Текст книги "Развод. Цена ошибки (СИ)"
Автор книги: Диана Абрамова
Соавторы: Дарина Королева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
ГЛАВА 27
ГЛАВА 27
– И да, – заявляет прямо, поднимает подбородок, словно готовясь произнести торжественную речь. – Как только мы с тобой разведёмся, я женюсь на своей бывшей жене.
Абсурд происходящего просто зашкаливает. Он что, правда думает, что звучит благородно? Что его "честность" сейчас что-то исправит?
Он выпрямляется, расправляет плечи, словно груз упал с них. На лице появляется выражение человека, выполнившего важную миссию.
– Хватит. Даже у такого кремня как я – терпение не железное! Всё это время я не знал, как тебе сказать... Как подойти осторожно, чтобы не ранить тебя. Оберегал тебя, ради ребёнка, которого ты носила.
"Оберегал". Хочется рассмеяться. Или заплакать. Или закричать. Пока он "оберегал" меня, параллельно строил семейное гнёздышко с бывшей. Какая трогательная забота!
– А ты... – кривится, будто лимон разжевал. – Столько грязи вылила на меня! Да я тебе всё дал! Если бы не я... До сих пор бы мыла полы за копейки.
Вот оно. Его истинное лицо.
Благодетель. Спаситель несчастных и убогих. А я, значит, неблагодарная тварь, не оценившая его великодушия.
В голове крутится истерическое: «Спасибо, барин, что сапогом пнул, а не палкой огрел!»
В душе умирают последние крохи тепла, последние воспоминания о счастье – всё рассыпается прахом.
Этот человек... Он же знает, как я боролась, как училась, как пахала в свободное от учёбы время до встречи с ним. Знает – и бьёт по больному.
Он машет рукой, будто отмахивается от надоедливой мухи, разворачивается и уходит. Дверь хлопает так, что вздрагивают стены. Пакет с апельсинами, задетый его локтем, падает, рассыпая яркие оранжевые шары по больничному полу. Они катятся к стене, как солнечные брызги, издевательски яркие в этот тёмно серый момент моей жизни.
Ариша всхлипывает во сне. Бережно укладываю её в кроватку, поправляю одеяльце. Моя девочка. Моё сокровище. Единственное, что у меня осталось.
Сажусь на край кровати, прячу лицо в ладонях. Слёзы текут сквозь пальцы, капают на больничный халат. Внутри пусто и больно, словно вырвали что-то живое, трепещущее.
Марк... Как он там? Помнит ли наши вечерние сказки? Утренние обнимашки? Тёплое молоко с мёдом перед сном? Господи, как же больно...
Апельсины продолжают поблёскивать на полу. Один подкатился совсем близко к кровати – яркий, насмешливый символ его фальшивой заботы. Хочется растоптать его, размазать по полу, но нет сил даже на это. Просто сижу, обхватив себя руками, и качаюсь из стороны в сторону, глотая беззвучные рыдания.
На следующий день дверь палаты распахивается без стука – свекровь собственной персоной. Не с гостинцами, не с поддержкой. Нет, эта женщина пришла добить. В её глазах плещется плохо скрываемое торжество – наконец-то можно высказать всё, что копилось годами.
Я вспоминаю тот первый вечер знакомства с его родителями. Их квартира на Патриарших, увешанная картинами в тяжёлых рамах, книжные шкафы до потолка – всё кричало о статусе и положении. Помню, как волновалась, когда наливала им чай в их фамильный сервиз. Как свекровь поджимала губы, заметив, что я держу чашку "неправильно". Как свёкор демонстративно морщился, услышав моё "что" вместо их интеллигентного "простите".
"Деревня", – шептались они за моей спиной, думая, что я не слышу. "Откуда он её только выкопал?" "И эта... особа будет носить нашу фамилию?"
Их перешёптывания жгли, как крапива, оставляли невидимые рубцы на сердце.
А Вадим делал вид, что не замечает – улыбался, подкладывал мне пирожные, рассказывал о моей учёбе в архитектурном колледже.
Какая же я была наивная! Думала, что своим трудолюбием, своей искренностью докажу им... Что? Что я достойна их драгоценного сыночка?
