Текст книги "Тёмный Принц"
Автор книги: Дэвид Геммел
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
– Иди, поспи еще, – предложил он, и улыбка сошла с его лица. – На рассвете я тебя разбужу.
– Если не возражаешь, я бы посидела с тобой. Можешь рассказать мне о своей жизни.
– Моя жизнь ничем не заинтересует жрицу.
– Расскажи про свою первую любовь, как вы повстречались. Я бы хотела послушать об этом.
***
Рогатый ребенок вышел в центр поляны и прищурившись всмотрелся во тьму леса. – Ко мне! – воззвал он, и голос эхом отозвался в зарослях. Медленно, один за другим, существа стали выходить на поляну, пока не образовали большое кольцо вокруг него. Аттал стоял рядом с кентавром. Камирон нервно переступал ногами, его карие глаза были широко распахнуты, почти наполнены паникой.
– Спокойно, – сказал ему Аттал.
– Я не боюсь, – соврал кентавр.
– Ну так и стой спокойно, мать твою!
– Хочу уйти отсюда. Я бы выбежал на открытый простор. Не могу здесь дышать. Мне нужен Хирон; я должен его найти.
– Жди! – велел Аттал. – Не пори горячку. Если побежишь, они тебя убьют. И, что немаловажно, меня вместе с тобой.
Существа всё подходили, ближе и ближе, тихо опускаясь на колени перед Александром. Вонь стояла невыносимая, и Аттала едва не вырвало. Чешуйчатая тварь отпихнула его, твердая шкура оцарапала руку мечника. Но чудовища мало внимания уделяли человеку и кентавру; их глаза были прикованы к Золотому Ребенку.
Александр подошел к Атталу. – Усади меня на спину кентавра, – сказал он. Мечник сделал это, и Камирон беспокойно заерзал. Александр похлопал Камирона по плечу, и Аттал увидел, что ногти у него на пальцах теперь черные и заостренные. – Какое слабое тело, – сказал Дух Хаоса, глядя на свои руки. – Но оно еще вырастет. Идем, отыщем Пармениона. Поезжай на юг, Камирон.
– Я не желаю везти тебя на себе. Ты причиняешь мне боль, – проговорил кентавр.
– Твои желания меня не заботят. Но можешь умереть здесь, если пожелаешь.
Камирон закричал, когда свежая агония прошла по всему его телу. – Вот это – истинная боль, – произнес Дух Хаоса. – А теперь езжай – да помедленнее. Аттал, ты пойдешь со мной рядом. Мои слуги чуют твою кровь. Это напоминает им о голоде. Держись ближе ко мне.
– Да, мой принц. Но куда мы направляемся?
– На войну и резню. В лесу не может быть двух царей.
***
Солнце медленно поднималось над деревьями, но птицы здесь не пели. Создания Горгона остались стоять в два ряда перед троном, бездвижные, безмолвные, ждущие заката. Парменион встал и потянулся. Фина встала вместе с ним. Бронт простонал и зевнул, когда первые лучи восходящего солнца упали на него. Раны его за ночь зажили; только запекшаяся кровь еще оставалась на его могучем торсе.
– Теперь будем ждать, пока Горгон натешится, – прошептал Бронт. – С твоей стороны будет добрым делом убить женщину прямо сейчас.
– Нет, – тихо ответил Парменион. – Доиграем в эту игру до конца.
– Как хочешь.
Троица прошла между двумя шеренгами и остановилась перед троном. Горгон поднял огромную голову, его белесые глаза недобро взирали на Пармениона.
– Я поразмыслил над твоими словами, воин. И нахожу их неубедительными.
– Воистину, – произнес Парменион. – Когда кто-то жил с проклятьем столь долго, ему нелегко сохранить свою мечту. Много разочарований, много горя и ненависти. И с чего тебе так легко в это поверить?
– Я намерен убить тебя, – продолжал Царь, как бы не слыша его. – И позабочусь, чтоб твоя смерть наступала долго.
– Значит ли это, что ты принимаешь предложение Филиппоса? – спокойно спросил Парменион.
– Да. Я найду ребенка и доставлю его к Царю Македонов.
– В обмен на что? На несколько баб? На владычество над лесом? Так дешево ты продаешься? Филиппос гарантирует тебе то, что и так у тебя уже есть, а ты принимаешь это словно дар. А как же твой народ? Что получат твои подданные? Ты отбираешь у них шанс снять с себя проклятие. Что же им останется?
