Текст книги "По грехам нашим. В лето 6732 (СИ)"
Автор книги: Денис Старый
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
Будни похода
Глава 7. Будни похода
О чем говорили великий князь и Глеб Всеславович мне было не ведомо. Разговор, если он был прямой, а с князьями в этом времени не так уж сильно и миндальничали – не просвещённый абсолютизм, то он бы жестким. Оба переговорщика были нервными, а Филипп чуть не сцепился с сотником князя – тем напыщенным индюком, что встречал нас еще на площади у Успенского собора в день прибытия.
Уже когда страсти начали накаляться, в разговор вступил еще один человек и все замолчали. Это был, как я догадался, и после и уверился в своих предположениях, митрополит Симон Печерский. Зычный бас митрополита отчетливо, чеканя каждое слово, разносился над округой.
– И яко же преподобный Феодосий отринул латинянскую веру и привел свою душу аще души трех сотен до веры православной, такоже и иные смогут уразумить латинян не идти на Русь и не губить души христианские, – вещал Симон Печерский.
Слова митрополита потушили разгорающийся пожар, и ссоры не случилось. Вскоре великий князь уехал. Вообще его отъезд был больше похож на бегство. И я окончательно уверился, что с этим товарищем мне не по пути. По возвращению из похода, нужно озаботиться запасными вариантами, может даже и в Рязань податься. Слышал я уже, что там лихой отряд Ипатия образовался – может тот легендарный объявился, или рано еще ему?
Подходить и что-то спрашивать у полковника я не стал, но вот у Филиппа решил поинтересоваться. Мне уже не особо было интересно, о чем договорились или что повелел князь, но нужно определяться с Шинорой и Жадобой по дальнейшим действиям. Были мысли насчет гастролей по городам Руси с призывами к походу, да отмел эту идею. Странно, что меня еще не прижучили иерархи церковные. Я даже спросил об этом монаха Илью, что первым из Владимирцев решил вступить в наше воинство. Но тот только пожал плечами, мол, а зачем им это нужно. Люди часто сбиваются в артели, бывает и в ватаги, да нанимаются к князю какому, или уходят на промыслы.
Интересная личность этот монах. Явно из воинов, участвовал в битвах, владеет мечом, который по карману только небедным людям, хорошо стреляет из лука, чему учиться нужно полжизни. Но ничего не говорит. А я чувствую в нем правду и волю. А вот мотивацию других охочих людей понять не получается, как только не получить прибыль от похода.
Филипп сам меня нашел.
– А есть ли вода твоя хлебная? – спросил вошедший в мой шатер Филипп.
Если друг попросил прямо таки спирта, то дело дрянь. Но я не рискнул налить старшему сотнику 76 % спирт (лучше пока не получается). Достал бутылку солодового виски, разлил по глиняным кувшинчикам и только после этого получил развернутый ответ.
Князь, оказывается, не кинул нас, он был на богомолье, потому и не встретил. А мы взяли вот и приехали. И вот ведь неблагодарные, князь честь великую оказывает нам – пойти убивать русских людей, что обиделись на бояр княжьих. Поразительно, но князь называл карательный поход именно честью. Юрию получилось и вывести из себя Глеба Всеславовича, когда начал насмехаться над Василько. Даже какие-то оскорбления были в сторону великого князя. Это дало повод Юрию отказаться от снабжения нашего воинства, с другой стороны нашелся и повод готовиться к нашему выдвижению.
Но я видел, что мы уже проигрываем в этой психологической войне. Разложение на лицо. Удивительно, вопреки моему опасению или влиянию отча Ильи, но самыми дисциплинированными сегодня кажутся владимирские новобранцы, которые безропотно несут всю службу, пока наше остальное воинство пьянствует и песни поет. И как это предотвратить я знал – только работа и движение, но этого и не было.
– Княжье повеление! На заутро выступать на Торопец и далей на Юрьев, головою быть боярину Глебу Всеславовичу. Також у Торопце узять у войско две сотни охочих людей з Новгорода, – прокричал подскакавший ко рву всадник.
Услышав это, я сразу же направил посыльных по определенным заранее направлениям. Одного к Жадобе во Владимир, Тимофея же отправил к генуэзцам, которые стали лагерем в лесу полдня пути от Владимира, где они затаились, чтобы не нервировать русскую общественность.
