Текст книги "Тёмный Принц"

Автор книги: Дэвид Геммел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Ты! – прошептал он. – Ты была в капюшоне и в вуали; я тогда подумал, что ты носишь траур.

– Да, я была в трауре. И сейчас тоже. Однако, – сказала она, резко вставая на ноги, – ты сказал, надо готовиться к походу.

– Да, конечно. Ты знаешь, куда я собрался отправиться? – спросил он, тоже поднявшись.

– В Лес Горгона.

Он улыбнулся, и лицо его стало таким мальчишеским. Дерая заставила себя отвести взгляд. – Другой дороги у нас нет, – сказал он.

– Знаю. Каков твой план?

– Мы подойдем к опушке леса. Бронт говорит, это займет три дня. Там я оставлю отряд и пойду к Горгону.

– Зачем тебе так рисковать? Чего ты хочешь этим добиться?

Улыбка сошла с лица Пармениона. – Мы не можем пройти никаким другим путем. На открытой местности нас настигнут: негде спрятаться, некуда убежать. Лес даст нам укрытие и возможность добраться до Бухты.

– Бронт говорит, что живущее там зло страшнее Македонов.

– Да, и я ему верю.

– Тогда как ты с ними договоришься? Что сможешь предложить?

– Мечту об Искандере: открытые Врата Гиганта и возвращение магии. Злые или добрые, все они – создания Заклятия.

– Я пойду с тобой, – молвила она.

– Нет надобности рисковать собой. Я сумею провести переговоры с Повелителем Леса.

– Даже если так, я составлю тебе компанию. У меня много способностей, Парменион. И они могут пригодиться.

– Нисколько не сомневаюсь.

***

Два дня отряд продолжал движение, идя на запад, все выше в горы, ища длинную тропу, змеившуюся к Лесу Горгона, которая открылась им внизу в океане деревьев. На утро третьего дня, когда они укрылись от внезапной бури под большим уступом скалы, они услышали на дороге цокот копыт. Аттал с Парменионом выхватили мечи и вышли в бурю, сопровождаемые Бронтом и Хироном.

По тропе скакал одинокий жеребец, который поднял голову и заржал, едва увидевмага. – Каймал! – воскликнул Хирон, подбежал к коню и похлопал его по холке. – Как же здорово увидеть тебя, парень.

Взявшись за гриву животного, Хирон вскочил коню на спину. Дождь утих, и магпоехал на Каймале рядом с Парменионом. – Разведаю дорогу впереди, – сказал Хирон. – Встретимся до захода солнца.

– Будь осторожен, маг, ты и твоя магия нам еще понадобятся, когда Пожиратели вернутся, – напутствовал его Парменион.

Гроза ушла дальше, тучи расступились за ней, давая солнцу осветить горы и идущий по ним отряд, с кентаврами в авангарде. Парменион отбежал назад по склону, прикрыв от солнца глаза и осматривая их пройденный путь.

К нему подошел Аттал. – Видишь что-нибудь? – спросил македонянин.

– Не уверен. Взгляни туда, за сосны. Там расщелина в скалах. Мне показалось, я вижу человека, движущегося между ними.

– А я ничего не вижу. Идем дальше.

– Погоди! – велел Парменион, схватив Аттала за руку и пригибая его ниже. – Взгляни теперь!

Шеренга людей спускалась по склону в нескольких милях к востоку, и солнце играло на их шлемах и наконечниках копий. Над ними кружил Пожиратель. – Сколько их? – шепотом спросил Аттал.

– Более пятидесяти. К счастью, они идут пешком, а это значит, что они не настигнут нас до наступления темноты. Но все равно нам надо поспешить.

– Зачем? Им сложновато будет выследить нас в лесу.

– Нам еще надо будет получить дозволение войти в лес, – сказал Парменион.

– От кого?

– От чудовищ, которые там обитают, – ответил Спартанец, отойдя от края скалы, и двинулся по тропе.

– Чудовища? Ты ничего не говорил о чудовищах, – закричал Аттал и побежал за ним.

Парменион остановился и усмехнулся. – Мне нравится удивлять тебя, Аттал. – Тут улыбка его исчезла, и он схватил своего спутника за плечо. – Я могу не вернуться. Если случится так, сделай всё, на что способен, чтобы доставить Александра в Спарту.

