Текст книги "Бродник (СИ)"

Автор книги: Денис Старый

Соавторы: Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Русь непокоренная 2. Бродник

Глава 1

Поселение.

5 января 1238 года

Стояли, смотрели друг на друга. Я на людей, ставших против меня. Они же искали поддержки друг от друга. Но решительных не было. Все же мой воспитанник вселял людям страх. Это было видно. Я не боялся, Видана не реагировала на Дюжа. Но вот остальные…

Немая сцена затягивалась. Ситуация патовая. Но по всему видно, что запал людей иссекает. Что им делать? Биться со мной? Так это бессмыслица. Мало того, что отхватят, так еще и не получат ничего. Я людей люблю, я их спасаю. Но… Всему же есть предел, в том числе и моему милосердию.

– Знаете, что будет? – спрашивал я, наконец, решив сыграть на том, что якобы умею предвидеть.

Было видно, что люди меня уже не хотят слушать, но вынуждены. Они больше смотрят на Дюжа. И даже не хочется думать о том, что могло бы случиться, если бы его не было за моей спиной. Неужели все же напали бы? Это вряд ли, но некоторые преференции, при наличии у меня такого громилы, имеются. Становится ещё более понятным, как ныне покойный Плоскиня мог поддерживать свою тиранию в поселении Бродников.

– Услышьте же меня, люди! Не пройдёт и двух месяцев, как падёт Владимир, падёт Москва. Если кто-то думал, что можно будет укрыться у черемисов на северо-востоке, так через месяц падут селения до Городца и дальше. Желаете укрыться в Киеве? Или в Чернигове? Так не в этом году, но следующей зимой падут и эти города. И те, кто пришёл сейчас к нам, устремятся и дальше, к венграм и другим немцам, – кричал я, стараясь своим словам добавить таинственности, сыграть на суевериях и религиозности этих людей. – Вижу я, что латиняне походом пойдут на Псков и Новгород. Там же будут и шведы, и даны. Литва бесчинствует в полоцких землях. Мы же здесь пока никому не нужны. Но будем готовить не только своё поселение, но и те места, куда мы сможем уйти, если будет опасность.

– Но как же нам быть? – спрашивал озадаченный Макар. – Ордынцы на юге. Почитай всего в пяти десятках верстах. И пришлые бродники сказали, что ходят по Дону даже и купчины генуэзские.

– Ходили. Кому они нынче будут торговать? Рязани? Коломне? Владимир возьмут, так и гостям торговым нечего там делать. И бродников не трогают ордынцы, – сказал я.

– Так мы и не бродники, – сказала Мила, голос которой дал петуха.

Испугалась? Правильно. Пока еще по-тоненькому ходим.

– Так станем бродниками! Разве же мы не они? Разве серед их мало русичей былых? – продолжал я взывать к людям.

Ну не хотелось мне радикального решения проблемы.

– А месть? А как нападать станем на ордынцев? – с обидой в голосе сказал Волк.

Молодости часто хочется находить очевидное. Но часто в жизни бывает так, что нужно принимать компромиссные решения. Нужно легализовываться. А мстить? Так будем. И о том всем присутствующим знать не нужно.

– А тебе все воевать! – высказалась бабка Видана, до того молчавшая.

Колебались ли люди? Да, безусловно. И ко мне подходили те, кто хотел выразить поддержку именно моей линии. Оказывается, что таких тоже немало.

Крайне неожиданно было, что, подумав, посмотрев мне прямо в глаза, ко мне, следом за своим братом Митрофаном, ставшим, между прочим, первым, кто вышел из толпы и стал рядом со мной, вышла и Любава. Конечно же, тут же, демонстративно взведя свой арбалет и поправив русский меч на своём генуэзском поясе, подошёл Лучан. Да, он на поселении только из-за рязанской красотки. Ну пусть так. Примем к сведению.

После того, как воспитанники сделали свой выбор, ничего не оставалось деду Макару, кроме как последовать за ними. Он встал со мной, чуть позади. Макар всё же своей первостепенной задачей считал присутствие рядом с Любавой и Митрофаном.

Каким-то образом, я уже и не наблюдал за ним, но Мстивой отмахался от женщин и по дуге прибежал ко мне. Вышла и Беляна, ведя за руку своего трехлетнего сына. Так себе поддержка. Но приятно.