– Они служат мне! – вскричал Горгон, вставая с трона. – Они поступят так, как я прикажу. Думаешь, твои сладкие речи очаровали их? Да, мы прокляты, но нет никакого Искандера, который спас бы нас. Он – мечта, выдумка, созданная теми, у кого нет храбрости, чтобы жить без надежды. Но ты можешь нам послужить, Человек. Твои вопли развлекут нас ненадолго.
Ряды монстров пришли в движение, закружили вокруг троицы. Бронт издал низкий рев, и Парменион выхватил меч. Дерая стояла неподвижно, ее взор сконцентрировался на Лесном Царе, ее дух вылетел из тела.
– Жить без надежды, – заговорила она, и голос ее стал высоким, чистым и бесстрашным, – это не храбрость. Это значит, что ты сдался в борьбе. Ты всегда был таким мужчиной, Дионий? Или всё же были времена, когда твои мечты были золотыми, а любовь наполняла твою душу? – сквозь волны горечи, исходящие от Лесного Царя, она рассмотрела вдруг мимолетное видение – молодую девушку и мужчину, держащихся за руки на берегу океана. Затем этот образ был резко оборван.
– Я никогда не знал любви! – прорычал он.
– Лжешь! Ты знал Персефону!
Горгон вздрогнул, как молнией пораженный, затем закричал высоким и пронзительным криком. Тут Дерая всё и увидела, ибо врата памяти Горгона рухнули. Милая девушка и прекрасный сын Титанов – гуляли вместе, смеялись, прикасались и любили друг друга. Она видела их в разных формах, в облике морских птиц, дельфинов и других, незнакомых ей существ, каким не могла найти названия. Но Персефона была из рода людей, и никакая магия Титанов не спасла ее в предсмертный час, когда черная чума надвинулась с севера.
Горгон упал наземь и стал колотить о землю сжатыми кулаками. Лесные чудовища отступили назад, молчаливые и озадаченные. Горгон медленно поднялся, змеи висели неподвижно и безжизненно у него на голове. Он достал из-за пояса длинный кинжал с зазубренным лезвием и приблизился к Дерае.
– Персефоне понравилась бы эта сцена? – спросила она.
Горгон вздохнул и отбросил нож. – Я должен увидеть ребенка, – прошептал он. – Если он и есть Искандер, я вам помогу. Если же нет, то ваши вопли будут звучать целую вечность.
***
На какой-то момент Парменион застыл, только взгляд его устремлялся то на высокую женщину, то на змееволосого монстра перед ней. Наконец он спрятал меч. Голос Фины зашептал у него в голове. "Ничего не предпринимай и не говори ни слова," – велела она.
Горгон покинул сцену, вернулся к трону и рухнул на него, обхватив голову руками.
Фина слегка тронула Пармениона за руку и вернулась к тому дереву, под сенью которого они провели ночь. Спартанец последовал за ней. – Что не так? – спрашивал он. – Он лжет? Или он действительно поможет нам?
– Горгон не уверен, – прошептала она. – Принц-Демон собрал себе армию. Он приближается к нам, вознамерившись уничтожить Лесного Царя.
– Какой еще Принц-Демон? – спросил Парменион. – Ты о чем?
– Дух Хаоса завладел Александром. Он стал рогатым чудовищем, с клыками и когтями. Все из-за этих лесов, Парменион, они полны Темного Заклятия. Они напитали его силу. С ним Аттал и кентавр по имени Камирон. Но теперь Духу служат сотни приспешников Горгона.
– Не понимаю. Откуда ты это знаешь? Ты ведь говорила, что не можешь здесь отпускать свой дух.
– Но я еще могу проникать вовне, прикасаясь к тем, кого знаю, если они находятся не так далеко. Я чувствую мысли и страхи Аттала. Скоро они будут здесь.
– С какой стороны они идут?
– С севера, – ответила она, указывая на просвет меж деревьями.
– Демон полностью завладел мальчиком?
– Да.
Парменион вздохнул и беззвучно выругался. – Я пойду к ним навстречу, – сказал он.
– Принц-Демон убьет тебя!
– У меня нет выбора, – нервно ответил он. Вдруг сверху плавно слетел Пожиратель, минуя деревья, опустился перед Лесным Царем. Парменион вернулся к трону. Горгон выслушал речь Пожирателя, затем поднялся – глаза его горели гневом, кулаки были сжаты.
