Текст книги "Величие империи (СИ)"

Автор книги: Денис Старый

Соавторы: Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 20

Если предать долг, то потеряешь и себя и любовь; если любовь сильная, то– потеряешь, но все преодолеешь.

Денис Старый

Петербург

18 февраля 1736 года

Мангазея – ресторан на более чем двести гостей, самый большой в городе, да и в России. Может где в мире еще есть питейные заведения на большее число посетителей. Но не такого высокого уровня, точно. Здесь мы первые. И… Не хватает площадей.

Работают два ресторана: Астория и Мангазея. И при постоянном дефиците посадочных мест. Рыжая Марта уже призналась, что согрешила… Ну в ее случае, когда такие формы и взгляд похотливой тигрицы, можно думать только об одном грехе. Но в этот раз согрешила она в том, что подняла цены. Одномоментно и процентов на пятнадцать.

И все равно, запись в ресторан производится на две недели вперед. А когда сделали еще и барные стойки, где можно было отведать коктейли, шоты, многие иные напитки… Нужно расширяться, и думать над другими концепциями. В будущем их много, тут бы время для подумать над адаптацией.

Сегодняшний день не был исключением. В Мангазеи, как всегда, полная или почти полная посадка. Но если есть правила, есть и исключения. Вот и я со своим давнишним знакомым был тем самым не гостем, или все же хозяином, который без столика не обойдется. Ведь есть отдельные кабинеты.

– Я определённо удивлён вас видеть, мой друг, – сказал я, пожимая руку герцогу Эммануэлю де Дюрасу. – Эммануэль, неужели вы прибыли на смену господину же Шетарди? Но пока еще не представлены государыне?

Да, передо мной стоял именно Эммануэль де Дюрас. Тот самый француз, который был некогда мною взят в плен под Данцигом. Казалось, что это было уже настолько давно: очень много событий произошло в достаточно короткий промежуток времени. А ведь всего-то прошло менее двух лет.

– Неужели вы привезли выкуп за себя, ведь я вас тогда отпустил без единой выплаты, – усмехался я. – Миллион, не меньше может стоит будущий посол французского короля в Российской империи.

Действительно, я был рад видеть этого человека; там, под Данцигом, он мне показался весьма неглупым малым. Как это ни странно, но в некотором роде мы даже задружились, хотя я его взял в плен.

– Да, так и есть. Я рад, что мой король посчитал мою кандидатуру уместной и полезной для Франции. Я здесь, мой друг, чтобы договариваться, – сказал Эммануэль. – Не могут наши страны, находясь так далеко и не имея территориальных проблем находится в ссорах.

Мы сидели в ресторане «Мангазея» в комнате для особых гостей. Сюда не допускались даже весьма богатые люди, очень статусные, входящие в элиту Российской империи. Стены особо толстые. Марта знает, что если нужно было бы, то я сам сказал ей подслушать наш разговор. А так, нет, нельзя. Узнаю, сверну рыжую голову.

Выбор ресторана, как места встречи имел и другую подоплеку. Подобных заведений, я это уже знаю наверняка, нет ни во Франции, ни где-то в другом месте. Такого высочайшего уровня питейные заведения с такой необычайной и совершенной кухней есть только в России. Пусть видит француз, да своим расскажет.

И, между прочим, это делает нашу страну в глазах европейцев не варварской; даже некоторые начинают приписывать к числу цивилизованных государств. А потому что не могут не признать превосходство русского общепита. Поесть любят все, тем более вкусно, красиво, в приличном месте.

– Так почему же вы решили встретиться со мной еще и не получив верительные грамоты и не встретившись с канцлером Российской империи господином Андреем Ивановичем Остерманом? – спросил я герцога.

