Текст книги "Земля обетованная"

Автор книги: Дэвид Хьюсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Нет, Пол. Я не это имел в виду. Мы просто… кое-куда поедем.

Я приказал ему спуститься по черной лестнице. Мы обошли дом и сели в фургон.

Кайла Маккендрика там, слава богу, не рвало, но пахло все равно ужасно.

Через полчаса мы вернулись в подвал. Стэп, Маккендрик и Пол сидели связанные на стульях. Если честно, то я не хотел, чтобы Пол был с нами.

Элис смотрела на меня. Без Имени – тоже, он только что получил от меня вторую порцию денег и, похоже, ждал чаевых.

То, что Микки положил в рагу Маккендрика, окончательно вышло, судя по решительному выражению его рта. Он орал, употребляя слова, естественные для его лексикона.

Я посмотрел на Пола и пожал плечами. Даже он был немного смущен. Завтра он наверняка будет искать новую работу.

Сейчас я по-настоящему волновался. Передо мной были Стэп и Маккендрик. Кто-то из них послал Фрэнки Солеру и Тони Моллоя убить Мириам и Рики, а заодно и меня. Они сидели в нашем старом подвале, привязанные к стульям, и я чувствовал, что что-то здесь не так.

Они не выглядели виновными.

Злыми. Недоумевающими. Ожидающими. Ни тот ни другой не вели себя так, как я ожидал. Неужели они не прояснят события того дня?

Правильно сказала Элис: бывших копов не бывает. Я знал, как выглядят виновные люди. Они отводят глаза, ежатся, когда пытаешься их разговорить.

Виновные люди ведут себя так по единственной причине. Они думают: «Он в самом деле знает?»

А сейчас я этого сомнения не видел – ни в глазах Стэпа, ни в выражении лица бандита, притворяющегося великим бизнесменом.

Оставался один человек.

Я сам.

Маккендрик закончил очередную тираду и заорал:

– Да есть ли у тебя на самом деле эта чертова запись, Бирс?

Я не ответил.

Стэп тоже прожигал меня взглядом.

– Знаешь, – сказал он, – я тоже об этом думал. Рано или поздно мои люди найдут сюда дорогу. Тебя и твоих подельников осудят за похищение и сокрытие улик. Если бы у меня была эта пленка, возможно, я бы что-то для тебя сделал. В противном случае…

– Что с вами? – спросил я и кивнул головой в сторону Элис. – Один из вас убил ее мать. Мою жену, ребенка. Он, во всяком случае, был ни в чем не виноват. Возможно, и оба, если бы я был хорошим мужем.

– Я не приказывал их убивать, – сказал Маккендрик. – Возможно, если бы туман рассеялся и я выяснил, какими делами вы занимались в клубе, я бы и убил. Но не тогда.

Я подвинул стул, сел перед ними и посмотрел в лицо Маккендрику.

– Но ведь это ты послал Солеру и Моллоя в клуб… прибраться?

Он скорчил гримасу.

– И что такого? У нас свободная страна. Никто не хочет, чтобы правительство шпионило за собственными гражданами.

Стэп рассмеялся.

– Граждане! Позволь мне кое-что тебе сообщить, Кайл. Граждане – это люди, которые платят налоги, ходят каждое утро на работу и соблюдают законы.

– Знаю, – проворчал Маккендрик. – На меня многие работают.

– Тогда…

– Постойте, – вступил я. – Сейчас не время и не место. Я хочу знать: ты, Кайл, послал в бар двух убийц?

Он скорчил рожу и сказал:

– О'кей, послушай. Если бы ты получил анонимный звонок и узнал, что тебя снимают во время секса и секретных переговоров с друзьями, что бы ты сделал?

– Я попытался бы купить эти записи, – ответил я.

– Вряд ли бы ты так поступил. Ты попытался бы расправиться с ними. Вот тебе и ответ.

– После клуба ты пошел к Мэй Лун? – спросил я. – А потом сюда?

– Шутишь? Мы раскурочили это проклятое заведение и увидели, что записей нет. Нам надо было поскорее убраться из города. Зачем нам охотиться за двумя бабами? Никто из наших к ним не ходил.

– Но кто-то же это сделал! – заорал я.

– Мне кажется, – сказал Маккендрик, – тебе это надо у себя спросить.

Все они в этот момент смотрели в одну сторону. Даже Элис. Смотрели на меня.

