Текст книги "Глина"

Автор книги: Дэвид Алмонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

37

Очухался я уже на Уотермил-лейн, стою в негустой толпе – кто под деревьями, кто к изгороди прислонился, кто сидит на скамейке или на низкой ограде палисадника. Кто стоит один, кто рядом с другими, переговариваются. Я один – брошенный, перепуганный. У обочины две полицейские машины. Полицейский охраняет вход в Сад Брэддока. Шлем его на утреннем воскресном солнце сверкает серебром. Стоит, расставив ноги, сложив руки на груди. И все поворачивает голову, оглядывается на сад. Другие полицейские там, внутри.

Мне хочется крикнуть: «Да кликните вы их обратно! Монстр на них набросится, и на вас тоже! Спасайтесь! Спасайтесь!»

Кто-то ткнул меня под ребра. Оборачиваюсь. Джорди. Физиономия в синяках после нашей драки.

– Умер! – шепчет.

Лицо держит, не кривит. Сжал кулак, вытаращил глаза.

– Умер, Дейви! – Ухмылка все-таки проступила, он ее сразу согнал. Дальше говорит еще тише: – Охренеть, мечта взяла и сбылась!

Тут мои родители подошли; у Джорди на лице опять ничего.

– Я так понял, его какие-то мальчишки обнаружили, – говорит папа. – Похоже, сорвался в каменоломню с края. – Дальше тише: – Медицинская машина приезжала. Увезли тело.

– Сорвался? – говорю. – Упал, в смысле?

– Судя по всему. Похоже, ночью. Говорят, он был…

– Бедняжка, – говорит мама.

– Да. Вы там с ним как, общались? – говорит папа.

– С таким пообщаешься, – говорит Джорди.

– Непутевый был? – говорит папа.

– Крепкий орешек, – говорит Джорди.

– Я и сам слышал, – говорит папа. – Да и пить пацану в его воз…

– Он упал? – говорю.

– Да. Бедолага. Упал.

– Мы его все боялись, – говорю.

– Да ну? – говорит папа.

– Угу, – говорю. – Еще как!

– Тсс. – Это мама. Обняла меня за плечи. – Про мертвых дурно не говорят, Дейви.

– Саду теперь всяко конец, – говорит папа. – Теперь их поди останови: закроют и застроят.

Мы все посмотрели на ворота.

– Всегда было нехорошее место, – говорит мама.

– Зато интересное, – говорит папа.

– Да, – говорит мама. – Интересное. Помнится, когда мы еще были… Ой, смотри!

Подъехала еще одна полицейская машина. Из нее выходит женщина – маленькая, сгорбленная. Сотрудница полиции повела ее к воротам. По толпе прошел шепоток.

– Миссис Черрис, – говорит мама. – Господи, как ее жалко!

Сотрудница увела женщину в сад.

– Хочет посмотреть, где это произошло, – говорит мама. На глазах слезы. – Любой бы захотел, да? – И прижала меня к себе, будто чтобы защитить.

Я не дышу. Жду, когда раздастся крик. Жду, когда все выскочат оттуда в ужасе, а за ними – монстр, но ничего не происходит, только жалости и пересудов вокруг все прибавляется.

– Как ее жалко, – повторяет мама.

Она повернулась к подружкам, говорит с ними, перешептывается.

– О! – говорит. – Я знаю. Очень, очень грустная история.

Я – глаза на нее. Очень, очень грустная история? А главный герой в ней – паскудный Череп?

Мама языком прищелкнула, кивнула, пожала плечами.

– В Пелау-то все про это знают. Отец у него сварщиком работал на верфи. Упал в корабельный трюм, сломал позвоночник, сразу и умер. Она много лет сражалась за компенсацию – так оно иначе и не бывает. И вот наконец получила несколько сот фунтов – подачка в сравнении с тем, чего она лишилась. Но у миссис Черрис совсем ни сил, ни здоровья не осталось, и мальчишка от рук отбился, ничего она не могла с ним поделать. Кто же скажет заранее, до чего могут довести семью боль и утрата? Мальчишка смолоду за бутылку. Деньги на это как-то умудрялся из нее тянуть. Он был здоровый, сильный, на вид – взрослый мужик, да и жалели его все, так что закрывали глаза на его пьянки. А вот теперь она и сына лишилась. И что ей, несчастной, в жизни осталось?

