Текст книги "Глина"

Автор книги: Дэвид Алмонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

11

Стивен помолчал, вдохнул медленно, будто вбирал историю в себя, прежде чем рассказать нам. Пальцы продолжали работать. Кончиком ножа он вырезал лицо. И пока говорил, статуя делалась все больше похожа на человека.

– Это утром случилось, во вторник. Я был на пляже в Уитли-Бее. Шел, как всегда, один. Жара – страшная. Вокруг другие люди. Некоторые лежали на солнце. Дети вопили, собаки тявкали, и все они плескались в воде. Пахло жареной картошкой, сосисками и кофе. Все как обычно, совершенно обычно. И вдруг все стихло. Мертвая тишина, ничего не движется, будто время остановилось. А потом с неба раздался гром, и меня будто молния пронзила. Я понял, что ползу по песку. Слабый, будто младенец. Едва дышу. И тут увидел его.

– Охренеть, – сказал Джорди.

– Угу, – согласился Стивен. – Он был в небе над утесами, с огромными крыльями и с мечом в руке, и он был очень яркий, яркий, как солнце, яркий, как огонь, и я отворотил от него свое лицо. «Стивен Роуз! – вскричал он. – Стивен Роуз, тебе не спрятаться!» И казалось, голос его звучит повсюду, и внутри меня, и снаружи. Ничего я не мог сделать. Пришлось повернуться. И он спустился ко мне. Наставил на меня меч. «Кто есть Господь твой, Стивен Роуз? – спрашивает. – Отвечай! Ибо не спрятаться тебе. Кто есть Господь твой?» И я понял, как именно должен ответить. «Господь мой есть Отец наш небесный», – отвечаю. И тут вновь настала полная тишина, и стало темно, будто ночью, и я решил, что я умер, а тут ангел оказался совсем рядом и помог мне подняться, а меч висел в небе сам по себе, указуя на нас. «Ты хорошо ответил», – прошептал ангел. И он взял мои руки в свои, а руки его оказались очень нежными и сильными. И тогда он сказал: «Руки эти должны делать Господню работу, Стивен Роуз». И я почувствовал, как в руках прибывает силы. «Помни, что ты есть пыль и прах, – говорит, – но помни и то, что ты свят». И он толкнул меня вверх, и вот я уже стою на песке, и море снова задвигалось, и люди и собаки снова зашевелились. «Я стану присматривать за тобой, Стивен Роуз, – прошептал ангел, – до самого конца дней твоих. И да употребишь ты свой дар во благо». А потом он исчез.

Я посмотрел на Джорди. Джорди на меня.

– А кто-нибудь еще его видел? – шепчет Джорди.

– Эта благодать была дарована только мне, – говорит Стивен. – Отдыхающие продолжали жариться на солнце, дети продолжали вопить, собаки – тявкать, но для меня в тот миг все переменилось.

– Ни хрена себе, – говорю.

– Угу, – говорит Стивен. – И с тех пор он еще возвращался.

– Ни хрена себе, – говорит Джорди.

Стивен спрашивает:

– Вы мне верите?

– Не знаю, – говорю я.

– Не знаю, – повторяет он. Наклонился ко мне, всмотрелся в лицо. – Некоторым вообще трудно во что-либо поверить, Дейви. Им нужны доказательства. А если к тебе прилетит ангел, Дейви? Тогда ты мне поверишь? Или и тогда скажешь: «Не знаю»? Или если сила Господа будет явлена прямо здесь, в Феллинге, и ты это увидишь?

Он осмотрел готового апостола.

– Только не пугайтесь, – говорит. – Пока незачем.

Поднял апостола до уровня моих глаз – лицом к лицу.

Улыбнулся.

– Но придет день, – говорит, – я, может быть, покажу вам кое-что такое, отчего вы перепугаетесь до полусмерти. И уж тогда рассеются все ваши сомнения. И не будет больше никаких «может быть» и «не знаю». – Тут он заговорил шепотом: – Ты от этого опупеешь, Джорди. И душа треснет напополам.

