Текст книги "Надежда смертника"

Автор книги: Дэвид Файнток

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)

Голос говорившего стал сердитым.

– Проклятые верхние думать, что владеют мира!

– Позволь мне, отец.

– Ш-ш. Он…

Я схватил отца за руку.

– Я знаю его! – И взял телефон.

– Мальчик Пуук, это – Ф.Т. Где Халбер?

– Фиты? На сам деле?

– Пожалуйста, ты должен помочь нам. Нет времени!

– Халб убит. Лазеры настигать его.

– Господь наш Христос. – Отец закрыл лицо руками. – Не теперь. Это несправедливо. – Он сказал в трубку телефона:

– Ты можешь приказать сабам, чтобы они прекратили сопротивляться войскам?

– Могу найти несколько. Но зачем волноваться? Фити, Халб был стойко, сопротивляясь. Здорово, но почти до конца. Последнюю секунду он пытаться бежать.

В отчаянии я попытался говорить как они:

– Скажи им, чтобы больше не устраивать разборок. Рыболов объявлять перемирие.

– Ха.

Отец добавил:

– Я достану воду, заставляю оонитов отступить. Сиди тихо, жди известия. Сообщи всем.

– Большинство сабов уже убито, и это все быть лишь ради воды и отступления?

– Это – начало. Будет больше.

– Сабы решать, не я. Раули, скорее всего, собираться принять себя босс сабов… Не знаю.

– Кого они послушают? Чанга?

– Чанга, может быть. Он хорошо уметь говорить. Будь что будет.

– Я свяжусь с тобой снова. Филип, штаб-квартиру Рубена!

Осталось шестнадцать минут. Успеть бы помочиться… Я вышел на связь.

– Что теперь, Сифорт?

– Дайте мне поговорить с Чангом! – Он колотил по пульту. – Господин Чанг, Халбер мертв, вы должны взять на себя руководство племенами. Скажите Рубену, чтобы он записал ваш голо… кто же еще, кроме вас, тот паренек Пуук? Объясните ситуацию; заставьте племена выслушать. Скажите Рубену… Генерал, подключитесь!

– Да. – Голос Рубена был холоден.

– Господин Чанг согласен на запись. Пусть его немедленно услышат племена. Транслируйте его речь на улицы…

– Я говорил вам, у нас нет никакой договоренности по этому поводу.

– Сделайте проклятую запись – на тот случай, если найдутся трезвые головы! Лично вы, наверное, хотите больше крови?

Пауза.

– Хорошо, но мне потребуется персональное одобрение Генерального секретаря прежде, чем я предприму какие-то шаги.

– Будьте готовы.

– И, Сифорт, переключите канал телефона. Капитан Вилкес с орбитальной станции безумно хочет связаться с вами. Разве вы не проверяете ваши каналы?

– Правильно. – Щелчок. – Да?

– Вилкес здесь. Генеральный секретарь Кан готов выйти на связь. Мы используем ультранадежный шифр. Я хочу, чтобы вы изменили коды…

– Нет времени. Используйте обычный.

– Если он согласится на уничтожение, начиная с Девяносто шестого южного квартала, и на частичное переселение только тех нижних, лишенных…

– Нет, – сказал отец.

– Они прекратили бы использовать пушку. Но амнистия не обсуждается; виновные будут наказаны. Военное положение в течение первых шести месяцев, затем…

– Нет! – Отец нажал на кнопку переключения каналов.

– «Голографический мир» не может выйти на связь с командованием войск ООН, установлен запрет. Но вот это мы только что получили: у «Мельбурна» есть…

– …огромные костры в Гонконге…

– …говорит, что на него не будет иметь влияния кратковременное общественное безумие. Господин Кан встретился с…

– …где вы увидите передачу непосредственно финального…

– Сифорт, это – Рубен! Ответьте!

– …священники Церкви собрались для молитвы снаружи собора…

– Граждане Лунаполиса воспользовались широкополосной передачей данных по сети; петиция подписана практически каждым…

– …схваченный нижний мятежник сказал, что его банда будет бороться до конца, или его словами: «Продолжать, пока мы не уничтожать вас все…»

– Сифорт!

– Да, генерал? Что там с нашими цистернами с водой?

– К черту цистерны с водой! Кан согласится остановить лазеры, я сказал ему, нам не нужны были… но вот условие: сначала он хочет заполучить хакеров. Полный список имен, кодов, пароли.

