Текст книги "Обольщение Евы Фольк"

Автор книги: Дэвид Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Часть III
Кто имеет уши слышать, да слышит!
1940–1945

«Опираясь на свои христианские убеждения, я вижу моего Господа и Спасителя воином. Я вижу Человека, Который, будучи однажды одиноким и окруженным лишь несколькими последователями, распознал истинное лицо евреев и призвал к сражению против них. Как истинный Бог, Он был не только величайшим из страдальцев, но и величайшим из воинов».

Адольф Гитлер

Глава 21

Наш Фюрер прилагал все мыслимые усилия к тому, чтобы предотвратить столкновение народов, которое он предвидел сколько раз он пытался положить конец этой войне еще в самом начале! Гитлер не хотел кровопролития и делал все, что в его силах, чтобы предотвратить его, но теперь, когда он втянут в войну, он стоит во главе своего народа, сражаясь всеми доступными методами.

Йозеф Геббельс,

нацистский министр народного просвещения и пропаганды

26 августа 1940 года…

Ошеломленный Вольф посмотрел на товарища, тело которого, свесившись через край коляски, дергалось в смертных конвульсиях. Пуля попала ему прямо в лоб. В двадцати метрах впереди в клубах дорожной пыли лежала перевернутая на бок черная машина, бешено крутя в воздухе колесами.

Спрыгнув с потертого сиденья своего мотоцикла, Вольф выхватил из кобуры «Люггер» и стянул с лица защитные очки. Еще полчаса назад он вместе со своим товарищем потягивал красное вино и наслаждался фруктами и сыром на берегу Эра в пригороде Шартра, а тут вдруг такое…

Не заглушая мотоцикл, Вольф начал осторожно приближаться к машине, возле которой на дороге в неестественной позе лежало тело мужчины в штатском. В нескольких метрах от него валялся британский ручной пулемет «Брен».

– Партизаны, – пробормотал Вольф, медленно подходя к машине.

Из-за ран, полученных около года назад в бою под польским городом Красныстовом, он хромал. Услышав в машине какой-то шорох, Вольф остановился. За края разбитого окна схватились чьи-то руки. Кто-то пытался выбраться из машины. Вольф поднял пистолет.

* * *

– Неужели! – Ева прижала руки к сердцу.

Сияющий Андреас чуть ли не выпрыгивал из себя. На следующий день ему предстояло возвращаться из увольнительной в свой батальон 4-й армии, разместившийся во французском городе Пуатье, и он был несказанно рад, что успел лично привезти Еве хорошую новость.

– Мы нашли его сегодня утром.

Ева вытирала глаза носовым платком. Она никогда не верила, что Вольф убил ее ребенка, зная, что он был движим только усталостью и разочарованием, и не пошел бы на подобное злодейство.

За последние одиннадцать месяцев Ева, разыскивая своего сына, перевернула вверх дном полстраны. Пока Вольф, Андреас и почти два миллиона других молодых немцев шли победным маршем по Польше, Ева колесила по государственным и церковным приютам от Франкфурта до Кельна. В то время, когда все вокруг роптали на Англию и Францию, объявивших войну Германии, Ева сидела на телефоне. Когда все ее соседи, затаив дыхание, следили за переговорами по мирным инициативам Фюрера, Ева по второму разу объезжала приюты и больницы. Пока Вольф и Андреас маршировали по поверженным Нидерландам, Бельгии и Франции, Ева продолжила поиски на востоке страны.

– Я – ваш вечный должник! Где, где он? С ним все в порядке? Вы видели его?

– Да, Ева, мы видели его, и с ним все в порядке, – ответил Андреас. В его глазах заблестели слезы. Поспешно вытерев их, он повернулся к Биберу. – Расскажите лучше вы.

– Мы нашли его в Хадамаре, в государственной больнице Гессена.

Ева ошеломленно посмотрела на Бибера.