– Пойду с тобой. Мне начинает нравиться твоя компания.

– Нет. Если погибнем мы оба, то какая надежда останется у мальчишки? Оставайся с ним.

К закату путники спустились к подножию гор. Кентавры ускакали искать укромное место для себя, а Бронт, Стероп и Арг стали разводить костер посреди скопления белых валунов. Аттал с Александром сели отдохнуть у огня, а женщина по имени Фина ушла из лагеря, чтобы быть рядом со Спартанцем, пока тот осматривал лес.

– Когда пойдешь? – спросила она.

– Предпочту сделать это на рассвете, – ответил он. – Но Македоны близко, и у нас может не оказаться достаточно времени. Где, во имя Гекаты, Хирон?

– Будет лучше войти в лес до наступления ночи, – посоветовала Фина.

Парменион кивнул. – Давай так и сделаем. – Пройдя к валунам, он рассказал свой план остальным.

– Ты безумец, – возмутился Бронт. – я думал, что ты осознаешь свою глупость. Неужели не понимаешь? Горгон убьет тебя – а не убьет, так выдаст тебя Филиппосу.

– Возможно, ты прав, мой друг, но выбор у нас невелик. Если я не вернусь к рассвету, вы должны будете сами проделать путь до Бухты, как только сможете.

Не говоря больше ни слова, он вскочил на ноги и перешел по открытой местности к темной стене деревьев.

Фина подошла к нему. – За нами следят? – спросил он приглушенным голосом.

– Да. Несколько монстров наблюдают за нами из зарослей. И у них на уме убийство, – проговорила она.

Она почувствовала, как Парменион напрягся, его шаг сбился, а рука потянулась к мечу. – Нам надо идти назад, – шепнула она.

– Те существа, – тихо сказал он, – ты умеешь читать их мысли?

– Да – как и они.

– Ты можешь с ними поговорить?

– Нет, но я могу внушить им мысль. Что ты хочешь, чтобы они сделали?

– Пусть отведут меня к Повелителю Горгону.

– Хорошо. Сосчитай до двадцати, и потом выкрикни его имя. Это даст мне время поработать с ними.

Дерая сделала несколько глубоких вдохов, успокаивая себя, и отправила свой дух к деревьям. Первое существо, которого она коснулось, – полурептилия-полукошка – отскочило от нее. Его мысли были о крови и разодранной плоти. Разума в существе было недостаточно, и она двинулась дальше, добравшись наконец до Пожирателя, который сидел на верхних ветвях дуба, бледными глазами разглядывая двух человек. Он также лелеял мысли об убийстве, однако Дерая почувствовала в нем и любопытство.

– Горгон! – крикнул Парменион. – Желаю говорить с Повелителем Горгоном!

Пожиратель напрягся, не решаясь, что предпринять. Голос Дераи нашептывал глубоко в его подсознании, посылая ему подспудные мысли. "Я должен отправить его к Повелителю. Он будет в ярости, если я этого не сделаю. Он убьет меня, если я этого не сделаю. Один из тех, кто рядом со мной, расскажет ему, что человек звал его. И тогда он уничтожит меня."

Раскинув крылья, Пожиратель взмыл в воздух и спланировал вниз на землю шагах в двадцати от Людей.

Дерая открыла глаза и инстинктивно протянула ладонь, схватив Пармениона за руку.

Пожиратель приблизился, с трудом шагая когтистыми ногами по ровной земле. – Желаешь видеть Повелителя?

– Желаю, – ответил Парменион.

– Тебя послал Филиппос?

– Я буду говорить только с Повелителем Горгоном, – сказал Парменион.

– Я отведу тебя, Человек.

Пожиратель развернулся и неуклюже зашагал к деревьям, ноги его при этом шатались, словно на шарнирах. Несколько раз он оскальзывался, но тогда распускал крылья, чтобы восстановить равновесие.

Все еще сжимая руку Дераи, Парменион пошел за существом. – А что думают остальные? – спросил он шепотом.

– Один из них задумал наскочить на тебя, как только окажешься в тени деревьев. Берегись! Но не убивай его. Предоставь это мне!