– Вы продолжаете выставлять заставы! – Голос отца повысился до крика. – Чанг может положить конец военным действиям, но вы не собираетесь передавать по радио запись его обращения к племенам. Нижние согласятся на воду и отступление, но вы отказываетесь подготовить цистерны. Теперь вы хотите, чтобы я остановил хакеров? Как, черт возьми, я справлюсь с этим в течение двенадцати минут?

– Это не моя…

– Вы – ублюдки! – Отец соскочил с кресла и бросился в заднюю часть рубки. Я прервал связь. Позади меня отец колотил по шлюзовому люку покрасневшим кулаком.

– …кажется, какая-то суматоха началась на борту…

– …электромобили перекрыли Елисейские поля, рев их гудков…

– Генеральный секретарь не будет публично комментировать до окончания…

– …проходя дальше для того, чтобы как следует рассмотреть…

– Филип. – Это был шепот.

– Да, отец. – Я оставил кресло и, передвигаясь с помощью поручня, приблизился к нему.

– Сядь там, успокойся. Ощути единение с Господом Богом.

– Отец?

– Это произойдет очень скоро. Молись. Я считаю псалмы утешением и помощью. Поторопись. Я бросился ему на шею. Он оттолкнул меня.

– А как же ты? – выкрикнул я.

– Не могу представить, что какая-нибудь молитва может искупить то, что я сделал. Но если аббат Рисон прав, я скоро узнаю. – Отец помог мне добраться до кресла и пристегнул меня.

Крошечный приемник на моем скафандре издавал громкий и пронзительный звук. Динамики кабины были не менее шумными. Я схватил мой шлем, борясь с предательством тела.

– Генеральный секретарь пристегнулся к своему креслу…

Мне уже давно следовало бы помочиться. Почему я раньше не нашел времени, чтобы подключить трубы моего скафандра? Да потому что я не знал, как это сделать, и смущался спросить отца.

– …длительные задержки передачи из-за огромного количества звонков…

Отче наш, сущий на небесах…

– …пожары, все охвачено стихийным, неуправляемым огнем от юга Семьдесят третьей до…

– …подтвердил рассказы о мертвых в туннелях…

Почему там не было ванной? Я не думал, что мог бы… Да святится имя Твое…

– …на здании муниципалитета приспустят флаги в память о…

– …жена Сифорта сопровождает уполномоченного представителя от нижних Панго Чанга, преуспевающего книготорговца…

Да приидет Царство Твое, да будет воля Твоя…

– …восемь минут до того момента…

– Адмиралтейство Лунаполиса утверждает, что не будет никакого прекращения огня независимо от того…

– …приближаются для того, чтобы показать крупным планом этих последних…

На земле, как и на не…

Жуткий грохот и треск. Моя голова врезалась в иллюминатор. Сам я распластался по стенке кабины. Свист воздуха.

– Ф.Т., ТВОЙ ШЛЕМ!

Я быстро нахлобучил его на голову и схватился за фиксаторы. Мгновение спустя – приятная теплота между ногами. Затем, ужаснувшись, я осознал, что это было. Я помочился. Пожалуйста, Боже, нет!

– Отец, что случи…

– Эти проклятые Богом журналисты! – Его голос раздался у меня в наушниках, он в этот момент герметизировал свой шлем.

Отскакивая рикошетом от корпуса, я пробирался, так быстро, как мог, к нижней палубе, спеша посмотреть, что произошло. Звезды лениво двигались мимо иллюминатора.

Отец коснулся клавиш.

– Бог знает, какой ущерб они причинили нам. – На экране высветились цифры.

Челнок плавно двигался мимо нас, зияя дырой в боку, Из двигателей левого борта извергалось ракетное топливо.

– Его двигатели заглохли. Повреждены задние и боковые, оба.

В смятении я наблюдал, как быстрее, чем когда-либо, челнок журналистов двигался по направлению к станции.

– Ассоциация ветеранов-отставников выступает против каких-либо уступок…

– Челнок, это – Управление движением орбитальной станции, вы двигаетесь прямо по направлению к лазерному луну, измените свой курс…

Оранжевый свет обрушился волной на челнок «Голографического мира». Его корма раскалилась докрасна и, казалось, прогнулась. Трещина пробежала по его корпусу, в то время когда он плыл сквозь смертельное излучение лазера. Внезапно нижняя палуба, расплавившись, исчезла.