– В Хадамаре? Это возле Лимбурга? Но я же была там… Дважды!

– И что ты спрашивала у врачей? – поинтересовался Ганс.

– Я… Я спрашивала, не поступал ли к ним Герман Кайзер с синдромом Аперта, рожденный в июле 1939 года.

– Правильно. Мы спросили то же самое. – Бибер хлопнул Андреаса по спине. – А вот он догадался, в чем проблема.

Андреас покраснел.

– Я подумал, что Вольф мог сдать Германа под другим именем. И, как оказалось, был прав.

Ева озадаченно посмотрела на Андреаса.

– Герман записан в больнице под именем Пауль Бауэр. Вольф даже завернул его в новую пеленку.

Еве так захотелось обнять и расцеловать Андреаса, и если бы не Бибер, то она, непременно, так и сделала бы.

– Я сейчас же должна все рассказать папе, – сказала она, вытирая слезы.

Пауль Фольк, как и Ева, почти потерял надежду найти Германа. Он задействовал помощь пасторов и священников по всему Рейнланду, и даже пошел на то, чтобы унизиться и еще раз попросить друга ее жены, гестаповца Шиллера, повторно поговорить с Вольфом. К сожалению, Вольф теперь был героем войны. Он умудрился в одиночку спасти жизнь нескольким старшим офицерам, включая полковника дивизии СС «Мертвая голова», когда те попали в засаду возле города Енджеюв в первую же неделю польской кампании. По слова Шиллера, это сделало его «неприкосновенным».

– Прекрасная новость! – сказал Пауль, услышав от дочери известие о том, что Герман найден. – Но тебе еще понадобится доказать врачам, что ты – его мать.

Ева нахмурилась.

– Как это?

* * *

Из окна перевернутой машины показалась макушка чьей-то головы.

– Не двигаться! – гаркнул Вольф.

В ответ отозвался женский голос:

– Je n'y suis pour rien!

– Говори по-немецки!

– Non… ne parle pas Allemand.

– Вылезай! Вылезай из машины! – сердито крикнул Вольф, жестикулируя свободной рукой.

Женщина медленно вылезла через окно. У нее были окровавлены обе руки и лицо. Показав на машину, она начала о чем-то просить Вольфа на французском.

Приблизившись, он жестом руки приказал ей сесть на землю. Настороженно обойдя машину спереди, Вольф заглянул внутрь через лобовое стекло. В передней части салона лежал маленький мальчик, который, судя по всему, был мертв. Повсюду валялись стреляные гильзы. Посмотрев на дрожащую женщину, которая все так же сидела на земле Вольф сунул пистолет в кобуру и забрался в машину. Выбросив на дорогу валявшуюся под ногами дамскую сумочку, он взял мальчика на руки и, вытащив его из машины, положил под ближайшим деревом. Женщина заплакала.

– Заткнись! – крикнул на нее Вольф и направился к лежащему на дороге трупу. Обшарив карманы партизана и ничего не найдя, он заглянул убитому в лицо. – Похож на еврея. – Сплюнув, Вольф вернулся к своему мотоциклу.

Женщина, которая в этот момент сидела под деревом, обнимая и гладя по голове своего сына, окликнула Вольфа, но он не обращал на нее внимания. Постояв с каменным лицом перед убитым товарищем, Вольф заглушил двигатель мотоцикла, вытащил тело из коляски и положил его на обочине. Ему нравился этот молодой лейтенант из Штуттгарта, который только недавно женился. Выпрямив ноги и руки убитого, Вольф накрыл его лицо носовым платком.

– Я сказал, заткнись! – злобно крикнул он женщине. Оглянувшись на нее, Вольф увидел, что мальчик пришел в себя. Достав из мотоцикла флягу, он передал ее женщине, чтобы та могла напоить сына, а сам тем временем вернулся к мертвецу в штатском.

– Значит, вы партизаны.

Женщина знала это слово. На ее лице отобразился ужас.