Да, я приехала из деревни. Работала уборщицей, училась по ночам, снимала угол в коммуналке. И что? Зато их столичный, интеллигентный мальчик, с его дипломом МГУ и безупречным произношением английских слов, оказался насквозь гнилым двуличным мерзавцем.
Променял жену и новорождённую дочь на бывшую, на потаскушку, мать-кукушку – зато "из приличной семьи", с аристократическим профилем!
Голос свекрови, пронзительный как скрежет ножа по стеклу, отскакивает от больничных стен. Ариша морщится во сне, и я машинально прикрываю её собой – как от удара.
– Вадик мне всё рассказал, – понижает голос до драматического шёпота, смакуя каждое слово. – Про ребёночка-то... нагулянного.
Последнее слово она выплёвывает с таким смаком, будто всю жизнь ждала этого момента. Ухмылка искривляет её накрашенные губы – красные, как свежая рана.
– Я думаю, вам однозначно надо развестись! – вещает она тоном судьи, выносящего приговор. – И даже не думай претендовать на наши деньги – имей в виду. Ты ведь из зачуханной деревни приперлась, на все готовенькое.
Смотрю на неё и вижу источник всей этой гнили. Яблоко от яблони... Теперь понятно, в кого Вадим такой. Она научила его этому искусству – поливать грязью, унижать, выворачивать факты наизнанку. Интересно, она тоже считает себя благодетельницей? Думает, что осчастливила меня, позволив войти в их драгоценную семью?
Она уходит с видом королевы, покидающей просителей. Цоканье её каблуков по больничному линолеуму неприятно бьёт по ушам.
Тест ДНК. Эта мысль вспыхивает тут же вспыхивает в голове. Сделать тест и ткнуть им в лицо! Пусть подавятся своей ложью, захлебнутся в собственной грязи...
Но тут же отметаю эту затею.
Зачем? Зачем унижаться, что-то доказывать? Вадим всё равно вывернет ситуацию по-своему – скажет, что тест поддельный, или просто откажется его сдавать. Найдёт тысячу и одну причину, чтобы не признать очевидное. У него теперь есть готовое оправдание для своего предательства – он же "жертва обмана", как удобно!
Пусть. Пусть забудет, что у него есть дочь. Пусть вычеркнет нас из своей жизни, как надоевшую главу из книги. Я помню, каким потухшим он был тогда – пять лет назад. Весь в долгах, жена бросила с годовалым ребёнком, затравленный, на грани нервного срыва. Помню, как прятался от кредиторов, как дрожали его руки, когда он просматривал мой проект, тот самый, который спас фирму от краха.
Не знаю, как именно это произойдёт, но у меня точное предчувствие: уверена, придёт время – и он снова приползёт. Когда очередная афера лопнет как мыльный пузырь, когда милая бывшая жена устанет от его вечных метаний.
Но будет поздно.
Я больше не та наивная девочка, готовая броситься на помощь по первому зову.
Пусть катится к чёрту со своими "благодеяниями"!
ГЛАВА 28
ГЛАВА 28
Ариша наконец уснула.
Я лежу без сна, вспоминая, что было пять лет назад…
Как всё изменилось за эти годы.
Я тогда была совсем другой – хрупкая девчонка с большими мечтами и пустым кошельком. Пятый курс архитектурного, съёмная комната в общежитии, вечерняя подработка уборщицей. Родители в селе еле сводят концы с концами – какая уж тут помощь. Главное, что на бюджет поступила, что учусь. А мыть полы... что ж, не зазорно.
Тот октябрьский вечер. Офисный центр "Стрела" – стекло и бетон, модный минимализм и унылые коридоры. Запах влажной тряпки, моющего средства с химической отдушкой лимона. Тишина пустых офисных коридоров после рабочего дня. Только шорох швабры по полу и приглушённые голоса из-за дверей – некоторые задерживались допоздна.
Я помню каждую деталь, словно это было вчера. Как натруженные руки автоматически выполняли привычные движения, пока в голове крутились формулы сопромата и эскизы курсового проекта.
Как пыталась не думать о том, что на счету осталось всего ничего, а за общагу нужно платить через неделю. Как мечтала, что когда-нибудь буду проектировать здания, а не драить полы в чужих офисах.