Когда мы съели мясо «по-французски» – а в это время блюдо имеет название «мясо по-ингерманландски» – настала пора разговаривать. Кстати, название блюда играет ещё одну важную роль: это проверка человека на трезвость. Вот если вы говорите официанту, какое именно мясо хотите, – значит, ещё не пьян; по-трезвому не каждому дано выговаривать название некоторых наших блюд. Следующее блюдо – беф-Норов с картофельным пюре. Тоже будет повод поговорить о кулинарии.

– Эммануэль, можете поверить мне, я действительно рад вас видеть. Однако есть предположения, что вы не спроста искали со мной встречи. Не желаете ли перейти к сути дела? – после не менее чем двух часов бесед, пусть и занимательных, но пустых, то есть светских и на грани приличия, может чуточку за гранью, решил я более не транжирить своё время.

Лицо герцога де Дюраса резко стало серьёзным, он нахмурил брови, непроизвольно стал стучать пальцами по столешнице. Слишком много эмоций проявлял, слишком многое давал мне рассмотреть. Так дипломаты себя не ведут.

Во многом мне льстило то, что французы обращают пристальное внимание на мою персону. Чем-то иным тот факт, что следующим послом Франции в Российской империи станет, скорее всего, именно Эммануэль де Дюрас, я объяснить не могу. Узнали же, что мы с ним общались.

При этом французы посылают может и хорошего человека, но плохо подготовленного посла. Впрочем, Эммануэль пока ещё официально не провозгласил себя послом: статус у него что-то вроде наблюдателя, предтечи посольства. Вероятно, прямо сейчас от моих слов зависит, будет ли Эммануэль полномочным послом французского королевства в России.

– Итак, герцог, я жду, – подтолкнул я Эммануэля к серьёзному разговору. – Друг мой, ну не могут же между нами быть сложности, недосказанности.

– Мой король готов сделать очень многое, чтобы только Россия в будущей войне в Европе не выступила на стороне Австрии, – скороговоркой, будто окунаясь в холодную прорубь, быстро сказал француз.

Я так и предполагал. Зашевелились, французы оказались способны оценить наши действия в Крыму и в противостоянии со Швецией.

– Первый вопрос: почему вы с этим не обратились к Андрею Ивановичу Остерману? – спросил я.

– Видимо, из меня никудышный дипломат. Я же больше ученый, натуралист, биолог, – признался он. – Очень хочется говорить прямо, и понимаю, что это неправильно. Позволите, господин Норов?

Он улыбнулся; я кивнул головой, жестом руки показал, что собеседник может продолжать.

– При дворе моего короля прекрасно поняли, кто именно составил заговор, и кто победил в придворной войне в России. Это вы, мой друг, – сказал Эммануэль.

Считать, что французы в какой-то мере глупцы, было бы неверно. Действия их посла Шетарди могут говорить о рискованности, некотором авантюризме, недооценки скорее всего меня. Но это не глупость.

С другой стороны, в той истории, которую я знаю, но которая уже изменилась, Шетарди удалось принять активное участие в государственном перевороте и возвеличивании Елизаветы Петровны. Может быть самое деятельное.

– Эммануэль, боюсь вас чем-то оскорбить, но всё же позвольте напомнить, в чём состоит одна из составляющих дипломатии, – произнёс я. – Так вот: каждая держава, если она уважает себя, должна преследовать свои собственные интересы во всём и всегда. Вы можете со мной не согласиться, но я убеждён, что у сильных держав никогда не бывает союзников – кроме собственных армии и флота. Есть временные попутчики, которые выгодны в данный момент, не более того. Остальное – лишь громкие слова, под которыми ничего нет.

Я замолчал, сделал вид, что вдруг пересохло в горле; именно поэтому решил пригубить замечательного французского вина. В Петербурге такое было, но в крайне ограниченном количестве. А мне важно показать, что мы умеем ценить хорошие вина; не всегда лишь только сладкими венгерскими или рейнскими, которые французы наверняка считают не вином вовсе, а пародией. Напитком виносожержащим.