Возможно, услышав, или кто-то рассказал, но в поселение вернулся Лисьяр. И все те пришлые, что были с ним, со своими жёнами, также стали рядом со мной.

Власт оглядывался затравленными глазами по сторонам, ища поддержку. Он уже пробовал пятиться назад, но упёрся спиной в выкаченную вперёд грудь своей жены. И не сказать, что Мила в этот момент всё ещё оставалась такой же агрессивной.

Подошла бабка Ведана. Она посмотрела мне прямо в глаза. Казалось, что даже подмигнула, а потом выкрикнула:

– Пророчество от того, кто был убит, но кто выжил! И перед богами и Господом Богом Христом я свидетельствую в этом. Разве же вы не видете, что никто не помер. А сколь должно было еще при переходах. Опосля, как Господь дал манну небесную народу израилеву, мы нашли еду и не померли. Так отчего разуверились вы? – и голос ведьмы был таков, что пробирало и меня, с надрывом, громким, въедливым.

А потом, когда толпа зашумела и люди стали переглядываться друг с другом, бабка шепнула мне на ухо:

– Если сгубишь людей, прокляну и в аду тебя найду и там убью. А если Беляну обидишь, то и при жизни найду и убью.

– Будешь меня пугать, так сама долго не проживёшь, – в ответ шепнул я женщине, но голос мой не был угрожающим.

Скорее, я лишь слегка одёрнул ведьму.

– А что до половцев? Они придут, – выкрикнула Акулина.

Шепотки прекратились, все уставились на меня, уже молчали и внимали словам, что я произнесу. Страхи еще присутствовали. Но если я такой вот, по словам ведьмы, любимец богов, то должен решать все проблемы на раз. Опасно это. На раз не каждую проблему решишь. А если оступлюсь? Так снова бунт? Нет, нужно будет серьезнее относится к коллективу, да и наказывать пора. Без наказания нет порядка.

– Отправлюсь на их поиск, ежели я згину… И тогда вы вольны делать всё то, что хотели. Заберёте и поделите серебро и весь скарб, который есть у нас, и пойдёте куда пожелаете. Но помните, что я сказал, ибо это верно, и ещё немало русских городов будут сожжены, а люди угнаны в полон, – сказал я, понимая, что даже не спросил, а сколько вообще этих половцев пришло.

Мне не верилось, что здесь будет сколь большой отряд. Зачем этим степнякам уходить в глухие леса и бродить по болотам, которых они и вовсе должны бояться?

– Тогда так… Бунтовать прекращаем. Все за работу. И если по возвращении узнаю, что кто-то залез в наш общий скарб или ещё чего натворил, то буду принимать очень жёсткие решения, – говорил я. – Изгнание без ничего! Это станет наказанием.

«Что равносильно смерти, » – подумал я, но не стал озвучивать.

Обвёл глазами всех присутствующих. Не заметил ни у кого невысказанного недовольства или несогласия с моими словами. Видимо, всё же сдулись лидеры протестного движения.

Репрессии? Наверное, наше общество ещё не такое, чтобы они были. Но то, что Власт перестанет получать больше благ, чем другие. Более того, паек уменьшу. Его жене стоило бы похудеть. Но наказывать нужно тогда, как все выдохнут и это скоро произойдет.

– Выход из поселения для всех свободный. Каждому уходящему выдам по две гривны серебром. Ну и еды на два дня. На большее не рассчитывайте, если кто собирается пешком пробираться через лес и болото в поисках своего счастья, – сказал я. – Кто украдет, то я скоро вернусь. Отправлюсь за вами и… не нужно творить безчиние.

Тут же прихватил всех, кроме побитого Мстивоя, которому и предстояло, если что присматривать за ситуацией. И отправился в ту сторону, где был взят половец. Тут же и Видана, сделавшего свой выбор и которую бабы боятся, пуще огня. Макар тут. Так что большинства у бунтовщиков нет. Они уже серая масса, не способная к бунту без поддержки будь каких лидеров.

Скоро пробирались через заросли, обходили болота, переступали через поваленные бревна. Старались идти тихо, но далеко не всегда это получалось.