– Ну уж нет, – воскликнул я, – не для того я пошел во все тяжкие, притащил вас в свой подвал, чтобы выслушать это. Элис, пойдем со мной, пожалуйста.

Я кинулся к лестнице.

– Куда ты? – спросила она.

– Хочу отдать им то, что они просят, – ответил я, оглянувшись через плечо, оттолкнул китайских тинейджеров, стоявших у меня на пути, и побежал в сад.

Я не мог не заметить, что Элис глянула на Без Имени и сказала ему что-то тихо по-китайски, похоже, это был приказ.

Было холодно. Единственное, что я услышал сквозь туман, были отдаленные крики голодных чаек. Я не мог даже различить силуэт яблони и очертания окружающих стен.

– Ты делаешь то, что нужно? – спросила она, нагнав меня.

– Больше мне ничего не приходит в голову, – ответил я. – Я думал, что меня здесь осенит, что это будет не просто, но очевидно, что я что-то почувствую.

Я оглядел сад и посмотрел на дом.

– Возможно, ответ находится здесь. Но что, если он не тот, что я ожидаю?

Элис дрожала. Если она сделает то, что я предложу, отдам ей все деньги, что у меня остались. Посоветую навсегда уехать из города. Но этого не будет, и я знал это, Мы зашли слишком далеко.

Она положила ладонь на мою руку.

– Ты действительно знаешь, где находится то, что они просят?

– Думаю, что да.

– Это поможет?

– Понятия не имею. Но больше мне в голову ничего не приходит.

Выйдя из поддельной тюрьмы Стэпа, я пребывал в тумане. Он до сих пор не рассеялся. Оул-Крик проглотил меня, наслал странные сны. Были ли они ложью? Вряд ли. Они были частью большой правды, уродливой и более сложной, чем хотелось вспомнить.

Некоторые подробности оживали. Я вспомнил, например, о том, где хранился мой старый револьвер. Это был наш с Мириам тайник.

На память я никогда не жаловался, пока не получил по голове двадцать с лишним лет назад, к тому же меня долгие годы обкалывали какой-то дрянью. Осталось чутье. На людей, места, предметы.

Даже после двадцати трех лет чувствовалось что-то не то. Я взял свой старый полицейский револьвер. Элис не сводила с меня глаз.

– На!

Я подал ей блестящий маленький пистолет Пола. Показал, как снять его с предохранителя, отдал и маленький устричный нож, прихваченный из кухни «Лумис энд Джейк».

– Я и оружие Стэплтона тоже взял. Ты найдешь его под перевернутой фруктовой вазой на серванте рядом с Полом, телохранителем Маккендрика. Возьми его, когда вернешься.

Она посмотрела на пистолет в своей руке.

– У меня уже есть оружие.

– То, что дала тебе Лао Лао. Отнеси его в музей. Возьми это.

– Я не уверена, что он мне понадобится, Бирс.

Ну вот, опять. Тот же вопрос, на который я не знаю ответа: какова ее роль во всем этом?

– Очень благоразумно, но тебе нужно думать наперед. Если по какой-то причине страсти накалятся, весьма вероятно, что мы не сможем действовать заодно. Я хочу, чтобы ты сняла с Пола веревки и дала ему пистолет. Вот этот, блестящий. Поскольку это его оружие, он с ним лучше знаком. Я думаю, что он хороший парень. Он нам может понадобиться.

– Зачем?

Я разозлился.

– Прекрати задавать мне вопросы!

Элис вертела в руке пистолет. Глаза у нее потускнели.

– Бирс… – сказала она тихо.

Ну вот… Нашла время. Я не хотел этого слышать. Я обнял Элис. Она была напугана. По ее лицу я увидел, что она немного стыдилась чего-то.

– Я хочу тебе кое-что сказать.

– Нет, – сказал я и приложил палец к ее теплым, гладким губам. – Я не хочу этого слышать.

– Хочешь. Я не могу…

– Прошу тебя. Что сделано, то сделано. Меня это не волнует. Все, о чем я думаю…

И замолчал. Думал я о ней. Я испытывал к Элис те же чувства, что и когда-то к Мириам, а жена каким-то образом предала меня, загнала в черную бессмыслицу и поплатилась собственной жизнью.

Элис Лун смотрела на меня со спокойной уверенной мудростью, которую я быстро в ней оценил.

– Что, если это был ты? – спросила она. – Эти двое не выглядят виновными.

– Ты заметила?

– Так почему нам просто не уйти? Взять деньги. Купить мотоцикл. Если ты ничего не помнишь, ты уже не тот человек?