Я уже заканчивала работу, когда из кабинета в конце этажа донёсся грохот и ругань.
– Твою мать! – голос был полон отчаяния. – Это же полный провал! За что я только платил этому бездарю?!
Я невольно замерла со шваброй у приоткрытой двери.
Молодой мужчина метался по кабинету, как раненый зверь. На столе были разбросаны чертежи, а на экране ноутбука светилась какая-то 3D-модель. Высокий, красивый, в помятой рубашке, галстук съехал набок, темные волосы взъерошены, будто он постоянно запускал в них пальцы от безысходности.
Вадим. Тогда я ещё не знала его имени.
– Кого я сейчас найду?! – он с силой ударил ладонью по столу. – Это конец... просто конец всему. Завтра тендер – и всё, крах. Банк заберёт всё до последней копейки!
А потом я увидела эти чертежи. Проект культурного центра для детей с особенностями развития – амбициозный, нужный городу. Но даже беглого взгляда хватило, чтобы понять: здесь всё неправильно.
Эвакуационные выходы, инсоляция, доступная среда – архитектор будто забыл об элементарных требованиях.
Сердце забилось быстрее. В голове сразу начали складываться решения – как исправить, переделать, улучшить. Месяцы учёбы, ночи над учебниками, бесконечные проекты – всё это вдруг обрело смысл.
– Извините... – сама не знаю, что дёрнуло меня заговорить. – Но здесь можно всё исправить.
Он обернулся – в глазах смесь удивления и раздражения.
– Что?
– Смотрите, – я осторожно шагнула в кабинет, указывая шваброй на экран. – При такой нагрузке на грунт вам понадобится совершенно другой тип фундамента. А эта колоннада... она же нарушает все нормы безопасности.
Его глаза сузились:
– Ты что, разбираешься в архитектуре?
– Я учусь на пятом курсе архитектурно-дизайнерского, – я пожала плечами. – И этот проект... он действительно "сырой". Но если переработать планировку, учесть нормативы по инклюзивности...
– Уборщица делает проект, от которого зависит моя жизнь... – он усмехнулся, но в этой усмешке не было презрения, скорее отчаяние человека, хватающегося за соломинку.
Я подошла ближе к столу, разглядывая чертежи.
– А почему бы не сделать здесь атриум? Он бы естественно объединил все пространства, плюс решил бы проблему инсоляции. И если сместить ось...
Он перебил меня:
– Постой-постой... Ты правда можешь это исправить?
– Теоретически – да. Но нужно время...
– У меня есть ночь, – в его глазах появился лихорадочный блеск. – Я заплачу. Сколько скажешь.
Я покачала головой:
– Мне не нужны деньги. То есть, нужны, конечно... но не за это. Я хочу практику. Настоящую работу по специальности.
Он смотрел на меня так, словно видел впервые:
– Как тебя зовут?
– Рита. Маргарита Наумова.
– Вадим Вавилов, – он протянул руку. – И, кажется, ты – мой последний шанс.
Следующие двенадцать часов слились в один безумный марафон. Кофе, чертежи, 3D-модели... Пальцы летали над клавиатурой, линии на экране складывались в новый проект.
Правильные уклоны пандусов, тактильная плитка, акустические решения для слабослышащих, цветовые акценты для слабовидящих…
Я полностью переделала проект, внедрив современные экологичные решения и создав многофункциональное пространство, которое могло трансформироваться под разные нужды.
Вадим сидел рядом, то критикуя, то восхищаясь, а под утро...
Под утро он был поражён:
– Невероятно ! Откуда ты такая взялась?
– Из Липовки, – я улыбнулась, разминая затёкшую шею. – Село такое, триста километров отсюда.
– А родители?
– Отец – механизатор, мама – библиотекарь. Они с отцом держат хозяйство, огород. Простые люди, – я на мгновение задумалась, вспоминая их морщинистые от работы руки. – Пожилые уже. Но в них столько любви и мудрости... Когда я на бюджет поступила, они так радовались. Папа даже прослезился, хотя никогда его плачущим не видела.
"Учись, – говорит, – доченька. Мы-то не смогли, а ты должна.”
