Текст книги "Земля обетованная"

Автор книги: Дэвид Хьюсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Мне хотелось еще что-то узнать.

– Ты уверена в том, что эти люди тебя не выследят?

– Можешь не сомневаться. Тот фальшивый коп думает, что меня зовут Дженни Вонг и что я живу в трейперном парке на полуострове Пейтон. Я же не дура.

– Да я в этом и не сомневался, – сказал я и осторожно спросил: – Может, Лао Лао пустит нас переночевать? Я буду спать на полу. Где скажут. Мне хочется увидеть эти фотографии. Если я поговорю с ней…

Она неудержимо рассмеялась. Такой я ее еще не видел. Мне страшно захотелось, чтобы у меня были сейчас приличные цветы.

– Ты не можешь называть ее Лао Лао, – сказала она, нахохотавшись. – Это означает «мамина мама». Я могу так к ней обращаться, а ты – нет.

– Как мне ее называть?

– Не знаю. Я туда мужчин не приводила. Может, «бабушка»? Если в твою сторону полетят ножи, будешь знать, что ошибся.

Мы ехали по пустынным улицам, мимо пустых дребезжащих трамваев, в неоновые джунгли Эдема, превратившегося в Чайнатаун, и мне пришла в голову еще одна мысль.

– У меня вопрос, – сказал я, глядя на лениво ползущий в парк пустой трамвай. – Как ты меня нашла?

– Пиво тебе лучше не пить, Бирс. Я это уже говорила. Одна из моих знакомых девушек в баре слышала, что они кого-то разыскивают.

– Нет, я хочу понять, как ты сегодня меня отыскала. У Шелдона.

Должно быть, я показался ей чересчур подозрительным.

– Ах это…

Она сунула руку в сумку и вытащила что-то. Мне это показалось похожим на одну из странных маленьких коробочек нового века. Из этих коробочек торчат провода с наушниками. Я начал привыкать к ним. Когда-нибудь выясню, что они собой представляют.

– Это просто. Ты можешь купить эти штуки в аптеках. Они незаметны. Я прицепила одну из них к тебе, когда ты пошел к реке, потому что мне не понравилось хитрое выражение твоего лица. Я знала, что теперь ты от меня не скроешься. Сегодня. Завтра. В остальные дни. Ты теперь от меня не уйдешь, Бирс. Никогда.

Я принялся отряхивать свой дешевый костюм, кляня современный мир на все лады. Проклятого жучка найти не удалось. Я страшно завелся.

Затем заметил, что она снова смеется.

– Хорошая шутка, – рявкнул я.

– Ты сам напросился, – пожала плечами Элис.

– Спасибо. Ну и как же?

Мы оказались в глубине Чайнатауна. В одном из мест, в которые белые люди ходят не часто, и не потому, что опасно, а потому что местные рестораны подавали еду – куриные лапки, тысячелетние яйца, – такой еды добропорядочные белые люди сторонились.

– Послушай и учись, – сказала она и припарковала автомобиль. – Я знала, что ты ехал в этот промышленный район, потому что вниз по течению реки больше ничего нет. Вот и отправилась сюда, постучалась в несколько домов. Спросила, не видел ли кто человека, похожего на актера массовки из эпизода «Досье детектива Рокфорда». Недолго искала.

– Ах вот оно что. А я об этом и не подумал.

– Со временем бы догадался, – сказала она.

Трудно было сказать, сколько лет бабушке Элис Лао Лао. Это была маленькая, кругленькая женщина с крошечными глазами, сиявшими на лице в форме увядшей дыни. Черные волосы казались скопированными с головы Дэйви Джонса из рок-группы «Манкиз». Квартира находилась на верхнем этаже трехэтажного здания. Дом покосился. Первый этаж пропах сушеными змеями и аэрозолями.

На бабушке было темное старое платье с цветочным рисунком и ярко-розовый передник из полиэфирного волокна.

– Очень любезно с вашей стороны, бабушка, – сказал я и протянул руку с оставшейся поблекшей розой. – Я – мы – очень вам благодарны.

