Текст книги "Журнал «Если», 2000 № 01"

Автор книги: Дэвид Геммел

Соавторы: Дмитрий Володихин,Владимир Михайлов,Кэролайн Черри,Владимир Гаков,Эстер М. Фриснер (Фризнер),Сергей Кудрявцев,Владимир Михайлов,Евгений Дрозд,Александр Ройфе,Константин Дауров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Глава 6

После восстания триновантов в Британию вошел мир, хотя и тревожный. Утер мерил шагами залы Камулодунума, словно запертый в клетке боевой пес, и из окон своих покоев в северной башне всматривался в дороги. Всякий раз, когда прибывал вестник, король спешил в большой зал, срывал печати с грамот и пожирал глазами строки, ища известия о восстании или набеге. Но все лето и осень царил мир, урожай был убран, ополченцы распущены по домам.

К Утеру все приближались с опаской, ощущая его беспокойство. По ту сторону Галльского моря в сикамбрские королевства Бельгику и Галлию вторглись страшные полчища, уничтожая их войска, сжигая города. Римский епископ объявил вражеского вождя Вотана Антихристом, но в этом не было ничего необычного. Десяток варварских королей и вождей уже проклинались церковью, а затем вновь принимались в ее лоно.

Рим послал пять легионов на подмогу сикамбрам. Они были полностью уничтожены.

Однако в Британии люди наслаждались жарким летом и затишьем в войне. Амбары ломились от запасов, цены на хлеб и вино стремительно падали. Жаловались только купцы, потому что война перекрыла путь выгодным галльским товарам. Теперь в Дубрисе и Новиамагу-се торговые суда появлялись лишь изредка.

Каждое утро Утер поднимался на северную башню, запирал дубовую дверь и вкладывал Меч Силы в желоб, вырубленный в сером камне. Затем опускался перед ним на колени, сосредотачивал мысли и ждал видений: дух короля парил над страной от Пинната-Кастры на севере до Дубриса на юге, от Гарианнонума на востоке до Мориоду-нума на западе, высматривая вооруженные отряды. Не увидев ничего подозрительного, он обращал взгляд на побережья: не показались ли на серых волнах длинные корабли, не приближаются ли разбойники-викинги.

Но море было пустынным.

Как-то в ясное солнечное утро он попытался заглянуть за Галльское море, но его остановила сила, которую он не сумел ни увидеть, ни преодолеть, точно стену из хрусталя.

В растерянности он вернулся в свою башню и вынул Меч из желоба. Потом вышел на парапет, всей кожей ощутил прохладу осеннего бриза, и на некоторое время его смутные страхи улеглись.

В полдень к нему вошел его слуга Бальдрик с вином, холодным мясом и блюдом синих слив. Утеру не хотелось разговаривать. Он сделал Бальдрику знак уйти, сел у окна и устремил взгляд на морские дали.

Не впервые за последние десять лет он пожалел, что рядом с ним нет Мэдлина. Владыка-волшебник либо рассеял бы его страхи, либо – в худшем случае – установил бы, что за опасность им угрожает.

– Будь желания лошадьми, нищие разъезжали бы верхом, – пробормотал Утер, изгоняя воспоминания о том, как Мэдлин его покинул. Злые слова, едкие, словно кислота, извергал Утер в тот день. Не прошло и часа, как он пожалел о них, однако взять назад не мог. И Мэдлин покинул его…

Как Лейта. И Кулейн…

Утер налил себе еще вина, чтобы притупить воспоминания, но они стали только острее. Гьен Авур, Лесная Лань – имя, данное Кулейном Лейте, имя, употреблять которое Утеру запрещалось. Но он любил ее и без нее потерял себя.

– Зачем ты толкал ее в его объятия? – прошептал он.

Ни логика, ни рассудок не давали ответа. Однако Утер знал, где он прячется – в лабиринте черного чувства. Семена безумия были посеяны в ту ночь в другом мире, когда юноша впервые познал девушку, только чтобы услышать, как она прошептала имя Кулейна. Золото превратилось в свинец, свет канул во мрак. Но даже и тогда он мог бы простить ее, потому что Кулейн был мертв. Он не хотел ревновать ее к трупу. Однако Владыка Ланса вернулся, и Утер увидел, как в глазах Лейты возродилось пламя любви.

