Текст книги "«Пылающая Эмбер» (ЛП)"
Автор книги: Дерби Брайа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)
Он закрывает глаза и качает головой.
– Пожалуйста, просто дай мне немного времени.
Я заставляю его нервничать. Не потому, что колеблюсь, я уже давно приняла решение, в тот самый момент, когда увидела его, стоящим на лестнице. Я заставляю его ждать моего ответа из-за того ада, через который он меня провел, издеваясь надо мной на протяжении почти двух недель.
– Я дам тебе время. Но…
По-прежнему удерживая в ладонях мое лицо, уголки его губ подергиваются в нерешительной улыбке.
– Снова причинишь мне боль, и я уйду. Третьего шанса не будет. Никаких оправданий. Ты отпустишь меня и не станешь преследовать.
Мышца на его челюсти дергается дважды, прежде чем он отвечает:
– Хорошо, – он убирает выбившуюся прядь волос с моих глаз, приподнимает мое лицо вверх и медленно, нежно чмокает меня в губы. – Спасибо.
– Не заставляй меня пожалеть об этом.
– Не заставлю, – его губы ласкают мои. – Куколка, ты это контролируешь. Всё это. Если ты хочешь, чтобы я был рядом, я буду. Если тебе нужно время или место… я дам их тебе. Это твой выбор, – он гладит меня по скуле, и его голос понижается. – Если ты хочешь продвигаться медленно, мы не будем торопиться. Пока не узнаем, куда нас это приведет.
Через мгновение я вся горю. Я сама не своя от похоти, но этого недостаточно, чтобы слово «медленно» остановило поток плохих воспоминаний. Не подумав, я бормочу:
– У меня никогда не было медленно.
Он отстраняется. В чертах его лица проступает растерянность, и его улыбка никнет. Он хмурится, изучая меня. Затем на него снисходит озарение, и в его глазах вспыхивает гнев.
– Черт возьми, детка. Я не имел в виду секс. Я имел в виду наши отношения.
На его лице мелькает выражение боли.
– Он никогда не был с тобой нежен? Даже в первый раз?
– Ни разу, – покачав головой, говорю я.
Его ноздри раздуваются, а челюсть напрягается.
– Ублюдок, – его хватка на моем затылке усиливается. – Ты заслуживаешь лучшего, Куколка.
Да, заслуживаю. Я знаю, что заслуживаю. Вот почему я сделала все, что в моих силах, чтобы сбежать от него.
– Когда у нас с тобой дойдет до секса, Куколка, он будет таким, каким ты его себе представляешь. Как я уже сказал, ты это контролируешь.
В моем сознании вспышкой проносятся образы Мава со Стар и связанной Джейд.
– Но тебе же нравится все контролировать. С Джейд и…
Он до скрежета зубов стискивает челюсть и большим пальцем накрывает мои губы.
– В то время мне нужен был именно такой секс. Это был просто трах. Никаких эмоций. Никаких привязанностей. Я не хотел, чтобы они касались меня. Я не хотел, чтобы это длилось долго, – отпустив мое лицо, он берет меня за руку и задирает свою футболку, размещая мою ладонь под ней, на рельефной мускулатуре своего живота. – С тобой все по-другому. Мне нужно, чтобы ты прикасалась ко мне. Когда ты делаешь это, я чувствую абсолютно все. Черт подери, даже время останавливается. С тобой это будет чем-то значимым. Каждый раз. Неважно отдашь ты мне себя полностью или нет.
Если я до сих пор в него не влюбилась, думаю, я только что это сделала.
Втрескалась по уши…
По моим рукам, плечам и спине пробегают мурашки. Я ничего не могу с собой поделать, передвигая руку выше, к его груди, чувствуя, как его тело откликается на мои прикосновения. Его глаза искрятся теплом, а дыхание становится рваным.
Он поднимает руки вверх, стаскивает через голову свою футболку и бросает ее на пол у наших ног. Мои глаза скользят по каждому дюйму его полуобнаженного тела. Как ребенок в магазине сладостей, я не могу решить, что попробую и к чему прикоснусь в первую очередь. Все, что я знаю, – мне нужно сделать выбор. Но с чего начать – с его татуировок, великолепной кожи или дорожки темных волос, которая начинается от его пупка и доходит до кромки его джинсов.