Она осмотрела меня с ног до головы и произнесла с сильным акцентом:

– Никакая я тебе не бабушка, подонок. – Голос, казалось, проходил сквозь несколько пачек табака. Затем обратилась к Элис: – И почему с тобой каждый раз подонки? Не можешь, что ли, найти себе нормального человека?

Она бросила в мою сторону неодобрительный взгляд.

– Этот к тому же и старый. О гос-споди…

По-видимому, момент для поцелуя в щечку и легкой болтовни о прискорбном состоянии мира еще не пришел. Глаза у меня закрывались сами собой, поэтому я лишь хмыкнул что-то неопределенное и спросил, где можно прилечь.

Комната была размером с обувную коробку. В ней стояла всякая дребедень, шкафы с китайскими книгами и крошечными картинами. Скрипучая двуспальная кровать, рядом, на полу, вытертый коврик.

Элис последовала за мной и затворила дверь.

– Можно мне посмотреть фотографии? – вспомнил я.

– Тебе не терпится?

– Я ждал двадцать три года.

Она тихонько выругалась и взяла конверт из пластиковой коробки.

– Вообще-то в душе я терпеливый человек.

Она молчала – и правильно делала.

Всего было шесть фотографий. Мириам и Мэй Лун стояли возле бара с яркой вывеской «Сестра дракона». На лице матери Элис не было косметики. Она стояла, улыбаясь перед камерой. Простая, элегантная красота, не нуждающаяся в искусственной помощи. Мириам тоже была красива, но это я и сам знал. На женщинах была одинаковая одежда. Яркий блестящий шелк, расшитый цветными змейками. На Мэй розовое платье, на Мириам – белое. У платьев был разрез на боку. На двух фотографиях женщины демонстрировали ноги. На одной фотографии я увидел Рики, он был немного смущен. Немудрено. В нашем доме таких платьев никогда не было. Мириам не покупала ничего китайского. Никогда она не позировала так перед фотокамерой. Снимал их, должно быть, Джонни Лун. Фотографии вызвали во мне чувство неловкости.

Я сидел на коврике скрестив ноги и смотрел на фотографии так долго, что потерял счет времени. Элис вернулась в ночной рубашке и принесла мне длинную голубую хлопчатобумажную пижаму, большое пушистое полотенце, одноразовую бритву и крошечный одноразовый набор для чистки зубов. Я отложил фотографии, а она отвела меня в ванную, я привел себя в порядок, и, вернувшись, снова уставился на снимки.

Внизу Лао Лао смотрела по телевизору китайский канал. Звук она включила на полную громкость.

– Я буду спать на полу, – сказал я. – Это полезно для моей спины.

– Бирс, – позвала она тихо с кровати.

– Нет, Элис. Пожалуйста. Я устал, расстроен, разбит после пива и бог знает чего, что в меня вкололи. Хочу закрыть глаза и провалиться в небытие.

В моих ушах снова зазвенели слова Мартина-медика.

«Какие сны в том смертном сне приснятся?»

Кайл Маккендрик, разумеется, не баловал собеседника цитатами из Шекспира. Я это понимал и импровизировал, когда сказал Элис, что в этой игре участвуют две команды. Однако чем больше думал, тем больше в этом убеждался. Одну сторону представлял Кайл, другую – Степ, старый, добрый Стэп.

Был и третий участник. Копы. Даже в этом новом мире они должны были проявлять интерес к осужденному убийце, незаконно, по их мнению, вышедшему из тюрьмы.

Я поднял глаза и посмотрел на Элис, молодую, настрадавшуюся Элис. Она напоминала человека, у которого по непонятной причине земля постоянно уходила из-под ног.

Интересно, в какой из этих трех команд она работает?

– Бога ради, – сказала она сердито. – Это не последняя ночь. Нам нужен хороший сон. Кто знает, с чем придется иметь дело завтра?

– Бирс? – снова прошептала она.

– О господи, – простонал я. – Кто говорил о хорошем сне?

– Я просто хочу, чтобы меня кто-то держал за руку, и все, а кроме тебя здесь больше никого нет.

– Ты мне льстишь.

Я положил на нее руку да так и оставил. Она придвинула ко мне голову. Вот и все. Мы лежали так целомудренно, потому что других мыслей у нас не было. Могу сказать это совершенно честно. Двадцатишестилетняя Элис была сильной женщиной, но не такой сильной, как думала, поэтому ей требовался простой физический комфорт.

