Текст книги "Эскорт для предателя"

Автор книги: Дэвид Игнатиус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Знаком подозвав официанта, Хоффман заказал два кофе и пончики. Официант сказал, что у них не подают пончики, только венские булочки.

– Хорошо, дайте одну, – ответил Хоффман.

– Еще у нас не курят, – добавил официант, указывая на сигару.

– Я не курю, я предаюсь воспоминаниям. А теперь уходи, – велел Хоффман, отмахнувшись рукой от официанта, как от надоедливой мухи.

Тот хотел было запротестовать, но что-то в манере поведения посетителя отпугнуло его. Две женщины, сидящие за несколько столиков от них, посмотрели на сигару, о чем-то пошептались и перебрались еще дальше, в противоположный угол. Хоффман наконец повернулся к Паппасу.

– Что случилось, Гарри? У тебя усталый вид.

– Меня беспокоит Иран.

– И ты оторвал меня от моего сада только затем, чтобы сказать это?

Гарри начал было извиняться, но Хоффман с улыбкой ткнул его кулаком в плечо.

– Шучу, шучу, мальчик Гарри. Облегчи душу. Расскажи, что тебя тревожит. А то выглядишь дерьмово, честно говоря.

– Я на грани. Белый дом хочет бомбить Тегеран. В верхах пока не знают, на каком основании, но ищут предлог. В Белом доме думают, что иранцы на пороге испытаний, и наши хотят создать досье на манер иракского, но разведданные не дают такой возможности. Все это чушь. Там думают, что у нас в руках неоспоримые факты, но это не так. Дело в том, что я вообще не могу сказать в точности, правдива ли полученная нами информация. Я пытаюсь выяснить это, но мне нужно время, а эти олухи не наделены терпением.

– Ну надо же, – саркастически произнес Хоффман.

У него самого было что рассказать о подобных ситуациях. Сунув сигару в рот, он прикусил ее кончик.

– Поэтому я и не знаю, как быть, – продолжил Гарри. – Я пытаюсь распутать этот клубок. Поговорил с британцами, у них там есть резидентура. Впрочем, это меня тоже нервирует. Боюсь ошибиться. Понимаете меня? Боюсь, что стану нелояльным по отношению к Белому дому, если буду действовать не так, как там хотят. Но если сделаю это, поступлю нечестно по отношению к самому себе. Вы улавливаете мою мысль?

– Честно говоря, Гарри, я не понимаю, о чем ты говоришь. Начни лучше с самого начала.

– Да, конечно.

Официант принес кофе и жалкого вида булочку, украшенную сахарной ватой.

Гарри тяжело вздохнул. Обычно он не нервничал в таких ситуациях, но слова Хоффмана показались ему угрожающими. Он заговорил снова, тише.

– Вот в чем дело, мистер Хоффман. У нас есть агент в их ядерной программе. Это BП, и пока мы не виделись с ним лицом к лицу, но он прислал нам кое-какие документы, которые, с моей точки зрения, выглядят абсолютно правдоподобно. В первом были данные о работах по обогащению урана. Из них следует, что иранцы достигли уровня в тридцать пять процентов и приближаются к изготовлению бомбы, но это в будущем. Мы не знаем, сколько времени займет завершение процесса.

– И вам нужно допросить агента.

– Именно. Но на это потребуется некоторое время, а также определенная помощь от Лондона. Но в Белом доме твердят, что времени у нас нет.

– Ну, тогда скажи им, чтобы отвязались от тебя, – подмигнув, ответил Хоффман. Конечно, он знал, что вызывающее поведение – не выход. Если ты не делаешь того, чего от тебя требуют, то естественное решение – уходить со службы.

– Но дело становится все сложнее, – продолжил Гарри. – Иранец прислал нам еще один документ. Он касается детонатора для бомбы.

– Без дураков? О святой Грааль!

– Примерно так. Безусловно ясно, что там снова взялись за военную программу, но полностью понять этот документ сложно, как и первый. Сначала это выглядит пугающе, но данные говорят о том, что устройство неработоспособно. Не исключено, что в этом и есть настоящий смысл послания нашего иранского друга. Возможно, он хочет сказать: «Берегитесь! У нас пытаются сделать бомбу!» Или: «Расслабьтесь. У нас пытаются сделать бомбу, но она не работает».