Он перемещает наши руки выше и кладет их на свою грудь, прямо поверх своего сердца, которое бешено стучит под моей ладонью.
– Оно не бьется так для других, – он склоняет и встречает мой взгляд. – Ты понимаешь, о чем я?
– Да, думаю, что понимаю, – чуть киваю я.
– Хорошо, потому что я чертовски долго ждал, когда ты войдешь в мою жизнь. Слишком долго. Я был чертовски нетерпелив и поплатился за это. Но теперь я готов набраться терпения, Куколка, – его взгляд падает на мои губы. – И я собираюсь потратить немало времени, чтобы загладить свою вину перед тобой, стереть плохие воспоминания, заменив их хорошими.
Его губы мягко опускаются на мои, дразня их, а затем раскрывая. Когда наши языки сплетаются друг с другом, он гортанно стонет, наклоняет мою голову и овладевает моим ртом более агрессивно.
Былые обиды испаряются, а то, что осталось от моего стремления удерживать его на некотором расстоянии, распадается на мелкие кусочки.
Проводя руками по его груди, я наслаждаюсь ощущением теплых подрагивающих мышц под моими пальцами. Но когда я замираю, он разрывает наш поцелуй, чтобы выдавить:
– Не останавливайся.
Так что я продолжаю. Я позволяю своим рукам бродить по его груди и исследовать каждую мышцу, каждое ребро и каждый дюйм кожи между нами. Другой рукой он едва касаясь скользит по моему плечу и руке. Он приобнимает меня за талию. Когда его ладонь опускается на мою задницу, он подходит ближе, заставляя наши тела пылать. Я стону напротив его губ, когда чувствую, как ко мне прижимается его эрегированный член.
Осознание того, какой эффект я на него произвожу, посылает к средоточию моего желания потоки тепла. Мои соски твердеют, потираясь о материал бюстгальтера, топика и его груди.
Он прерывает поцелуй, но только для того, чтобы поцеловать уголок моего рта и челюсть. Он прикусывает зубами мою кожу, вынуждая меня отчаянно хватать ртом воздух, когда по мне прокатывается дрожь удовольствия.
Мое сердце так и норовит выскочить из груди. Его стук отдается у меня в ушах. Тянущая боль в нижней части моего живота становится мучительной.
Мав должен это почувствовать, потому что его поцелуи спускаются ниже, к тому самому месту, где я в нем нуждаюсь. Он всего секунду посасывает мою шею, пока его рот не оказывается на моей ключице. Давление и влажность его губ дарят потрясающие ощущения. Настолько удивительные, что я отвожу пальцы от его груди, чтобы прижать его голову к себе.
Он медленно расстегивает мой топик сзади и высвобождает меня из него, открывая себе больше доступа к моей коже.
– Ты хочешь, чтобы я остановился? Я слишком тороплюсь?
Боже, нет. Я качаю головой.
– Хорошо. Сними это, – он тянет за мой топик и помогает мне его снять, обнажая белый бюстгальтер без бретелек, который скрывается под ним.
Дальше события развиваются с невероятной скоростью. Он проводит зубами по моей груди, за исключением тех мест, где он мне нужен больше всего, словно собрался медленно меня мучить. Моя кожа горит, мне нужно, чтобы он остудил меня своим ртом.
Несколько минут спустя я не выдерживаю.
– Пожалуйста, – умоляю я.
Мав вскидывает голову и бросает взгляд на мое лицо. Он выпрямляется и почему-то мне кажется, что он сейчас остановится, но вместо этого он оборачивает вокруг меня свои руки и расстегивает мой лифчик, ни на миг не отводя от меня своего взгляда. Как только бюстгальтер падает на пол, его глаза опускаются вниз.
Но даже сейчас, когда мы голые до пояса, он никуда не спешит, пожирая меня своим взглядом.
Деликатное прикосновение его руки, скользящей по моим ребрам вверх, вызывает щекотку. Он перемещает руку еще выше, до тех пор, пока не накрывает ладонью мою грудь, а большой палец не касается моего набухшего соска.
– Я представлял тебя голой, но не думал, что мои фантазии будут так далеки от реальности, – выдыхает он с нотками благоговения в голосе.