От ее волос исходил восхитительный свежий запах. Я давно забыл, как пахнут женские волосы. Некоторое время спустя я почувствовал кое-что еще, вызвавшее воспоминания: на мою шею скатилась слеза.

Она плотнее прижалась к моей груди. Я крепко закрыл глаза и постарался представить ночь в Гвинете: крики в коридоре, грохот металлических засовов, стоны избиваемых людей.

– Бирс, – снова прошептала она, так близко, что я невольно обнял ее хрупкие плечи и крепко прижал к себе.

Не знаю как – клянусь, понятия не имею, как это случилось, – древние пружины кровати предательски заскрипели.

В ту же минуту по двери забарабанил крепкий кулачок Лао Лао. Она громко кричала:

– Не смейте этого делать. Слышите? Не смейте этого делать!

Мы лежали, не смея говорить. Хихикали, как школьники, которых застукали в коридоре.

Затем, не в силах остановиться, я поцеловал Элис Лун в лоб. Очень легко.

Она удивилась этому не меньше меня. Хотя и не протестовала.

Ее кожа под моими губами была нежной и мягкой. Она не отстранилась, и мне показалось, будто меня кто-то вытащил из могилы и вдохнул воздух в мои старые усталые легкие. Возможно, это было недалеко от истины.

Голова распухла от смеси противоборствующих эмоций: вины и гордости, уверенности и смятения, надежды и отчаяния.

Так больше оставаться не могло. Я знал это. Что может быть проще?

Четверг

Когда я проснулся, в окно струился солнечный свет. Пожалуй, слишком желтый. Такое солнце бывает при умирании дня, а не при его рождении. На крыше громко ворковали дикие голуби. За окном грохотал транспорт, в этом шуме я улавливал раздражение людей, возвращающихся домой.

Я посмотрел на часы, стоявшие у кровати. Четыре часа дня. Я один. Под воздействием наркотика и капли алкоголя проспал, должно быть, около семнадцати часов.

На мне была чистая хлопчатобумажная пижама, за что я был благодарен. Снизу доносился громкий звук телевизора, английский канал, и там, к моему смятению, упоминалось мое имя.

«Ох!» – подумал я и пошел вниз по скрипучим ступеням.

Они обе сидели перед маленьким телевизором. У Элис было испуганное выражение лица. Лао Лао квохтала, словно старая глупая курица.

Выпуск новостей подходил к концу.

– Мне не послышалось? – спросил я.

Лао Лао окинула меня злобным взглядом, взяла пульт и, к моему удивлению, вернула телевизионную программу к началу, словно на магнитофоне.

– Как это вам удалось? – изумился я.

Она в отвращении покачала головой.

Через две секунды начали читать новости. Это была местная станция. Основной новостью была казнь бывшего полицейского, приговоренного к смерти двадцать три года назад.

На экране появилась красавица Сюзанна Аурелио, мой адвокат. Она говорила из места, названия которого я никогда не слышал, – «коррекционное заведение Маккендрика». На глазах Сюзанны были слезы, она качала головой и говорила что-то о жестокости смертного приговора.

– Но офицер Бирс убил свою жену и пятилетнего сына, – возразил ей журналист. – Разве такой человек не заслуживает смерти?

Сюзанна промокнула глаза платочком. Она выглядела как на оперной сцене: шелковые одежды, жемчуг, всхлипывания.

– Многие так думают, Брюс. Но я видела, как этот человек пошел сегодня на смерть. Слушала его признание. Он так раскаивался. Вы видели эти последние мгновения…

– Разумеется, – прервал ее с усмешкой журналист. – Здесь мы должны закончить. Ну а теперь об Ассоциации промышленных рекламодателей…

Лао Лао взяла другой пульт дистанционного управления – коллекционирует она их, что ли? – и отключила телевизор.

– Вот это новость! – сказала она, глядя на меня и качая головой. – Новый ухажер не только старый подонок. Он к тому же и мертвый старый подонок.

