Текст книги "Им помогали силы Тьмы"

Автор книги: Деннис Уитли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

Глава 14
«…А звезды располагают»

Когда они начали планировать операцию, первое, что довелось узнать Грегори: ему придется лететь из Бриндизи в Италии, поскольку на этом маршруте он меньше рисковал нарваться на зенитки или ночных истребителей противника. Все операции по снабжению оружием и припасами партизан в Польше, Чехословакии и Югославии и Северной Италии осуществлялись особыми эскадрильями, входившими в состав частей, находившихся под началом маршала авиации сэра Уильяма Эллиота.

Для того чтобы вся эта безумная операция имела хоть какой-то шанс на успех, необходимо было провести ее в ночное время, когда метеорологическая обстановка над Польшей окажется достаточно благоприятной и она совпадает с полной фазой Луны, которая приходилась на период с 23-го по 29-е число. Поэтому Грегори должен был покинуть Англию 21-го. Сэр Пеллинор позвонил бригадному генералу Джекобу и договорился, чтобы Грегори освободили временно от служебных обязанностей, затем связался с Эрикой и попросил ее приехать в тот же день в Лондон дневным поездом.

Когда они вернулись от генерала Губбинса, Грегори поехал на Глостер Роуд и сказал верному Радду, что он снова отправляется в путешествие, собрал свой дорожный чемодан и поехал на Карлтон Хаус Террэс. Эрика приехала вечером и, узнав новости, постаралась держаться мужественно. Грегори старался утешить ее, однако задача эта для них обоих оказалась не слишком легкой, тем более что Грегори приходилось несколько раз уединяться и сосредоточиваться на мысленных контактах с Малаку, чтобы получить от него более точную информацию и условиться о техническом обеспечении посадки. Результатами этих телепатических переговоров с телепатом Грегори остался удовлетворен.

Заимка была расположена в двенадцати милях на северо-восток от города Пултуск, и это уточнение, вкупе с конфигурацией рек, должно было помочь ему узнать на месте дорогу из Розана, на которой предполагалось посадить самолет. Если, конечно, луна не подведет.

Хотя по этой дороге практически не было ночного движения, но из-за польских партизан немцы патрулировали основную дорогу на мотоциклах, а та располагалась всего в нескольких милях на запад, поэтому решили не разжигать сигнальных костров. Значительную трудность представляло еще и то обстоятельство, что Грегори не мог заранее назвать ночь операции, а без предварительной договоренности нельзя было обеспечить явку достаточного количества польских партизан, чтобы дотащить тяжелые ящики с механизмом от заимки до самолета. Так что вполне могло случиться так, что им придется управиться с этим самим, да еще и за один час – не больше. Итак, было условлено, что с 23-го числа Малаку будет каждый вечер готов к сигналу Грегори, означающему начало операции.

В пятницу, 21-го числа Грегори распрощался с Эрикой и сэром Пеллинором, которые, питая инстинктивную неприязнь к Малаку, просили, чтобы он не слишком доверял чернокнижнику и не шел на излишний риск ради него. Грегори ответил, что в данном случае Малаку играет лишь роль медиума для польского инженера, которому не было оснований не доверять, и заверил друзей, что если будут какие-то подозрительные признаки того, что самолет может попасть в руки противника, он просто не разрешит посадку.

Из Лондона он доехал до Сент-Эвилля поездом, где его на платформе встретил сержант ВВС и отвез на военный аэродром. Там он доложил о своем прибытии командиру и отправился в столовую выпить и перекусить. Через полтора часа он был уже на борту самолета, который, оказавшись над Атлантикой, повернул на юго-запад и без всяких приключений доставил Грегори в Гибралтар. Через несколько часов он уже летел над солнечным Средиземноморьем и оказался в Бриндизи, на Адриатическом побережье, незадолго до полудня.