На следующий день рано утром к уже собранному лагерю прибыли семь десятков повозок с провиантом от князя, и все наше воинство резко поменяло свое отношение к великому князю, от чуть ли не враждебного, до доброжелательного. Аккурат во время прибытия обоза от князя прибыли и генуэзцы с еще сотней повозок, на которых вместе с продуктами и оружием были и огромные щиты. Численность же наемников была больше двухсот практически вдвое. Это объяснялось многочисленной прислугой отрядов. Контатьер, капитан стрелков, Франческо Ларенти показался мне довольно интересным человеком с необычным взглядом на жизнь. Так, его нисколько не смущал факт возможного противостояния с собратьями по вере. Заказчик, по его словам, имел право распоряжаться жизнью наемников как заблагорассудиться, тем более, что два года найма оплачены полностью, а их припасов хватит на два месяца. Разговаривали мы через толмача, что был из Херсона, но Франческо и его десятники уже две недели усердно пытались учить русский язык. Контатьер же указал, что есть нюансы, не позволяющие им возвращаться на родину, и он рассчитывал славно умереть. Ну, или получить столько серебра и трофеев, чтобы решить свои финансовые трудности в родных краях.
Наша колона растянулась на пять верст и представляла очень внушительное зрелище. Создавалось впечатление силищи, которая сметет все со своего пути. Шутка ли, уже собралось тысяча триста десять ратников и еще некоторое количество обслуги. По сути, захоти мы взять какой город, то сделали бы это без проблем. Только если князья исполчаться и соберут за месяц-другой своих ратников по окружным города, можно было противостоять нам. Кроме того, я очень рассчитывал и на хорошую выучку большинства нашего войска.
Шли мы не спешно. Такого темпа, как в пятьдесят верст в день достичь и близко было невозможно. Тем более, что мы начали слаживание наших подразделений и выстраивание их в отработанные тактические схемы, думали и о новой тактике. А тут еще начались дожди, и размытая дорога вообще застопорила движение. Еще одной проблемой стал недостаток корма для коней. Расчет был сделан для имеющейся численности до всех последующих пополнений в тысячу триста коней, но сейчас их было значительно больше. Тогда пришлось некоторых наиболее слабых коней, по мере опустошения повозок, забивать на мясо и чаще останавливаться, как только по пути обнаруживались подходящие среди леса полянки с травой.
В Торопце я узнал, что великий князь Юрий все же взял Торжок, как было и в той истории, что я знал. Только не было ни битвы, всяких там высокопарных заявлений. Владимирский князь вошел в город, подождал три тысячи (вместо пяти как в другой уже истории) гривен и ушел. Я же увидел еще одно изменение истории, которое было спровоцировано моим появлением. Но тем не менее замирение произошло.
Тем не менее, к началу июля мы, подходили к Юрьеву. Пополненные не двумя сотнями, как было обещано, а ста двадцати двумя охочими людьми, но все они были с бердышами, кроме своего оружия, в основном топоров. Это уже постарался Семьюн за мой кошт снарядить. У него на складах специально было оставлено грозное оружие. И особой проблемой стало именно новое подразделение в три сотни бердышей. Большая часть этой пехоты и владеть новым оружием не умело, другие были сильны и ловки, но вообще не приспособленные к организованному коллективному бою. Пришлось разбивать на десятки и сотни пехотинцев и назначать к ним своих командиров. Тогда шесть человек и попыталось сбежать. Их словили, оказалось четверо из Новгорода и двое из Владимира. Думать, как поступить не пришлось, так как эти ухари попытались бежать с целой повозкой, куда нагрузили украденное, и оружие, и припасы, и одежду. Прилюдно, с пояснениями беглецам, просто перерезали горло. Полковник предлагал это сделать по-тихому, но я, чаще молчавший, жестко отстаивал свою позицию в прилюдном наказании.
Наказание возымело действие, тем более было подкреплено пропагандистскими методами. И они хотели перейти в латинскую веру и нельзя в воинстве православным вот так и, что наше дело правое, враг будет разбит, а когда один бежит, он сам погибает и других тем самым убивает, так как наша сила в организации и дисциплине и так далее, тому подобное.
В Юрьев въезжать не пришлось. В городке не поместилось бы и половина войска. Тем более, что в крепости было значительно больше тысячи человек, и практически все оружные. Но встречали нас восторженно, как победителей. В городе уже намечался голод, и защитники не могли с этим ничего поделать. Те немногие поместья, что были в округе, были разграблены и сожжены балтскими племенами, прежде всего, ливами и латгалами еще в предыдущую осаду по весне этого же года. Выходят же из крепости только большим отрядом.
И это все я услышал еще до встречи с Вячко, который как раз с большим отрядом патрулировал окрестности. Создавалось впечатление, что все немногочисленные жители Юрьева живут только войной. Такой вот получается забытый аванпост Руси.
Расположились мы большей частью у стен города, разделив войска на три части. Меньшую – с арбалетчиками из Унжи и частью лучников, а так же сотней тяжелой конницы предполагалось расположить в крепости. Часть войска обустроенным лагерем – под стенами Юрьева. Это будет как дополнительная линия обороны, причем, с возможностью поддержки со стен крепости. В состав этой части войска войдут генуэзцы, вся пехота, две сотни булгар. Третью часть разместить думали в трех-четырех километрах восточнее, но в пределах видимости с высокого дерева крепости, чтобы ориентироваться по сигналам из красной, белой, черной материи на шпиле. Но все эти планы нельзя было реализовывать до приезда князя Вячеслава, прозванного Вячко, бывшего князя Кукейнойса, ныне разрушенного и захваченного крестоносцами.