Затем его губы охлаждают мою кожу, а его язык медленно мучает меня своими безжалостными пытками, пробегая поверху моей груди, дважды кружа по моему соску, после чего он всасывает и втягивает его в свой рот. Его губы на такой чувствительной части моего тела выбрасывают первую искру зарождающегося оргазма.
Мои ногти впиваются в его спину, и отчаянное хныканье, звук, который я никогда раньше не издавала, исходит из глубины моей груди.
Он отводит руку от моих сисек и ведет ее по моему животу вниз. Легкое покалывание вспыхивает везде, где он меня касается. Когда он достигает пуговицы моих шортиков, он останавливается.
– Мы не будем заниматься сексом. Но я хочу увидеть, как ты кончишь, Куколка.
Я киваю, и его рот захватывает мои губы в поцелуе, пока он расстегивает пуговицу на моих шортах и тянет язычок молнии вниз. Его пальцы проникают под ткань трусиков и скользят к развилке моих ног.
В его груди раздается урчание, а, обнаружив, что я мокрая, он стонет:
– Боже милостивый, – затем он прислоняется своим лбом к моему, пристально глядя мне в глаза. – Это для меня?
– Да.
– Ты была такой же мокрой в первый день, когда я коснулся тебя здесь, была такой…
– Была такой только из-за тебя.
– Черт.
Он сминает мои губы своими и целует меня. Этот поцелуй жадный и неистовый. Он властвует над моим ртом, как делал это в первый раз. Мне это нравится. Нравится, когда он дикий и в то же время сдержанный, словно не хочет напугать меня своим напором.
Я задыхаюсь от удовольствия, когда он играет с моим клитором. Мой оргазм приближается с каждым толчком. Затем он начинает большим пальцем дразнить мой клитор, пока другой палец медленно проскальзывает в меня. Так глубоко. Я напрягаюсь, но не потому, что не хочу, чтобы он был внутри меня. Я напрягаюсь, потому что на грани потери контроля.
Он замирает и отводит руку.
– Нет. Не останавливайся. Мне так хорошо, – шепчу я.
Он нежно толкается обратно, и по мере того как нарастает мое удовольствие, его палец проникает глубже, медленно входя и выходя из меня, тем самым начиная сводить меня с ума. Когда он наполняет меня двумя пальцами вместо одного, я откидываю голову назад и выдыхаю:
– О, мой Бог.
Мав отрывает губы от моего рта.
– Вот оно. Расслабься и ухватись за меня. Позволь мне почувствовать тебя, – его пальцы усиливают толчки, а его язык властно клеймит каждый дюйм моего рта.
Я держусь за него изо всех сил и молюсь, чтобы эта изысканная пытка никогда не кончалась. Насаживаясь на его пальцы снова и снова, я стремлюсь к кульминации, которая разнесет мой мир на части, если он просто даст мне кончить.
Моя жажда усиливает его желание, поскольку его поцелуй становится почти что зверским, а его грудь напротив моей поднимается и опадает уж слишком часто.
У меня внутри все сжимается, когда он при каждом толчке задевает особую точку. Я закрываю глаза и теряюсь в ощущениях.
– Мав, – я произношу только его имя и ничего больше, потому что мысли в моей голове начинают путаться. Боль потребности, которую он во мне пробуждает, становится все острее и нестерпимее. До тех пор, пока она, как растянутая резинка, не достигает своего предела разлома, обрывается и проносится по всему моему телу волнующей дрожью. Бурным потоком ощущений, обволакивающим каждую мою мышцу.
Пальцы Мава не перестают двигаться внутри меня. Он продлевает оргазм чувственными поцелуями до тех пор, пока он не извлекает из моего тела каждую частичку этого наслаждения.
И когда мои колени слабеют, он ловит меня.
Его губы покрывают легкими поцелуями мою челюсть, шею и ухо. От его горячего дыхания по моей коже проносятся мурашки.
– Охренеть. Я никогда не видел ничего более совершенного, черт возьми, – он озорно усмехается и чмокает меня в губы.
Святые угодники.
– Не могу дождаться, когда увижу это снова.
Он вытаскивает из меня пальцы, и я тут же чувствую влажность, скопившуюся между моих бедер. Но не успеваю я смутиться, как Мав поднимает руку и засовывает пальцы, покрытые моим возбуждением, себе в рот. Он стонет, закрывает глаза и облизывает их дочиста.