– Именно поэтому тебе надо поговорить с ним.

Гарри кивнул.

– Ты знаешь, кто он, этот иранский ученый?

– Потребовалось некоторое время, но в конце концов мы выяснили его имя и место работы. При содействии Секретной разведывательной службы. Директор в некотором роде дал на это разрешение. Но Белому дому неизвестно об их помощи. Думаю, если бы там узнали, встали бы на дыбы.

– Молодец адмирал, – похвалил Хоффман. – Не думал, что у него хватит пороху на такое. Так что же собираетесь делать вы и ваши британские друзья? Вы сможете работать с ним на месте?

– В этом-то и вопрос. Есть еще один повод к размышлению. Мы только что получили от него новое письмо. Он говорит, что встревожен. Подробностей мало, но, очевидно, он считает, что ему сели на хвост, и хочет выйти из игры.

Гарри вспомнил снимок иранской актрисы и короткое, простое письмо, к которому была приложена эта фотография.

– А в Белом доме отказываются это сделать, – констатировал Хоффман.

– Точно так. Артур Фокс сказал им, что все в порядке, есть неопровержимые доказательства и другой разведывательной информации не надо.

– Ненавижу этого Фокса. Надо было выгнать его к черту, когда у меня еще была такая возможность. Так что насчет твоего агента, парня, который хочет выйти из игры?

– В Белом доме хотят оставить его в стране и при этом использовать его информацию в официальном досье по иранской ядерной программе.

– Верная смерть.

– Да, сэр. Но настоящая проблема не в этом, – продолжил Паппас, ерзая на неудобном узеньком стуле.

Он хотел убедиться в том, что Хоффман понял его в точности. Что гибель иранца, которого он в жизни не видел, не вызывает в нем приступа сентиментальности.

– Я готов принести агента в жертву, если это действительно понадобится. Но в данном случае мы толком не понимаем, что он пытается передать. Может, он хочет сказать, что оборудование дает сбои, но никто еще не понял этого. Или что программа саботажа успешно работает.

Хоффман как-то странно посмотрел на Паппаса, положил сигару на стол и откинулся на стуле.

– Тебе что-то известно об этой программе саботажа, Гарри?

– Ничего, – ответил тот, вспомнив свою встречу с Камалем Атваном и данное Эдриану Уинклеру обещание, что все эти сведения принадлежат не ему, а британцам.

Он подметил, что Хоффман чувствует себя некомфортно. Его бывший начальник очень редко смущался, и Гарри стало интересно.

– А вы тоже ничего не знаете, мистер Хоффман?

Тот огляделся. В кафе почти никого не было, но он все равно понизил голос.

– Я не говорил этого. Я спросил, знаешь ли ты что-то о программе саботажа. Значит, у тебя нет допуска к этой информации.

Хоффман обозначил черту, которую не следовало переступать, но Гарри не собирался останавливаться.

– Тогда помогите мне. Что я должен был бы понять, будь у меня допуск?

Хоффман покачал головой.

– Этот вопрос выходит за рамки, друг мой. За ограничительную линию. Здесь я глух и нем.

– Не играйте со мной в игры, мистер Хоффман. Я подставился под удар. Эти люди из Белого дома снова хотят ввязаться в войну, и мне необходимо знать, что здесь, черт подери, происходит. Мне нужны друзья, немедленно.

– Хм, – протянул Хоффман.

Положив поперек пальца кофейную ложечку, он держал ее в равновесии, пока думал, что ответить. Затем наклонился ближе к Гарри и начал говорить еле слышным шепотом.

– У нас была программа такого типа. Мы все проводили через Дубай. Ребята из Лос-Аламоса собрали множество всякой сказочной дряни. Компьютеры, которые нарушают последовательность расчетов. Детали для центрифуг, которые нормально работают год, а потом начинают давать сбои.

– И что же случилось?

– Нас сцапали, вот что. Раскусили, что торговец, который продавал им все это, – враг. Его пытали. Скверное дело. Он сдал им всю сеть, будь она проклята.

– И как вышло, что я об этом не знаю? Это никак не задокументировано.