Но отослать его он не мог, это было бы поражением. И убить его он не мог – Кулейну он был обязан всем. Ему оставалось надеяться, что любовь к Владыке Ланса отступит перед брачной клятвой, данной королю. Так и случилось – но этого оказалось мало. Он вновь и вновь испытывал ее верность, обходился с ней с пугающим равнодушием, ввергал ее в отчаяние, толкал на то, чего страшился превыше всего.

Король глупцов!

Утер – Кровавый король, полководец, не знающий поражений! Ни одно войско не в силах противостоять ему, но что в том, раз он живет в холодной башне, зная лишь одиночество? Ни сыновей, подрастающих ему на смену, ни любящей жены. Он обернулся к бронзовому зеркалу. У корней выкрашенных хной волос проглядывала седина, а глаза были бесконечно усталыми.

Он вновь вышел на парапет и посмотрел вниз, во двор. Сикамбр Урс прогуливался там рука об руку с девушкой. Утер не узнал ее, хотя словно бы уже где-то видел. Он улыбнулся. Лошадиные панцири, как установила проверка, никуда не годились – набухли от дождя, утратили непробиваемость. Зато Урс оказался прекрасным начальником конного отряда. Подчиненным нравились его дружеская непринужденность и находчивый ум, а вдобавок он не был опрометчивым и понимал, как нужны для стратегии терпение и предусмотрительность.

Король наблюдал, как Урс безмятежно обнял девушку за плечи, привлек к себе и, приподняв ее подбородок, поцеловал в губы. Утер покачал головой и отвернулся. Теперь он редко приказывал прислать в его покои женщину – после его охватывала глубокая печаль, холодная пустота одиночества.

Его взгляд обратился на зеленый мир вокруг: пологие холмы и усадьбы земледельцев, стада коров и овец. Все дышало миром. Утер негромко выругался. Годы и годы он укреплял миф, что он – земля, душа и сердце Британии. Только его доверенные друзья знали, что силу ему дает Меч. Однако теперь Утер даже без помощи заповедного оружия ощущал зловещую угрозу, надвигающуюся из теней. Спокойствие вокруг было лишь иллюзией.

«Или ты стареешь? – спросил он себя. – Ты так долго сотворял живой миф, что и сам в него поверил?»

Налетел порыв холодного ветра, и король вздрогнул.

Угроза? В чем она? И от кого исходит?

– Государь! – послышался голос. Утер резко обернулся и увидел в двери Викторина. – Я постучал в наружную дверь, но не услышал отклика, – сказал римлянин. – Прости, если я не вовремя.

– Я задумался, – сказал король. – Какие новости?

– Римский епископ заключил договор с Вотаном и подтвердил его право на Галлию и Бельгику.

Утер усмехнулся.

– Недолго же он ходил в Антихристах, верно?

Викторин кивнул и снял бронзовый шлем. Из-за белоснежных волос он выглядел много старше своих пятидесяти лет. Утер прошел мимо него в покои и жестом пригласил полководца сесть.

– Все еще не носишь ни усов, ни бороды, мой друг, – сказал король. – Что ты будешь делать теперь, когда в наши гавани уже не приходят корабли с пемзой?

– Возьмусь за бритву, – ухмыльнулся Викторин. – Не подобает римлянину смахивать на немытого варвара.

– Негоже говорить так со своим королем, – сказал Утер, почесывая собственную бороду.

– Но к своему несчастью, государь, ты родился без капли римской крови. Могу только выразить свои глубочайшие соболезнования.

– Надменность Рима пережила даже его падение, – сказал Утер, улыбаясь. – Так что Вотан?

– Донесения противоречивы, государь. Он одержал четыре решительные победы в Сикамбрии, сокрушив меровеев. О судьбе их короля ничего неизвестно. Одни говорят, что он бежал в Италию, другие – что он нашел приют в Испании.

– Его стратегия? Использует конницу? Или римскую фалангу? Или это просто орда, берущая верх благодаря своей численности?

– Его войско разделено на отряды. Есть конница, но полагается он главным образом на лучников и пеших воинов с боевыми топорами. И сам дерется там, где битва жарче всего. Говорят, ни один меч не способен рассечь его броню.

– Вотан отправил послов к другим королям? – спросил Утер.

– Насколько нам известно, нет – только к римскому епископу и мальчику-императору. Он обязался не вторгаться в Италию.