– Вспоминай! – давил я на Волка, требуя от него вспомнить все обстоятельства, при которых они смогли в буквальном смысле застать без штанов половецкого воина.

– Говорю же, Голова, что видел ещё четверых, и точно там были две бабы. Остальных не рассмотрел, может так быть, что и нет их. Они все конные, и я телег не видел, – явно огорчившись на то, что вместо похвалы и восхищения парень получил взбучку, отвечал Волк.

Шедший впереди Лисьяр, как самый опытный лесник, поднял руку и сам присел. Тут же Лучан взвел арбалет. Приготовились к бою и другие. Постояли. Осмотрелись. И потом, полуприсядя, пошли вперед и немного правее. Скоро Лисьяр дал знак расходится в стороны. Пусть мы не оговаривали условные жесты, но все сразу поняли, что нужно делать.

Остановились у поляны. Сперва я увидел человека в одеяниях на манер половцев-кипчаков, ну насколько могу судить. А на вид мужик был, скорее, славянином: светло-русый, нос картошкой, как в будущем говорили «с рязанским лицом», определяя чуть ли не эталон внешнего вида русского человека.

– Замерли! – приказал я, перехватывая командование у Лисьяра.

Из-за дерева еще раз посмотрел на поляну. Мужик, будто бы тот зверь, ходил вокруг, вынюхивал и прислушивался. Складывалось ощущение, что он больше доверяет своему носу и ушам, чем глазам. Передвигался вполне бесшумно, уж точно не хуже меня. Но в этом навыке он уступал Лисьяру.

И будто бы нас заметил.

– Лучан, стреляй! – приказал я, и тут же из арбалета в сторону мужика устремился болт.

– Бдынь! – пущенный из арбалета боеприпас воткнулся в дерево рядом с мужиком.

Так и мыслили. Пока никого убивать я не собирался. И уже понятно, что половцы половцам большая рознь. И этому народу, в большинстве, приходится не многим легче, чем русичам.

– Разумеешь ли славянскую речь? – выкрикнул я, между тем выходя из своего укрытия.

Волк и ещё один человек, пришедший с Лисьяром, охотник Годун, направили свой арбалет и лук в сторону всего лишь одного половца. Или не половца вовсе.

Если весь сыр-бор, который случился в поселении, всего лишь из-за двух человек, один из которых был захвачен Волком? А, нет, боевитый подросток говорил еще что-то о женщинах.

Ну не из-за этого, конечно, или не только потому что половцы радом. У людей накипело. Но уже к градусу кипения подходит и моё терпение. Начинаю всё больше понимать, что играть лишь только в гуманизм – явно быть не понятым в этом мире.

– Речь славянскую разумею получше вашего, – сказал на чистом русском языке мужик. – Вы ли моего человека убили или забрали с собой?

– Сперва ты скажи, кто ты и что здесь делаешь? – спрашивал я, подходя метров на десять к мужику славянской наружности, но в кожаных штанах, по примеру того, как носят половцы.

Было видно, что он в годах, как бы не под пятьдесят лет, что для этого времени прилично. Но держался моложаво и взгляд не отворачивал, если только косил зрачками, выглядывая не лучшим образом замаскированных моих бойцов.

– Чего решил ты, что я буду тебе отвечать? – спрашивал мужик, при этом я уже чувствовал признаки его растерянности.

Это было бы объяснимо, если бы он оказался один, но из леса вышел ещё один мужик, держащий лук на изготове.

– Вот как! – усмехнулся я.

Вид вышедшего воина был грозный. Сразу понятно, что воин. Глаз зоркий, облачен в кольчугу, на поясе ножны от сильно изогнутой сабли.

– Разойдемся миром, незнакомый человек из леса, – уверенным голосом говорил мужик. – Отдайте нам взятого вами человека. Он живой?

– Дядька! – послышался звонкий девичий голосок.

Кричали издали, метров со ста.

– Дядька, я иду! – голос приближался.

Третьяк, напарник Волка, направил свой арбалет в сторону, откуда были звуки. Волк, стоящий рядом, тут же ударил по арбалету, но стрела ушла, в сторону, но все же.

Все напряглись.

– Отрок неразумный, – усмехнулся я, стараясь разрядить обстановку.

