Текст книги "Бродник (СИ)"

Автор книги: Денис Старый

Соавторы: Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Боец, взяв с собой ещё троих, лихо соскочил с коня, быстро трусцой направился в сторону поселения. Мы же пока сошли с реки и укрылись в небольшом пролеске.

Уже минут через сорок разведчики прибыли и сообщили, что ничего странного в поселении не увидели, кроме как, возможно, около полусотни воинов. Такое умозаключение они сделали по количеству коней, которые расположились рядом с поселением, где им в кормушках наложили изрядное количество сена и, судя по всему, ещё и овса. Расточительство. Нашим коням приходиться быть на более скудном питании, без овса, если только не перед выходом.

– Идём гордо, не скрываясь в открытые ворота, как хозяева. Луки держим наготове, смотрим по сторонам. Ничего не предпринимаем, но, если кто-то показывает злые намерения, стрелять по конечностям, в ноги ли в руки, но не убивать, – раздавал я приказы.

Андрей промолчал. И это говорило о нём, как далеко не о глупом человеке. Вряд ли он мог похвастаться тем, что знает местные расклады, я и сам до конца расклады не понимал, но немного уже что-то о них знал. Да и обсудили же мы лидерство.

Главное, что к поселению пришли не ордынцы, а, скорее всего, бродники. Как говорится, если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе. И, похоже, Магомет пришёл ко мне. Ведь я и сам собирался идти в место, которое местные называют Белой Вежей, хотя я уже точно знаю, что это не тот город, который был когда-то хазарским Саркелом. Видимо, в дань традиции.

Кстати, а ведь в Белой Веже должен был оставаться кирпич. И Лисьяр утверждал, что этот строительный материал есть и на развалинах былого города и не только. На юге хватало городков и крепостиц хазарских, половецких, ныне запущенных.

– Ты ли Ратмир? – в воротах меня встречал невысокого роста, может, даже немного полноватый мужик.

Сразу бросилось в глаза, что у него нет двух пальцев, без которых стрелять из лука невозможно, ну или очень сложно, и вряд ли можно считаться с таким увечьем полноценным лучником, бойцом. Но, судя по тому, что остальные бойцы, неизвестные мне, значит пришлые, держаться за спиной мужика, он тут главный. Нет! Тут главный я!

– Я Ратмир! А ты кто будешь, что пришел на земли наши? – голосом, насыщенным металлом, говорил я.

Сразу показывал, что имею право повелевать. И возражающих не нашлось. Разница в поддержки меня и этого мужика, как мыши привели на встречу с прайдом львов свое кудло.

– Я Перст, послан атаманом Туром, кабы прознать всё, что происходит на землях, что по праву считаются землями бродников, – говорил встречающий меня мужик, при этом с явным испугом посматривал в сторону тех ратников, которые стояли за моей спиной.

– Бродников? Мои земли это! – я уже не просто говорил, я только что кидал вызов.

Но на переговорах порой нужно взвинтить ставки, чтобы после иметь возможность уступать в малом.

Рязанские воины показывали всем своим видом, что они только лишь ожидают отмашки, чтобы покрошить всех тех, кто сейчас стоит у ворот. Если сравнивать тех бойцов, что я привёл, с теми, что нас встречали, то разница была колоссальной.

Я привёл больше полусотни отлично экипированных, решительных, могучих воинов, каждый из которых стоит как минимум пятерых из тех оборванцев, что стояли у ворот Берегового. И опыт… Рязанцы почуяли кровь, они научились не только хорошо владеть оружием, они умеют убивать. А эта наука порой и более значительна, чем виртуозная техника боя.

Впрочем, оборванцами наши оппоненты были только лишь в сравнении, а так были среди тех десятков людей, что вышли нас встречать, и могучие, и на вид уверенные в себе мужики. Однако, в лучшем случае, они были облачены в кожаные доспехи, к которым были пришиты массивные пластины, неровные, с прорехами в защите.

