Текст книги "Эта книга полна пауков"

Автор книги: Дэвид Вонг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

7 дней, 13 часов, до резни в Ffirth Asylum

Эми начала будить Джона в девять утра. Он проснулся только в два разбитым и подавленным. Когда она предложила позвонить доктору Маркони и спросила, есть ли у Джона его номер, он пробормотал, что «займется этим». После того, как в последующие два часа она напомнила ему еще раз жесть, он наконец сел за её ноутбук и чем-то занялся, что она считала прогрессом до тех пор, пока не заглянула ему через плечо и осознала, что он искал номер на чертовом веб-сайте передачи Маркони. Это она и сама могла сделать. Восемь часов назад. Все кончилось тем, что Джон позвонил по номеру, который, была уверена она, предназначался для заказа дисков с записями передачи Маркони, и оставил записанное трясущимся голосом сообщение на автоответчике, на которое никто в здравом уме отвечать бы не стал.

Остаток вечера ушел на поиски места, где Джон мог бы остановиться. Но все отели в городе были забиты людьми, не сумевшими попасть в Неназываемый и журналистами, съехавшимися со всей округи. В итоге Джона пристроили в мотель, расположенный в часе езды, так что ему пришлось бы тратить два часа на дорогу каждый раз, когда они собрались бы что-нибудь сделать. Люди вокруг бегали, в ужасе пытаясь закупиться, чтобы пережить конец света, а Эми и Джон пытались найти отель… Ох.

Она не собиралась плакать.

Кстати, платила Эми. За все. Джон сказал, что ждет чека с временной работы от ди-джея, занимавшегося вечеринками, свадьбами и всем таким, но означенный ди-джей, разумеется, жил в Неназываемом, так что никто не знал, не был ли он уже мертв и не превратился ли в монстра.

Так или иначе, то воскресенье прошло.

6 дней, 18 часов, до резни в Ffirth Asylum

Эми старалась избегать посещения общей комнаты, поскольку там царила едва ли не праздничная атмосфера. Конечно, люди говорили о произошедшем, как о национальной трагедии, но было заметно, что они увлеклись за это, словно за нечто, способное разбавить рутину. Всего лишь немного драмы на экране большого телевизора в гостиной.

Главной новостью утра понедельника стала запланированная правительством пресс-конференция, первая с момента происшествия. Её также показывали по интернету, так что Эми могла посмотреть её из своей комнаты без лишних зрителей. Эфир на её телефоне отставал на семь или восемь секунд по какой-то связанной с интернетом технической причине, что создавала чудной эффект: она могла краем уха слышать, как ведущий конференции произносит реплику внизу в гостиной, за несколько секунд до того, как слова раздавались снова из её телефона. Она была одна, Джон – в мотеле, а её соседка присоединилась к толпе в гостиной.

Сначала мужчина средних лет с прической в стиле молодого Джорджа Клуни объявил номер организованной горячей линии, но призвал не звонить с вопросами о судьбе близких. Это номер был предназначен исключительно для тех, кто заметил кого-то из своих знакомых симптомы заражения, и его следовало держать свободным, поскольку сдерживание инфекции было задачей первоочередной важности. Он продиктовал номер, и Эми, спешно отыскав зомби-листовку, записала его.

Также мужчина рассказал, что в на базе госпиталя Неназываемого был создан комплекс для лечения пациентов, в который помещались все инфицированные и с подозрением на инфекцию, дабы обеспечить им наилучший уход. В то же время с заходом солнца в городе начинал действовать строгий комендантский час, и каждый дом, один за одним, будет проверен на предмет зараженных. Это парень был хорош – Эми почувствовала, что ей в самом деле полегчало. Как бы ни была ужасна ситуация, описанная Джоном, и которую они сами могли наблюдать, это парень, похоже, держал все под контролем.

Затем произошло нечто странное.

При помощи стандартных фраз о том, как они заняты исследование прорыва, и призывов не верить и не распространять безосновательные слухи в интернете, мужчина начал потихоньку переходить к завершению пресс-конференции. Затем CNN внезапно переключилась на ведущего, и все в гостиной завопили во всю мочь. Это весьма озадачило Эми, поскольку ведущим была всего лишь дама в костюме. Но потом она вспомнила о задержке. У неё было целых пять секунд, чтобы напрячься всем телом, пока она ждала того, что увидели все остальные.