– Так что же, Эммануэль, предлагает Франция? – продолжил я. – Если только мы не расторгнем союзное соглашение с Австрией по очень веским причинам, Россия продолжит выполнять свои обязательства. Что взамен? Сильная Пруссия нам не нужна, это уж если мы полностью откровенны. Но тут многое зависит именно от австрийского императора: не впал ли он в старческий маразм и не готов ли на активные действия против нас. Но важно понять, что предлагает Франция.

– Французская корона окончательно признаёт титул императора Российской империи, – выпалил Эммануэль.

Я улыбнулся, причём снисходительно.

– Если это всё, то предлагаю провести остаток вечера как друзья, ибо у нас не получится разговора как у двух дипломатов, – сказал я.

Но, право слово, еще пару минут назад я считал, что французы весьма умны, а тут они предлагают то, чего в принципе нам и не нужно. Предыдущий посол уже признавал Российскую империю как данность. Если Франция каждый год будет отзывать своё признание, а потом им же спекулировать, то это не просто глупо – это отвратительно и брезгливо.

– Но что же вам нужно? – спросил герцог.

– Франция перестаёт поддерживать Османскую империю. Заявляет об этом уже сейчас, до наступления летней военной кампании. При этом мы не откажемся от французского пороха и даже некоторого числа ваших карабинов. Думаю, ни для кого в Европе не секрет, что Россия и Османская империя готовы вступить в решающую фазу своего противостояния. Французских ушей там быть не должно. Между тем мне приходилось сражаться с французами, которые были в рядах турок, – выдвинул я первое требование.

В принципе можно было на этом и закончить, так как Франция вряд ли пойдёт на подобные условия. Мало того, что сейчас французы несколько теряют берега и считают себя вправе занять место европейского гегемона. Так еще и с турецким султаном у французского короля очень нежные дружеские отношения.

Чего стоит то, что именно Франция занимается модернизацией и подготовкой артиллерийских частей Османской армии; полки нового линейного строя у турок тренируют также французы. Оружие, которое мы встречаем у турок все чаще – французское. Мы практически уже в состоянии войны.

– Мой друг, вы не можете пойти даже на это. Так от чего же вы тогда рассчитываете, что Россия вдруг не воспользуется случаем и не станет громить французскую армию? – спросил я.

– Вы слишком самонадеянно считаете, что французскую армию можно с лёгкостью разбить, – начал было Эммануэль, но я прервал:

– Скажите, пожалуйста, мой друг, насколько кардинально отличается французская армия от шведской, с которой мы справились малыми силами? – перебил я своего собеседника.

Ну, не его это быть дипломатом. Лучше бы мы сейчас поговорили о каких-нибудь экономических совместных проектах. Например, с превеликим удовольствием я бы закупил у Франции два-три линейных корабля. Сейчас именно французы – и в некоторой степени испанцы – являются лучшими кораблестроительными державами. Англичане и голландцы строят корабли в разы больше по количеству, но не по качеству. Но и этим выигрывают колониальную гонку.

Ещё я бы с удовольствием открыл две-три фабрики на территории Франции. Например, мебельные. Русская мебель может быть брендом. Я же знаю, как должны выглядеть стулья, например, времен Наполеона, в стиле «империал». Но пока у нас дипломатия – будем заниматься ею.

– Французская армия бесспорно сильнейшая в Европе, если, конечно, не брать в расчёт русскую армию, которая частью европейская, но частью и азиатская. Понимают ли при дворе Людовика, что Россия ныне способна собирать огромное количество войск. Если двухсоттысячная обученная и оснащенная армия Российской империи вступится за Австрию, насколько это усложнит ситуацию для Франции? – выкладывал я условия.

Эммануэль не выдержал и встал со стула.

– Да вы просто не знаете! Австрийцы заключили мирное соглашение с Османской империей. Кроме того, имперцы обязались передать огромное количество золота и серебра на войну с вами, а также вооружение. Такие ли союзники вам нужны? – выкрикивал Эммануэль де Дюрас.