Командир полка оказал ему самый теплый прием, а когда они за рюмкой выяснили, что в конце Первой мировой он, как и Грегори, был субалтерном, то, поделившись воспоминаниями о том времени, быстро нашли общий язык. Позже, когда они перешли к обсуждению деталей предстоящей операции, полковник авиации сказал, что самая большая трудность, с которой придется столкнуться Грегори, – это то, что в разгаре лето и ночи слишком короткие. Самолет, чтобы сбросить оружие партизанам в Югославии или даже в Чехословакии, должен вылетать затемно и возвращаться еще до рассвета, а чтобы лететь в Центральную Польшу, надо потратить десять часов в оба конца плюс час на сборы, следовательно, вылетать из Бриндизи надо рано вечером, а в это время еще светло, и над северной Адриатикой их могут перехватить неприятельские истребители.

Им выделили для проведения операции «Дакоту» с дополнительным баком горючего и на случай перехвата дали в сопровождение «Либератор», который будет их охранять на первом этапе полета.

Все было готово, чтобы провести операцию той же ночью, но в Польше не было соответствующей метеорологической обстановки, поэтому они стали ждать улучшения погоды. На следующий день погода переменилась к лучшему, и, закутавшись в теплые вещи, поскольку полет им предстоял неблизкий, они стартовали в небо Бриндизи.

Пролетая над Адриатикой, они были обстреляны немецкими патрульными катерами, но находились на такой высоте, что зенитный огонь им был не страшен. К половине девятого они летели уже над Югославией и незадолго до десяти вечера приблизились к Будапешту. Стемнело, и сопровождавший «Либератор» повернул назад, оставив их в одиночестве. Под ровное гудение двигателя «Дакоты» они пролетели над Венгрией и Чехословакией.

Убаюканный мерным гудением мотора, Грегори большую часть пути проспал, пока его не разбудил штурман капитан Уилльямс и не сообщил, что они приближаются к цели своего путешествия. Самолет медленно снижался. Грегори снял кислородную маску и отправился в кабину пилота. Сравнить картину, расстилавшуюся внизу, с картой было делом отнюдь не простым, потому что облака то и дело закрывали луну, а весь район на северо-восток от Варшавы был так густо испещрен реками Ливец, Буг, Нарев и их притоками, что Грегори начал опасаться, что не сможет опознать те две развилки, между которыми находилась заимка Малаку.

Минут пятнадцать они с Уилльямсом изучали ландшафт, вооружившись очками для ночного видения, затем капитан с досадой констатировал:

– Перелет. Мы наверняка уже прошли над этой точкой.

Самолет лег на правое крыло, разворачиваясь на обратный курс, и в тот же миг внизу вспыхнули два прожектора с западной стороны, описывая в ночном небе широкие дуги. Командир корабля ругнулся, и, словно в ответ на его реакцию, вспыхнули прожекторы уже на юге, затем еще одна пара – прямо под ними. Было ясно, что немецкие посты прослушивания уловили гудение мотора их самолета. Пилот резко нырнул вниз. Когда Грегори оправился от этого маневра, Уилльямс прокричал ему в ухо:

– Наши полеты над Польшей настолько редки, что они могут принять нас за свой самолет, сбившийся с курса. Пока они не поймали нас в луч прожектора и не идентифицировали как самолет противника, они не будут стрелять.

Пилот Каллифорд опустил машину до высоты пятисот футов, и теперь они были ниже угла, под которым прожекторы чертили небо. А еще через две минуты в голове Грегори раздался голос Малаку. Он кричал – и кричал так отчетливо, будто бы находился вместе с ними на борту самолета:

– Здесь, здесь! Опускайтесь, опускайтесь!

Вглядевшись в ночной, пейзаж внизу, Грегори вдруг узнал и поворот большой реки, около которой находилась заимка, и дорогу от Розана, немного на север от деревни. Положив руку на плечо пилоту, Грегори указал вниз. Каллифорд кивнул, сделал широкий разворот и отключил мотор. Самолет медленно спланировал на дорогу, лежащую между болотами, и, слегка подпрыгивая на неровностях покрытия, покатился по ней и, наконец, замер.

Грегори, Каллифорд и польский офицер-переводчик Щайер вылезли наружу и осмотрелись. Туча только что закрыла луну, но в четверти мили от них они увидели мигающий через равные интервалы фонарик. Они побежали втроем на эти сигналы, а остальные члены экипажа остались в самолете, чтобы подняться в воздух в случае опасности.

