Текст книги "Эскорт для предателя"

Автор книги: Дэвид Игнатиус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Глава 14

Вашингтон, Лондон

Гарри Паппас получил по защищенному каналу письмо от Эдриана Уинклера о последних новостях из Тегерана. Оно было написано в нерешительном и осторожном стиле. «Возможно, у нас есть полезный контакт в Тегеране, – сообщал Уинклер. – Не мог бы ты в ближайшее время снова приехать, чтобы мы составили какой-нибудь план?» «Возможно», «не мог бы», «какой-нибудь»… Такие слова – для дипломатических переговоров. Гарри подозревал, что Уинклер повременил с отправкой письма день-два, чтобы обдумать свои действия и провести собственное расследование. Обижаться не на что. На его месте Паппас поступил бы точно так же.

Он тут же отправил ответную телеграмму, сообщая, что будет в Лондоне в течение сорока восьми часов. В Вашингтоне дела тоже не стояли на месте. Доктор Али ответил на письмо, оставленное ему в сохраненных файлах на адресе iranmetalworks на gmail. У него нет никакой новой информации об альтернативных программах по плутонию и реактору на тяжелой воде. Эти проекты выполняются в других подразделениях, если они вообще существуют. Но он сообщил дату испытания генератора нейтронов – три месяца назад – и указал место: исследовательский комплекс в Парчине, в двадцати милях к юго-востоку от Тегерана.

Для Артура Фокса и прожектеров из Оперативного центра этого было достаточно. Вот координаты, которые можно ввести в системы наведения крылатых ракет. Оповестили Центральное командование. Корабли Пятого флота, патрулирующие Персидский залив, добавили Парчин в список своих целей.

«Пожалуйста, будьте осторожны. Риск для вашего бизнеса очень мал, а для моего – весьма велик», – заканчивал письмо доктор Али.

Гарри попытался обсудить это с Фоксом. Что значит: «Риск для вашего бизнеса очень мал»? Не является ли это частью зашифрованной информации? Иранцы пытаются создать бомбу, но не преуспели в этом. Есть трудности технического характера. Возможно, аналитики из Комитета по нераспространению и политики из Совета национальной безопасности что-то упустили. Иранцы не на пороге решающего этапа, скорее – очередной неудачи.

Впрочем, Фокс отнесся к этому без должного внимания.

– Ты ищешь способ избежать конфронтации, – сказал он.

– А что плохого в том, чтобы избегать ее?

Фокс делано закатил глаза, всем видом показывая, что старый оперативник его просто не понимает. Гарри это разозлило. Обычно он старался не вступать в такие споры по причине их непродуктивности, но в этот раз не стал молчать.

– Эй, Артур, если ты вдруг не заметил, то у США и так не хватает войск, чтобы вести в этой части мира войны, которые мы уже начали. Но ведь это не по твоему ведомству? Вы кашу завариваете, а расхлебывают другие.

Фокс фыркнул. У него все козыри. Паппас может протестовать, сколько ему вздумается, но это ни на что не повлияет. Власть сама плывет в руки людям решительным, а не к перестраховщикам и педантам. Да Гарри и сам знал, что у него не хватает информации для того, чтобы противостоять Фоксу. Нельзя в точности сказать, что именно имел в виду доктор Али, равно как и подтвердить правдивость его информации об иранской ядерной программе, пока неизвестно, кто он такой. А в этом плане, по крайней мере с точки зрения Фокса, Гарри не продвинулся ни на шаг.

Паппас отправился к директору, чтобы получить разрешение на еще один визит в Лондон. Разговор оказался непростым. В глубине души директор так и остался кадровым офицером. Его кабинет на восьмом этаже был заставлен морскими безделушками, которые он сохранил с прежней службы. Миниатюрные модели подводных лодок и крейсеров, награды, нашивки, даже диплом Академии ВМС. Возможно, он держал их тут, чтобы отпугивать нездоровые флюиды ЦРУ. Гарри было жаль его. Он будто выброшенный на берег кит, здесь, в Лэнгли, со своими четырьмя адмиральскими звездами. Как всякий военный, адмирал придерживался субординации, не любил конфликтов среди подчиненных и, при всем уважении к МИ-6, не горел желанием делиться самыми ценными секретами. Но Гарри был непреклонен.