Ведущая быстро сказала, что новое эксклюзивное видео только что просочилось из эпицентра прорыва, и на середине фразы включилось зернистое видео, снятое из машины ночью. Хаос начался до того, как на него навели камеру: внутри машины раздавались крики, а снаружи – нечеловеческое рычание. Кулак пробил стекло, гротескной пастью устремившись на оператора. Вспышка света и грохот наполнили салон – выстрел. Монстра отбросило от окна. За ним было еще несколько, четыре или пять рук тянулись через разбитое стекло. Еще выстрелы.

– ПОЕХАЛИ, ПОЕХАЛИ! – закричал женский голос в машине.

Взвизгнули шины, и другой голос проскрипел с облегчением:

– Боже, боже, боже, это было так близко.

В кадре болталась улица. Эми увидела рыжую собаку, трусящую по улице. Молли?

Женщина, державшая камеру, опустила руку, так что теперь объектив смотрел на её колени, но продолжал снимать. Поэтому зрители увидели, что её убило раньше неё самой. Пока женщина нервно переговаривалась с водителем, по её животу начало растекаться алое пятно. Затем в её животе образовалась дыра с сморщенными краями, словно её поразила самая медленная в мире пуля.

Кишки вывалились на её колени связкой мокрых сосисок.

Женщина закричала, и экран потух.

Эми выключила телефон и отдышалась. Затем позвонила Джону, но попала на автоответчик. Она походила по комнате несколько минут, стараясь понять, что делать дальше. Затем она прошла в уборную, и её вырвало.

6 дней, 6 часов, до резни в Ffirth Asylum

Джон видел, как сообщения от Эми заваливают его телефон, и к вечеру понедельника ему уже хотелось выкинуть чертову трубку в окно. Он знал, насколько серьезна была эта чертова ситуация, он мог включить телевизор или выглянуть в окно: его мотель бы расположен в одном квартале от церкви пятидесятников, было видно, как люди толпились в дверях. В понедельник-то.

И, кстати, он хотел сказать, что был другом Джона за десять лет до того, как Эми узнала хотя бы как его зовут. Его чувство утраты было неописуемо. Ему не нужно было звонить каждые пять секунд, уговаривая сделать что именно, кстати?

Джон пообещал себе не пить сегодня, он и так хватил лишка в субботнюю ночь. Но к вечеру понедельника у него появилось то плывущее, словно гриппозное ощущение в голове и нутре, и он понял, как глупо было пытаться отдохнуть на неделе, на которой ему следовало выложиться на 110 процентов. Он решил, что обойдется пивом. Взяв дюжину банок, он устроился перед телевизором в мотеле на всю ночь, внимательно смотря новости в поисках новой информации.

Эми он позвонит завтра.

Из Журнала Эми Салливан

Вторник, 8 ноября:

Повсюду очереди. В магазинах, на заправках. Все сходят с ума. Люди уезжают из города на север. С юга появляются новые люди, они словно беженцы. Национальная Гвардия расширила карантинную зону еще на двадцать пять миль от Неназываемого. Занятия отменили. Я не спала.

Джон весь день не отвечает. Пыталась дозвониться доктору Маркони сама. Оставила сообщение.

Среда, 9 ноября:

Оставила Джону девять сообщений. В студгородке и всем городе теперь комендантский час. Думаю, они будут нас искать. НАС НЕ ДОЛЖНО ТУТ БЫТЬ.

Решила, что не вернусь в общежитие. Останусь с ребятами, которые живут вне студгородка. Никому в общежитии не говорила, куда направляюсь.

Слухи из карантинной зоны просто безумные. В новостях промелькнуло, что ЦКЗ стянуло весь свой персонал в госпитальный комплекс. Правительство отрицает это. В любом случае, надеюсь, что Дэвида там нет.

Четверг, 10 ноября:

После полудня НАКОНЕЦ-ТО поговорила с Джоном. Он внезапно разбушевался, сказал, что если мы ничего не узнаем к ВЕЧЕРУ СУББОТЫ – через неделю, после того, как все это началось, то мы с ним поедем в Неназываемый сами и устроим Дэвиду побег в воскресенье. Сказала, что не хочу устраивать побег, а хочу лишь узнать, все ли с ним в порядке.