Вооружены были эти люди в основном топорами, но треть имели копья. Луки так же были, но я заметил только четверых лучников. Ведь лук – это тоже очень дорогое оружие. Если только не однодеревки английского типа в полный рост.

Впрочем, мысли о том, чтобы создать целое подразделение, которое пользовалось бы так называемыми английскими луками, у меня появлялись. Это же намного дешевле, чем использовать степной композитный сложносоставной лук. Правда, пока что я всё-таки склонялся к тому, что нужно больше арбалетов.

– Так будем говорить али биться? – стараясь, чтобы голос не дрожал, но всё равно демонстрируя испуг, говорил Перст.

– На землях русских и так льётся много крови, чтобы мы её лили и здесь, на землях бродников, где и немало людей христианских. Так что я прибыл разговаривать, но это только если ты ничем не обидел моих людей, – сказал я.

Тут же заметил, что за спиной бродников выстроились и мои люди, оставленные в Береговом, впереди стоял Мстивой. Я уже несколько изучил характер своего заместителя, поэтому видел, что он закипает и только лишь ждёт, когда я прикажу драться.

Но что нас ждёт, если прямо сейчас я начну бойню? Побьём мы этих – так придут другие. Мало того, так своим поведением мы чётко покажем, что пришли сюда не мирно сосуществовать, а драться. И остаётся только ждать, когда придут ордынцы и бродники им пожалуются на неспокойных соседей.

А мы пока никак не готовы к открытому противостоянию. Так что оставалось только лишь говорить, договариваться, вливаясь в ту систему, которая есть в этих местах.

– Пошли в мой дом, будем говорить! – сказал я, направляя своего коня к воротам.

Я сделал логическое ударение на «МОЙ дом». Тут же Андрею за спину пробурчал так, чтобы меня не было слышно бродникам:

– Только не начните битву. Я потом поясню тебе ещё раз, для чего мне эти бродники нужны. Верь только, что как бы я не говорил, что не собираюсь воевать с ордынцами, они для меня всё равно враги. Вот только нужно выжить, а потом уже убивать ворогов земли русской.

И мы направились в мой дом.

Следом за мной шёл могучий великан и то и дело рычал в сторону бродников, которые шарахались от него, будто бы им в лица тычат огнём.

Так что я буду с людьми, которые сейчас меня боятся. А значит, я немного уступая, готов договариваться, и мы придём к соглашению.

Глава 15

Береговое.

19 января 1238 года

– Значит, у тебя всё же есть боевая сотня. Разумеешь ли ты, что меняется с этим на Дону? А кто ты вовсе? Боярин? Али как тебя величать? – разговор начал Перст.

– Зови меня Ратмиром. Не боярин я, но и на Дону не слышал, что бояр много, – сказал я.

– Не скажи, Ратмир, не скажи. Всяко бывало… Опальных немало приходит сюда, иные и кичатся. Токмо речные броды не место, где старые заслуги важны. Тут человек будто заново рождается, доказывает, что он право имеет на силу и власть, – Перст обосновал мне философскую базу бродников.

Важная для меня информация. И такой социум, где нужно себя ставить и быть, хоть раньше и в грязи, но на бродах в князьях – мне по душе. Осталось только узнать «правила дорожного движения», чтобы двигаться по этой дороге.

– Ты скажи мне, речной человек, а что мне нужно, кабы стать бродником? – я решил не ходить вокруг да около, а задать прямой вопрос.

Перст оживился. Было видно, как с него тут же слетели оковы страха. Наверное, я стал для него одним из тех, кто приходит к бродникам, кто после проходит по уже понятной для бывалых речных хозяев дорожке.

– Стало быть крушить все и кровь пускать более не намерен? Ежели не так, и со злом ты, то управа найдется. Коли договариваться станешь, так от силы атаман не откажется, – уже деловитым тоном, спокойно, говорил Перст.