И я всё рассказала. Про родителей, про общагу и подработки. Про мечту создавать пространства, которые будут менять жизни людей к лучшему.
А потом он рассказал про себя. Немного, отрывисто. Про фирму на грани банкротства. Про маленького сына, которого видит реже, чем хотелось бы. И я поняла – мы оба знаем, как это, когда жизнь загоняет в угол. Но иногда именно в такие моменты она делает неожиданный поворот…
Только о ней – о той, что оставила его с ребёнком на руках и долгами – он не говорил ничего. Лицо каменело, взгляд уходил куда-то внутрь, в глубину непережитой боли.
"Не будем об этом, " – всё, что он сказал тогда. И я поняла: некоторые раны лучше не трогать, пока они не затянутся сами.
Он долго молчал, глядя на готовый проект, потом тихо произнёс:
– Я возьму тебя на работу. Нормальная зарплата, полный день. Диплом сможешь писать прямо здесь.
Наш проект социально-культурного центра для детей стал настоящей сенсацией.
На презентации я чувствовала себя как на взлётной полосе – каждое слово, каждый чертёж работали как точно наведенная ракета. Инвесторы буквально проглатывали презентацию – их восхищала не только эстетика, но и продуманность каждой детали.
– Уникальное решение, – говорил один из членов комиссии. – Мы не просто получаем здание. Мы получаем пространство, которое живёт и дышит вместе с городом.
Вадим смотрел на меня с такой гордостью, будто я была не просто сотрудницей, а чем-то большим. После презентации посыпались предложения.
Девелоперская фирма "Вавилон" вдруг стала восходящей звездой архитектурного рынка – и во многом благодаря мне.
Мои дни превратились в непрерывный калейдоскоп встреч, согласований, расчётов. Интерьеры детского центра – это был мой персональный вызов профессионализму. Каждый материал, каждый элемент декора – под моим пристальным контролем.
Я консультировалась с инженерами, спорила со строителями, корректировала чертежи по ночам. Даже согласовывала решения с психологами, реабилитологами. Неврологи помогали продумывать сенсорные маршруты. Вадим удивлялся моей дотошности, но никогда не останавливал.
"Ты – гений", – однажды сказал он, когда мы поздно вечером рассматривали макет центра.
Вадим наблюдал за мной с каждым днём всё более внимательно. Сначала были профессиональные комплименты. Потом появились подарки – книги по архитектуре, редкие журналы, которые я могла только мечтать увидеть.
Вадим менялся буквально на глазах. От замкнутого, напряжённого мужчины – в уверенного в себе делового босса. История с бывшей женой, которую он категорически не хотел обсуждать, постепенно переставала быть болезненной занозой.
Однажды он привёл Марка в офис. Крошечный мальчик с огромными глазами, который на тот момент едва научился ходить. Годик – самый удивительный возраст, когда каждое движение – это открытие.
– Познакомься, это Рита, – сказал Вадим. – Она делает наш мир красивым.
Марк посмотрел на меня, и что-то внутри дрогнуло. Он не заплакал, не отвернулся – просто доверчиво протянул мне деревянную машинку. Нянечка, которая была с ним постоянно, удивлённо развела руками:
– Он обычно чужих боится.
Вадим усмехнулся:
– Видишь? Он тоже чувствует, что ты особенная.
Постепенно я стала частью их мира. Помогала укладывать Марка спать, когда у Вадима были срочные встречи. Читала ему книжки, собирала пазлы, учила первым словам. И с каждым днём граница между профессиональными отношениями становилась всё призрачнее.
Офис превратился в мой второй дом. Ночные смены, бесконечные чертежи, кофе в стаканчиках. Вадим часто задерживался со мной, помогал, подбадривал. А потом как-то незаметно начал подвозить до дома, присылать за мной машину.
– Тебе не удобно в общаге, – говорил он. – Давай переберёшься ко мне? Отдельная комната, нормальные условия для работы.
Я колебалась недолго. Влюбилась я в него ещё тогда, в ту ночь, когда мы вместе делали проект.
– Хорошо, – ответила я.
Марк обнял меня в тот вечер, когда я переезжала.
" Мама ", – впервые сказал он. И мой мир перевернулся.
