Текст книги "Журнал «Если», 2000 № 01"
Автор книги: Дэвид Геммел
Соавторы: Дмитрий Володихин,Владимир Михайлов,Кэролайн Черри,Владимир Гаков,Эстер М. Фриснер (Фризнер),Сергей Кудрявцев,Владимир Михайлов,Евгений Дрозд,Александр Ройфе,Константин Дауров
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Он выпрямился и вышел из Круга. В ярком свете луны Кормак сидел рядом с Андуиной и не находил слов, чтобы заговорить с девушкой. Но он сжимал ее руку точно талисман.
Андуина вздрогнула.
– Тебе холодно?
– Немножко.
Он с неохотой выпустил ее руку, принес одеяло и укутал ее плечи. Во время боя с викингами чары преображения исчезли, и она вновь стала такой, какой он увидел ее в проулке: темноволосой, исполненной хрупкой красоты.
– Твой гнев прошел? – спросила она.
– Нет, он затаился где-то в глубине. Я ощущаю его, как вьюжный холод. Хотя и не хочу этого.
– В Откровении нет и капли низости. Я знаю. По-моему, ты должен подождать, пока не поговоришь с ним. Сдержи свой гнев.
Вернулся Кулейн и бросил на траву охапку сухого хвороста. Вновь он был облачен в коричневое шерстяное одеяние и держал в руке деревянный посох, хотя не вернул себе седой львиной гривы и бороды.
– Что произошло с моей матерью? – спросил Кормак, когда костер запылал.
– Она умерла в Сикамбрии два года назад.
– Ты был с ней?
– Нет, я был в Тингисе.
– Если ты был так влюблен, то почему бросил ее?
Откровение не ответил, а откинулся на спину, устремив взгляд на звезды.
– Сейчас не время, – тихо сказала Андуина, положив руку на локоть Кормака.
– Время никогда не настанет, – прошипел мальчик, – потому что ответов нет! Только оправдания! Не знаю, любил ли ее Утер, но она была его женой. Предатель знал это и не должен был к ней прикасаться.
– Кормак! Кормак! – с упреком сказала Андуина. – Ты говоришь так, будто она была вещью. А она была женщиной, сильной женщиной! Она прошла с Кровавым королем сквозь Туман и сражалась с Царицей-Ведьмой рядом с ним. Когда он был гонимым ребенком, она спасла его, убив охотившегося за ним убийцу. Разве у нее не было права на выбор?
Откровение приподнялся, сел и подбросил хвороста в костер.
– Не старайся защитить меня, Андуина, потому что мальчик прав. Ответов нет, есть только оправдания. Я бы хотел, чтобы было иначе. Эй, Кормак, он твой! – Он перебросил цепочку с камешком через костер. – Я подарил его твоей матери за год до твоего рождения. Это он спас тебя в пещере – Сипстрасси, Камень с Неба.
– Мне он не нужен, – сказал Кормак, не поднимая цепочки с земли. Он с наслаждением увидел, как в глазах Откровения вспыхнул гнев, заметил про себя, каким усилием железной воли воин сдержал себя.
– Твой гнев, Кормак, я способен понять, но твоя глупость меня раздражает, – ответил Откровение, ложась и поворачиваясь спиной к костру.
Глава 5На следующий день они углубились в Каледонские горы далеко на севере от Стены Адриана и после полудня добрались до полуразрушенной хижины. Крыша провалилась, а в каменном очаге крыса устроила гнездо и выкармливала крысят. Откровение и Кормак несколько часов чинили, подправляли и выметали пыль многих лет из всех комнат хижины.
– А ты не мог бы применить чары? – спросил Кормак, утирая пот и грязь с лица и глядя, как Откровение выкладывает крышу нарезанными квадратами дерна.
– Есть вещи, которые лучше делать руками и сердцем, – ответил Откровение.
