все смотрели на нее, загипнотизированные деликатностью ее движений.

– Я не думаю, что Коко – подходящее для нее имя, – сказал Дэвид.

Шон простонала:

– Не надо, Дэвид, пожалуйста.

– Чио-Чио-сан подойдет ей больше. Мег подняла голову.

Чио-Чио-сан? «Мадам Баттерфляй»? Дэвид кивнул.

– Когда-то у нас была канарейка по имени Мадам Баттерфляй, помнишь, Шон? Правда, ее съела кошка.

Мег засмеялась. Она вдруг вернулась к жизни.

– Как звали кота?

– Мефисто.

– Подходяще, – сказала она. – А был ли у вас Фауст?

Дэвид кивнул.

– Так звали нашего старшего кота. Ему было десять лет, когда у нас появился Мефисто.

– И вы, конечно, решили, что Мефистофель вернет ему молодость?

– Да. – Дэвид наклонился вперед, он явно развеселился. – Но кота звали Мефисто, не Мефистофель. – Это был тест, и Шон почувствовала, что для Мег он пройдет успешно.

– А, – сказала Мег. – Бойто, а не Гуно.

– Точно. – Дэвид прислонился к стене каюты, его глаза смеялись. – Вы оперный завсегдатай.

– Фанатик оперы, – поправила его Мег.

Где-то в середине этого разговора Шон перестала за ним следить. Она вспомнила, как ей было стыдно оттого, что она заснула во время представления оперы «Фауст». Даже всегда корректный Дэвид несколько вышел из себя.

– Неужели ты не могла дослушать хотя бы до конца первого акта? – спрашивал он.

– Мы так и простоим здесь всю ночь, привязанные к берегу? – спросила Робин. – Не может ли ягуар учуять запах пищи и залезть к нам через раздвижную дверь?

Чарли рассмеялась.

– Ягуар найдет более достойное применение своему времени, чем тратить его на нас, – сказала она. – Но можете не беспокоиться. Мы скоро отчалим, и я поведу лодку, пока вы будете спать.

Четверо из них могли спать на кроватях, сказала Чарли, двое остальных – в гамаках, на палубе. Шон это прельстило. Она представила себе сон под звездами в лениво плывущей вниз по течению лодке.

Чарли помогла ей натянуть гамак под выступами крыши каюты и прикрепила противомоскитную сетку, пока Тэсс подвешивала свой гамак с другой стороны.

– Надо располагаться в гамаке по диагонали, – сказала Чарли. – Это требует некоторой практики.

– Какой путь мы проделаем за ночь?

– Здесь все измеряют по времени, а не по расстоянию, – сказала Чарли. – Половина ночи уйдет на Рио-Тавако, следующие несколько часов – на речку поменьше. По ней мы доедем до речушки, которая доставит вас в Даку. Там я вас оставлю, и вы пройдете остальную часть пути, около восьми часов, в выдолбленном каноэ. – Она показала на большое каноэ с мотором, которое лежало у борта. В темноте Шон трудно было воспринять его как что-то отдельное от лодки. Оно было около десяти – двенадцати ярдов длиной. Шон провела по нему рукой и ощутила неровную поверхность дерева, из которого оно было выдолблено.

– Мне бы хотелось, чтобы вы поехали с нами, Чарли. – Она была обеспокоена тем, что вновь обретенное чувство умиротворения могло исчезнуть, как только они попрощаются с этой уверенной в себе женщиной.

– У вас есть Тэсс, – сказала Чарли. – Она знает все, что нужно знать о жизни в джунглях. Вы сами скоро в этом убедитесь.

В лодке не было канализации. Прежде чем лечь спать, они взяли свои фонарики и рулоны туалетной бумаги и отправились в лес, в разных местах сворачивая с дороги, по которой уехал грузовик Мануэля. Дэвид мурлыкал песню, что-то знакомое, он часто напевал ее дома. На итальянском, а может быть, это был французский.

– Я боюсь, что не смогу туда пройти, – сказала, Робин, пытаясь следовать за Ивеном и нервно теребя пальцы. Шон услышала, как Ивен что-то ответил, но не разобрала слов.

Они с Дэвидом пошли в противоположном направлении, воюя с ветками и вьющимися стеблями, которые хлестали их на всем протяжении пути.