И снова улыбнулся. А потом подмигнул Джорди.

– Шучу, – говорит. И рассказывает дальше: – Вскоре после того, как я был повержен и поднят вновь, к нам в школу пришел священник набирать студентов в семинарию. Я встал. «Я, – говорю. – Я буду священником». И вскоре мы уехали в Беннет.

Он положил апостола в костер, в самую середину. Подгреб к нему угли. Подкинул хвороста, подвеселил огонь. Я смотрел, как горят сучья.

А потом мы все вздрогнули и замерли. Над нашими головами, в Саду Брэддока, раздались шаги.

На краю каменоломни появились силуэты двух мальчишек.

– Скиннер, – прошептал я.

– Угу, – подтвердил Джорди, – а с ним, похоже, Штырь.

– Слава богу, не Череп.

– Это ваши враги? – спросил Стивен.

– Угу, – кивнул Джорди.

Сидим и смотрим, как они опустились над нами на корточки. Смотрят вниз. Перешептываются. Обошли каменоломню по краю. Слышно, как спускаются ко входу. Мы с Джорди вжались в тень под валуном – а они все ближе.

– Видишь? – шепчет Джорди. – Натянуть там проволоку – они бы уже барахтались в пруду.

– Давай выпрыгнем и заорем, – предлагаю. – Перепугаем их так, что они в штаны наложат.

Мы чуть не захихикали. Ждем, но первым с места двинулся Стивен. Он выскочил из пещеры и как рванет – стремительно, пригнувшись. Под боярышником началась какая-то возня, а потом пацаны из Пелау завизжали. Мы услышали, как они с топотом улепетывают. А потом голос Скиннера – с подвывом от ужаса:

– Он меня пырнул. Пырнул, мать его!

А потом Штырь – орет от края каменоломни:

– Мы всё Черепу расскажем!

12

Стивен вернулся, вытирает лезвие ножа пучком травы. А нас трясет. Языки отнялись. Пятимся назад.

– Что-то случилось? – спрашивает Стивен. – Всего-то царапина. В виде предупреждения. – И ухмыляется. – Вы вроде сказали, что он ваш враг. А кто такой этот Череп?

Мы смотрим на него, и все. А он опять:

– Кто такой Череп? – Потом плечами передернул. – Не хотите – не говорите.

Встал на колени рядом с костром. Плюнул туда, слюна зашипела. Джорди выругался чуть слышно; а потом к нему вернулся голос.

– Череп, – говорит, – это Чарли Черрис. Самый безбашенный пацан в наших краях.

– Так, Дейви? – спрашивает Стивен.

– Угу, – киваю.

– Череп – их кореш, – говорит Джорди. – Крепкий орешек. Здоровый, паскуда. И без тормозов. Он тебя теперь убьет. И нас тоже.

А Стивен снова:

– Так, Дейви?

– Угу.

– Ах ты господи! – говорит. – Что же я наделал?

Всхрапнул, сделал вид, что ахает и дрожит.

– Монстр! – говорит. – Ой как страшно!

– Вот идиот, – пробормотал Джорди.

Стивен наклонился над огнем, лицо так и светится. Уголья, окружающие апостола, мерцают во тьме. Стивен пошевелил их палкой. Отгреб от статуэтки горячую золу.

– Двигаем, – шепнул я Джорди.

Но тут опустил глаза – и лицо, таращившееся из пламени, точно поймало меня на крючок.

– Ну как, поспел, мой апостол? – спрашивает Стивен. Тычет в него палкой. – Готов выйти из пламени и спасти нас?

Поднялся на ноги, голова обрисовалась на фоне луны. Раскинул руки. Поднял палку над головой. А потом быстро опустил и указал на огонь.

– Встань, – говорит. – Встань, мой апостол. Ходи по земле. Спаси нас от мучителей наших. Повелеваю: встань!

Мы с Джорди все пятимся. Стивен рассмеялся.