Это были первые слова, которыми они обменялись после стычки в Круге, и вновь воцарилось тяжелое молчание. Андуина сидела у ручья поблизости, отчищая заржавевшие котелки и сковородки, тщательно удаляя плесень с деревянных тарелок, которые Кормак нашел в трухлявом шкафу. Под вечер Откровение поставил ловушку в холмах за хижиной, и после холодного ночлега на полу в большой комнате они позавтракали жареной крольчатиной с диким луком.
– К северу отсюда есть еще хижина, – сказал Откровение, – и возле нее ты найдешь яблони и груши. Выше в горах дичь водится в изобилии – олени, горные бараны, кролики, голуби. Ты умеешь стрелять из лука?
– Могу научиться, – отвечал Кормак, – но я мастер стрелять из рогатки.
Откровение кивнул.
– Полезно различать съедобные растения. Листья ноготков очень питательны, как и крапива, а в западной долине можно собрать много лука и репы.
– Ты говоришь так, словно собираешься уйти.
– Да. Мне нужно найти новый Сипстрасси, так как моя магия на исходе.
– Ты уйдешь надолго? – спросила Андуина, иКормака больно уязвила тревога в ее голосе.
– Меньше чем на неделю, если все сложится хорошо. Но некоторое время я пробуду здесь. Надо сделать еще очень много.
– Мы в тебе не нуждаемся, – заявил Кормак. – Уходи, когда вздумаешь.
Откровение пропустил его слова мимо ушей, но позже, пока Андуина возилась с посудой, увел мальчика на поляну перед хижиной.
– Ей угрожает страшная опасность, Кормак, и если ты намерен защищать ее, то должен стать более сильным и более ловким, чем теперь. Ведь сейчас ее у тебя может отнять старая коровница.
Кормак ядовито ухмыльнулся и собирался дать достойный ответ, но тут Откровение ударил его кулаком в подбородок. Юноша рухнул на землю, из глаз его посыпались звезды.
– Римляне называют это боксом, но грек Карпофор довел его до уровня искусства. Встань! – Кормак вскочил на ноги и ринулся на противника.
Откровение отклонился и вновь ударил Кормака. Удар коленом пришелся в лицо, и опять земля ринулась навстречу парню. Из его носа хлынула кровь; Откровение двоился у него в глазах. Тем не менее Кормак встал и бросился вперед, но на этот раз ему в живот врезался кулак. Он согнулся пополам, не в силах вздохнуть, и остался на земле, ловя ртом воздух. Несколько минут спустя мальчишка с трудом поднялся на колени. Откровение сидел на поваленном стволе.
– Здесь, в этих высоких пустынных горах я обучал твоего отца… и твою мать. Сюда Царица-Ведьма послала своих убийц, и отсюда Утер отправился вернуть себе королевство отца. Он не хныкал, не жаловался, он не язвил, вместо того чтобы учиться. А просто поставил себе цель и добился ее. У тебя есть выбор, ребенок: уйти или учиться. Что ты предпочитаешь?
– Я тебя ненавижу, – прошептал Кормак.
– Это к делу не относится. Выбирай!
Кормак поглядел в холодные серые глаза и проглотил рвущиеся с языка слова.
– Я буду учиться.
– Первый урок – повиновение, и это главное. Чтобы стать сильнее, ты должен доводить себя до предела выносливости. Я буду требовать от тебя больше, чем необходимо, а иногда тебе будет казаться, что я бессмысленно жесток. Но ты должен повиноваться. Ты понял, ребенок?
– Я не ребенок! – огрызнулся Кормак.
– Постарайся понять, ре-бе-нок. Я родился, когда солнце светило над Атлантидой. Я сражался вместе с израильтянами в земле Ханаанской. Я был богом греков и королем британских племен. Мои дни на земле исчисляются десятками тысяч. А что такое ты? Листок, проживший от весны до осени, я же – вековой дуб. Ты ребенок. Утер ребенок. Самый глубокий старик в мире для меня ребенок. Я сильнее тебя, искуснее. Я могу убить тебя с оружием и без него. А потому учись, и, может быть, придет день, когда ты возьмешь надо мной верх… хотя я сомневаюсь в этом.
