Текст книги "«Пылающая Эмбер» (ЛП)"
Автор книги: Дерби Брайа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)
– Потому что ты не... – бормочет она, качая головой, – ты не будешь как раньше...
Она пытается отвернуться, но я ей не позволяю.
– Что не буду?
– Испытывать те же чувства, глядя на меня, – торопливо произносит она. – Я должна была бороться сильнее. Сделать что-то, чтобы остановить его.
– Куколка, я не понимаю. Ты сделала все, что могла, и я буду смотреть на тебя так же, как и раньше. Как на чертовски красивую, удивительную и самую потрясающую женщину во всем мире, потому что именно такой я тебя вижу. Такой буду видеть тебя всегда. Я буду смотреть на тебя как на самую сильную личность, потому что ты выжила несмотря ни на что. Я буду смотреть на тебя, как на человека, которого люблю, потому что это правда. Боже, Эмбер. Я безумно тебя люблю, до боли.
Взгляд её сине-зеленых глаз, наконец, обращается к моему лицу. Будто океанский бриз заполняет мои лёгкие. Восторг, который я ощущаю не передать словами.
– Ты любишь меня?
Улыбаясь и игнорируя слезу, скользящую теперь уже по моему лицу, я оставляю на её губах лёгкий поцелуй и говорю:
– Да, люблю.
Её ресницы трепещут, и она зажмуривается.
– Я беспрестанно думаю о том, что если бы я просто сняла твою цепочку, тогда, быть может, он бы не... не исполосовал мою спину и не сделал то, что сделал.
Внутри меня образуется какая-то тяжесть, какое-то нехорошее предчувствие и жуткое подозрение. В памяти всплывает разговор с доктором Алистером.
– От чего? Ремня?
– Не уверен. Но я насчитал тринадцать отметин на её спине и верхней части её бедер, и если ты приглядишься к её коже, то убедишься, что с ней это произошло не впервые. У неё также два поврежденных ребра и кровоподтек на щеке, но он должен пройти через несколько дней. Главное, что она жива. Ей чертовски повезло, что пуля лишь зацепила печень и прошла навылет.
– А признаки...
Между нами повисает мертвая тишина.
– Изнасилования? – спрашивает он.
Скрестив руки, я киваю.
– Есть признаки, указывающие на то, что недавно она занималась грубым сексом, но никаких следов спермы. Изнасилование сложнее определить, если пациент ведёт активную половую жизнь. У вас двоих был...
Вспомнив о прошлом вечере и о том, насколько я был груб, когда трахал её в своём кабинете, я снова киваю.
– Тогда будем надеяться, что худшего не произошло, – говорит Алистер с абсолютной уверенностью в голосе.
Я с облегчением выдыхаю, когда он выходит из комнаты и поворачивается, чтобы в последний раз взглянуть на спящую в кровати Эмбер.
– Ты хочешь сказать, что он тебя изнасиловал?
– Я думала, ты знаешь! – паника в её глазах подтверждает то, о чем я даже не смел предположить, чему не хотел верить, хотя не исключал такой возможности. – Я думала...
– Я не знал, – от резкого подъема с кровати мою спину пронзает нестерпимый жар. Я завожу руки за голову, а затем сдвигаю их на затылок. – Господи Боже!
Я поступил с этим сукиным сыном слишком мягко. Он умер легко и без боли. Тогда как я должен был содрать кожу с его костей.
Я хватаюсь за прикроватный столик и швыряю его в другой конец комнаты, посылая точно в стену.
Я поворачиваюсь и практически реву во всю глотку:
– Почему, чёрт возьми, ты не сказала мне, прежде чем я его убил?
Но по её лицу бежит ещё больше слез.
– Чёрт!
Это я во всем виноват. Я вижу, как она сломлена, и понимаю, что не Уорнер её сломал. Это сделал я. Она убежала, потому что я ей не доверял. Её подстрелили, изнасиловали и чуть не убили. Никто не виноват, ни одна гребаная душа, кроме меня самого. Я был обязан её защищать, а в результате подвел во всех смыслах этого слова.
Часть меня хочет подойти к ней. Сказать, что я не виню её, что она ни в чем не виновата, что это ничего не меняет. Я по-прежнему её люблю. Другая половина хочет разнести эту комнату и всю эту гребаную больницу в щепки.