– Нет, – говорит. – Не поспел пока. Нужно еще прожарить.

Снова засыпал статуэтку золой. Подкинул еще хвороста, рассмеялся.

– Не обращайте внимания, – говорит. – Я просто придуриваюсь. Так вы говорите, этот Чарли Черрис – монстр?

Мы – ни слова.

– Вы его боитесь, он ваш заклятый враг?

Мы – ни слова. Стивен улыбнулся сквозь полумрак и отблески костра.

– А знаете, – говорит, – мир будет гораздо лучше без таких, как Череп. Вам не кажется?

Мы – ни слова. Он опять:

– Верно?

– Верно. – Это Джорди.

Стивен на меня посмотрел.

– Верно, Дейви? – спрашивает.

Я молчу, а он смотрит. В конце концов я пожал плечами и кивнул:

– Верно.

И тут мы услышали, как до нас эхом доносится голос – слабый, дрожащий, прерывистый голос:

– Стивен! Стивен Роуз! Где ты, Стивен Роуз?

– Дурка, – говорю.

– Безмозглая тетка, – говорит Стивен. – Я лучше пойду, а то меня отправят куда-нибудь в другое место. А я ведь этого не хочу, верно? – Заглянул мне в глаза. – Особенно сейчас – здесь столько всяких дел. – И был таков.

– Сам он безмозглый, – пробормотал Джорди. – Нужно как-то объяснить Черепу, что мы тут ни при чем.

– Так он и станет слушать, – говорю. И чувствую руки Черепа на горле, его ботинок на лице. – Пошли.

И мы припустили прочь.

На следующее утро я проснулся ужасно рано. Рано вышел из дому. Дошел до каменоломни. Ночью случились заморозки. На глинистом пруду – каемка льда. Я присел на корточки над углями. Разгреб золу и пепел. И вот он лежит там – чумазый, черный, как зола, твердый, как камень. В нем сохранилось немного тепла, но скоро он пропитается холодом. Я поплевал на его лицо, отчистил: спокойное, самое обычное лицо, человек из Феллинга. Обычный случайный прохожий. А потом сердце у меня замерло. Эта глиняная фигурка была мной. Из моих рук на меня смотрело мое собственное лицо.

Меня пробила дрожь. Я перекрестился. Закрыл глаза. И произнес слова из молитвы:

– Избави нас от лукавого…

Часть вторая

13

– Ну и которая? – спрашивает папа. – Та, что слева, или та, что справа? Та, что прицельно заглядывает в окно, или та, что прицельно не заглядывает? Та, что…

Я вздохнул. Мы сидим за столом, едим хлеб, поджаренный с яйцом, пьем чай. Девчонки уже раз пять прошли мимо окна. Фрэнсис все заглядывает в него, но делает вид, что не заглядывает. Мария делает вид, что увидела что-то очень интересное в небе. За руки держатся. Хихикают, рты до ушей.

– Брюнетка или блондинка? – спрашивает папа.

– Фрэнсис или Мария? – спрашивает мама.

Папа хохочет:

– А на Джорди которая из них глаз положила?

Прошли снова. Папа все подначивает, задает вопросы.

Я ем, пью и делаю вид, что не смотрю на девчонок. А потом они исчезли.

– Упустил шанс, – говорит папа.

– Больно надо.

А он мне:

– Да ну?

– Обе, по-моему, очень симпатичные, – сказала мама.

Папа хохочет:

– Твоя мама все знает и все видит.

И подкинул мне на тарелку еще кусочек.

– Только смотри не вздумай за ними бегать, – говорит мама. – Всему свое время. Иди лучше мячик попинай или придумай что-нибудь с Джорди.

Я выхожу, а они в конце улицы, в зазоре между домами. Я, подойдя ближе, сбавил шаг. Все прикидываемся невидимками, но, когда я с ними поравнялся, Фрэнсис сказала:

– Говорить будешь?

– Ну.

– Давай тогда.