Отпустив ее руку, Парменион пошел дальше, теребя ножны меча. Лицо его покрылось потом, а сердце бешено заколотилось. Но не все его мысли были заняты страхом. Прикосновение к руке этой женщины было словно огонь, потекший в крови и поднявший его над землей. Деревья были всё ближе, темные и непроглядные, ни звука не было слышно из леса, ни пения птиц, ни даже хлопанья летучих мышей.

Рептиловидное существо выпрыгнуло из верхних ветвей, и Парменион юркнул в сторону, но чудовище повалилось на землю и осталось лежать неподвижно. Пожиратель упреждающе зашипел на других существ, что были поблизости, затем подошел на неловких ногах к незадачливому чудовищу. – Он мертв? – спросил он.

– Спит, – ответила Дерая.

Пожиратель опустился на колени перед телом, вонзил когти ему в шею и оторвал существу голову. – Теперь мертв, – прошипел он, слизывая кровь с когтей.

Медленно они двинулись дальше в сгущающемся сумраке. Дерая слышала шорохи чудовищ, шевелящихся по обе стороны от них, а также в ветвях над головой, однако помыслы о насилии больше не одолевали их.

– Гера Всеблагая! – прошептала Дерая.

– Что такое?

– Повелитель Леса… Горгон. Я коснулась его. Такая лютая ненависть.

– И на кого она направлена?

– На всех и каждого.

Тропа стала шире, и Пожиратель вывел их на широкую поляну, где горело много факелов, и их ждала чудовищная фигура, восседавшая на троне из черепов. Кожа его была темно-зеленой, с коричневыми пятнами, голова – огромна, рот – хищный и ощерившийся клыками. А над его головой, вместо волос, извивался клубок змей. Парменион подошел ближе и поклонился.

– Смерть твоим врагам, государь, – проговорил он.

Холмы Аркадии

Далеко на юге, за Коринфским заливом на нижних холмах Аркадии, яркий свет быстро сверкнул над мраморными Гробницами Героев. Он светил словно вторая луна, затем потускнел и наконец померк.

Мальчик-пастух увидел сполох и подумал, что он предвещает грозу, но его овцы с козами были невозмутимы, да и туч на ночном небе не было – звезды светили ярко, и луна сияла ясно.

Пару мгновений мальчик еще думал о сполохе, но потом выбросил его из головы и укутался в плащ, переведя взгляд на свое стадо, осматривая границы пастбища, не притаился ли там волк или лев.

Однако был там лишь один волк, и мальчик его не мог видеть, потому что тот расположился за мраморным надгробием; и он тоже увидел свет. Когда сияние окутало его, мерцая и пугая, вся его злоба испарилась перед этим светом.

Волк был стар, его изгнали из стаи. Когда-то он был могучим, внушающим трепет вожаком, быстрым и смертоносным. Но никогда за всю его долгую жизнь подобный свет не загорался вокруг него, и это его смутило, озадачило. Он залег на землю, подняв косматую голову и принюхиваясь к воздуху. Тут он уловил то, что знал – и чего боялся. Запах Человека.

И очень близко.

Волк не шевелился. Запах доносился слева, и волк медленно повернул туда голову, следя желтыми глазами за малейшим движением.

Человек лежал на обломке мрамора, голая кожа белела в лунном свете. Он застонал и пошевелился. Всего за мгновение до этого волк сам запрыгивал на этот кусок мрамора, чтобы понаблюдать за стадом, выбрать себе жертву. И тогда Человеком не пахло. Но вот он, уже тут, растянулся на камне.

Волк прожил столько зим благодаря твердому знанию, когда быть осторожным, а когда – храбрым. Человек, который возник из воздуха, посреди яркого неестественного света, не придавал храбрости старому зверю. И, хоть он был голоден, он побежал прочь, к северным лесам, подальше от запаха Человека.

***

Шлем задрожал. Камень, касавшийся его спины, был холодным и неудобным, и он застонал, очнувшись, затем перевернулся на бок и свесил ноги с края плиты. Садясь, он зевнул и потянулся. Ночь была холодной, но не промозглой, и он увидел волка, удирающего прочь вниз по склону к зарослям у подножия. Рука Шлема потянулась к мечу, и лишь тогда он понял, что гол и безоружен.

– Что это за место? – проговорил он вслух. – И как я попал сюда?