– Думаю, что так, – ответил я.

Она обхватила мою шею и с надеждой заглянула в глаза.

– Мы оставили бы их китайцам. Уехали бы куда-нибудь. Прямо сейчас.

– Как далеко мы бы уехали? – спросил я. Она задумалась и горько ответила:

– Навсегда.

Записи были где-то. Должны были быть. Забывчивой из нас двоих была Мириам.

– Это слишком далеко, – ответил я.

Мы пошли по дорожке мимо южной стены, подошли к раздолбанным воротам, которые мы с Элис два дня назад проломили, выехав на почившем ныне «кавасаки». В этот раз мне не понадобилась лопата. Я поднял цементную крышку за ржавый крючок, откинул на сторону и заглянул внутрь.

Там что-то лежало, под коробкой, в которой я держал свой старый револьвер. Хорошее место для тайника. Только двое людей знали о нем. Одного из них не было в живых.

Я встал на колени и сунул в яму правую руку. Наконец дотянулся пальцами до мягкого знакомого предмета, покрытого грязью и заплесневелыми листьями. Вытащил его наружу.

На лужайку упал старый школьный портфель Рики, синий с красным кантом. На момент его гибели в школе были каникулы. Поэтому портфель ему был не нужен.

Элис смотрела на меня, пока я отряхивал паутину и грязь. Затем я расстегнул пряжки.

Мириам уложила все в три полиэтиленовых мешка для мусора, чтобы внутрь не попала вода. Я быстро открыл их. Внутри в пластиковых пакетах лежали три видеокассеты.

– Ты знал? – спросила она, и мне не понравился тон ее голоса.

– Догадывался. По крайней мере… Ты знал.

Сколько раз задавали мне этот вопрос? С тех пор прошла почти четверть века. Знал ли я? А если не знал, то что теперь думает Элис?

– Как ты мог до этого додуматься? – допытывалась она.

– Дело в том, что, когда живешь с женщиной, начинаешь понимать, как устроена ее голова.

Даже когда она оказывается другим человеком, в открытом платье с разрезом.

Элис я не убедил. Если честно, я ее в этом не винил. Тем не менее она сказала:

– Ты не должен…

– Нет. Должен. Мы должны.

Я отнес находку в подвал. Элис последовала за мной. Стэп и Маккендрик сидели молча. Я поднял кассеты.

Без Имени по-прежнему был там, и по какой-то причине мне это показалось странным. Это было наше частное дело. Спокойный, озадаченный Пол мне не мешал. Л вот Без Имени…

Я бросил ему еще денег.

– Это твои чаевые, – сказал я. – Иди на улицу. Послушай радио. Скажи дружкам, что я дам еще, когда мы уладим наш частный бизнес.

– Что за частный бизнес? – спросил Без Имени. Я показал ему кассеты.

– Частный бизнес. О'кей?

– О'кей.

Он пожал плечами и вышел.

На двух кассетах были проставлены даты. На третьей ничего не было написано. Не зная почему, я взял ту, что была без наклейки, вынул кассету, стоявшую в видеомагнитофоне, вставил новую и нажал на кнопку.

Элис была подле меня. Я смотрел на экран. Кажется, она сжала мне руку, хотя я не уверен. Спустя мгновение отошла от меня и встала в дальнем конце комнаты, за Маккендриком и Стэпом, рядом с напуганным, смущенным Полом.

Я был ей благодарен.

На экране появился клуб. Внизу дата, похожая на маленькую татуировку: 25 июля 1985, 12.52. Я вижу Мириам, свою жену. Она лежит обнаженная на какой-то кровати, лицом к камере, волосы разбросаны по подушке. Над ней мужчина. Они… занимаются любовью. Это – вежливое, но неправильное название. Они случаются. Грубо, как животные, и крики, исходящие изо рта Мириам, не те звуки, что знаю я. Я слышал тихие, любящие, взволнованные стоны. Сейчас я слышу рычание, в котором не удовольствие, не боль, а что-то среднее. Страсть, любовь в этом известном всем чуде полностью отсутствуют.

Я не могу понять, кто этот человек. Все, что вижу, лишь затылок. Темные волосы, бледная кожа. Изображение черно-белое. Это не помогает. Однако мне и не хочется его видеть. Такую Мириам я никогда не знал.

Меня охватывает дрожь. Я подхожу к видеомагнитофону и начинаю нажимать на кнопки. Ничего не работает.