Тем временем, мне звонили с неизвестных номеров. Я не ответила.

Пятница, 11 ноября:

Звонила Ниша, сказала, что в общежитии побывали какие-то правительственные агенты, искали меня.

Я позвонила Джону. Автоответчик. Весь день автоответчик.

Снова плакала. Сорвалась.

Суббота, 12 ноября:

Полный информационный вакуум из Неназываемом. Ни новых роликов, ни новой информации. Я схожу с ума. Не могу удержать в себе пищу. Уже неделю. Где все это время спит Дэвид? Не больно ли ему? Не голодно ли?

Правительство НАКОНЕЦ-ТО создало сайт для друзей и родных жертв эпидемии с поиском по именам. Три категории: «на карантине», «статус неизвестен» и «погибшие». В первой категории сотни имен. Дэвида там не было. Имена стояли по алфавиту, но я прочла список четырежды, чтобы убедиться, что его имя не попало не туда. Затем я просмотрела «статус неизвестен», там его тоже не оказалось, и я решила, что это глупый список – чей вообще статус мы можем знать наверняка в каждый отдельный момент времени. Они могли туда записать весь мир. Просто закрыла браузер.

Доктор Маркони не перезванивал. Когда я звоню Джону, попадаю только на автоответчик. Снова.

Оставила ему сообщение с напоминанием, что завтра тот самый день. Оставила ему координаты и сказала забрать меня в одиннадцать утра.

Нет ни единой причины, по которой он мог бы не успеть.

Я испугана и волнуюсь. Завтра я увижу Дэвида, так или иначе.

18 часов, до резни в Ffirth Asylum

Эми сомневалась в том, что больше выводило её из себя – суматоха в студгородке на прошлой неделе или же тот город-призрак, в который он теперь превратился. Городок опустел, все разъехались по домам к родителям, опасаясь, что университет будет поглощен расширяющейся карантинной зоной. Ну, в смысле те, у кого были родители.

Этим утром Эми потратила целый час, чтобы одеться в гостевой комнате дома, в котором укрывалась (в огромном старом доме жили трое парней, с которыми она познакомилась на курсах лепки). «Гостевая комната» была всего лишь переделанным чердаком, увешанный постерами к индийским фильмам и забитый ненужными тренажерами, на рекламу которые каждый из нас однажды да заглядывался. Целый час ушел практически целиком лишь на стояние в одних трусах над чемоданом с одеждой в попытках решить, что же будет практичнее одеть в этой ситуации. Представив добрую сотню разных сценариев того, что произойдет после того, как она попадет внутрь, Эми наконец осознала, что сотрудники карантина вероятно изымают у все одежду и дают на замену госпитальные пижамы или что-то в этом роде. Так что лучше всего будет одеть то, что не будет жалко отдать на сожжение.

Из-за этого она уже опаздывала, но все еще должна была зайти в аптеку. Она избегала этого всю неделю, поскольку считала, что там такой же дурдом, как и везде. Но теперь там, как и везде, было пугающе пусто.

Пусто и на полках. Повсюду были развешены самодельные объявления об ограничении выдачи в одни руки. Она хотела пополнить запасы обоих прописанных ей препаратов, но обезболивающего не было вовсе, а мышечного релаксанта хватило лишь на частичное пополнение. Она старалась не показать парню за стойкой, как сильно это вывело её из себя, производя мысленные подсчеты того, как надолго ей хватит обезболивающих, прежде чем она ляжет на спину и не сможет подняться (ответ: девять дней). Но опять же, в карантинной зоне полным-полно врачей, и скорее всего у них будет все, что нужно.

Она купила полоски для расширения носовых ходов, без которых не могла спать. Хотела купить каких-нибудь противоалергенных средств, но их не было. Она поискала таблетки от изжоги для Дэвида, но их тоже все разобрали, остались лишь Tums со вкусом тропических фруктов, которые никто не купил даже в условиях кризиса.