– Чего «давай»?

– Говори.

– Привет.

– Привет, – отвечает. – А с Марией поздороваешься?

Как бы сделать, чтобы сердце не стучало и дыхание выровнялось?

– Привет.

Мария закусила губу, покраснела, смотрит на меня искоса.

– Привет, – говорит.

Посмотрели друг на друга, а на большее не хватило. Мария пошла дальше. Фрэнсис рассмеялась:

– Что ж, хоть какое начало.

И пошла следом, а я – в другой зазор, к дому Джорди.

Он был в саду за домом. Старая дверь, в которую он метает ножи, как всегда, прислонена к изгороди. На ней нарисован человеческий силуэт. Нож он метал как обычно – чтобы попасть совсем рядом с фигурой. На голове и туловище – сотни отметин: столько раз они с отцом промахнулись за долгие годы. Я вошел, и Джорди сразу передал нож мне:

– Валяй! Твоя очередь, Дейви. У меня сегодня ничего не клеится.

Я взял нож. Прицелился в самый край двери. Бросил. Нож сверкнул на солнце и вошел точно туда, где у фигуры должно быть сердце.

– Черт, – выругался я.

– В яблочко! – заорал из дома отец Джорди. – Уложил парня на месте!

Я опустился в траву.

– Что делать будем? – спрашиваю. – Череп пока не отомстит – не успокоится.

– Я без понятия, – говорит Джорди. – Он мне сегодня приснился.

– Да ну?

– Угу. Он нас обоих прирезал и сварил в здоровенном котле прямо в каменоломне.

– Дуришь!

– Не дурю. А потом съел с тостами и кетчупом.

– Обалдеть.

– И запил бутылкой шипучки.

Мы оба понимали, что смешного в этом мало, и все же расхохотались.

– Может, отцам скажем? – предложил я.

– Мы эту борьбу сами начали. Мой папа наверняка так ответит.

– Знаю. Но когда доходит до поножовщины…

– Чтоб этого Стивена Роуза с его ножом. Это не наш нож.

– Знаю.

– Сами разберемся. Нужно договориться о встрече.

– С Черепом?

– Угу. С ним и с остальными. Мы им все расскажем про Стивена Роуза. И пообещаем, что этого не повторится.

– Фиг получится. Череп и говорить-то почти не умеет.

– Да вряд ли он уж настолько тупой.

– А кто его знает? Помнишь, рассказывали, как он в Джонадабе крысам головы откусывал?

– Помню. А в Джерроу, говорят, он какому-то мелкому ногу оттяпал.

Мы некоторое время помолчали, обдумывая все это.

– И ты в это поверил? – спрашивает в конце концов Джорди.

– Угу.

– Я тоже.

Сидим, прислонившись к двери. В доме отец Джорди приплясывает и поет: «Пришло другое время!»

– Во вляпались, – говорю.

– Хочешь, пойдем в пещеру?

Я головой помотал.

Джорди говорит:

– Я и сам не хочу.

Выходило, делать вроде нечего. Я закрыл глаза, подставил лицо солнцу. Почувствовал под пальцами тепло травы. Прислушался к пению птиц. Подумал: как быстро пришла весна. Чувствую – уплываю куда-то, и мне снится апостол в пламени. Он встает, потягивается, делает шаг из пепла. Из пруда повылезали крошечные новорожденные лягушки, расселись вокруг него. Рядом на камне свернулся ужик. Перепелятник парит высоко в небе. Подошел Стивен – крадется сквозь заросли боярышника. «Где ты? – шепчет. – Как, готов уже?» Подполз еще ближе. «Где ты? Готов, Дейви?»

Я встряхнулся, выплыл из сна. У задней двери стоит сестра Джорди Норин, прислонилась к косяку, улыбается. Сузила глаза. Постучала пальцем по щеке:

– Ну и что вы натворили?

– Не твое дело, – буркнул Джорди.

Она потрясла головой, рассмеялась:

– Гляжу, вы еще совсем мальчишки. Глупые, маленькие.