Тем временем они доходят до апогея. Крики усиливаются. Она употребляет слова, которые с ней никак не вяжутся. Она орет и закатывает глаза.

Я отчаянно борюсь с машиной. Хочется выстрелить в экран.

Но тут изображение пропадает. На экране появляются прерывистые линии, слышится шипение.

– Это стоило миллион долларов? – спрашивает Кайл Маккендрик.

Я, сам не зная как, направляю в него дуло револьвера и еле сдерживаюсь, чтобы не отстрелить его уродливую голову.

Но на экране снова что-то появляется. Опять Мириам. Внизу время – 16:11. Незадолго до того, как я пришел домой, если то, что мне говорили в суде, верно. Ей и Рики остается жить около часа.

– Видишь, видишь… – шепчет она.

Ее лицо обращено к камере. Это где-то еще. Она напугана, страшно напугана. Волосы прилипли к голове. Она все время откидывает их назад дрожащими пальцами, чаще, чем следует.

– Послушай, – говорит она, – я не знаю, кто ты, посмотрит ли на это кто-то еще. Я хочу это спрятать. О'кей? Не знаю…

Она уходит от камеры. Мы видим подвал. Он чище. Немного. На столе вещи: одежда и другие предметы. В углу чемодан и дорожные сумки.

– Он скоро придет. Если повезет, мы с Рики уйдем. Знаю, я не должна…

Она делает паузу, снова нервно приглаживает волосы.

– Хочется, чтобы кто-то знал. Это был он. Бирс приказал мне делать это. Я не хотела…

Мириам останавливается. В ее глазах настоящие слезы. Похоже, она не владеет собой.

– Он заставил меня делать… эти вещи. С другими мужчинами. Мошенниками. Друзьями.

Ее рот болезненно кривится.

– Я не хотела этого делать, Бирс. Бога ради, зачем ТЫ заставлял меня это делать? Мы не так уж нуждались. Я чувствую…

Она ломает руки и трясет ими, словно они у нее мокрые, а вода с них никак не сливается.

– Ужасно.

Она смотрит прямо в камеру. Серьезное выражение. Мириам говорит:

– Сейчас я возьму себя в руки.

– Он посылал меня к чиновникам. Приказывал делать то, что они скажут. Все.

Пауза. Волосы.

– Все. И ждать, ждать. Потому что в конце концов я узнаю что-то ценное, то, за что заплатят огромные деньги. Таких денег коп за всю жизнь не заработает. С этими деньгами он сможет делать все что угодно. Уехать за границу. Стать кем-то другим. Возьмет меня и Рики, и вдали отсюда мы будем жить в большом доме на морском берегу. Он говорит…

Она судорожно сглатывает.

– …мы продадим информацию тому, кто больше предложит. Бандитам. Правительству. Кому угодно. И…

Мириам вздыхает. У нее усталый, напуганный вид.

– Я ему больше не верю. И не должна была. Бирс сумасшедший.

Она движется к камере.

– Послушайте меня. Бирс сумасшедший. На вид и не скажешь. Все, кто его видит, думает, что он нормальнее всех. Но это не так. Вы не видите того, что вижу я. Здесь. В доме. Он сумасшедший, жестокий и… Думаю, что мы с Рики ему не нужны. Я не хочу уходить. Это нехорошо. Я…

Снова слезы. Трагически приоткрытый рот.

– Я делала это. В том месте… А сейчас я боюсь, что исчезну. Он может это сделать. Он может сделать все, что захочет, и никто не узнает.

Она останавливается. Откуда-то слышится шум, хотя сохранившаяся во мне крошечная частица здравомыслия подсказывает, что это она сама громко стучит ногой по полу.

– О господи. Думаю, это он пришел. Он сказал, что убьет этих людей. Он пугает меня. А теперь он здесь. Господи… Господи! Нам нужно где-то спрятаться. Спрятаться…

Экран темнеет. Старый динамик негромко шумит. По пустому темному экрану пробегают полосы.

Все смотрят на меня, каждый – по-своему.

Взгляд Стэпа говорит: «Я всегда знал, что это ты!»

В глазах Маккендрика читаю: «Скажите на милость!»

И Элис. Бедная, потерянная Элис.

Элис смотрит на меня из другого конца комнаты. Ее глаза блестят от слез и гнева, губы дрожат, она силится сказать что-то…

– Нет, нет, нет…

Это слово выскакивает из ее рта, соединяется в нескончаемую мучительную цепочку.