Находиться вне мира живых – не такая уж плохая новость. Теперь я знал, что копы – настоящие копы, такие как близнецы Тики и белокурый полицейский из бакалейного магазина – уже не станут в поисках меня рыскать по улицам. Теперь мне надо будет бояться только людей Маккендрика и Стэпа. Первые, в чем я успел убедиться, хотели меня убить. Последние, скорее всего, освободили меня незаконно, надеясь освежить мою память в отношении событий, происшедших двадцать три года назад, либо повесить на меня новое преступление.

Казалось невероятным, что я одержу победу над этими двумя командами. Ведь у меня не было никакой поддержки (за исключением помощи), не было информации, настоящего оружия. Я мог истратить двадцать тысяч долларов на «узи» или другую подобную игрушку и начать жизнь по образцу киношных персонажей Клинта Иствуда. Но это было неправильно. Не мое. Более того, мне стало казаться, что я привыкаю к новому веку. Нынешние люди не сильно отличались от прежних. Они просто стали чуть более жалкими и трусливыми. И излишне полагались на неодушевленные предметы и туманные процедуры, подсказывавшие им, как поступить. Когда я был копом и слышал, что кто-то совершил правонарушение, все было просто. Я ехал в тот дом, стучал в дверь, смотрел преступникам в глаза и громко спрашивал: «Ну?»

Все это я уже обсудил с Элис. То, что она сказала, подтвердило мои впечатления. В этом мире, прежде чем приступить к работе, включали компьютер, искали нужную информацию и слепо ей следовали. Думать не надо, делайте, как написано. Поступайте, как вам укажут. Мне показалось, что это девиз нового века, и я подумал, что мне повезло: осталось маленькое пространство, в которое пещерный человек может бросить зажженный фитиль. У предсказуемых людей имеются предсказуемые слабости, и этим надо воспользоваться.

Была и другая отличная новость. Элис сказала, что никому не ведомо, кто она такая. Ясно, что она права. Если бы Стэп или Маккендрик знали адрес Лао Лао, то явились бы сюда, пока я спал, с оружием. Даже почтальон не приходил, жаловалась Лао Лао своей внучке.

Правда заключалась в следующем. Здесь, на третьем этаже тесной квартиры бабушки Лун, пропахшей мертвыми лягушками и бог знает чем еще, доносившимся из китайской аптеки, мы были в безопасности.

Возможно, Элис и тот, кто стоял за ней, хотели, чтобы мы здесь оставались. Я изо всех сил старался понять, доверяю я ей или нет. Проще всего было бы сказать: нет. Она так медленно рассказывала свою историю, что я знал: многое еще не сказано. Была ли причина для такой сдержанности, этого я не знал. Может, в жизни Элис есть куда больший секрет? Я не мог отделаться от факта, что в ту ночь на Оул-Крик она чувствовала себя как дома и ко всему была готова, а ведь прошло всего несколько часов с тех пор, как меня выпустили из Гвинета. Или, если выразиться точнее, из «коррекционного заведения Маккендрика».

Мой отец всегда говорил, что не следует волноваться из-за проблем, которые ты не в состоянии решить. Он был прав. Надо было мне его больше слушать. За прошедшие три дня в меня стреляли, инсценировали казнь, а теперь по телевидению публично объявили мертвым. Через некоторое время человек становится невосприимчивым к таким вещам. Элис спасла меня от иглы очкастого доктора. Увезла от людей Маккендрика с Оул-Крик. Какие бы секреты ни были спрятаны в этой умной молодой головке, я не хотел подвергать опасности ни ее, ни старенькую Лао Лао.

А для этого придется поработать.

Еще раз посмотрев новости с помощью волшебной серебристой коробочки Лао Лао, я пошел в спальню – якобы подумать. Пока я спал, Элис сходила в магазин и купила мне одежду: хлопчатобумажные штаны, две рубашки и другие практичные вещи, о которых не забудет любая женщина. Я оделся, посмотрел на себя в зеркало и удивился тому, что увидел: на меня смотрел мужчина среднего возраста, не толстый, но и не худой, ничем не примечательный, одетый так, как и положено в двадцать первом веке. Мой вид не бросался в глаза, и Элис, умная, красивая Элис, все для этого сделала.