Когда она закрывает лицо руками, я устремляюсь к ней. Притягиваю её к своей груди и позволяю выплакаться на моей футболке. Я целую её в макушку и шепчу:
– Это не твоя вина, детка, а моя. Ты не сделала ничего такого, чтобы заслужить это. Для меня ничего не изменилось. Я по-прежнему люблю тебя. Ты меня слышишь, Куколка? Я люблю тебя. Мы справимся с этим.
Я забираюсь к ней в постель и держу её в своих объятиях, пока она не засыпает. Но минута за минутой угрызения совести гложат меня изнутри, разрастаясь и множась.
Прежде чем уйти, я убираю волосы с её лица и целую напоследок в висок.
ЭМБЕР
Я резко просыпаюсь от испуга, когда под моей рукой что-то шевелится, а ещё что-то опускается поверх неё. Затаив дыхание, я открываю глаза и вижу возле своей кровати Мава. От него пахнет спиртным.
Я понимаю, что его рука лежит под моей, а его лоб прижал к тыльной стороне руки, и он стоит на коленях рядом с кроватью.
– Мав?
– Куколка. Что мне сделать?
– Что ты имеешь в виду?
Воспользовавшись кнопкой, я настраиваю кровать, чтобы сесть, поскольку пока ещё не могу сидеть самостоятельно.
– Как мне это исправить? Что сделать, чёрт возьми, чтобы это исправить? – нечленораздельно спрашивает он с едва заметным акцентом.
Я долго обдумываю его вопрос. Есть ли какой-то способ всё исправить? Мы не можем стереть то, что произошло. Не можем повернуть время вспять. Уорнер мёртв. Но воспоминания, наверно, никуда не денутся. Хотя со временем, надеюсь, кошмары пройдут.
– Я не думаю, что ты сможешь это исправить. Никто не сможет. Но, возможно, в один прекрасный день это не будет причинять такую боль, как сейчас.
Мав сжимает одеяло в кулаке.
– Ты говоришь, что не винишь меня, но как такое возможно? Я виноват. Я знал тебя как никто другой и не должен был в тебе сомневаться.
Я опускаю свободную руку ему на затылок, хотя этим движением сдвигаю повязку на животе. Его жёсткие волосы щекочут мне ладонь.
– Я могла бы попытаться объясниться. Но я этого не сделала, Мав.
Он трясёт головой из стороны в сторону.
– Нет. Ты была права. Тебе не стоило ничего объяснять.
Его рука движется по моему бедру и сжимает его.
– Я просто надеюсь, что однажды ты сможешь меня простить. Не сейчас, быть может, даже не завтра, но однажды.
Он поднимает голову, и у меня перехватывает дыхание. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его лица, но потом отвожу её, боясь причинить ему боль. Похоже, ему на сегодня достаточно. Его лицо напоминает мне о том, как выглядела Сандаун, когда я увидела её в багажнике внедорожника. Избитое и опухшее.
– Что ты натворил?
Он проводит языком по рассечённой губе и шипит. Затем прикладывает к ней разбитые костяшки пальцев и пожимает плечами.
– Кто-то должен был заплатить. Я, Таз, не важно. Только не ты.
– Таз сотворил это с тобой?
Он встаёт, отводит прядь моих волос, наклоняется и целует меня в лоб.
– Нет, Дозер. После того, как я выбил дерьмо из Таза, Дозер был более чем счастлив сделать то же самое со мной.
Впервые после встречи с Уорнером я выхожу из себя. Поднимаю на него испепеляющий взгляд, который вызывает у него ухмылку. Только она быстро сходит с его лица, стоит ему чертыхнуться и снова коснуться тыльной стороной руки рассеченной губы.
– Чёрт, это больно. Почему ты так смотришь на меня? – уголок его губ ползет вниз.
– Никто больше не должен страдать. Ты меня понял? Все кончено.
– За исключением Дэвиса, когда я его найду.
Я стараюсь и дальше сверлить его взглядом, но, пожалуй, он прав.
– За исключением Дэвиса, – в конце концов, киваю я.
– Чёрт. Перестань меня смешить, – произносит он, снова расплываясь в улыбке.