– Этот твой ребенок идет на меня войной! – пророкотал он.
– Этого следовало ожидать, государь, – ответил Парменион. – Ведь он не знает, пленники мы или гости. Я выйду к нему навстречу и приведу сюда, одного.
– У этого Искандера, – сказал Царь, – рога и кошачьи глаза. В легендах об этом нет ни слова.
– Он такой же оборотень, каким был ты когда-то, государь. Как тебе известно, силы его велики. Позволь мне отправиться к нему.
Горгон кивнул, но тут же вытянул руку, указывая на Фину и Бронта. – Эти двое останутся, – прошипел он, – и если ты мне лжешь, они будут страдать.
Парменион поклонился. – Как пожелаешь, господин, – проговорил он, стараясь держать голос ровным. Поклонившись снова, Спартанец повернулся на север и ушел с поляны. Оказавшись под сенью деревьев, он побежал – длинными, пружинистыми, мощными толчками по извилистой тропе, сосредоточив разум на задаче, которая ждала его впереди. Как ему уговорить бога? Какие доводы привести?
Голос Фины вновь зашептал у него в голове. "Теперь я чувствую Александра. Все-таки он не полностью подавлен. Есть также кое-что еще… демон и мальчик связаны. Дух Хаоса пока не стал цельным. Он еще… не знаю… детский?"
Слова затихли, и Спартанец побежал дальше, вверх по склону и на более широкую дорогу. "Возьми левее!" – послышался голос Фины. "Осталось не больше двухсот шагов."
Заросли были слишком густыми, чтобы можно было сменить направление, и Парменион побежал назад тем же путем, которым следовал до поворота на новую тропу. Теперь он слышал их, немного впереди. Перейдя на ходьбу, он вышел из зарослей перед ними и стал ждать, не выдавая лицом никаких эмоций, кроме шока, который испытал при виде Принца-Демона верхом на гигантском кентавре. Лицо Александра стало мертвенно серым, от висков вились черные бараньи рога. Его волосы были белыми, золотые глаза сверкали под густыми бровями, рот его стал кривым и широким с длинными и торчащими зубами. От прекрасного ребенка ничего не осталось.
– А вот и мой генерал пожаловал! – раздался низкий голос. – С прибытием, Парменион!
За принцем стояла армия монстров, а рядом держался Аттал, его лицо было непроницаемой маской, по которой нельзя прочесть чувств.
– Это не твое время и не твой мир, – тихо произнес Парменион. – Верни нам мальчика.
– Служи мне или умри! – ответил Дух Хаоса.
– Нет, это ты умрешь, – отрезал Парменион. – Думаешь, что эта демонстрация… силы… поможет тебе покорить целый мир? Горгон выступит против тебя, и даже если победишь его, что ты от этого выиграешь? Жалкий лес в ином мире, где правит другой Дух. И этот Дух управляет многотысячной армией. Ты играешь в детскую игру во взрослом мире. Так что отдавай мальчишку!
Демон обернулся к Атталу. – Убей его! – приказал он. Аттал ничего не ответил, но достал меч и пошел к ожидающему Пармениону. Дойдя до места, македонянин развернулся и встал против Демона. – Ты предал меня! – вскричал принц. – Тогда умрите оба!
– Постой! – призвал Парменион. – Твой мир лежит очень далеко отсюда. Только я могу вернуть тебя обратно. Без меня ты так и останешься здесь, заключенный в тело ребенка. Как ты выживешь?
– У меня есть своя армия, – ответил Демон, но голос его несколько дрогнул при взгляде на окружавших его монстров.
– С ними ты ничего не завоюешь, – сказал Парменион. – И едва ли справишься с Лесным Царем.
– А если я отдам вам мальчишку?
– Я верну его в родной мир.
– Как же это? – буркнул Демон. – Доверившись Горгону? Он убьет его… то есть меня.
– Тогда ты должен решить – и скорей. Будет у тебя этот лес… или целый мир. Решай же, будь ты проклят!
Мгновение Демон сидел без движения, сверкающие глаза сверлили Пармениона, затем он, казалось, смягчился. – В один прекрасный день я убью вас обоих, – сказал он, и голос его отозвался эхом, словно откуда-то издалека. Рога начали уменьшаться, Александр закричал и упал с кентавра. Парменион бросился вперед, поднял мальчика и откинул золотые волосы у него со лба. Черты Демона исчезли, лишь тающие коричневые пятна кожи на висках напоминали о нем. Волосы мальчика снова были золотыми, лицо вновь стало красивым.
