Текст книги "Надежда смертника"

Автор книги: Дэвид Файнток

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 37 страниц)

Вечером все опять стихло. Я скормил Пууку куриную консерву. Прошел только день после того, как его саданули ножом, и я не хотел, чтоб он расхаживал, разве только до туалета и обратно. Покормил его в постели. Он все съел и огляделся, словно выискивал поблизости вторую консерву.

Покормив его, я встал. Он протянул руку, чтоб я не уходил. Я шлепнул его по руке. Нечего мальчишке-миду держаться за ручку, как малышу.

– Останься на минутку, – робко попросил он. Ладно, ладно, я снова сел.

– Не знаю, что случилось, но миды все талдычат про воду. – Он взглянул мне в глаза и решил продолжить. – Рехнулся не Чанг, а Рейван.

– Что он говорит?

– Мол, Чанг тронулся башкой, раз говорит, воды не будет. Мол, раз трубы плохие, мидам нужно менять укрытие или чинить. Лучше, говорит, чинить. Ну, если… – Пуук умолк.

Спрашивать бесполезно. Сам расскажет, когда решит. Я провел рукой по голове Пуука, ободряюще потрепал по шее. Потом встал и начал чистить пустую консервную банку: не выбрасывать же металл.

Мальчик Пуук заговорил, обращаясь к стене:

– Если Чанг не продаст трубы, миды сами возьмут. Вломятся в магазин Чанга.

Я чуть не задохнулся. Гляди-ка, до чего дошло – нейтралу уже грозят! Плохие времена настают.

– Я и сказал Карло: Рейвану крышу на солнце напекло. Если Чанг говорит, воды не станет, мидам надо слушать.

– Глупый мальчишка-мид думает, Чанг сам не сможет о себе позаботиться? – заворчал я, сжал рукой банку и бросил расплющенную в кучу других.

– Рейван хотел меня пришить. Карло не дал, но велел убираться и больше не возвращаться. Ребятам из мидов нечего водиться с нейтралами. Я послал его подальше вместе со Старшей Сестрой, а он кинулся на меня с ножом. Я увернулся, но не очень быстро.

– Все будет нормально, мальчик-мид. Переждешь немного, да и вернешься в укрытие с добычей, как прошлый раз.

– Может быть. Не знаю, захочу ли.

– Конечно захочешь. Мид должен жить среди мидов, верно?

Он ничего не ответил. Много позже, когда я погасил свет, он спросил:

– Как нижний может сделаться торгашом?

11. Филип

Мне не полагалось бы знать, что Джареда поймали. Я бы и не узнал, если б не мама. Той ночью, когда прилетели Боланды, я долго не спал, а забавлялся с преобразованиями 8-й степени.

Когда я услышал голоса гостей на лестнице, то понял, что мама скоро заглянет ко мне, и повернулся на бок. Пусть видит: глаза у меня еще открыты. По теории Павлова, чуткие родители проявляют беспокойство, если их дети не могут заснуть.

Через некоторое время мама зашла ко мне и села на край постели:

– Что с тобой, сынок?

Я улыбнулся. Мне нравится, когда она меня так называет.

– Ничего, ма.

– Хочешь поговорить?

– Смотря о чем. Ты очень устала?

Она взъерошила мне волосы:

– Пока не засыпаю на ходу. Потом легла сверху на покрывало.

– О чем ты думаешь?

С мамой я мог разговаривать так, как с отцом никогда бы не осмелился. Не то чтобы он стал возражать, но я должен оберегать его от волнений.

Я рассказал, как прошел мой день, и выслушал, что было у нее. Через какое-то время она зевнула, взглянула на часы и принялась рассказывать мне истории на ночь – баюкать на свой лад.

Не знаю, почему мне так нравится слушать ее рассказы о прежних днях, когда она встретилась с отцом, но они всегда помогают мне расслабиться и заснуть. Она поведала мне о приеме в честь губернаторов и как начались их встречи.

Я уже давно вычислил, когда это случилось.

– Это было через два года после того, как он покинул монастырь.