– Придет день, когда я тебя убью, – пообещал Кормак.
– Так готовься! – Откровение воткнул в землю длинную палку, а потом вторую на расстоянии локтя от первой. – Видишь те сосны на горе?
– Да.
– Добеги до них и вернись сюда, прежде чем тень коснется второй палки.
– Зачем?
– Беги или покинь горы, – ответил Откровение, вставая и направляясь к хижине.
Кормак набрал воздуха в грудь, вытер кровь, запекшуюся под носом, и побежал легкой размашистой рысцой вверх по тропе. Оказавшись среди деревьев, он потерял из виду, свою цель и ускорил бег. Мышцы ног словно жгло огнем, но он заставлял себя бежать. По мере того, как подъем становился круче, его дыхание учащалось. Когда деревья остались позади, он увидел, что до сосен ему остается около полумили, и перешел на шаг, пошатываясь, жадно глотая воздух. Пот заливал ему лицо и тунику, но наконец он, спотыкаясь, достиг сосен. С ветви одного дерева свисал глиняный кувшин с водой. Кормак выпил чуть не половину и затрусил назад к хижине. На спуске усталые ноги его подвели: он оступился, упал и покатился вниз по склону. Остановил его мощный корень, который вонзился в бок. Кое-как поднявшись, он продолжал, спотыкаясь, бежать, пока наконец не очутился на поляне перед хижиной.
– Плохо! – сказал Откровение, невозмутимо глядя на багровое лицо юноши. – Всего две мили, Кормак. Повторишь сегодня вечером и завтра. Погляди, сколько времени ты потратил.
Тень зашла за вторую палку более чем на три пальца.
– Руки и плечи у тебя сильные, а быстроты не хватает. Бой на мечах требует молниеносной реакции.
Еще час Кулейн и юноша упражнялись на мечах. Кормак почти забыл о своей ненависти к высокому воину, восхищенный природной грацией его движений и стремительностью. Раз за разом он поворачивал кисти, его меч скользил по мечу Кормака, чтобы со свистом остановиться у шеи, плеча или груди юноши.
Кулейн лак Фераг, понял Кормак, был не просто воином, а лучшим из лучших.
Но едва они кончили упражняться, как вражда в его сердце вспыхнула с прежней силой. Кулейн прочел это в глазах Кормака.
– Пойди с Андуиной в горы, – велел он. – Помоги ей выучить тропы.
Каждое утро, завершив свои изнурительные упражнения, Кормак уводил Андуину на прогулку по лесу – в укромные ущелья и лощины, и часто – к маленькому озеру, прохладному и прозрачному под уходящими в небо горами. Он поражался ее памяти. Стоило ей пройти по тропинке, найти вехи, к которым она могла прикоснуться – округлый валун со щелью в центре, дерево с большим наростом на стволе, извилистый корень, – и в следующий раз она уже шла по ней с полной уверенностью. Иногда она определяла тропинки по наклону или, зная час, по положению солнца, согревавшего ее лицо.
Юноше все больше нравились эти прогулки и беседы с Андуиной. Он наслаждался, описывая летящих гусей, охотящуюся лисицу, надменных длиннорогих быков и коров, царственных самцов-оленей. А она радовалась его обществу, теплоте его голоса, прикосновению его руки.
Озеро они нашли в день летнего солнцестояния, обеспокоили семейство лебедей, и Кормак, сбросив тунику и сандалии у водопада, кинулся в воду. Несколько минут он плавал, а Андуина терпеливо сидела под пологом жимолости. Потом он вышел на берег и сел рядом с ней, наслаждаясь солнечными лучами, согревавшими его нагое тело.
– Ты умеешь плавать? – спросил он.
– Нет.
– А хочешь научиться?