– Я не смог… остановить его… Парменион, – простонал ребенок. – Я пытался!
– Ты сделал достаточно. Поверь! Ты не дал ему проявиться в полную силу. Это его вывело из равновесия.
– Берегись, Парменион! – крикнул Аттал. Все чудовища вокруг воина и мальчика поднимались с безжалостными глазами. Теперь, когда их не контролировал Демон, они видели перед собой только трех Человек и кентавра, четырех врагов, которых надо было растерзать.
Парменион резко встал, прижимая Александра к своему плечу. – Назад! – крикнул он, но чудовища не послушались. Его меч с шелестом выскользнул из ножен, когда ящероголовое существо прыгнуло вперед. Клинок прошел тому по горлу, отбросив назад.
Вдруг высокое верещание наполнило воздух, и создания опустились на колени. Парменион вытянул шею и увидел выходящего из леса Горгона, и Фину с Бронтом у него за спиной.
Рогатый монстр невероятных размеров поднял огромную дубину и побежал на Лесного Царя. Глаза Горгона сверкнули. Монстр запнулся – и стал уменьшаться, мускулы его истончились. Он становился все тоньше и тоньше до тех пор, пока не повалился на землю, распавшись на множество кусков. Подул легкий ветерок, подняв облачко праха на том месте, где упало чудовище. Даже костей не осталось.
Горгон повернулся к Пармениону. – Приведи ребенка ко мне! – велел он. На нетвердых ногах Спартанец подошел к Царю, но меч по-прежнему был в его руке и он был готов вонзить его в живот Царя при первом признаке измены.
– Будь храбрым! – прошептал он мальчику. Александр кивнул. Парменион опустил принца на землю, и мальчик подошел к Лесному Царю, глядя снизу вверх на зеленый, обрамленный змеями лик.
– Покажи свою силу, – произнес Горгон.
– Покажу, – отвечал Александр. – Но только у Гигантовых Врат.
– Значит, ты и есть настоящий Искандер.
– Значит, я и есть, – ответил Александр.
***
Принц стоял молча со склоненной набок головой, его зеленые глаза следили за клубящимися змеями. – Это настоящие змеи? – вдруг спросил он.
– Настоящие или нет, зависит от того, с какой стороны посмотреть, – ответил Горгон, опускаясь на колено и склоняя голову. Змеи вздыбились, зашипели, их раздвоенные языки выстреливали из-под острых клыков.
Мальчик не пошевелился. – Они не живые, – произнес он.
– Если они тебя укусят, ты умрешь, – заметил Горгон.
– Это не делает их настоящими. Их глаза слепы. Они не могут видеть, не могут чувствовать. И двигаются только тогда, когда ты им прикажешь.
– Также и с моей рукой – а она настоящая.
– Правильно, – согласился мальчик, – и змеи именно такие – продолжения твоего тела, как руки или ноги. Они всего лишь похожи на змей.
– Так ты не боишься меня?
– Я ничего не боюсь, – солгал Александр, выпрямив спину и гордо подняв подбородок.
– Но я для тебя чудовищен и уродлив.
– Ты для меня интересен. Зачем ты выбрал такой облик?
За вопросом последовал хохот Лесного Царя. – Я выбрал его, чтобы вселять страх во врагов. Так и получилось. Получается до сих пор. Но затем война была проиграна, и побежденные были… наказаны? На нас было наложено проклятие, заставившее нас сохранить принятую форму. Ты, Искандер, снимешь это проклятие.
– Ты злодей? – спросил мальчик.
– Конечно. Мы ведь проиграли. Побежденные всегда злодеи, ведь это победители поют песни и меняют историю. Да и в тех формах, что они нам оставили, какой выбор у нас оставался? Взгляни на Пожирателей! Их прикосновение – смерть, их дыхание – чума. Много ли добрых дел сумеют они совершить? Победители оставили нас с ненавистью и горечью в сердцах. Они назвали нас злом, и сделали нас злодеями. Теперь мы живем в соответствии с их представлениями. Веришь мне?
– Будет неучтиво признать, что не верю, – ответил мальчик.
– Правда, – согласился Царь, – но я позволю тебе одну неучтивость.
– Тогда я должен сказать, что не согласен. Парменион говорит, что у каждого человека есть много путей. Если твои слова верны, то тогда все уродливые люди были бы злыми, а все красивые – добрыми.