Я даже в некоторой степени проникся к нему, так как было видно, что мужик боится, но самообладание есть и он тщательно скрывает свои страхи не только от меня, но и, скорее всего, от самого себя. И главное, что не стушевался, хотя и понятно, что побили бы и его и пришедших с ним людей, и даже не вспотели бы.

Есть разные люди. Одни и вовсе не боятся ничего, часто так и вовсе ищут опасность. Но это, как я считаю, исключение, или же даже патология. Человеку свойственно бояться, ибо так организм реагирует на любые угрозы, оберегает от глупости.

Есть откровенные трусы – они даже не стараются сдерживать свои низменные малодушные позывы и всячески их демонстрируют. Их методами, чтобы избежать опасности, является унижение, слёзы, мольба, бегство. Вот таких персонажей я уважать не могу.

А есть мужи, которые боятся, но при этом умеют совладать со своими эмоциями и вопреки тому, что, может, даже будут дрожать коленки, заставляют себя оставаться холодными и разумными в любой ситуации. Такие выполняют задачи, вопреки всем переживаниям, страхам. Перст, как я видел, из последних. Вон как оживился и даже вольготнее раскинулся на лавке в хате-мазанке, в которой мы находились.

Место для переговоров было не приспособлено. Сама мазанка, как и почти все остальные, вряд ли была просторнее, три метра на четыре. По всему периметру стояли лавки, возвышающиеся от земли на метр, или чуть больше. Под лавкам всякое добро. Тут горшки, сундуки… Куры греются под лавкой и под столом, несут яйца они так же тут, как и гадят.

На земле положена солома, на ней и всякие нечистоты. Как лотки за котами убирают в будущем, и тут выносят солому, стелют новую и все – «чистота и порядок». К подобному еще привыкнуть нужно. Но меня больше интересовало все же не жилище, а наш разгвор.

– Так ты не боярин… С чего же тогда слушают тебя. Молод ты, и в стане твоем есть витязи, что и старше и могучее выглядя? – задумчиво спрашивал бродник.

– Как ты и сказал, кто был никем, тот станет всем, коли сила и розум у мужа есть, – сказал я.

– Кто был никем… – златоустно молвишь, лепо, – сказал Перст, «катая» выражение.

– Ты не хочешь отвечать мне? Как мне стать бродником? – продолжил я обмениваться вопросами, но уже немного металла добавил в голос.

Перст задумался. Он взял кувшин с квасом, мелкими глотками стал его пить, словно бы тянул время. При этом глаза бродника говорили о том, что он сейчас размышляет.

И зачем нужно было поддерживать тот образ глупого, недалёкого, задиристого человека, которого я увидел у ворот в Береговом? Если сейчас передо мной умный, хитрый, расчётливый человек? Ведь думает, а не говорит то, что первое приходит в буйную голову. И преобразился. Хамелеон, а не человек. Не зря его отправили посмотреть, да разузнать. Этот умеет играть личины под стать обстоятельствам.

– Думаю я, что твой отряд один из тех, который был побит ордынцами. Рязанцы вы, или ещё откуда пришли, может быть, и владимирцы, которые также проиграли свою битву под Коломной. Видишь ли ты, что бродники не воюют с ордынцами, а служат им? – говорил Перст. – И тебе, если будет разговор с атаманом Туром, не гоже считать иначе. Или так, али уходите по добру по здорову. Ордынцы в миг нас вырежут и спалят. Они и малой доли неповиновения не терпят.

– Служите, али зарабатываете на всех ясак, выход данный. И платить тем, кто проходит через броды. Но дань ордынцам, боле никому. Голову склонить им жа, боле никому. И на реках мы помогаем не только ордынцам, но и любым людям, может, и генуэзцам, если те собираются идти на торг по земле, – Перст кратко, но емко расповедал мне политику бродников.

Я пристально посмотрел на своего собеседника.

– А как честь? Коли уж одному кланяешься, то и другим согнешься. И отчего же князьям русским на поклон никогда не шли, а волю берегли свою. Отчего же ордынцам подчинились? – спрашивал я.