– Нам редко везет по-крупному, мальчик Гарри. И круто проваливаемся мы тоже очень редко. А здесь получилась комбинация из первого и второго. К сожалению, история оказалась с плохим финалом.

Гарри понимал, что на самом деле история на этом не закончилась, но не стал говорить об этом Джеку Хоффману. Эта информация принадлежала другому измерению и стране с другим флагом. Своим молчанием он пересек еще одну черту.

Официант принес счет, надеясь, что эти клиенты наконец-то уйдут, но Хоффман заказал еще два кофе и снова попросил пончик. К булочке с сахарной ватой он так и не притронулся. Хоффман опять взял в зубы сигару, и официант, закатив глаза, поспешно удалился.

– Что же мне делать? – спросил Паппас. – Именно об этом я и хотел спросить вас. Белый дом пытается давить на нас. В Управлении нет никого, кому бы я доверял настолько, чтобы рассказать то, что рассказал вам. Но мне наступают на пятки. И я не знаю, что будет правильным в такой ситуации.

Хоффман меланхолично посмотрел в окно, на автостоянку. «БМВ», «мерседесы», «лексусы», «мазерати». Ни одной американской машины на всей парковке.

– Не позволяй сделать это, – сказал он. – Нельзя снова втягивать нашу страну в войну, пока нет доказательств того, что это оправданно.

– Но я не могу не подчиняться приказам. Или могу?

– Нет. Думаю, нет. По крайней мере, не в открытую. Заметай следы. Работай со своими британскими друзьями. Найди способ допросить этого иранца. Убедись в том, что ты знаешь, в чем именно смысл полученных тобой разведданных прежде, чем их обнародуют.

– Надо ли докладывать об этом директору?

– А он может воспрепятствовать тебе?

– Не исключено, если я расскажу все.

– Тогда не говори, просто делай свое дело.

Паппас кивнул. Он знал, что бывают ситуации, к которым нельзя подходить с обычными мерками, но слова бывшего начальника все равно беспокоили его. Это нарушение субординации, если не нечто худшее.

– Действуй, как сочтешь нужным, друг мой. Тебе одному решать, как именно поступить в такой ситуации, – сказал Хоффман.

Открыв бумажник, он вытряхнул на стол двадцатидолларовую купюру, а потом десятидолларовую, в качестве чаевых и компенсации за беспокойство официанту. Затем снова посмотрел на Гарри.

– Этого разговора не было. Если меня кто-то спросит о нем, я отвечу, что не понимаю, о чем речь.

– Это означает, что я действую сам по себе, – сказал Гарри.

– Ага. Именно так. Но так было и раньше.

Сунув в рот сигару, Хоффман вышел за дверь и с наслаждением закурил, глубоко затянувшись вредным, но ароматным дымом.

Глава 20

Вашингтон

Гарри предложил Андреа поужинать в пятницу вечером в «Инн эт литл Вашингтон», роскошном ресторане в часе пути от их дома в Ристоне. Жена подумала, что тут что-то не так. Обычно они ходили туда по большим праздникам, до того, как Алекс погиб и счастливые дни их жизни закончились. Она предложила выбрать более дешевое заведение где-нибудь по соседству, но Гарри отказался, ответив, что им надо поговорить в каком-нибудь месте, где они будут одни, и не рядом с домом. Это обеспокоило ее еще больше. Была ли у этого та же причина, которая заставила его не спать всю ночь и покинуть их старое супружеское ложе?

Андреа посетила салон красоты, а потом отправилась в небольшой вьетнамский салон на Седьмом шоссе и сделала педикюр. Она хотела хорошо выглядеть в его глазах, что бы там ни случилось в будущем.

Андреа стала для Гарри женщиной его мечты, «ударом молнии», как обычно говорят в таких случаях французы. Они встретились в середине семидесятых. Она была решительной и сообразительной, но также и женственной, в том стиле, от которого женщины в те времена всеми силами старались избавиться. Когда она училась в педагогическом колледже в Уолтеме, за ней ухаживали студенты-юристы, и медики, и даже интерны из Центральной больницы Массачусетса. Сейчас эти ребята, которые тогда заглядывались на ее короткие юбки и облегающие блузки, стали мультимиллионерами, и в принципе она не имела ничего против того, чтобы выйти замуж за юриста или врача. Но она встретила Гарри.