Необычайно любопытно было, кто же так кричит, ломится через ветки, чтобы оказаться на поляне.

– Дядька, я уже тут!

– Вот же неугомонная егоза, – пробурчал мужик, но в словах, кроме осуждения, ещё явно читалась любовь, и тревогу мужику уже не получалось скрыть.

Он посмотрел на меня: глаза были, я бы даже сказал, умоляющими. Ещё полминуты назад мужик смотрел на меня более решительно, явно демонстрируя, что без боя не дастся.

– Ты отпустил бы нас, добрый человек, – говорил мужик. – Я дам тебе три гривны, всё, что у меня есть. Иди своей дорогой, Бога ради, Годияра только отпусти, если он жив. А будет мёртв, так веру брать с тебя не стану.

Что-то мужик вообще поплыл.

Мы обступили поляну, на которой и застали врасплох и мужика, и того его сопровождающего, который крутил луком из стороны в сторону, наверняка изрядно напрягая мышцы, ибо тетива была натянутой.

– Если всё так… – задумался я, на самом деле выигрывая время. – Если всё так, то и я зла никому не желаю, ежели ты не из тех, кто нынче землю Рязанскую и Владимирскую огню придаёшь.

– Да Господь с тобой, добрый человек, – поспешил ответить мужик, посматривая себе за спину, где уже, пробираясь через кусты, ломилась обладательница звонкого голоска. – Мы же из половецкой Орды хана Сугры, не менее рязанцев пострадали от Орды Бату-хана. Також билися бы мы с вами, будь вы монголы Так мы пойдём?

Конечно, просто так отпускать этих людей я был не намерен. Мало ли, мне сейчас в уши елей льют, а это только разведчики большого отряда, который точно уже тогда придет к нам по нашим же следам.

– Дядька, я тут! – спотыкаясь о коряги, чуть было не падая, но при этом не роняя лук, с которым прибежала девица, выкрикнула звонкоголосая девица.

Она поправила волосы, закидывая их за спину, выпрямилась, вложила стрелу в свой лук.

Пришло время теряться мне. До чего ж, чертовка, хороша! Кожаные штаны, облегающие стройные ножки, кожаная куртка, также кое-что облегающая, создающая полёт для фантазии.

Девушка была столь хороша, с правильными чертами лица, немного азиатскими, но явно смешанных кровей. Она была темноволосая, невысокого роста.

Но поражало и восхищало даже не это, хотя и без того я уже признавал за девушкой первое место среди всех красоток, что встречены мною в этом времени. Готовая сражаться, примчавшаяся с луком наперевес, на поясе у неё болтался то ли тесак, то ли уж очень хороший меч. Валькирия воинственная, не иначе.

Как же это притягательно, когда девушка не столь покладистая, как у нас в общине, боевитая… Или тут дело не только в этом?

– А ну отвечай, где Годияр, или я пущу стрелу в твою шею и буду слушать, как ты захлёбываешься своей же кровью, – сказала с угрозой она.

– Экая воинственная! – усмехнулся я.

– Танаис, нет! – выкрикнул мужик.

Было видно, что девица была готова стрелять, не смотря на то, что у нас и численное превосходство и гости в нашем лесу, словно бы на ладони и под прицелом. А мои стрелки все возле деревьев.

– Дядька, но как же. Давай убьем их, али сгинем. Нет нам места в иных ордах и в своих кочевьях, – будто бы умоляла боевитая и безрассудная девушка.

Такие слова, да ещё и в кожаном одеянии… Да что же это такое? Никогда же в подобные игры не играл, и вот опять…

– Годияр у меня. Теперь я жду ответы на свои вопросы, – сказал я.

Мужик замешкался. Девица же бдительности не теряла. И мне даже отчего-то было это неприятно. Я, значит, борюсь со стеной, чтобы собрать свою волю в кулак и меньше обращать внимание на бурлящие гормоны, а эта амазонка и не замечает меня…

Так что вывод для меня только один – необходимо обуздать гормоны молодости и вспомнить о том, что я далеко не юнец, чтобы таять, как сахарный, от вида даже такой красавицы и воительницы, что сейчас наблюдаю.