Она кивнула, поднялась с земли, развязала шнур, стягивавший верх ее бледно-зеленого платья, и оно соскользнуло с ее плеч. Кормак отвел глаза. Ее тело было цвета светлой слоновой кости, груди полные, талия тоненькая, а бедра…
– Иди за мной в озеро, – сказал он, прокашлявшись и отворачиваясь от нее. Ощутив прохладу воды на ступнях и лодыжках, она засмеялась, а потом шагнула вперед.
– Где ты? – позвала она.
– Здесь, – ответил он, беря ее за руку. – Повернись лицом к берегу и откинься на меня.
Она упала спиной в его объятия, вскинула ноги и почувствовала, что лежит на поверхности озера.
– Как чудесно! – воскликнула она. – А что мне надо делать?
– Вдохни побольше воздуха и не выдыхай, – сказал он и осторожно опустил руки. Несколько секунд она покачивалась на воде, а затем, словно спохватившись, что ее ничто не поддерживает, забарахталась и с головой погрузилась в сверкающую воду. Он мгновенно подхватил девушку, и она обняла его за шею, кашляя и отфыркиваясь.
Наклонившись, он откинул мокрые темные волосы с ее лица и поцеловал ее в лоб. Она засмеялась и ответила на его поцелуй.
– Почему? – спросила она чуть хриплым голосом.
– Потому что я люблю тебя, – сказал он.
– Так любишь, что отдашь мне свои глаза?
– Я тебя не понимаю.
– Если ты ответишь «да», то ослепнешь, а я буду видеть. Ты любишь меня настолько сильно?
– Да, я люблю тебя больше жизни.
Ее ладони прижались к его щекам, большие пальцы прикоснулись к векам. Его окутала тьма, жуткая сокрушающая пустота. Он вскрикнул, и она повела его к берегу. Она помогла ему сесть, и его оледенил страх. Что, что он сделал?!
– Ах, Кормак, так это – небо. Как чудесно! И деревья. Совсем такие, как ты рассказывал. И ты, Кормак, такой красивый, такой сильный. Ты сожалеешь о своем подарке?
– Нет, – солгал он, потому что гордость взяла верх над страхом.
Вновь ее ладони прижались к его щекам, и зрение вернулось к нему. Он схватил ее в объятия, прижал к себе, потому что увидел в ее глазах слезы.
– Почему ты вернула мой подарок? – спросил он.
– Потому что я тоже люблю тебя. И потому что у тебя был такой потерянный, испуганный вид. Никто никогда не делал для меня такого, Кормак. Я никогда этого не забуду.
– Так почему же ты плачешь?
Она не ответила. Только теперь поняла все одиночество мрака.
– Его гнев против тебя очень силен, – сказала Андуина, сидя рядом с Кулейном на солнышке. Миновало два месяца, и в золотистых листьях шуршал прохладный ветер. Каждый день Кулейн по многу часов занимался с Кормаком – они боксировали, боролись, бились на мечах и окованных железом дубинах. Но когда упражнения заканчивались, юноша отворачивался. Его чувства были скрыты маской, серые глаза оставались непроницаемыми.
– Знаю, – ответил воин, прикладывая ладонь козырьком к глазам и следя, как Кормак упрямо бежит к соснам по высокому склону. – И у него есть на то причина. Но ты ему нравишься, он тебе доверяет.
– Мне так кажется, владыка. Но я не в силах рассеять его гнев.
– Я не пробовал с ним говорить, Андуина. Это не поможет ни ему, ни мне. Я впервые увидел его отца на этой горе, и здесь Утер полюбил Лейту, мою Гьен Авур. А теперь их сын… и мир все еще содрогается от войн, зло процветает, хорошие люди умирают. Я сожалею о твоем отце. Успей я раньше…
– Он был старым воином, – сказала она с улыбкой. – Он умер, как хотел бы умереть – с мечом в руке, сражая врагов.
– У него достало смелости отказать Вотану.
– Это была не смелость, владыка. Он хотел получить за меня побольше. Вотан принял алчность за благородство.
