Текст книги "Величие империи (СИ)"

Автор книги: Денис Старый

Соавторы: Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

На данный момент достаточно большая неразбериха происходит на местах, и даже не определены многие полномочия, но что ещё важнее – не прописана ответственность за те или иные нарушения чиновников, негативные события. Да и с окладами так себе ситуация. Многим чиновникам даже не платят жалование. Значит, что другие чиновники это жалование присваивают себе

И таких реформ у меня хватает. Я не семь пядей во лбу, конечно же, чтобы придумывать преобразования. Всё то, что я собираюсь предлагать разным участникам политического процесса в России, – плагиат.

Однако, если за присвоение чужих стихов мне ещё как-то стыдно, хотя не сказать, что рыдаю по ночам, но вот что касается заимствования успешных русских реформ, или даже реформ, апробированных в будущем за рубежом, – тут моя совесть нисколько не возмущается.

А нет, некоторые возмущения всё-таки присутствуют. Совесть меня упрекает, почему я раньше многое из того, что сейчас готово к внедрению, не пробовал отдать на реализацию герцогу Бирону, Остерману или кому-то ещё.

По крайней мере, я мог найти время и нужные слова, чтобы убедить Христофора Антоновича Миниха о необходимости масштабной военной реформы в российской армии. И речь идёт не только, и даже не столько, про перевооружение.

Я и в будущем не понимал, зачем нужно было «забривать» крестьян в солдаты на всю жизнь. Почти был уверен, что найду чёткие ответы на свои сомнения здесь, этом времени. Тем более, что имею непосредственное отношение к армии.

Нет, я до сих пор не понимаю, почему нельзя рекрутов отпускать после определенного срока службы. Почему нельзя их наделять землёй? Ведь эти люди окажутся самыми преданными Престолу и Отечеству. Большинство из них способны стать крепкими собственниками. А еще нам осваивать огромные плодородные пространства бывшего Дикого Поля.

Так что… Раз я упустил возможность договориться с Минихом ранее, то придётся послать ему проект реформы через посыльного. Если одобрит, пришлёт со своей резолюцией, то это как раз та реформа, заниматься которой я готов.

Уже ближе к вечеру я был в Петропавловской крепости. Не один. Словно бы происходил рейдерский захват. Мои люди занимали ключевые позиции, я осваивался в одном из кабинетов Андрея Ивановича Ушакова.

Нужно было разобрать бумаги, оглядеться. Ну а то, что сам Ушаков сейчас находится в этой же крепости в заточении, так ничего, подождёт ещё разговора со мной.

Я достаточно быстро нашёл бумаги с компроматом. Думаю, если бы при попытке переговоров у Андрея Ивановича Ушакова была возможность поговорить с Елизаветой Петровной, то Лиза непременно бы стала на его сторону. Сделал бы это только под нажимом того, что собрано дурного на неё.

Я обязательно, перед отправкой на фронт, порву эти документы. Но только после того, как Елизавета их посмотрит. Ну или порву копии. Не нужно быть столь наивным, полагая, что до совершеннолетия будущего императора политические игры возле российского престола прекратятся.

А сейчас я читал многие свидетельства общения Елизаветы со шведами. Нашёл даже, что была переписка между Елизаветой Петровной и Казимиром Лещинским, который просил содействовать невмешательству России в польские дела. Есть здесь и бумаги из Франции.

Из всего накопленного можно сделать вывод: Лиза – ставленница, да и откровенная шпионка французской короны. И этот факт поможет мне не допустить чрезмерного усиления Елизаветы Петровны на престоле и оформить спокойную, без надрывов, передачу власти в будущем. Ведь я то знаю, что она не шпионка, что только выискивала хоть какие возможности взойти на престол.

А потом я отправился в камеру, где должен был находиться Ушаков. Пришло время сказать и ему пару «нежных» слов. Но… В моей камере, в той, куда не проникал свет, сыгравшего, но проигравшего, Ушакова не было.