– Я не могу сказать тебе всю правду. Но мы не воинственны… – мужик старался подбирать слова, видимо, не выдавая всю подоплёку, почему он и его спутники оказались здесь.

Я размышлял. Причём постоянно приходилось отгонять, словно бы назойливую муху, похоть. А, возможно, даже и что-то большее, что сейчас испытывал мой молодой организм, недавно вкусивший приятности близости с женщиной. Требует, видимо по всему, новой дозы любовного наркотика.

И, судя по тому, как он… ну пусть, я, реагирую на необычную, оттого уже интересную девушку, есть тенденция к переходу на более тяжёлые вещества, замешанные на любви.

Ситуация сложная. Звать в гости не могу. Отставлять тут же, не поняв стоит ли ждать опасности, нельзя. Мало ли и где-то рядом тысяча половецких всадников ждут приказа. Правда до степи от сюда верст сорок, или около того. Но все в этой жизни возможно, да и в прошлой так же.

Но что будет, если я этих людей приглашу к нам на поселение? Может, разорвут в клочья всех тех, с кем в том числе ассоциируется горе людей, пошедших за мной? Попугать общинников половцами?

Я искал причины, чтобы не отпускать явно заблудившихся в лесу людей. В поселение их не поведу, но рядом пусть постоят, переночуют.

– Принеси мне еды! – вдруг потребовала девица.

И я рассмеялся. Экая барыня!

– Пошли! Накормлю, если по добру попросишь. А станешь приказывать, так с лешим договорюсь, кабы… – говорил я, но осекся.

Фантазия нарисовала, что леший может сделать с такой красоткой. Чур меня. Нужно будет к бабке Видане обратиться, чтобы это колдовство с меня сняла.

Я? Это я о таком думаю? Скоро побегу такими темпами замутнения мозга восхвалять Перуна.

От автора:

✅ Новинка в редком, но популярном жанре – обратный попаданец

Я раскрыл предателей, торгующих секретами новейшего оборонного проекта

Но меня убили и самого назвали предателем, чтобы запутать следы

Вот только я очнулся спустя месяц – в теле студента, погибшего в аварии

Враги празднуют победу, не зная, что я иду за ними

/reader/504558/4755869

Глава 2

Лес рядом с поселением.

5 января 1238 год

– Никуда я с тобой и не пойду! – выпалила девушка, которую старик называл Танаис.

Красивое имя, Таня…

– Оставайтесь здесь. Еще бы за вами гонятся за тридцать верст, – сказал я.

Намеренно исказил расстояние. Пусть думают, ну если только попробуют выяснить, что мы из общины Врана. Но положа руку на сердце, хотелось, чтобы они не спешили уходить. И еще… Есть такое у мужчин по отношению к женщинам, которые им нравятся. Хочется обогреть, накормить, одарить подарками.

А Танаис мне понравилась, однозначно. Пора бы принять, как данность прекратить рефлексировать, сопротивляться, а жить с этим.

– Мы не знаем, куда идти, – явно нехотя, вынужденно признавался мужик. – Мы шли к большой реке и уже должны были выйти на неё, но её нет. А лишь только буреломы, деревья, кустарники и болота, – он понурил голову. – Видать, Леший нынче не принимает меня за своего, кружит, и не могу разобрать, куда. Помоги – мы заплатим!

– Дядька Глеб, ну как же так? – возмутилась девица. – Как можешь ты просить?

– А вот так, дочка! Три дня мы уже кружим. И если Леший решил нас блудить в лесу, то и не отступится. А хлеба у нас нет, и молока нет: кобылье молоко Леший не любит, ему козье, оленье, коровье подавай. Лесное он существо. И ты нагой обнимать деревья не желаешь, – сказал мужик.

Было видно, как девушка смутилась, покраснела, даже чуть опустила лук и начала прятать глаза. Боже! Какая же милота! Не включил бы мозг – точно поплыл бы.

– Сколько вас? – спросил я.

– Три мужа, включая меня, и взятого вами Гедеона… Он живой? – сказал мужик.

– Живой. Но своих ратных, старик, учи лучше. Его взял мой отрок, – сказал я и посмотрел в сторону Волка, который стоял с открытым ртом и, казалось, даже не моргал – пялился на девицу.