– Думаю, в Лондоне смогли идентифицировать нашего человека, – объяснил он. – Мы не сможем добиться сколько-нибудь значимого успеха, пока не выйдем на контакт с ним. Сейчас нам приходится строить свою работу на крохах разведывательной информации, не говоря уже о том, что мы не знаем в точности, откуда они взялись и в чем их истинный смысл.

Директор устало кивнул. Не то чтобы он не понимал всю опасность ситуации.

– Какая альтернатива, Гарри? Белый дом ждет от нас действий.

– Найти нашего информатора. Опросить его за пределами страны, если это получится. Провести все нормальные процедуры. Детектор лжи, обучение, прибор для связи. Возможно, это будет лучший информатор Управления со времен Пеньковского. [14]14
  Пеньковский Олег Владимирович (1919–1963) – советский офицер, полковник ГРУ. Завербован спецслужбами США и Великобритании в 1958 году. Арестован и расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.


[Закрыть]Но сначала нам надо найти его. У СРС есть ниточка, и это дает нам шанс.

– Нет времени.

– У нас безусловно есть время. Если я что-то не упустил, то доктор Али говорит, что у нас масса времени. Исследования буксуют. Именно в этом, если вчитаться, смысл его писем. Спешить не стоит. Надо работать последовательно, а не действовать опрометчиво.

– У Артура Фокса и его ребят есть другие соображения насчет того, как использовать твоего парня, – ответил директор.

– Чудесно. И какие же?

Фокс умолчал о другом плане. Конечно, он не станет ничего рассказывать.

– Дать задание найти максимум информации, которую мы могли бы обнародовать. Обратиться с ней в ООН.

– В смысле, когда мы нападем на Иран? Или объявим эмбарго? Исходя из того, что у нас есть, это просто безумие.

Директор пожал плечами. Это мнение президента и Эпплмена. Они хотят набрать больше данных, чтобы соорудить фиговый листок международного одобрения на тот случай, если потребуется нанести удар.

У Гарри возникло ощущение дежавю. Он уже был здесь. Сидел в этом кабинете, с предыдущим директором ЦРУ, который играл в игры с Белым домом. Люди считали, что у США есть доказательства, с которыми можно идти в ООН. Даже когда все случилось. Когда юноши и девушки в форме поставили на карту свои жизни, слыша от властителей страны, что у них есть необходимые доказательства угрозы национальной безопасности.

«Надо остановить их, папа, пока они не соорудили Большую игрушку». Это сказал его сын Алекс перед самой отправкой в Кувейт и началом ОИС. Алекс всегда называл ее этим официальным названием. Операция «Иракская свобода». Гарри воротило от этой лжи. Он продолжал свою игру, как и все остальные в ближневосточном отделе, поскольку все они понимали, что не могут остановить эскалацию войны. Какая чушь. Гарри прекрасно знал, что к тому времени, когда иракцы хотя бы приблизятся к созданию атомной бомбы, он будет глубоким стариком в инвалидной коляске, но вовремя не сказал этого своему сыну. А теперь не сможет сказать никогда.

– Дайте мне еще немного времени, адмирал, – проговорил Паппас. – К выходным я вернусь из Лондона.

Это была не просьба, а утверждение.

– Пожалуйста, не рассказывайте о моей поездке Артуру. Не давайте ему писать в Тегеран в мое отсутствие. Прикройте меня. Мне больше не на кого надеяться.

– Сделаю все, что смогу, Гарри. Но в правительстве пошел отсчет. Потребуется масса усилий, чтобы остановить это. И не заигрывайся с нашими британскими друзьями. Они говорят с нами на одном языке, но честь отдают другому флагу. Не забывай об этом, или попадешь в такие неприятности, из которых и я тебя не вытащу.