Мне стоило немалых сил показать свое удивление, или вот так же встать со стула и не начать сокрушаться и кричать, покрывая матом наших глубоко неуважаемых союзников.

То, что австрийцы и турки подписали не столько мирное соглашение, сколько перемирие, было известно всем. Более того, союзники официально нас уведомили, что не имеют больше никакой возможности продолжать войну по причине больших потерь; желают России скорейшей победы, а сами будут готовить войска и, если что, выступят через год или полтора… Скорее всего, лет так через десять.

Так что всё внешне выглядело вполне пристойно, хотя и попахивало гнильцой.

– Вы это официально заявляете или это лишь домыслы? – строго спросил я. – Могу ли я ссылаться на вас, когда возникнет вопрос о происхождении сведений?

– Мне поручено донести эти известия до вас и до канцлера Остермана. От себя добавлю, что, несмотря на секретность, бумаги были продемонстрированы французскому послу в Османской империи, – успокоившись, уже спокойным голосом говорил Эммануэль.

– Ну а как же! Османы сеют раздор между союзниками. И у них хорошо получается. А в остальном… Что ж, мой друг, я вас благодарю. Но понимает ли ваше правительство и благословенный король, что вы предоставляете России дополнительные рычаги давления на своего союзника? – сказал я. – Я не склонен к эмоциональным выводам, как, уверен, и канцлер Остерман. Австрия всё ещё остаётся нашим союзником. Но теперь может быть младшим союзником.

И пускай внутри меня бурлило негодование, я всё-таки старался думать рационально. Что бы ни сделали наши так называемые союзники, интересы России – на первом месте.

Нечего французам знать, как именно Россия поведёт себя в предстоящем европейском конфликте. Французский король спит и видит, когда же умрёт австрийский император, чтобы начать боевые действия. В иной истории они начались значительно позже, но я не исключаю, что сейчас это произойдёт раньше.

Как минимум, французы очень надеются на своих союзников – османов, которые должны дать нам бой, и тогда война может затянуться на годы. Тогда Россия не сможет самым активным образом участвовать в европейской политике, и французам удастся ослабить Священную Римскую империю.

В дальнейшем разговор был содержательным: герцог изложил то, на что рассчитывали французы. На что? Что я использую всё своё теневое могущество, повлияю на Елизавету, на Остермана и ещё на кого-то, и Россия резко сделает выпад в сторону Франции? Ну или по крайней мере начнётся дипломатическая война с австрийцами?

Нет. Сейчас все наши обзоры направлены на Османскую империю. Ссориться с кем-то нам не пристало.

– Россия не откажется от того, чтобы французы построили несколько хороших кораблей для нас. Ещё очень мал объём торговли между нашими странами. Я понимаю, что французская пенька хороша и покрывает потребности французского флота. Но вы могли бы закупить некоторое количество этого ценного товара и у нас. Наша лучше и в Индии канаты из нее прослужат вдвое дольше. Пусть Франция присмотрится и увеличит объём торговли в других областях. И урезоньте шведов, чтобы они на море не буйствовали, – выкладывал я условия.

Понятно, что я не отвечаю за внешнюю политику. Однако уверен, что сейчас не говорю ничего такого, чего бы не хотел произнести Андрей Иванович Остерман. И я обязательно к нему съезжу и расскажу суть этого разговора и объясню свои мысли.

Да и намекнуть старику нужно, чтобы не шалил тут в мое отсутствие. Остерман понятливый, даже мой визит, если я и молчать стану, оценит правильно.

Еще немного пообщались с французом, но уже ни о чем. Как всегда бывает – часа три пустых, или почти пустых, разговоров, и только минут пятнадцать содержательной беседы. Но мне все было интересным, кроме… Собственно политики. Какой-то душевный этот герцог.

Шутки ради предложил ему, когда его политическая карьера пойдет на спад, прибыть в Россию и стать преподавателем в одном из наших университетов. А чтобы вопросы финансов не беспокоили, мог уже сейчас долю вложить в одно из наших производств.