В эти несколько мгновений Шлем был в растерянности. Он был воином – могучим, испытанным в пылу многих сражений, уверенным в своей силе. Но когда он перебрал свои воспоминания, страх, граничащий с паникой, охватил его. Он не знал, как попал в это незнакомое место, но хуже того – и намного хуже – он вдруг понял, с шоком, который заставил его сердце стучать тяжелей, что коридоры его памяти были безмолвны и пустынны.

– Кто я такой? – прошептал он.

– Шлем. Я – Шлем.

– Кто такой Шлем? – Это имя не успокаивало, ибо оно не несло в себе никаких воспоминаний о прошлом. Глянув на свои руки, он увидел, что они были широкими и мозолистыми, с короткими и сильными пальцами. На предплечьях было немало шрамов, одни – рваные рубцы, другие – прямые порезы. Но вот как они ему достались, оставалось тайной.

Спокойно, сказал он себе. Осмотрись хорошенько. И тут он понял, что лежит на кладбище, полном безмолвных статуй и мраморных гробниц. Подавив в себе панику, он легко соскочил с плиты и стал озираться вокруг. Некоторые надгробия треснули и развалились, другие поросли травами. Видать, никто за этим местом не ухаживает, решил он. Среди камней зашуршал прохладный ветер, и он поежился. Где же моя одежда, подумал он? Я же не ходил по земле голышом, словно полевой раб? Блик света показался слева. На мгновение ему показалось, что там стоял воин, ибо лунный свет отражался от сплошного, закрывающего лицо бронзового шлема и позолоченного нагрудника. Он напрягся, его ладони сжались в кулаки; но затем он рассмотрел, что то был не молчаливый солдат, а набор доспехов, надетый на деревянный манекен.

Он осторожно подошел, пристально осматривая окружающее кладбище.

Шлем был сработан на славу, на нем не хватало разве только гребня или плюмажа. Верхушка была чиста, без следов молотка оружейника, без единой заклепки. Забрало было сделано в виде мужского лица, с бородой и угрюмыми глазами, с высокими курчавыми бровями и странновато улыбающимся ртом. Нагрудник тоже не уступал шлему, оплечья были сооружены из окованной бронзой кожи, грудная часть доспеха изображала мускулистый торс могучего мужчины, с бугрящимися грудными мышцами и хорошо развитыми мускулами солнечного сплетения. Под ним была юбка из полосок кожи, обитых бронзой, а под нею – пара кавалерийских сапог из оленьей кожи.

Рядом лежал меч в ножнах. Шлем протянул руку и взял оружие. Сердцебиение замедлилось, уверенность в себе вернулась к нему. Клинок был из блестящего железа, двусторонний и острый, прекрасно сбалансированный.

Оружие и броня – мои, догадался он. Это должно было быть так.

Он быстро облачился. Нагрудник пришелся впору, как и сапоги. Набедренная юбка сошлась у него на поясе, а ножны меча идеально вошли в петлю из бронзы на левом бедре. Последним он поднял шлем, надев его на короткостриженую макушку. Когда шлем был надет, нестерпимая боль огнем обожгла всё его лицо. Он закричал и попытался сорвать с себя шлем, но расплавленный металл въелся в кожу, вливаясь в ноздри и рот, застывая на костях его лица.

И тут боль прошла.

Открыв глаза, он увидел, что стоит на коленях. Он поднялся и вновь попытался снять шлем, но тот не поддавался. Ветерок зашелестел по кладбищу – и он ощутил его на своем лице, как и собственные руки, когда пытался сорвать ими шлем. Подняв ладонь, он прикоснулся к металлическому рту. Он был холодным, но податливым. Он сунул палец дальше, коснулся им языка; он тоже был металлическим, но в то же время мягким.

Его лицо стало бронзовым; шлем не просто соединился с его кожей, он стал частью него самого.

– Что со мной происходит? – взмолился он, и его собственный голос зазвучал незнакомо для его ушей.

– Ничего особенного, – ответил тихий голос. – Ты всего лишь приуготовляешь себя для испытания, которое ждет впереди.

Шлем резко развернулся, меч мгновенно оказался у него в руке. Но никого не было видно. – Ты где?

– Близко, – раздался голос. – Не беспокойся, я друг.

– Покажись, друг.

– Это ни к чему. Ты в горах Аркадии. Твой путь лежит на север, к Коринфскому заливу.