Этим вечером Паппас зашел в комнату к дочери, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Через сутки, когда она снова вернется с учебы, он будет сидеть в самолете, летящем в Лондон, а он привык целовать на прощание детей перед тем, как отправиться на любое задание. В этом плане он был перестраховщиком. Никогда не знаешь, какая из миссий может оказаться последней. Он ожидал, что дочь будет разговаривать с ним коротко и неохотно, как это обычно бывало в последнее время, но на этот раз все было по-другому. Когда Гарри открыл дверь в ее комнату, Лулу сидела за своим ноутбуком, слушая музыку и проглядывая странички своих друзей в Facebook. Она закрыла компьютер и отложила его в сторону.

– Привет, папа, – радостно сказала она.

– Мне придется на пару дней уехать, хотел поцеловать тебя на прощание.

Лулу протянула к нему руки. Как и Андреа, она никогда не спрашивала, куда он отправляется. Так было заведено у них в семье.

Паппас поцеловал ее в щеку и обнял. Он продержал дочь в объятиях несколько дольше, чем собирался. В его огромных руках ее головка казалась такой маленькой, как у младенца.

– Ты чем-то опечален, папа.

Гарри разомкнул объятия. Вот чего он совсем не хотел показывать.

– Наверное. Я всегда скучаю по вам, когда куда-то уезжаю.

Он думал закончить на этом, но что-то заставило его говорить дальше.

– Порой я скучаю по вам, даже когда я дома. Постоянно не хватает времени. Словами не выразишь.

– Мы знаем, что у тебя тяжелая работа, папа. И очень важная.

– Она не важнее тебя, Луиза.

Лулу сочувствующе улыбнулась. Так улыбалась Андреа, раньше, когда она не отводила глаз, встречаясь с ним взглядом.

– Не горюй, папа. Мы тебя любим.

Гарри прилетел в Лондон рано, рейсом «Юнайтед эрлайнз», и ему надо было убить время, остававшееся до назначенной встречи с Эдрианом. Доехав до города на такси, он вышел на набережной Темзы и примерно час гулял там. Лондон начинал просыпаться. На улице почти не было машин, только грузовички, развозящие товары по магазинам. Он прошел по набережной Виктории, у самого Уайтхолла, направился через мост Ватерлоо, в сторону вокзала и Королевского Фестивал-холла. Когда строили эти безликие бетонные здания, Британия пребывала в оцепенении после крушения Империи. Мэгги Тэтчер еще не пришла к власти и не запустила свою программу сноса.

Пройдя по южному берегу Темзы, Гарри подошел к Сенчури-хаус, бывшей штаб-квартире Секретной разведывательной службы, откуда организация впоследствии переехала на Воксхолл-кросс. Сколько же раз он здесь побывал за многие годы своей службы? Наверное, не один и не два десятка. Британцы всегда были младшим союзником Управления, но визиты вежливости – необходимая составляющая в любом деле. Всякий раз, возвращаясь с этих встреч, Гарри чувствовал, что британцы лучше приспособлены к Игре, чем американцы. Дело не в том, что они лучше умели хранить тайны, но они, безусловно, куда лучше умели лгать.

Когда он пришел на Воксхолл-кросс, Уинклер ждал его. Он настроил видеоконференцию по защищенному каналу, чтобы Гарри мог непосредственно пообщаться с находящимся в британском посольстве в Тегеране резидентом Секретной разведывательной службы. На экране монитора виднелось лицо оперативника. Аккуратно причесанные светлые волосы, галстук затянут под самый воротничок. Выглядит очень молодо. Но у британцев всегда так, рано начинают и рано заканчивают. Уинклер сказал, что его настоящее имя – Робин Остин-Смит, но не следует произносить его в процессе переговоров.

– Привет, Тегеран, – поздоровался Эдриан.

– Привет, Лондон. К сожалению, я вас не вижу, но слышу очень хорошо.

– Не станем долго тебя задерживать. Расскажи нашему американскому другу то, что мы узнали по делу Снегиря, – попросил Эдриан.