Не по годам она ему. Ей явно было больше шестнадцати лет, а Волку едка четырнадцать. Чур меня! Неужели ревную? Подумав об этом, я даже улыбнулся.

– Насмехаешься над нами? – грозно спросил мужик.

– Если у вас нет даров даже Лешему, то, видать, и сами голодны? – вместо ответа спросил я.

Между тем я смотрел на девушку и заметил, как она сглотнула слюну. Точно голодная.

– Мы, на манер зверей-убийц, чингизидовых внуков, кровь лошадиную пьём, – между тем горделиво сказала девчонка.

– Оттого твоя Бурка уже еле держится, что вся изрезана, – нравоучительно заметил мужик. – Пожаалела бы животину!

Нет, всё же милота зашкаливает. Девица ещё и кровь пьёт – живодёрка! Ну как такая не может привлекать внимание? Как минимум, внимание.

– Много заплатишь? – прикрывая своё желание безвозмездно накормить и одарить путников, вернее путницу, прикрылся я рационализмом.

Хотя серебро мне ну никак сейчас не ценно. Пока что добрый инструмент и еда – вот ценнейший для нас ресурс.

– Как и сказал, три гривны за то, что выведите нас к реке и покажете как лес этот миновать, дабы выйти в степь между Доном и Днепром, – тоном опытного торговца сказал мужик.

Не знаю я ценности гривен. К моему великому сожалению, супермаркетов поблизости не обнаружено. Может быть, в этих краях и вовсе серебро не имеет хода, а люди более практичны и, если и торгуют, то скорее обмениваются вещами и продуктами. Хотя, для чего-то убитый мной предводитель общины бродников хранил серебро. А винить Пласкиню в полном идиотизме я не стал бы даже после смерти его.

– Зови остальных своих людей. Кто еще остался? Баба за конями приглядывает? Оплата за мою помощь будет в том, что ты расскажешь, что видел, что происходит в степи и от чего вы убегаете, – принял решение я, улыбнулся и добавил: – а еще Танаис пущай менее строптивой будет и уважительно говорит. У нас бабы не забалуют.

Вот это я сказал, и чуть не поморщился. У нас не забалуют бабы? Ну да… Себе-то врать не нужно. Только случился самый что ни на есть бабий бунт.

– Это великая плата, куда как больше, чем-то, что я тебе предлагаю, – сказал мужик, вновь торгуясь.

– Дядька Глеб! Что он предлагает? Я не согласная, не стану я покладистой с этим… я и пустить стрелу могу, – сказала неугомонная девица.

Я, почему-то не услышал в своем требовании, чтобы Танаис умерила свою строптивость, подтекста. Однако… О чем думает эта чернобровая головка?

– Иной платы не будет. Но ты ещё и должен понять, если мудрый человек, – нарочито проигнорировав очередные женские стенания, продолжал говорить я. – Пойми, что так вы ещё и жизни свои покупаете. Да и выкуп за твоего человека, который у меня в поселении, я не требую. Так что решай, пока есть такое предложение, иначе я передумаю.

Мужик подошёл к девчонке… ну, пусть, к молодой женщине. Но то, что она выглядит для меня и воспринимается мной как женщина – факт. И слава Богу! А то трудно мне, старику, жить с тем, что вокруг одни молодые или вовсе малолетние. Ведь и бабка Видана для меня, того, что покинул будущее, молодка хоть куда. А сейчас посмотрю. Я аж вздрогнул.

– Нет! – уже в который раз выкрикивала девушка, реагируя на сомнения мужика.

А тот ей всё что-то вдалбливал и вдалбливал.

И вот уже строптивая амазонка начинает кивать головой.

И почему в природе так заложено, что к строптивой женщине мы, мужчины, относимся, как охотники к умному и резвому зверю? Так, чтобы в конце концов обязательно его добыть. Но только чтобы повозиться пришлось, ибо сразу и все – не столь интересно.

Ну а женщинам часто нравятся бунтари, уж никак не домашние мальчики, им лётчиков или откровенных бандитов подавай. Ну или я в чём-то ошибаюсь? Но ведь ещё наше всё, Александр Сергеевич Пушкин, на что-то похожее намекал. Знал, наверное, бунтарь, за что именно его любят женщины.