– Для незрячей, Андуина, ты мало что упускаешь из виду.
– Ты уйдешь сегодня?
– Да. Я думаю, до моего возвращения тебе ничто угрожать не будет. Сожалею, что хижина так убога.
– Постараюсь как-нибудь вытерпеть, – сказала она и улыбнулась.
– Ты хороший человек, владыка. Так почему ты намерен умереть?
Некоторое время Кулейн молчал.
– Всю мою жизнь, – сказал он наконец, – всю мою долгую, долгую жизнь я мог смотреть на Кулейна с гордостью. Потому что Кулейн никогда не поступал низко. Кулейн был истинным владыкой. Я был бессмертен: Воин Тумана, Владыка Ланса из Ферага. Для греков я был Аполлоном, Доннером для скандинавов. Агрипашем для хеттов. Но на протяжении всех этих нескончаемых веков я ни разу не предал друга, не нарушил слова. А теперь я не тот Кулейн, да и сомневаюсь, был ли я когда-либо им.
– Ты говоришь о королеве?
– Нареченной Утера. Я вырастил ее – вот здесь, где мы находимся сейчас. Она гуляла по этим горам, охотилась, смеялась, пела и радовалась жизни. Я был для нее отцом. Я тогда не знал, что она любила меня. Она была дитя земли, а моей любовью была богиня вечной красоты. Но ведь ты знаешь историю Царицы-Ведьмы и ее деяний. – Кулейн пожал плечами. – Когда битва была выиграна, я не должен был возвращаться. Утер и Лейта считали меня мертвым. Тогда они поженились и были, я верил, счастливы. Но я обнаружил, что ошибался. Он пренебрегал ею, обливал ее грубым презрением. Приближал к себе других женщин, открыто поселял их в своих дворцах, оставляя мою Гьен в отчаянии и на всеобщее посмешище. Я бы убил его, но она запретила. Я пытался ее утешить. Я жалел ее. Любил. На короткий срок я дал ей счастье. Потом они помирились, и наша любовь была предана забвению. Она забеременела от него – и все муки словно остались в прошлом. Но длилось это недолго, слишком сильным оказалось его ожесточение. Он отослал ее в Дубрис – сказал ей, что в ее положении морской воздух очень полезен. И водворил во дворце молодую девушку из племени исениев. Я отправился к Гьен.
Он усмехнулся, потом вздохнул.
– Глупый Кулейн! Это была ловушка. Его люди наблюдали за домом. Они увидели меня и попытались схватить. Я убил троих – а один был моим старым другом. Я увез Гьен в Андериду, а потом мы отправились дальше по побережью, послав весть друзьям в Сикамбрии. Нас должен был встретить корабль, и мы укрылись в древней пещере, где нам ничто не угрожало – даже магия Мэдлина, волшебника Утера.
– Как же они вас нашли?
– У Гьен была любимая боевая собака по кличке Кабаль. Конюший Утера, хромой бригант по имени Прасамаккус, спустил суку с поводка за стенами Дубриса, и она бежала следом за нами до самой пещеры. Гьен так ей обрадовалась! А я ничего не заподозрил, потому что умилялся ее радости и потерял способность думать. Собака ощенилась пятью щенками до того, как Гьен родила Кормака. Горьким и черным был этот день! Младенец появился на свет мертвым, в этом не было сомнений. Но Гьен оставила ему свою цепочку с Сипстрасси, и каким-то образом магия вернула его к жизни. К тому времени погоня настигла нас. Я сразил всех преследователей и отнес Гьен на вершину обрыва. Утер уже находился там. Верхом на своем боевом коне. Он был один, и я хотел его убить, но Гьен вновь меня остановила. Я поглядел вниз на море. Там в бухте стоял сикамбрский корабль. У меня не оставалось выбора: я схватил Гьен в объятия и прыгнул вниз. Я чуть не потерял ее в волнах, но мы все-таки, спаслись. Только дух ее так и не оправился. Предательство Утера и смерть сына слились в ее мыслях в Божью кару, и она отослала меня навсегда.