– Да? У меня есть серебро, чтобы тебе дать, – оживился в конце вечера француз.

– Взятка мне? – усмехнулся.

– Да, – ответила сама простота.

Я задумался и…

– А вкладывай в новый завод по производству… Да не важно. В Фонд переведи все деньги. Фонд же мой, правильно?

– Ну да, я слышал о том. Переведу. Там тридцать тысяч, – сказал де Дюрас.

Душевный француз. И подвоха не видит. Это же что получается, если деньги будут проведены через Фонд? Я же опубликую списки меценатов и напишу «его величество французский король Людовик XV». Вот и выйдет, что Франция спонсирует русскую армию. Смешно! Но, тридцать тысяч – это немало, чтобы вооружить, к примеру пару полков, если только не конных.

– Марта, человек, с которым я ужинал, у тебя остановился? – спросил я рыжую, когда Эммануэль, изрядно уставший, отправился спать.

– Подложить к нему девицу? – догадалась рыжая бестия.

Напрямую я не ответил, но намеком дал понять, что некоторые пикантные подробности вероятного французского посла мне не помешали бы.

– Вы сами, Александр Лукич, не желаете ли остановиться на ночь у нас? Нынче ночь на дворе. Может, переночевали бы? – прозвучал весьма интригующий намёк от Марты.

– Нет, дорогая, я к жене, – сказал я и показал видом, что сильно переживаю по этому поводу.

И всё-таки Фролову нужно более пристальное внимание уделять своей жене. Что-то мне подсказывает, что, если она со мной разбрасывается такими намёками, не появился бы кто-то ещё. Не хотелось, чтобы один из ценнейших моих сотрудников разгуливал по столице Российской империи с рогами.

– Ты поздно, – на крыльце дома, укутавшись в соболиную шубу, меня встречала жена.

– Главное, любимая, что я всегда стремлюсь вернуться к тебе и не совершаю глупостей, – сказал я, поцеловал супругу в очаровательный носик и отправился спать.

– Постой! Завтра? – сказала Юля.

– Послезавтра, – ответил я, прекрасно поняв, что она спрашивает, когда я отправлюсь в поход.

– Я буду рожать без тебя, – сказала любимая и расплакалась.

И я стоял с мокрыми глазами. Какой же сложный выбор: долг или любовь. Но я принял для себя аксиому: если предать долг, то потеряешь и себя и любовь; если любовь сильная, то ничего не потеряешь, но все преодолеешь.

Уже послезавтра я вместе с шестью полками я отправился на войну. По численности, когда эти полки вольются в мою дивизию, я всё-таки буду командовать полноценным корпусом из двух дивизий, не считая казаков и кочевников.

И этим занимал все свои мысли, чтобы не поворачиваться за спину, не иметь соблазна под пусть и благовидным предлогом, но остаться рядом с женой. Не будем оборачиваться!

* * *

Город Винница. Ставка южной русской армии

15 марта 1736 года

– Итак, господа, я лично решил довести до вас обстоятельства дел и план предстоящей кампании, – генерал-фельдмаршал Христофор Антонович Миних начинал большое совещание.

Причём настолько большое, что здесь присутствовало более полусотни человек. И немало было знакомых лиц.

Я даже улыбнулся и кивнул, приветствуя капитана первого ранга Петра Дефремери. Никакой злости или пренебрежения к этому офицеру у меня уже не было.

Теперь я даже думаю, что он всего лишь ошибся, не струсил и не собирался сдавать тогда фрегат «Митаву», на борту которого я и очнулся. По крайней мере, небольшая эскадра под его командованием, состоящая из одного брига и трёх галер, очень активно действовала при взятии крепости Азова.

Да и после я слышал лестные отзывы о капитане первого ранга, когда он умудрялся отгонять турецкие разведывательные корабли от побережья Крыма. Действовал дерзко, видимо, постоянно хотел доказать, что любые обвинения в прошлом, что нынче он честный офицер. Дай-то Бог!