– Так куда же он поведет свое войско?

– Ты полагаешь, он вторгнется в Британию?

– Мне надо узнать о нем побольше. Откуда он? Как ему удалось сплотить германские племена, скандинавов и готов, создать из них такое дисциплинированное войско? И за столь короткое время.

– Я мог бы отправиться к нему послом, государь. Его двор сейчас в Марции.

Утер кивнул.

– Возьми с собой Урса. Он знает тот край, его жителей, язык. И возьми дары. Я подберу что-нибудь подходящее.

– Слишком богатый подарок могут истолковать как слабость, государь, и ведь ты заключил договор с Меровеем.

– Меровей был дураком, а его войско – посмешищем всей Европы. Договор же касался торговли, и только. Объяснишь Вотану, что договор заключили короли Сикамбрии и Британии, и я признаю, что соглашение остается в силе, как я признаю его право на трон.

– А не опасно ли это, государь? Ты ведь поддержишь право завоевателя против права наследования.

– Мы живем в опасном мире, Викторин.

Урс проснулся в холодном поту, сердце у него отчаянно колотилось. Девушка рядом с ним мирно спала под шерстяным одеялом. Ее дыхание было ровным. Принц встал с кровати и подошел к окну, отдернул бархатные занавески и дал ветру охладить свое пылающее тело. Сон казался таким реальным! Он видел, как за его братом гнались по улицам Марции, как его схватили и приволокли в большую залу. И Урс смотрел, как высокий светлобородый воин вырезал сердце его брата из еще живого тела.

Он отошел к столу. В кувшине оставалось немного вина. Он налил его в кубок и выпил одним глотком.

Просто сон, твердил себе принц. Рожденный его мыслями о вторжении в Галлию.

В его голове вспыхнул ослепительный свет, который нес с собой мучительную боль. Урс вскрикнул, шатаясь, ничего не видя, шагнул вперед и опрокинул стол.

– Что с тобой? – закричала девушка. – Христос Сладчайший, ты заболел? – Но ее голос замер в отдалении, а уши принца заполнил грохот. Потом его зрение прояснилось, и он вновь увидел светлобородого воина, который теперь стоял в глубокой круглой яме. Вокруг него толпились другие воины, все в рогатых шлемах с тяжелыми боевыми топорами в руках. Над ними открылась дверь, двое стражников подтащили голого мужчину к деревянным ступенькам и принудили спуститься в яму. С ужасом Урс узнал Меровея, короля Сикамбрии. Борода его была спутана, волосы слиплись от грязи, худощавое тело несло следы пыток – перекрещивающиеся рубцы от бичей.

– Добро пожаловать, собрат король, – сказал высокий воин, хватая пленника за бороду. – В добром ли ты здравии?

– Проклинаю тебя, Вотан! Да поглотит тебя пламя Ада!

– Глупец. Ад – это я, и я зажигаю пламя.

Меровея подтащили к обмазанному салом острому колу и подняли высоко в воздух. Урс отвел глаза, но не мог оградить уши от жутких звуков зверской расправы. Вновь яркая вспышка, и теперь перед его внутренним взором встала картина, разворачивающаяся в большой деревянной зале. Воины окружили толпу, нацеливая копья на мужчин, женщин и детей, застывших в безмолвном ужасе. Урс узнал многих – его двоюродные братья, дядья, тетки, племянники. Здесь была собрана почти вся меровейская знать. Воины в кольчугах начали обливать пленных водой из ведер, насмехаясь и хохоча. Шутовское зрелище, исполненное непонятного ужаса. Вновь вперед вышел светлобородый Вотан, на этот раз с горящим факелом в руке. Под стоны пленных Вотан засмеялся и швырнул факел. Полыхнуло пламя… и Урс внезапно понял: их облили не водой… а маслом. Копьеносцы поспешно отступали, а горящие люди метались, точно живые факелы. Огонь побежал по стенам, и черный дым заволок все.

Урс закричал, захлебываясь рыданиями. Он бы упал навзничь, если бы вовремя не подоспела девушка.

– Святый Боже, – запричитала она, поглаживая его лоб. – Что с тобой?

Но он не мог ответить. Во всем мире не находилось слов.

Была только боль.

Из соседней комнаты вошли два центуриона и уложили Урса на широкую кровать. В коридоре сгрудилась челядь. Позвали лекаря, а девушка тихонько оделась и выскользнула из комнаты.