– Где он? – раздраженно выкрикнул я.

От автора:

✅ Жанр: «ОБРАТНЫЙ ПОПАДАНЕЦ»

✅ Я погиб в девяностые – а очнулся в другом времени. Его называют «современным».

Теперь телефоны носят в кармане, машины ездят на электричестве,

а люди живут в онлайне и ставят лайки вместо слов.

Но если уж мне дали второй шанс – разберусь. По-нашему.

✅ На 1-й том скидка: /reader/450849

Глава 6

Хочешь мира, готовься к войне.

Латинская поговорка.

Петербург

23 сентября 1735 года

– Тех, кто не выполнил мой приказ о нахождении арестованного Ушакова, арестовать! – приказывал я.

Рядом со мной находились Степан и Фролов. Им приказ и был адресован. Я рассчитывал, что в будущем эти люди составят основу моей команды, как главы Тайной канцелярии. Вот пусть Степан уже и осваивается.

Приказ прозвучал в одной из камер Петропавловской крепости. На меня зло смотрел Андрей Иванович Ушаков, он занимал эту двухкомнатную камеру со всеми, доступными этому времени, удобствами и с полным столом сытной и разнообразной еды. По углам лежали бутылки из-под венгерского вина. Было немало битого стекла. Ушаков пил и бросал бутылки в стену.

Если бы у меня было такое заточение в крепости, то я может и сопротивлялся тому, чтобы отсюда уходить. Курорт, да и только! Еще и цыган можно было вызвать.

Я еще ранее приказал взять под контроль выходы из крепости, как и то, чтобы наблюдать за подходом с моря. Моих людей в Петропавловской цитадели не было и устраивать ранее захват крепости я посчитал ненужным, чтобы не спровоцировать неприятности. Мало ли… Может,здесь служат настолько преданные Ушакову люди, что готовы умирать, но не сдавать своего бывшего начальника.

Так что не освободили Ушакова, но создали такие условия, что можно жить и не тужить.

– Ты, подлец, будешь переведён в ту камеру, в которой держал меня, – жёстко сказал я, обращаясь к Ушакову.

У меня в камере всё было каменное, и пол сырой, холодный, даже во время жары.

– Да как ты смеешь! – нетрезвый Ушаков раздухарился и даже дёрнулся в мою сторону.

– На! – удар в ухо повалил Ушакова на дощатый пол.

Я специально бил Ушакова в ухо, чтобы он получил как можно больше болезненных ощущений. Ну и чтобы пришёл немного в норму и наконец-таки осознал своё положение.

А положение незавидное. Елизавета намекала, что было бы неплохо разобраться и с Ушаковым, и с другими его близкими соратниками. Вот только престолоблюстительница обед уже приняла, что никого казнить не будет. Так что мне намекали, чтобы Ушаков, как и Апраксин, «случайно умерли». Нет уж… Пусть в ссылку отправляет к Долгоруковым. Кстати, их можно было бы и вернуть.

Я смотрел, как медленно встает с пола Ушаков, когда в лучшей камере крепости появился Фрол.

– Вот, господин бригадир, привёл, – сказал Фролов, пропуская вперёд измождённого, истощённого, но, по всему было видно, до конца не сломленного Артемия Волынского.

– Уже не бригадир, а генерал-поручик, – сказал я, подумав о том, что нужно было бы все же обратиться к датскому портному, чтобы сладить мундир [чин генерала-поручика часто использовался, как синоним генерал-лейтенанту. Генерал-поручика ввела Елизавета в 1741 году].

– Я рад видеть вас, Артемий Петрович, не в здравии, но живым, – сказал я, обращаясь к Волынскому.