Смотрим на ворота – там никого.

– И уж совсем ей ни к чему, чтобы мы здесь стояли и пялились, – говорит мама. – Пошли. Пошли по домам.

Я еще постоял немного – смотрю, выжидаю. Ничего. Солнце сияет над миром, яркое, ясное. Я нагнулся, соскреб немного грязи. Сжал в ладони. «Оживи!» – бормочу, но, понятное дело, ничего не происходит. В то утро на Уотермил-лейн все вокруг казалось вымышленным, ненастоящим, будто из сна. Я попытался сказать себе, что трагедия, случившаяся совсем рядом, не имеет ко мне никакого отношения. Череп был пьян. Упал. А я? Я попытался сказать себе, что меня надули, провели, загипнотизировали, что я…

– Дейви! – окликнула мама.

– Да.

Я руку разжал, грязь выпала. Я встал и пошел оттуда с мамой и с папой.

Дурковатая Мэри стоит у своей калитки, Стивен рядом. Мы подходим, она глаза выпучила.

– А, славный мой служка! – говорит. – А с ним его славные мама и папа.

– Здравствуй, Мэри, – говорит мама. Положила ладонь ей на плечо, Мэри так и расцвела от радости. – Как у тебя дела, Мэри?

– Все хорошо, – говорит Мэри. – Только что проснулась. – И хвать маму за руку. – Что там случилось? – шепчет.

– Так, небольшая неприятность.

Стивен на меня смотрит, такой спокойный.

– Пока мы все спали, – говорит.

– Да! – подхватила Мэри. – Вы представляете? Я только что проснулась!

И на лице – изумление.

– И такой видела странный сон! – говорит.

Глаза закрыла, поднесла руку в голове, будто чтобы поворошить память там, во тьме.

– Зверюгу! – говорит.

– Зверюгу? – говорит мама.

– Угу! В дом ко мне забралась зверюга! Хи-хи-хи-хи-хи! Забралась!

Глаза распахнула, рот ладонью зажала, хихикает, скалится.

– Следы этакие с когтями по всей прихожей! Хи-хи-хи-хи! А теперь она в сарае спать завалилась! Точно! Хи-хи-хи-хи! Как пить дать!

38

Днем к нам пришли двое полицейских. Папа подошел к двери, но оказалось – они ко мне. Он их впустил. Один – сержант Фокс, другой – участковый Граунд. Стоят, зажав шлемы под мышкой, в руках блокноты и карандаши. Садиться отказываются.

– Так, сынок, – . говорит сержант Фокс. – Парочка вопросов, и мы пойдем дальше.

– Ничего страшного, – говорит участковый Граунд.

– Ладно, – говорю.

– Первый вопрос, – говорит сержант Фокс. – Ты знал этого погибшего парня?

– Немного, – шепчу.

– Говори громче, Дейви, – велела мама.

– Да, – говорю.

Дрожу весь. И вой внутри.

– Отлично, – говорит сержант Фокс. – Пойдем дальше. И что ты о нем знал?

– В смысле?

– Ну, что он был за парень. Чем занимался. Ну… интересы, все такое.

– Так сказать, внутренняя жизнь, – вставил участковый Граунд.

Я плечами пожал:

– Не знаю.

– Мой сын с ним не водился, – говорит папа.

– Вот как? – говорит сержант Фокс.

– Да, – говорю. – Я…

– Ты – что? – говорит сержант Фокс.

– Я его боялся, – говорю.

Оба что-то пишут в блокнотах.

– И когда ты его видел в последний раз? – спрашивает сержант Фокс.

Я стал припоминать.

– В пятницу. После уроков. Возле «Лебедя». Он…

– Пьян был? – спрашивает участковый Граунд.

Я кивнул. Они вздохнули, головой качают. Знают уже. Он часто бывал пьян. О чем-то с родителями пошептались, потом снова ко мне.

– Он к тебе вязался? – спрашивает участковый Граунд.

– Случалось.

– Поэтому сын с ним и не водился, – говорит папа.

– Верно, – кивает сержант Фокс. – Мы уже пообщались с твоим приятелем Джорди Крэгсом. Он нам обрисовал положение.

– Так, – говорит сержант Фокс.