Через некоторое время я спустился вниз и присоединился к ней. Было шесть часов вечера. Из крошечной кухни, притиснутой к ванной комнате, доносился восхитительный запах китайской еды. Лао Лао суетилась около котелка. Вскоре она пришла с двумя тарелками лапши, мясом и овощами, поставила их перед нами и сказала:

– Даже мертвые люди хотят есть. Мне сейчас надо спуститься вниз, поработать. Я нужна старому Фреду.

Я попробовал еду и на мгновение лишился дара речи. Вкус был полон всеми оттенками и ароматами, которых меня методично лишали в тюрьме. Мне хотелось положить еду в коробку и унести ее с собой, чтобы понюхать, когда станет жалко себя. Впервые подумал, что новый век не такой уж и плохой.

Когда голос ко мне вернулся, я сказал:

– Люди. Она назвала меня «люди». Не подонком. Я делаю карьеру.

Элис кивнула. Она успела сбегать в парикмахерскую и подстричься. Женщины часто это делают, когда им нечем заняться.

Или – я возненавидел сам себя за новое подозрение – либо когда тайно встречаются с боссом.

– Она не такая плохая. Вырастила меня, когда всем остальным не было до меня дела.

– Как же это случилось? Ты умна, красива.

– Бирс…

– Я в самом деле так считаю.

На Элис была свежая белая полотняная рубашка и бежевые слаксы. Почти деловая одежда. Со стороны ее можно было принять за гида или за администратора. При разговоре вы повысили бы ее статус до аспирантки. Волосы были чистыми и блестящими, продолговатое лицо интриговало восточной изюминкой. Такой интересной женщины я давно не видел. Что-то случилось с Элис Лун, и мне хотелось узнать, что именно.

– Откуда приехал твой отец? – спросил я.

– На корабле.

Непреклонный взгляд сказал мне, что ничего другого она мне не скажет.

Я указал на маленький шрам над ее левым глазом.

– А это?

– Что «это»?

– Шрам.

– А… шрам. Подралась. С мужчиной, естественно. Я не опущусь до драки с женщиной.

Я ждал подробностей. Когда она увидела, что эту тему я не оставлю, то развернулась и пошла наверх, в спаль НЮ, и вернулась с еще одной фотографией. Она была сделана не так давно. Я повернул снимок и увидел на обороте дату: пять лет назад. Снимок запечатлел подростка на берегу. Похоже, в Гринпойнте. Океанская вода прекрасного синего цвета. Такими же синими были ее полосы, хотя не сказал бы, что это красиво. Я узнал Элис Лун, другую Элис, хотя, возможно, в ней до сих пор жил этот подросток.

Она была страшно худой: из-под потрепанной футболки выступали ребра, джинсы висели на костлявых бедрах. Жесткость была везде – в бровях, ушах, носу. Хуже всего то, что она смотрела в камеру с выражением лютой ненависти. К самой себе, естественно, ни к чему другому.

Я положил фотографию на стол лицом вниз.

– С прошлым покончено. Удивляюсь, что ты не наделала тогда себе больше татуировок.

– Ненавидела иголки, – сказала она. – Поэтому сделала только одну.

– Знаю, – заметил я.

– Ох!

Похоже, она забыла, что разделась передо мной в спальне на Оул-Крик в ту первую ночь. Да мне и самому казалось, что это было давно.

– Так что изменилось?

– Повзрослела. Надоело просыпаться больной, холодной и бедной. Что до бедности, то здесь мало что изменилось. Но, по крайней мере, могу работать, хотя это всего лишь работа за стойкой бара в мини-юбке.

– За последнее время ты сделала немного больше.

Она улыбнулась и ловко подцепила палочками лапшу. Лао Лао предусмотрительно положила мне вилку и ложку.

– Да, Бирс. Мне помогла бабушка. Пришла ко мне под конец. Наплевала и на то, что дело зашло далеко, и на плохую компанию, и на мое глупое, эгоистичное и агрессивное поведение. Забрала меня из больницы и взяла на поруки.

– Значит, теперь она твоя семья, а ты – ее. Выбора у нее нет.

– Почему же? У нее был выбор! В том-то и дело. Она могла меня бросить.

Зеленые глаза гневно сверкнули.