Я улыбаюсь, а затем смеюсь, когда мой ответ доставляет ему ещё больше боли, а его речь выдаёт в нем истинного байкера.
Встретившись со мной взглядом, он со всей искренностью говорит:
– Приятно снова смотреть в твои глаза и видеть твою улыбку, – затем он обхватывает моё лицо ладонями и проводит большим пальцем по моей щеке. – Я скучал по тебе, Куколка. Больше никогда так не уходи, хорошо?
Я киваю.
Мав пытается подавить свою усмешку, отворачивается и направляется к дивану, который использовал в течение последних двух недель в качестве кровати.
– У меня всего один вопрос.
Он бросает подушку на одну сторону дивана и поворачивается, чтобы посмотреть на меня.
– Какой?
– Ты сказал, что недели не пройдёт как Лил отравит меня своей готовкой. Выходит, ты нанял медсестру и повара?
– Нет, только медсестру, – он берет одеяло, какое-то время просто держит его в руках, поворачивается и качает головой. – Я знаю, к чему ты клонишь. Ты и твой дерзкий рот.
Прикусив губу, я вскидываю бровь.
Он опять отворачивается и встряхивает одеяло над диваном, бубня себе что-то под нос, но что именно я не улавливаю.
– Что это было?
– Я посмотрел несколько кулинарных телешоу и купил пару книг.
Хотя сейчас чувствовать себя счастливой как-то неправильно, я не в силах сдержать смех и подавить любопытство.
– Книги? О чем?
Он снимает жилет, бережно складывает его пополам и кладет на кресло. Садится и начинает снимать сапоги. Пожав плечами, он отвечает:
– О готовке, детях и заботе об инвалиде.
– Ха. Ха. Ха. Очень смешно.
Он улыбается, а затем шипит:
– Чёрт. Ты остановишься или нет?
Он протяжно выдыхает, проводит руками по волосам, долгое время разглядывает меня, после чего ложится. Заводит руки за голову и смотрит в потолок, скрещивая ноги на подлокотнике дивана.
Я улыбаюсь и нажимаю кнопку, чтобы снова принять положение лёжа.
– Спокойной ночи, Мав.
Кажется, проходит вечность, прежде чем он произносит:
– Спокойной ночи, Куколка.
Это то, что он говорит каждую ночь на протяжении последних двух недель.
Я долго лежу без сна, думая о нем и слушая его дыхание, даже после того, как оно становится глубоким от сна. Впервые после случившегося, когда я закрываю глаза, мои мысли не наводняют жуткие образы, а моими снами не завладевают кошмары.
Глава 46
Некоторые люди становятся частью нашей жизни, потому что сам Господь Бог отвел им это место.
МАВЕРИК
В ожидании переезда ко мне Эмбер и Уилл я переместил свою кровать из хозяйской спальни в одну из гостевых, а в хозяйской поставил две новые регулируемые односпальные кровати рядом друг с другом. Эмбер и, скорее всего, Уилл будут проводить там много времени, лёжа в постели, поэтому я купил развлекательный центр, новый 42-дюймовый телевизор и все остальное, что пришло мне на ум, чтобы помочь им с комфортом проводить время.
По правде говоря, я не знал, как сблизиться с Уилл, чтобы узнать её получше. До сих пор она относилась ко мне так же, как Эмбер. Она посещала больницу почти каждый день, зная, что я был там. Но, кроме нескольких брошенных в мою сторону взглядов, она тоже игнорировала моё присутствие.
Бетани посоветовала мне не торопиться с ней и не давить на неё. Уилл уже вдоволь настрадалась, сейчас ей, как никогда, необходимо почувствовать себя в безопасности и обрести определенную стабильность. Также она сказала, что Уилл и Эмбер понадобится время, чтобы наверстать упущенное и залечить раны. Она предупредила меня, что Уилл не захочет спать одна в чужом доме, и в этом не будет ничего странного.
В течение последующих нескольких месяцев я откладывал в памяти всё, что она говорила.
Первый месяц нашего совместного проживания стал настоящим испытанием, указывающим на то, сможем ли Эмбер, Уилл и я ужиться в одном доме и надолго ли нас хватит.