Когда он открывает глаза, они цвета расплавленного золота.
– Теперь я до конца вечера буду мечтать о том, чтобы трахнуть тебя своим языком.
От этих слов мышцы в моем влагалище сжимаются снова и снова. Это походит на угрозу. Но мысли о его губах на той части моего тела – восхитительная угроза, о которой я, без сомнения, буду думать в течение следующих нескольких часов.
Глава 27
Бывают времена, когда вы видите что-то настолько прекрасное, что оно оставляет отпечаток на вашей душе. Эти незабываемые мгновения остаются с нами навечно.
МАВЕРИК
По-моему, я никогда не оправлюсь. Это было охренительно. Просто чума. Я думал, что знаю, во что ввязываюсь. Но я этого не знал. Это ни с чем не сравнится. Целовать ее. Чувствовать ее под своими руками. Ощущать на губах ее вкус. Ни с чем другим это даже близко не встанет.
О чем я только думал?
Эта девушка погубит меня. Если она когда-нибудь уйдет от меня, как Дана, я не останусь с почерневшим сердцем. Потому что от него просто-напросто ничего не останется, кроме золы и пепла.
Меня все еще потряхивает, когда я поднимаю ее и кладу на кровать.
– Полежи со мной, – говорю я, поскольку не могу признаться ей, что я сейчас настолько возбужден, что черта с два я смогу спокойно расхаживать по клубу. А одна мысль о том, что кто-нибудь из моих братьев увидит ее с пылающими щеками, опьяненными от страсти глазами и спутанными волосами, приводит меня в ярость.
Теперь она моя, и неважно, понимает она это или нет. Я так чертовски сильно пристрастился к ней, что обратной дороги нет.
Опустившись на кровать, я притягиваю ее к себе, чтобы она прилегла на мою грудь. Я ласково провожу рукой по шелковистой, гладкой коже ее спины. Она вздыхает, и меня пронзает всплеск глубокого удовлетворения.
– Я никогда раньше этого не делала.
Моя рука на ее спине замирает, и я склоняю голову набок, чтобы взглянуть на ее лицо.
– Никогда не делала что? – затем меня осеняет. – Не кончала?
Она, как обычно, чуть заметно кивает.
– Удовлетворяла себя, да, но не с…
– Но не с кем-то другим?
Она снова кивает. Матерь Божья. Если это не мысль об убийстве проносится по моим венам, то я не знаю, что это.
– Твой бывший был куском дерьма, – рычу я.
– Да, я знаю.
Я напоминаю себе выудить из нее побольше информации о ее бывшем парне. Тогда я найду этого козла, и мы с моими братьями сможем передать ему пламенный привет. А также незабываемо с ним попрощаться.
Я зажимаю пальцами ее подбородок и заставляю ее посмотреть на меня.
– Ты в порядке? Не жалеешь о том, что мы только что сделали?
Она льнет ко мне и трется своим носом о мою грудь, от чего мой член пульсирует еще сильнее.
– Я не знала, что это может быть так.
О, черт. Эта девушка разрушит меня.
Я обнимаю ее и прижимаю к себе.
– У меня такое чувство, что дальше будет только лучше.
– Ты так думаешь?
Она поднимает на меня свои чарующие глаза.
– Я в этом уверен. Я не шучу. Такое чувство, что тебе хорошо там, где ты сейчас, и ты не хочешь быть в другом месте.
Когда в комнате воцаряется тишина, я упиваюсь тем, что могу прикасаться к ней, тем, как идеально мы подходим друг другу, словно она была создана кем-то наверху специально для меня. Каждую секунду, что я держу ее в своих объятиях, я мучаюсь, понимая, что ничего не могу поделать со своей эрекцией. Она пульсирует от необходимости находиться внутри нее, но мне приходится ее игнорировать. Я не могу торопить события. Не так, как в прошлый раз.
Я подтолкнул Дану к отношениям, которые ей были не нужны. По правде говоря, я подтолкнул ее и к беременности. Я думал, она хотела всего этого. Меня, семью, дом, будущее. Но я проецировал на нее свои мечты, вот из-за чего все пошло наперекосяк. На сей раз, я буду внимателен к потребностям и желаниям Куколки, а не только своим собственным.