Командующим формируемым Черноморским флотом стал вице-адмирал Бредаль. Не знаю этого персонажа, но весьма надеюсь, что он не подведёт. От флота требуется чудо, иначе не все, но многие успехи русской армии будут омрачены.

– Мне нужно довести до всех, что против нас собрана армия в более чем в сто пятьдесят тысяч штыков, – вводил в курс дела присутствующих главнокомандующий Миних. – Много ли это? Да. Но и Россия, мы теперь имеем армию такую, как никогда ранее. Так что осрамиться не имеем права.

Да, если бы не предательство наших союзников, если бы не сепаратные переговоры Ирана с османами, а затем и австрийцев с ними же, то такой большой армии туркам не удалось бы собрать ещё года два. И по моим сведениям, а купцы из Крыма иногда, как это ни странно, но хаживали в империю, турки еще и сейчас подтягивают войска из дальних провинций. Например, не пришли части из Египта.

Вместе с тем цифра эта была вполне сопоставима с тем, что мы противопоставляли Османской империи. Кроме того, когда я находился в Хиве, а потом и в Крыму, то всячески пытался изучить сведения, касающиеся османской армии.

Так вот, те вооружённые силы, которые Османская империя использует на востоке, несколько отличаются от армии, задействованной на западе. Линейных частей в противостоянии с персидской державой османы используют меньше, чем в противостоянии с Россией или Австрией.

Так что большой вопрос, насколько эффективными будут те войска, которые турки перевели с Востока на Запад для противостояния с Россией.

– Главная сложность – действие турецкого флота. Я обращаюсь к вам, вице-адмирал Бредаль: не дайте туркам активно действовать флотом. Хаджибей и Аккерман не должны получать дополнительных припасов, – главнокомандующий грозно посмотрел в сторону отдельно сидящих морских офицеров.

Да, задача у них не из лёгких. В Чёрном море у России нет ни одного линейного корабля. Появилось два фрегата русских, а остальное – масса галер. Это без трофеев.

Для флота, кораблей, что мы взяли у турок, у нас нет необходимых команд. Если бы мы замирились со шведами, можно было бы перевести из Петербурга моряков, офицеров и таким образом решить кадровый вопрос, но пока этого нет. И из наличия парусных судов даже с трофеями – одного линейного корабля и, пусть, пяти фрегатов при поддержке двадцати-тридцати галер – толку немного. Наши противники в любом случае обладают гораздо более сильным флотом.

– Противник начинает действовать. По нашим сведениям, турки разделяют свою армию на две. И одна из них, в составе около тридцати пяти тысяч штыков и семи тысяч кавалерии, направляется в сторону Очакова. Крепость после нашего штурма остаётся в разрушении, – продолжал докладывать фельдмаршал. – Так что взять ее при превосходстве сил, не сложно.

И тут он посмотрел на меня. Понятно, какую именно задачу хочет поручить Миних.

– Генерал-лейтенант, вам предстоит в ближайшее время отправиться к Очакову и сделать всё, чтобы деблокировать город, удержать его до прихода дополнительных сил из Крыма и разбить неприятельское войско, – приказывал командующий. – А поспешите, так еще и вперед придете турок.

– Так точно, ваше высокопревосходительство! – отчеканил я, тут же подскакивая со стула.

Это было вполне логично и прогнозируемо. Я сам докладывал Миниху о том, что мой корпус должен стать самым манёвренным крупным подразделением русской армии. И кто, как ни я, должен успеть к Очакову.

Во-первых, у меня откровенно немного пехотных частей – всего восемь полков. А остальных солдат, включая гвардейцев и бывших гвардейцев, я всех посадил на коней. Драгуны и без меня были конными.

В корпусе на данный момент более тысячи тяжёлых повозок, которые могут вместить по десять человек. Есть и другие телеги, в которые при необходимости также можно загружаться.