– Прикрыться можно любыми словами, а суть этих слов одна: бродники не воюют с ордынцами, мы не можем ответить им. И переправляем мы их не за плату, если только не считать платой то, что они не убивают нас. Так что я честен перед собой и называю всё своими именами – мы подвластны ордынцам, – весьма мудро заметил Перст. – Слабы с ними совладать. Ведаем мы, какая-то сила несокрушимая. Жить хотим, как и всякая животина.

Я подумал. А ведь сам же… Действительно, я что-то и сам стал замечать за собой, что начинаю подменять понятия. Мне хочется, чтобы я оставался героическим и не сломленным, но прекрасно понимаю, что кое-какими своими эмоциями следует пренебречь и называть вещи своими именами.

Ведь я и сам стремлюсь покориться ордынцам. Да, для того, чтобы их бить. И этот аргумент позволяет мне хотя бы рассматривать вариант временного подчинения. Но от этого не получится так, что я геройски буду посылать к чёрту или ещё куда-нибудь поглубже всех встреченных мной ордынцев. Придут они и поклонюсь. И переступлю через себя. А потом только за унижение свое мстить стану. Но первое – поклон; лишь второе – месть!

– Так, как мне стать бродником, или мне придётся с вами воевать и призывать ещё другие силы, чтобы сохранить за собой два поселения? – говорил я, решив, что немного угроз всё-таки не помешает.

Конечно же, не могут бродники не увидеть того, сколь в лучах солнца отражаются начищенные доспехи грозных русских витязей. А что, если у меня будет не сотня, как считают речные люди, а три или пять сотен ратных людей? Почему-то я уверен, что могу замахнуться и на то, чтобы взять власть на Дону в свои руки. До прихода ордынцев, само собой разумеется, так как пять сотен ратных людей – это не те силы, с которыми можно бросать вызов завоевателям.

А сколько нужно, чтобы бросить вызов? И где мне искать этих людей?

– Будь со мной честным, и тогда я подумаю, как вам помочь, – заявил Перст. – Скажи кто вы и откуда.

– Да, мы рязанцы, но те, которые пусть и лишились своих домов, но которые не участвовали ни в каких битвах, не убивали ордынцев, просто не успели это сделать. Нынче у нас нету куда возвращаться. Нет дома, на реке хотим устроить новую жизнь, – выдал я полуправду.

– И мстить не собираетесь за то, что ордынцы спалили город ваш? – задал вполне логичный вопрос Перст.

Я усмехнулся. На этот вопрос у меня был красивый, как и многие лживые, ответ.

– А ты хочешь отомстить дождю за то, что он обмочил тебя? Или каким-то образом хочешь отомстить огню, который спалил посевы твои? Как можно мстить той стихии, которую не победить? – философски отвечал я.

– Ещё бы также думали все бродники, а то мутят воду… – пробормотал Перст.

И эти его слова тут же усилили во мне желание быть бродником. Я же переступал через себя. Не хотел, но убеждал, что так правильно – войти в число трусов, халдеев. Получается, что не все речные люди подчинились, склонились, прогнулись под ордынцев. Есть среди них ещё и те, которые хотят воли, кто не хочет прислуживать степнякам.

Интересно, какой процент среди бродников готов сопротивляться? Учитывая то, как они сейчас себя ведут, процент этот пока не перевалил за половину. Нет большинства у тех, кто волю больше жизни ставит.

Может быть, так случилось, что своим появлением на Дону я несколько сместил акценты и теперь уже тех, кто хотел бы воевать с ордынцами, становится больше, чем тех, кто хочет отсидеться в стороне? Как минимум у меня шесть десятков ратных людей, которые готовы умирать, но бить степное зло.

– Тут в последнее время много стало приходить беглецов, которым удаётся сбежать из плена, и они все, будто бы здесь мёдом намазано, идут на Дон. Но вот то, что пришли ратные люди, – это для нас ново… – Перст задумался.