Стойка с тампонами была пуста. Также она заметила, что ящик с презервативами тоже опустел, что, как она подумала, было слегка чересчур оптимистично. Ей удалось купить зубную пасту для чувствительных зубов и тот единственный дезодорант, от которого у неё не было сыпи. Наконец, стойка с конфетами. Её любимых конфет не было, но она взяла другие, которые на вкус были как залежавшиеся те.

Она могла бы бродить и бродить по магазину до конца дня, размышляя о том, что могло бы понадобится им с Дэвидом, но она уже опаздывала, а если Джон приедет на место встречи и не обнаружит её, он может психануть.

* * *

В своем сообщении Эми писала Джону, чтобы он подхватил её на автобусной остановке перед гигантским мексиканским рестораном, который нельзя было не заметить. В неё была лишь одна смена одежды, сумка с медикаментами и её подушка. С такой спиной подушка была предметом необходимости. Она не могла спать ни на одной другой. Они могли забрать все, могли отправить её в карантин одетую в мешок из-под картошки, но подушку они не заберут.

Она добралась до остановки на три минуты раньше, и ровно в одиннадцать увидела белый Бронко, выезжающий из-за угла. Она глубоко вздохнула и помолилась.

14 часов, до резни в Ffirth Asylum

Через два часа Эми все еще сидела на остановке.

Из-за угла выехал не Джон, и это был не Бронко. Другая модель. За рулем сидел какой-то деревенщина.

В пятый раз она набрала номер Джона. Автоответчик.

Когда она положила трубку, мимо неё прошли двое с дробовиками. Прямо среди бела дня.

Замерзая, она сидела на скамейке автобусной остановки с подушкой на коленях и немеющей попой. Она позвонила на стойку регистрации отеля Джона, чтобы узнать, не могут ли они проверить его комнату – они не стали. Она позвонила Нише, чтобы узнать, не слышала ли она чего-нибудь от Джона – она не слышала.

Не плакать. Она установила правило о том, что не будет плакать, до тех пор, пока не решит сама. Съела с полдюжины конфет.

Из-за угла выехал внедорожник. Из него вышли четыре парня, все с пластиковыми кейсами, форма которых намекала, что внутри винтовки. У некоторых были небольшие чемоданчики, в которых, как она предположила, были пистолеты или стволы поменьше. Все они двинулись в одну сторону.

Эми уставилась в свой телефон, желая, чтобы он зазвенел.

* * *

Примерно в полвторого она наконец дозвонилась до Джона.

– Алло?

– Джон, боже! Ты где?

– Я.. Э… В мотеле. Что случилось?

– В каком смысле «что случилось»? Я на автобусной остановке.

– Ты ждешь автобус сюда или…

– Что? Джон! Сегодня воскресенье.

Пауза.

– Автобусы по воскресеньям не ходят?

– Джон…

– Да? Что случилось? Ты плачешь?

Она замолчала на миг, пытаясь взять себя в руки, но не смогла.

– Алло? Эми?

– Джон, мы собирались сегодня поехать в город. Чтобы повидать Дэвида.

– А, да, точно. Я только сейчас получил твои сообщения. Мой телефон работает черти как, может быть, звонки не проходят из-за неполадок в сети…

– Ты едешь?

– Ой, вряд ли. Сегодня неудачный день. Я серьезно приболел. Думаю, отравился чем-то. Скорее всего, что-то в мотеле, потому что у всех то же самое. Но может быть, оно и к лучшему. Думаю, стоит отложить. Но я провел тонну исследований. Оказывается правительство выложило списки имен в интернете. Я сам еще не смотрел, но давай я дам тебе адрес…

Эми повесила трубку и выключила телефон.

Она была зла, как никогда в жизни. Она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь вспомнить приемы с уроков по медитации, на которые ходила (кое-кто заявлял, что они могут снимать боль не хуже любых обезболивающих, ха-ха).

Оставался лишь один выход. Она достала из сумочки зомби-листовку, развернула и набрала номер горячей линии, который сообщали на пресс-конференции.

Она пробралась через несколько уровней меню, а попав на оператора, сказала:

– Э, привет. Меня зовут Эми Салливан. Моего парня зовут Дэвид Вонг. В его доме началась инфекция. Мы оба были там. У меня появились симптомы. Думаю, меня нужно посадить на карантин, но я в двух часах езды, и у меня нет транспорта.

Долгая пауза на другом конце.