– Да, он был сенатором, и мы…

– Ма, он очень изменился теперь, когда стал старым?

– Старым? – Она засмеялась. – Да, теперь он стал дряхлым, плохо соображает, у него одышка и еле ковыляет.

– Ма! Не забывай, он старше меня в четыре целых четыре десятых раза, и с моей точки зрения…

– Знаю, Филипусик, – она снова засмеялась. – Я тоже такая старая… Сгорбленная, в морщинах, меня возят на инвалидном кресле…

Я обнял маму, зная, что только так заставлю ее замолчать.

– Каким он был?

Она помолчала.

– Я знала Ника на трех этапах в три разных периода его жизни. Юношей он…

Я ждал.

– Никогда не думала, что смогу полюбить его. Он был таким сдержанным и болезненно робким. Таким серьезным. Мы жили в одной казарме.

– Казарма Крейна.

– В Фарсайде, – подтвердила она. – Он помог мне, когда я запаниковала во время тренировки с надеванием скафандров, и без колебаний пошел за меня на порку.

– Сержант придиралась к тебе?

– Нет, она была права. Когда-нибудь ты поймешь. После выпуска, перед тем как явиться для прохождения службы, мы с Ником вместе отправились в первое увольнение. Мы… познали друг друга.

Я не стал комментировать эти слова, чтобы ее не отвлекать.

– Несколько лет спустя, когда напали рыбы, я летала на «Веллингтоне». Тогда мы с ним не поладили.

Она шевельнулась, посмотрела на часы.

– А потом?

– Он очень изменился. После того, что случилось на «Трафальгаре» с ним и кадетами… а может, и раньше – я не знаю. В его жизни было столько трагедий!

Молчание.

– Мам, рассказывай.

– Он стал очень… ранимым. Относится к вопросам морали как никогда чутко, но потерял уверенность в своем праве действовать во имя их. Иногда Ник говорит, что своим вмешательством он только все портит.

– Не правда!

– Конечно, не правда.

Мама молчала очень долго. Я решил было, что она заснула, но снова услышал ее голос:

– Ему тяжело приходилось в политике, особенно после того, как его карьера закончилась. Он очень раним. Мы должны защищать его.

– Что его тревожит?

Она заколебалась.

– Если я скажу тебе, ты никому не расскажешь?

– Кому? Джареду? – презрительно отозвался я и серьезно добавил:

– Даю слово.

– Боже, ты говоришь в точности как твой отец! Он не то чтобы встревожен. На него оказывают давление, не оставляют в покое.

– Кто?

– Проклятые политики. – Мама недовольно покачала головой, – Они с позором сняли его с должности, а теперь жаждут его благословения. Казалось бы, бессмыслица.

– Тогда почему?

– Несмотря ни на что, они уважают его ничуть не меньше, чем прежде. – Мама показала в сторону ворот. – Каждый день там толпятся люди. Как ты думаешь, почему они приходят? Ведь понимают, что он их не примет? Он всегда стоял за честность, порядочность…

Мне показалось, что я услышал, как она всхлипнула.

Мама крепко схватила меня за руку:

– Ф.Т., речь не только о Боландах и его старых друзьях по флоту. Мы должны защищать его от тех, кто собирается снаружи. Он не должен слушать их просьбы. Они его уничтожат. Он слишком хрупок и не выдержит, если вернется в это львиное логово.

– Ма, не волнуйся, он не вернется.

Вскоре она поцеловала меня и ушла.

Через какое-то время я услышал шаги отца. Он возвращался к себе в кабинет.

Спать нисколько не хотелось. Даже иррациональные числа не помогали.

У нас в гостях были Боланды. Может, они снова попытаются оказать на отца давление. К этому времени мама уже заснула и не сможет защитить его. Я надел тапки и пошел вниз к отцовскому кабинету.

Внутри было тихо. Я хотел постучать, спросить, что нужно сделать, чтобы исцелить его от хрупкости.

Нет, лучше хранить молчание. От вопросов он только распереживается. Может, утром удастся выудить из компа какие-нибудь сведения, которые помогут понять.