Когда они были уже около человека, подающего сигналы, фонарик погас, они вынули пистолеты, остерегаясь засады. Но Грегори шел вперед уверенно, поскольку вот уже несколько часов подряд – с перерывом на сон – он подавал Малаку сообщения, что заберут они части ракеты сегодня ночью, а призыв оккультиста к нему всего пять минут назад подтверждал, что его сообщение получено.

Из-за туч вынырнула луна, и в ее свете они увидели две темные фигуры, появившиеся из зарослей камышей у дороги. Малаку кинулся вперед и закричал:

– Мистер Саллюст, я же знал, что не могу ошибиться, я знал, что вы прилетите именно сегодня. Какое счастье, что вы долетели сюда благополучно.

Затем он представил своего спутника, польского инженера пана Коцьяна. Грегори, в свою очередь, представил остальных участников ночного рандеву, но Коцьян, говоривший по-немецки, поторопил их, указывая на лучи прожекторов в небе:

– Теперь, когда они уже не слышат звуков мотора вашего самолета, они точно знают, что вы приземлились, и заподозрят, что самолет британский. Они не знают, где мы, поэтому паниковать не стоит, но нельзя терять ни одной минуты. Итак, следуйте за мной.

Повернувшись, он неровно затрусил по извилистой тропинке, проложенной между высокими зарослями камыша и проглядывающей сквозь них водой. Через десять минут они были уже у домика.

Окна дома были затемнены, но в комнате при свете масляной лампы Грегори увидел двух мужчин, поджидавших их. Мужчины были одеты в грубую рабочую одежду и тотчас же встали, когда Коцьян представил их англичанам:

– А это мои славные храбрецы. Груз состоит из множества узлов и свертков. И я бы хотел собрать как можно больше людей, чтобы помочь с его погрузкой. Но, к сожалению, на это не было времени.

Тяжело дышавший после пробежки Малаку подошел к плите над очагом и сказал:

– Вы, наверно, замерзли там в небе до полусмерти. Давайте я налью вам супа.

Налив дымящегося варева в три чашки, он предложил их Грегори, Уилльямсу и Щайеру.

– Очень кстати, – улыбнулся Грегори.

Щайер оторвался от беседы с партизанами и тоже поблагодарил. Но Коцьян был суровым командиром и рявкнул:

– Пейте, да поживее. У нас мало людей, и ваша помощь тоже понадобится. Потом он сделал знак подпольщикам, и те вышли за ним на улицу.

Пока Грегори прихлебывал обжигающее варево, Малаку рассказал ему о своих мытарствах и злоключениях за прошедшие полгода. Когда англичане закончили трапезу, Малаку проводил их к дровяному сараю, стоявшему на задворках заимки. Там при свете керосиновой лампы Грегори увидел, что первые партии груза уже унесли, а Коцьян с Тариком были здесь и грузили деревянные ящики на тележку, у них за спиной была целая гора всяких узлов и тюков. Увидев такое количество барахла, Грегори вслух по-немецки удивился:

– Ну и ну! Если все это набито железяками, то здесь не меньше тонны веса!

– Ничего подобного, – заворчал поляк. – Это они с виду такие неуклюжие и громоздкие. Но в нескольких тюках лежат документы, добытые нами при нападении на немецкий штаб. Они могут оказаться полезными – хотя это не ровня самой ракете. Мы сюда перенесли в разобранном виде всю целиком хвостовую часть и имеем право гордиться нашими деяниями.

– Имеете, – согласился Грегори. – Иметь-то вы это право имеете, да только я сомневаюсь, что самолет может поднять в воздух все ваши трофеи. Дополнительные баки с горючим, к вашему сведению, тоже чего-то весят, и самолету нужен каждый галлон для этого полета в тысячу четыреста миль.

Обернувшись к Уилльямсу, он спросил по-английски, что тот думает по этому поводу.

Капитан пожал плечами:

– Места, положим, на все это хватит, хотя на столько мы не рассчитывали. Если он не врет, что детали не очень много весят, тогда, думаю, справимся.