Джорди поднял два пальца.

– Отвали, – шипит.

Она снова рассмеялась. Провела пальцами по волосам и пошла в дом, покачивая бедрами.

– Девчонки! – фыркнул Джорди.

– Одна девчонка говорит, что я ей нравлюсь, – поделился я.

– Да ну?

– Да ну.

Он вытаращился на меня, потом снова завалился в траву:

– Вот только этого нам не хватало.

14

Луна здоровущая, прямо в центре моего окна. Круглая, как облатка для причастия. Лежу, залитый ее светом. Таращусь ей в лицо. Различаю кратеры, пересохшие моря. И вдруг – голос:

– Дейви, Дейви!

Слышится мне, что ли?

– Дейви! Дейви!

Звякнуло оконное стекло, будто камешки в него стукнули, царапнули.

– Дейви! Дейви! Дейви!

Подхожу к окну, смотрю наружу, вижу – стоит. Стивен Роуз, лицо как воск, в нем луна отражается. Он поднял руку. Поманил меня. Я вздрогнул. Задернул занавеску. Снова лег.

Лежу, пытаюсь уснуть. Голос еще позвучал немного, потом умолк, потом – снова, только на сей раз ближе, будто доносится из моей головы:

– Дейви! Дейви! Дейви!

Я почувствовал на себе пальцы Стивена – будто он формует меня, как кусок глины. Пальцы скользят, оглаживают. Я стал корчиться на постели, пытаясь высвободиться.

– Тихо лежи, – шепчет. – Сейчас я тебя создам, Дейви.

Я закрыл уши руками.

– Ты мой, Дейви, – шепчет.

Я стиснул кулаки, скрипнул зубами.

– Нет, – говорю. – Нет!

– Кто Господь твой, Дейви? Тебе не спрятаться. Кто Господь твой?

– Отвяжись! Пусти!

А потом – молчание, тишина, и внутри головы, и снаружи.

Открылась дверь спальни. Входит мама.

– Дейви? – спрашивает шепотом. – Что с тобой, сынок?

Я в клубочек, к ней поближе.

– Ничего, – говорю. – Ничего, мам.

– Страшный сон приснился?

– Да. Да…

Она положила мягкую руку мне на лоб. Успокаивающе погладила пальцами:

– Спи, Дейви. Вот так. Засыпай, сынок.

И задернула занавеску, скрыла луну.

15

На следующий день идем из школы, и тут Джорди заметил Черепа: тот выходил из «Лебедя».

– Череп! – так и ахнул.

– Где?

– Увидел нас, паскуда!

Череп со всех ног к нам. Джорди дернул меня за руку, потянул за собой. Череп бежал в горку и все равно нагонял. Я рискнул оглянуться и увидел его здоровенное тело, злобную физиономию, руки так и работают, ноги топочут стремительно.

– Святая заступница, – молюсь.

А он все ближе, ближе.

– Дьявол! – выдыхаю.

Он скалится, рычит, фыркает. Чувствую – дыхание пахнет пивом. Жду, когда он собьет меня с ног. Жду, когда кулак опустится мне на спину. Чувствую, как тянутся пальцы, пытаясь схватить. Я как рвану еще быстрее.

– К Дурке, – говорит Джорди, и мы свернули в сторону ее сада.

Подскочили к двери, забарабанили в нее. Никто не ответил, но Череп притормозил у ворот. Скалится, лицо красное, глаза темные. Бьет ногами, будто зверюга.

– Мы знаем тех, кто тут живет, – говорит Джорди. – Они полицию вызовут.

Череп шагнул вперед, но медленно. Облизал губы, обнажил зуб.

– Не надо, Череп, – говорю.

Сжал кулаки. Смотрю вниз – хоть бросить чем в него, голыш бы, камень… Тут Дурка подошла к двери, приотворила. Мы рванули внутрь, дверь захлопнули. Прислонились к стене. И вдруг почтовый ящик раскрылся. Череп снаружи сквозь щель таращится. Так и выпучил на нас глаза. Смотрю – рядом со мной Стивен.