Если вдаваться в детали, я определенно не понимал на что подписался, а вот Эмбер, по-моему, понимала, что ей придётся зависеть от меня. Уилл в свою очередь просто цеплялась за человека, которому больше всего доверяла, и брала пример с Эмбер.
Для всех нас это был потрясающий опыт, хотя, с другой стороны, он походил на какой-то научный эксперимент.
У нас было несколько пожаров и свиданий с пожарными по моей вине, два потопа и сломанный Bluray по вине Уилл, и парочка нервных срывов Эмбер из-за невозможности покинуть кровать. Она дважды вредила себе, думая, что сможет легко передвигаться по дому и мыться без чьей-либо помощи.
Что касается полученных мною познаний, я многое открыл для себя за первые четыре недели. Я узнал о Спанч Бобе и Фантазерах. Я узнал о времени принятия ванн и о том, что на второй книге Уилл обычно засыпала. Я также узнал, что пятилетних детей нужно занимать чем-нибудь каждый час после пробуждения, а, когда вы обещаете им что-то сделать, они не отстанут от вас, пока вы не исполните обещание. Я узнал, какую музыку они обе любят; музыку, от которой иногда уши вянут. Я узнал, что основная часть моего лексикона удостаивалась негодующего взгляда Эмбер, который всегда меня заводил, поэтому я нарочно вставлял в свою речь то тут, то там возмущавшие её словечки. Я узнал, что бардак и жизнь в хаосе сводили Эмбер с ума, а еще она ненавидела свою беспомощность. Я узнал, что единственным лекарством от кошмаров был тот, с кем обычно ты чувствуешь себя в безопасности, для Уилл это была Эмбер, а для Эмбер – я. Мне стало известно, что у них обеих были определенные капризы, столкновения с которыми в дальнейшем я старался избегать. Я узнал, что Эмбер ненавидит тунца и соленые огурцы, а Уилл ненавидит около восьмидесяти процентов овощей, что, как я полагаю, характерно для детей её возраста, к тому же она терпеть не может спагетти. У неё даже есть песня, которую она поёт о том, как она ненавидит «пахетти» и не собирается их есть.
В первый раз, когда она спела её и отодвинула тарелку, Эмбер рассмеялась во весь голос, как никогда прежде мне не доводилось слышать, ослепительно улыбаясь. Я довольно быстро сообразил, что она смеялась не из-за песни. В конце концов, она слышала её раньше. Она смеялась над моим застывшим выражением недоумения на лице.
За два месяца нашего совместного проживания я видел больше её улыбок и улыбок Уилл и слышал чаще их смех. Со временем у нас сложился свой особый распорядок дня. Я рано просыпался и работал, а когда вставала Уилл, она пробиралась в мой кабинет, тырила бумагу и канцелярские принадлежности. Чуть позже мы делали перерыв и ели хлопья, потому что Эмбер больше не доверяла мне готовку, пока спала. Затем мы возвращались к работе. Когда Уилл была в настроении слушать, я рассказывал ей об искусстве. Когда у неё не было настроения, мы работали вместе в тишине. После того, как она заканчивала рисовать, она показывала мне рисунок, получала заслуженную похвалу, а затем прикладывала палец к губам, сообщая, что я снова посвящён в тайну, и заталкивала рисунок в картонную тубу, которую я ей давал, чтобы спрятать эти «шедевры» искусства.
В десять мы будили Эмбер, и она начинала их прихорашивать. Позже Уилл смотрела мультики, а Эмбер готовилась к сдаче экзамена. Она почти поправилась, за исключением того, что передвигалась с осторожностью и не могла поднимать тяжести.
Я либо возвращался к работе, заботился о том, что было нужно сделать по дому, убирался, стирал, прибирался во дворе или направлялся в клуб. Я часто бывал в клубе, потому что оставаться с Эмбер, не желая большего, становилось все труднее и труднее. А поскольку она не была готова к большему, я дал ей время, в котором она нуждалась, и отвлекался на что-нибудь другое, как мог.
Были времена, когда я ловил на себе её пылкие взгляды, но в глубине её глаз по-прежнему присутствовал страх. Поэтому при любом удобном случае я урывал лёгкий поцелуй и прикасался к ней, когда Уилл не смотрела, но это и близко не стояло с тем, чего я жаждал.