Их познакомили родители. Гарри служил в армии. Он окончил училище рейнджеров и готовился получить звание капитана. Он пропадал в заграничных командировках, о которых ничего не рассказывал, поэтому для Андреа в нем было что-то загадочное. А еще он был настоящим интеллигентом. Не начитавшимся книжек умником, как студенты-медики, а действительно умным парнем. Он знал жизнь простых людей, но, похоже, сам не осознавал того, что является отнюдь не простым человеком. Это полное отсутствие претенциозности тоже привлекало Андреа. Он был огромным и надежным, и когда во время их второго свидания он обнял ее, Андреа поняла, что ей не нужно других объятий. А еще он оказался весельчаком, всегда готовым выдать остроту, от которой лопалось, как мыльный пузырь, самодовольство других уроженцев Массачусетса, их сверстников. В те дни, когда все было смешным и веселым, когда они не знали, что такое боль утраты, он постоянно смешил ее.

Гарри заказал коктейли и бутылку вина. Он задумчиво пил, отхлебывая виски большими глотками и поглядывая на опустевший стакан. Затем они принялись за вино. Гарри вел себя так, будто хотел поскорее напиться. Хотя, судя по всему, ему просто надо было развязать себе язык. «Что случилось?» – подумала Андреа. Происходящее начинало пугать ее.

И тут она поняла, лицо ее помрачнело. Очевидно, он будет просить у нее развода. Последние пару месяцев он постоянно куда-то ездил, даже не считая необходимым объяснять, куда и зачем. Как она сразу не догадалась? Он же не знает, как это – быть неверным, у него это просто не получится. Но она решила позволить ему довести дело до конца, куда бы оно ни вело. Пусть даже напиться в слишком дорогом ресторане, пока он не скажет ей, в чем дело. «Что же ответить? – задумалась Андреа. – Может, расплакаться, сказать, что не знает, как жить без него?» Мужчины все еще флиртовали с ней, и найти нового супруга не будет большой проблемой. Она не станет жить с мужчиной, если он ее разлюбил. Гордости у нее не меньше, чем у него.

Гарри сидел напротив, глядя на фужер с вином. Он пытался подобрать правильные слова, оформить в них ту задачу, которую он пытался разрешить. Он взял жену за руку, но Андреа отодвинулась.

– Даже не знаю, как начать, Андреа. Возможно, это прозвучит безумно. Но я сейчас пытаюсь понять, что для меня значит сохранять верность. И нам надо поговорить об этом.

– Так говори, Гарри, – ответила она. – Но не пытайся играть в игры. Верность – это очень просто. Надо быть правдивым по отношению к людям, которые для тебя что-то значат.

Гарри снова отхлебнул вина. Она настроена более жестко, чем он ожидал, но винить ее не в чем. О таком очень трудно говорить.

– Но что делать, если ты запутался в вопросах верности? И ты связался не с теми людьми.

У Андреа задрожали руки, и она убрала их под стол, чтобы Гарри не видел этого.

– Ты должен быть честен с самим собой, Гарри. И по отношению к своим идеалам. Вот и все. Если не можешь, что ж…

Она не закончила фразы.

– Я думаю именно об этом. Но не могу понять, что это значит на самом деле.

Слеза скатилась по щеке Андреа. Она смахнула ее. Очень не хотелось просто расплакаться.

– О боже, Гарри. Что случилось? Просто скажи мне.

– Не могу, – ответил он, снова глянув на фужер.

Он настолько погрузился в свои собственные проблемы, что просто не понял, какой смысл она видит в его словах.

Но тут, подняв взгляд, он увидел, что у Андреа дрожат губы, а ее глаза наполнились слезами.

Неожиданно Гарри расхохотался. Он сделал это не специально, просто не смог сдержаться. Глаза Андреа сверкнули, а потом ее взгляд стал мягче.

– Господи, Андреа! Это не касается нас с тобой, – сказал он, снова беря ее за руку.

– Не касается? – спросила она, вытирая слезы платком.

– Ради бога, нет. Это насчет работы. Боже упаси! Прости меня. Я, должно быть, чертовски напугал тебя.

– Я думала, ты хочешь развестись.

– С тобой? Ты – все, что у меня осталось.