– Хорошо сказано, дитя, – прокомментировал минотавр, Бронт. – Мой брат забыл упомянуть, что это он – и его союзники – начали войну, принеся смерть и бойню тысячам живых существ.
Горгон встал и покачал головой, змеи зашипели и задвигались. – Только мне показалось, что я веду интеллигентную беседу… А, пустое, давай не будем спорить над пепелищем истории, Бронт. Насколько я помню, с обеих сторон полегли многие тысячи, и брат убивал брата. Пусть всё это кончится с приходом Искандера.
– Не верю, что ты когда-нибудь дашь этому закончиться, Дионий, – печально произнес Бронт. – Это не в твоем характере.
– Вот и увидим, брат. Как там наша матушка? Всё еще скорбит из-за меня?
Бронт издал низкий рык, сжимая кулаки, мускулы на его плечах вздыбились тугими буграми. – Даже не думай об этом, – прошептал Горгон, и его белесые глаза засветились как лампы.
– Не деритесь пожалуйста, – взмолился Александр.
– Никто не собирался драться, – сказал Парменион, становясь между Бронтом и Лесным Царем. – Теперь мы – союзники против общего врага. Разве не так, Бронт?
– Союзники? – процедил минотавр, качая головой. – Я не могу заставить себя поверить в это.
– Можешь, – заявил Парменион, – потому что должен. Война, о которой ты говоришь, отгремела эоны лет назад. Должен наступить тот день, когда о ней не будут вспоминать. Пусть это будет сегодня. Пусть это будет здесь, в этом лесу.
– Ты даже не представляешь, что он творил! – разбушевался Бронт.
– Нет, не представляю. Но мне и не надо. Это путь войны – выяснять лучшие и худшие черты сражающихся. Но война окончена.
– Пока он жив, она не будет окончена никогда, – сказал Бронт, развернулся и зашагал обратно в лес. Александр перевел взгляд на Лесного Царя, и ему показалось, что увидел разочарованное выражение, почти печаль в этих искаженных чертах лица. Потом мрачная, сардоническая мина вернулась на место.
– Твоя миссия началась не очень хорошо, – сказал Царь.
– Ничто стоящее не дается легко, – ответил мальчик.
– Ты разумное дитя. Ты почти нравишься мне – если бы я еще помнил, как оно испытывается, это чувство.
– Ты можешь вспомнить, – сказал Александр со светлой улыбкой. – И ты мне тоже понравился.
***
Александр отошел от Лесного Царя и увидел Камирона, стоящего поодаль от монстров, заполнивших поляну. Кентавр трясся, его передние копыта рыли землю. Принц подошел к нему, но Камирон, увидев его, отошел на несколько шагов.
– Ты делаешь мне больно, – сказал кентавр, часто моргая большими глазами.
– То был не я, – проговорил Александр успокаивающе, протягивая руку. – Разве тот, другой, был похож на меня?
– Всем, кроме рогов, – ответил Камирон. – Мне не нравится это место; я не хочу находиться здесь.
– Мы скоро уйдем, – сказал ему мальчик. – Ты позволишь поехать на тебе?
– Куда поедем?
– Искать Хирона.
– Я его никогда не найду, – пробормотал кентавр. – Он оставил меня. И я теперь всегда буду один.
– Нет, – сказал Александр, подойдя ближе и беря Камирона за руку. – Ты не один. Мы станем друзьями, ты и я. пока не найдем Хирона.
Кентавр склонил свое туловище вперед и зашептал: – Это злое место. Всегда было таким. Садись ко мне на спину, и я побегу отсюда быстрее ветра. Могу отвезти тебя к дальним горам. И они нас не поймают.
– Зло повсюду вокруг, дружище, – сказал ему Александр, – и мы здесь в большей безопасности, чем в горах. Уж поверь. – Камирон ничего не сказал, но страх еще мелькал в его глазах, а бока дрожали. – Ты – могучий Камирон, – сказал вдруг мальчик, – самый сильный из кентавров. Ничего не боишься. Ты самый быстрый, самый храбрый, самый сильный воин.
Кентавр закивал. – Да, да, это всё я. Я! Я великий боец. И я не боюсь.
– Знаю. Мы отправимся к морю и после этого в Спарту. Я поеду на тебе, и ты будешь меня защищать.
– К морю, да. Будет ли там Хирон? Близко ли он?
– Очень близко. Скажи, где ты был, когда ты… последний раз проснулся?