Вечером Эм готовила ужин, и мы смотрели телевизор или фильм. Затем наступало время принимать ванну и укладывать Уилл спать. Поскольку я чувствовал себя не в своей тарелке, помогая ей мыться, то взамен этого предлагал время от времени почитать книгу, пока Уилл не заснет. Почти каждую ночь она хотела только внимания Эмбер, но частенько хватала меня за руку, брала книгу и требовала, чтобы я ей почитал.
Санни приходила и уходила. Она переехала к Смоуку после того, как её выписали из больницы. Они жили в Лос-Лунасе, который находился всего в десяти минутах или около того. Тем не менее, были дни и вечера, когда она являлась как гром среди ясного неба и проводила с нами несколько дней. Без предупреждений. Без объяснений. Всякий раз, когда она уходила, не прося забрать Уилл с собой, я замечал, что читаю про себя молитву.
Я молился по двум причинам. Я не знал, как залечу душевную рану Эмбер, если она снова потеряет Уилл, и, честно говоря, сам не хотел её потерять.
С Уилл жизнь стала намного интересней. Слыша её смех, ты не мог не улыбнуться. Она раз за разом вытворяла что-нибудь неожиданное и забавное. Она была одержима пеной для ванн, и я не мог сдержать смех, когда она плевалась водой в Эмбер, изображая дельфина. Или, когда она лепила на своём подбородке козлиную бородку и говорила, как старый добрый дядя Гриз. Это была настоящая умора.
Однажды я даже поймал её за игрой в переодевание, когда она нацепила на себя не только мой жилет, мои ботинки и мой шлем, она сидела на корзине для белья, скользя по полу кухни и издавая забавные звуки.
Было бы преуменьшением сказать, что это была самая милая вещь, которую я когда-либо видел.
Признаюсь, я привык к их присутствию в своей жизни. Каждое утро я не мог дождаться, чтобы выяснить, что нового я узнаю о них в этот день, а наблюдать за их танцами стало моим любимым занятием. Даже если они танцевали под песню No Doubt «Spiderwebs».
Лишь после Дня Благодарения наш привычный распорядок дня был нарушен. Не только потому, что я привёз домой одного из щенков Пончика, но и потому, что Санни принесла кое-какие новости, которые все изменили.
Выбрав подходящий момент, уже стоя за порогом и собираясь уходить, она протянула Эмбер конверт.
Поначалу я не знал, что он в себе содержал, но о чем бы в нем не шла речь, Эмбер схватилась за сердце и зарыдала. После чего она приложила ладонь к своим губам и улыбнулась сквозь слёзы.
Я не требовал от Эмбер подробностей. Знал, что она расскажет мне, когда будет готова. Так что остальную часть дня я надеялся на лучшее, опасаясь худшего.
Позже, ближе к ночи, после того, как я закончил читать ей отрывки из книги пророка Иеремии и положил Библию на тумбочку, она вытащила те самые бумаги из-под подушки и протянула их мне.
Я прочитал каждый листочек. Это были юридические документы, подписанные судьей, в которых говорилось о передаче Эмбер опеки над Уилл.
Когда я поднял голову после того, как на мгновение потерялся в своих мыслях, Эмбер плакала, но при этом с трудом сдерживала улыбку. Я притянул её к своей груди и стал гладить её рукой по спине.
– Думаешь это правильно? – спрашиваю я, поцеловав её в лоб.
– Да. Но я не понимаю, как она может так поступать. Если бы она была моей, я бы никогда от неё не отказалась.
– Вот почему она твоя.
– Но что я скажу Уилл?
– Скажи ей, что Санни очень ее любила и должна была убедиться, что она будет в безопасности с тем, кто всегда будет любить её и заботиться о ней. Что она там, где должна быть.
Вы обе.
Глава 47
Мужчины – сексуально озабоченные существа. Мы, женщины, всегда должны об этом помнить.
ЭМБЕР
Нехорошее предчувствие, поселившееся в моём животе, не проходит, а день ото дня лишь усиливается. Я не позволяю ему будоражить меня мыслями о том, что Мав снова пропадает в клубе, но те же самые вопросы продолжают витать в моей голове, мешая готовиться к тесту на получение аттестата, который мне сдавать через два дня.