Очевидно, это было кодовое название для операции, которую они провели в течение последнего месяца.

– Мы считаем, что объект работает на предприятии, называющемся «Тохид электрик компании». Это одна из фирм, под прикрытием которых идет иранская ядерная программа. Также мы предполагаем, что она взяла на себя часть функций «Калае электрик компани», секретные исследования под эгидой которой иранцы прекратили в две тысячи третьем году. Похоже, «Тохид» принадлежит Корпусу стражей исламской революции, и ее сотрудники работают в режиме секретности, без права выезда за границу. Но наверняка утверждать этого нельзя, поскольку внутри ее нет наших агентов.

Делая заметки, Гарри шепотом спросил Уинклера, можно ли задать вопрос. Эдриан кивнул.

– Мы тоже немного знаем о «Тохид», – начал Гарри. – То, что вы рассказываете, согласуется с нашей картиной. Почему вы считаете, что объект работает именно там?

– Потому, что некто оттуда вышел на контакт с Аяксом-1, нашим агентом, сделав оговоренный запрос на информацию. Вероятно, подробнее это стоит обсуждать офлайн. Мистер Уинклер все объяснит. Мы выяснили имя объекта и провели некоторое расследование, исходя из имеющихся сведений. Судя по всему, это реальный человек. Это мистер Уинклер тоже расскажет вам позднее. Мы же пока не предпринимаем никаких дальнейших действий и будем ожидать команды из Лондона.

– Хорошо сделано, – сказал Гарри.

Обернувшись к Эдриану, он сделал жест, будто снимая шляпу.

– Да, отличная работа, Тегеран. Возьми с полки пирожок, когда придет время попить чаю.

– Спасибо, сэр.

Уинклер щелкнул переключателем, и экран покрылся полосами, а затем погас.

– Чтоб мне, – сказал Гарри. – У вас получилось.

– Еще не совсем, старина. Но начало положено. Вопрос в том, что ты собираешься делать дальше.

– Пока не знаю. Давай еще раз. Вы узнали имя. Кто это?

– Карим Сиамак Молави, доктор наук. Ученый, работающий при разведывательном отделе Корпуса стражей исламской революции. Отец был интеллигентом и диссидентом, противником режима шаха. Сам Карим учился в Германии, в Гейдельбергском университете. Его имя фигурировало в научной прессе в конце девяностых, но затем исчезло.

– Зачем же он вышел на контакт с нами?

– Не знаем. Возможно, это провокация. Скорее всего, он просто испугался.

– Чего?

– Его двоюродного брата, Хусейна Шамшири, полгода назад уволили с серьезной должности в Корпусе стражей исламской революции. А он дослужился до полковника. У нас были такие сведения, а когда мы получили имя объекта, то решили проверить его родственные связи и натолкнулись на это. Именно это Остин-Смит имел в виду, говоря о расследовании.

– Что же сделал этот братец Хусейн, что его выставили?

– Затеял ссору не с тем человеком. Генерал Корпуса брал процент больше принятого с бизнеса, которым заведовал Шамшири. Хусейн пожаловался вышестоящему начальству на такое антиисламское поведение, но у генерала оказались друзья и там. Кто-то наверху решил, что братец Хусейн создает проблемы, и его вынудили уйти в отставку.

– Значит, у Молави есть мотив для действий?

– Именно. Поэтому мы и считаем, что он заслуживает доверия.

– Черт! Много же вы узнали. Хотели скрыть, Эдриан?

– Вовсе нет, приятель. Кроме того, не переоценивай значимости тех немногих фактов, которые нам удалось установить. До сих пор стоим, как бедные родственники, уткнувшись носом в стекло. Но и то немногое, что мы добыли, достойно того, чтобы выложить его на стол перед самыми высокими персонами.

– Хватит. Чего терпеть не могу, так это ложной скромности. Итак, что нам делать теперь, когда мы узнали его имя и выяснили, что у него есть мотив?

– Постучимся к нему?