– Это было в лесу, недалеко от гор. Я услышал крики и вопли. Это Македоны убивали кентавров. Тогда я увидел и тебя.
– Что было вокруг, когда ты проснулся?
– Только деревья и скалы, и… ручей, кажется. Я не помню, как туда попал. Я плохо помню вещи.
– Когда я увидел тебя впервые, у тебя была кожаная сума на поясе. В ней был золотистый камень. Но теперь у тебя его нет.
– Сума? Да… была. Но я ее оставил. Вопли меня отвлекли. Это важно?
– Нет, просто интересно, где это случилось. Мы скоро выдвинемся, но сначала мне надо переговорить с Парменионом.
Спартанец был увлечен беседой со жрицей Финой и Атталом, но когда к ним подошел Александр, вся группа замолчала. – Мне надо с тобой поговорить, – сказал мальчик.
– Конечно, – ответил Парменион и опустился на колено, чтобы стать вровень с принцем.
– Это касается Хирона.
– Я слышал, мы его потеряли.
– Нет. Он – это кентавр, Камирон. – И он быстро рассказал Пармениону о своей первой встрече с магом, и как тот превратился в кентавра. – Но теперь Камирон потерял магический камень. И я не думаю, что он сумеет превратиться обратно.
– Мы мало чем можем ему помочь, – сказал Парменион, – только держать его ближе к себе. Однако, о более важном, как ты сам?
Александр посмотрел в глаза Спартанцу, прочитав в них беспокойство. – Я в порядке. Он застал меня врасплох. Заклятие в этих лесах очень сильно – и очень темно.
– Ты помнишь хоть что-нибудь?
– Помню всё. Странным образом это было очень мирно. Я мог видеть всё, но не мог ни на что повлиять. Я не мог принимать самостоятельных решений. Он очень силен, Парменион. Я почувствовал это, когда его сознание протянулось к чудовищам и прикоснулось к ним. Он моментально подчинил их своей воле.
– Ты все еще чувствуешь его присутствие?
– Нет. Оно как будто заснуло.
– Есть ли у тебя силы остановить его, если он попытается… контролировать тебя снова?
– Думаю, да. Но откуда мне знать?
– Делай все, что можешь, – посоветовал Спартанец, – и скажи мне, когда он вернется.
– Скажу. Что будет теперь?
– Царь сопроводит нас до моря. Оказавшись там, мы найдем способ пересечь Коринтийский Залив… Коринф. Оттуда мы отправимся на юг, через Аркадию в Спарту. После этого… Я не знаю.
– Я сумею открыть Гигантовы Врата, – тихо проговорил Александр.
– Не думай об этом, – прошептал Парменион. – Ты не тот, кем они тебя считают.
– О, но я тот, – ответил мальчик. – Поверь, Парменион. Я и есть Искандер.
***
Три дня небольшой отряд продвигался к югу через лес, возглавляемый Горгоном и сопровождаемый тремя Пожирателями, которые взметались в небо и ныряли над деревьями, высматривая признаки погони. Александр ехал на Камироне, чувства которого обострились на утро второго дня.
– Я могу помнить, – сказал Камирон принцу. – Это чудесно. Я заснул и проснулся в одном и том же месте.
– Это хорошо, – отстраненно ответил мальчик.
Парменион шел непосредственно рядом с Лесным Царем, Дераей и Атталом, образуя преграду за кентавром и его наездником.
За эти два дня жрица мало разговаривала с мечником, шла молча, а вечера проводила в беседах с Парменионом. Но на утро третьего дня Аттал отстал от основной группы шагов на тридцать.
– Очень медленно идешь, – сказала Дерая.
– Хочу поговорить с тобой, – сказал он ей.
– Почему? Кто я для тебя?
– Мне нужен… я хочу… совет.
Дерая пристально взглянула на него, подлетела, чтобы коснуться его души, ощущая бурные, сложные эмоции, бушующие в нем. – Чем могу помочь?
– Ты ясновидящая, правда?
– Да.
– И ты можешь провидеть будущее?
– Будущих много, Аттал; они сменяются день за днем. Скажи, что тебя заботит.
– Демон сказал, что позаботиться о том, чтобы мы с Парменионом оба были убиты. Он сказал правду?
Дерая посмотрела в озадаченное лицо мечника. – А что ты сделаешь, если я отвечу, что это так?