Я не слышу. Не хочу слышать.

И она кричит:

– Это неправда, Бирс! Скажи мне, что это неправда, и я поверю тебе!

Я подношу дуло револьвера к своему виску.

Бормочу то, что всегда бормотал. Слова выходят легко, словно они запрограммированы в моей голове.

– Не помню. Ничего не помню.

Все так просто. Легкое нажатие на теплый кусок металла под указательным пальцем, мгновенная агония.

И не будет больше такой вещи, как память. Не будет боли. Ничего больше не будет.

Я чувствую сильный удар по затылку. Старая боль, знакомая.

Открываю глаза. Падаю. Слышу голоса.

Надо мной стоит человек с оружием в руке. На рукоятке кровь.

Я смотрю на его китайское лицо и думаю: «Ага!..»

Лежа на полуподвала, оглушенный ударом, я наконец прихожу в себя. У этого лица есть имя. Два имени. А я – дурак, самый глупый человек на свете.

Поднимаюсь. Мой револьвер катится по полу. Вижу Без Имени и остальных китайских подростков. Они нервные и немного испуганные, потому что вся ситуация приняла оборот, которого они не ожидали в своих подростковых фантазиях. Кто-то должен умереть. Это пугает их и одновременно волнует.

Человек, стоящий надо мной, смотрит на Элис Лун. Она подошла ко мне и неуверенно наставила пистолет мне в лицо. Ствол дрожит. Китаец держит собственное оружие дулом вниз. Уверенно.

– Слушайся своего дядю Джонни, – слышу я собственный спокойный голос и вижу ужас в ее глазах. – Или мистера Хо. Уж не знаю, как ты его называешь.

– Ты знал, – говорит она, и это не вопрос. – Думаю…

Ее лицо тревожно, даже нерешительно.

– …думаю, ты умеешь прятать эти вещи, Бирс. Даже иногда от самого себя.

Это правда? Я понятия не имею. Все, что знаю, это то, что не могу оторвать глаз от стоящей рядом с ней фигуры китайца с худым, покрытым шрамами лицом и тощим телом в темной куртке с капюшоном. Своей улыбкой он может издали распугать детишек. Элис этого не видит: как-никак родственник.

Джонни слегка кланяется.

– Конечно, он знал, – говорит он. – Он не дурак. Я же тебе говорил, детка. Он давно это понял, много лет назад. Когда он убил твою маму и всех других людей.

Джонни подходит и бьет меня ногой под дых. Не так больно, как могло бы быть.

– Бирс знал, что я убежал. Я правду говорю? Он просто не ожидал, что я вернусь.

Сейчас я почувствовал сильную боль в животе. Это не самое худшее, что происходит в этот момент.

– Нет, – вздыхаю я. – Я его не знаю. Я никогда не делал ничего…

Я смотрю Элис в глаза.

– Я уверен. Этого человека я вижу впервые. Моя амнезия прошла. Должно быть, удар по голове так подействовал. Извини…

Ее пистолет, направленный на меня, больше не дрожит.

– Ни ты, ни кто-то другой в это не поверит, – добавляю я. – Я тебя не виню.

Я трясу головой, стараясь прояснить мысли, и хорошенько оглядываю китайца.

– Значит, ты убежал? А потом вернулся?

– Вот теперь правильно.

Он гладит себя по лицу.

– Получил это в Сингапуре. Нравится?

Джонни держит в руке небольшой тупорылый пистолет. Похоже, не знает, над кем посмеяться. Надо мной или над своей племянницей, которая, что нехарактерно для нее, не видит, что происходит. У Элис на глазах слезы, и мне кажется, что ей это нравится, потому что слезы смягчают гнев от открывшейся ей правды.

– Восхитительно, – говорю я. – Ты не возражаешь, если я встану?

– Конечно, – улыбается он. – Ты наконец-то нашел записи?

– Да, – говорю я и показываю на две оставшиеся кассеты. Они лежат на видеомагнитофоне.

Стэп пытается вмешаться в разговор. У него серьезное, деловое выражение лица.

– Я представляю федеральное агентство, – говорит мой бывший партнер. У него дребезжащий голос пожилого человека. Он пытается выглядеть достойно, несмотря на веревки. – Обещаю, мы можем заключить сделку. Деньги. Защиту свидетеля. Назовите ваши условия.

– Защиту свидетеля? – хохочет Джонни и снова пинает меня ногой.

Элис по-прежнему целится в меня. Джонни чувствует себя раскованно.