– Я приму у себя любого мастеровитого человека. Отправляйте ко мне. И найду чем отплатить, – поспешил сказать я.

– А ты что? Словно бы в граде ремеслом решил заняться? Любо… У нас мало мастеровых, вельми мало… – задумчиво сказал Перст. – Но дай срок помыслить мне…

Я не торопил его. На столе, стоящем по середине, размером почти что на все пространство, стояла ячменная каша с мясом, очень сытная. Как показалось мне, кушание было необычайно вкусным, хорошо сдобренным солью. Так что я занимался тем, что уничтожал изрядную порцию еды. Делал это так, как мог поступить со своим самым злым врагом, нещадно пожирал.

Я поморщился. Понял, что переборщил с образами и метафорами.

– Чем жа вы снедаете, коли от такого укусного кушания морщитесь? – удивился Перст, рассмотревший – глазастый такой – мою реакцию на образы в голове.

– Богатой еды не имеем. И купил бы чего, зерна, крупы… – решил я и провентилировать вопрос торговли.

– Есть крупа… Ордынские рабы расплачивались ею. Белые зерна, никто и не ведает, что с ней делать… купишь?

– Рис? Да! – тут же сориентировался я.

– И про крупу ту ведаешь? А знаешь… Есть у тебя тот человек, что отправится вместе со мной и будет разговаривать с Туром? То наш выборный атаман, ему и принимать решение. Не могу от тебя скрывать то, что нам ратные люди сильно нужны. Разные нынче воры и тати ходят по Дону. Бывают и лихие, кто не ордынцы, но за ними идут по стопам, чтобы подбирать, как голодное вороньё, падаль. Если с этой стороны мы будем знать, что ты прикроешь, то можем людей своих и в другие места направить. Но об этом нужно разговаривать с Туром, – сказал Перст, подумал и добавил. – Готовым будь к тому, что атаман накажет кому из ближних своих жить у тебя и слово атаманское держать.

В принципе, на этом можно и заканчивать наш разговор, так как всё понятно. Может быть, и правы были те, кто связывал появление казачества с бродниками. То, что я знал до этого, и то, что сейчас мне рассказал этот речной человек, – всё укладывается в моё понятие истории ранних казаков.

А если это так, то стоит задуматься и о том, чтобы стать в этом сообществе кем-то большим, чем лишь только глава поселения. Ведь у первых казаков, пока не стали выделяться среди них знатные, все шансы были и атаманами стать. Сила, ум, удача – наверное эти три составляющие влияли на возвышение любого, кто приходил на Дон, или на Пороги днепровские.

Мы вышли из дома. Вокруг небольшой мазанки стояли рязанские ратники. Трое из бродников стояли на коленях, к их горлу были прижаты ножи. Перст, шедший за мной, попятился назад, обратно в дом. Я услышал, что он извлёк из своего ремня топор.

– Что случилось? – строго и требовательно спросил я.

– Грубили и девок за срамные места хватали, – ответил мне Андрей. – Сам же ты, голова, правила установил, что сие не можно.

Вот же жук хитрозадый!

– Так и есть. И правила едины для всех. Они уже уходят, – сказал я.

Потом повернулся, нашёл глазами Мирона.

Как бы ни жаль было отпускать кузнеца, да тем более в тот момент, когда у нас только-только начала налаживаться металлообработка, но я не видел никого иного, кому мог бы доверить такую сложную миссию, как отправиться к атаману бродников.

Тем более, что волей случая, или все же Господа Бога, но в поселении появился сын Акима, кузнеца, с которым и я был знаком. Парень заверял, что справится с любой работой. Посмотрим. Думаю его, как и Власта, Макара, вызвать сюда, в Береговое. Нужно и тут организовать кузнечное ремесло. Железа нам нужно будет очень много.