– Как насчет этого местечка? – Дэвид осветил фонарем сплетение веток низкорослого кустарника.

– Место не хуже любого другого, – сказала она, сделав несколько пробных шагов вперед. – Боже, как здесь неуютно.

В темноте она услышала, как расстегнулась молния на брюках Дэвида.

– Боюсь, что мне не хочется, – сказала она.

– Постарайся. Представь, что ты будешь делать среди ночи?

Действительно, придется постараться. Она спустила шорты ниже колен и села на корточки.

– Ничего не выходит, – сказала она. Но ее мочевой пузырь был полон, и она сконцентрировала внимание на том, что сейчас исчезнет в темноте, отделившись от ее живой плоти. – Теперь мы приобщились к животной жизни, которая нас окружает. – Она почувствовала, как дрожит ее голос, и призналась себе, что боится. – Представляешь, каково здесь Чарли совсем одной? – спросила она только для того, чтобы приободрить себя.

Дэвид застегнул брюки, не отвечая на вопрос:

– Готова? – Он осветил фонариком тропинку, которую они проложили в кустах, и они пошли обратно к лодке.

В каюте Шон почистила зубы, использовав для этого воду из бутылки. Она видела, как Робин забирается в свой спальный мешок, расположенный голова к голове по отношению к спальному мешку Ивена, лежавшему на соседней кровати. И тогда она заметила другую пару кроватей. Дэвид тоже расположил свой спальный мешок так, чтобы лежать голова к голове с Мег. Шон показалось, что то, уже знакомое ей, темное облачко опустилось ей на плечи. Это была только ее вина. Она сама сказала, что хочет спать снаружи. Она думала только о том, как приятно будет лежать в гамаке под звездами. Она забыла о муже, рядом с которым ей следовало спать ночью. Еще не поздно было сказать, что она передумала. Она могла внести свой спальный мешок обратно и положить его на полу рядом с кроватью Дэвида. Но это выглядело бы назойливо и нелепо. «Отлично, – подумала она, укладывая зубную щетку обратно в футляр. – Пускай всю ночь говорят о «Фаусте».

Гамак оказался более удобным, чем она ожидала. Каждый дюйм ее тела висел в воздухе. Она была одурманена, плывя таким образом сразу по воде и по воздуху, и теперь уже не жалела, что выбрала гамак.

Тем более что ей надо было начинать привыкать к этому – к жизни без Дэвида. Вот так это будет после развода. Она не будет знать, что он делает ночью, спит он с другой женщиной или нет. Дэвид с другой женщиной. Трудно себе представить. Он никогда не выказывал интереса ни к кому, кроме нее.

Она услышала смех, доносившийся из каюты. Смех Дэвида, сопровождаемый мягким женским голосом. Потом они смеялись вместе, все четверо. Она попыталась прислушаться, понять, над чем они смеются, но это было бесполезно.

Что если Дэвид потребует опеки над детьми? Она подумала о Чарли и ее детях. Какой ужас! Но в ее случае проблем не будет. Она могла сослаться на инцидент с Хэзер и выставить Дэвида в нужном свете. Конечно, этого будет достаточно.

Он мог поселиться ближе к аэропорту. На свою зарплату он мог позволить себе и второй дом, достаточно большой, чтобы принимать в нем мальчиков, когда они будут его навещать. Это была жуткая мысль – посылать к нему Джейми и Кейта на уик-энд.

Развод станет тяжелым испытанием для мальчиков. Они уже не несмышленыши; конечно, они знали, что брак их родителей не идеален, но все равно – шок неизбежен. Она не была уверена, что они благополучно перенесут такую травму, вторую в их жизни. Подумала о том, чтобы подождать до поры, когда они окончат школу. Но ждать еще четыре года? Тогда она уж настолько проникнется желчью, что будет бесполезна в качестве матери.

И как будет реагировать Дэвид? Пока он не имеет никакого понятия о ее планах. Он выслушает ее, безучастно кивая головой, избегая встречаться с ней взглядом, как он делал это всегда, когда она пыталась поговорить с ним о чем-нибудь серьезном. Он получит от нее обходимую информацию, скажет что-нибудь вроде «я понимаю» – и уйдет. Может быть, это и хорошо. Это упростит ее задачу.