– Давайте, ну же! Хватит тут болтовню разводить! – прикрикнул на них поляк. – Вы что, не понимаете, что эти эсдэшные свиньи уже охотятся за нами? Давайте хватайте, сколько можете унести, и поспешим к самолету.

Ящики уже были погружены на тележку, и он спотыкаясь поволок ее на тропинку. Остальные тоже нагрузились кто чем смог и побежали следом. С большим ящиком, неудобно пристроенным на плече, Грегори спешил по тропинке и одновременно оглядывал небо, с тревогой отмечая, что лучи прожекторов больше не шарят по нему в поисках самолета, а это значит, что брюзжащий и заносчивый инженеришко прав, когда подгоняет и кричит, что их уже разыскивают немецкие патрули.

Через десять минут они были у самолета, который Каллифорд подрулил как можно ближе к тропинке и развернул для взлета. Подпольщики погрузили первую партию груза и собирались вернуться за следующей. Теперь было уже восемь носильщиков, но придется сделать еще две ходки туда и обратно, чтобы перенести из сарая все партизанское трофейное имущество. А нога у Грегори после тяжестей начала побаливать, и самолет находился на земле уже час и десять минут.

К моменту, когда был погружен последний тюк, тучи заволокли небо на три четверти, полковник Френкоумб – командир корабля начал сомневаться, что они смогут взлететь, потому что полоса разбега самолета была совершенно не видна пилоту, и предложил двум партизанам посветить впереди. Щайер перевел его просьбу, те согласились и, попрощавшись со своим вожаком, в сопровождении Щайера ушли в сторону Розана, чтобы оттуда указать взлетную полосу. Понимая, что Щайер вернется только через несколько минут, Грегори прошел вдоль тропинки и уселся в камышах, стараясь освободиться от невыносимой боли в желудке, мучившей его последние полчаса. Коцьян же забрался в самолет, а за ним и Уилльямс. Через минуту до Грегори донеслись звуки препирательств у самолета. Потом Френкоумб крикнул ему:

– Саллюст, где вы там? Ваш приятель просит, чтобы мы забрали его вместе со слугой в Лондон. Такого уговора у нас не было, не так ли?

– Нет, – крикнул в ответ Грегори. – Конечно, не было. Я сейчас приду.

Он второпях натянул штаны и побежал к самолету. Выглянув из камышей, он увидел, как из люка торчат ноги турецкого подданного. А прямо под ним стоит, поджидая своего часа, Тарик.

Вдруг из темноты послышался предостерегающий крик Щайера, который находился в нескольких сотнях футов от них впереди, у дороги:

– Взлетайте! Взлетайте! Немцы едут!

Уже из-под крыла самолета Грегори, оглянувшись, заметил далеко впереди быстро приближающиеся к ним со стороны Розана фары мотоциклов. На дикой смеси немецкого и французского Малаку отчаянно умолял Френкоумба, который не разрешал ему подняться на борт самолета:

– Пожалуйста, сделайте милость, возьмите нас с собой. Вы обязаны это сделать! Эта страна – проклятая страна. Дайте мне шанс покинуть ее пределы!

– Не могу! – кричал Френкоумб. – У нас имелась договоренность о том, что мы заберем мистера Коцьяна, потому что он разбирается в механизме ракеты. И больше никого. Самолет не может взять лишнего веса, мы и так уже перегружены. Отстаньте, черт бы вас побрал, дайте залезть мистеру Саллюсту.

Долг капитана корабля заставлял его быть неумолимо жестким, он должен был спасти самолет с грузом и экипаж. Самолет уже прогревал мотор, и в следующую секунду он отдал приказ пилоту взлетать. Мотор взревел, «Дакота» задрожала. Отпихнув Тарика в сторону, Грегори схватил Малаку за ноги и сильно дернул на себя. Они покатились по земле.

Когда Грегори встал на ноги, Френкоумб закричал ему: «Быстрей, быстрей! Сюда» – и, просунувшись в люк, подал руку. Но Тарик, увидевший, что его хозяина обижают, заворчал и, бросившись на Грегори, сцепился с ним. Отсутствие времени на джентльменские любезности и знание силы Тарика толкнуло Грегори на решительное противодействие: он изо всех сил ударил горбуна ногой. Тот взвыл и согнулся пополам.