– Подождите пожалуйста.

Через минут дружелюбный мужской голос прозвучал на линии:

– Мисс Салливан?

– Да, сэр.

– Мы приедем за вами. Оставайтесь там же, где вы находитесь. Не паникуйте.

– Хорошо. Вы знаете автобусную остановку перед…

– Мы знаем, где вы находитесь. Будем в течение получаса. Пожалуйста, оставайтесь на месте. Если кто-то приблизится к вам, попросите его держаться не менее чем в пятидесяти футах. Сохраняйте спокойствие.

Тридцать минут? Значит, в городе есть их люди.

Она повесила трубку и впилась зубами в конфету. Она почувствовала себя дурой. Именно это она и должна была сделать с самого начала. Она будет в Неназываемом еще до вечера.

13 часов, 30 минут до резни в Ffirth Asylum

Темно. Хочется пить.

Меня клали в больницу лишь один раз до этого, с сотрясением мозга, порезами и раздроблением глазницы, которые я получил в автомобильной аварии и небольшой огнестрельной раной, не относящейся к аварии. Ничего из этого я не помню отчетливо. Все это относится к тому периоду моей жизни, память о котором я по большей части потерял. Но одну вещь я помню – медленное, словно на ощупь, пробуждение от искусственной медикаментозной комы. Образы и запахи, плавающие в тумане бессмысленной логики снов, и чувство, будто мир совершил прыжок во времени без меня. И вместе со всем этим – жажда. Так все и было.

Моим последним отчетливым воспоминанием было то, как я прошел через голубую туалетную кабинку в туалет ББ, и оказался среди орущей и колышущейся толпы, собравшейся за магазином. Людей сюда согнали бойцы Национальной гвардии – сбитые с толку испуганные мальчишки с автоматами и без защитного снаряжения. Кто-то начал стрелять, и мертвец, голова которого лопнула, словно воздушный шарик, повалился в дверной проем, из которого я только что вышел.

С этого момента прошло несколько дней. Я знал это. Я чувствовал это по своим ноющим суставам, и у меня было расплывчатое представление о циклах в сознании и без – сон ночью, теряя и приходя в сознание таким же темным днем. Меня все время перемещали, возили на каталке по коридору. Я помню капельницу на своей рук, потом её сняли, потом поставили снова. В какой-то момент я был снаружи, за оградой, разговаривал с другими людьми. Я помню крики и панику. Все это проносилось в моем разуме, словно фары машин, проносящихся в ночи мимо окна спальни. Туда-сюда. Без смысла.

Сон.

* * *

Пробуждение.

Темнота.

У меня были глаза. Я чувствовал, как дергаются мои веки, опускаясь и поднимаясь, но картинка не менялась. Я ослеп?

Я пошевелил рукой. Я не чувствовал тянущего веса пластиковых трубок, присоединенных к ней, так что видимо меня в какой-то момент отключили. С некоторым трудом я поднес руку к лицу проверить, не были ли мои глаза прикрыты. Они не были. Я моргнул. Попытался поднять голову и застонал – вспышка боли пронзила шею. Я огляделся в поисках отсвета электронных часов или полоски света под дверью или мигающих зеленых лампочек на панели аппарата, измеряющего мои жизненные функции.

Ничего.

Я попытался сесть. Отлепил спину от простыни, но другая рука не подалась. Я дернул её, раздался лязг, и я почувствовал холод металла на своем запястье. Я был прикован к постели.

Это всегда дурной знак.

Разлепив ссохшиеся губы, я прокаркал:

– Привет

Никто, кроме сидящего на моей кровати, не смог бы этого услышать. С попытался сглотнуть и попробовать снова.

– Привет? Есть тут кто-нибудь?

Что-то в отзвуке моего голоса подсказало мне, что я нахожусь в маленькой комнате.

– ПРИВЕТ?

Я ждал звука шелестящих шагов медсестры или звона ключей, вместе с голосом дородного тюремщика, велящего мне заткнуться к чертовой матери, или он посадит меня в карцер.

Ничего. Мне почудилось, что я уловил звук капающей где-то воды.