Я специально ранее не давал распоряжения отпускать этого человека, пока с ним не переговорю, пока он не увидит, кто именно, образно, снял кандалы в него. И это несмотря на то, что у меня на руках была амнистия в отношении Волынского, подписанная Елизаветой Петровной. Правда, подпись стояла ещё тогда, когда Лиза не стала престолоблюстительницей, а мы только лишь направлялись в Петербург, чтобы это осуществить.

Лиза в тех нервах и неопределенности подписывала все, что я предлагал. А вот печатей пока нет, не изготовили. Есть государственная, но не личная печать Елизаветы Петровны.

– Артемий Петрович, если вам есть что сказать Андрею Ивановичу Ушакову, то я могу на некоторое время оставить вас двоих. Если предпочитаете не марать руки, то могу оставить одного из своих людей, – сказал я, глядя в решительно настроенные глаза Волынского.

Ну а что? Может быть мне благодарным и за то, что позволю совершить небольшую месть, ну хотя бы пару раз ударить, душу отвести. Такие моменты могут создать незначительный секрет между мной и Волынским, добавить немного доверия.

– Пожалуй, что до такой низости я опускаться не буду. А не подскажете ли мне, Александр Лукич, что тут происходит? Освобождён ли мой друг, господин Еропкин? – удивлял меня Волынский.

– Вся ваша команда будет освобождена и… – я внимательно посмотрел в глаза Артемию Петровичу. – У меня будет предложение к вам.

Я не питал иллюзий насчёт того, что Артемий Петрович был исключительно честным человеком и пострадал зазря. Даже когда я сам висел на дыбе, слышал немало того, что уже было доказано в отношении Артемия Петровича. Он воровал деньги, находясь на посту губернатора Казанской губернии. И не только там присваивал себе деньги. На всех постах и должностях он мог найти немало серебра, которое, по мнению Волынского «плохо лежало».

Однако я нашёл время уточнить ситуацию с этой губернией на тот момент, когда там был губернатором Волынский. Несомненно, он украл очень немало. Но даже учитывая, что в этом времени крайне мало отчётной документации, как и показателей роста регионов, при нём Казанская губерния получила некоторый толчок в развитии. Она и строилась, и торговля шла бойко, число ремесленных мастерских только росло, а жителей становилось больше.

Вот он и будет моим заместителем в должности наместника Новороссии. Более того, есть ещё Еропкин. И потерять такого человека для России было бы, может, даже более преступным, чем Волынского.

На мой взгляд, Еропкин – отличный ректор любого университета. Мало того, что этот человек знает семь языков, высокообразован во многих сферах, так он является на данный момент наиболее продвинутым архитектором Российской империи. В целом весьма деятельный малый, которому стоило бы только вправить мозги.

Однако, Еропкин мне нужен не для того, чтобы заниматься административной работой в Петербурге, или в Москве. Найдём мы, кому возглавить первые российские альма-матеры. Еропкин может стать тем самым архитектором, который создаст новые города в Новороссии.

Сидя за богатым столом, мы обсуждали с Волынским его будущее.

– Я понимаю, Артемий Петрович, что вам после того, как вы были министром, пойти в моё подчинение кажется ступенькой вниз. Я даже не буду указывать: по сравнению с тем, что вы ещё час назад были заключённым, ожидающим смертной казни, то сама возможность продолжать жизнь – сие величайший подарок… – говорил я. – Между тем, я считаю вас лучшим чиновником Российской империи, если бы вы только не воровали. Но и на этот счет у меня будет к вам предложение.

– Вот как? – с набитым ртом удивлялся Волынский, прожевал, продолжил: – А я был уверен, что вы словно бы честный человек.

– Я тот, кому результат работы важнее всего. Так что предложение будет достаточно простое и побуждающее вас работать еще больше. Пять долей от того, что может зарабатывать Новороссия… Я позже объясню, что это за новые губернии… Так что будут губернии зарабатывать – пять долей от прибыли, как управляющему – ваши.