– Зачем мне эти глупости? – спрашивает он.

– Безопасность, сэр, – очень серьезно отвечает Стэп.

Джонни молчит. Выслушивать лекции о безопасности от человека, привязанного к стулу в чьем-то подвале, в комнате с группой вооруженных китайских подростков, готовых сделать, что им прикажут… Я могу его понять.

– Скажи им все-таки, – прошу я. – Пожалуйста. Сделай это для меня. Нет. Сделай это ради Элис.

– Сказать им что, Бирс? – удивляется Джонни.

– То, что случилось, – говорю я, и от одних этих слов мне делается холодно и страшно.

Его улыбка делается еще шире, как у чеширского кота. Я представлял себе такого кота живущим на дереве, охотящимся на птиц. Кот толст, ему и жить-то лень.

– О! Что случилось?

Он слегка кланяется Элис.

– Послушай, Элис, – любезным тоном произносит Джонни Лун. – Ты – взрослая девочка. Хорошая девочка. Помогаешь своей семье. Значит, можешь выслушать взрослые вещи. Дело в том, что мы все были друзьями. Твоя мама, я, Мириам и Бирс. Хорошими друзьями. Иногда я трахал Мириам. Иногда Бирс трахал твою маму.

– Нет, нет, нет, – вскипаю я, но его пистолет поднимается, и я умолкаю. Не из-за пистолета, а из сострадания к боли на ее прекрасном лице.

– Мы вместе обтяпали это дельце. Мы работаем для этого человека. Берем его деньги. Получаем от него кое-что ценное. Продаем это. Только вот…

Он пожимает плечами.

– Только вот глупый белый подонок стал жадничать. Захотел все присвоить. Уничтожил людей. Убил твою маму. Убил Мириам.

– И Рики тоже, – вмешиваюсь я. – Его не забудь.

– Да. Он бы и меня убил, если бы я не сбежал.

Она смотрит на меня. Похоже, не знает, как к этому отнестись.

– Понимаешь? – спрашивает ее Джонни. – Я тебе говорил. С самого начала. Бирс – плохой человек. Убил бы нас всех, если бы смог.

Он кладет ей руку на плечо. Со стороны – заботливый дядюшка, желающий племяннице только добра.

– А сейчас? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Сейчас Элис знает.

Он смотрит на видеомагнитофон.

– Сейчас я хочу что-то продать.

Он смотрит на меня.

– Сейчас ты умрешь.

– Застрелишь этого подонка потом, – вмешивается в разговор Маккендрик. – Послушай, Лун. Выведи меня отсюда. Я дам тебе вдвое больше того, что предлагает федерал. И тебе не придется платить налоги.

– Куча денег за две кассеты, – говорит Джонни.

– Так и есть, – соглашается Маккендрик.

– Дело в том, – продолжает мой новый китайский друг, – что сегодня утром я говорил с людьми с востока. Им бы очень не хотелось, чтобы записи стали известны.

Маккендрик кивает, внимательно слушает, выражает готовность сотрудничать.

– Совершенно верно. Потому-то я и намерен очень щедро платить.

– Они говорят, что только полный придурок мог сначала потерять эти пленки, а потом не суметь их найти. Они платят лучше всех.

– Эй! – вопит Маккендрик, натягивая веревки. Его естество рвется наружу. – Хватит болтать, китаеза. Выведи меня отсюда! Обсудим сделку.

– Вот твоя сделка, – говорит Джонни и всаживает четыре пули в затянутый шелком торс Кайла Маккендрика.

В комнате наступает тишина. Лишь из угла слышатся тихие всхлипы Пола.

– Что случилось… – тихо повторяет Джонни и смотрит на Элис, а не на меня. – Что случилось?! Ты нас кинул, Бирс. У нас была сделка, а ты ее нарушил. Я тебя убью. Я долгие годы ждал этого.

Короткое черное дуло пистолета Джонни направляется в мою сторону. Там, по моему разумению, осталось две пули. Впрочем, на таком расстоянии мне и одной достаточно.

– Нет, – говорит он. – Элис?

Она смотрит на меня, и от ее взгляда мне становится хуже, чем когда-либо за прошедшие несколько дней.

– Он убил твою маму. У тебя все права. Ты его убьешь. Так будет справедливо. Мы возьмем наши деньги и будем делать с ними все, что захотим. Ты хорошая, умная девочка. Я давно за тобой наблюдаю. Мы многое сможем сделать.