Она не понимает этого, но меньше, чем за час, эта девушка перевернула мой день, мою жизнь, мой мир с ног на голову и изменила курс, которым мы последуем в наш завтрашний день. Она осветила мое будущее и подарила мне надежду.
Мне на ум приходит стих, и я, не фильтруя свои мысли, цитирую его:
– «Дни твоей жизни станут ярче полудня, а темнота будет подобна утру».
– Мммм, – мечтательно произносит она. – Что это? Похоже на стихотворение.
– Это из Книги Иова, – я опускаю руку вниз и сцепляю наши пальцы вместе. Затем подношу их ко рту. Я целую ее ладонь, после чего кладу наши соединенные руки себе на грудь.
– Книга Иова?
– Из Библии. Одиннадцатая глава, стих семнадцатый.
Она приподнимается и смотрит на меня с любопытством.
– Ты читал Библию?
– Да, потерял счет, сколько раз. Некоторые части чаще, чем другие, – она морщит лоб. Поэтому я продолжаю объяснять. – Мой отчим был... один из тех религиозных фанатиков, о которых ты наверняка слышала, и он был очень строгим, – ее глаза округляются от удивления. – Моя мать вышла за него замуж, когда мне было десять лет.
– Где был твой отец?
– Он умер, работая на стройплощадке, за день до того, как мне исполнилось два года.
– Мав… Изви…
Передвинув наши соединенные руки, я прикладываю палец к ее губам.
– Все в порядке, Куколка. Я его даже не помню. Все, что я знаю о нем, это то, что рассказала мне моя мать, – я опускаю наши руки на свою грудь. – Пол был моим отцом во всех смыслах этого слова, и помимо его тотального контроля за тем, чтобы моя жизнь вращалась вокруг церкви и ничего больше, с того дня, как мы с мамой переехали, он был порядочным и более чем заботливым.
– Но ты, похоже, зол на него.
Я пожимаю плечами.
– Так и есть.
Она вскидывает бровь.
Тяжело говорить о моих родителях. Тяжело признаваться в своих разочарованиях, когда я так привык держать их в себе. Но, быть может, если я откроюсь Куколке, ей будет легче открыться мне.
Вздохнув, я говорю:
– Поначалу соблюдать его правила для меня было тем еще испытанием. Я бунтовал. Мы ссорились. Моя мать постоянно плакала. Мы не уступали друг другу, и словно ходили по замкнутому кругу.
Я тяну наши руки вверх и шевелю своими пальцами. Она делает тоже самое. Затем я скольжу своими длинными пальцами по ее изящным маленьким.
– Я не мог спокойно смотреть на мамины слезы. Поэтому со временем я перестал сопротивляться. Я ходил в церковь, молился, читал священные писания и стал идеальным сыном, таким, каким они хотели, чтоб я был. Но чем старше я становился, тем больше вещей подвергалось моему сомнению. Я понял, что не согласен с некоторыми его убеждениями. И я начал замечать, сколько всего я в жизни упускал. Вместо того, чтобы снова вступить в конфликт с ним и моей мамой, я продолжал держать свои мысли при себе. Я решил дождаться, когда мне исполнится восемнадцать лет, и я смогу выбрать, какой жизнью мне жить дальше. Наконец-то расправить крылья в колледже и прислушаться к своему внутреннему голосу, чтобы судить, что правильно, а что нет.
– И вот теперь мой отчим не одобряет того человека, которым я стал. Он презирает жизнь, которую я выбрал. Не понимает, как я могу так жить и быть «Предвестником Хаоса» после всего, чему он меня научил. Он искренне полагает, что я иду по пути, ведущему в ад. И он скармливает это дерьмо моей матери. Говорит, что ее сын теперь потерян для нее, и все такое. Он так ею помыкает, что она вынуждена скрывать наши отношения от него. Это значит, что я редко ее вижу и почти с ней не разговариваю.
– О, Боже, Мав…
Я пожимаю плечами.
– Все нормально. Теперь «Предвестники Хаоса» – моя семья.
Но стоит мне это сказать, мою грудь сдавливает словно тисками.
– Знаешь, что? Здесь нечем гордиться, к тому же это признание может выставить меня слабаком, но я скучаю по ней.