Я говорил, Волынский слушал. Но он всё больше был с набитым ртом. Увели Ушакова, потерянного, хватающегося за сердце, в ту камеру, в которой находился некогда я. Может еще и преставится негодяй, и облегчит мою душу, не надо будет выдумывать, куда его деть, если не казнить.

Мы же остались в тех апартаментах, где не был «заключён», а, скорее, отдыхал Андрей Иванович Ушаков. Волынский, поправ все нормы приличия и этикета, набивал живот.

– Артемий Петрович, остановитесь, иначе вам просто будет плохо, – сказал я, глядя на то, как он, не разжёвывая пищу, запихивал её в себя.

– Да, вы правы. А что насчёт того, что я в подчинении вашем буду… У кого остаются признательные бумаги в отношении следствия? – проявил прозорливость Волынский.

Он всё правильно расценил. Перестраховаться мне следовало. И в любой момент я мог бы дать ход тем признаниям, что были подписаны Волынским. А это не только его потянет, это и немалое количество людей, которых оговорил Артемий Петрович, ну или которые, действительно, замышляли дворцовый переворот.

– Согласен я с вашими условиями. Ну и вы, как человек благородный и чести, если будет такая возможность мне продвинуться дальше, чинить препятствия не станете, – сказал Волынский.

– Я даже уверен, что после удачной вашей работы по обустройству новых русских территорий, вас заметят и вновь поставят министром, или же станете генерал-губернатором Новороссии уже и без моего участия. Я не стану тому чинить препятствие. Может вы мне не поверите, но я перед Богом могу поклясться, что России только процветания желаю и для того живу, – сказал я и перекрестился.

– Так и я зла не желаю Отечеству своему. И воровать… Я некоторое свое поведение пересмотрел на дыбе. Не правда ли, она потворствует размышлениям? – сказал Волынский и усмехнулся.

Я согласился с таким философским отношением к пыткам.

Похоже, я нашёл того человека, которого поставлю управлять Новороссией во время моего отсутствия. Но это случится лишь после того, как решится вопрос со Швецией.

Ещё у меня есть гештальт, закрыть который просто необходимо. Где-то в Хиве находится девушка, которую во имя памяти моего брата я обязан освободить, и которой обязан дать будущее.

– Ваш прежний дом уже ваш вновь. Не знаю, что там осталось, но получить небольшую сумму на обустройство вы сможете у меня. И у вас будет некоторое время, прежде чем я решу вопрос с войной со Швецией, почитать и осмыслить тот проект развития Новороссии, что я уже составил. Жду ваших правок, предложений, – сказал я.

Собрав наиболее важные бумагиУшакова, я отправился посмотреть, как там поживает в новых условиях бывший глава Тайной канцелярии розыскных дел. Плохо поживает. Начал осознавать, что все лучшее в его жизни уже случилось. В дальнейшем – только боль, лишения и переосмысление ошибок. А вот прощения не будет!

Юлиана встречала меня с холодной решительностью. Было видно, как она напрягалась, чтобы только не показать своей слабости, не расплакаться.

– Все будет хорошо. Меня не убьют, – заверял я свою жену.

– Я боюсь тебя потерять, но я принимаю тебя и люблю таким, какой ты есть… Самый лучший, – сказала Юля и все же не смогла сдержать слез.

– Ну же, глупышка, – обнял я жену. – Все будет хорошо!

Мы стояли, обнявшись в столовой, которую только утром, наконец, освободили мои офицеры. Аксинья суетилась и заставляла стол множеством еды.

Девушка была заплаканной. Что-то у них не ладится со Степаном. Но в эти дела не вникаю, у меня и своих проблем с лихвой. Даже с кем-нибудь и поделился бы.

Проголодался я изрядно, так что мог порадовать поваров тем, что уделил внимание многим из приготовленных ими блюд. Не всем, конечно, ибо, если я даже откушу от каждого пирога, куска мяса, окуну вилку в каждый салат, то наемся так, что завтра утром я никуда уже не поеду. Какая там война со Швецией, если я переем и целую ночь не буду слезать с горшка.