И я уселся перед дверью в кабинет отца – стеречь, чтоб его никто не беспокоил.

Голоса. Я мгновенно проснулся.

– Вы не представляете, как я сожалею о случившемся. Адам Тенер.

Видно, зашел к отцу через дверь из внутреннего дворика, иначе споткнулся бы об меня.

– Адам, бога ради! – послышался раздраженный голос отца.

– Я хотел сказать… я страшно сожа… – Несколько секунд длилось молчание. – Сэр, я не знаю, что тут можно сказать.

– Ладно, гардемарин, – в голосе отца ощущалась усталая улыбка, – Но заиканьем делу не поможешь. Запомни: нельзя просить прощения за то, что совершил другой.

Я не должен был подслушивать. Это бесчестно. Тем не менее я поплотнее прижал ухо к двери.

– Я извинялся за то, что воспитал Джареда таким.

– Чепуха. Парень сам отвечает за свои поступки.

– Вы назвали их низкими. Я с вами совершенно согласен.

– Адам, ты должен его контролировать. Нет, не ради меня, а ради себя. И ради него.

– Да, – Пауза. – Только я не умею.

– Начало положено.

– Тем, что я кричал на него? А что делать дальше?

Отец заговорил жестким тоном:

– Спрашивать об этом нужно не у меня. Я погубил детей, которых мне доверили.

Не может быть. Про кого это он говорит? Про моего маленького братишку? Кого-то еще?

– Не надо, сэр, прошу вас.

Отец вздохнул.

– Он твой сын. Поступай как считаешь нужным. Теперь о Ричарде. Я полагаю, его нужно поставить в известность.

– О том, что Джаред прятался у него за окном? Стоит ли?

Я прижался к двери поплотнее. Зачем Джаред подглядывал в спальни? Похоже, у него какое-то помешательство.

– Ричард имеет право на уединение.

– Им с Робом сейчас непросто приходится. – Тенер колебался. – Я бы оставил все как есть. У них и так забот предостаточно.

– Как знаешь, – с сомнением отозвался отец. – Там, снаружи, я чуть не забылся. Джаред даже не представляет, насколько он был близок…

– К?..

– Был бы он моим сыном… – Мне было слышно, как он расхаживает по кабинету.

– Это было бы гораздо лучше, – с горечью проговорил Тенер. – Сэр, в следующий раз – я имею в виду, если вы снова застигнете его… – Пауза, словно Тенер не сразу решился заговорить. – Пожалуйста, поступите с ним так же, как поступили бы с собственным сыном.

– Ты уверен?

– Совершенно.

– Хорошо, – суровым тоном произнес отец. – Джареду это не понравится.

Их разговор продолжался. Еще долго я лежал под дверью.

Проснулся я оттого, что отец легонько тряс меня за плечо. Целую вечность он смотрел мне в глаза.

– Ф.Т., что ты здесь делаешь?

– Не знаю, сэр, – Это была правда. Мои глаза наполнились слезами. – Я беспокоился.

Он смягчился.

– О чем, мой мальчик?

Он помог мне встать и повел к лестнице. Знаю, не будь я таким большим, он понес бы меня. О вас, сэр. Но я не мог сказать этого.

– Не знаю, отец.

Он бережно укрыл меня одеялом.

* * *

Три дня спустя отец собрал чемодан, попрощался со всеми, наскоро обнял меня и, как каждый год, отбыл в Ланкастерский монастырь. Мы с мамой проводили его до вертолета и пошли обратно к дому. Я невольно взял ее за руку, стараясь не обращать внимания на людей, глядящих на нас из-за ограды.

– Милый, это ненадолго. Через три недели он вернется домой.

– Я знаю, ма.

Она прищурилась:

– Если ты хочешь воспользоваться отъездом отца как предлогом, чтобы отлынивать от домашних заданий, то не надейся.

– Нет, мэм.

У того, кто служил лейтенантом, командирские замашки остаются на всю жизнь.