Мы возвращались к поселению, я улыбался. Хотя особых причин для веселья не было. Но складывалось впечатление, что я, как тот дед Мазай, – всё бегаю и собираю тонущих зайцев. А мне бы не зайцев, а волкодавов и побольше.

Я, к примеру, уже меньше думал бы о том, как ужиться с соседями, а поглотил бы их и стал ещё сильнее.

* * *

Поселение

5 января 1238 года

– Ну и отчего вы смолчали? Али вам по нраву всё? – между тем решила устроить в поселении свой митинг жена Власта, Мила.

– Прошу тебя, не надо, – одёрнул Макар Мстивоя, когда воин решительно направился к очередному стихийному вече. – Пусть выговорится. Коли затыкать людям рот, то тут али оружием, али никак. Токмо кого побьешь, и не будет пути иного, как страхом держать людей.

Воин послушался старика. Мстивой не хотел слушать ни единого довода против Ратмира. «Министр обороны поселения» остоянно искал себе оправдание в том, как это он смог подчиниться десятнику, ну а теперь видел, что десятник этот и воеводы стоит, будучи благодарным за спасение жизни. Так что был готов действовать грубо и решительно. Но и Макара Мстивой уважал.

– Мила, а разве ты не узрела очевидного? – в разговор встряла бабка Ведана.

Все замолчали. Вот уж у кого действительно был глубокий и основательный авторитет. Ведь бабка эта была не только знахаркой, она была ещё и ведьмой, причём, «бабьей». Если заговор какой надо, да приворот, то это только к ней. Ну а перечить кто будет, так Ведана проклянёт. И все были уверены, что проклятия эти работают-таки.

Был бы в поселении хотя бы один священник, то можно было бы даже перечить и ведьме, надеясь, что истинная молитва оградит. Всякому известно, что крест и молитва отца отваживает всю нечисть, может разрушить любой заговор и проклятие. Ну или почти любой.

– Он довёл нас сюда. Сколь часто мы видели людей и нелюдей, что угоняют в полон? А всё первые замечали, да поспевали прятаться. И по всей дороге мы находили те леса, куда за нами никто не шёл. А как освободил он вас? А то, что на груди у него рана, от коей помрёт и самый дюжий ратник. А как духи реки взяли ворога к себе, а Ратмира отпустили? И Волот этот, Дюж, коий хозяина выбрал душой, но не разумом. Умер кто у нас? Тьфу… – Ведана сплюнула перед собравшимися бабами и мужиками, и те ужаснулись, будто от слюны ведьмы искры пошли, ну или сильнотаксичный яд извергся.

Они смотрели на ведьму с расширенными глазами, ждали, кого именно она проклинает. Власт, набравшись мужества, загородил собой свою жену. Хотя у ремесленника тряслись колени.

Однако Ведана развернулась и пошла прочь.

– Расходимся! – вдруг, неожиданно для всех, может, даже для самого себя, сказал Власт.

– Пошли домой! – грозно повелел строитель. – Пора напомнить тебе твоё бабье место.

Мила опешила. Нет, у Власта иногда проскальзывало желание «научить» свою жену. И бывало, что плёткой прохаживался по её спине. Но это было так давно. А так она обычно понукала муженька своего.

Не могла жена ослушаться такого тона и требования своего мужа. Тут она уже пострадает и свой авторитет, и мужний… Так что поплелась Мила, предвкушая «науку».

– Ну вот и всё… – сказал Макар.

– Может, уговорить Ведану, чтобы головой стала? – мучительной улыбкой усмехнулся Мстивой.

– Не приведи Господь! – сказал Макар и перекрестился. – А всё началось ещё с того, что пилу вчера по вечеру доломала Беляна. С нее хотели спросить, да Акулина, сорока, разнесла весть, что Беляна ночью грела Ратмира. Ну и пришлые от наших соседей стали рассказывать небылицы, что рядом бродят враги наши. И половец этот…

– Кабы по мне, так я сделал бы здесь крепость и оборонялся, – пробурчал Мстивой.

Макар только покачал головой.