– Нет, нет, я не есть партизан, – быстро ответила она на ломаном немецком, а затем показала рукой на мертвого француза. – Он… Это он.

Вольф улыбнулся.

– Значит, ты немного знаешь немецкий?

Вольф внимательно посмотрел на женщину. На вид ей было около тридцати. Она была светловолосой и миловидной. Судя по белокурой голове ее мальчишки, он вряд ли являлся сыном убитого.

– Если ты – не партизанка, тогда почему ты везла его? – Вольф кивнул головой на труп в дорожной пыли.

– А?

Тогда Вольф показал рукой на тело своего товарища.

– Он не заслуживал того, чтобы его расстрелял какой-то трус из окна машины. – Вольф скривил губы. – Мы вышвырнули ваших продажных политиканов. Мы принесли вам порядок. Мы, как порядочные люди, покупаем товары в ваших магазинах. Многие из ваших фермеров рады, что мы пришли во Францию. Но тебя, я так понимаю, это не радует, да?

Женщина, отвернувшись, опять поднесла флягу к губам сына.

– Не отворачивайся, когда я с тобой разговариваю! – крикнул Вольф, грубо выхватив флягу из руки женщины.

Она рванулась за водой, крича что-то о «Филиппе». Вольф достал из кобуры пистолет.

Француженка медленно встала По ее лицу все еще струилась кровь. Тяжело дыша, она гордо подняла подбородок.

Вольф, стиснув зубы, схватил с земли сумочку и высыпал ее содержимое прямо в дорожную пыль. Среди вещей на августовском солнце блеснула золотая цепочка. Наклонившись, Вольф поднял ее.

– Теперь все понятно, – сказал он, глядя на вращающуюся в воздухе звезду Давида. – Ай-ай. Мы спокойно себе едем, никого не трогаем, а тут трое евреев подкрадываются сзади на машине и начинают стрелять.

Женщина побледнела.

– Нет, нет, я не стрелять, – оправдывалась она.

Опустившись на колени, она крепко обняла своего сына и начала о чем-то умоляюще просить на французском.

– И теперь ты просишь, чтобы я не убивал вас? – присев перед женщиной на корточки, Вольф аккуратно повесил ей на шею цепочку, и поднял голову в небо, откуда донесся нарастающий гул самолетов. Эскадрилья бомбардировщиков «Люфтваффе» возвращалась на базу после налета на Англию. – Англичане зря ввязались в эту войну. Но, думаю, вы, французы, извлекаете из этого выгоду.

Лицо Вольфа смягчилось, а его голос стал спокойным и обнадеживающим. Увидев это, женщина понемногу перестала дрожать. Хотя она и не поняла ни слова из того, что сказал Вольф, в ее глазах появилась надежда.

Вольф посмотрел в обе стороны дороги. Вдалеке возле фермерского дома стояла машина но людей видно не было. Сунув «Люгер» обратно в кобуру, Вольф сел рядом с француженкой.

– Я не раз сталкивался с евреями-партизанами в Польше. – Услышав слова «евреи» и «партизаны», женщина опять насторожилась. Вольф, сняв шлем, посмотрел на свежую вмятину от пули. – Хм. Твой дружок чуть не завалил меня.

Засмеявшись, Вольф подмигнул Филиппу. Эскадрилья «Люфтваффе» теперь гудела прямо у них над головой. Вольф посмотрел в небо.

– Сегодня они почти без потерь.

Посмотрев на женщину, он подумал: «Конечно, майор был бы против. Он бы сказал, что мы должны надлежащим образом судить их, чтобы соблюдать порядок». В его глазах промелькнул зловещий огонек.

– Майор Корх – школьный учитель из Баварии. У него характер мягкий, как ваши булочки.

Погладив Филиппа по голове, Вольф встал и, порывшись в прикрепленном у него на ремне солдатском котелке, выудил оттуда бельгийский шоколад.