Андреа вздохнула и посмотрела на свои ногти. Они были огненно-красными.

– Тогда налей мне, Гарри, и обсудим твои проблемы.

Так они и сделали. Паппас рассказал все, кроме того, что не следовало из соображений секретности. Он снял пиджак и ослабил галстук. Гарри продолжил пить, и вскоре у него раскраснелись щеки и он заговорил, жестикулируя и строя гримасы, точно так, как в те далекие годы, когда они только начали встречаться.

– Я лоялен. Всегда любил Управление, с тех пор как пришел туда. Я сохранил это отношение, когда мне перестали отвечать взаимностью.

– Я хорошо знаю это, Гарри.

– Я делал то, что от меня требовалось, даже понимая, что это неправильно. В тот год, когда я очутился в Багдаде, я понял, что все летит кувырком. Посылал телеграмму за телеграммой. Меня не слушали. Я отправлял новые депеши. Но я всегда выполнял то, что от меня требовали. Ведь я был обязан вести себя так, поступив на эту работу.

Замолчав, Паппас отвел взгляд.

– Но потом что-то в тебе сломалось, – сказала Андреа, обхватив ладонями его сжатый кулак.

– Когда Алекс погиб. Я больше не мог оставаться хорошим солдатом. Сама знаешь, дело не только в нашем сыне. Все эти мальчишки и девчонки… Мы знали, что ничего не получится. Знали, будь мы прокляты. Все мы понимали, но позволили этому случиться. В Управлении мне сделали поблажку и дали эту работу с Ираном, назначив начальником отдела. Они считали, что в глубине души я все такой же хороший солдат. Но это не так. И я не позволю, чтобы это произошло снова.

– О чем ты говоришь, милый?

Посмотрев ей прямо в глаза, Гарри принял решение. Хватит споров с самим собой. Выбор сделан, и надо лишь защитить ее от последствий.

– Думаю, ты догадалась, в чем дело.

Андреа кивнула.

– Иран.

Она понимала его куда лучше, чем он думал.

– Есть люди, которые хотят развязать новую войну. Им нужно, чтобы я помог им в этом. Но я больше не сделаю такого.

Андреа поглядела на соседние столики. К их разговору никто не прислушивался.

– Как же быть? Если ты не можешь быть хорошим солдатом, уйдешь в отставку? – шепотом спросила она.

– Нет, вряд ли. Это лишь все усугубит.

– Тогда что же?

– Пока не знаю.

Андреа нахмурилась. Фрагменты головоломки в ее сознании сложились в рисунок.

– Ты не можешь пойти против системы. Тебя уничтожат.

Гарри кивнул. Это не было предметом для дальнейшего обсуждения, даже с ней. В особенности с ней. Если все повернется совсем плохо, когда-нибудь к ней могут прийти и начать задавать вопросы.

– Я постараюсь не делать ничего плохого и избегать очевидных глупостей. Поверь мне.

В ответ Андреа лишь закатила глаза.

На ночь они сняли номер в отеле и занялись любовью. У них этого не было уже много месяцев. А на следующий день, ближе к вечеру, Гарри снова отправился в Лондон, ни слова не сказав коллегам из Управления.

Глава 21

Большой Лондон

Воскресным утром Эдриан Уинклер встречал Паппаса в аэропорту Хитроу. Гарри предварительно отправил ему письмо на тарабарском языке со своего личного электронного почтового ящика. «Это будет последней каплей». И цифры, время его прилета в Лондон. На этот раз Гарри впервые за долгое время крепко спал в течение всего перелета. В зале прилета на третьем терминале его встретил Эдриан, держащий в руках табличку «Мистер Феллоуз». Увидев ее, Гарри сначала рассмеялся, но потом понял, что это не шутка. Теперь это его оперативный псевдоним. Он стал агентом Эдриана.

Их поджидала машина, «ровер» последней модели, но не слишком роскошный. Эдриан тоже оделся просто, в джинсы и старый свитер. Движение по трассе М-4 в сторону Лондона в это воскресное утро было не слишком интенсивным. Эдриан спросил, не хочет ли Гарри поспать с дороги, но тот отказался, объяснив, что ему надо вернуться в Вашингтон в течение сорока восьми часов и дорога́ каждая минута. Они остановились у небольшого отеля в западной части Лондона, неподалеку от путепровода Хаммерсмит. Эдриан подождал в машине, пока Гарри не зарегистрировался и не переоделся в номере в джинсы и черную кожаную куртку. Они стали похожи на двух бизнесменов, отправившихся по делу, не то что совершенно незаконному, но и не слишком респектабельному.