Пролистал свои записи. Я так и жду: сейчас меня выведут на чистую воду, начнут расспрашивать, что произошло вчера ночью в пещере, заговорят про истукана, будут выяснять, что я знаю про пса. Ничего такого.

– Печальная история, – говорит сержант.

И в глаза мне смотрит.

– Еще что-нибудь хочешь нам сказать? – говорит.

– Какие-нибудь важные цифры или факты? – говорит участковый Граунд.

– Нет, – говорю.

– Ты в голову-то не бери, – говорит. – Бывает такое. Постепенно забудется. Это вообще такая часть…

– Взросления, – говорит участковый Граунд.

Папа их до двери проводил. Слышу, говорит, что я мальчик чувствительный, но скоро оправлюсь.

Мама меня обняла.

– Пошлем цветы матери Чарли, – говорит.

И дрожит вся.

– Да минует меня чаша сия, – говорит.

39

В ту ночь я проснулся, и меня будто потянуло к окну. Отдернул занавеску, вижу монстра. Вон он, на улице. Стоит под фонарем, на меня таращится. Огромный, огромная темная тень. Я знаю: хочет, чтобы я к нему вышел. Чтобы я с ним поговорил. В ушах звучит его голос:

«Ты сотворил меня, повелитель. Я – твой!»

– Убирайся! – шепчу. – Не нужен ты мне.

Стоит, не шелохнется.

«Что для тебя сделать, повелитель?»

– Ничего! Проваливай! Стань опять комом глины!

Он голову опустил и медленно пошел прочь, из света под фонарем во тьму.

– И не возвращайся! – шепчу. – Прыгни обратно в глинистый пруд. Убирайся и сдохни!

40

На следующее утро смотрю – Джорди ждет меня у ворот школы. И вид у него такой, будто между нами ничего не было, будто мы и не дрались вовсе. Схватил меня, облапил.

– Сбылась мечта, обалдеть! – говорит.

Я отодвинулся. Он ухмыляется.

– Знаю, – говорит. – Знаю. Жуткое дело, и жизнь у него была жуткая, и всякая такая фигня, но он все равно был распоследняя сволочь.

– Правда? – говорю.

– Да ладно тебе, чувак. Ты что, совсем ни капельки не обрадовался, когда услышал?

– Нет.

– Нет? Точно? Мы ж с тобой еще когда порешили: мир без него станет только лучше. Даже Штырь со Скиннером довольны – правда, пока не сознались.

– А ты откуда знаешь?

– Видел их вчера. По ним ясно было. Морды всё в улыбке расползались. Кстати, это они его нашли. Собирались встретиться у каменоломни вчера рано утром и дождаться нас – устроить засаду. Череп, похоже, пришел первым, еще до свету, и сорвался с края.

Идем через двор. Джорди вдыхает поглубже, поворачивает лицо к яркому небу.

– Мир совсем другим стал! – Сказал – и встал как вкопанный. – А ты ведь знаешь, что из этого может выйти, Дейви. Знаешь, да?

– Что?

– Может, на этом все распри вообще прекратятся. Штырь и Скиннер станут нашими приятелями. Перемирие превратится в настоящий мир. Война между Пелау и Феллингом закончится навсегда. Уйдет в прошлое. И все потому, что один парень взял и помер. Неплохо, да?

Я дальше иду. Он нагнал меня, смеется:

– Хотя, впрочем, я пока не понял, хочу этого или нет! – А как входили внутрь, он сжал кулаки. – Есть! Сбылась мечта, черт возьми!

41

Последний урок, Трёп опять молотит языком. Глина, творчество, носится по классу, то глаза закроет, то уставится в небо, а вокруг мармеладки и глиняные шарики так и летают.

– Можно зайти слишком далеко, – прерываю я его на полуфразе.

Он уставился на меня, моргает:

– Прости, Дейви?

– Можно зайти слишком далеко. Сотворить такое, что не расхлебаешь.

Он подошел к моей парте, нагнулся надо мной – страшно довольный.

– Например, Дейви?

– Ну… – Смотрю в парту. Путаюсь в мыслях, в словах. – Иногда мы создаем такие вещи…

– Какие? – подсказывает.

– Мы иногда создаем вещи, способные… уничтожать.