– А что до половца – так допросили его. И на славянском языке он речёт. И не супротивляется. Пять их здесь всего. И бегут они. Думали через лес пройти на Дикое Поле. Какая ж это нам опасность? – сказал Мстивой и всплеснул руками. – Почитай такие же погорельцы, как и мы.

– Ну, будет нам. Голова скоро вернется, а мы все с пустого в порожнее переливаем речи свои. Пойду людей занимать. В труде оно меньше дури в голову приходит, – сказал Макар и начал выкрикивать призывы начать уже, наконец, что-то делать.

Скоро работа закипела с такой интенсивностью, что можно было диву даваться. Топоры взметались ввысь, с силой, нерастраченной в попытке бунта, углублялись в стволы деревьев. Щепки летели в стороны так, что бывшим рядом прилетало и по рукам, а кому и в лицо. Словно бы деревья давали пощечины людям, забывшим добро и решившим бунтовать, не имея четкого плана, что делать дальше.

Приходилось работать больше топорами. Пилы, выделанные далеко не из лучшего железа, сломались, и из них собирались сделать то, что Ратмир назвал «ножовкой». Правда, никто не делал предположений, что и такой инструмент долго проживёт при интенсивном использовании. Вот были бы пилы булатными, то да. Но кто же узор [сталь] станет тратить на такое орудие труда?

И даже бабы схватились за топоры и стали рубить деревья. На левом берегу Дона уже была прорублена просека как бы не в пол десятины земли. И теперь она быстро расширялась. Работали так, что вокруг стоял треск, и можно было не услышать самого себя. Иступлено рубили, может кто и представлял вместо дерева злодея, или так бил по своим страхам и тревогам, прогоняя их прочь.

* * *

Я возвращался в общину со смешанными чувствами. С одной стороны, хотелось рвать и метать, и начать наказывать. С другой стороны… почему-то также хотелось наказывать. Как ни крути, а хотелось наказать. Вот иду и посматриваю на облегающие женское тело штаны и куртку, и хочу наказать. Да так, чтобы не один раз.

Нет, придётся сдержаться, причем во всех смыслах. И в отношении сельчан прежде всего. По крайней мере, стоит воздержаться от исключительной меры социальной защиты. И нет, я не имею в виду казнь, ее я даже не рассматриваю. Для меня исключительной мерой является изгнание людей из общины.

– Пока тут будьте! – сказал я, указывая на небольшую поляну перед рекой и нашим островом. – Я вернусь к вам.

Конечно, оставил в наблюдателях сразу четверых человек. Одного Волка, Лисьяра, ну и двоих его людей. Сам же возвращался на поселение. Был готов к продолжению споров и посматривал на Дюжа, чтобы он не отставал и, если уж придется, то хотя бы своим присутствием помог мне.

Но… что же я увидел по возвращении?

– Когда выходили, тут был лес, – усмехнулся Лучан, указывая на место, где словно те муравьи, не менее чем три десятка человек, трудились в едином порыве.

Мне помахали руками и что-то выкрикнул Макар. Я не всё расслышал, так как стоял треск, крики: «Берегись!». То и дело валились деревья. А ведь работали сейчас практически одними топорами, но получается, что выходило еще более продуктивно, чем раньше.

Я остановился и посмотрел на это представление. И бабы, и мужики облепляли дерево, с двух сторон его подрубали, не останавливались, лишь только периодически сменяли друг друга. Подрубали мужики, женщины продолжали работу.

– У-ум! – промычал Дюж, показывая пальцем в сторону кипящей работы.

Я сам до конца не понял, как, но кажется, что понял его.

– Иди помоги, если хочешь. Только с вниманием и с тщанием, не зашиби никого. Будешь валить деревья, так смотри, кабы никого не было рядом! – наставлял я своего воспитанника. – Ты всё понял?

Дюж кивнул головой. Вот на что хватало у него разума, так если что-то непонятно в моих словах или он сомневается, то обязательно скажет, чтобы я повторил. Вернее, покачает головой или промычит.

С полными штанами радости (а в тех штанах, что носил Дюж, поместиться может очень много) огромный ребёнок, расставив смешно ноги в стороны, побежал помогать работникам. Вот так же он и в атаку идёт. Только тогда мне это смешным особо не казалось. А теперь, так и улыбнулся. Чего там… Рассмеялся.