– Она не то, что ты.

– Нет, – сказал я мягко. – Я тебя оставил. Думал, что это в твоих интересах.

– Ты по-прежнему так думаешь?

– Не знаю, – ответил я честно. – Не думаю, что у меня теперь есть выбор. Ты должна понять, что случилось с твоей мамой. И я должен узнать, что пошло не так между мной и Мириам.

– Спасибо.

– На здоровье. К тому же я знаю: если у нас не получится, то пять лет спустя я буду бродить по улицам Чайнатауна, а ты – стоять, привалившись к стене. У тебя снова будут синие волосы и железное лицо. Этого я не хочу.

Она кивнула.

– Я постараюсь. Что будем делать сейчас?

Большой вопрос.

– Мне бы хотелось поговорить со своим старым другом Стэплтоном. Человеком, который тебя во все это втравил. Однако он не сообщил мне ни номера телефона, ни адреса.

Она покачала головой.

– Как ты собиралась получить остальные деньги?

– Он сказал, что оставит их в баре, где работают мои друзья. Я должна была поверить ему на слово.

Ответила она без задержки, не задумываясь.

– И ты говорила с ним в баре? Ни в каком другом месте?

– Да. Он не был похож на копа. Обычно полицейских я сразу узнаю. В наших местах это всякий умеет. Он совсем не был похож на копа.

Мы перестали работать как партнеры за полтора года до убийства Мириам и Рики. Он уволился из отделения. Должно быть, переехал в другой район, а может, вступил в организованную преступную группу с быстрыми автомобилями и солнцезащитными очками фирмы «Рэй-Бэн». На некоторых полицейских так действует «Полиция Майами».

Хорошо, я попытаюсь отыскать его другим способом. Но все равно, нам нужно с кем-то поговорить.

– С кем? – пожала плечами Элис.

На это я знал только один ответ.

– Пора встретиться с моим адвокатом.

Когда я в последний раз видел Пеликан-Бэй, это была маленькая защищенная бухта, втиснутая между южной оконечностью Гринпойнта (там проживала элита) и пустынным каменистым берегом, подступавшим к мосту Де Сото. Мы часто брали туда с собой Рики. Он играл и смотрел на птиц и тюленей. Думаю, с той поры и появилась у него тяга к пингвинам. Там была единственная стоянка, рассчитанная на сто пятьдесят автомобилей, сторожка охранника, где можно было бесплатно взять брошюры с описанием дикой природы. Там же находилось кафе, работавшее только летом по выходным. Можно было выпить кофе и съесть мороженое.

Сюзанна Аурелио жила здесь с мужем номер пять. Место вроде бы называлось «Оушн-виста гарденс». Смеркалось, когда Элис, сидя за рулем «вольво», съехала с холма на новенькую частную автостраду, идущую к берегу. Я видел сверху, что место переменилось. На улицах горели фонари, окна домов светились в произвольном порядке, и это говорило о деньгах. Когда строят для бедных, улицы идут строго по прямой, и дома похожи один на другой, как близнецы. Богачи желают убедить себя в том, что отличаются от других. Даже от таких же преуспевающих соседей. Я понятия не имел, откуда начать, где живет Сюзанна. Ее адрес Элис нашла с помощью компьютера в каком-то юридическом справочнике.

– Сначала спустись к берегу, ладно? – попросил я. – Я сто лет не ходил по песку.

– Как романтично. К сожалению, это невозможно. Пляж в частной собственности. Я же тебе говорила.

Она повела рукой. Мы приблизились к большой полукруглой сторожке. Она была похожа на будку тюремного охранника. Со всех сторон торчали камеры слежения. Человек в темной форме внимательно смотрел на нас и готовился выйти из будки. За решеткой я видел лунный свет, бегущий по темным океанским волнам, и блеск отличного песка, на котором мы так часто сидели, вдыхая соленый морской воздух.

– Что за чертовщина? – спросил я, рассердившись.

– Это территория квартала. Сейчас здесь живут богатые люди. Так может жить любой, были бы деньги.

– За решеткой?

– Похоже, что так.

– Пляж! Я хочу походить по пляжу.

– Не можешь. Это территория принадлежит жителям квартала. Их собственность.