Самолет покатился по дороге, Грегори побежал вдогонку. Нога, отчаянно болела, но до люка оставалось всего несколько футов, а Френкоумб подбадривал его криками. Самолет убыстрял бег, Грегори рванул вперед и дотянулся до нижней кромки открытого люка, с минуту его ноги волокло по земле, а он пытался подтянуться. Френкоумб схватил его за запястье и протянул вторую руку. Но в момент, когда их ладони встретились, самолет взмыл в воздух. Рукопожатие оказалось для Грегори прощальным, и он, упав на дорогу, откатился по инерции на обочину, в камыши.

Рев мотора самолета заглушил на время стрекот приближающихся мотоциклов, по мере того, как самолет улетал все дальше и дальше, звук его становился все глуше. И вдруг Грегори услышал очередь из немецкого «шмайссера», потом другую. Лежа наполовину в грязной воде, среди камышей, Грегори пытался оклематься от ушибов и сообразить, видели его немецкие мотоциклисты или нет. Затем он услышал какие-то крики, немецкие приказы, снова автоматные очереди в пятидесяти футах от того места, где он лежал, потом звуки мотоциклетных моторов стихли вдали. Выкарабкавшись из грязной болотной жижи на обочину, Грегори огляделся вокруг.

Из-за туч показалась луна, самолета не было видно, и дорога тоже была пуста. Он сообразил, что немцы стреляли вслед «Дакоте», развернули свои мотоциклы и поехали за ней, стреляя на ходу, а сейчас, наверное, разыскивают Щайера и двух партизан, которых они, без сомнения, видели в свете фар. Единственное, что его могло утешить в том жутком положении, в котором он неожиданно оказался, – это то, что «Дакота» благополучно ушла из-под самого носа нацистов. [3]3
  Историческая справка: именно так механизм «Фау-2» был доставлен в Англию, однако польский инженер, вернувшись в Польшу, попал в гестапо и был казнен 19 августа 1944 г.


[Закрыть]

Добредя до места, где он оставил Малаку, он позвал его, сначала тихо, потом погромче, но ответа не дождался и решил, что, пока он отлеживался в придорожных камышах, Малаку, Тарик, Щайер и те двое подпольщиков-носильщиков углубились в болота и ушли уже на расстояние, достаточное, чтобы не услышать его зова.

Грегори, прошел немного по тропинке, ведущей к охотничьему домику, нашел место посуше и сел, чтобы обдумать положение, в которое угодил. Хуже не придумаешь! Надеяться на то, что Фрейкоумб прилетит за ним в следующую или какую другую ночь, не приходилось: немцы теперь были настороже и подобные попытки рисковать людьми ради спасения Грегори были бы безумными. Что ж, придется выпутываться самому. А как?

Вдруг его осенило: сегодня же 26-е число, производное от фатальной восьмерки, которую Малаку обозначил для него самым несчастливым из всех чисел. 17-го – еще одна восьмерка! – он попал в ту передрягу на Пенемюнде, одиннадцать месяцев назад. Его опять настигло предсказание Малаку, но он постарался откинуть в сторону все эмоции по поводу несчастливых примет и обдумать создавшееся положение хладнокровно.

Когда он пошел на это задание, он сознавал, что самолет могут сбить, что их могут застать врасплох во время погрузки «Фау», но он и представить себе не мог, что останется один как перст в Польше, не зная польского языка, без денег, без документов и с одним только поношенным, но хорошего качества костюмом под комбинезоном летчика.

Особое беспокойство вызывало то, что немцы скоро начнут прочесывать окрестности в поисках тех, кого мог высадить неприятельский самолет, а у него нет с собой документов и средств транспорта, при помощи которых он мог бы покинуть этот опасный район еще до рассвета. За вторую оплошность он себя корил и ругал беспощадно: как же он мог не предусмотреть того, что «Дакоту» могли сбить и он оказался бы примерно в таком же положении, как и сейчас. Итак, где можно раздобыть польские деньги?