Я глубоко вдохнул зловонно-едкий воздух моего скафандра.

– Ох, боже. Шесть минут.

Отец ругался:

– Наши топливные шланги отрезаны. Я не буду пытаться исправить повреждение, мы получили бы только приблизительно четырехсекундное включение двигателя. Челнок ударил нас наклонно, но мы все еще можем достигнуть цели.

– Как скоро?

– Не знаю, мы потеряли приблизительно половину нашей скорости. Девять минут. – Отец переустановил часы на пульте управления, повернулся к камере:

– Я сделаю последнее заявление, достаточно резкое. Мы заставим их сожалеть о племенах, но не о нас. Корвин, повсеместная передача с моего сигнала.

– Сифорт, это Кан.

Рука отца застыла на полпути к кнопке.

Голос капитана Вилкеса был настойчивым:

– Вы слышите, катер? Я передаю сообщение от Генерального секретаря.

Моя рука медленно двигалась к коммутатору связи. Отец сказал:

– Да, господин Генеральный секретарь?

– Вы – эгоист. Нам было бы гораздо лучше без вас.

– Сэр, вы, должно быть, заняты, – голос отца звучал издевательски. – Нет необходимости мне беспокоить…

– Я меняю хакеров на лазеры. Ваше время истекает. Да или нет?

Я тупо слушал, мои штаны промокли насквозь, моим единственным желанием было со стыдом уползти куда-нибудь.

– Отступление? Восстановление?

– Это невозможно, и вам это известно.

– Сэр, я получу их согласие на перемирие. Вы получите доступ на улицы; нижние должны начать жить по-человечески. Я не могу помочь вам с хакерами; я не знаю, кто они. Не выпускайте их из сетей, пока вы…

– Черт побери, мы не можем! Мы потратили два дня, пытаясь восстановить работу Казначейства, но ситуация по-прежнему остается взрывоопасной! Есть что-то нестабилизированное внутри, и нет способа проследить это без дальнейшего повреждения данных. Я хочу их вздернуть. Публичная казнь через повешение, и насколько я могу судить, это уже акт милосердия. На самом деле я содрал бы с них кожу живьем, если бы у меня был…

– Из вас получился бы хороший саб.

– Что?

– Ничего, сэр. Я попытаюсь определить местонахождение хакеров, но сомневаюсь, что это возможно. В любом случае, на них следует распространить всеобщее помилование.

– Вы должны дать мне кое-что, Сифорт. Политика – искусство возможного.

Отец внимательно смотрел на станцию.

– Сэр, я ничего не могу вам дать. Нравственность – искусство безусловности.

– Господь проклянет вас.

– Удачного дня.

Я закрыл глаза, отдаваясь движению к станции, из-за чего у меня начала кружиться голова.

– …собрание Ассамблеи на чрезвычайную сессию, хотя меньшее количество, чем половина…

Отец проворчал:

– Искусство возможного? Он знает, что я не могу найти ни единого способа в этом Божьем мире, чтобы…

Мой оцепенелый разум бился в конвульсиях, как будто гальванизированный.

– Да, ты можешь.

– Как? Бог знает, где они…

– По крайней мере сотня тысяч демонстрантов устроили дебош на улицах Лиссабона…

– Не они. Он. Это Джаред.

– Ф.Т., это был длинный день…

– Я видел его, отец! Он работает в башне напротив Франджи. Джаред – именно тот, кто вскрыл Лондонский сервер и выпустил на свободу созданный им самим инсинт. Он гордится этим. Я же говорил тебе, что он разбирается в компах!

– Сумасшедший мальчишка! – На мгновение я подумал, что он имел в виду меня, – Высокомерный, эгоцентричный, глупый – ты можешь найти его?

– Ты применишь силу в отношении его?

– …в квартиру генерала Рубена журналистов не пускают…

– Да, если доберусь до него… Нет. Нет, если я смогу договориться об амнистии. – Он бросил взгляд на цифры на экране, – Поторопись. Осталось шесть минут.

– Капитан Эд Вилкес. Пожалуйста, я прошу вас, разверните судно, чтобы избежать опасности. Через мгновение это будет…

– Уменьши скорость, отец, дай нам время. – Я включил телефон.

– Я не могу, они отрезали наши топливные шланги.

– Попроси их прекратить обстрел, пока мы говорим с Джаром.

– В данный момент у меня есть определенное… моральное превосходство. Если я заставлю их приостановить огонь, это разрушится.