... Белый потолок палаты. Запах медикаментов. Воспоминания отступают, но я знаю – они вернутся снова. Потому что именно в тот вечер началась история, которая привела меня сюда. И я ещё не знаю, чем она закончится.
________
ГЛАВА 29
ГЛАВА 29
Рита
Больничный коридор остался позади – серый, холодный. Врачи улыбались, успокаивали, а я чувствовала себя выжатой до последней капли – как старая тряпка, которую забыли развесить сушиться.
Такси везёт меня домой. Дочка спит на руках, её дыхание – единственное, что удерживает меня в реальности.
Марк...
Телефон в руках – он весь в его фотографиях.
Вот он в синем комбинезоне – лужи, брызги, восторг трёхлетнего мальчугана. Вот – первый поход в цирк, огромные глаза, игрушечный слон в руках. А вот мы вместе – его щёчка прижата к моей, оба смеёмся.
Пальцем глажу его вихрастую макушку на экране. Слёзы капают прямо на смартфон – солёные, горькие. Где ты, мой мальчик? Что с тобой? Скучаешь ли? Спрашиваешь ли обо мне?
Да, я не его родная мать. Но я стала родной. С первого дня, когда Вадим привёл его, моё сердце ёкнуло – непослушный, напуганный комочек, которой захотелось сразу прижать и не отпускать.
"Мой сынок", – шепчу. И сердце разрывается на части.
Я воспитала его, после того, как его оставила родная мать. Он проводил первый год своей жизни с чужим людьми – нянями, конвейер чужой заботы, мелькающие лица, отсутствие стабильности.
Я – его настоящая мама. Не по крови – по душе.
Всегда говорила "мой сыночек", "наши дети", "наш Марк". Чтобы он не чувствовал себя чужим, урезанным, неполноценным. Чтобы знал – он любим. Целиком и полностью.
Помню каким он был – сплошной комок нервов. Истерики, крики, панические атаки – подарок от бывшей жены Вадима, которая бросила сына ради голливудской мечты. Психолог говорила: "Посттравматический синдром брошенности".
Виолетта... Её имя – как яд. Актриса, которой важнее премьеры, чем собственный ребёнок.
Но ещё тогда я не знала имя настоящей матери Марка – Вадим сказал, что не хочет обсуждать свою бывшую. Какая разница кто она? Как её имя? Хочу забыть и начать с чистого листа.
А я... Я растила его. Каждый день – битва за его психику. За его улыбку. За его спокойствие. И мы победили. Марк научился доверять. Смеяться. Любить.
А что теперь? Опять брошен. Только на этот раз – мной?..
Больше недели мы не виделись. Никаких звонков. Никаких новостей. Он даже в садик не ходит. Что с ним происходит? Как переживает это расставание?
Нелюди. Бездушные существа...
Такси останавливается. Серые стены, знакомые окна – двор проступает сквозь стекло, как старая фотография.
Дочка посапывает на руках – она ещё не понимает, какой шторм творится вокруг. Повезло ей. Маленький кораблик в огромном море родительских конфликтов.
Ариша заёрзала – чувствует моё напряжение. Крошка только-только победила болезнь, а мне ещё предстоит разбираться с разводом, с жильём, с адвокатами.
Где жить в этот период? Что делать? Как быть, если муж оказался врагом номер один.
Может, он съедет сам? Или придётся делить квартиру? Ту квартиру, где мы были семьёй. Где Марк впервые назвал меня мамой.
Мамой.
Смотрю на дверь подъезда – и не могу заставить себя войти.
Холл дома встречает меня холодом – не температурным, а каким-то внутренним, от которого становится не по себе.
Консьержка – тощая, нервная женщина с глазами испуганной птицы – буквально взлетает навстречу:
– Вам нельзя, Маргарита Сергеевна! Вадим Викторович сказал – вы разводитесь, вас выселили из квартиры.
Время замедляется – каждая секунда растягивается, как резинка, готовая лопнуть.
Выселили? Выселили?!
Да я здесь пять лет прожила! Вложила душу в каждый угол!
– Это бред! У меня тоже права на квартиру. Куда мне сейчас идти с ребёнком? На улицу?!