Что такое важное он решает, что должен присутствовать там все время? Он сыт по горло нашим вторжением в его жизнь, но не осмеливается в этом признаться? Или у него там просто-напросто другая компания, которую он предпочитает моей? Если да, то кто она?
Если это Стар, Богом клянусь, я убью их обоих. На самом деле, неважно, кто она, я просто убью его. Я знаю, где он прячет своё оружие.
Сглотнув застрявший в горле комок переполнявших меня эмоций, я отбрасываю кровожадные мысли.
Весь день я ругаю себя, что... не при каких обстоятельствах... не сделаю того, что в прошлую пятницу сделала Блэр. Не проникну тайком в клуб и не открою дверь в спальню своего старика. Мне определенно не хочется увидеть Мава с другой женщиной. Или с двумя, как в случае с Боди.
Когда Лили рассказала мне эту историю вчера за нашим устоявшимся ритуалом распития «Маргариты» по понедельникам, я, можно сказать, пожалела Блэр, хотя она мне не особо нравится. Она вела себя со мной в День Благодарения как самая настоящая сука, я искренне надеюсь, что её не будет на Рождественской вечеринке «Предвестников Хаоса».
Да... Рождество не за горами. Не самое подходящее время выяснять отношения с Мавом. Учитывая, что Уилл ждёт не дождется Рождества, с тех пор как Мав положил под дерево первые подарки.
Она ведёт счёт дням, и сейчас их остаётся десять. Так что, в конце концов, я должна потребовать у Мава объяснений.
Я все время спрашиваю себя, зачем он это делает, балует её, если не хочет видеть нас здесь.
Смысл ему продолжать твердить о том, что мне не нужно беспокоиться о работе, а сосредоточиться на прохождении этого теста и поступлении в колледж, если он знал, что у нас ничего не выйдет?
– Уф... ради Бога, Эмбер, просто спроси его. Сегодня. Когда он вернётся домой. Тогда вы перестанете мучить себя и попробуете исправить ситуацию. Нужно сделать это сейчас, прежде чем она привяжется к нему, этому дому, проклятой собаке и мысли о том, что мы когда-нибудь станем настоящей семьёй.
Я стону и провожу руками по лицу. Заглянув под стол, я расталкиваю Сейнта, который свернулся калачиком в моих ногах, согревая их.
– Вот видишь, что происходит, когда я провожу слишком много времени в одиночестве. Я начинаю разговаривать сама с собой. Почему бы тебе не проснуться и не отвлечь меня? Я здесь понемногу схожу с ума.
Не получив ответа, я сверяюсь с часами на микроволновке.
Лили и Уилл не вернутся ещё как минимум пару часов, и, зная Лили, она будет настолько поглощена покупками, что забудет о времени. Так что два часа в действительности означают четыре.
Отойдя от стола, я поднимаюсь наверх. Раз я не могу готовиться к сдаче экзамена, займусь тем, что поможет отвлечься, например, уборкой. Умыкнув iPod и наушники Мава из его комода, я возвращаюсь на кухню. Спускаю воду из-под грязной посуды, а затем вычищаю все до блеска. Но поскольку беспокойство не проходит, я берусь с энтузиазмом за мытье полов.
Напевая себе под нос композицию Trapt «Headstrong», я откидываюсь на пятки и тянусь к ведру, чтобы ополоснуть тряпку и закончить отмывать последний участок пола, когда в поле моего зрения попадают его чёрные ботинки.
Я позволяю своему взгляду пройтись по его фигуре, снизу доверху. Он стоит в дверях, прислонившись плечом к стене и скрестив ноги в лодыжках. На нем эти проклятые рваные джинсы, которые он так любит, и серая футболка фирмы «Henley», заправленная за пряжку ремня.
Сейчас он более мускулистый, чем раньше, потому что тренируется почти каждый день, либо ездит на байке, либо боксирует, либо качается. Более того, его руки – настоящее порно. Порно, которым я наслаждаюсь, по крайней мере, несколько раз в сутки.
– Привет, – говорю я с усмешкой и вынимаю наушники из ушей, позволяя им свисать с моей шеи.
– Не можешь сосредоточиться на учёбе?
– Не могу. Слишком переживаю о...