– Но как? Твой парень, Остин-Бостон, или как там его, очевидно, не сможет этого. Его вычислят в ту же минуту, когда он хоть на пушечный выстрел подойдет к человеку с таким допуском по секретности. А других оперативников у тебя в резидентуре нет. Что там с твоим агентом Махмуном?

– Этого достойного джентльмена зовут Махмуд Азади. Но в настоящее время он не отвечает на звонки, так сказать. Подозреваю, что в результате последней операции, которая вывела нас на мистера Молави, он немножко испугался.

– Черт, – протянул Гарри. – Что же тогда? У тебя есть другие информаторы на их территории, чтобы вести это дело? У нас точно нет.

– Пока нет, – ответил Эдриан.

Он умолк, явно что-то обдумывая, и наконец решился.

– Пока нет, но мы можем послать туда кое-кого.

– Кого же, если не секрет?

– У нас есть определенное оперативное подразделение, которое мы обычно не называем даже между собой.

– Но мне ты расскажешь?

Эдриан кивнул, но продолжил молчать.

– Давай, парень. Язык проглотил? О чем речь?

– Мы называем его «Инкремент», «Последняя капля». Официально оно не существует. Но оно есть.

Гарри вскинул голову. Он однажды слышал это слово пару лет назад от другого британского оперативника. Но на дальнейшие вопросы тот отвечать не стал.

– Что за «Последняя капля»? Секретная боевая часть?

– Не совсем. Скорее, специальная, на всякий случай. В основном мы набираем туда солдат из спецназа ВВС. Люди, привыкшие к выполнению тайных операций, очень хорошо подготовленные. Большинство родом из, прости за термин, бывших колоний. Индусы, пакистанцы, арабы, уроженцы Вест-Индии. Отлично говорят на многих языках, как на своих родных. Могут выполнять операции где угодно, оставаясь более или менее неприметными. По крайней мере, мы так считаем. Они используются Секретной разведывательной службой для определенных операций, когда надо проникнуть на недоступную территорию, сделать какую-нибудь гадость и быстро убраться. По сути, у них есть та самая мифическая «лицензия на убийство», как у агента 007. Что-то вроде помеси Джеймса Бонда и персонажей «Моей прекрасной прачечной». [15]15
  «Моя прекрасная прачечная» – комедийная драма британского режиссера Стивена Фрирза, повествующая о жизни пакистанских эмигрантов в Лондоне.


[Закрыть]Эти ребята дают нам некоторые возможности, которых у нас нет даже в рамках наших законов, менее строгих, чем ваши. Про «Инкремент» никто ничего не знает, поскольку, строго говоря, его действительно не существует.

– И теперь ты соглашаешься предоставить этих разносторонне одаренных личностей в аренду правительству США?

– Нет. Но возможно, мы согласимся предоставить их в аренду лично тебе, Гарри.

Глава 15

Лондон

Эдриан настоял, чтобы Гарри задержался в Лондоне и поужинал с ним. По глазам было видно, что ему хочется поговорить. Гарри, как само собой разумеющееся, предложил встретиться вместе с Сьюзан в русском ресторане, выпить водки и вспомнить старые деньки в Москве. Но Эдриан отказался, ответив, что они будут одни, и предложил «Мирабель», лучший из французских ресторанов Уэст-Энда. При упоминании о Сьюзан его голос изменился, и Гарри стало интересно, в чем дело.

Еще до еды они выпили достаточно виски, и Эдриан наконец признался, в чем дело.

– Мы с Сьюзан развелись, – выпалил он.

– Извини, – ответил Гарри.

Непонятно, что тут еще можно сказать, но он не раздумывал.

– Не стоит. Рано или поздно так должно было произойти. Это случилось бы раньше, если бы Сьюзан не считала, что сможет все уладить. Но я все испортил окончательно.

– Как? В смысле, Сьюзан давно знала, что у тебя есть другие женщины. Она говорила об этом с Андреа. Кроме того, по-моему, у нее тоже были любовники, один или два. Поэтому ваш союз выглядел достаточно весело.