Я ждал соединения, обливаясь потом внутри моего скафандра.

– Пуук. Чего хчешь?

– Это – Фити. Какой код к телефону Джареда?

– Почему я должен сказать те?

– Потому что я прошу. – Я глубоко вздохнул.

– Ха. Настать время, верхний пришел просить нижний. Та говоришь так, кабуто Джаред Вашинтон Верхний, кода я…

– Пуук, пожалуйста! Какой у него код?

– Мзда? – произнес он хитрым голосом.

– …страстное заявление Мэрион Лисон. Она отстаивала право на отказ Генерального секретаря Кана подчиняться общей истерии, когда…

– Ради бога, Пуук!

Отец шепнул мне:

– Много консервов.

– Консервы, Пуук. Очень многа. Больша, чем та сможь унести.

Мое сердце сильно билось.

– Лазер? Ботинки и мяхка нова кровать…

Вдохновенный, я выпалил:

– Пуук, я возьму тебя с собой в Вашингтон, покажу тебе нашу резиденцию. Мою спальню, дом Джареда. Все.

– Все туда, куда стары Чанг взял меня? – Длинная пауза. – Дговорились, но не забудь консервы. Вот быть номер. – Он медленно зачитал вслух код.

– Позже.

Я набрал код – не правильно. В ярости, я попробовал снова, пальцы скользили по клавиатуре. Я сбрасывал, начинал опять.

Пять минут.

– Не спеши, сын. – Отец сам набрал код телефона. Гудок. Нет ответа.

– Ну же, ну же, НУ ЖЕ! – я задыхался. Щелчок. «Доброе утро. Нижний, которому вы позвонили, в данный момент не обслуживается». Хихиканье.

– Джаред? Это Филип. Слушай, нам нужно чтобы ты…

– Черное небо, к северу. Что они уничтожили – склад боеприпасов? Странно, я не слышал взрыва.

– Уджар!

– Все, не работает, за исключением новостей. Они отняли мои сети.

– Мы пытаемся…

– Точно так же, как папа, когда я разозлил его. – Всхлипывание. – Прости, мне нужны мои сети. Как я могу… я нуждаюсь в них. Папа! – то есть Ф.Т.

Я бросил взгляд на пульт. Четыре минуты. Я задохнулся от ужаса.

Отец вырвал телефон из моих дрожащих пальцев.

– Джаред? Сынок, это Ник Сифорт.

– Я знаю. Вы снова знамениты. – Он засмеялся, звук был раздражающе неприятный. – Или, лучше сказать, «по-прежнему»?

– Джаред, нет времени. Куда ты поместил компные коды, которые ты использовал в Казначействе?

– В файл. Оставьте меня в покое; я занят.

– Занят чем?

Длинная пауза.

– Я играю с бритвой.

– Ты за твоим компом? Это там находится файл?

Голос Джара выражал неприкрытое презрение.

– Вы, должно быть, думаете, что я глуп.

– Я раньше так думал, – ответил отец; я задыхался.

– Да, цифры. Ах! – Он громко дышал. – Это причинило вред.

Три минуты. Ста шестьдесят девять футов. Станция медленно вошла в поле зрения. Загипнотизированный зрелищем, я уставился на пульсировавшие оранжевые лучи.

– Джаред, ты показал нам, на что ты способен. Но теперь время подошло к концу. Пора вернуться домой.

– Челнок «Топографического мира» был, очевидно, уничтожен в трагическом…

– У меня нет дома. Вы ведь вспыхнете, когда челнок загорится? Думаю, что вы почувствуете это?

– Сынок, а ты?

Долгую тишину сменили рыдания Джареда. Лучи приближались ближе. Мы бы повернулись еще раз, вероятно, бросить последний взгляд. Мы двигались со скоростью всего лишь километр в час. Пятьдесят шесть с половиной футов в минуту. Всего лишь фут в секунду. Двадцать восемь секунд, от иллюминатора до кормы. Время, чтобы знать и кричать.

– Джаред, мне жаль, что мы причинили тебе боль. Вернись домой.

– …Северо-Американский модулятор телефонной связи в коллапсе…

– Я взрослый. Мне не нужно, чтобы вы меня воспитывали.

– Джаред, я прошу тебя! Помоги нам ради Халбера. Ради меня. Ради себя. Мы поможем тебе!

Две минуты и шесть секунд. От Джареда – молчание.