– И почему я не попал в дивизию «Мертвая голова»? – сказал он, медленно разворачивая фольгу. – Им частенько перепадают такие подарки.

Замолчав, Вольф задумчиво уставился перед собой в одну точку. Вдруг его лицо стало холодным, как сталь. Бросив кусок шоколадки себе в рот, он выхватил из кобуры пистолет и дважды нажал на спусковой крючок.

На следующее утро Ева первым же поездом отбыла в сопровождении отца из Вайнхаузена. Они пересекли Рейн и пересели в Кобленце на поезд до Лимбурга-на-Лане. Прибыв в пункт назначения, они взяли такси и по недавно построенной дороге проделали десятикилометровый путь на север в тихий городок Хадамар. Наконец, дочь и отец подошли к крыльцу большой двухэтажной больницы. Вывеска гласила: «Государственная больница земли Гессен».

– Ты готова, Ева? – спросил Пауль.

Она кивнула, беспокойно сжимая в руке игрушечного мишку. Войдя в вымощенный плиткой вестибюль, они прошли по широкому коридору к кабинету главврача. В воздухе витал запах мыла и спирта. Над головой медленно вращались лопасти больших вентиляторов.

Сердце Евы бешено колотилось. Приземистая, раздраженная медсестра, холодно поприветствовав посетителей, провела их в обитый деревянными панелями кабинет.

– Хайль Гитлер! – поприветствовал Еву и Пауля узколицый главврач. Взглянув на них поверх очков в тонкой оправе, он, сев за свой стол, начал спокойно листать какие-то документы. – Значит, фрау Кайзер, вы утверждаете, что этот мальчик – ваш сын? – Ева кивнула – Вы можете это доказать?

Пауль спокойно наклонился вперед.

– Я – дедушка мальчика и пастор церкви. Я крестил его 2 июля этого года в евангелической церкви Вайнхаузена. Вот свидетельство.

Врач быстро пробежал глазами по документу.

– Оно выписано на имя Германа Фолька Кайзера, а нашего пациента зовут Пауль Бауэр. Не знаю, что и думать.

Сняв очки, доктор посмотрел на Еву и Пауля, ожидая их объяснений.

– Видите ли, это – очень непростая история… – начал Пауль, но его перебил стук в дверь.

В кабинет вошла медсестра. У нее на руках лежал завернутый в летнее одеяльце ребенок. Ева вскочила со стула.

– Герман! – она бросилась к сыну, прося медсестру отдать ей мальчика.

– Нет, фрау Кайзер, – остановил ее доктор.

– Но… Он же – мой сын! – воскликнула Ева. – Папа!

– Соблюдайте спокойствие. Присядьте пока, – доктор жестом показал Еве на стул. – Дайте мне ваши документы.

Пауль и Ева протянули ему свои удостоверения личности, в которых, кроме автобиографических данных, была также фотография, отпечатки пальцев и сведения о национальности предков. Ознакомившись с документами, доктор немного смягчился.

– Дайте женщине подержать ребенка.

Ева с трепетом протянула руки к малышу. От прикосновения его теплого тельца ее пронзила радостная дрожь. Кроме того, что он подрос, Герман ничуть не изменился. Его внешние дефекты было невозможно не узнать, но теперь по его взгляду можно было также догадаться о дисфункции мозга. Впрочем, мать за всем этим уродством видела родную душу – пусть и в сломанной телесной скорлупе. Вложив в ручку малыша игрушечного мишку, Ева нежно уткнулась носом в его личико и тихо заворковала ему на ушко.

Пока внимание Евы было приковано к Герману, врач и Пауль начали тщательно сопоставлять известные им факты. Побеседовав с пастором, доктор пришел к выводу, что его словам можно доверять. Кроме того, ни одна женщина в здравом уме не будет предъявлять прав на такого ребенка, если только она, действительно, – не его мать. Главврача смущало только одно: солдат, который ночью 29 июля привез малыша в больницу, представился Эрнстом Бауэром.