Внезапно я понял – совершенно точно понял – что меня здесь бросили. Безо всяких вопросов, меня засунули в здание, приковали к постели и бросили умирать от жажды. Даже света не оставили. Я буду лежать здесь днями, ходя под себя, словно отвергнутый пес в трейлерном парке, чей хозяин уехал варить наркоту куда-то еще.

– ЭЙ! КТО-НИБУДЬ?

Я дернул кандалы. Это не дало ничего, кроме раздражающего шума. Даже двери не было видно.

А двери и нет, они просто заложили дверь кирпичами, или закрыли меня в контейнере и навалили сверху тысячу тонн грязи, или затопили на дне океана.

– ЭЙ! ЭЙ!

Я поднял одну ногу – они не были скованы, насколько я мог судить, – и пнул поручень, к которому был прикован. У меня не было сил, поручень не поддался.

– ЭЙ! ЧЕРТ ПОДЕРИ!

– Сэр?

Тоненький голосок. Я застыл.

Я в самом деле слышал это?

Я тупо моргнул в темноте, озираясь в поисках движения. Кто-нибудь мог сидеть у меня на коленях, а я не мог его видеть.

– Привет? Есть тут кто?

– Это просто я, – голос как у маленькой девочки, – Не могли бы вы вести себя потише? Вы нас пугаете

– Ты кто?

– Я Анна. Вас зовут Уолт?

– Нет, меня зовут Дэвид. Кто такой Уолт?

– Мне кажется. Они называли вас Уолтом, когда привели сюда.

– Нет. А, да. Вонг. Они, наверное, сказали «Вонг», это моя фамилия. Дэвид Вонг.

– Вы из Японии.

– Нет. Кто еще здесь?

– Только я. Я и мистер Медведь.

– Ладно, Анна, возможно, это странный вопрос, но мистер Медведь – это настоящий медведь или мягкая игрушка?

– Когда рядом есть взрослые, он – мягкая игрушка. Извините, если я вас напугала.

– Что ты тут делаешь, Анна?

– То же, что и вы. Мы можем быть больными, и они хотят быть уверенными, что мы никого не заразим.

– Где мы?

– Почему вы не задали этот вопрос первым?

– Что?

– Бессмысленно спрашивать меня, что я тут делаю, если не знать, где это «тут».

– Мы в госпитале?

Нет ответа.

– Анна? Ты здесь?

– Да, извините. Я кивнула, но позабыла, что меня не видно. Мы в старом госпитале. В подвале.

– Но где же тогда все? И что со светом?

– Лучше спросите космонавта, когда он снова придет. Их тут было много, пока все надолго не ушли.

Я не стал спрашивать, кто такие космонавты. Люди в защитных костюмах.

– Как давно они заходили в последний раз?

– Не знаю. У меня нет телефона. С тех пор я спала два раза. Уверена, они скоро вернуться. Может быть, они не работают в выходные

– Ты помнишь, когда они привели тебя сюда?

– Вроде того. Они пришли за моим отцом и сказали нам, что мы не можем пойти домой и отвезли в специальный госпиталь, где мы и находимся. Думаю, сейчас нам нужно вести себя тихо, – добавила она шепотом.

– Сколько тебе лет, Анна?

– Восемь, – прошептала она.

– Послушай меня. Я не хочу тебя пугать, но нас тут оставили без света, еды и воды. Будем надеяться, что кто-нибудь придет и позаботится о нас, но нужно составить план, на случай, если этого не случиться.

– Если вы выпили всю свою воду, я могу дать вам своей.

– У меня… У меня есть вода? Где?

– На столе рядом с вами.

Я потянулся через плечо и наткнулся на ряд бутылок в термопленке. Достав одну, я выпил половину и пришел в кашляющее состояние.

– Шшшшшшш. Нам действительно нужно вести себя тихо. Тут есть коробка злаковых батончиков и всего такого, но они не очень хорошие.

– Почему нам нужно вести себя тихо?

– Кажется, я слышу человека-тень.

Я подавился водой.

– Шшшшшшшю.

– Анна, мы…

– Пожалуйста.

Мы лежали безмолвно, вися в темноте, словно пара безглазых пещерных рыб.

* * *

– Кажется, он ушел, – сказала наконец Анна.

– Человек-тень?

– Да.

– Опиши мне его.

– Он как тень с глазами.

– Где ты его видела?