Уже было подсчитано, и таким образом скорость передвижения увеличивается почти вдвое, что мой корпус способен преодолевать передовыми частями до шестидесяти вёрст в сутки. Это очень много по нынешним временам. По сути, возле Очакова я буду дней через десять, если отправлюсь уже сегодня. Далеко не факт, что за такое время большая армия турок успеет проделать путь от Хаджибея, будущей Одессы, до того же Очакова.

– Армия разделяется на две. Основным ударом, по Бандерам, буду командовать я. Командование ударом в сторону Хаджибея и Аккермана возлагаю на фельдмаршала Ласси, – продолжал Миних.

Направления ударов были вполне прогнозируемы. Жаль, но придумать здесь что-то оригинальное и ударить туда, где не будет ожидать враг, невозможно. Если только…

Я вновь посмотрел в сторону Петра Дефремери. Интересно, не захочет ли он реабилитироваться передо мной и перед всем русским флотом и, действительно, сделать что-то такое-эдакое, за что его имя прославится?

Но сперва нужно снять осаду с Очакова, а то ненароком ещё турки его возьмут. Тогда придётся выковыривать их оттуда, а это и потеря времени, и ресурсов.

– Господа, нынешняя весенне-летняя кампания либо станет страницей славы русского оружия, либо… А вот иного я вам не предоставляю, также не дозволяю думать – только победа! – завершил совещание Миних.

Что ж. Он прав. Остаётся только одно: либо на щите, либо со щитом.

* * *

Охтынский завод.

16 марта 1736 года

Леонтий Лукьянович Шамшуренков рыдал и не стеснялся своих слёз. Его самобеглая повозка прошла испытание и была принята Петербургским каретным заводом в производство. Чудо! И то, что конструкция работала, и то, как резко изменилась жизнь Леонтия.

Крестьянин-самоучка и мечтать не мог о том, как сложится его жизнь. Ещё полгода назад он пребывал в Нижегородской тюрьме. Причём туда его посадили по навету. Он, Леонтий Лукьянович, любил справедливость и решил написать донос о том, сколь грабительски ведут себя некоторые купцы в связке с чиновниками, воруя деньги на откупных платежах за водку.

Вот и поплатился: вместо того, чтобы привлечь к ответственности чиновников и купчину, сам больше года отсидел в тюрьме.

А потом словно бы началась сказка. В какой-то момент его освободили, сопроводили на Ахтынский завод в Петербург. И тут крестьянин с удивлением понял, что не он один такой энтузиаст в Российской империи, что есть и другие таланты, которые собраны на этом заводе и которые сейчас занимаются изобретениями.

– Шамшуренков, вы писали на имя государыни Анны Иоанновны прошение о выделении средств на постройку самобеглой повозки? Знаю, что писали. Предоставьте чертежи, – с этих слов начался разговор Леонтия Лукьяновича с управляющим заводом Петром Ивановичем Шуваловым.

Вот только крестьянин стушевался и не мог даже рот открыть, уже не говоря о том, чтобы сказать что-то дельное.

– Ну же, или я сочту вас ненужным человеком и сошлю вновь в Нижний Новгород, где вы продолжите отбывать тюремное заключение, – требовал уважаемый и обязательно занятый человек, который тратил своё время на какого-то крестьянина.

– Так, барин, не обучен я чертежам. В голове сия машина. Коли предоставите какую старую карету, так я из неё и сделаю. Не извольте беспокоиться, сделаю быстро, – невероятными усилиями всё-таки собравшись, говорил Шамшуренков.

– Вот как выходит у тебя и таких, как ты, изобретателей, когда вы даже нарисовать не можете, что-то получается? Господь ли напрямую управляет? – удивлялся и одновременно возмущался Шувалов.

Между тем, Леонтию Лукьяновичу предоставили не только карету, ему дали ещё в помощники сразу двух опытных плотников и двух токарей. Так что уже через две недели крестьянин предоставил своё изобретение комиссии, которой и стоило принять решение о допуске изделия к производству или же отправить на доработку.