– Я тебе не раб! – вспылил воин.

– Ты и сам не знаешь, кто ты есть, тебе известно лишь имя, которое я тебе дал. – Заметил голос, ровным, почти дружественным тоном. – Но все ответы ждут тебя впереди. Ты должен разыскать Золотое Дитя.

– А если я не стану искать?

Ответа не последовало. – Ты еще здесь? Да говори же, будь ты проклят!

Но на кладбище царила тишина.

***

Аттал откинулся, прислонясь плечами к валуну и осматривая своих спутников. Бронт сидел напротив, уставившись огромными карими глазами в пламя костра. Рядом с ним растянулся львиноголовый Арг, положа гривастую голову на свою мускулистую руку и не сводя узких глаз с Аттала. Циклоп по имени Стероп сейчас спал, и дыхание со свистом выходило через его клыки. Аттал перевел взгляд на скалистую тропу, на которой одинокий кентавр высматривал Македонов. Рядом с ним свернулся калачиком Александр, постанывая во сне. Аттал вновь обратил взор на Арга; существо по-прежнему глядело на него.

– Так и будешь лежать там и пялиться на меня? – спросил Аттал. Львиная пасть раскрылась, и из нее послышался низкий рык.

Бронт посмотрел поверх костра. – Ты ему не нравишься, – проговорил он.

– Это не лишит меня сна и покоя, – пробурчал Аттал.

– В чем же источник твоего гнева, Человек? – изумился Бронт. – Я чувствую это в тебе – то ли горе, то ли озлобленность?

– Оставь меня в покое, – буркнул Аттал. – И позаботься о том, чтоб твой косматый собрат держался от меня подальше, не то проснется с македонской сталью у себя в сердце. – И он растянулся на земле, повернувшись к братьям спиной.

Горе? О да, Аттал прекрасно знал, где были посеяны его семена. Это случилось в день, когда его отец убил его же мать. Смерть не была мгновенной, и мальчик слышал ее крики несколько часов. Он тогда был юным, двенадцати лет от роду, но с того дня он перестал быть ребенком. В четырнадцать он пробрался в покои отца с острым как бритва ножом, отточенным движением провел клинком по горлу мужчины и отошел, наблюдая, как спящий пробуждается с кровью, булькающей в легких. О, как он шевелил руками, пытаясь встать, сжимая пальцами горло, словно стараясь соединить разрезанные артерии. Горе? Да что эти твари могут знать о его горе?

Не сумев заснуть, Аттал поднялся и вышел из лагеря. Луна была высоко, ночной ветер был прохладен. Он поежился и посмотрел на скалистую тропу. Кентавра видно не было. Забеспокоившись, мечник стал осматривать высокие утесы в поисках малейшего признака движения.

Но не было ничего, кроме ветра, шуршащего в траве по склонам. Он быстро вернулся в круг валунов, где спали три брата. Слегка похлопал Бронта по плечу. Минотавр застонал и поднял свою массивную голову. – Что такое?

– Часовой пропал. Разбуди братьев! – прошептал Аттал. Подойдя к Александру, он поднял мальчика на плечо и направился к лесу. Едва он вышел на открытое пространство, как с севера послышались крики. Несколько пони выбежало из-за камней, но копья и стрелы тут же пронзили их. Юноша на бледном пони почти ушел от погони, но Пожиратель спикировал с ночного неба, и черный дротик вошел в шею скакуна. Чудовище слетело вниз, сбросив парня с коня. Тот встал, побежал, но тут второй дротик пронзил его тело.

Аттал пустился бегом. Александр проснулся, но не стал кричать или вопить. Его руки обвили шею Аттала, и он крепко вцепился в него.

Сзади послышался топот галопирующего коня, и Аттал обернулся, одновременно выхватывая меч. К ним бежал крупный кентавр с изогнутым луком в руках.

– Камирон! – крикнул Александр. Кентавр остановился.

– Много Македонов, – проговорил он. – Всех не убить. Кентавры мертвы.

Вложив меч в ножны, Аттал ухватился за гриву Камирона и сел верхом. – Давай к деревьям! – велел он. Камирон бросился вперед, едва не сбросив македонянина, но это их и спасло. Воины в черных плащах уже приближались к ним с юга, севера и востока. Но путь на запад, к лесу, оставался свободен. Камирон простучал копытами по открытому плато, и стрелы засвистели в воздухе рядом с ним.