– Вчера я попросил, чтобы мне дали дополнительные задачки. Думаю сегодня к вечеру их решить.

– Очень хорошо. Хочешь, обнимемся? Я кивнул. Никогда не отказываюсь.

По мере того как проходили дни, я все больше беспокоился. Будь я взрослым, мог бы поехать куда хочу, но до этого еще далеко, поэтому в передвижениях я полностью зависел от мамы. В первую неделю она дважды свозила меня на выставку Родена.

Играть на улице было слишком сыро, а Джаред не отвечал на вызовы и в дом к нам не приходил. Мама велела мне не ходить к нему. Неважно почему, молодой человек, просто делай что тебе велено.

Назло своим учителям я попросил дополнительные задания, сделал через час после того, как принес домой, и послал е-мэйлом с указанием даты и времени.

Мистер Скиар сказал, что моя неудовлетворенность проистекает от скуки. Я довольно резко возразил, что провожу с ним три часа в неделю не для того, чтобы услышать то, что и сам знаю. Потом я извинился: он действительно старается мне помочь, и иногда это ему удается.

Временами меня охватывает беспокойство. Отец называет это «набирать обороты». Не знаю почему, но в это время мысли проносятся у меня в голове со скоростью миллион миль в час. Мне делается страшно, потому что это происходит помимо моей воли. Иногда в голову приходят полезные мысли, но обычно я просто сижу, кусаю ногти и дергаю за рубашку. Если это замечает отец, он обнимает меня и не отпускает, пока я не успокоюсь. Только после этого я начинаю переживать, что к тяжелому грузу его проблем добавляю свои. От этого мне становится еще хуже.

В одном мистер Скиар ошибся: мне не нужны друзья-ровесники. Для меня важно уживаться со взрослыми. Что толку понимать социальное поведение «нормальных» ребят двенадцати лет? Слава богу, я не отношусь к «нормальным» и двенадцатилетним останусь недолго.

Правда, мне не очень-то хотелось вступать в подростковый возраст, имея перед глазами пример Джареда.

На четвертый день после отъезда отца я отправился к бунгало, решив, что мамин запрет, вероятнее всего, кончился. Дверь была открыта, и я прошел к Джареду в комнату.

Он лежал на кровати.

– Привет. – Я придвинул стул к его компу.

– Сгинь.

Я оглянулся на него:

– Ты это серьезно?

– Ты не должен был сюда приходить.

– Я проявил невежливость? Ты хочешь, чтобы я сначала постучал?

– Нет! – Он перевернулся и сердито посмотрел на меня.

Я направился к двери:

– Дай мне знать, когда придешь в себя.

– Да не могу я, идиот! – Он застучал кулаком по подушке. – Он мне не даст!

Если верить тому, что я читал, у многих подростков возникают проблемы со связным изложением мыслей.

– Ты непонятно выражаешься.

Он вскочил с кровати и начал выталкивать меня из комнаты:

– Ты, сопляк! Убирайся, пока я не… убирайся!

Джаред вытолкал меня в холл и захлопнул дверь. Опять он не в духе. Я пожал плечами и направился к себе, но не успел пройти и полпути, как его окно распахнулось.

– Ф.Т., подожди!

Я вздохнул и обернулся:

– Что?

Он поманил меня:

– Вернись.

Окно захлопнулось.

Я снова вошел в его комнату:

– Ну так что?

– Нечего так смотреть на меня, я тут ни при чем. Он снова уселся на кровать и обхватил голову руками.

– Это несправедливо. Папа просто сошел с ума. Я ждал.

– Он только и делает, что вопит.

– Что случилось?

– Он застукал – обнаружил меня там, где меня не должно было быть. Орал так, будто свихнулся. Я ушел к себе в комнату и ждал всю ночь, что он придет нормально поговорить. Утром он вел себя так, словно все забыл. Я пошел в школу как всегда.

– Ты его рассердил.

– Не нуждаюсь в твоих поучениях, хилятик.

– Возьми свои слова обратно, – очень тихо сказал я.