– …сквозь иллюминаторы станции вы можете видеть поврежденный катер, непреклонно следующий…

– О, Джаред! – с болью произнес отец.

– Секрет Тайна Хозяин Альфа Козырь Один.

– Что?

– Ваш долбаный код. Это в файле Лондонского сервера.

Отец включил камеру.

– Прямая трансляция на всех каналах, Корвин! Это Николас Сифорт. Через некоторое время нас пересечет лазерный луч. Я сам выбрал для себя смерть и нисколько не сожалею. Забудьте меня. Вместо этого думайте о таких людях, как нижние, мысли о которых вы гоните от себя. Их представитель Педро Чанг предложил объехать город и провозгласить мир. У нас в распоряжении достаточно цистерн с водой, чтобы обеспечить ею людей, живущих на улицах, пока не обсуждены детали мирного договора. Пьютерные коды хакеров находятся в Лондонском сервере в файле Секрет Тайна Хозяин Альфа Козырь Один.

Он сделал паузу и теперь смотрел так, как будто умолял камеру.

– Вы видите, имеются все средства для перемирия. Если я достоин поминовения, пусть так и будет. И амнистия всем участникам. Я – человек из Уэльса, из Вашингтона, из племени сабов. Если мы не можем обрести мир в жизни, пусть будет он в смерти. Пусть Господь Бог благословит нас всех, – Он выключил камеру.

Одна минута. Станция заняла собой весь обзор из иллюминатора.

Отец шумно дышал.

– Творец, я сокрушенно каюсь в моих грехах. Помилуй моего сына Филипа и тех, кто…

В животе у меня все бурлило. Оранжевые лучи слепили глаза. Остолбенев от ужаса, я тем не менее почувствовал, как мой кишечник подвел меня.

– …Здесь, на станции, везде тишина, кроме постоянного приглушенного шума лазеров. Вокруг каждого иллюминатора столпились наблюдающие. Даже те, кто выступает против него, испытывают благоговейный страх, восхищаясь его храбр…

– Не хочу умирать. – Я едва узнал собственный голос. – Ни за что!

– Я с тобой, сын.

– Мы слишком полны жизни, чтобы умереть! – Я отцепился от кресла и ударился головой об иллюминатор. – Останови это, отец!

– Слишком поздно. Сорок секунд.

– Я хочу жить! Помогите мне! Кто-нибудь помогите! Мама! Боже!

Обезумевший, я схватился за шлем. Отец отвел мою руку.

– Отец! Отвези меня домой!

– …несколько секунд до уничтожения. Здесь, на станции, женщины плачут, мужчины колотят по стене…

– Сын…

– ПОМОГИ МНЕ! ЕСЛИ ТЫ МЕНЯ ЛЮБИШЬ, ПОМОГИ!

Я тряс его, пиная пульт.

– Я умираю!

Рыдая, отец бросился к переходному шлюзу, с силой хлопнул по рычагу управления крышкой люка.

– Иди сюда! Тридцать секунд.

– …в то время как предупреждающие сигнальные огни освещают переднюю сторону судна…

С воплями и слезами я несся по палубе. Внутри скафандра мои грязные трусы приклеились к заду, затрудняя бег.

– Пожалуйста! – Я влетел в его объятья. – Не дай мне сгореть!

Я задыхался, сдерживая позывы к рвоте. Говорили – если бы вы выбрались в вашем скафандре…

Шлюзовая камера открылась.

– …телефоны перестали звонить – ни до кого нельзя дозвониться, и уже слишком поздно…

Отец сказал:

– Мы движемся медленно… Я толкну тебя в кормовое отделение. Если толчок будет достаточно сильным, это может преодолеть…

– Не отпускай меня! – В панике, я обхватил его руками и ногами.

– ФИЛИП! – С искаженным отчаянием лицом, он отодрал от себя мои пальцы. – Обернись! Вперед и быстро – из люка!

Я повернулся. Нацеленные на меня жерла лазерных пушек невольно притягивали взгляд.

– Я боюсь, я не могу! Остановите лазеры, я не хочу умирать! Боже, прости меня, я – грешник, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА… – Из горла вырывались хрипы. – Я не хочу умирать!

– Отпусти! – Он высвободился и швырнул меня о переборку.

Искрящийся оранжевый свет пронесся по кабине. Пульт заискрился, вспыхнул. Радио замолчало. Поток пламени тотчас же угас, но корпус вокруг пульта начал плавиться.