И тут – шаги. Властные, мужские, с таким напором, будто человек идёт не просто по коридору, а завоёвывает территорию.
Вадим. Весь – как кусок льда, обтянутый дорогим костюмом. Опасный. Холодный. Чужой.
Схватил под руку – больно, до синяков. Тащит на улицу, как какую-то сумасшедшую. Я брыкаюсь, ругаюсь, цепляюсь за стены – бесполезно.
– Успокойся! У меня нет времени на твои капризы и скандалы! – сразу грубит он.
– Я хочу вернуться домой! Отдохнуть после больницы!
– Здесь твоего дома больше нет.
Не смотрит в глаза. Даже этого не стоит мне дать – возможности прочитать, понять, что творится в его тёмной душе. Будто я – досадная помеха, которую нужно срочно убрать.
Заталкивает меня в свою машину.
Тесно. Душно. Каждое его слово – новый удар.
– Это квартира числится в качестве имущества фирмы, – он прокашливается, – а ты не имеешь права на мою фирму.
Вадим молчит. Профиль – будто высечен из гранита. Никаких эмоций. Только холод делового решения.
– Ты работала неофициально, – жёстко роняет он. – Никаких документальных оснований.
А были ли они – эти основания? Любовь оформляется печатями? Привязанность – договорами?
Город проваливается в туман. Я – клочок бумаги, который выбросили. Моя дочь – единственное, что осталось.
– Теперь там будет жить Виолетта. Она – новая хозяйка квартиры и владелица акций "Вавилон Групп", – небрежно бросает он, добивая меня наотмашь.
Виолетта? ЕГО бездарная секретарша?! Которая бросила собственного сына?!
– Сволочь! – колочу его кулаками. – Сволочь!!!
– Уймись! Мы разобьёмся! – рявкает Вадим.
Машина опасно дёргается, чуть не впечатываясь в придорожный столб.
Адреналин зашкаливает. Меня накрывает отчаяние ... бешенство.
Куда он меня везёт? Зачем? Что будет дальше?
Вадим привёз нас с Аришей в спальный район города. Остановил машину в небольшом дворе пятиэтажки.
– Я порядочный мужчина, – цедит он, – без крыши над головой я тебя не оставлю. Но по всем документациям – ты мало на что претендуешь. Разве что только на алименты…
Его слова как иглы, методично вонзающиеся под кожу, препарируют каждый нерв.
Во взгляде – смесь превосходства и снисхождения, будто я какая-то бродяжка, которой он великодушно бросает спасательный круг. Лицемер!
Вадим протягивает ключи, его голос становится медоточивым – словно я некая несмышлёная марионетка, которую он милостиво спасает от нищеты:
– Живи! Это твоя квартира. Я её тебе купил. Это даже больше, чем ты… Чем моя мама хотела. Она вообще настаивала на том, чтобы ты ушла с пустыми руками. Ведь я вытащил тебя из самых низов, а от твоей семьи никакой поддержки. Да, всё-таки моя мать была права... Нужно выбирать пару себе под стать!
Я медленно поднимаю на него глаза. Внутри – вулкан, готовый извергнуться.
– Моя нищета была твоим входным билетом в успех. И знаешь, Вадим, ты прав только в одном – я действительно была на самом дне. Но не там, где ты думаешь. Я была на дне твоего мира – мира, где любовь измеряется квадратными метрами, где женщина – просто средство достижения твоих целей. Это низко.
– Бери это… или ничего не получишь! – последняя его реплика, жест человека, который считает, что может манипулировать судьбами.
Окидываю взглядом пятиэтажку – серая, основательная, окружённая старыми деревьями – встречает меня холодным безразличием стен.
Но деваться некуда.
– Мне нужны мои вещи! И вещи Арины.
– Я пришлю их доставкой.
Вадим садиться в машину, громко хлопнув дверью. Я не смотря на него, направляюсь к подъезду.
"Я вытащил тебя из самых низов", – эхом отдаются его слова.
Низов? Каких низов? Моя семья – простая, честная. Да, у нас не было лоска и блеска его буржуазного мирка, зато были искренность, тепло, объятия.
А что было у него? Расчёт, холод, презрение…
_______