– Что с ней сталось? – прошептала Андуина.
– Ничего. Она была мертва и все-таки жила. Вступила в общину искательниц Бога в Бельгике и оставалась там тринадцать лет: мыла полы, ухаживала за огородом, стряпала, изучала древние рукописи и искала прощения.
– Она его нашла?
– Как? Во Вселенной нет бога, который карал бы ее. Но она сама презирала себя. И больше не хотела меня видеть. Каждый год я отправлялся в Бельгику, и каждый год привратник шел к ней, возвращался и отсылал меня. Два года назад он сказал мне, что она умерла.
– А ты, владыка? Куда уехал ты?
– В Африку. Я стал Откровением.
– И ты ищешь прощения?
– Нет. Забвения – вот чего ищу я,
Стояла осень. Кулейн сидел напротив молодого воина, очень довольный тем, насколько Кормак преуспел за два месяца. Юноша стал сильнее, его длинные ноги не знали усталости, сколько бы миль он ни пробежал по самым трудным тропам. На его руках и плечах бугрились мышцы, упругие и могучие. Выцветшая красная туника стала ему мала, и теперь он носил рубаху из оленьей кожи и шерстяные штаны, которые Кулейн купил у странствующего торговца.
– Нам надо потолковать, Кормак, – начал Владыка Ланса.
– Разве? Мы же еще не упражнялись с мечами.
– И не будем. После нашего разговора я уйду.
– Избавь меня от этого! – объявил Кормак, вставая.
– Познай своего врага, – негромко сказал Кулейн.
– О чем ты?
– О том, что с этого дня ты сам будешь все решать… и беречь жизнь Андуины. О том, что только ты и твое умение окажутся между Андуиной и Лезвием Жертвоприношений, когда Вотан найдет вас, а он вас найдет.
– Ты нас покидаешь?
– Да.
– Почему? – спросил юноша, снова садясь на упавший ствол.
– Я не исповедуюсь перед тобой. Но прежде чем мы расстанемся, Кормак, я хочу, чтобы ты понял природу своего врага – ведь только так ты сможешь узнать его слабости.
– Но как мне сражаться с богом?
– Поняв, что такое этот бог. Мы говорим не об Истоке Всего Сущего, мы говорим о бессмертном – о человеке, который нашел средство жить вечно. И тем не менее он – человек. Погляди на меня, Кормак. Я тоже был бессмертным. Я родился, когда Атлантиду еще озаряло солнце, когда мир принадлежал нам, когда Пендаррик, наш царь, открыл Врата Вселенной. Но океан поглотил Атлантиду, и мир изменился навсегда. Здесь, на этом Острове Туманов ты видишь последние остатки власти Пендаррика, ибо тут лежали северные пределы его империи. Стоячие камни были вратами путешествий внутри нее и вовне. Мы породили всех богов и демонов мира. Зверей-оборотней, драконов, кровососов – всех их выпустил на волю Пендаррик.
Кулейн вздохнул и протер глаза.
– Я знаю, что слишком многим тебя обременяю. Но тебе необходимо постичь хотя бы часть истории, забытой людьми, если не считать легенд. Пендаррик открыл другие миры и, открывая врата этих миров, выпустил существа, совсем на людей не похожие. Атлантида погибла, но многие ее обитатели уцелели. Пендаррик увел тысячи и тысячи нас в новое царство – Фераг. И у нас был Сипстрасси, Камень с Небес. Ты уже испытал на себе его силу. Он избавил нас от старения, но не мог одарить нас мудростью или освободить от страшной сокрушающей скуки. Человек по натуре охотничье животное, соперничающее с себе подобными. Если у него нет честолюбивых целей, им*на смену приходят апатия и хаос. Мы нашли такие цели. Многие из нас вернулись в старый мир и благодаря своим особым силам стали богами. Мы создавали цивилизации и воевали друг с другом. Мы воплощали свои мечты в явь. Некоторые из нас замечали, какими опасностями это грозит… другие оставались в неведении. Неограниченная власть сеет семена безумия. Войны становились все более кровопролитными, все более страшными. Количество убитых не поддавалось исчислению. Один из нас стал Молеком, богом хананеев и амореев. Он требовал кровавых жертвоприношений от каждой семьи. Все первенцы, будь то сын или дочь, предавались огню. Пытки, изуродованные тела и смерть были его символами. Исторгнутые муками вопли его жертв были ему слаще звуков лиры. Пендаррик созвал совет в Фераге, и мы соединили силы, чтобы противостоять Молеку. Война была долгой и кровавой, но, в конце концов, мы уничтожили его царство.