– Там.

– Я не вижу, куда ты показываешь.

– Там в углу.

– Когда? В смысле, когда ты его видела до этого.

– У меня же нет часов, – вздохнула она.

– Что… эм, что он делал?

– Просто стоял там. Я испугалась. Мистер Медведь зарычал его, и в конце концов он ушел.

Я где-то читал, что можно выбраться из наручников, сломав себе кость у основания большого пальца. Или просто вывихнув? В любом случае, мне предстояло выяснить, достаточно ли мои ноги сильны для этого. Проблема заключалась в том, чтобы открыть потом предположительно закрытую дверь одной рукой. Может быть, Анна сможет помочь.

– Ладно, – сказал я, – Нужно выбираться отсюда.

– Они сказали, что мы не можем уйти.

– Анна, вскоре тебе предстоит узнать, что взрослые не всегда правы. Мы… Скажем так, лучше, если нас тут не будет, когда это существо вернется. Но если не получится, я хочу, чтобы ты не волновалась. Думаю, оно тут не ради тебя. Думаю, это за мной.

– Да, он так и сказал.

– Он говорил с тобой?

– Вроде того, – поколебавшись, ответила она, – Я могу его слышать, но не думаю, что у него есть рот. Как у HELLO KITTY.

– И… Что он сказал.

– Не хочу повторять, но не думаю, что вы ему нравитесь.

Я ничего не сказал.

– Хотите подержать мистера Медведя? – спросила Анна.

– Нет, спасибо.

Я вытянул руку так далеко, как только позволяли мне наручники – не очень, в общем-то. Я чувствовал, как их остановила маленькая костяная шишечка двумя дюймами ниже большего пальца. Если я дерну достаточно сильно, она сместится, а кровь послужит смазкой. Важно не потерять сознание от боли. И не слишком трусить.

Металлический скрежет. Я хотел было спросить Анну, что она делать, когда услышал его…

СРАНЬ ГОСПОДНЯ, ДВЕРЬ, ДВЕРЬ ОТКРЫТА!

Я сел, откинув одеяло. Комната была залита светом двух мощных фонариков, светивших через проем, словно глаза гигантского робота, просунувшего голову в дверь. Свет на миг ослепил меня, но прищурившись и глядя в угол, я заорал:

– Анна! Давай…

Слова замерли у меня на языке. В комнате, где я находился, теперь полностью освещенной фонарями, был маленький прикроватный столик, туалет, грязная раковина и одна кровать. Моя

Я был здесь совершенно один.

На полу валялся потрепанный грязный плюшевый медвежонок.

* * *

Руки в перчатках схватили меня и прижали к кровати. Это были два чувака в костюмах химзащиты, но не белых, а чертных, с пластинами на руках и торсе, придававшими им вид брони. Стекла их шлемов были затемнены, так чтобы не было видно лица.

Наручник вокруг поручня был открыт и защелкнулся на другой моей руке. На ноги одели кандалы. Меня вытащили из постели и потащили по длинному коридору, по обеим сторонам которого выстроились ржавые железные двери, такие же как та, через которую меня вытащили.

Там были другие люди, побужденные к жизни звуками, когда мы проходили мимо их камер. Я слышал, как старик кричал, безответно зовя свою жену или дочь (КЭТИ!!! КЭЭЭЭТИ! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?!) Я слышал скребущие звуки за другой дверью, будто кто-то пытался вырваться наружу. Я слышал мольбы о еде и болеутоляющих.

Когда я проходил мимо очередной двери, мужской голос по другую сторону произнес:

– Эй, приятель! Эй! Открой дверь. Пожалуйста. Тут моя жена, она истекает кровью. Я умоляю.

Я замер.

– Я здесь. Что…

Руки в перчатках снова ухватили меня, толкая вперед.

– Эй! Вы собираетесь помочь этому парню? Эй!

Охранники не отвечали. За моей спиной отчаянный голос выл и всхлипывал.

Коридор изогнулся вправо и уходил вдаль, но меня остановили перед экраном телевизора, висящего на стене. Под ним был динамик с кнопкой связи. Моргнув, экран ожил, явив человека в другом костюме химзащиты, на этот раз нормальном, дружелюбного белого цвета, который можно ожидать от правительственного агентства. Его лицо, прикрытое прозрачным плексигласовым щитком, было мне знакомо, как и его аккуратно постриженные серебристые волосы и поблекшие веснушки.