– Вот именно! – Ткнул пальцем в небо, двинул дальше. – Кое-что – и даже многое – из того, что мы создаем, способно уничтожать!

Обвел класс глазами, вглядывается в лица.

– Например… – говорит.

– Пушки, – отвечают.

– Пули, – отвечают.

– Яды.

– Нервно-паралитический газ.

– Бомбы.

– Ядерная бомба.

– Вообще война.

– Вот именно! – говорит Трёп. – Вот именно! Вот именно! Вот именно!

Глаза прикрыл. Постучал себя по лбу. Понятно, сейчас изречет что-то страшно умное.

– В этом и заключается человеческий парадокс, – говорит. – Мы наделены даром творения. Но наша способность творить идет рука об руку с нашим стремлением уничтожать. – Хлопнул в ладоши, а потом переплел пальцы. – И две эти страсти вот так вот сцеплены вместе.

И заткнулся ненадолго.

– Ну слава богу, – шепчет мне Джорди. – Ты какого рожна его завел?

Сижу, бессмысленно катаю глиняный шарик по парте. Вижу – Мария на меня смотрит, такая далекая, неприступная. Я отвернулся от нее к окну, во двор уставился. День туманный. Вижу вдали, на железной ограде, нашего истукана. Он за прутья ухватился, смотрит на меня. Слышу в голове голос:

«Я твой, повелитель. Скажи, что мне сделать».

– Нет! – ахнул я.

– Ты чего? – не понял Джорди.

– И что мы способны создать, когда наша способность создавать возрастает? – говорит Трёп. – Каких монстров способны породить?

Я вижу, как наш монстр шагает вдоль ограды, ищет, как бы попасть внутрь.

– Лично я оптимист, – говорит Трёп. – Я верю в то, что силы добра восторжествуют над силами зла.

Истукан направился к воротам.

– Да чего ты? – говорит Джорди.

– Но может ведь оказаться и так, – говорит Трёп, – что, доведя наши способности к творчеству до предела, мы создадим нечто, что обернется против нас, нас уничтожит?

И вылупился на меня:

– Вот ты что думаешь, Дейви? Может, в этом и состоит удел человека – создать то, что нас уничтожит?

Далеко-далеко у него за спиной истукан уже почти прорвался.

– Не знаю, сэр, – сказал я. – Сэр, мне нужно выйти. Очень, чтоб его, нужно!

Отпихнул стул, оттолкнул Трёпа – и бегом.

42

Бегу вдоль шоссе, влетаю на кладбище. Укрылся у могил Брэддоков. Молюсь. Хочу повернуть время вспять, вернуться в прошлое, к тем дням, которые, как сейчас кажется, были ужасно давно – когда я был обычным мальчишкой, до Стивена Роуза, до истукана. Смотрю на кладбищенские ворота, на движение теней. Ищу там монстра. Сам на себя рычу, какой же я придурок. Выбираюсь с кладбища и отправляюсь к Дурковатой Мэри. Стучу в дверь – не отвечают. Заглядываю в окно и вижу: Дурка сидит за столом и таращится в пространство. Стучу снова. Выходит Стивен. Впускает меня.

– А мы ждали, – говорит. – Ты чего так долго?

Ведет меня мимо неподвижной Мэри в сад, потом в сарай. Солнце косо вливается в слуховое окошко, а края и углы остаются в глубокой тени.

Меня снова трясет.

– Что делать будем? – спрашиваю.

– Ты чего так завелся, Дейви? Давай-ка успокойся.

– Я его видел.

– Его?

– Монстра. Он приходил ночью.

– Тебе, Дейви, наверное, привиделось.

– А днем ломился в школу.

– Не может быть.

– Может, Стивен. Это правда. Все получилось. Мы действительно сотворили монстра.

– Я знаю, Дейви. Потому что, видишь ли, он все это время был здесь, со мной.

Указал рукой в угол; тут и я разглядел: истукан стоит там мертвым комом, глаза закрыты, мускулы топырятся, голова в потолок.

Стивен улыбнулся:

– Поздоровайся со своим творением, Дейви.

Я вышел из яркого света, ступил во тьму, встал с истуканом рядом.

– Ты еще одного слепил, – говорю.

Рискнул дотронуться: совсем холодный, холодный, как глина.

– Нет, Дейви. Это он. Он пришел со мной из каменоломни. Здесь ему безопаснее.