«Никто не может владеть пляжем, – подумал я. – Это неприлично».

А я-то думал, что пройдусь пешком по улице Сюзанны, посмотрю названия домов – ее дом назывался «Белладжио», – нажму кнопку звонка и подожду, когда служанка ответит. Зря надеялся. К нам шел человек в униформе. У него были дубинка и пистолет. Его легко можно было принять за полицейского.

– Это что, частная охрана?

Она кивнула.

– Они повсюду могут расхаживать с оружием?

– Они могут делать все, что им заблагорассудится. Это у простых людей нет оружия. Богатые нуждаются в защите.

– А мы не нуждаемся? – спросил я. – Можешь не отвечать: это риторический вопрос. Я все улажу. Лучше, чтобы тебя никто не видел. Поезжай, кино посмотри. Я позвоню, когда закончу.

Она улыбнулась мне немного снисходительно.

– И как ты это сделаешь?

– Э…

Элис сунула руку в сумку и вытащила маленькую пластмассовую коробочку, похоже, что телефон. Дамская модель, того же противного розового цвета, что и тот, которым она пользовалась раньше, только чуть больше.

– Положи это в карман, – приказала она. – Если через два часа не позвонишь, позвоню тебе сама. Если понадоблюсь, просто нажми на кнопку, пока не зазвонит. Это мой номер.

Я поблагодарил и быстро вышел из машины. Фальшивый полицейский был уже близко, и я не хотел, чтобы он увидел Элис. Она уехала не слишком быстро, но и не слишком медленно.

Я улыбнулся охраннику и сказал:

– Мне бы хотелось увидеть Сюзанну Аурелио, сэр. Может, знаете, дома ли она сейчас?

Это был самоуверенный парень лет двадцати пяти, явно довольный тем, что ему выдали и форму, и оружие. Телосложение у него было такое же, как у Маккендрика: жир переходил в мускулатуру.

– Она вас ожидает?

– Нет. Хочу устроить сюрприз. Я ее кузен, с восточного побережья. В школе вместе учились. Пять лет друг друга не видели. Мой рейс задержали, вот я и подумал… – Я улыбнулся. Оказалось – напрасно. – А ее муж? Тоже дома? – спросил я.

Он повернулся к сторожке, вероятно, ожидая, что я последую за ним.

– Можете позвонить ей по видеотелефону, – сказал он, не ответив на мой вопрос. – Если она разрешит, вы войдете. Если не узнает вас, у нас состоится интересный разговор.

Сюзанна появилась на экране. Прекрасна, как всегда. На мое лицо упал свет.

Я заорал:

– Сюрприз!

Она завизжала.

Охранник сурово на меня посмотрел.

– Я же предупредил, что будет сюрприз, – улыбнулся я.

Понадобилось две минуты. Мне нужно было убедить Сюзанну, что я не призрак. Зачем бы призраку пользоваться видеотелефоном?

Наконец ворота зажужжали, и я вошел в «Оушн-виста гарденс», следуя указаниям охранника.

Здесь было хорошо, зелено. Пахло олеандром, над блестящим голубым зеркалом бассейна поднимался туман. Там, где когда-то мы смотрели на пеликанов, выстроили виллы, сад каждой из них охраняла металлическая ограда.

Охранник звонил кому-то, и я не мог не обратить на это внимания.

Она встречала меня у дверей, одетая словно для торжественного случая: длинное с глубоким вырезом вечернее платье из синего шелка, плотно обнимающее ее по-прежнему безупречную фигуру, двойная нитка жемчуга на лебединой гладкой шее. Я познакомился с Сюзанной Аурелио, когда ей исполнился двадцать один год. Студенткой юридического факультета она ходила по городским судам: подыскивала адвоката, любого адвоката, который «взял бы ее под крыло».

Она была хороша нежной, невинной красотой. Внешность кинозвезды – короткие блестящие темно-рыжие полосы, великолепная белая кожа, блестящие чувственные глаза. Когда она с тобой говорила, казалось, что, кроме тебя, в мире для нее никто не существует. При этом обладала умом, таким острым, что им можно было вскрывать пакеты с вещественными доказательствами. Сюзанну часто и охотно «брали под крыло». Ей не исполнилось еще и двадцати пяти, а ходили слухи, что со спинки ее кровати свешиваются скальпы судей, коллег-адвокатов, городских и государственных политиков, а также кинозвезд и известных рок-музыкантов.