Элис Лун не может отвести от меня глаз. Я вытаскиваю из-под стола старый пыльный стул, сажусь на него.

– Скажи что-нибудь, – бормочет она.

– Что, например? У меня нет ответов, за исключением очевидных. Это были Джонни и Мириам. Они все спланировали в постели или в каком-то другом месте. Возможно, хотели надуть и друг друга. Очень может быть, что Мириам собиралась кинуть его так, как кинула меня. Когда он обнаружил…

– Ты… – Элис запнулась.

– Я? Я вел себя как клоун на празднике. Что еще я могу тебе сказать?

– Слушай родственника, Элис! – говорит Джонни. – Ты думаешь, что я мог убить твою маму? Мою родную сестру? Каким же человеком ты меня считаешь?

– Да, слушай родственников, – говорю я. – Спроси Лао Лао. Спроси его родную мать. Знает ли она, кто такой мистер Хо? Знает ли, что пригласила сюда его шайку? Или это сделала ты?

Элис молчит и тем самым дает мне ответ.

– Знает ли она, что этот ее лживый кровожадный отпрыск еще жив? – спрашиваю я, усиливая свое давление.

Джонни подходит и сильно бьет меня по лицу. Я вытираю кровь со рта. Разбил губу. Я даже не почувствовал этого.

– Просто скажи мне, что ты этого не делал, – говорит она.

– Я не делал этого! Ничего не делал!

– Кассета, Бирс. Мы видели запись.

– Я не могу этого объяснить. Я же себя знаю.

Я задумываюсь.

Большой вопрос, самый большой, который люди задавали мне на протяжении двух десятилетий, формируется в ее мозгу. Я знаю это. Понимаю, что скажу.

– Ты знаешь, что не делал ничего подобного? – спрашивает она, и в комнате наступает тишина, потому что они понимают, и в том числе мертвый Маккендрик, каким должен быть мой ответ. Он всегда был таким.

– О господи, Элис, – шепчу я в изнеможении. – Сколько раз мне нужно повторять это? Людям, которых ненавижу. Людям, которых люблю. Не помню. Я не…

Закрываю глаза. Теперь уже все равно.

– Убей меня за мою глупость. За то, что ничего не подозревал. Но только не за убийство. Если не веришь мне, делай что хочешь. Правда…

Надо сказать что-то важное, хотя и не знаю что. «С последними словами, наверное, всегда так получается», – думаю я.

– Правда…

Я начинаю говорить, в мои ноздри вливается запах сухого дерева и крови Маккендрика. Запах этот такой сильный, что я начинаю дрожать.

– Правда, – повторяю я, и никто меня не слышит, даже я сам, потому что на меня обрушилась волна – быстрая, горячая и злая, ревущая и сокрушительная.

В мой мозг ворвался мир, без конца и без края. Его нельзя будет засунуть обратно, в тесное пространство моей головы, в котором он томился долгие годы.

Передо мной тот полдень. Я оставляю машину в гараже и иду в сад. Слышу голоса. Сердитые голоса. Спорят Мириам и Рики.

Жарко. Я устал. Чувствую себя дураком после долгих часов, проведенных у пустого здания. Бесполезная работа. Работа, которую я терпеть не могу.

Я вижу, как Рики бьет кулачками по ее коленям. Он орет, а я смотрю на них. Голова становится тяжелой: передо мной то, чего я раньше никогда не видел.

Это же моя семья, мы все любим друг друга. Такие вещи не могут происходить в любящей семье.

– Рики, – говорю я, и он перестает тузить кулаками, льнет к моим ногам, плачет.

Я смотрю на Мириам и вижу в ее лице то, чего не узнаю. Она в ярости. Злится на мальчика. И на меня – за то, что я вмешиваюсь.

– Ты почему так рано? – в ее голосе мне слышится осуждение.

Жена в пыли и в паутине. Должно быть, делала что-то в подвале. В последнее время она туда зачастила.

– Мне надоело попусту пялиться на дом. А что случилось?

– Плохая мама, мама плохая, – кричит Рики и снова пытается ударить ее маленькими тугими кулачками.

Я останавливаю его, оттаскиваю назад, нагибаюсь и заглядываю ему в глаза.

Вижу, что сынишка страшно разгневан. Это для меня новость.

– Она сказала, что мы пойдем в кино! – кричит он мне.

– Послушай, Рики, иногда взрослые обещают что-то, а потом откладывают. Такова жизнь.