Я визжал, страшный, казавшийся нескончаемым звук исходил, казалось, из глубин моей души, Во рту чувствовался привкус крови.

Двигаясь медленно, расплавленный металл приближался к кормовому отделению. Я прыгал, пронзительно крича, мое состояние напоминало припадок безумия. По ту сторону кабины резервуар с кислородом вспыхнул огромными языками бесшумного пламени.

Я визжал без конца. Отчаянный удар ногой отца заставил нас двигаться быстрее. Мы перемещались к корме плавящегося на наших глазах катера навстречу беспощадному оранжевому свету.

– Не надо, сын. Я с тобой. Держись за меня крепче. Я люблю тебя, – Каким-то образом слова прорывались через охвативший меня ужас.

– Неужели мы… мы… движемся к…

– Да. Еще несколько секунд. Не смотри.

Я поднял голову. Мы были меньше чем в семидесяти футах от смертоносного жерла. Словно шеренга безмолвных солдат, огромные орудия выстроились в линию по стойке «смирно» в ожидании приказа.

– Не смотри, сын.

Мы неуклонно двигались вперед. От катера остались только разбросанные обломки, которые приближались к одному из лазеров. Они вспыхнули и спустя мгновение растворились в черноте космоса.

– Я люблю тебя, отец.

– И я тебя.

– Прости меня… Про… Прости меня. – Я задыхался, отчаянно желая рассказать ему, что…

– Я знаю.

Вглядываясь в зиявшее отверстие, собиравшееся исторгнуть смертоносный луч, я, казалось, видел страдание и боль внутри него.

Я пытался отклониться в сторону – бесполезно.

Я перекрестился перед лучом пушки и спрятал голову на груди отца.

Ничего.

Я ждал агонии.

Ничего не происходило.

Долгий дрожащий вздох отца.

Я поднял глаза.

Один за другим предупреждающие сигнальные огни перестали мигать.

Мы находились как раз перед первой пушкой.

И мы были живы!

– Спасибо, Господи Боже мой, – шептал отец. – Спасибо Тебе, спасибо Тебе.

Перед моими глазами плыли желтые и красные круги, я чувствовал, что задыхаюсь.

– Отец, я… нездоров, – с трудом произнес я, язык тяжело ворочался во рту. Он заглянул мне в лицо.

– Что… о, черт возьми!

Вселенная кружилась у меня перед глазами.

– Отвези меня домой, – мой голос был таким слабым.

– Ну же! Отпусти!

Вяло подчиняясь ему, я разжал ноги.

Отец развернул меня.

– Бестолковый! – Я слышал его жесткое дыхание. Мгновенье мне казалось, что он оттолкнет меня, но отец держал меня крепко. – Непростительно!

Я вцепился в мой шлем. Снаружи был свежий воздух – прохладный, притягательный, манящий. Если бы я только мог избавиться от зажимов…

– Прекрати!

– Жарко… – Но мои руки опустились. Отец резко изогнулся.

– Вот оно.

– Что, папа?

Опять он повернул меня перед собой, мое тело стало вяло-послушным, и происходящее нисколько не интересовало меня. Баллон с кислородом проплыл мимо. Как это я выжил после адского огня?

Вонь внутри моего скафандра была невыносимой, я почти терял сознание.

Свежий воздух! Я жадно втянул его в себя.

Ноги отца ослабили захват. Мгновенье спустя он возник сзади меня, обхватил меня руками в крепком защищающем объятье.

В голове стало проясняться. Огни удалялись.

– О, спасибо тебе. – Я с наслаждением делал бесчисленные вдохи и выдохи.

Мы дрейфовали мимо станции. Я задавался вопросом, когда они обратят на нас внимание.

Сзади голова отца прижалась к моей, он начал задыхаться.

Снова время остановилось, превратившись в смутное пятно. Я колотил по передатчику моего скафандра.

– Я Филип Сифорт и мой отец со мной, заберите нас, у него нет воздуха! Ради бога, поторопитесь, нам нужен воздух!

Я непрерывно бормотал просьбы и обращения, не зная, на каком канале связи их услышат.

Тон отца был укоризненным:

– Единственная вещь…

– Помогите нам кто-нибудь, доставьте кислород для капитана Сифорта, ради бога, поторопитесь!

– …жертва… жизнь… – Он задыхался. – Но, сын… никогда… не трать ее впустую.