– Да иди ты…

– Возьми свои слова обратно. Я не шучу. Я встал и выпрямился, стараясь не дрожать. Он был гораздо больше меня.

Джаред отвел глаза в сторону:

– Ладно, ладно, остынь. И добавил:

– Извини.

Я снова сел, радуясь, что не придется ссориться.

– Продолжай.

– Два дня отец ничего не говорил, а пару дней назад просто взбесился. Ворвался ко мне в комнату, заявил, что с него довольно. Я решил: опять побалабонит и успокоится. Он просто ручной кролик у твоего папаши.

Мне захотелось уйти, но я заставил себя сидеть на месте.

У Джареда потемнело лицо.

– Я сказал, чтобы он оставил меня в покое, а он засмеялся. Сообщил, что забирает меня из школы, потому что это ничего мне не дает, с обучением моим покончено, и запретил мне выходить из комнаты, кроме как в ванную да поесть. До тех пор, пока не исправлюсь, что бы это ни означало. Я не могу звонить тебе или пускать к себе. Он даже лишил меня выхода в сеть! Смотри!

Джаред включил комп и нажал на кнопку выхода в сеть. Экран остался пустым.

– А что за чепуху он нес! Рассказать – не поверишь! Растраченный впустую талант, данный Богом, почему я не могу пользоваться умением обращаться с компом конструктивно, тяф, тяф, тяф.

Джаред скорчил физиономию и снова шлепнулся на кровать.

– А ведь это бессмысленно, потому что он не может меня заставить, Я могу пойти куда захочу.

– Тогда почему сидишь в комнате и никуда не идешь?

– Не беспокойся, пойду.

– Но пока не ходил.

– Господи, да с тех пор прошла всего пара ночей!

Употреблять имя Господа всуе… Я молча выслушал это богохульство. Не знаю, во что я еще верю, но совершенно убежден, что Господу Богу такое не понравится.

– Ф.Т.?

Я смотрел на пустой экран.

– Филип!

– Что?

– Я боюсь, – произнес он неровным голосом.

Я подошел к кровати:

– Чего?

– Сам не знаю. Отца. Он так странно себя ведет. Не должен он был так на стенку лезть. Школа – чушь собачья, но все-таки это хоть какое-то занятие. Я хочу туда вернуться.

Заметь он, что мне его жаль, ему бы от этого стало еще хуже.

– Исправься хотя бы на время. Только это ему и нужно. Я дотронулся до его руки – ему нравятся игры с касаниями. Но он меня не слушал.

– Я им покажу! Им обоим.

Я двинул ему под ребра, только тогда он поглядел на меня.

– Слушай, успокойся. Просто какое-то время делай то, что он велит.

– Убери руки. – Он швырнул в меня подушку. Уже лучше. Больше похож на прежнего Джареда. Я кинул ее обратно.

– Померяемся силой на руках? – Он всегда меня побеждал, и я знал, что это ему нравится.

– Тот, кто проиграет, платит два юнибакса, идет?

– Ни за что. – Я не попадался на эту удочку с семи лет.

Я лег на живот и поставил руку на локоть. Пятнадцатилетний Джаред был и больше, и тяжелее меня. Я сделал три попытки, старательно изображая, будто считаю, что могу выиграть.

На третий раз он с силой опустил мою руку вниз и опрокинул меня на спину.

– Думал, сможешь меня одолеть, Ф.Т.?

– Может, и не сегодня, но скоро.

– Точно. – Он двинул меня под ребра. Я завопил, отпихнул его, но он не давал мне встать. Стремление показать превосходство. Джареду постоянно требовалось получать подтверждение, что он сильнее.

– Пусти!

– Может, и пушу.

Он удерживал обе мои руки одной своей, а второй начал щекотать.

– Хватит! – Я выдернул руку и схватил его за волосы. – Отпусти, а не то…

Он уселся на меня. Я никак не мог понять, играем мы или деремся. Джаред крепко схватил меня за запястья, завел руки над головой и прижал к постели. Я вертелся, брыкался и почти сумел сбросить его с себя.