– Что с ним такое? – спросил Плутарх, молодой начальник конного отряда, за лето подружившийся с Урсом. – Он ведь не ранен.

Его товарищ, Деций Агриппа, худой воин с десятью годами сражений за плечами, только пожал плечами и посмотрел в немигающие, остекленевшие глаза Урса.

И осторожно опустил его веки.

– Он умер? – прошептал Плутарх.

– Нет. По-моему, у него припадок. Я знавал человека, который вдруг костенел и дрожал мелкой дрожью в таком вот приступе. Говорят, великий Юлий страдал этим недугом.

– Так он придет в себя?

Агриппа кивнул, потом обернулся к стоящим в коридоре.

– Отправляйтесь спать, – скомандовал он. – Представление окончено.

Вместе с Плутархом он укрыл Урса полотняной простыней, а поверх нее – мягким шерстяным одеялом.

– Любитель роскоши! – сказал Агриппа, ухмыляясь. Он редко улыбался, и теперь его лицо стало почти красивым. Аргиппа был рожден командовать – хладнокровный неприступный воин, чей опыт и неодобрение опрометчивой смелости заслужили такое уважение, что от желающих служить под его началом не было отбоя. В битвах он терял меньше людей, чем другие лихие начальники, и тем не менее неизменно достигал поставленной цели. В конных когортах его прозвали Ночным Кинжалом или попросту Кинжалом. Плутарх был его вторым декурионом, молодым человеком, недавно покинувшим родной Эборакум, так что ему еще предстояло показать, чего он стоит на поле боя.

Вошел лекарь, нашел пульс Урса, послушал его дыхание и попытался привести в чувство при помощи пахучего снадобья. Но Урс не шевельнулся, хотя Плутарх закашлялся и поспешил отойти.

– Он в глубоком обмороке, словно от удара, – заключил лекарь.

– Что тут произошло?

Агриппа пожал плечами.

– Я спал в соседней комнате и проснулся оттого, что сначала закричал мужчина, потом женщина. Я вошел сюда с юным Плутархом: сикамбр лежал на полу, а женщина рыдала. Я решил, что это какой-то припадок.

– Не думаю, – задумчиво произнес лекарь. – Мышцы не сведены судорогой, а сердце бьется хотя и медленно, но ровно. Ну-ка, – обернулся он к Плутарху, – поднеси фонарь к кровати.

Молодой человек повиновался, и лекарь оттянул правое веко принца. Зрачок сузился до черной точки в синем кружке радужки.

– Вы его хорошо знаете?

– Я почти нет, – ответил Агриппа, – но Плутарх много дней проводил с ним вместе.

– Он причастен тайнам?

– Нет, не думаю, – сказал Плутарх. – Он никогда ничего такого не говорил. Правда, один раз упомянул, что дом Меровеев славится своим постижением магии, но при этом он улыбнулся, и я решил, что он шутит.

– Так значит, – продолжал лекарь, – он не говорил на непонятных языках, не занимался гаданием, не толковал знамения?

– Нет.

– Ну хорошо, пока пусть полежит тут. Утром я пришлю дочку с настоем для него. И он проспит до вечера.

– Благодарю тебя, почтеннейший, – торжественно произнес Агриппа.

На рассвете кожа Урса начала зудеть, и наконец он сумел открыть глаза. Долгое время он смотрел на грубо отесанные балки потолка. По щекам его струились слезы, а воспоминания жгли душу. Наконец жаркая боль горя сменилась льдом ненависти.

Открылась дверь и вошла Порция, его ночная подруга, с деревянным подносом, на котором рядом с деревянной чашей ключевой воды стояла тарелка с хлебом и сыром, а также крохотный бронзовый фиал, закупоренный воском.

– Тебе лучше? – спросила она, поставив поднос на ларец у стены и закрыв дверь.

– И да, и нет, – ответил он.

Она села рядом с ним, обняла его, прильнула к нему худеньким телом. Он почувствовал сладкий аромат ее каштановых волос, ощутил ее маленькие груди. Он взял ее за подбородок и нежно поцеловал.