Пауль попросил взглянуть на форму, заполненную при приеме ребенка.

– Вы не попросили у него удостоверение личности?

Доктор поерзал в своем кресле.

– Он приехал поздно ночью, и разговаривал с моим заместителем. Я так понимаю, он был очень убедителен. Знаете, мне жаль, что все так получилось, но я просто не могу выписать ребенка, пока не будут выяснены все обстоятельства этого дела. Вы должны стать в мое положение.

Услышав это, Ева поднялась со стула.

– Герман – мой сын, и я без него не уеду.

– Ева, – сказал ей Пауль, – боюсь, по закону ты не имеешь права забрать его. По крайней мере, не сейчас.

– Фрау Кайзер, врачи и акушерки обязаны официально фиксировать дефекты ущербных новорожденных. Ваш доктор должен был подробно описать мальчика и указать его имя, поэтому нужно просто отыскать соответствующий журнал.

– Вы вполне можете устраивать свои проверки, когда ребенок будет у себя дома, – процедила Ева сквозь стиснутые зубы.

– Ребенка из этого здания вы не вынесете, так что лучше сядьте и успокойтесь, – сурово ответил доктор.

Пауль обнял Еву за плечи.

– Доченька, я думаю, ты сможешь навещать Германа. – Он посмотрел на врача. – У вас же в больнице свободный график посещения пациентов?

– Вообще-то, да, но в данный момент – нет.

– Как это?

Доктор опять поерзал в кресле, пряча глаза от Пауля и Евы.

– Просто… у нас сейчас проходит проверка, и я… я не хотел бы, чтобы здесь были лишние люди.

– Но как моя дочь может помешать проверке? Я думаю, проверяющие, наоборот, одобрили бы, что кто-то заботится о больном ребенке.

– Прошу вас, разрешите мне навещать его, – умоляюще посмотрела на доктора Ева своими заплаканными глазами.

Он, сняв очки, вздохнул.

– Ну хорошо… Раз в неделю, по воскресеньям, с часу дня до пяти вечера. Но если вы будете создавать для нас проблемы, я сразу же положу этому конец.

– Но… – хотела было возразить Ева.

– Фрау Кайзер, – строго оборвал ее доктор. – Скажите спасибо уже за это. Мы найдем документы на мальчика, и тогда вы сможете его забрать. Не раньше.

* * *

В четверг 4 сентября 1940 года Ева помогала Линди на кухне в доме Ландесов. У нее было отличное настроение. Теперь ее ничего не тревожило. Сын нашелся, и через три дня она опять будет держать его на руках. Отец заверил Еву, что на решение вопроса о возвращении Германа домой уйдет несколько дней.

– Вы только послушайте, – проворчал из гостиной пожилой Ландес. Он сидел перед радиоприемником, потягивая пиво вместе с польским военнопленным, которого предоставили ему в качестве помощника по ферме. Этот поляк был приятным, широколицым парнем из Позена. В семье Ландесов его называли Скаем.

– Фюрер обращается к съезду общества «Зимняя помощь» на берлинском стадионе, – Ландес сделал звук погромче. – Такое ощущение, что там на трибунах вопит миллион женщин.

Ева и Линди, отложив полотенца, сели возле радиоприемника Гитлер яростно критиковал Британию за «чудовищную бомбардировку». Одиннадцать дней назад немецкие летчики во время налета на военные объекты сбросили бомбы на центр Лондона. В немецкой прессе их ошибку объяснили густым туманом, однако британцев подобное объяснение не устроило. Последовала незамедлительная гневная реакция Уинстона Черчилля, и на следующий день английские бомбардировщики совершили налет на центр Берлина, убив тысячи мирных жителей.