Естественно, он первым делом подумал о Малаку. Поставив себя на его место, он задумался, как может повести себя пожилой еврей в подобной ситуации? Наверное, прячется где-то в болотах. Но сидеть там до бесконечности он не может. Завтра обязательно придут люди из СД, и попробуй их убедить, что ты турок, а не еврей, что сидишь в болоте и знать не знаешь ни про какое движение Сопротивления, ни про самолет, который ночью приземлялся совсем неподалеку. Скорее всего, где-то в доме у Малаку припрятана солидная сумма «на черный день», а больше всего Грегори в данный момент нужны были деньги. Если Малаку в домике, его можно убедить расстаться с частью денег, если же нет, то остается перерыть его халупу сверху донизу и найти требуемое. Но против этого тоже имелся аргумент: немцы могли уже быть там или появиться в тот момент, когда он будет устраивать импровизированное кладоискательство. Взвесив все «за» и «против», Грегори решил рискнуть.

Поднявшись с сухой кочки, он пошел по тропинке. Время от времени тропинка разветвлялась, и он боялся, что заблудится. Но он уже трижды за эту ночь ходил по ней и сейчас сбился с пути только один раз, но скоро вышел на правильный путь и увидел силуэт крыши домика на фоне ночного неба.

Осторожно Грегори приблизился к заимке. Дверь домика была распахнута настежь, и сквозь нее сочился бледный свет, разгоняя ночную мглу. Маловероятно, чтобы Малаку оставил дверь открытой по небрежности, следовательно, ребята в форме СД либо находятся внутри, либо уже уволокли бедного еврея с собой на допрос с пристрастием и оставили дом пустым. Тем не менее, Грегори подкрался к домику со всеми возможными предосторожностями и тихо ступил в квадратные тесные сени. Свет сочился через щель под дверью. Уже протянув руку, чтобы открыть дверь, Грегори услышал, как грубый голос крикнул по-немецки:

– Говори, ты, еврейская морда, а то хуже будет!

Грегори от неожиданности так и застыл с протянутой к ручке двери рукой. Не заговори немец в тот момент, и это был бы конец. То, что происходило сейчас за закрытой дверью, он ясно видел в своем воображении – все до подробностей. И для этого не надо было напрягать воображение – Малаку передавал ему всю эту картину. В следующее мгновение послышалось хныканье оккультиста:

– Я же вам говорю, господа солдаты, я ничего не знаю. Я как раз собирался ложиться спать. Я клянусь, что говорю правду.

– Это в три-то часа утра? – заржал немец. – Ты лжешь! Я знаю, что ты собирался делать…

Конца фразы Грегори не слышал, поскольку был уже вне стен домика и бежал к тропинке. Очевидно, эсдэшники поймали Малаку врасплох и одетым. Самое смешное, что он и вправду ложился поздно, так как до раннего утра просиживал над астрологическими вычислениями и отправлял разные оккультные обряды. Но в это нацисты никогда не поверят, и его турецкий паспорт в данном случае никакое не прикрытие – все дело кончится пытками, концлагерем, и ему еще очень повезет, если он избежит газовой камеры. Остается только пожалеть беднягу, но тут ничего не поделаешь, рисковать собственной головой ради этого подлого человечишки Грегори не намерен.

Внезапно он подумал, что мотоциклы этих негодяев-эсдэшников должны быть где-то неподалеку. Повернув обратно, он зашел за дом и увидел два мотоцикла с погашенными фарами, стоящими у проселочной дороги, которая, очевидно, вела в Розан. Это уже решало, по крайней мере, одну из насущных проблем: надо лишь воспользоваться одной из машин и вывести из строя другую – и все. Убираться из этого опасного района, убираться подобру-поздорову!

Сделав шаг по направлению к мотоциклам, он замер от вопля, донесшегося из дома, и Грегори наглядно представил себе, что там делают с несчастным евреем. Он твердо сжал губы и двинулся к первому мотоциклу, сознавая, что точно так же могли бы сейчас избивать и его самого. А в этом случае Малаку, не переносящий физической боли, никогда бы не пришел к нему на помощь. Вот еще один душераздирающий вопль. Это может означать только одно: из этого злосчастного неудачника выколачивают признание. Но, стиснув зубы, Грегори решил не обращать на это досадное обстоятельство никакого внимания.