Уже скоро мы были с Юлей наедине на нашем семейном ложе. Я не могу сказать, что эта ночь была бурной, но с уверенностью утверждаю – эта ночь была ночью любви. Ведь любовь – это не только телесная близость. Любовь – это еще и лежать молча друг на против друга, смотреть в душу через глубокие глаза жены. Это еще и уснуть, искренне и нежно прижимаясь друг к другу.

А поутру Юлиана вновь пыталась быть сильной, но вновь гормоны победили, и она еще долго не могла отпустить мою руку, не позволяя мне сесть в седло и отправиться в Шлиссельбург. Именно там был пункт сбора всех тех войск, что удалось собрать.

Я сильно рисковал, когда будто бы забыл про участи в перевороте некоторых гвардейских офицеров. Сейчас все направлялись на войну, практически оголяя Петербург. Если начинать следствие, выявлять благонадежных, мы потратим время. Ну и в столице, во всей России уже ситуация стабилизировалась. Так что и те, кто еще недавно был против, им уже ничего не остается, как быть «за».

Ну а то, что столицу некому прикрыть… Проблема, благо, что адмирал Головин вывел все имеющиеся корабли из Петербурга и Кронштадта в море. Некоторых матросов вооружили и отправили на берег. С них еще те сухопутные вояки. Но хоть что-то.

И вот я мчался в Шлиссельбург. Встречал по дороге многие кареты, телеги, конные отряды.

– Почему вы задерживаетесь, подполковник Подобайлов? – строго спросил я у Ивана Тарасовича, когда он нагнал меня на второй день пути.

Подобайлов даже сперва стыдливо опустил глаза, но спохватился, выпрямился и гордо посмотрел мне прямо в глаза.

Я прекрасно понял, что именно мне сейчас своим поведением мне сообщил подполковник. Прошлую ночь и весьма возможно, что и утро, он провел в постели с Елизаветой Петровной.

– Поверьте, Иван Тарасович, я очень рад за вас. Если говорить о Елизавете Петровне, как о женщине, то она достойна любви и верного спутника. Если вы таковым станете, то это пойдет на пользу не только вам, но и нашему Отечеству. Но вы не забываете, кто именно подвел вас к престолоблюстительнице Российской империи, – сказал я и предельно жестко посмотрел в глаза своему товарищу. – И даже это не оправдывает ваше опоздание.

– Виноват, ваше превосходительство. И я умею помнить добро. Но попросил бы вас, господин генерал-лейтенант, все же в меньшей степени обсуждать пикантные подробности моей жизни, – не менее жестко отвечал мне Подобайлов.

– Пикантные подробности меня не интересуют, но все то, что может касаться благополучия нашего Отечества, очень даже, – сказал я.

Я понимал, что эти мои слова звучат в какой-то мере даже грубо. Не в коим разе я не хотел дожидаться пока Подобайлов вызовет меня на дуэль. Все-таки задевается честь дамы. Да еще какой! Так что я поспешил сбавить тон, улыбнулся и сказал:

– Иван, я правда рад. И не собираюсь вмешиваться в ваши отношения. Но и ты должен понимать, что все то, за что мы боролись, все это нужно сохранить. Защищай Елизавету и не подпускай проходимцев и интриганов, – сказал я, протягивая руку Подобайлову.

Он несколько смутился, но руку пожал.

– Александр Лукич, командир, я был и остаюсь твоим человеком, – искренне сказал Иван Тарасович, отстранился, сделал стойку «смирно», и продолжил уже другим тоном. – Прошу простить меня за опоздание, я и вверенный мне полк прибыли в ваше расположение и готовы исполнить любой приказ.

Мы встретились с Подобайловым в десяти верстах от Шлиссельбурга, когда пришлось остановиться и дать отдых лошадям.