…Они бомбили наугад, не думая о жилых районах, фермах и деревнях. Они бросали бомбы туда, где замечали свет. Я не хотел развязывать конфликт, надеясь, что Британия остановит свое безумие, однако мистер Черчилль счел мою гуманность за слабость и ответил убийством женщин и детей.

Как вы понимаете, теперь мы должны ответить ударом на удар. Если британцы усилят атаки на наши города, то мы сотрем их города с лица земли! Бог свидетель: мы остановим этих ночных пиратов.

По стадиону пронеслось громогласное: «Зиг хайль!» Ева и Линди переглянулись, а Ландес, встав, отправился на кухню за очередной порцией пива.

– И это – только начало, – пробормотал он.

На улице послышался гул двигателя и голос Гюнтера, который с кем-то разговаривал. Выглянув в окно, Ева увидела, что возле ворот остановилась темная машина, но кто из нее вышел, она заметить не успела. Линди тоже подошла к окну.

– Кто бы это мог быть?

У Евы перехватило дыхание. «Неужели кто-то приехал сообщить, что погиб Вольф?» Она втайне надеялась на это, хотя и презирала сама себя за такие мысли.

Ева и Линди поспешили к двери. Выйдя на улицу, они увидели, что Гюнтер разговаривает у ворот с каким-то незнакомцем. Сердце Евы учащенно забилось. Направляясь к машине через запруженный курами двор, она на ходу пригладила волосы и поправила свой передник. Ее руки дрожали.

Гюнтер, развернувшись, пошел навстречу Линди и Еве.

– Вольф приехал, – угрюмо сказал он, стараясь не смотреть на Еву. – Он сейчас в уборной.

Ева оцепенела.

– Вольф?

Гюнтер кивнул. Его круглое лицо пылало.

– Ему Оскар сказал, что ты здесь.

Ева сделала глубокий вдох. В этот момент из-за угла сарая, прихрамывая, вышел Вольф. На нем была гражданская одежда и коричневая кепка. Ева ощутила слабость в ногах. Она смотрела на приближающегося мужа и хотела только одного: убежать.

– Привет, дорогая, – сказал Вольф, подходя к жене.

Ева как будто лишилась дара речи. Этот человек был ей ненавистен. Она не могла забыть его ярости, его пощечин и того дня, когда он ушел из дома, неся под мышкой ее Германа…

– Как насчет поцелуя для твоего солдата? – Вольф, сняв кепку, легонько взял Еву за плечи и приблизил к ней свое лицо. От него пахло мятой. Этот поцелуй вызывал у Евы тошноту. Ей хотелось вырваться и убежать, но она сдержалась.

– И как тебе моя хромота? – рассмеялся Вольф.

Ева быстро вытерла губы.

– Ее почти не заметно.

– А как дела у наших Ландесов? – повернулся Вольф к Линди и Гюнтеру. – Я слышал, вас уже шестеро?

Линди ничего не ответила. Она не простила Вольфу ни его жестокого обращения с Евой, ни того, что он рассказал Гюнтеру правду об ее изнасиловании.

Вольф заметил у Линди награду немецкой матери, торжественно врученную ей тремя неделями ранее, 12 августа (День рождения матери Гитлера) за четвертого ребенка для Рейха. Медаль представляла собой удлиненный тевтонский крест синего цвета со свастикой на фоне бронзового щита.

– Впечатляет. Продолжай в том же духе, Гюнтер, и щит станет золотым.

Из-за угла сарая появились трое старших дочерей Ландесов. Вольф повернулся к ним.

– Привет, красавицы! Идеальные арийки!

Опустившись на одно колено, он поманил настороженную группку малышей рукой. Самой старшей из девочек было четыре, средней – три, а младшей – чуть больше двух. Белокурые волосы у всех троих были заплетены в косички. Четвертая, самая маленькая из дочерей Ландесов, спала в доме. Опустив руку в карман, Вольф достал оттуда бельгийский шоколад.