– Она всегда говорила правду о своих интрижках на стороне, а я нет. В этом вся разница. Лжи становилось все больше и больше. У меня появился ребенок от другой женщины. Бьюсь о заклад, этого ты не знал. Ни ты, ни Сьюзан. А сейчас я с еще одной женщиной. Жизнь – сложная штука, Гарри.

– В организации знают?

– Конечно же. Что ты думаешь, я полоумный? Там знают все. В этом-то и проблема, Гарри. Все, что находится вне Конторы, – одна большая проклятая ложь. И в конце концов, кроме нее, ничего не остается.

– Ты пьян, – сказал Паппас.

– Быть может, быть может… Тем не менее я прав. Проблема нашей работы в том, что от нас ожидают, что мы будем лгать. Мы обязаны, черт возьми! Если кто-то спрашивает, чем мы занимаемся, в ответ мы лжем. Каждый раз мы оформляем билет на самолет на новый паспорт. Регистрируемся в отеле по одному паспорту, в следующий раз – по другому, надеясь, что администратор не запомнил нас в лицо. Заставляем людей совершать самые ужасные и низкие поступки, твердя себе о «высоком призвании» или «ничего не поделаешь». Это в том случае, если в нас осталась хоть капля совести. Но скоро и эта капля исчезает. Гарри, я не могу обратиться к женщине и представиться своим настоящим именем. У меня тогда просто не встанет.

– Тогда возвращайся к Сьюзан. Она понимает тебя лучше всех.

Но Эдриан не слушал его. Он просто хотел выговориться. Гарри был его единственным другом, и он мог сказать ему то, в чем не признался бы никому и никогда, даже сослуживцам по Обители лжи, как часто называли его ведомство. Он отхлебнул большой глоток виски.

– Все не так просто, – продолжил он тише. – Я продажен, старина. Мне нужны средства на поддержание моего, так сказать, «стиля жизни». Поэтому я брался за грязные деньги. Впервые это случилось на Ближнем Востоке, вскоре после того, как мы уехали из Москвы. Я отправился на Кипр, чтобы встретиться с агентом из Сирии и отдать ему кучу наличных. Двести пятьдесят тысяч фунтов. Он был жадной скотиной, и мы много платили ему. Меня всегда удивляло почему.

Эдриан сделал еще глоток.

– Мне только что передали его, я еще многого не понимал. Когда я пришел на конспиративную квартиру, он знаками показал мне, что надо выключить прослушку. Жестами, без слов, сам понимаешь. Он знал все процедуры. Когда микрофон был отключен и я открыл чемодан с деньгами, сириец сказал: «Бери свою долю». Или что-то вроде. Предыдущий оперативник, работавший с ним, снимал сливки с этого дела, и он просто предположил, что я буду поступать так же. Тогда я спросил, какой процент брал мой предшественник. «Двадцать», – ответил он. «Чтоб мне провалиться, – подумал я. – Пятьдесят штук фунтов! За эти деньги можно купить чудесную квартирку в Лондоне, когда я вернусь». И я взял их.

– Всем приходится немного хитрить. Это побочный эффект больших дел.

– Это не было мелким жульничеством, Гарри. С годами оно стало очень крупным. Деньги ушли на женщин, квартиры, аборты, учебу моих девочек, на пластику груди Сьюзан, когда она еще думала, что сможет вернуть меня.

– И в Конторе никто не знал об этом?

– Знали, конечно. Не в деталях – возможно. Но в этом участвуют все. Мы передавали агентов друг другу. Знали, что снимаем сливки с этого казино, но в Секретной разведывательной службе это что-то вроде омерты, заговора молчания. Поэтому все мы здесь – одна банда, старина. Все держим друг друга за яйца, и никто не заинтересован в том, чтобы эта система исчезла. В кулуарах говорят, что я буду следующим главой Конторы, после сэра Дэвида. Знаешь почему?

– Потому, что ты хороший разведчик.