– Мирон, ты собираешься и ступай вместе с этими добрыми людьми, поговоришь с атаманом Туром и сразу же возвращайся, – сказал я.

Это та информация, которая могла быть доступна для любопытных ушей.Однако уже скоро я нашёл возможность переговорить с Мироном наедине.

– Мне надо, чтобы ты узнал, как я сам могу стать атаманом. Если нужно участвовать в поединке, на Суде Божьем, или же подговорить кого, чтобы кричали меня на следующем вече, или круге, или как там у них называется собрание… Ты должен всё это узнать, разузнать, кто такой этот Тур, и возможно ли с ним договориться полюбовно, – инструктировал я Мирона.

Надеюсь на него. Пусть уже действительно важным поступком расплатиться за свою жизнь. Об этом мы с ним говорили. И я благодарен, конечно, что Мирон сразил Врана, но о том я ярославого шпиона, ратника, кузнеца – все в одной личине – не просил.

А ещё через час, с подарком для Тура, бродники отправились восвояси. Я решил подарить атаману длинный кинжал, назвал бы его скрамасаксом, вот только все называли длинный кинжал не иначе, как «длинный нож».

Дарить доспех или коня я посчитал излишеством. Весдь в подарках тоже очень немало скрытых смыслов. Если бы я сейчас подарил много чего и дорогого, то это признание моей беспомощности, в том, что я полностью покоряюсь воле какого-то там атамана. Мол, умаслить его желаю всеми способами. Аж противно от такого осознания.

С другой же стороны, если я ничего не подарю, то это будет также обида и практически вызов. Он же статусный бродник, ему подчиняются речные люди. Если же подарю какую-то деталь, которая, с одной стороны, весьма полезна и недешёвая, выполнена качественно, а с другой незначительная, то этот – подарок самое то, чем можно будет и показать себя, как вполне самостоятельную личность, и указать тому, которому подарок будет вручен, что он не может рассчитывать на полное моё подчинение.

– Андрей, – обратился я к сотнику. – Мы решили уже вопрос с главенством, и такова моя воля: отбери дюжину ратных воинов, которые будут подчиняться десятнику Мстивою, а когда я тут буду, то мне. Они останутся на этом поселении. Иные жить будут на острове.

Андрей почесал затылок, подумал и поручил исполнять мой приказ одному из десятников, Лавру. Для меня было без разницы, кто именно исполнит мою волю, но то, что часть рязанцев останется в Береговом, – это более чем рационально.

Я бы, возможно, оставил бы и большее количество людей, однако решил забирать отсюда Лисьяра. Не справился он с возложенной на него обязанностью. А ещё начал лебезить перед пришлыми, что бросает определённую тень в том числе и на меня, как на голову двух поселений. Тем более, что Лисьяр хороший охотник и рыболов. Пусть снабжает общину мясом и рыбой. Это его уровень, на большее не тянет.

А вот люди Андрея поступили очень даже грамотно. И я уверен, что, может, не обошлось здесь и без провокации. Они, прикрывшись благими намерениями, показали свою силу, словно бы тем детинам-охальникам показали, что не зря носят свои доспехи и разъезжают на хороших лошадях. Наверняка, и девок подговорили, чтобы задами своими покрутили рядом с бродниками. Какой мужик, который о запретах не слышал, удержится от такого соблазна?

– Скажи, Андрей, а не подговорил ли ты девок, чтобы они подошли и задом своим покрутили возле бродников? – сделал я догадку.

– Кто сказал? – спокойно и рассудительно спросил Андрей.

Я промолчал, давая понять, что если кто-то и сказал, то мой осведомитель останется в тайне. Пусть бы Андрей подумал, что его люди, а нужно, чтобы это были мои люди, могут и проболтаться. Нет у них монолита в полусотне. Андрей держит ратников, это да. Но скорее они сплочены Евпатием Коловратом. Не стало бы его, то могли бы и проблемы появиться.

– Догадался ты! – усмехнулся сотник.