Куколка сжимает мою руку, в ее глазах блестят слезы. Я не задумывался об этом до сих пор, но, черт, она, вероятно, тоже скучает по своей маме. Еще одна деталь, которая нас объединяет. Я смахиваю слезу, скатывающуюся по ее щеке, и притягиваю ее к себе. Долгое время мы просто держимся друг за друга. Я глажу ее по спине и прислушиваюсь к ее размеренному дыханию, которое целует мою кожу на каждом выдохе.
Через несколько минут ее дыхание выравнивается, и мне кажется, что она заснула, пока не слышу, как она шепчет:
– Ты гораздо человечнее, чем думаешь, Люци.
Ухмыляясь, я произношу:
– Я говорил тебе, что знаком со священным писанием, так что я в курсе, кто такой Люци, детка.
Ее тело напрягается.
– Люци. Сокращённое от Люцифера.
Она боязливо поднимает голову и с опаской смотрит мне в глаза.
– Хмммм, по твоему виду не скажешь, что ты рассержен тем, что я все это время называла тебя Дьяволом.
– Ну, по слухам, он – симпатичный малый, – говорю я, пока мои пальцы путешествуют по ее спине, спускаясь все ниже и ниже.
Она прищуривается.
– Да, но это не…
– Я просто шучу, Куколка. Я знаю, почему, – заканчиваю я, приложив палец к ее губам.
Ее роскошные волосы щекочут мне грудь, и она смотрит на меня сквозь эти ее светло-коричневые реснички. В такой близи я могу рассмотреть, что прожилки синего цвета в радужках ее глаз значительно превышают зеленые. А ее кожа, Боже, ее кожа вызывает у меня желание поиграть, соединяя веснушки как шестилетний ребенок, и попробовать на вкус каждый ее дюйм.
Я запечатлеваю этот момент в своей памяти. Если по какой-то причине у нас ничего не получится, я хочу запомнить ее такой навсегда.
– Ты вошла в клуб, который, должно быть, показался тебе Адом на Земле. Ты сделала это, потому что была в отчаянии и наждалась в помощи. Я сразу увидел это в твоих глазах. И даже несмотря на то, что мне было по силам облегчить твою жизнь, я был слишком жесток.
Бессердечен и беспощаден.
Я провожу большим пальцем по ее губе.
– Это – то, о чем я всегда буду сожалеть.
– Значит, ты не сердишься?
Я посмеиваюсь.
– Нет, на самом деле, это лучше, чем любое из тех прозвищ, которое пытались мне дать парни.
– С чего ты это взял?
У меня было три дня и сотни миль, чтобы понять, почему она называла меня Люци. Как только в голову пришел ответ, я сразу начал искать сходства, которых было так много, что это обескураживало. Жадный и нетерпеливый Люцифер. Он пытался строить из себя Бога, чтобы получить желаемое. Он всегда был слишком порочным, чтобы жить среди святых, но его не удовлетворяла жизнь среди грешников. Он считает, что заслуживает свой маленький кусочек рая, хотя он злобный сукин сын, который причиняет боль невинным людям.
Но я пока не готов признаться ей во всем этом. Нет, я пытаюсь завоевать ее, а не спугнуть.
– Люцифер был святым, прежде чем пал, после чего стал дьяволом. Когда я поднял руку на тебя, то понял, насколько низко я пал. Насколько сильно позволил произошедшему с Даной изменить меня. Каким темным и безжалостным я стал, по сравнению с тем, каким был раньше… По сравнению с тем человеком, которого воспитали мои родители.
Какое-то время она молча наблюдает за мной.
– Кроме того, с латинского Люцифер переводится как «утренняя звезда». А я как раз-таки жаворонок.
Я встаю после семи, только если накануне заснул в стельку пьяным.
Она на мгновение задумывается над моим ответом.
– Могу я тебя кое о чем спросить? – я киваю. – Как ты после колледжа оказался здесь?
– Я влюбился в быструю езду. Я познакомился с Эджем и Кэпом на мотогонках, и мы нашли общий язык. Как парень, который рос единственным ребенком в семье, я позавидовал, насколько они все были близки и как прикрывали спины друг друга. Они пригласили меня как-нибудь заглянуть в их клуб, и я наведался к ним на пару недель. Мне там понравилось, я хотел остаться. Когда я уехал, то заскучал по их образу жизни и друзьям, которыми я там обзавелся, поэтому вернулся. Кэп поддержал меня как кандидата в члены клуба. Но я не знал, смогу ли сделать то, что они попросят меня сделать.