– Ерунда, Гарри. Потому что я – один из них. Я не стану пинать чужие тележки с яблоками, потому что сам набрал их до черта. За то, что я развелся, они будут любить меня еще сильнее. Не надо беспокоиться, что Сьюзан усовестит меня. Я изолгался, Гарри. А ты слишком честен, чтобы разглядеть это. Поэтому я тебя люблю, а остальные нет. Как же можно доверять честному человеку?

На следующий день, когда Гарри собирался покинуть отель и ехать в аэропорт, ему позвонил Эдриан. Он говорил деловым тоном, будто пытаясь загладить свою вчерашнюю несдержанность. Его должно бы мучить страшнейшее похмелье, но по голосу не скажешь. Это британцы тоже умеют – напиться вдрызг, а на следующее утро быть свежими и бодрыми.

– Как насчет того, чтобы еще на денек остаться в Лондоне, старина? – сказал Эдриан. – Есть кое-кто, с кем я хотел бы тебя свести. Один из наших парней, хотя он сам никогда в этом не признается.

– У меня нет времени на визиты вежливости, Эдриан. Меня и так ждали вчера. Дома все на уши встанут.

– Понимаю, понимаю. Но это не визит вежливости, поверь мне. Я бы не предложил, если бы не считал, что дело того стоит. Для тебя лично. Это джентльмен из Ливана, сказочно богатый. В семидесятых работал на ливийцев, переправляя партии нефти и всего остального, что попадалось в руки. Сейчас он, так сказать, бизнесмен, очень тихий и вежливый. Тише воды ниже травы, летает у самой земли, но никогда не пачкается о нее и не портит борозды. Полезный парень.

– Судя по всему, чертовски интересный человек, Эдриан, но мне надо возвращаться.

Гарри задумался.

– Если, конечно, это не касается, прямо или косвенно, того дела, которое мы вчера обсуждали. Чем он занимается, если не секрет?

– О да. В этом-то и дело. Он занимается продажей научного оборудования, которое, так сказать, очень тяжело купить. Таких вещей, приобрести которые у других людей, помимо него, почти что невозможно. Улавливаешь?

– Да, – ответил Гарри, улыбаясь. – Думаю, что уловил. И где же мы встретимся с упомянутым джентльменом?

– Мы просто придем к нему на ланч. Я решил воспользоваться такой возможностью. У него, в Мейфэре. Он не очень-то любит выходить из дома. А мы, так сказать, всячески поддерживаем в нем эту нелюбовь. Я договорился с ним на полпервого. Если ты не против.

– И как зовут этого твоего друга?

– Камаль Атван.

Гарри на мгновение отодвинул трубку телефона. Он знал многих влиятельных арабских бизнесменов, живущих в Лондоне, но это имя услышал впервые. Очевидно, этот человек действительно летает ниже всяких радаров, если его не засекло ЦРУ.

– Заезжай за мной в отель. Когда закончим, устрой так, чтобы машина тут же отвезла меня в аэропорт, чтобы я успел на последний рейс. Я хочу прилететь в Штаты сегодня, пусть и среди ночи.

– Конечно, трудоголик ты этакий. Ох уж эта протестантская этика. Понял. Но если не возражаешь, у меня есть еще один вопрос по поводу этого ланча.

– Ну и?

– Сам понимаешь, он наш осведомитель. Точнее, мой личный. И очень важный для меня. Такой, которым мы не поделимся даже с американскими братьями. Поэтому для него ты – один из нас. Ему сказали, что ты из нашего ведомства. Информация принадлежит нам, и она не выходит за пределы нашего круга, не попадает в ваш. Иначе бы он не согласился встретиться с тобой.

– Такое странно даже для тебя, Эдриан. Что у него за проблемы с американцами?

– Наверняка тебя это шокирует, Гарри, но он вам не верит. Он считает ЦРУ некомпетентной организацией. Считает, что Америка не может защитить своих друзей. Не знаю почему, но так оно и есть. Так что придется тебе один день побыть почтенным британским разведчиком. Ничего? В этом же нет ничего плохого.

– Пожалуй, – ответил Гарри, хотя у него не было никаких мыслей по этому поводу.