Я потрогал огромные руки истукана. Представил, как они сжимаются у Черепа на горле. Спросил:

– Что произошло с Черепом?

– Он умер, Дейви. Упал.

– Упал?

– А как еще? – Улыбка мелькнула на его лице. – Такой неуклюжий тюфяк, еще бы.

Он встал в тени рядом со мной.

– Наше творение существует на самой грани жизни, – говорит. – Сейчас он в спячке. Только наша вера и наша воля удерживают его от того, чтобы вновь не рассыпаться в прах. Мы должны повелевать им, Дейви. Что прикажем ему сделать?

– Ничего, – шепчу я.

– Может, хотя бы имя ему дадим?

– Ком, – шепчу.

– Сойдет. Привет, Ком.

– Привет, Ком, – повторил я шепотом.

– Молодец, Дейви. А теперь, Дейви, отдай ему приказ.

«Ты мой повелитель, – слышу. – Что я должен сделать?»

– Ничего, – шепчу.

– Если ничего, он скоро рассыплется прахом. Ничего для него – смерть.

Тишина и молчание глубоки, как вечность. И нет ничего за пределами нас троих, за пределами этого сарая.

– Кто ты такой? – шепчу.

– Я? – переспросил Стивен.

– Да, ты.

– Мальчишка, как и ты.

– И только?

– Ты хочешь сказать, что это я монстр?

Я уставился на него. А он улыбается.

– А ты кто такой? – спрашивает.

– Мальчишка, – шепчу. – Обыкновенный мальчишка.

– Мальчишка, способный творить чудеса. Не порти впечатление, Дейви. Успокойся. – Провел рукой у меня перед глазами. – Отдай приказ своему творению, Дейви.

«Повелитель. Что я должен сделать?»

Я уставился на непредставимого истукана. И не удержался.

– Шевельнись, – шепчу. – Оживи, Ком. Шевельнись.

И почувствовал, как он перевалил за грань жизни. Почувствовал, как в нем плещется дух.

– Оживи, – шепчу. – Оживи.

И он чуть повернулся, лицом ко мне.

«Что прикажешь, повелитель?»

И на сей раз я не сбежал, я встретился с ним взглядом и выдавил из себя одно слово:

– Иди.

И истукан зашагал поперек сарая, сквозь сноп света из окна и в дальнюю тень.

– Повернись.

Он повернулся.

– Иди.

Он снова прошел сквозь сноп света, в тень с моей стороны. А Стивен Роуз смеется, будто это какая шутка.

А потом берет обожженного глиняного ангела, протягивает.

– Возьми, Ком.

Истукан взял.

– Истреби, – говорит Стивен.

И истукан стиснул ангела своими лапищами, прах и частицы посыпались на пол, а Стивен все хихикает и хихикает.

43

– Замри, Ком, – сказал я, и истукан замер.

Стоит рядом с нами в тени. Я дотронулся до него, придвинулся ближе – ни малейшего движения.

– Не может быть, – прошептал я.

– Может, Дейви. Посмотри на наше творение. Ком – живой. Ком дышит. Ты станешь это отрицать?

– Все равно не может быть.

– Кто знает, может, и Бог так говорил в то утро, когда создал человека: «Не может быть! Не мог я такого сделать!» Но творение Его встало на ноги, и Бог опешил от собственной силы. И создание Его зашевелилось. Создание осмелилось глянуть Богу в лицо. И в глазах своего создания Бог увидел лукавство. И растерялся Бог при виде того, что создал. И говорит себе: «Чтоб мне провалиться, на фиг я сотворил эту зверюгу? Какой несказанный ужас впустил я в свой дивный мир!» Но было уже поздно. Дело сделано.

Я дотронулся до холодного истукана. Стоит и ждет новых приказаний.

– Он мог уничтожить нас, – шепчу. – Истребить сразу.

– Да, мог. Даже сказал, что хотел бы. Помнишь притчи? Эти, которых Он создал, оказались сосудами зла, все делали не так, устроили бардак в мире. Довели Бога чуть ли не до кондрашки. И преисполнился Он гнева и духа мщения. Наслал потопы, пожары, мор. Вот только Богова доброта до добра Его не довела!

Я содрогнулся. Смотрю, как частицы пыли оседают в луче, без конца.