Еще один истошный крик пронзил тишину ночи. На лбу у Грегори выступил холодный пот. Он закрыл глаза и подавил приступ тошноты, затем протянул руку к первому мотоциклу, собираясь выдернуть запальную свечу, нашарил за сиденьем кожаную коробку с инструментами и вдруг понял, что руки его мокры от пота и пальцы так дрожат, что он не может расстегнуть замок коробки, чтобы достать необходимые инструменты.

Из дома продолжались истошные крики. Грегори передернуло от отвращения, он хрипло выругался по-итальянски, что делал в самых исключительных ситуациях. Потом начал уже не вслух а про себя клясть Малаку: ну что он, в конце концов, собой представляет? Случайный знакомый, никто, к тому же творит всякие мерзкие обряды, заставлял свою дочь совершать с ним кровосмесительные акты, которые и довели ее до самоубийства. Чернокнижник призвал на помощь самого Сатану, и тот расправился за него с Германом Гауффом, ограбил фон Альтернов. Держал Грегори против его воли в Сассене и даже готов был убить его, чтобы тот не попал живым в руки гестаповцев и не рассказал бы о его шашнях. И наконец, именно ему сейчас Грегори был обязан тем, что оказался в почти безвыходном положении. Нет, такой человек недостоин ни жалости, ни того, чтобы рисковать своей собственной головой, чтобы спасти его.

Скользкими от пота пальцами Грегори расстегнул кожаный ранец, пошарил в инструментах и не мог найти отвертки, необходимой, чтобы вывернуть запальную свечу. А оставлять вторую машину в полном порядке было, конечно же, нельзя. А из заимки все доносятся жалобные стоны Малаку, слышно даже его трудное дыхание в перерывах между мольбами и проклятиями его мучителей. У Грегори руки опустились: нет, все же как ни гнусен и ни подл этот человек, терпеть такое от мерзких нацистских тварей не должен никто.

Решение решением, а осторожность не повредит никогда, он тихо обогнул угол охотничьего домика и, не доходя до двери, заранее снял с предохранителя свой автоматический пистолет. Прокравшись неслышно в сени, он заглянул в щель неплотно притворенной двери в жилую комнату. Зрелище, представшее взору, ничуть не удивило Грегори, а лишь подстегнуло его холодную ненависть к тем, кого Гитлер превратил в безжалостных и свирепых зверей, подонков без чести и совести.

Прошло с того первого крика Малаку, должно быть, не больше пары минут, хотя для Грегори они показались часами, но еврей еще не потерял сознания от пыток. Один молоденький живодер с квадратной физиономией держал руки Малаку у него за спиной, а второй держал зажигалку зажженной под подбородком истязаемого. Грегори не видел его лица, может, это было и к лучшему. Левой рукой англичанин толкнул дверь, а правая, в которой был зажат пистолет, поднялась, и Грегори выстрелил в того, что ближе, убив его безболезненно – в затылок, и он повалился на еврея. Второй немец отпустил Малаку и начал скрести пальцами по кобуре. Обезумевший от боли еврей рванулся вперед, споткнулся о труп и полетел прямо на Грегори. Когда произошло их столкновение, Грегори выстрелил во второй раз. Немец, уже вынувший из кобуры пистолет, не успел прицелиться, а чтобы избежать пули Грегори, он рывком бросился в сторону, ударился о комод и, потеряв равновесие, повалился на своего мертвого товарища.