– Ну нет, не уйдешь, – он снова со всей силы прижал мои руки к кровати и головой уперся мне в плечо. – Попался!

– Джаред, не надо. Пусти…

Одним движением он лег на меня сверху.

Я оцепенел.

– Джаред…

Он крепко удерживал меня ногами.

Джаред закрыл глаза и опустил голову мне на плечо. Словно бы случайно, его губы коснулись моей шеи.

Я заставил мышцы расслабиться и через мгновение заехал ему коленом в пах.

Джаред заорал, скатился с меня и, скорчившись, с багровым лицом принялся кататься, держась за яички.

Я кубарем слетел с кровати, отступил к окну и стер с кожи следы его губ.

Рыдания.

Глаза мои задержались на мониторе его компа. Я рванул к клавиатуре, вызвал из памяти стирание, набрал команду возврата, метнулся обратно к кровати, где он мучился от боли, и закричал:

– Ты просто посмешище! Мы смеемся над тобой! Все! Отец, я и даже твой собственный папаша! Вечно ты ничего не можешь сделать как следует, и мы знаем это!

– Ф.Т.! – вырвался из него хриплый звук, похожий на мольбу.

Мой голос стал еще резче:

– Я рад, что тебе больно! В тот раз ты выиграл у меня в шахматы, потому что я поддался! Взгляни на вариации Лопеса, если не будет лень. Последний пароль твоего отца – день твоего рождения в базе двенадцать, но ты такой тупой, что не сумел понять, даже когда я тебе сказал!

– Пожалуйста!

Я подбежал к двери.

– Все знают, что ты бродишь по ночам, а ты думаешь, что это секрет! Между прочим, в школе попросили твоего отца забрать тебя!

– Подожди! – страдальческий крик.

– С меня хватит! – Я выбежал во двор и чуть не налетел на Адама Тенера.

– Ф.Т.? Где ты…Что случилось?

– Ничего. До свиданья. – Я со всех ног пустился к дому, пулей взлетел по лестнице в свою комнату и захлопнул дверь.

Здесь я сел в уголок, обхватил себя руками и принялся дергать рубашку и потирать шею. Филип, спокойно! Семьдесят шесть умножить на тысячу триста девяносто четыре… Я снова набирал обороты, но ничего поделать не мог. Пальцы заскребли по одежде.

12. Джаред

Когда отец звал меня есть, я шел без возражений. Он велел мне прибрать в своей комнате, я это сделал. Теперь, когда Старик отправился в свой монастырь, большую часть времени отец проводил за рабочим столом в большом доме. Я сидел у себя в комнате и выжидал.

Не понимаю, почему отец злобствует из-за такой ерунды. Ну, прогулялся я по веранде, подумаешь! Каждый вечер, когда он устало тащился по дорожке к нашему бунгало, у меня сжималось все внутри. Я знал, что он меня ненавидит, и решил, что это взаимно.

Время от времени по лужайке проносился Ф.Т., но я не махал ему из окна. Звонить тоже было невозможно – из-за отца. И потом, не знаю, что такого я сказал этому пацану. Мы всего лишь боролись! Он вдруг пришел в неистовство, чуть не изувечил меня и что-то наговорил, я уж не помню что.

Я не хотел его видеть. Наблюдал из-за штор, как он бегает по лужайке с футбольным мячом, тощий и гибкий. Он ни разу не поглядел в мою сторону и не улыбнулся, хоть и знал, что мне одиноко.

Я прохандрил в своей комнате еще три дня, а потом в конце концов перенастроил компьютер.

Нужно как-то сбежать отсюда. Я потихоньку наладил выход в сети, связался с Рольфом, объяснил, над чем работаю. Это произвело на него большое впечатление, но два бесконечных дня он думал, соглашаться мне помогать или нет.

Тем временем я просмотрел последние выпуски «Голографического мира». Речь старика Боланда была помещена на первой полосе. Отлично. Значит, их заинтересует мой рассказ о том, как Боланд собирается свести на нет влияние Старика. Но действовать нужно осторожно.