Отправили на доработку… Но через месяц изделие было готово. И вот сейчас самоходная коляска, развивающая скорость не меньше, чем и запряжённая конями, ездила по грунтовой дороге рядом с Петербургским каретным заводом.

В движение изделие приводилось при помощи двух человек, которые, стоя сзади, нажимали при помощи своего веса на рычаги. Словно прыгали. Было даже порой весело.

– Нынче думай о том, что ещё изобретать станешь. Слышали мы, что подъёмный механизм ты придумал, кабы поднять колокол… – обращался к крестьянину-изобретателю Андрей Константинович Нартов. – Вот, Леонтий, задание тебе: измысли механизм, кабы людей поднимать с одного этажа, стало быть поверха, на другой!

Шамшуренков разгладил бороду, подумал… И нет, он не стушевался, не растерялся, что получил новое техническое задание. Напротив, уверился в том, что он может, умеет, тем более, что подобралась команда, и он с теми самыми четырьмя своими помощниками решил, что вообще горы свернуть способен.

– Сделаю, ваше превосходительство, – нахмурив брови, уже начиная думать, как и что и сладить, сказал Леонтий Лукьянович.

– Назовём сие лифтою! – сказал Андрей Константинович Нартов.

На самом деле чертежи подъёмных механизмов, которые могли бы доставлять людей на третий или четвёртый этаж, уже были готовы. Вот только Нартову чего-то не хватало. И он посчитал, что незашоренный ум изобретателя-крестьянина, который и не знает даже законов механики, сможет как-то помочь, взглянуть на проблему иначе.

Шамшуренков отправился думать, следом за ним поплелись четыре его помощника.

– Чудны дела твои, Господи! – сказал Андрей Константинович Нартов, глядя вслед уходящей процессии из мужиков.

Ведь всегда людям кажется, что они выглядели как-то иначе, когда только начинали свой путь, что были менее наивными. А ведь сам Андрей Константинович из мужиков будет.

И когда-то, возможно, именно ему вслед смотрели со снисходительной улыбкой или даже откровенно посмеивались. Впрочем, если Нартов появляется в Академии наук, то и сейчас на него смотрят ровно таким же образом, как он сейчас смотрит на изобретателя-мужика.

– А ведь изобретёт же, чёрт лапотный! – усмехнулся Нартов.

– Что там у нас дальше? – спросил Андрей Константинович у своего помощника.

– Так, потребно самоварный цех проверить. У них сегодня сотенный самовар выходит, – заглянув в бумаги, сказал секретарь. – Похвалить, по рублю выдать.

– Ну пошли! – сказал Нартов.

Первые самовары были отправлены ещё полгода тому назад в ресторации страны. В плане продвижения этого товара и было прописано, что сперва люди должны увидеть и привыкнуть к самоварам, а после уже начать их массовое производство.

И удивительно быстро многим понравилось то, как можно пить чай при помощи самовара. И ведь не только чай.

– А что у нас с оптическим телеграфом между заводами? И когда будет телеграф до центра Петербурга? – по дороге к самоварному цеху спрашивал Андрей Константинович Нартов.

– Прошу простить, ваше превосходительство, но я не обладаю подобными сведениями. Но обязуюсь обратиться к управляющему службы господина Петра Ивановича Шувалова и всё разузнать в подробностях, – отвечал исполнительный помощник.

«Прав всё-таки Александр Лукич Норов. Много у нас изобретений, и денег мы уже зарабатываем намного больше, чем рассчитывали раньше, вот только… нет широты», – подумал Андрей Константинович.

– Бабах! – раздался взрыв в одном из деревянных зданий неподалёку.

Облако пара поднялось, и практически сразу же стало льдинками. Всё-таки было очень морозно.

– Что произошло? – спросил Нартов, но уже сам знал ответ.