Урча мотором, «ровер» въехал в Нисден, пригород Лондона, у самой Северной окружной. Трудно было найти более безликий район во всем Большом Лондоне. Дома, частные и муниципальные, построили здесь для рабочих много лет назад, теперь эти кварталы населяли исключительно иммигранты, в основном пакистанцы и индусы. Они проехали через рынок и очутились в Доллис-Хилл, районе, застроенном частными домами. Эдриан остановил машину у ворот гаража, выходящих на улицу. Они были открыты, внутри какой-то пакистанец возился с мотоциклом – мощной, ярко раскрашенной машиной с хромированными глушителями. Из стоящей рядом магнитолы доносились звуки бхангры, современного североиндийского стиля.

Припарковавшись, Эдриан вышел наружу.

– Эй, приятель, – позвал он.

Пакистанец вышел из полутьмы гаража и помахал рукой. Потом приглушил музыку, но ее экзотический ритм все равно был слышен на улице. Кожа мужчины была темно-коричневой, цвета табачного листа. Комбинезон скрадывал фигуру, но по манере движения было нетрудно догадаться, что это человек сильный и мускулистый. Мешковатая одежда не могла скрыть мощную шею и широкие плечи.

Эдриан протянул руку, и они обменялись рукопожатием, затем стукнулись кулаками.

– Что такое, друг мой? – спросил пакистанец.

– Хаким, хочу познакомить тебя с моим товарищем, – ответил Эдриан. – Его зовут Билл Феллоуз. Он работает вместе со мной в том небольшом дельце, о котором мы с тобой говорили.

– Брат мой, – сказал пакистанец, уважительно кланяясь.

Паппас оглядел невысокого, но крепкого телосложения мужчину. Гарри был выше его почти на голову, но сомневался, что победил бы его, доведись им драться.

– Как твоя тачка? – спросил Эдриан.

– Просто класс, приятель, – ответил Хаким. – Позавчера разогнался до ста сорока миль.

– Надеюсь, не на трассе.

– Нет. Поехал в Креденхилл. Показал мальчикам из Херефорда, как надо ездить.

– Хаким привык гонять на мотоциклах, – сказал Эдриан. – Он вообще много к чему привычен. Хорошее прикрытие? – добавил он, ткнув Хакима кулаком в мощный бицепс, и тот тут же ушел в боксерскую стойку и начал раскачиваться из стороны в сторону.

– Боксом занимался? – спросил Гарри.

– До сих пор занимаюсь, – ответил Хаким. – Любительским, приятель. Не профессиональным.

И рассмеялся. Пакистанец явно был профессионалом. Профессиональным убийцей. Уинклер взял его за предплечье и подтянул к себе.

– Значит, так, парень. Завтра встречаемся, мы, мистер Феллоуз и остальная команда. В том же месте, где в последний раз, в Брикстоне. Не забыл?

– Как можно? Извини, что того пришлось уложить.

– Мы не виноваты, – сказал Эдриан. – Просто не повезло.

Хаким подмигнул британскому разведчику.

– Значит, все круто? – спросил Уинклер.

– Круче всех, сэр. Но вы еще не видели моего мотошоу. Хотите поглядеть, как ваш парень жжет резину?

– Еще бы, приятель. Только не забудь потом все убрать.

Хаким вернулся в гараж, выкатил огромный мотоцикл наружу и завел его. Гарри чуть не подпрыгнул от оглушительного рева мотора. Пакистанец надел шлем с красным полумесяцем и надписью «Воины Аллаха» и запрыгнул в седло.

– Удиви меня, – сказал Эдриан.

Пакистанец улыбнулся. Выехав на середину дороги, он дождался, пока проедет встречная машина, и рванул с места. Сто километров в час за первые пару-тройку секунд, еще через столько же – уже сто шестьдесят. Должно быть, соседи сейчас выглядывают из окон и думают: «Что за бешеный псих этот Хаким».