– Я сожалею, что из-за меня ты вчера попала в неловкое положение. Прости меня. И вообще, ты заслуживаешь лучшего…

– Не проси прощения. Ты не сделал мне ничего плохого. – Только тут до ее сознания дошло, что он отверг ее любовь. Однако она была римлянкой и из гордого рода. – Вот еда. Тебе следует подкрепиться.

– Мне надо увидеть короля.

– На твоем месте я сначала бы оделась… и вымылась. – Она отодвинулась от него, встала и направилась к двери. – Ты просто дурак, Урс, – сказала она, и дверь за ней закрылась.

Принц быстро умылся, затем надел рубаху, тунику, черные гетры и накинул серебристо-серый плащ. Британскому командиру конного отряда этот костюм обошелся бы в годовое жалованье, но впервые Урс, глядя в длинное бронзовое зеркало, не почувствовал никакого удовольствия.

Хотя он просил доложить, что у него неотложное дело, король утром его не принял; и до назначенного часа принц бродил по Камулодунуму. Позавтракал в саду харчевни, потом отправился на улицу Оружейников и купил новый меч с чуть изогнутым лезвием в берберском стиле. Эти мечи пришлись по вкусу конникам Утера. Для всадника изогнутый клинок куда удобнее традиционного гладия, к тому же они были длиннее.

Церковный колокол отбил четвертый час после полудня, и Урс поспешил к северной башне, где Бальдрик, слуга и оруженосец Утера, велел ему подождать в длинной зале под покоями короля. Там Урс просидел еще один мучительный час, и только тогда его проводили к королю.

Утер, чьи волосы были заново выкрашены, а борода расчесана, сидел в лучах предвечернего солнца и взирал на поля и луга за стенами города. Урс поклонился.

– Ты заявил, что дело не терпит отлагательства, – начал король, указывая на сиденье у парапета.

– Да, государь.

– Я слышал о твоем припадке. Все прошло?

– Телесно я здоров, но сердце мое разрывается.

Быстро и ясно Урс описал представшие ему видения – и гнусные расправы, свидетелем которых стал.

Утер выслушал рассказ, не проронив ни единого слова, но его серые глаза померкли и смотрели куда-то вдаль.

– Это был не сон, государь, – сказал Урс, неверно истолковав его молчание.

– Я знаю. – Утер встал и прошелся по парапету. Потом обернулся к принцу.

– Что ты чувствуешь к Вотану?

– Я его ненавижу, государь, как никого другого.

Утер кивнул.

– А зачем ты пришел ко мне?

– Просить разрешения вернуться домой… и убить узурпатора.

– Нет, его ты не получишь. Я пошлю тебя в Марцию, но ты поедешь с Викторином и военным отрядом – посольством к новому королю.

– Митра Сладчайший! Увидеть его и не убить? Кланяться и расшаркиваться перед этим гнусным зверем?

– Послушай меня! Я не земледелец, чья забота – семья да скудный урожай ячменя. Я король. И обязан защищать землю, народ. Ты думаешь, Вотан удовлетворится Галлией и Бельгикой? Нет. Я ощущаю присутствие его зла, ощущаю, как его холодные глаза рыщут по моим землям. Судьба сведет нас на поле кровавой битвы, и чтобы победить, мне нужны сведения – о его воинах, о его приемах, его слабостях. Ты понял?

– Да, государь. Будь по-твоему.

– Отлично. А теперь нужно дать тебе другое имя… и другое лицо. Вотан истребил род Меровея, и, если тебя узнают, твоя смерть предрешена. Встретишься с Викторином в Дубрисе. Отныне ты Галеад, рыцарь Утера. Следуй за мной.

Король повел Урса во внутренние покои и вынул из ножен Меч Силы. Прижав лезвие к плечу принца, Утер сощурил глаза, сосредотачиваясь.

Урс почувствовал щекотание под волосами, его лицо и зубы заныли. Король опустил Меч и подвел воина к овальному зеркалу в стене.

– Узри нового рыцаря Утера. – Лицо его озарила широкая улыбка.

Взгляд Урса остановился на отражении белокурого незнакомца с волосами, коротко остриженными в кружок, с глазами летней синевы.

– Галеад, – пошептал он. – Да будет так!

Глава 7

Зима в Каледонах была суровой: тропы завалило сугробами, в щелях бревенчатых стен хижины нарастал лед. Деревья стояли голые, словно скелеты, за окном завывал ветер.