Мы продолжали двигаться, и казалось, что прошла вечность, прежде чем мы приблизились к мигающему огню катера-спасателя.

Два техника медленно вели отца, его тело казалось безвольным, третий тащил меня за запястье. К скафандру отца был прикреплен новый резервуар с кислородом, но его радио молчало, не реагируя на мои обращения.

Медики встретили нас в шлюзовой камере. Они расстегнули его шлем, едва произошла герметизация. Незамеченный, я прислонился к стене, рыдая до тех пор, пока в конце концов отец не зашевелился, пытаясь с ругательствами сорвать с себя кислородную маску.

Только тогда я снял свой скафандр и избавился от невыразимо грязной одежды под ним.

Кто-то закутал меня в шерстяное одеяло и проводил до ванной. Я плакал все время, пока мылся.

Затем я вышел, хлюпая носом, и опять кто-то завернул меня в одеяло и проводил в приемную Адмиралтейства. Я нашел там отца, разговаривавшего с господином Торном.

– Ты не представляешь проблемы, с которой столкнулся Кан. Из-за тебя на большей части Европы не работали телефоны.

Отец обессиленно закрыл глаза.

Торн добавил:

– Я услышал только конец его выступления. До тех пор, пока Эд не позвонил, меня… ничего не интересовало.

– Довольно резкое и внезапное изменение точки зрения на проблему.

– У меня? О, ты имеешь в виду Кана. – Лицо Торна прояснилось. – Он согласился на весь твой план действий. Отступление войск ООН, амнистия всем, поставки воды начнутся с понедельника. Конечно, под охраной полиции. Он утверждает, что чрезмерно жесткие действия осуществлялись по приказу Лисон и ее окружения, в то время как он был не в курсе происходящего, находясь вне пределов досягаемости.

– Кто-нибудь будет должен помочь Чангу договориться с нижним населением. Его самообладание несколько поизносилось.

– Да.

– Итак, тогда… – Отец бросил взгляд на закрытую решетку кабинета. – Кто меня арестует? Эд Вилкес?

– О чем ты говоришь?

– Не играй со мной. Что за обвинение предъявлено мне? В мятеже?

– Ну, это вопрос, относящийся к амнистии. Капитан Вилкес!

Решетка раздвинулась. Вилкес замер на пороге.

– Да, сэр?

– Какова формулировка приказа об амнистии?

– Разрешите мне принести распечатку, – Через мгновение капитан вернулся и зачитал:

– «…Предоставляю полную амнистию всем лицам, гражданским и военным, за какое-либо и все деяния, касающиеся беспорядков в Нью-Йорке и его окрестностях…»

Отец сдвинул брови.

– Но я сказал…

– Разрешите мне закончить, «…военные меры противодействия, уничтожение имущества, смерть лиц», и так далее и тому подобное.

– Исключая меня! Я ясно дал понять…

– Да. Я записал и зарегистрировал наш разговор полностью; он доступен, в случае если кто-нибудь заинтересуется. К сожалению, из-за неразберихи я не сумел записать ту часть, в которой…

– Ты что? – Отец вскочил. – Черт побери, Джефф…

– Это была всего лишь оплошность, – раздражительно произнес Торн. – Под давлением человек чего только не сделает!

– Оплошность. – Отец с гримасой отвращения отвернулся.

Глаза Торна наполнились слезами. Он пересек комнату, обнял отца.

– Идите с Богом, господин Генеральный секретарь.

– И ты, Джефф.

– Мы скоро приземлимся. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – я хотел было продолжить, но стюард всем своим видом демонстрировал, что он не был столь разговорчив.

Отец протер глаза.

– У меня ужасно болит голова.

– Так и должно было быть.

– Или хуже. Думаешь, у меня по-прежнему мозги на месте?

Улыбка стюарда выглядела неуклюжей.

– Я уверен, что вы совершенно здоровы, – тихо сказал он и пошел дальше.

Я отпустил руку отца, которая довольно долго теребила мою новую накрахмаленную рубашку. Голубой не был моим любимым цветом, но я был благодарен за то, что мне не пришлось ехать обнаженным.

Я сказал отцу:

– У меня была самая настоящая истерика. – Как будто речь шла о ком-то другом!

– Смерть – неприятная вещь. Это нормальная реакция.

– Но ты не боялся.

– О, ерунда. – Он откинулся назад в кресле. – Я только не был до такой степени… громким.