Подключался я через Интерлодж. Три фальшивых регистрации – и все в порядке. Я записал все, что запомнил из слов Боланда. Через Интерлодж я послал в «Голографический мир» парочку намеков, чтоб подогреть их интерес. Захотят они встретиться или нет? Если мы встретимся где-нибудь поблизости от резиденции Сифорта, кто-нибудь может догадаться об источнике информации. Нет, нужно какое-нибудь общественное место. Я выбрал неботель «Шератон» в Нью-Йорке. Отец однажды возил меня туда, и я сумею сориентироваться.

За семнадцатилетнего я сойду, но журналисты такие пройдохи. Поверят ли они мне? Я передал людям из «Голографического мира», что не хочу засветиться и со сведениями, которые хочу продать, пришлю посредника. С ним они могу передать ответ.

Я не знал, сколько они могут заплатить, но это и неважно. Главное – проучить их всех. С папашей сочтусь за то, как он мерзко со мной обращается, а со Стариком – за проклятую набожность. Пусть вернется пораньше из своего дурацкого монастыря после того, как прочтет в статейке, как он шпионил за своими гостями и заносил информацию о них в свой личный компьютер. Я решил, что рассказ выйдет поинтереснее, если на него навесить все это.

Жаль, у меня ничего нет про Ф.Т., но вряд ли он кому интересен. Стерва Арлина Сифорт твердо решила держать его имя подальше от видеоновостей, хотя иногда, стоило ей немножко ослабить бдительность, журналюги издалека делали снимки.

Фотографы перестали кружить над территорией резиденции после того, как Арлина ручным лазером пробила хвост вертолета. Никто не осмелился подать в суд. По-моему, другие политики порадовались, что жертва их интриг наконец-то сумела постоять за себя.

Я долго изнывал в проклятом бунгало, прежде чем получил ответ из «Голографического мира».

Встреча была назначена на пять часов в среду. Я сбегу во вторник, переночую в «Шератоне», так что перед разговором сумею как следует подготовиться.

В выходные дни я до того усердно работал под присмотром отца, что он даже похвалил меня. Я едва удержался от смеха. Ночью, когда он спал, я заказал на понедельник место на суборбитальном лайнере, указав счет в «Террексе», который нашел у него в пьютере. Ф.Т. был прав: паролем он выбрал дату моего рождения. Тупица.

Самое сложное было добыть карточку. Пришлось ждать понедельничного вечера: если б я забрал ее раньше, он мог заметить, хотя пользовался ей, только когда покидал резиденцию.

В понедельник я выждал до вечера. Когда он пошел мыться в душ, я скакнул к нему в спальню и выудил из кармана карточку.

Держитесь теперь у меня!

Во вторник утром отец разбудил меня, как и во все дни после нашей ссоры.

– Джаред, пора вставать.

– Ладно. – Я с трудом открыл глаза, потому что проворочался без сна почти всю ночь.

– Вставай.

Я вздохнул. Еще несколько часов – и все это кончится. Пусть думает, что его взяла.

– Да, сэр. – Я сел.

Он обнял меня за плечи. Я постарался не сжаться.

– Я тут подумал… – нерешительно заговорил он. – Помнишь нашу поездку в Квебек?

– С мамой? Давненько это было.

– Не хочешь съездить туда снова?

– Зачем?

– Просто… ради нас с тобой. Я мог бы отпроситься на несколько дней.

Три или четыре дня быть привязанным к нему, точно малявка? Ну и тошниловка.

– Здорово, па. Там есть чем заняться. Объятие.

– Обед в морозильнике. Бургеры и овощная смесь.

– Хорошо, – Я ждал, когда он отвалит. Он остановился у двери.

– Веди себя хорошо, и я снова подключу тебя к сети.

Я поскорее отвернулся, чтобы он не заметил моей улыбки.

– Спасибо.

Он ушел.

Все утро я не находил себе места. Уйти не получалось. Если отец не останется на ленч с Арлиной, то может прийти домой, поэтому лучше никуда не отлучаться. О моем уходе он должен узнать только через несколько часов. Тогда будет слишком поздно.