Моего скальпа там не было, хотя она и старалась. Это обстоятельство дало мне возможность вникнуть в любовную технику Аурелио. Я явился в ее маленькую квартирку под предлогом работы. Незаконно показал вещественное доказательство, которое надо было предъявить в суде. Дело касалось подростка, которого обвиняли за распространение наркотиков. Подросток был невиновен. Его подставили, потому что кому-то не нравились ни его лицо, ни происхождение. Ни на том ни на другом не было отпечатано слово «белый». Адвокату не потребовалось тащить меня в постель, чтобы узнать это. Я так ей и сказал и не мог понять, была ли она этому рада или оскорблена тем, что нашелся человек, который ее отверг.

Мне, впрочем, было все равно. Множество дел, которые вела Сюзанна, были хорошими принципиальными делами, она выступала в защиту бедных людей, которые, вполне возможно, были невиновны. Тем не менее это не останавливало ее от использования незаконных трюков. Прекрасным делом для Сюзанны – молодой Сюзанны – являлось такое, которое обличало бы социальную несправедливость и в котором вещественные доказательства, собранные против подсудимого, с помощью финансовых махинаций и продуманного применения секса чудесным образом исчезали в комнате судьи.

Вот на таких опорах и строятся юридические карьеры.

– Ох, Бирс, – прошептала она, покрывая поцелуями мое лицо и шею. – Что случилось? Входи, входи…

Дом можно было назвать «особняком», если бы он был чуть поменьше. С обеих сторон большого холла поднимались две полукруглые лестницы, далее шли многочисленные комнаты. Двери повсюду были открыты, так что можно было в них заглянуть.

Пол сиял. Похоже, средиземноморская терракота или что-то в этом роде. На стенах картины, маски, фарфоровые декоративные тарелки. Множество столиков из темного, почти черного дерева, на них – вазы с букетами роз и лилий. В конце – длинное внутреннее окно, из него посетители могли видеть парк с бассейном, теннисным кортом, статуями. Парк раскинулся до самого пляжа. Когда-то моего пляжа.

Я почувствовал себя не в своей тарелке.

– Где твой муж, Сюзанна? – спросил я.

– В Карибском круизе, трахается с младшим партнером, – сказала она.

Ее волосы не утратили огня (возможно, не без помощи краски) и по-прежнему спускались на стройную шею. Я смотрел на ее невинное лицо и дивился тому, что она ничуть не изменилась. Правда, гардероб стал гораздо дороже.

– Пусть погуляет. Когда увидела тебя, отпустила на мочь слуг. Решила, так будет лучше.

– Слуги мертвецам ни к чему.

Она смотрела в мои глаза с такой любовью, что мне стало неловко.

– Ох, бэби, – проворковала Сюзанна и снова притронулась к моим щекам мягкими ладонями. – Все эти годы я мечтала вытащить тебя из этой ужасной, вонючей тюрьмы. И не получилось. А теперь ты здесь. Что случилось, Бирс? Сюда…

Она взяла меня за руку и провела в гостиную. Там стояла софа, на которой свободно улеглась бы семья из шести человек, и плоский телевизор, размер которого не уступал экрану частного кинотеатра.

– Выпьем, – предложила она.

– Спасибо, не надо.

– Никаких возражений.

– Тогда, может, пива?

Она пошла в кухню и вернулась с двумя бокалами. В моем было что-то экзотическое и иностранное. От ее бокала пахло водкой со слабой примесью тоника.

Я предложил за нее тост. Она потянула меня к софе и уселась очень близко.

– Салют, – пробормотала она. – Я никогда еще не приветствовала привидение.

– Да и сейчас ты этого не сделаешь. Это я, Сюзанна. Во плоти.

– У меня есть глаза, – сказала она тихо, но отчетливо.

– И все же… я должен спросить.

Вопрос был трудный и необычный.

– Давай.

– Сегодня днем я видел телевизионную передачу. Ты говорила, что видела меня мертвым и все такое.