Развернувшись в конце дороги, у выезда на трассу А-406, пакистанец медленно подъехал обратно к гаражу, где стояли Эдриан и Гарри.

– Не бери меня на слабо, приятель. Ты же знаешь, что я всегда сделаю это. Я же опасный парень, – сказал Хаким.

– Да. Помню, – ответил Эдриан. – Увидимся завтра, в Брикстоне.

Следующим пунктом их маршрута стал Баркинг, на окраине Ист-Энда, к северу от очистных сооружений. Еще один мрачный рабочий район. Друзья подъехали к спортивным площадкам у Лонгбриджа. Там их ждал еще один мускулистый молодой мужчина, по внешности – араб, со светло-коричневой, как бумажный пакет, кожей. В честь воскресенья этот джентльмен тоже решил позаниматься спортом в компании друзей. Лежа на старой скамейке, обивка которой протерлась до дерева, он выжимал штангу. Когда приехали Эдриан и Гарри, он, извинившись перед приятелями, подошел к гостям. Юноши подались назад, увидев чужаков. Черные и коричневые лица, полускрытые капюшонами. Судя по всему, они просто молились на араба, он был, что называется, местным героем.

– Приветствую, Марван, – сказал Эдриан, и они пожали друг другу руки точно так же, как совсем недавно с пакистанцем. – Познакомься, Билл Феллоуз, мой друг и товарищ по работе.

– Аллах ятик аль аффи, – ответил араб.

Эти слова были хорошо знакомы Гарри. «Да наградит тебя Бог добрым здоровьем». Его рукопожатие было крепким, как клещи.

– Сколько сейчас выжимаешь? – спросил Уинклер.

– Три согни фунтов, – ответил Марван. – Под настроение и триста пятьдесят.

– Тогда хватит разгоняться. Ты и так… слишком заметен. Там, куда ты отправишься, тебе надо будет выглядеть как гастарбайтер.

– Усек, – ответил Марван. – У меня есть подходящий балахон. Тогда меня никто не вычислит. Без вариантов.

Эдриан снова принялся объяснять ситуацию. Группа встречается завтра утром в Брикстоне. Затем они расходятся, улаживают все дела, не относящиеся к операции, и ждут команды. Марван широко улыбнулся. Он пока не знал, чем придется заниматься и куда он отправится, но это не важно. Главное – быть в деле.

– Он йеменец, – сказал Эдриан, когда друзья сели в машину. – Но может сымитировать практически любой диалект арабского. Иракский, ливанский, даже марокканский, хотя и с трудом. Потрясающе одарен в плане языков и весьма силен физически. Такого хорошо иметь рядом в трудную минуту. Он один из лучших, скажу я тебе.

– Лучших – кого? – спросил Паппас.

– Узнаешь. Всему свое время.

Конечно, Уинклер наслаждался устроенным им шоу. Он показал Гарри, каким в наши дни стало оперативное подразделение британской разведки. Это вам не Джеймс Бонд в смокинге, попивающий мартини, или какой-нибудь другой разодетый олух, который катается на «астон-мартине» и говорит: «Извини, приятель», прежде чем застрелить противника из именного пистолета. Обычные правоверные арабы и пакистанцы, но готовые разорвать в клочки кого угодно ради ее величества королевы и Британии. Стреляющие во врагов, не вынимая из ушей наушников, в которых играет Боб Марли. Времена Си, Кью, мисс Манипенни и прочей выжившей из ума компании эпохи падения Империи закончились. Знаменем «Инкремента» были «Sex Pistols», Принц Насим Хамед [21]21
  Хамед Насим (р. 1974) англо-йеменский боксер, бывший чемпион мира в полулегком весе и чемпион Европы в легком весе, известен под прозвищем Принц Насим.


[Закрыть]и Ханиф Курейши, [22]22
  Курейши Ханиф (р. 1954) – английский писатель, драматург, сценарист. В его работах много внимания уделяется проблемам иммиграции в современной Великобритании.


[Закрыть]вместе взятые. Это была новая Британия, жаждущая мести.