Кормак лежал на узкой кровати. Андуина прильнула к нему, и он испытывал безмятежное спокойствие.

Вдруг девушка замерла.

– Что с тобой? – спросил он.

– Кто-то в горах, – прошептала она. – В большой опасности. Я чувствую их страх.

– Их?

– Их двое. Мужчина и женщина. Путь им перекрыт. Ты должен пойти к ним, Кормак, иначе они погибнут.

Он сел на кровати и вздрогнул. Тут, в теплой комнате, было страшно подумать об ужасах вьюги.

– Где они? – спросил юноша.

– За соснами по ту сторону перевала. Они на отроге, что спускается к морю.

– Но мы им ничем не обязаны, – сказал он, уже предвидя, что любые доводы окажутся бесполезными. – И я сам могу погибнуть там.

– Ты сильный, и ты знаешь горы. Прошу тебя, помоги им!

Он встал с кровати, надел толстую шерстяную рубаху, кожаные гетры, куртку из овчины и войлочные сапоги. Капюшон куртки он туго завязал под подбородком.

– Тяжкая плата за твою любовь, госпожа, – улыбаясь, сказал он.

– Не давай огню погаснуть. Я попробую вернуться перед зарей.

Кормак взглянул на свой меч> лежащий у очага. Пожалуй, не стоит брать оружие с собой – лишняя тяжесть. Он засунул за пояс длинный охотничий нож и вышел в снежные вихри.

Все три месяца, прошедшие с тех пор, как Кулейн их покинул, Кормак продолжал упражняться: удлинял пробежки, работал топором и пилой, чтобы нарастить мышцы; приготовил на зиму поленницу высотой в шесть локтей и во всю длину северной стены хижины, так что она еще и утепляла комнату. Худощавый, но мощный торс, широкие плечи, узкие бедра – такой теперь была его фигура. Он легким шагом направился вверх по склону, проверяя снег у себя под ногами длинной, окованной железом палкой. Более прямые тропы, ведущие на север, были погребены под сугробами, и Кормаку пришлось подниматься к соснам кружным путем, сделав крюк к югу через заросли, замерзшие заводи и озерки.

Вьюга бушевала вовсю, и он уже ничего не различал на расстоянии вытянутой руки, как вдруг из глубины его сознания до него донесся голос Андуины:

– Чуть дальше налево маленькая пещера. Они там.

Он уже давно привык к ее дару. С той поры, как он отдал ей – пусть на минуту – свое зрение, таинственные силы, которыми она владела, умножились. Ей начали сниться яркие дивных цветов сны, и он часто давал ей свои глаза, чтобы она могла увидеть какое-нибудь новое чудо – летящих лебедей, бегущего оленя, волка-охотника, клубы грозовых туч.

Пройдя еще несколько шагов, он нашел пещеру и увидел у задней ее стены мужчину, который согнулся в три погибели, и девушку, стоявшую на коленях возле него. Мужчина заметил его первым, сделал указательный жест, и девушка обернулась, замахиваясь ножом.

– Убери нож, – резко сказал Кормак, входя внутрь и оглядывая незнакомца. Он сидел, привалившись спиной к камню, вытянув перед собой правую ногу. Сапог был согнут под неестественным, невозможным углом. Кормак огляделся: убежище их никуда не годилось.

– Надо уходить, – сказал он.

– Я не могу идти, – ответил мужчина, еле ворочая языком. Его темная борода обледенела, кожа была в белых и голубоватых пятнах.

Нагнувшись, Кормак ухватил мужчину за руку, поднял и взвалил себе на плечи.

Крякнув под его весом, юноша медленно повернулся.

Ноша была почти непосильной, мышцы шеи немели от веса покалеченного незнакомца. Однако вьюга почти улеглась и стало чуть теплее. Через час Кормак покрылся испариной, и в нем пробудился страх. Он чувствовал, как влага превращается в лед, как его начинает сковывать тяжелый губительный сон. Глубоко вздохнув, он окликнул девушку:

– Иди рядом со мной, – а когда она поравнялась с ним, добавил:

– А теперь говори, откуда вы.

– Мы были в Пинната-Кастре, но нам пришлось уйти. Отец упал, сломал ногу. Мы… мы…

– Говори, говори! Как тебя зовут?

– Рианнон.

Кормак добрался до хижины при первых лучах зари. Он положил свою ношу на кровать, которая жалобно заскрипела. Девушку устроили у очага.