Он проводит рукой по волосам, и в мгновение ока ход моих мыслей меняет своё направление. На секунду я представляю, как пробегаюсь пальцами по его волосам и хватаюсь за них, пока он повторно знакомится с той частью моего тела, которая ужасно по нему скучает. Даже при том, что его волосы ещё коротковаты, сейчас их длины вполне хватило бы, чтобы воплотить мою мечту в реальность.
Он не сводит с меня глаз.
– Боишься, что не сдашь тест?
Он отрывает взгляд от моего лица и опускает его ниже. Ммм... мда. Я съеживаюсь, потому что выгляжу как замарашка. Мои волосы собраны в неряшливый пучок, а моя не очень опрятная маечка и шортики для сна заметно поношены. Кроме того, когда я вытаскивала из раковины наполненное водой ведро, его край зацепился за кран, и вода пролилась мне на грудь, мгновенно пропитав меня ароматом хвойного леса.
Вовремя подняв взгляд, я замечаю, как Мав проводит рукой по губам. Не уверена, что правильно его расслышала, но он сердито ворчит что-то вроде «Боже Всемогущий, тебе обязательно носить это дерьмо?», а затем отворачивается. Он выбегает из кухни, будто на нем штаны горят, и не успеваю я опомниться, как он уже взлетает вверх по лестнице.
Серьёзно?
По моей шее расползается румянец. Я бросаю тряпку в ведро и решаю отправиться следом за ним. Уилл дома нет, так что это идеальное время, чтобы выяснить, что с ним, чёрт возьми, происходит. Поднимаясь по лестнице, я изо всех сил ищу в себе мужество, в котором ох как нуждаюсь. Но он не в своей комнате, и не в моей. Затем я слышу, как включается душ. Глубоко вздохнув, я хватаюсь за ручку, открываю дверь и вхожу.
– Эм? – кричит он.
– Да, это я.
Он откашливается и спрашивает:
– Что случилось, детка? Тебе что-то нужно?
Я скрещиваю руки, нервно постукиваю ногой и кусаю губу. С чего начать?
– Моё присутствие здесь тебя напрягает?
– Да, можно так сказать, – посмеиваясь, говорит он.
– Ты хочешь, чтобы я ушла?
– Тебе не обязательно уходить.
Боже, как долго он хотел, чтобы я ушла? С первого месяца, с первой недели? Тем вечером в больнице он сказал, что любит меня, но, может, он успел меня разлюбить, потому что с тех пор он не признавался мне в своих чувствах. Может, увидев меня в ужасном состоянии, он понял, что я изменилась и уже не та, что раньше.
– Но ты не хочешь, чтобы я осталась?
Он выдерживает долгую паузу и, наконец, хрипло произносит:
– Можешь остаться. Я определенно не собираюсь тебя прогонять.
– Господи, Мав. Почему тебе просто не определиться, чёрт бы тебя побрал? Как ты можешь быть таким горячим и в то же время таким холодным после всего, что у нас... Знаешь что, неважно. Просто скажи, ты хочешь, чтобы я ушла или нет?
Мав немного приоткрывает шторку. Он приглаживает рукой свои чёрные, как смоль, влажные волосы, а затем проводит ладонью по лицу, смахивая капли воды. Не так уж трудно представить, как выглядит остальная часть его татуированного, блестящего от воды тела. Мне кажется, что прошла вечность, а не пара месяцев с тех пор, как я могла полностью рассмотреть этот аппетитный шедевр, – его обнажённое тело. Со всеми этими новыми мускулами он – самое настоящее произведение искусства.
Он поводит бровью, и мой мозг начинает глючить.
– Подожди, о чем именно мы сейчас говорим?
Этот мужчина, из-за которого мои трусики вечно мокрые, а женское естество нещадно пульсирует, похоже, пытается как-то помягче меня отшить.