Гарри на его «блэкберри» пришло сообщение с пометкой «срочно» от Марсии Хилл, заместителя, оставшейся в Вашингтоне. Она просила перезвонить сразу же, как появится возможность. Но Гарри решил проигнорировать ее. Не нужно никаких компьютерных записей насчет того, где он оказался в эти выходные. Что бы там ни было, оно подождет.

Ближе к вечеру воскресенья они прибыли еще в одно место. Третий член команды Эдриана ждал их в самом центре Лондона, на одной из тропинок, идущих по периметру Гайд-парка. Эдриан припарковал «ровер» со стороны Найтсбриджа, у казарм Королевской гвардии. Друзья вошли в парк через Ратлендские ворота. Солнце стояло высоко, и его лучи играли на чернильных водах Серпентина. Гарри и Эдриан остановились у широкой тропы, предназначенной для поездок верхом. Паппас огляделся. Здесь никого не было, кроме симпатичной женщины, сидящей верхом на поджаром гнедом жеребце. Она была больше похожа на богатую любительницу верховой езды, живущую в роскошной квартире где-нибудь на Слоун-сквер. Гарри снова посмотрел в другую сторону, ожидая увидеть там последнего члена команды Эдриана.

– Джеки, будь любезна, слезь со своей лошадки и поздоровайся, – обратился Эдриан к женщине на гнедом коне.

Та спешилась и сняла черное кепи. На плечи ей волной упали роскошные светлые волосы. В облегающих бриджах для верховой езды, высоких кожаных ботинках, с хлыстом в одной руке и поводьями в другой Джеки выглядела не просто симпатичной, а ошеломляюще красивой. Заткнув хлыст за пояс, она протянула руку Гарри.

– Уильям Феллоуз, – представился Паппас.

Лошадь попятилась, когда он двинулся в сторону наездницы, но женщина резко дернула поводья.

– Очень рада, – ответила она.

Гарри не мог оторвать от нее взгляд.

– Джеки – красотка, – сказал Эдриан, подходя к ним.

В ответ женщина улыбнулась, явно не обижаясь на то, как ее назвали.

– Сам понимаешь, такая красота – само по себе отличное прикрытие, – добавил Эдриан.

– Да ну? – спросил Гарри, глядя, как наездница похлопывает сложенным кнутом по бедру. – По мне, так Джеки слишком заметна.

– Именно, – согласился Уинклер, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит. – В этом-то и дело, друг мой. Представь себе. Прекрасная женщина европейской наружности, с немецким паспортом в кармане, приехала в Тегеран повидаться с иранцем, своим любовником. Бизнесмен время от времени приходит к ней в номер. Она посещает рестораны и вечеринки в северном Тегеране. Поздно встает, завтракает в постели. Возможно, даже катается на лошадях в Жокейском клубе с иранскими модниками. Разве можно придумать что-то более простое и очевидное? Весь набор стереотипов и предубеждений, сидящий в голове у среднестатистического идиота из Министерства разведки, которому поручили бы следить за ней.

– А также всех его страхов, – добавила Джеки. – Не забудьте об этом. За исключением того, что наблюдатели не поймут, что меня надо бояться, если я все сделаю правильно. Мне можно будет перемещаться по городу более или менее свободно, поскольку они будут считать, что точно знают, кто я такая и что я из себя представляю. Но ведь мужчинами так просто манипулировать.

– Завтра в десять в Брикстоне. Ребята тоже придут. Разработаем весь план операции, – сказал Эдриан.

Собрав волосы, Джеки снова надела кепи. Лошадь отвернула голову в сторону и принялась щипать травку. Поставив левую ногу в стремя, женщина в одно движение вскочила в седло. Сквозь эластичную ткань брюк явственно проступали ее мягкие и гладкие ягодицы. Устроившись в седле, она тронула поводья, и конь двинулся шагом.

– Ну и ну! – только и сказал Гарри.

– Ага, – со вздохом ответил Эдриан. – Ягодка. Но храбра, как лев. Даже жаль посылать ее на эту операцию. Дело опасное. А она будет командиром, и если что-то пойдет не так, окажется под ударом. Мне было нелегко решиться на это.

Эдриан покачал головой и опустил взгляд. Он выглядел расстроенным.

Гарри осенило. Он хотел выкинуть свою догадку из головы, но не мог.

– Вы не… – начал он.