– Это и есть ваш монстр? – спрашивает.

– Угу.

А у Стивена полные руки золы. И он как швырнет ее Черепу в лицо:

– Ступай к дьяволу!

Череп взвизгнул, крышка ящика захлопнулась. Он замолотил в дверь руками и ногами.

Стивен рассмеялся:

– Ком безмозглый… – И заорал в сторону двери: – Полиция уже едет! Сейчас будет здесь! Точно! Точно! Вон отсюда!

Череп помолотил еще немного, потом перестал, но, прежде чем уйти, заговорил с нами еще раз.

– Вы покойники, – рыкнул он сквозь дверь. – Все, падлы, до последнего.

Дурка на нас смотрит, не понимает.

– Мы не покойники, – говорит. Оглядела нас. – Или покойники? – говорит.

Я головой помотал: нет.

Выглянул в щель почтового ящика. Стивен стоит рядом, тоже выглядывает. Видим – Череп шлепает обратно в «Лебедя».

– Да, страшенный, – говорит Стивен. – Но очень глупый.

Обтряс золу с рук.

Ужас мой начал отступать.

– Вот какие дьявольские отродья ходят нынче по земле, – говорит Дурковатая Мэри.

– Точно, тетя Мэри, – говорит Стивен.

– А эти двое – хорошие мальчики, – говорит Дурка.

Я окунул пальцы в Дуркину святую воду, перекрестился. Мы пошли в дальнюю часть дома. Дурка нарезала хлеб толстыми ломтями. Густо намазала их ревеневым вареньем.

– Кушайте, – говорит. – Добрая пища Господа нашего.

Мы с Джорди переглянулись.

– Еле ушли, а? – говорю.

Оба попытались рассмеяться, но оба видим, как нам страшно.

Я затолкал свой ломоть в рот.

Стивен смотрит, спокойнее некуда.

– Дейви, – говорит. – Я хочу показать тебе одну вещь. – Посмотрел на Джорди: – А тебе – не покажу. Только Дейви. Ничего?

Я увидел в глазах Джорди подозрение и гнев.

– Я только что жизнь тебе спас, – говорит Стивен. – И я хочу, чтобы ты остался тут ненадолго.

Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Джорди передернул плечами.

– Мы быстро, – говорит Стивен. – Пошли, Дейви, покажу.

Я медлю. Сердце бухает по-прежнему.

А он гнет свое:

– Давай. Тебе понравится. – Шагнул к задней двери, открыл ее. – Хлеб с вареньем возьми с собой, если хочешь. Идем, Дейви.

16

Из травы поднялись вороны, когда он повел меня к сараю. Зашли, он запер за нами дверь.

– Забудь, Дейви, то, что снаружи, – говорит. – Забудь о том, чего ты боишься.

Внутри белесо от глиняной пыли. Пыль лежит на скамье, на темных деревянных стенах, пропитанных креозотом, на окне. Повсюду молочный свет.

– Отличная штука, – говорит Стивен. – Та, которая из вашего пруда. Однородная, мягкая, лепить легко – будто сама хочет ожить.

Я представил, что снова иду к пруду, и вздрогнул. Представил, что в тени утеса дожидается Череп, и вздрогнул.

– Все про Черепа думаешь? – догадался Стивен. – Здесь безопасно. – Рассмеялся. – Череп! Ну и имечко. Череп! – Облизал губы, смеется. – Череп. Вот во что он превратится после смерти.

Вокруг в стеклянных банках, накрытых влажными тряпками, глина. Тут же статуэтки, готовые и недоделанные. Стивен обмакнул ладонь в мутную воду, побрызгал на них.

– Не нужно, чтобы они слишком быстро высыхали, – говорит. – Не нужно, чтобы они дурковали и трескались, верно?

Ухмыльнулся и брызнул на меня тоже:

– Спокойно, приятель. Пока все хорошо.