Стоит только подумать о том, как часто он уходил из дома и сколько раз принимал душ в последнее время, как меня бьёт, словно обухом по голове, осознание того, какой я была дурой. Каждый Божий день я влюбляюсь в него все больше и больше. Не просто влюбляюсь, я практически одержима им. Я бросаю на него украдкой взгляд всякий раз, когда выдаётся такая возможность. Я мечтаю о сексе с ним почти все время, хотя по идее мои мысли должны быть заняты подготовкой к экзамену. Я не могу наблюдать за тем, как он готовит, не глядя на его спину и задницу, облизывая губы, как извращенка. Я постоянно замечаю за собой, как прокручиваю в своей голове те моменты, когда мы прикасались друг к другу и целовались. Фантазирую обо всех тех моментах, когда мы занимались сексом, и об одном единственном разе, – по крайней мере, если мне не изменяет память, – когда он ласкал меня «там» своим языком. Я лежала половину ночи, прислушиваясь к его дыханию и гадая, не стоит ли мне просто повернуться и разбудить его, проложив дорожку поцелуев по его груди и животу, спускаясь ниже и до боли желая сделать для него то, что всегда хотела.
И вот теперь я чувствую себя полной идиоткой. Находясь в его доме и наблюдая изо дня в день за ним с Уилл, мою голову наводняли всякие безумные мысли о том, как однажды, одетая в белое платье, я буду смотреть на свой округлившийся живот и держать на руках маленького мальчика с темными волосами и золотистыми глазами.
Я резко разворачиваюсь, хватаю со столика первую попавшуюся под руку вещь, замахиваюсь и швыряю её в него. Баночка попадает в шторку и падает на пол, поэтому я хватаю его крем для бритья.
– Просто выйди и скажи это! Ты не хочешь видеть нас здесь. Ты передумал. Ты трахаешь шлюх в клубе, потому что я тебя больше не привлекаю.
– Ты, мать твою, издеваешься? – рявкает он и откидывает шторку в сторону.
О да, он выглядит именно так, как я себе представляла. Настолько сексуально, что и за день не объездить.
Он хватается за свой возбужденный, набухший, побагровевший член.
– Разве похоже, что я с кем-то трахался? Разве не видно, как он на тебя реагирует? Чёрт подери, Куколка, всё, что тебе нужно сделать, это сказать одно слово. Одно проклятое слово, и у меня встаёт. Или посмотреть на меня. Или произнести моё имя. У меня встаёт так часто, что самоудовлетворение, к которому я как раз собирался прибегнуть, больше не помогает. Такое чувство, что я заработал вечный стояк.
Он срывает полотенце с вешалки на стене, выбирается из ванны и обматывает его вокруг талии. Правда, оно не помогает скрыть его большую проблему. Не-а. Нисколечко.
– Вот зачем ты ходишь в клуб? Чтобы одна из клубных девчо...
– Господи Боже! Это единственное, что тебя так волновало? Я думал, ты... – он указывает на мою майку, – ...и просто не хотела мне говорить об этом.
Я отпускаю взгляд вниз.
– О чем говорить?
– Куколка, ты не смогла съесть пасту, которую заказала в ресторане, куда мы ходили в один из вечеров, сказав, что она странно пахнет, к тому же твои сиськи...
Он снова указывает на меня.
– Что? – я изучаю свои сиськи. – Стали больше?
Я набрала около десяти фунтов за последние несколько месяцев, и, кажется, что почти все они отложились в одном конкретном месте.
– Да.
– Это проблема? – я гляжу на него так, будто в него вселился пришелец.
– Нет. Чёрт, нет.
– Тогда в чем дело?
Он подаётся ко мне во всем своём великолепии и хватает меня за локти.
– Куколка, ты беременна или нет?
Вопрос сбивает меня с ног, как товарный поезд, провозящий несколько тонн груза.
– Что? Нет. Э... Я не знаю. Я... Мой цикл сбился, с тех пор как меня подстрелили. Доктор сказал, что это нормально.
– Да, но... – я хлопаю его по рукам, когда он отпускает мои локти и накрывает ладонями мои груди, потому что в животе все трепещет так, что приходится сжать бедра, чтобы унять ноющую боль между ног. – Они больше и выглядят очень аппетитно.
Я отвожу от себя его руки и сама проверяю их размер.
– Но они всегда становятся больше, когда я набираю вес.
– Чёрт, Куколка. Вот о чем речь. Ты неосознанно делаешь что-то наподобие этого. Мелочи, о которых не задумываешься, но которые меня заводят. У меня встаёт, и это напрочь сносит мне крышу.