Какой-то миг Грегори владел ситуацией, но этот миг оказался слишком быстротечным. Малаку, как всегда, все испортил: с широко раскинутыми в стороны руками он понесся прямо на англичанина и выбил нечаянно пистолет из его руки, а сам, завывая от страха и боли, нырнул под его руку и с воплями выскочил из входной двери куда-то в темноту. Проклиная в душе обезумевшего еврея, Грегори не упускал из виду второго немца. Тот уже успел подняться на колени и держал в руке пистолет. Прежде чем он успел поднять его, Грегори прыжком бросился вперед и ударил его ногой в лицо. Тот, вскрикнув от неожиданной боли, опрокинулся назад. Пистолет в его руке выстрелил, и со шкафа со звоном посыпались осколки фарфора. Не теряя ни секунды, Грегори подошел к нему и со всех сил ударил в пах. Из разбитого рта нациста донесся жуткий вопль, он уронил пистолет, схватился за низ живота и согнулся. Тяжелым башмаком Грегори продолжал бить немца по лицу, пока оно не превратилось в кровавое месиво, а проломленный левый висок не оставлял сомнений, что перед ним покойник.

Когда Грегори перестал колошматить уже мертвое тело, воцарилась тягостная тишина. Тяжело дыша, Грегори обмяк и оглянулся вокруг. Высасывая кровь с разбитых костяшек правой руки, он начал мало-помалу успокаиваться. Он не раскаивался в содеянном, ощущая лишь облегчение от того, что вышел из этой схватки победителем без больших потерь. Подойдя к двери, он позвал Малаку, но ответа не дождался. Очевидно, этот доходяга, совершенно не переносивший боли, сошел с ума и убежал на болота. А принимая во внимание недавнюю сцену с немцами, маловероятно, чтобы он набрался мужества вернуться – хотя бы за деньгами.

Стоя в проеме входной двери, Грегори вспомнил предсказание колдуна еще тогда, в Сассене, о том, что где-то в это время он, Малаку, подвергнется смертельной опасности, от которой его спасет Грегори.

И здесь все решают не люди, а звезды. Грегори криво усмехнулся: пророчество сбылось. Против желания, против разумной логики он был вынужден спасти Малаку. Но уж теперь-то все, хватит! Если чернокнижник снова в бегах и будет пойман – туда ему и дорога, Грегори его судьба больше не касается. Ладно, хватит забивать голову посторонними вещами, здесь есть кое-что и поважнее.

Вряд ли двух эсдэшников хватятся до утра, когда они должны будут сниматься с дежурства, но когда они не появятся в срок, их начнут разыскивать, прочешут весь район и обязательно все одиночные строения. Это уж помимо завтрашних поисков, связанных с самолетом. Но чем дольше их тела не будут найдены, тем больше у него шансов удрать отсюда незамеченным, пока не будет объявлен их розыск с указанием номеров мотоциклов, на которых они уехали на дежурство, и приказом об аресте любого, пользующегося таким мотоциклом. Поэтому, рассудил Грегори, надо часок попотеть, убирая все следы схватки в охотничьей заимке, припрятать в болотах тела немцев и выиграть на этом несколько часов.

Он секунду задумчиво постоял над трупами фашистов, потом прошелся по их карманам, вытащил бумажники и какую-то мелочь в карманах. Оба были здоровяки, на дюйм, а то и на два выше его ростом. Тот, которого он застрелил в затылок, залил кровью весь мундир, а второй, если не считать изуродованного лица и головы, вроде был жмурик-чистюля. Выбрав второго, Грегори быстро снял с него форму, а потом взвалил тело на плечи и отнес футов на пятьдесят по тропинке, затем еще футов на пятнадцать в сторону, где между высоким камышом поблескивала вода. Он на секунду остановился, переводя дух, потом швырнул тело как можно дальше в заросли камышей.

Вернувшись в дом, он взял фонарик, входивший, очевидно, в экипировку солдата, большой кувшин в углу комнаты и вышел к ожидавшим его двум мотоциклам. Баки у обеих машин были полны наполовину. Перелив недостающее количество бензина из одного бака в другой, Грегори откатил один мотоцикл к входным дверям, перекинул через него мертвое тело и, удостоверившись в том, что покойник не свалится, откатил машину с этим мертвым наездником к первому жмурику. Скинув труп, Грегори поставил машину таким образом, чтобы только заднее колесо катилось по земле, и отвел ее как можно глубже в воду, а затем толкнул с расчетом, чтобы она придавила трупы, имеющие неприятное обыкновение всплывать.