– А теперь давай мы зайдём в тот же дом, где только что мы разговаривали с Перстом. Кое-что я тебе уже сказал, но о своих планах не поведал. Ты должен знать, что я задумал. Мне поддержка нужна, а не то, что ты будешь за моей спиной подговаривать девок или мужей что-то делать. Мне нужно подчинение, чтобы планы мои не рушились, – сказал я и рукой указал на дверь в ту самую мазанку, где ещё полтора часа назад проходили переговоры с бродниками.

Да, я рассказал Андрею и про то, что собираюсь мстить, хотя он об этом уже и слышал, и то, как я это намереваюсь сделать. Он слушал, не перебивал, хотя я видел, что многие нюансы того, как предполагается действовать, Андрею не нравились, особенно когда я стал объяснять, что придётся поклониться ордынцам, когда они будут проходить рядом.

– И девицы должны быть у нас такие, кабы можно было подложить под ордынца, чтобы добрых жён они не трогали, а жён тех прятать в лесах и кабы жили они на островном поселении, дальше отсюда, – говорил я.

– Складно говоришь ты обо всём. Токмо решать будет всё равно Евпатий Коловрат, – сказал Андрей.

И теперь я окончательно понял, что именно сотник мне ни в коей мере не соперник. Он услышал все эти сложности, через которые я предполагал пройти, чтобы начать свою борьбу. Он понял, что ничего не понял, кроме лишь того, что нужно будет устраивать засады.

Значит, передо мной лишь только исполнитель, человек, который может устроить ту самую засаду, за которым пойдут ратники, но который не сможет прокормить людей, организовать производство, тыловую базу, чтобы оснастить не один десяток воинов. Умный, расчетливый, хитрый воин. Но лишь воин, а не торговец, управленец, кто-то иной.

Но многого он ещё и не знает. Не думаю, что нужно раскрывать свои карты перед каждым, даже если он по всем понятиям и логике не должен предавать.

– Я останусь сам в Береговом и поживу недолго. Дождусь, когда вернётся Мирон. С тобой мы договорились, и ты поклялся и на кресте, и богами, что худого мне не сделаешь, – озвучивал я своё решение Андрею.

На самом деле, у меня появилась какая-то чуйка, что мне непременно нужно некоторое время пожить в Береговом. Сперва это странное ощущение я списал на то, что просто не хочу видеть Танаис, чтобы опять не «поплыть» в её присутствие. Но теперь склоняюсь к тому, то не девице дело. Или не только в ней.

Хотя с Андрея взял слово, что никто девушку обижать не будет, напротив, что он будет следить за тем, чтобы не приключилось какой беды. Ревность внутри себя я подавил. Ещё мне не хватало из-за ревности начинать такие ссоры, которые могут влиять и на мою судьбу, и на судьбу двух поселений, на которых проживало уже немалое количество людей.

– Лисьяр, – уже прощаясь с уходящими рязанскими ратниками и бывшим старейшиной поселения Береговое, обратился я к нему. – Передашь Макару, что нынче ты голова над охотниками и над рыболовами. И кабы и рыбы, и зверя снова было у нас вдоволь. Сюда, в Береговое, кабы посылал часть улова и добычи каждые три дня.

А потом я просто лёг в тёплом помещении, пускай из которого и ещё до конца не ушёл угарный газ, и уснул таким сном, что, если бы и пушка выстрелила, то мог бы и не проснуться. Хотя очень хотелось, чтобы выстрелила пушка, и чтобы именно я стоял возле неё и смотрел, как улетает ядро или картечь в сторону врага.

– Как сделать так, чтобы не через полтора или два года селитряные ямы дали селитру, а уже завтра, – с такими нереальными мыслями я и уснул.

И точно, чуйка меня не подвела. Последующий день принёс события, по сравнению со всем остальным, что со мной случилось, важнейшие. Если только не считать сам факт появления в этом мире, они были самыми тревожными и, я бы даже сказал, судьбоносные.