Пожиратель слетел с неба, и Камирон резко осадил бег и стал на дыбы, когда дротик вонзился в землю перед ним. Наложив стрелу на лук, кентавр послал ее в воздух, попав Пожирателю в правый бок, в легкое. Крылья существа сложились, и оно рухнуло на землю.

Камирон помчался галопом к деревьям, оставляя македонов далеко позади. Они уже были в лесу, а Камирон продолжал бежать, перепрыгивая валежник и валуны, с брызгами скача по ручьям, пока не преодолел холм, который вывел их на небольшую поляну, окруженную высокими соснами. Здесь он остановился.

– Нехорошее место. Это Лес Горгона.

Аттал поднял ноги и соскочил наземь. – Здесь безопаснее, чем там, – сказал он, опуская на землю Александра. Мальчик повалился на траву, прижимая ладони к вискам.

– Ты заболел? – спросил Аттал, опустившись на колени рядом с мальчиком. Александр поднял взгляд, и мечник обнаружил, что смотрит в желтые глаза с щелевидными зрачками.

– Я в порядке, – раздался низкий голос. Аттал попятился, и Александр рассмеялся зловещим и раскатистым смехом.

– Не страшись меня, душегуб. Ты всегда служил мне верой и правдой.

Аттал не произнес ни слова. Потемневшая кожа на висках Александра сморщилась, раздалась, отшелушилась и отползла назад с его ушей, потом с шеи, открывая два бараньих рога, черные как эбеновое дерево и блестящие в лунном свете.

– Мне нравится это место, – произнес Дух Хаоса. – Оно мне подходит.

***

– Смерть твоим врагам, государь, – сказал Парменион, низко кланяясь.

– Ты и есть враг, – прошипел Горгон. Спартанец выпрямился и усмехнулся, глядя в блеклые глаза чудовища перед собой.

– Пожалуй, да – ибо я Человек. Но у меня есть возможность дать тебе то, чего ты желаешь всей душой.

– Ты понятия не имеешь о том, чего я желаю. Но продолжай, ибо ты забавляешь меня – так же, как твоя неминуемая смерть позабавит меня потом.

– Когда-то давно ты был воином, – тихо произнес Парменион, – порождением Титанов. Ты обладал способностью менять облик, летать или плавать под водой. Но когда отгремела Великая Война, ты был изгнан сюда и заключен в последнюю принятую тобой форму. А теперь Заклятие умирает, для всего мира. Однако ты выживешь, Горгон; и ты это знаешь. Ты проживешь еще тысячи лет здесь, в этом средоточии темной магии. Вот только в один прекрасный день и этот лес падет под топорами людей.

Горгон резко поднялся, волосы-змеи у него на голове шипели и извивались. – Ты пришел сюда рассказать то, о чем я и так давно знаю? Ты больше не забавляешь меня, Человек.

– Я пришел дать тебе ответ на твои мечты, – сказал Парменион.

– И какова же моя мечта?

"Осторожнее, Парменион, – послышался голос Фины в сознании Спартанца. – Я не могу прочесть его мысли."

– У тебя много грез, – сказал Парменион. – Ты мечтаешь о мести, лелеешь свою ненависть. Но есть одна мечта, самая великая из мечт, – возродить Заклятие и избавиться от Человека.

Горгон уселся обратно на трон из черепов. – И ты мне сможешь это дать? – Спросил он, и его огромный рот скривился в издевательской усмешке.

– Искандер воплотит мечту в реальность.

Мгновение Царь безмолвствовал, но затем подался вперед, бледные глаза его сверкнули. – Ты говоришь о том ребенке, которого разыскивает Филиппос. Он много посулил за этого ребенка – много женщин, да не таких плоских, как эта девка с тобой, а пригожих, мягких и сладких. Он обещает признать меня властителем этих лесов. И я склонен принять его предложение.

– Почему же он так жаждет заполучить этого ребенка? – возразил Парменион.

– Ради бессмертия.

– Бессмертный Человек? Этого он хочет добиться? А чего еще?

– А чего еще?

– Смерти Заклятия. Без Искандера у вас не останется никакой надежды. Вы все зачахнете и умрете. Такова главная цель Филиппа – это видно по всему.