– По-видимому, ты смог.
Снова выпустив ее руку, я глажу рукой по тыльной стороне ее ладони.
– Да. Но Кэп был более лоялен ко мне, чем к другим кандидатам, которые у нас были.
– Как давно ты здесь?
Уголок моего рта ползет вверх, когда в памяти всплывают воспоминания о ранних годах, проведенных мною в клубе, которые стали одними из лучших.
– Девять лет.
– Девять. Ничего себе. Сколько же тебе лет? – она кусает губу.
– Тридцать три, – ее глаза расширяются, и я смеюсь. – Что, слишком стар? – она качает головой. Через некоторое время я говорю: – Хорошо. Мой черед.
Она испытующе смотрит на меня.
– Твой черед для чего?
– Для того, чтобы выяснить то, что мне безумно хочется узнать о тебе, – ее мышцы сжимаются, и ее тело у меня под боком цепенеет. – Как тебя зовут?
Она отводит взгляд и пытается убрать руку с моей груди. Я не позволяю ей. Я знаю, что ее первый порыв – отступить и спрятаться, когда ей что-то угрожает, но, когда нужно, она может быть сильной. Особенно, если ее немного подтолкнуть.
– Куколка, я хочу, чтобы у нас все получилось. Ужасно хочу, черт возьми. Но я не могу начать выстраивать наши отношения, когда совсем тебя не знаю.
Она пристально изучает меня какое-то время, но, в конце концов, повержено выдыхает. С трудом, но мне все же удается расслышать, как она произносит:
– Меня зовут Эмбер (прим. Ember (англ.) – уголек).
У меня перехватывает дыхание. Я заглядываю ей в лицо. Это правда ее имя?
Потому что… Черт возьми. Мне оно нравится.
По моей физиономии медленно расплывается улыбка.
– Эмбер?
– Да.
– Эмбер. Как ты получила такое имя?
Она выдыхает, тем самым обдувая мои соски и вынуждая их встать по стойке «смирно». Она закатывает глаза.
– Гм, моя мать была хиппи. Но я считаю, мне еще повезло. Моей сестре досталось имя Сандаун (прим. Sundown (англ.) – закат).
– Ну, мне нравятся оба имени. Они оригинальны. И твое имя тебе подходит.
Она качает головой.
– Да уж, хулиганам в начальной школе оно тоже нравилось. Наряду с моей странной одеждой, рыжими волосами и веснушками.
– Странной одеждой?
– У моей мамы было необычное чувство стиля. Скажем так, я носила «капри» до того, как они вошли в моду, и я бы с радостью прожила сотню лет, лишь бы больше никогда не видеть окрашенную во все цвета радуги футболку в стиле «хиппи», и то это был бы слишком маленький срок.
– Твоя мама. Ты сказала, что она бросила тебя и твою сестру.
Она вскидывает голову вверх.
– Ты помнишь, как я тебе об этом рассказывала?
– Я помню все, что ты говорила.
Переведя дыхание, она говорит:
– Сначала я думала, что, возможно, она просто осталась на пару дней с одним из своих бойфрендов, но она так и не вернулась. Никто не знал, где она и куда пропала.
– Ты думаешь, с ней что-то произошло?
– Вначале я боялась, что с ней что-то случилось, но потом мы получили несколько открыток из непонятных мест. Без обратного адреса. Нам бы никто их не послал, кроме нее. Последняя открытка пришла оттуда, где неподалеку обитает группа нудистов. Тогда я поняла, что она в порядке и скучает по нам, но этого недостаточно, чтобы вернуться домой. Думаю, это был ее способ сообщить нам, что она жива.
Она качает головой и снова ложится мне на грудь. Ее пальчики пробегают по кубикам моего пресса.
– Знаешь, это глупо, и я пытаюсь избавиться от этой привычки, но я по-прежнему ищу ее. Когда иду по улице, хожу по супермаркету, а раньше, проходя мимо пляжа, проверяла наше любимое место. Ничего не могу с собой поделать, я присматриваюсь к каждой рыжей, которую вижу, на случай, если это она. Думаю, лишь только для того, чтобы отругать ее. Сказать, что у нас все хорошо и без нее, – она печально смеется. – Но это было бы ложью, так что, наверно, хорошо, что я ее не нашла.