– Если мамочка разрешит, я дам вам каждому по кусочку. – Он посмотрел на Линди, которая стояла с хмурым видом, скрестив руки на груди.

– Я разрешаю.

– Вот и отлично.

Вручив каждой девочке по кусочку шоколада, Вольф погладил самую младшую по голове. Затем, поднявшись с колена, он помахал рукой пожилым Ландесам, которые в этот момент вместе со Скаем направлялись к свиному загону. Старик что-то проворчал и отвернулся.

Вольф посмотрел на Гюнтера.

– Знаешь, я хочу извиниться перед тобой. Ты был хорошим другом, и то мое письмо о прошлом Линди было совсем ни к чему… К тому же, я сказал неправду.

– Это уже неважно, Вольф, – оборвала его Линди. – Я Гюнтеру уже обо всем рассказала, так что тебе не нужно ничего выдумывать.

– Вот как, – сказал Вольф. – Понятно… Но я все равно сожалею.

Вольф протянул Гюнтеру руку, которую тот, хотя и неохотно, но все же пожал. Ева наблюдала за мужем с большим интересом и немного – со страхом, оценивая каждый его жест и интонацию. «Кто этот человек?» – спрашивала она себя.

Вольф кивнул.

– Спасибо, Гюнтер. Ты – настоящий друг. – Он повернулся к Еве. – Перед тем, как приехать сюда, я заскочил домой. Как приятно опять оказаться дома после всех этих боев в Польше и Голландии. Бывали моменты, когда я уже думал, что мне – конец.

Ева промолчала.

– Впрочем, против Франции ничего дурного сказать не могу, – продолжил Вольф. – Хорошее вино, теплый климат и все такое. Если не учитывать горстку партизан, то большинство французов встретили нас с радушием. Им уже надоело их правительство. Кроме того, многие скрипели зубами на евреев. Французы ожидали, что мы отдадим им еврейские предприятия.

– Это очень хорошо, Вольф, – едва выдавила из себя Ева.

– Знаешь, я заглянул в твою Библию.

– В Библию?

– Да, и увидел, что ты до сих пор хранишь в ней между страниц мои нарциссы. Знаешь, мне было приятно.

Ева опустила глаза. Она совсем забыла про эти нарциссы. Теперь Ева пожалела, что так давно не открывала Библию. Если бы она увидела эти цветы, то сразу выбросила бы их.

– А что с твоей ногой? – вмешался в разговор Гюнтер.

Вольф повернулся к нему.

– Польская шрапнель. Но зато я получил новое звание и Железный крест второй степени. Неплохо, правда? Я уверен, что рано или поздно получу еще и Железный крест первой степени или даже, возможно, – Рыцарский крест.

Гюнтер был впечатлен.

– А медаль «За ранение» ты тоже получил?

– Да, серебряную.

– И тебе разрешили остаться в армии?

Вольф рассмеялся.

– По приказу генерала фон Фауштенбурга меня перевели из моего боевого батальона в штаб 6-й армии. Теперь я развожу депеши на новеньком «БМВ». Недурно, правда?

Гюнтер был удивлен еще больше.

– А здесь что нового? – спросил у него Вольф.

Гюнтер пожал плечами.

– Многих мужчин забрали в армию, поэтому на фермах Рейнланда не хватает рабочих рук. Мой отец утром забирает из лагеря одного военнопленного, чтобы тот помогал нам по хозяйству, а вечером отвозит его обратно. Скай – приятный малый. Он не говорит по-немецки, но хорошо работает. В последнее время отец даже приглашает его обедать с нами по воскресеньям. – Гюнтер понизил голос. – Я, наконец-то, получил диплом механика, поэтому, наверное, меня тоже скоро заберут в армию.

Вольф улыбнулся.

– Нет, тебя не заберут. У тебя уши будут торчать из-под шлема. – Он вдруг резко повернулся к Еве. – Ну ладно, поехали домой.