– Он нас любил, понимаешь? – говорит Стивен. – Думал, мы обалдеть какие замечательные. Наслал разрушение, но погубить нас всех так и не решился. Всякий раз кого-то спасал.

– Например, Ноя и его семью.

– Ну, вроде того. И эти немногие должны были начать сначала, но по-правильному. Размечтался, да? А они давай опять доводить Его до кондрашки, тогда Он наслал дождь серный и огненный и всякий там мор, но как надо ничего не выходит и не выходит, и вот века идут, а Его доводят все больше, и в один прекрасный день Он говорит: «Все, с меня хватит. Пошел я отсюда».

– Пошел?

– Угу. Свалил Он, Дейви. Бросил нас. Году примерно в тысяча девятьсот сорок пятом.

– В тысяча девятьсот сорок пятом?

– Может, чуть пораньше. Сам знаешь: война, концлагеря, газовые камеры, атомная бомба, вся эта хрень. От такого кто угодно свалит.

Я до шеи истукана дотронулся. Услышал в голове его голос:

«Я твой, повелитель. Говори, что мне делать».

Стивен смеется. Указывает пальцем в окно. Там, за стеклом, чистая, ясная небесная синева.

– Помнишь, нам говорили, что Бог на небе, Дейви? Ты ведь Его там даже видел, да? – Он дотронулся до груди. – Помнишь, нам говорили, что Он у нас в сердце? Ты Его там когда-нибудь видел? Хоть раз? Честно? Он хоть раз отвечал на твои молитвы?

Я пожал плечами. Прислонился к истукану.

– А в церкви? Ты хоть раз видел, чтобы Он ходил там с тобой рядом у алтаря?

– Но… – начал я.

– Свалил Он. И осталась, Дейви, одна пустота. Пустота, молчание, ничего – навеки. Может, Он тут и был раньше, а теперь – фиг.

– А сила Господа? Плоть Его и кровь. Ты сам сказал, нам без них никак.

– Вёрно, никак. – Подошел ближе. Дышит на меня. Мы все втроем – Стивен, я и Ком – сгрудились в тени. – Но нужны-то они были тебе, Дейви. Я засунул в него эти дурацкие ошметки только потому, что они помогли тебе обрести веру. А сила, которая сотворила его, – это моя и твоя сила, Дейви, а Бог тут ни при чем. Мы одни, Дейви. Но и этого достаточно. У одних нас есть теперь сила.

Осклабился, почти прижался лицом к моему лицу.

Слышу – Ком говорит: «Повелитель, скажи, что мне сделать».

– Но ангел… – опять начал я.

– Какой ангел?

– Ангел на пляже в Уитли-Бее. Ангел, который…

– Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! И ты в это поверил? Ха-ха-ха-ха-ха!

Я вытаращился на него. Он глаза вытирает – слезы выступили от смеха.

– Ты еще дурнее, чем я думал, Дейви, – говорит. – Да выдумал я всю эту хрень.

– Но он…

– Ну ты даешь, Дейви. Вот ведь простофиля.

«Повелитель! Что я должен сделать?»

– Хватай его, Ком, – шепчу.

Истукан открыл глаза. Чувствую, оживает.

– Сделай что-нибудь, – говорю.

Он поворачивается к Стивену. Поднимает руки.

– Круши эту сволочь!

И Ком как шагнет вперед, а Стивен – назад, но так и улыбается. Тоже поднял руку и говорит:

– Замри.

И Ком замер.

– Видишь? – говорит Стивен. – Ты же не тронешь своего создателя, правда, Ком? – Он ухмыльнулся мне. – Ты бы ведь даже и Чарли Черриса не тронул, верно, Ком?

– Чарли Черриса? – шепчу.

– Чарли Черриса, Дейви. Рассказать тебе, что на самом деле произошло с твоим ненаглядным покойным Чарли Черрисом?

Я губы облизнул. Смотрю Стивену в глаза.

– Он упал, – шепчу. – Так полицейские сказали. Штырь со Скиннером тоже.

– Угу. Ха-ха-ха-ха-ха! И я сказал то же самое, или нет, Дейви? Ну так разуй уши, потому что сейчас я скажу тебе настоящую правду. А самое смешное: кроме тебя, никто даже и не помыслит, что эта правда может быть правдой.