– Доброе утро, мистер Вонг. Как вы себя сегодня чувствуете?

– Доктор Теннет? Какого дьявола вы тут делаете?

Мне что, это снится?

– Если мы будем просто отвечать вопросами на вопросы, этот разговор никуда не продвинется, правда?

– Чувствую я себя дерьмово. Почему вы здесь?

– Вы не помните?

– Очевидно, нет.

– А что вы помните?

– Парни в скафандрах стреляют в людей на парковке ББ. Я весь в чьих-то кишках. Затем я оказался прикованным к кровати в этой тюрьме. А еще здесь почему-то мой психиатр.

– Тюрьме? Вы считаете, что вы в тюрьме?

– Крошечные запирающиеся комнатушки, наручники, и уйти нельзя. Называйте как хотите. Как давно я тут?

– Вы и правда не помните? Вообще ничего?

– Нет.

– Вы позабыли все с вашего прибытия и до этого момента? Прошу вас, подумайте хорошенько.

– Да ничего я не помню, черт подери.

– Я полностью понимаю ваше возбуждение. Но я должен попросит вас о терпении еще немного. Я состою в группе, посланной, чтобы наблюдать за вами и остальными. Мы стараемся вам помочь.

Он взглянул вниз и зашевелил руками. Печатал на ноутбуке. Делал заметки. Недосягаемый для приглушенных отзвуков в коридоре за моей спиной.

– Доктор, кто-нибудь собирается помочь этим людям здесь?

– Это было бы… Опрометчиво. Я уверяю вас, все пациенты, которые действительно нуждаются в помощи, получают её. Как я уже сказал, это не тюрьма.

– Так я могу уйти?

– Я доволен тем, что ваше состояние стабилизировалось, вы можете снова присоединиться к остальным в карантине.

– Где это?

– На территории госпиталя. Основная карантинная зона.

– Я смогу уйти оттуда?

– Боюсь, что нет. Правительство не похвалит меня, если я позволю кому-нибудь из вас шататься по округе.

– А где я сейчас?

– В здании старого госпиталя Фирса, заброшенная туберкулезная лечебница. Здесь находится временная штаб-квартира ОПНИК и центр приема пациентов.

Мне послышалось, что он сказал «гопник», и я решил, что схожу с ума.

– Чья штаб-квартира?

– О-П-Н-И-К. Оперативное Противодействие Неизвестным Инфекциями и Контроль. Опергруппа для ситуаций такого рода, существование которой не слишком афишируется.

– Каких-таких ситуаций «такого рода»?

– Между прочим, мы об этом уже говорили. И я знаю, о чем вы сейчас спросите.

– Джон и Эми здесь?

– И снова я отвечу: у нас есть три Джона: Вашингтон, Роулс и Перзинский. Но ни одной Эми.

У меня было еще с полдюжины последующих вопросов: Все ли с ними в порядке? Выбрались ли они из города? Где они сейчас? Но я знал, что этот говнюк не ответит.

– Минутку, вы сказали «снова присоединиться»? То есть я уже был в карантине раньше?

– Мы привезли вас сюда для тестирования, но теперь мы готовы отвезти вас обратно.

– Тестирования.

– Да, мы все еще пытаемся усовершенствовать наши методы выявления инфекции.

– И этот тест стер мне память?

– Всего лишь побочный эффект и, я уверен, временный.

– Как долго я пробыл тут?

– Здесь, в карантине или всего?

– Второе.

– С самого прорыва.

– И сколько именно это продлилось?

– Скажем так, дольше, чем большинству из нас хотелось бы тут оставаться.

Ох, да иди ты.

– И вы собираетесь держать нас тут вечно, пока не найдете лекарство для инфекции?

– Если у вас появится идея получше, обязательно дайте знать. Поверьте, никто из нас не получает от этого удовольствия. Лучшее, что вы и все остальные можете помочь – сотрудничество.

Он закончил работать с ноутбуком быстрым стаккато по кнопкам и взглянул мне в глаза.

– Итак. В том же духе, скажите мне, как вы себя чувствуете?