Презирая самого себя, я вымученно улыбнулся. Через некоторое время я отважился спросить:

– Почему мы летим в Нью-Йорк, вместо того чтобы отправиться домой?

– У меня есть… незаконченные дела.

– Ты думаешь… – Я сжал руку отца. – Ты будешь так же рад, как и я, вернуться в резиденцию? К уединению за нашими стенами?

– Уединение. Я хотел бы этого. – Тон его голоса был печальным. – Больше, чем чего-нибудь в мире.

Вертолет приземлился на плоскую крышу башни Франджи в ослепительном сиянии сотен огней голографических камер. В углу, около лифтов, нас ждала мама, ее рука лежала на плече старого господина Чанга. Он выглядел как тяжелобольной человек, она – измученной и мрачной. Я судорожно сглотнул, напуганный расплатой, ожидавшей меня впереди.

Лопасти винта вертолета замедлили свое вращение. Генерал Рубен сказал что-то сенатору Боланду, прикрывая рот рукой, и сделал знак солдату, чтобы тот выдвинул лестницу.

Когда дверь отъехала в сторону, отец крепко схватил мою руку.

– Сэр, вы не должны держать меня. Я не убегу.

– Ты уверен в этом?

– Клянусь Господом Богом, сэр! – Я выдержал его пристальный взгляд. Спустя долгую минуту, удовлетворенный, он отпустил мою руку и вошел в легкий вечерний туман.

Толпа журналистов и должностных лиц ринулась вперед. Они старались прикоснуться к нему, сунуть ему в лицо камеры и микрофоны.

Я ожидал, что он оттолкнет их в сторону в ярости, но он улыбнулся и расправил плечи. Вспышки огней усилились.

Когда на какое-то мгновение возникло затишье, сенатор Боланд сделал шаг вперед, его сын Роб остался на месте.

– Добро пожаловать назад, капитан Сифорт. Вы покорили мир.

Отец кивнул, но прошел мимо него и не остановился, пока он не достиг ограждения. Опираясь одной рукой на стальной поручень, он повернулся, намереваясь обратиться к толпе журналистов.

– Какие чувства вы испытали…

– Вы знали, что Генеральный секретарь Кан отступит?

– Были ли вы…

– Будете ли вы…

Я пробивал себе дорогу сквозь толкающуюся людскую массу к дальнему углу плоской крыши. Господин Чанг бегло осмотрел меня.

– Чако, – сказал он.

– Не-а. Фити.

По его губам скользнула легкая улыбка.

– Должно быть, смутил та.

Я повернулся к маме. Ее лицо было каменным. Я положил свою голову к ней на грудь, мои руки обхватили ее и соединились за ее спиной.

Прошла целая минута. Наконец мамина рука коснулась моего затылка и медленно погладила меня по шее. Спустя некоторое время я высвободился из объятий.

– Я должен послушать, – сказал я, – сейчас же вернусь обратно. – И начал протискиваться сквозь толпу.

– …Нет, я не был уверен, – говорил отец. – Как я мог быть уверен?

Он поднял руку и не опускал ее, призывая к тишине. Медленно приближаясь, я остановился позади Робби Боланда и его отца.

– Больше никаких вопросов. Я хочу сделать заявление.

Люди, толкаясь, зашикали друг на друга, пока действительно не стало тихо.

Отец окинул взглядом толпу, его волосы блестели в легком тумане.

Ричард Боланд тихо сказал:

– Посмотри. Они жадно ловят каждое его слово.

– Ты, папа, не выглядишь неуклюжим на трибуне.

– Но я – не… Рыболов. – Он выговорил это слово так, как будто оно принадлежало к другому языку.

– Что от него зависит?

Сенатор Боланд не ответил. Отец говорил:

– Я принимаю утверждение господина Кана, что он поступал добросовестно во всех отношениях и не подозревал об уровне злоупотребления власти от его имени. Он принял заявления об отставке Мэрион Лисон и Уилла Банкса, министра обороны, и это хорошо.

Отец сделал паузу, затем продолжил:

– Но это обязанность Генерального секретаря – контролировать своих подчиненных, даже если он находится в тот момент далеко от фактического руководства. Вот в чем я обвиняю господина Кана – его временная изоляция от власти и невнимание к своим обязанностям послужили причиной гибели более пятидесяти тысяч людей, многие из которых расстались с жизнью в последние часы непрекращающихся беспощадных ожесточенных лазерных атак на этот город.