Подойдя к кровати, Андуина откинула одеяла с поврежденной ноги, распухшей и совсем лиловой ниже колена. Она попросила Кормака вернуть ногу больного в правильное положение. Мужчина застонал, но не проснулся. Кормак продолжал держать ногу, а Андуина прижала ладони по сторонам перелома. Ее лицо стало сосредоточенным. Несколько минут спустя она задрожала, ее голова поникла. Кормак выпустил ногу, подвинулся к Андуине и помог ей встать.

– Перелом был очень зазубренным, кусочки кости откололись, – сказала она. – Было очень трудно сложить все, как следует, и заставить срастись. Думаю, дело идет на поправку, но тебе придется приготовить лубки.

– Убийцы! – закричала девушка на полу у очага, приподнялась и села. Медленно ее глаза прояснились, и она разрыдалась. Андуина опустилась на колени рядом с ней, обняла и погладила по волосам.

– Тут ты в безопасности, поверь мне.

– Безопасности нет ни для кого! – воскликнула девушка. – Ни для кого!

За дверью завыл ветер, сотрясая ее, заставляя подпрыгивать на кожаных петлях.

– Они отыщут нас, – прошептала Рианнон со стоном. Ладонь Андуины скользнула над лицом девушки и опустилась на ее лоб.

– Усни, – прошептала она, и Рианнон опять легла на пол.

– Кто за ними охотится? – спросил Кормак.

– У нее в мыслях хаос. Я увидела мужчин в темных туниках с длинными ножами. Ее отец убил двоих, и они бежали в горы. Мы поговорим с ней, когда она проснется.

Кормак сел у огня. Внезапно его охватила тоска, сердце налилось свинцом. Появление отца и дочери погрузило горы в тень. Вернулся страх, что Андуину у него отнимут.

Взяв меч, Кормак начал точить лезвие длинным движением оселка.

Андуина проспала дольше обычного, и Кормак, выбираясь из постели, не разбудил ее. В очаге дотлевали угли, и он подбросил хвороста, пока не заплясали языки огня. Потом положил поленья, и вскоре комната наполнилась теплом. Кормак опустился на колени рядом с белокурой девушкой: дыхание у нее теперь было ровным. Ее отец негромко похрапывал. Кормак подошел к нему и уставился на его лицо – сильное, волевое, почти квадратное из-за черной бороды, которая блестела, словно ее смазали маслом. Нос был расплющен и искривлен, а вокруг глаз и на лбу виднелись шрамы. Взглянув на его правую руку, лежавшую поверх одеял, Кормак увидел, что и она вся в перекрещивающихся рубцах.

Храп оборвался, мужчина открыл глаза. Во взгляде, который он устремил на юношу, не было и следа сонливости.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Кормак.

– Живым, – ответил тот, оперся могучими руками о кровать и сел. Потом откинул одеяло и посмотрел на свою ногу, которую Кормак уложил в грубые лубки.

– Наверное, ты искусный лекарь. Никакой боли, будто я и не ломал ногу.

– Не слишком на нее опирайся, – посоветовал Кормак. – Я смастерю тебе костыль.

Мужчина посмотрел на свою дочь у очага. Убедившись, что она спит, он улыбнулся, показывая щербатые передние зубы.

– Мы тебе благодарны, и я, и она. – Он натянул одеяло на голое тело. – А теперь я посплю еще.

– Кто на вас охотится?

– Это тебя не касается, – последовал негромкий ответ, смягченный неловкой улыбкой.

Кормак пожал плечами и отошел. Быстро надел шерстяную тунику, гетры, сапоги из овчины и вышел за дверь. С края крыши свисали, капая, сосульки, а в сером небе появились голубые разводы. Около часа он колол дрова, а потом вернулся в хижину, откуда доносился запах жареной грудинки.

Мужчина, одетый, сидел за столом, а рядом с ним Рианнон, закутанная в одеяло. Андуина аккуратно нарезала мясо, и слепота ее была очевидна: глаза девушки словно вглядывались в стену напротив. Когда вошел Кормак, она улыбнулась.

– День чудесный?

– Обещает быть таким, – ответил он, чувствуя какое-то неуловимое изменение. Мужчина о чем-то думал, хмурясь и не спуская глаз с Андуины.