Конечно, был и риск. Оставался один шанс из тысячи, что именно сегодня он решит пообедать в городе и попытается оплатить карточкой от «Терекса». Но такая игра и делает жизнь интересней. Правда, я не особенно беспокоился. Карточку всегда можно выбросить и прикинуться шлангом – знать ничего не знаю.

Мой шаттл вылетал в два.

Полдень. Мне не повезло. Отец с Арлиной расположились с сэндвичами на веранде и проторчали там целую вечность. Я ходил по комнате взад-вперед. Рюкзак лежал под кроватью. Можно выбраться из окна отцовской комнаты, которое выходит в другую сторону, но что толку? Все равно выходить нужно через ворота, а дорога туда отлично просматривалась с веранды. Если отец меня засечет, то всех на уши поставит.

Мешала охранная сигнализация – иначе я бы перелез через стену. Придется идти через ворота. Задача охранников – не пропускать на территорию посторонних, а не держать нас взаперти. Им по барабану, выйду я наружу или нет.

Главное проскользнуть мимо отца, а дальше – ищи ветра в поле. Зевакам вокруг на меня начхать. Их интересует только Старик и его семья.

Наконец отец взял тарелку с кружкой и потопал внутрь. Арлина потянулась и сделала то же самое. Прекрасно. Потом она отправится вздремнуть во дворике.

Теперь путь свободен. Я вытащил рюкзак и рванул к выходу. У выхода я замедлил бег и пошел спокойным шагом. Открыл металлические ворота изнутри, кивнул ближайшему охраннику и вышел наружу. Несколько идиотов выпучили глаза. Хотелось послать их подальше, но я удержался. Кретины, толпятся вокруг Старика, словно он святой. Сифорт – осел и дурак набитый, который облажался в политике, как и во всем остальном.

Мне удалось подчеркнуто неторопливо дойти до угла. После этого я мчался до конца квартала.

Иногда туристы добирались сюда на такси. Одни глазели в окошки и ехали дальше, зато другие выходили и бродили вокруг. Днем такси постоянно колесили по нашей улице. Ротозеи вскоре уясняли, что ничего не увидят, кроме будки охранников и кустов. Я сошел с тротуара и остановил проезжающее такси.

– Шаттлпорт «Потомак». И побыстрее.

Шофер оглядел меня с ног до головы:

– Монеты у тебя есть, парнишка?

– Конечно. Я что, похож на трущобника? – Я захлопнул дверцу.

На такси у меня хватало, но и только. Я рассчитывал найти в порту банкомат «Террекса» и по отцовской карточке получить кой-какую сумму на расходы. Через несколько дней он наверняка спохватится и заблокирует эту карточку, так что лучше запастись деньгами заранее, пока не подоспеют юнибаксы от «Голографического мира».

Из-за папашиного ленча на веранде я чуть не опоздал на рейс. Пришлось бежать на посадку. Едва я в шаттле уселся, запихнул рюкзак под сиденье и пристегнулся, как трап отъехал.

Я колебался, какой напиток взять. Фальшивый паспорт у меня был – комар носу не подточит. В школе я уплатил за него черт знает сколько, но попасться в шаттле во время полета – поганое дело. Здесь никуда не сбежишь. Даже за первое нарушение закона могут отправить в Федеральный суд. В любом случае спиртные напитки разрешается пить только с двадцати одного года, а я вряд ли на столько выгляжу, хоть и бреюсь время от времени.

Я попросил лимонад.

В Нью-Йорке я подошел к ближайшему банкомату «Террекса» и взял пачку денег. Сделать это в Вашингтоне перед полетом не хватило времени. Эта операция будет зафиксирована в банковском балансе отца. Рано или поздно он поймет, что я был в Нью-Йорке. Жалко, до отъезда я не догадался поменять его финансовые пароли – так можно было бы выиграть побольше времени.

Ну ничего. Как только «Голографический мир» выплатит мне денежки, я отправлюсь в какое-нибудь крутое местечко.