– Так ребенок – Искандер?

– Да, это он, – ответил Парменион.

– И он сможет снять проклятие с меня и моего народа?

– Сможет.

– Я не верю. Пришло время умереть, Человек.

– И это всё, чего ты хочешь? – спросил Парменион, обводя рукой поляну, – или ты прожил уже так долго в качестве чудища, что забыл каково жить в качестве бога? Мне тебя жаль.

– Прибереги жалость для себя! – пророкотал Царь. – Для себя и для костлявой бабы за твоей спиной!

– Как тебя звали? – вдруг спросила Фина чистым и ласковым голосом.

– Мое имя? Я Горгон.

– Как тебя звали раньше, во времена золотого века?

– Я… Я… а какое тебе дело?

– Ты не можешь вспомнить? – спросила она, подойдя ближе и становясь рядом с ним.

– Я помню, – ответил он. – Меня звали Дионий. – Царь опустился на трон, мощные мышцы его плеч расслабились. – Я еще поразмыслю немного над вашими словами. Ты и твой мужчина должны остаться у нас на ночь; вы будете в безопасности, пока я не обдумаю услышанного.

Фина поклонилась и отошла к Пармениону, уведя его к кромке поляны.

– Что не так с его именем? – спросил Спартанец.

– Его разум был слишком силен для прочтения, но один образ всё время витал в его сознании, когда ты говорил о возрождении Заклятия. Это был красивый мужчина с ясными голубыми глазами. Я решила, что это и был он сам.

– Ты – бесценная спутница, – сказал он, целуя ее руку. – Мудрая и прозорливая.

– А еще костлявая и плоская, – ответила она, улыбаясь.

– Вовсе нет, – прошептал он. – Ты прекрасна.

Вырвав ладонь из его руки, она отпрянула назад. – Не смейся надо мной, Спартанец.

– Я говорю чистую правду. Красота – это нечто большее, чем кожа, плоть и кость. Ты наделена отвагой и душой. И если сомневаешься в моих словах, то прочти мои мысли.

– Нет. Я и так знаю, что увижу там.

– Так почему же ты злишься?

– Много лет назад у меня был возлюбленный, – проговорила она, отвернувшись от него. – Он был молод, как и я. Но нам было мало отведено времени быть вместе, и я многие годы тосковала по нему.

– Что произошло?

– Меня забрали у него, за моря, держали в плену в храме, пока я не согласилась стать жрицей.

– А он пытался разыскать тебя? Похоже, его любовь была не столь сильна, как твоя к нему.

– Он считал меня мертвой.

– Прости, – сказал Парменион и снова взял ее за руку. – Мне знакомы твои шрамы; у меня такие же.

– Но у тебя теперь жена, и трое детей. Ты, верно, позабыл свою первую любовь?

– Никогда, – ответил он, так тихо, что это слово было похоже на выдох в его устах.

Лес Горгона

Большую часть ночи лесные существа сидели вокруг костров. Не было слышно ни смеха, ни песен, и они сидели все вместе в мрачном молчании, пока Горгон восседал на троне из черепов. Фина заснула, положа голову Пармениону на плечо, но Спартанец бодрствовал. Эта тишина была неестественной; он чувствовал, что твари чего-то ждут, и поэтому оставался бдителен и насторожен, пока текли час за часом.

На рассвете твари встали на ноги и расступились справа и слева от трона, образовав два ряда. Опустив Фину на землю, Парменион встал во весь рост. Его бедра затекли, и он стал разминать мышцы спины. Напряжение повисло в воздухе, когда Горгон поднялся с трона и посмотрел на восток.

Дюжина странных зверей вышла из леса, ведя пленника, связанного по рукам и ногам. На теле пленника была кровь и следы многих ран. Парменион тихо выругался.

Пленником был Бронт.

Его пленители – полурептилии-полукоты, с боками, покрытыми шерстью, и лицами в чешуе – потащили Бронта между рядами ожидающих тварей. Зазубренные ножи и мечи сверкнули в полумраке.

– Стойте! – вскричал Парменион, выйдя вперед и встав рядом со связанным минотавром. Бронт поднял на него взгляд, выражение его лица невозможно было определить. Парменион быстро выхватил кинжал, разрезав острым лезвием связывавшие Бронта ремни. – Стой спокойно, – велел Спартанец и обратил лицо к Лесному Царю.