Кормак сел к столу, и они молча приступили к еде.

– И что же ты думаешь делать дальше, Олег Хаммерханд? – спросила Андуина, когда они кончили трапезу.

– Откуда, госпожа, тебе известно мое имя?

– А откуда тебе известно мое? – ответила она вопросом на вопрос.

Олег откинулся на спинку стула.

– По всему миру люди стараются что-то узнать о благородной Андуине, Дарующей Жизнь. Одни толкуют, что ее забрал Вотан, другие, что она умерла. Мне повстречался человек, который видел, как был убит ее отец. Он поведал, что некто в монашеском одеянии, но с двумя мечами в руках, разделался с убийцами и спас принцессу. Этот смельчак был ты? – спросил он, переводя взгляд на Кормака.

– Если бы!

Олег снова обернулся к Андуине.

– Вотан обещал тысячу золотых тому, кто сообщит, где ты. Можешь себе представить? Тысячу золотых!

– Деньги завидные, – заметила Андуина.

– Да, – согласился он. – Но мы тебя не предадим, пусть вознаграждение удесятерится.

– Я знаю. Это не в твоей природе, Олег, – Андуина откинулась на спинку стула. – Как близко от вас были охотники?

– Мы сбили их со следа в горах, – ответил Олег. – Но они не оставят поиски.

– Им нужна Рианнон, – сказала Андуина, – ведь она тоже обладает даром.

– Откуда ты знаешь? – спросил Олег, и в глазах его мелькнул страх.

– Она позвала меня с горы. Вот почему Кормак добрался до вас.

– Я сожалею, что мы доставили вам столько забот. Мы уйдем, как только моя нога срастется.

– Ты надеешься спастись от Вотана?

– Не знаю, госпожа. Всю жизнь я был воином – морским волком. Я не боюсь ни одного человека. Но Вотан… он ведь не человек. Его подданные безумны. Вернулся бог! Грозный серый бог ходит между ними.

– Ты видел Вотана? – спросил Кормак.

– А как же! Я служил ему три года. Он не просто силен, он обладает особым могуществом. Оно в его голове, в его глазах. Я видел, как воины по его приказу перерезали себе горло… причем с радостью, что могут ему угодить. Он – как крепкое вино, что ударяет в голову.

– Ты говоришь так, будто все еще поклоняешься ему, – прошептала Андуина.

– Это так, госпожа. Но я мужчина… и отец. Нареченные Вотана умирают. Моя Рианнон не для него.

– Как ты спасся? – спросил Кормак.

– Мне было велено привезти Рианнон в его замок в Рэции. На словах я согласился, но вместо этого мы сели на купеческую трирему, отходившую в Испанию. Крепкие ветры заставили капитана укрыться под Пинната-Кастрой, но буря была наслана Вотаном, и его убийцы напали на нас у стен замка. Мы бежали, скрылись в разбушевавшейся вьюге.

– Сколько охотников ищут вас? – поинтересовался Кормак.

– Напало на нас всего пятеро, но их число множится.

Рианнон напряглась, вскинула голову, прижав ладони к лицу.

– Что с тобой? – спросил Олег. Его могучая рука легла на плечи девушки.

– Охотники отыскали нас, – прошептала она.

В наступившей тишине Кормак услышал, как заколотилось сердце в его груди. Страх поднялся в горле комком желчи, и он почувствовал, как дрожат руки. Всю свою жизнь он был игрушкой чужих прихотей, его били плетьми и кулаками, не давали выпрямиться, обрести силу. В боях с Кулейном его поддерживал гнев, но теперь при приближении врагов он испытал жуткое отчаяние, холодом расползающееся по коже, пригибающее к земле.

К Кормаку подошла Андуина, ее мягкая ладонь коснулась его щеки, напряженных плеч. Он услышал ее безмолвный голос: «Я люблю тебя, Кормак».

Глубина ее чувства согрела его, словно зимний костер, лед страха растаял.

– Сколько их? – спросил он вслух.

– Трое, – прошептала Рианнон.

– Как близко?

– На южном склоне, спускаются к хижине.

– А у меня нет меча! – загремел Олег, ударяя кулаком по столу.

– Но у меня есть! – сказал Кормак негромко, взял руку Андуины, поцеловал ладонь, а потом подошел к очагу, где к дальней стене был прислонен меч Кулейна.