– Не знаю. Все мои враги, о которых известно, мертвы; это залог безопасности. Но он – сын единственного друга, что у меня есть. И я не могу… – Его голос притих. – Расскажешь мне о моем будущем?
– Нет, это было бы неразумно. Ты носишь в себе тяжелую злобу и ненависть, Аттал. И события из прошлого изувечили твою душу. Твоя любовь к Филиппу – единственное доброе чувство, что у тебя есть.
– Тогда скажи, будет ли мальчишка представлять опасность для меня?
Краткий миг она колебалась. – Дай свою руку, – наконец велела она. Он подчинился, дав левую, правая же покоилась на рукояти меча. Эмоции захлестнули ее – сильные, грубые и почти подавляющие. Она увидела, как его мать была убита его отцом, увидела, как молодой Аттал убил отца. Затем, в последующие годы, она видела, как мрачный молодой человек принес смерть многим, с помощью ножа ли, лука, меча или яда. Наконец она вздохнула и отпустила его руку.
– Ну? – настоял он.
– У тебя много врагов, – сказала она ему тихим и печальным голосом. – Тебя ненавидят почти все, кто тебе знаком. Поверь мне, убийца, сейчас принц – это меньшая опасность для тебя.
– Но он станет врагом, или нет?
– Если он выживет, – ответила она, следя за его взглядом. – Если хоть кто-то из нас выживет.
– Благодарю, – произнес он, прошел от нее вперед и зашагал дальше.
Той ночью, когда все спали, Дерая села с Парменионом на вершине холма и поведала Спартанцу о том, что было с Атталом.
– Думаешь, он попытается убить мальчика? – спросил тот.
– Не сейчас. Однако это мрачный, сломанный человек. В нем мало хорошего.
– Буду внимательно за ним следить. Но скажи, госпожа, почему Аристотель прислал тебя?
– Он посчитал, что я тебе помогу. Разве у меня не получилось?
– Конечно – но я не то хотел сказать. Почему он направил сюда именно тебя? Почему не кого-то другого?
– Мое общество так тебя гнетет? – вопросом ответила она, с нарастающим беспокойством.
– Вовсе нет. Ты как прохладный ветер в летнюю жару. Ты даруешь моей душе покой. Я не очень обходителен с женщинами, Фина. Я неловок и скуп на проявления чувств. – Он усмехнулся. – Пути вашего рода мне совершенно чужды.
– Ты говоришь о нас, как о потусторонних существах.
– Иногда я думаю, что вы такие и есть, – признался он. – Когда я был очень юн, то наблюдал, как бегает Дерая. Прятался на вершине холма и подсматривал за бегущими девицами. Их грация заставляла меня чувствовать себя нескладным и неуклюжим – и всё же от этих воспоминаний есть определенный проблеск света.
– Хорошо говорить о приятных воспоминаниях, – сказала она ему. – Это всё, что делает нашу жизнь лучше. Расскажи о своей семье.
– Я думал, ты хотела услышать приятные воспоминания, – проворчал он, отведя взгляд.
– Не любишь свою жену?
– Любить Федру? – ответил он и покачал головой. – Она вышла за меня лишь с одной целью… и я не хотел бы об этом говорить.
– Тогда не будем.
Вдруг он лукаво улыбнулся. – А зачем ты задала мне этот вопрос? Ты же ясновидящая, Фина; ты уже знаешь ответ. – Улыбка сошла, лицо его стало серьезным. – Ты знаешь все мои секреты?
Мысль о лжи мелькнула в ее голове, но она ее отбросила. – Да, – мягко проговорила она.
Он кивнул. – Я так и думал. Тогда ты знаешь, почему она за меня вышла.
– Чтобы избавиться от дара провидения, которого она не желала.
– И? – надавил он – его глаза, теперь холодные, застыли на ее взгляде.
– Потому что ее дар поведал ей, что тебе суждено зачать бога-царя, который станет править миром. Она хотела, чтобы этот мальчик оказался ее сыном.
– И теперь, – сказал Парменион печально, – она растит бедного Филоту, наполняя его разум мыслями о грядущей славе. Это опасная иллюзия – и я ничего не могу поделать, чтобы это остановить. Это цена, которую я должен заплатить за свою… измену?
– Ты не злой человек, – заговорила она, беря его за руку. – Не позволяй одной ошибке отравить твое чувство собственного достоинства.