– Это мой друг – и союзник, – проговорил он. – Он под моей защитой.

– Под твоей защитой? А кто защитит тебя, Человек?

– Ты, повелитель – пока не примешь окончательное решение.

– Что ж, – процедил Горгон, прошагав вперед, чтобы встать перед минотавром, – у тебя теперь друг-человек, Бронт. Не забыл, что стало с прежним твоим другом? Ты не учишься на ошибках, да?

Минотавр ничего не сказал, но понурил голову, избегая взгляда Горгона. Тут Лесной Царь издал звук, напоминающий смех. – Он был пленником на Грите, – обратился он к Пармениону. – Царь заключил его в лабиринт под городом, кормил свиными отрубями и прочими объедками. Однажды Царь сбросил в лабиринт героя. Однако Бронт его не убил, правда, братец? Нет, он подружился с ним, и они выбрались оттуда вместе. Вообрази удивление Бронта, когда герой, вернувшись домой, стал врать о смертном бое с минотавром-людоедом. Он стал Царем, Бронт? Да, полагаю, стал. И провел остаток дней – как и все цари – охотясь за созданиями Заклятия. Так они создают свои легенды.

– Убей меня, – сказал Бронт, – но, молю, не дай мне зазеваться до смерти.

– Ха, да как я могу убить тебя, Бронт? Ты ведь под защитой Человека. К счастью для тебя. – Горгон вдруг вскинул ногу, впечатав ее Бронту в челюсть и сбив того на землю.

– Сколько врагов тебе потребуется еще, государь? – спросил Парменион.

– Не испытывай мое терпение, Человек! Это мои владения.

– Я это не оспариваю, государь. Но когда Заклятие будет возрождено, оно возродится для всех детей Титанов. Для всех… в том числе и для моего друга Бронта.

– А если я его убью?

– Тогда тебе придется убить и меня. Потому что я нанесу ответный удар.

Горгон покачал головой, змеи конвульсивно вскинулись, затем он опустился перед Бронтом на колено. – Кто же мы такие, что дошли до такого, брат мой? – вопрошал он. – Человек готов умереть за тебя. Как же низко мы пали, если заслужили их жалость? – Подняв взор на Пармениона, он покачал головой еще раз. – Ты услышишь мой ответ на рассвете. А пока радуйся оставшимся мгновениям.

Парменион подошел к Бронту, помог минотавру подняться на ноги. На груди и спине у того было множество порезов, и он весь истекал кровью.

– Что произошло? – спросил Парменион, отведя его к тому месту, где спала Фина.

– Македоны застали нас врасплох. Кентавры погибли – мои братья тоже. Я попытался убежать в лес, но был схвачен здесь. Всё пропало, Парменион.

– Что с мальчиком?

– Твой друг вынес его – но я не знаю, спаслись ли они.

– Мне жаль твоих братьев, друг мой. Я должен был всех взять с собой в лес и попытать счастья.

– Не вини себя, стратег. И спасибо, что вступился за меня. К сожалению, это лишь ненадолго отложит нашу с тобой смерть. Горгон играет с нами, оставляя надежду. На рассвете мы узрим его истинное зло.

– Но он назвал тебя братом.

– Не хочу об этом говорить. Посплю последние часы. Я его страшно выведу из себя напоследок. – Минотавр лег на траву, опустив большую голову на землю.

– Я перевяжу твои раны, – предложил Парменион.

– Нет необходимости. Они будут исцелены в час нашей гибели. – Бронт закрыл глаза.

Парменион тронул Фину за плечо, и она тут же пробудилась. – Александр где-то потерялся. Ты сумеешь найти его?

– Здесь я не могу провидеть. Темное Заклятие слишком сильно. Что будешь делать?

Парменион пожал плечами. – Буду использовать свою хитрость до конца и, если она подведет, проткну змееголового ублюдка в сердце и прикажу его слугам сдаться.

– Верю, ты сумеешь, – произнесла она с улыбкой.

– Спартанская школа. Никогда не сдаваться.

– А я ведь тоже спартанка, – сказала она. – Ох и упертый же мы народец. – Тут они оба засмеялись, и он приобнял ее рукой.