Ему нелегко придется без мальчиков. Он любил Джейми и Кейта, и он любил Хэзер тоже. Хотя не так, как она. Он был способен как-то отключить свою любовь, когда она умерла, поэтому он не испытывал боли. Она презирала его за это. Точно так же он отнесется к разводу. Чик! И мы отключаемся от боли, идем по жизни дальше. Он легко мог найти себе другую женщину. У него были для этого все возможности. На его столе каждую неделю накапливалась груда писем от фанатичных поклонниц. Как только информация о разводе появится в газетах, его завалят предложениями. Ей казалось, отвратительным выставлять напоказ свою личную жизнь. Когда в газетах появились сообщения о смерти Хэзер, она испытывала такое чувство, будто люди на улице изучают ее горе и судят о том, насколько оно подобает ситуации. Письма с соболезнованиями потоком шли от незнакомых людей, проживавших в Сан-Диего и его окрестностях, почти все они были адресованы одному Дэвиду.

Значит, он будет первым, кто найдет себе новую пару. И это хорошо. Она не нуждалась в мужчине. Ни в каком положении она не хотела снова делить свою жизнь с мужчиной, и, уж конечно, она не хотела делить своих детей. Она доказала себе, что может обходиться и без секса. Ничего хорошего, но жить можно. И все же ей следовало найти себе мужчину, который занимал бы ее мысли, иначе она не сможет отвлечь их от Ивена, а это нечестно по отношению к нему. Этот развод будет тяжелым ударом и для Ивена тоже. Ведь он любит их обоих.

Лодка мягко плыла вперед под монотонное жужжание мотора. С воды поднимался легкий ветерок, но густой воздух по-прежнему сдавливал грудь. Лодочные огоньки мерцали на черной поверхности воды, над ней висели тысячи звезд и одна тощая луна. «Вокруг никого нет, – подумала она. – Только мы».

Какие-то звуки послышались с носа лодки, где сидели рядом Тэсс и Чарли. Они расположились перед каютой, из гамака Чарли их не было видно. Она могла различить только кольца дыма от сигарет Тэсс и расслышать звяканье бутылки с ромом о края их рюмок.

Они разговаривали совсем тихо. Время от времени Шон слышала смех Чарли, и по мере того как сгущалась ночь и ром начинал оказывать свое воздействие, до гамака стали доноситься различимые обрывки фраз. Они говорили об общих друзьях; казалось, их было очень много. Один осенью возвращался в Боготу, другой открывал ресторан в Сан-Франциско.

– А Мег? – спросила Чарли.

– Слишком молода, – сказала Тэсс. Долгая пауза, еще одно кольцо дыма. – Она думает, что знает, чего хочет, но…

– Я знаю, чего она хочет, – сказала Чарли. – Такое выражение было когда-то и в моих глазах.

– Она должна понять, что этого не будет. По крайней мере, в том виде, в каком это ей представляется. – Послышался недобрый смешок Тэсс. От него по коже Шон пробежали мурашки.

– Должна сказать, что я была разочарована, увидев ее здесь. Я надеялась, что… Столько времени прошло с тех пор, как мы с тобой… – Казалось, Чарли не хватает слов.

– Только не с этой группой, есть тут Мег или нет ее. Жутко скованные. Не знаю даже, как проживу с ними эти две недели.

Шон сжала кулаки. Сука. Может быть, они не знали так хорошо джунгли, как она, и, может быть, она вела себя как сумасшедшая, там, на грузовике возле Икитоса, но что касается скованности, то по этой части Тэсс заткнет их всех за пояс.

– Смогу ли я повидаться с тобой, прежде чем ты уедешь в Калифорнию? – спросила Чарли. Точнее, она умоляла Тэсс. В ее голосе послышалась неожиданная нотка, как будто это говорила маленькая девочка. – Ты не смогла бы провести несколько дней здесь?

Шон затаила дыхание в ожидании ответа Тэсс, но та ответила по-испански и так тихо, почти шепотом, что звук ее голоса растворился в тихом плеске воды, омывавшей берега. Затем наступила тишина. Ни дыма, ни звяканья бутылки.

Ей показалось, что теперь она понимает, почему Чарли не может возвратить права на своих детей несмотря на усилия лучших адвокатов.

Мягкое урчание мотора убаюкало ее. Ей снился шатер, и темная вода, и Ивен, занимающийся с ней любовью в гамаке, на его туго натянутой сетке.