– Всё было бы совсем иначе, Фина, если бы только мне и Дерае позволили сыграть свадьбу. Возможно, не было бы никаких богатств – но у нас был бы и дом, и дети. – Резко встав на ноги, он посмотрел на облитые лунным светом кроны деревьев. – Но мало толку в попытках переделать прошлое. Мы не поженились. Они ее погубили. Ну а я стал Парменионом, Гибелью Народов. И я могу с этим жить. Пойдем, вернемся в лагерь. Быть может, я хотя бы сегодня смогу поспать без сновидений.
***
На пятый день их пути дорога на юг замедлилась. Пожиратели разлетелись еще прошлой ночью и до сих пор не вернулись, и Горгон показался Пармениону озабоченным более обычного, то и дело прочесывая дорогу впереди, оставляя всех далеко за спиной. Бронт был необычно молчалив последние два дня, покидая спутников и сидя в одиночестве с опущенной на руки бычьей головой. И Аттал становился всё угрюмее, постоянно устремляя взор светлых глаз на Александра.
Парменион ощущал растущее напряжение. Лес тут был гуще, скудный свет проникал сквозь потолок из переплетенных ветвей, а воздух полнился запахом перегнивших растений. Но Спартанца настораживало не отсутствие света или загустевший воздух; в этом месте присутствовала аура зла, которая проникала в разум и охватывала душу ужасом.
Этой ночью, впервые за всё время пути, Парменион развел костер. Аттал и Фина сели у огня, и мечник стал задумчиво смотреть на пляшущее пламя. Бронт отошел дальше и сел, прислонясь спиной к широкому дубу, Парменион присоединился к нему.
– Тебе больно? – спросил Спартанец.
Бронт поднял голову. Тонкая струйка крови бежала из его правой ноздри.
– Мне необходимо… Превращение, – прошептал Бронт. – Но оно не может быть… совершено… в этом месте. Если мы не выйдем из этого леса в ближайшие два дня, то я умру.
– Ты знал, что так будет?
– Да.
– И всё-таки пошел с нами? Не знаю, что и сказать, Бронт.
Минотавр пожал плечами. – Искандер важнее всего прочего; он должен попасть к Гигантовым Вратам. Оставь меня, друг мой. Тяжело говорить через боль.
В этот момент вернулся Горгон, протискивая свою гигантскую тушу через заросли. Он пробежал через маленькую поляну и швырнул ногой землю прямо на костер, подняв искры, полетевшие на платье Фины.
– Что, во имя Аида, ты творишь? – всполошился Аттал.
– Погасить огни! – прошипел Горгон.
– Почему? Или это не твой лес? – ответил мечник. – Чего нам боятся?
– Всего, – ответил Горгон и подошел к Пармениону. – Македоны вошли в лес, – молвил он, сверкнув глазами. – Там больше тысячи воинов. Разбитых на пять отрядов. Два из них за нами, два на востоке и один впереди.
– Им известно, где мы?
– Полагаю, что так. Многие Пожиратели дезертировали от меня к Македонам. В этом лесу мало верности, Человек. Я правлю здесь только потому, что сильнейший, и корона моя в безопасности лишь до тех пор, пока меня страшатся. Но Пожиратели больше страшатся Филиппоса. И они правы, ибо сила его превосходит мою.
– Когда мы выйдем к морю?
– Через два дня – если будем идти быстро. Через три, если будем осторожны.
Парменион покачал головой. – Бронт не выживет через три дня.
Рот Горгона расширился в пародии на улыбку, змеи у него на голове поднялись с обнаженными клыками.
– Какое это имеет значение? Важно, чтобы Искандер добрался до Врат. А это теперь сомнительно. Этот лес – моя вотчина и моя сила – но все мои силы до предела уходят на то, чтобы не дать Филиппосу обнаружить нас. Эта твоя костлявая баба тоже истощает всю себя, укрывая нас. Однако мы устаем, Человек. И когда наша магия иссякнет, в этом лесу не найдется места, куда можно будет спрятаться. Ты понимаешь? Сейчас жрица и я накрыли лес спиритическим туманом, который и укрывает нас. Но с каждым часом Царь-Демон всё глубже врезается в нашу защиту. Скоро это будет как неистовый вихрь, разметающий наш туман, и тогда мы останемся стоять в полной видимости для золотого глаза. И я не могу заботиться о таких мелочах, как жизнь Бронта. – Горгон улегся, прикрыв глаза. – Отдохнем два часа, – тихо проговорил он, – потом двинемся в путь и будем идти всю ночь.