– Но он остался жив, – сказал Кормак.
– Нет. Я нашел его на стене Вавилона с его телохранителями-де-монами, проложил себе дорогу к нему, и мы схватились высоко над полем павших. Никогда больше я не встречал человека столь искусного в бою, но тогда я был на вершине моих магических сил и сразил Молека, снес голову с его плеч, а туловище сбросил с обрыва.
– Так как же он вернулся?
– Не знаю. Но я докопаюсь до истины и снова с ним встречусь.
– Один?
Кулейн улыбнулся.
– Да, один.
– Но ты ведь уже не на вершине своих сил.
– Верно. Меня чуть было не уничтожили двадцать пять… нет двадцать шесть лет назад. Сипстрасси тогда излечил мои раны. Но с тех пор я не использовал его магию для себя. Я захотел стать обычным человеком. Прожить одну жизнь и умереть, как все смертные.
– Тогда тебе его не победить.
– Победа не важна, Кормак. Истинную силу рождает настойчивость. Помнишь свой первый забег к тем соснам? Ты вернулся, когда тень далеко проползла мимо второй палки. Но разве ты сказал: «Ну ладно, какой смысл пробовать еще раз?». Нет. Ты бегал вновь и вновь, становясь сильнее, выносливее, быстрее. Так же и схватка со злом. Ты не станешь сильнее, если отступишь.
– Но как же ты победишь, если тебя ждет неминуемая гибель? – недоуменно спросил Кормак.
– Посеяв сомнение в сознании своего врага. Пусть я не одержу победу, Кормак, но я буду к ней близок. Я докажу ему его слабость, и тогда более сильный боец сможет его сразить.
– Значит, ты уходишь на верную смерть.
– Возможно. Как ты продержишься тут один?
– Не знаю, но Андуину я буду защищать ценой собственной жизни.
– Это знаю я. – Кулейн опустил руку в кожаный кошель на поясе и достал цепочку с Сипстрасси, которую Кормак бросил в Кругу Камней. Юноша напрягся, его глаза блеснули гневом.
– Он мне не нужен!
– Он дал тебе жизнь, – мягко возразил Кулейн. – И что бы ты ни думал обо мне, ты должен знать: твоя мать, потеряв тебя, так и не оправилась от горя. Мысль о погибшем сыне преследовала ее до самого смертного часа. Камень – это не мой дар тебе – это ее дар. И сила его во много крат превосходит силу меча. Подумай о безопасности Андуины.
– Вот и отдай его Андуине, а я подумаю и решу, когда ты уйдешь,
– сказал Кормак и снова поднялся на ноги.
– Ты упрям, Кормак, но мне хотелось бы, чтобы мы расстались друзьями.
– Постарайся понять, Кулейн, то, что я скажу. Во мне нет ненависти к тебе. Я восхищаюсь тобой. Я жалею тебя. Но ты отец моего одиночества, и друзьями мы не можем быть никогда.
Кулейн кивнул.
– Спасибо и на том. – Он протянул руку, и Кормак принял ее. – Будь бдителен, юный воин. Упражняйся каждый день. И помни три тайны: жизнь, гармония и дух.
– Я буду помнить. Прощай, Откровение.
– Прощай, принц Кормак.