На самом деле, полк, над которым я поставил командовать Подобайлова, отправился к Шлиссельбургу еще вчера. Как и многие другие. Удалось сделать так, что все солдаты и офицеры передвигались либо конно, либо на телегах. Иные даже в каретах. Так что передвигались быстро, даже очень.

Стоило только намекнуть и пустить слух, что защитникам Отечества не хватает гужевого транспорта и что лошади, телеги и даже кареты будут выкуплены за две трети стоимости, так возле казарм измайловского полка, бывшего моего дома, случилась такая дорожная пробка, что Петербург подобного еще не видывал. Так что наше перемещение выглядело, словно Петербург решил переехать на новое место. Причем, и бедные горожане, и состоятельные жители столицы, переезжали. Некоторые кареты были очень даже не плохи.

Я даже подумал о том, чтобы отправить их после войны, если, конечно же, останутся целыми, на завод и модернизировать, установив рессоры и новую систему отопления.

По прибытию в Шлиссельбург я получал доклады.

– Неприятель выдвинулся из Выборга и быстрым маршем двигается на Петербург. Отмечается высокая скорость передвижения противника, – докладывал полковник Миргородский.

Судя по всему, неприятель подойдет к Шлиссельбургу через два-три дня. Шведы спешили. И в этом можно было найти и полезное для нас. Не думаю, что дисциплина нынешней шведской армии столь велика, что у них не будет проблем с отставанием обозов.

– Алкалин, друг мой, я не смею тебе приказывать, но прошу тебя, – обращался я к башкирскому старейшине. – Нужно обойти шведскую армию и начать громить их обозы.

Я не звал своего башкирского друга на эту войну. Это было его решение и даже его обида, что он не был оповещен о моем отбытии на фронт.

Что больше двигает башкирами, стремление ли выполнить дружеский долг, верноподданнические чувства или же элементарное желание пограбить шведов, не столь важно. Главное, что в моем распоряжении уникальный для этих мест отряд воинов. Я уверен, что выйти в тыл шведскому войску для Алкалина не станет сложностью.

– Премьер-майор Смолин, – обратился я к своему давнишнему товарищу, который нередко выполнял роль командира конных отрядов. – Берете с собой роту конных стрелков-штуцерников и начинаете издали тревожить неприятеля. Запрещаю подходить к неприятелю ближе, чем на триста шагов.

Уже сейчас необходимо использовать свое преимущество. Наши штуцеры перезаряжаются быстро, новые пули стреляют дальше и точнее. Так что есть возможность отстреляться, нанести урон, сесть на коней и удрать. Если шведы будут посылать в погоню, хоть бы и две сотни своих конных, можно устраивать на них засады. И мои бойцы должны с этим справиться. Опыт имеется.

– Подпоручик Фролов… поручик… после Военного Совета останьтесь, и мы подумаем, как лучше применить ваш отряд. Пока думайте, что можете предложить, – сказал я.

После началось муторное и долгое совещание. Мой секретарь еле успевал записывать все цифры в протокол. Нужно было хотя бы пока на бумаге определить, как поступить я рядом небольших отрядов, как объединить их в более крупные соединения, назначить командиров. Также необходимо зафиксировать, сколько у нас съестных припасов, фуража, сколько мы можем взять из крепости Шлиссельбурга.

А потом была ночь и под утро прибыла артиллерия – три десятка новейших пушек производства демидовских заводов.

На данный момент у нас шесть с половиной тысяч солдат и офицеров против в трое большего количества шведов. Прибытие ладожского и двух новгородских полков ожидали в ближайшее время. Оставалось недолго.

Выдюжим? А есть варианты?

Новый роман от Анатолия Дроздова. Дед по прозвищу Пельмень Бессмертный, переместившись в новый мир, показывает местным, что есть еще в пороховницах порох. /work/498011