– Она просила сказать тебе, что мы туда ходили.

– Знаешь, я…

В голове пусто. Не знаю, что сказать. Не понимаю, что происходит.

Мириам хватает Рики за волосы.

– Иди в свою комнату, ублюдок, – орет на него Мириам. – Марш в свою комнату. Живо!

Я моргаю. Она бьет его. Довольно сильно, по бледному личику. Рики снова заливается слезами, кричит, а потом пускается бежать по переросшей траве, мимо разбросанных игрушек, мимо велосипеда, купленного в секонд-хэнде, потому что денег на новый велосипед у нас не было. Он бежит в дом и плачет, плачет всю дорогу. Вбегает в кухню и устремляется вверх по лестнице.

Я поднимаю глаза. Занавески его комнаты быстро отдергиваются. На нее, а не на меня слетают злые, горькие слова. Затем наступает тишина.

На крыше птицы. На нас смотрят три вороны.

Это словно дурной сон. Или возвращение в место, которое выглядит как дом, пахнет как дом, и люди в нем вроде бы родные, но все не так, все чужое. Не так, как должно быть.

Она напряжена, вид усталый. Лицо осунулось. На ней белая рубашка и темные запылившиеся слаксы. Я невольно думаю: «Она одевается так, когда мы куда-то выходим». Это бывает нечасто, и мне становится стыдно от этой мысли. Волосы у нее в беспорядке. Это я тоже вижу нечасто.

– Ты сегодня рано, – снова говорит она. – Что, трудно было позвонить?

– Я живу здесь, – говорю я мягко.

– Я – тоже. Просто…

Она думает, что сказать.

– Я тоже думал, что вы с Рики пойдете в кино.

– Пи-Ви Херман, [16]16
  Псевдоним американского киноактера Пола Рубенса.


[Закрыть]– с презрением говорит она. – Я решила приберечь это приятное приключение для тебя. Хотя, когда ты соберешься, этот шедевр сойдет с экранов.

– Мириам…

– Не время. Мне нужно уйти.

– Куда?

– В одно место.

– Когда? Надолго? Зачем?

– Навсегда! – кричит она.

Я не знаю, что сказать и что делать.

– Мне скучно, Бирс. Ты что, так и не заметил?

Я качаю головой. Чувствую себя дураком.

– Не понимаю.

– Все кончено, – говорит она и поводит рукой. – Все. Я, ты, Рики. Оул-Крик. Все прошло и никогда не вернется. А знаешь главную новость?

Указывает на переросшую траву и рассыпанные игрушки. В ее глазах ненависть.

Я смотрю на нее. В голове ни одной мысли.

– Они все повесят на тебя. Я буду в другом месте, и имя у меня будет другое. Тебя посадят в тюрьму, а я наконец буду наслаждаться жизнью. Своей жизнью.

Она поворачивается. Я кладу ей руку на плечо. Она резко оборачивается и хватает меня за лицо. Я чувствую, как ее ногти вонзаются мне в кожу.

– Не трогай меня! Не смей ко мне прикасаться!

Я пытаюсь удержать ее, но она ушла в открытую дверь кухни, принялась искать что-то, рыскать по комнате. Я остолбенел.

Наконец пошел за ней, стал звать:

– Мирам. Мириам?

Ее там нет. Но есть кто-то еще. И не один. Двое. Возможно, и больше.

Я слышу, как закричал Рики. Громко, испуганно, а не гневно, как раньше.

Рики кричит, и наверху я слышу крик Мириам. Это ее голос, и от него у меня кровь стынет в жилах. За несколько секунд ее ненависть перешла в ужас.

В доме люди. Это убийцы.

Прежде чем я что-то успел сделать, на меня обрушивается что-то тяжелое, и я со стоном падаю на пол.

Переворачиваюсь, поднимаю глаза. Надо мной лицо, которого раньше никогда не видел, хотя что-то мне подсказывает: Джонни Лун.

– Она ждала тебя, – говорю я и чувствую кровь во рту.

– Глупая белая шлюха, – бормочет он. – Собиралась меня обмануть.

В его руке кувалда. На ней кровь. Много крови.

– Пошел к черту… – начинаю я говорить, но в глазах темнеет.

Голова вот-вот свалится с плеч.

Такое впечатление, что между моих ушей раскачивается самый большой в мире церковный колокол. Я хочу закричать и знаю, что все бесполезно.

Когда понемногу зрение возвращается, вижу, что он наклоняется и заглядывает мне в глаза.