– Ее главная потеря в том, что в ее жизни нет тебя, Куколка.
Я хочу ненавидеть ее мать из-за боли, которую сейчас слышу в голосе Эмбер, но в то же время ее мать хоть что-то в этой жизни сделал правильно, и ее дочь прямое тому доказательство. Она красивая и добрая. Она немного сломлена, но держится на плаву без чьей-либо помощи.
– Ты сходишь со мной кое-куда завтра? – спрашиваю я ее.
Я совершил немало дерьма, которое нужно исправить. Надеюсь, она ответит положительно, потому что мне действительно нужно показать ей, кто я на самом деле и почему я был таким кретином, когда она впервые приехала сюда.
– Куда?
– В особое место.
– Я могу поехать, но только если это будет не поздно. Я должна присмотреть за детьми Бетани в шесть.
– Значит, ты нашла с ней общий язык?
– Да. Она классная, и дети замечательные. Я буду присматривать за ними несколько раз в неделю. К тому же, Бетани сказала, что, если я захочу взять пару смен в баре, чтобы заработать дополнительные деньги, она мне разрешит.
Я чувствую, как искра счастья вспыхивает в моей груди от радостного волнения в ее голосе. Но, в то же время, я не хочу, чтобы она работала в баре. И уж точно не поздним вечером. Я держу свое недовольство при себе.
Она приподнимается, и на этот раз я позволяю ей отстраниться.
– Тебе не кажется, что мы ведем себя невоспитанно? Разве мы не должны вернуться на вечеринку?
Куколка прикрывает одной рукой свою грудь, внезапно смутившись, что она голая передо мной.
Сев, я обхватываю ладонями ее лицо и целую.
– Не прячься от меня. Я хочу все о тебе знать и видеть каждую часть твоего тела.
Она неуверенно опускает руку вниз.
– Боже, ты ослепительна, – стону я и хватаюсь через джинсы за свой стояк, чтобы удобнее его уложить, когда поднимаюсь с кровати. – Думаю, нам лучше пойти, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля, – я поправляю джинсы в области ширинки, и, будь я проклят, ее рот дергается, когда она пытается побороть улыбку.
Подняв ее на ноги, я подбираю с пола ее топик и лифчик и, встав у нее за спиной, помогаю ей их надеть.
– Мне нужно продержаться несколько часов. Я должен сделать кое-что важное. После чего я заберу тебя с собой домой, – заявляю я, целуя ее плечо.
Она смотрит на меня поверх плеча, и я не упускаю вспышку желания у нее в глазах.
Хорошо. Ее возбуждает мысль оказаться в моей кровати. Меня это тоже чертовски возбуждает. Настолько, что мне нужно подумать обо всех тех причинах, почему я не могу прижать ее к этой кровати прямо сейчас и затрахать до бесчувственного состояния.
Во-первых, она не готова. Во-вторых, мои братья обязательно нас прервут. В-третьих, мне нужно быть терпеливым и не торопиться. Я еще ни черта ей не доказал, за исключением того, что могу доставить ее телу наслаждение, когда я ей необходим.
Когда я разворачиваю ее к себе, она спрашивает:
– Что именно тебе нужно сделать?
– Две вещи.
Притянув ее к себе, я смахиваю волосы с ее глаз и целую в носик.
– Отдать Эджу его подарок по случаю возвращения домой, – затем я целую ее в лоб. – И убедиться, что все в курсе, кому ты принадлежишь.
Глава 28
Превращать друга во врага – нелегко, даже если на то есть веские основания.
МАВЕРИК
Рука об руку мы выходим из задней двери клуба. Музыка ревет, а когда я втягиваю аромат барбекю, мой живот мгновенно отзывается урчанием.
Я рассчитывал на пару удивленных взглядов, но такое чувство, что весь собравшийся на вечеринке народ замирает и принимается нас разглядывать. Некоторые стоят с открытым ртом и вытаращив глаза, другие начинают быстро перешептываться друг с другом и бросают на нас любопытные взгляды.