Смотрю: есть и фигурки почти бесформенные. Твердые прямоугольники с налепленными комьями для рук и ног, головы сверху лежат, будто булыжники. Он заметил, что я их разглядываю.

– Может, сначала Господь создавал вот такие штуки, – говорит. – А уже потом перешел к нам. Прикидки. Корявые безмозглые комья без души. Как думаешь, Дейви?

– Не знаю.

– Не знаю, – повторил он. – Может, сначала было время монстров и тварей, а уже потом пришло наше. Может, такие штуковины, как эти, и сейчас ходят по земле. Может, есть среди нас создания дьявола, а не Бога. Такие, как то, которое скалилось на тебя через дверь. Такие, как этот ваш Череп.

– Угу, – отвечаю. – Может быть. Угу.

Он смотрит на меня.

– А может быть, – говорит, – время монстров и тварей только начинается. Как думаешь, Дейви?

Я плечами пожал, помотал головой. Увидел среди глины поверженное, перекореженное распятие. Потянулся, попытался его поставить вертикально. Вогнал в кусок мягкой глины, чтобы не падало.

– А ты не думаешь иногда, что все-таки хотел бы стать священником? – спрашиваю.

– Нет, Дейви. С этим покончено. Есть иные способы жить и служить Господу.

Он пододвинул к себе одну из банок. Снял с нее влажную тряпицу. Отщипнул кусочек глины. Начал формовать человеческую фигуру. Потом приостановился.

– Я это еще ночью хотел сделать, с тобой вместе, – говорит. – Но ты меня увидел и не спустился. – Ухмыльнулся. – А почему? Страшно было выходить в темноту?

Я скорчил рожу и к двери – на выход.

– Бред не гони, – говорю.

Стивен будто и не слышал:

– Итак, тварь по имени Череп загнала тебя сюда. Может быть, это было предопределено… Ты никому не скажешь.

– Чего?

– Никому не скажешь о том, что здесь видел.

Я вытаращился на него. О чем тут рассказывать-то? Смотрю, как пляшут пылинки в луче, оседают на нас. Смотрю, как фигурка в его пальцах обретает форму.

– Подожди, не уходи, – просит он. – Вот, смотри. Фигурка крошечная, хлипкая, недоделанная, совсем не как эти бесформенные и бездушные шматы глины, скорее как младенец, который еще не до конца человеком стал.

– Оживи, – шепчет. – Оживи, малыш. – Вздохнул, улыбнулся. – Вот. Видел, Дейви?

– Чего видел?

Он выдохнул те же слова:

– Оживи. Шевельнись, малыш. Видел?

Я придвинулся ближе, вгляделся. Ничего.

Стивен взял младенца в одну руку, смотрит на меня. Второй провел у меня перед глазами – раз, два, еще раз.

– Посмотри еще, – шепчет.

Я посмотрел на его руки, на лежащего в них младенца.

– Оживай, – шепчет. – Шевелись!

И вздохнул, словно от счастья.

– Смотри, Дейви, – говорит. – Смотри пристальнее. Смотри прямо в глаза духа, Дейви. Когда я скажу: «Видишь, он шевелится», ты увидишь, как он шевельнулся.

Поднял к моим глазам. Снова провел перед ними рукой.

– Ну, Дейви, – шепчет. – Видишь, он шевелится.

И тут я увидел и едва не вскрикнул от испуга, но он мне не дал. Уронил фигурку на скамью, зажал мне рот рукой.

– Никому не говори, Дейви. Пообещай мне. Прямо сейчас.

Глядя ему в глаза, я кивнул. Протянул руку, дотронулся до младенца. Холодная твердая глина – и только.

– Видел, на что мы способны? – шепчет. – Мы с тобой, Дейви. Ты должен забыть всех своих друзей и…

Тут снаружи раздались шаги, и он резко отпрянул.

– Помни! – говорит. – Никому и ничего! Ни слова!