Уже часа через три после нашего прибытия, аккурат под завершение военного совета, прибыл и Вячко в сопровождении трех сотен конных, из которых только треть была в броне, вооруженная мечами, кистенями и выглядели как одно целое. Другие же выглядели как лесные жители. Вооружены чем придется: кто копьем, кто топором, кто булавой, редко мечами. У пяти всадников были и арбалеты.
Навстречу выехал Глеб Всеславович, я, Филипп, Андрей, Франческо и еще с десяток человек, как и было условлено, выехали вслед за полковником. За метров десять до группы всадников, среди которых я не мог инфицировать самого князя, Глеб Всеславович спешился и уважительно поклонился. Следующим спешился один из пяти мужчин, бывших в первом ряду группы всадников. Они обнялись и, уже вместе переговариваясь, пошли в сторону крепости. Самого разговора я не слышал, так как вокруг стоял шум от криков, топота коней, ликования и восхищенных междометий соратников князя Вячко.
Хорошо рассмотреть самого князя мне так же не удалось. Увидел только то, что на князе в одежде не было вычурных элементов, которые бы выделяли князя из остальной массы ратников. Только в ближайшем рассмотрении можно было говорить, что доспех и оружие князя добротное. Заметил я и полностью седую бороду, и седые локоны волос, проглядывающих из-под шлема. Но что первое привлекает внимание – взгляд князя. Это пустые, уставшие глаза, между тем в них читался какой-то долг, который не дает потухнуть глазам окончательно. И я прочувствовал, как это может быть. Князь устал от войны, устал жить, он многое, если не все важное потерял, но вопреки – он будет дальше бороться и, вероятно, искать смерти. Причину такого эмоционального состояния князя я узнал позже.
– Добры мед твой Корней Владимирович, – провозгласил Вячко.
Мы были приглашены на пир… За наш счет. Князь очень берег припасы, собирая откуда только можно продукты в крепость для хранения и уже установив нормы выдачи. Он ждал новой осады, что ему обещали рыцари, которые весной были вынуждены сняться и уйти. Активизация ливов и латгалов – союзников рыцарей свидетельствует о том, что собрать урожай русичам и их союзникам эстам, не дадут. Первая осада была во время посевной, потом по лесам бесчинствовали ливы, вырезая крестьян. Работа на полях под охраной так и не принесла существенных результатов, однако кое-что посеяли. Только уже половину посадок ливам удалось сжечь. И только дожди в последнюю неделю позволяют хоть на что-то надеяться, так как не дают разгораться пожарам.
– То настойка медовая, князь, токмо вельми крепка вона, – ответил я.
Обстановка в доме князя была простой. Без не то что показной роскоши, а отсутствие таковой вовсе. В большом зале, который был вдвое меньше того, что был в Ростове у Василько, была только массивная мебель в виде лавок и столов. А еще в каждом углу было вооружение: и кистени, и мечи, и топоры, и луки, и два арбалета ножного взвода тетивы. Подобный разброс по всему помещению оружия, на мой взгляд, не имел практичности.
– Добрая настойка, бояре и войско доброе вы привели. Токмо кто головою буде? – как то безучастно произнес Вячко, а сидевший рядом с ним старейшина эстов Мейлис посмотрел на полковника.
Глеб Всеславович встал и чинно поклонился.
– Невмесно тебе князь Юрьевский перечить, токмо мы ведаем о войске нашем вельми много, и направлять його сподручно. Треба порешить якоже ратиться и следовать тому наряду, токмо ты первый в голове над нами, – командующий нашим воинством еще раз поклонился.
Как я понял, Глеб Всеславович сказал следующее… Мы принадлежим себе и лучше знаем, как воевать, однако мы не отдельное войско и готовы быть частью общего. Если принимать кого-то за номинального командующего, то никто, кроме князя на то не претендует.
Поразмыслив, князь махнул рукой и пир продолжился. Я старался есть жирное, чтобы меньше опьянеть и частично это помогло. И насколько я был удивлен, что среди тех, кто еще не сполз под лавку, был полковник и князь. И, если Глеб Всеславович уже и был знаком с эффектом медовой с перцем, и старался меньше пить, то князь влил в себя больше всех – не меньше литра.
– Спаси Бог, добрые люди за помогу вашу, – сказал князь после долгой паузы, когда Вячко оценивал обстановку.
Не найдя больше адекватных людей, кроме меня и полковника, князь завел разговор с нами, и тут я понял, что ошибался – князь все же восприимчивый к алкоголю, и вполне себе был пьян.
– Не чаял я выдюжить. Ведаю, што Новгород не даст рати, воны и з владимирским князем договорятся. А стоять у Юрьеве могу, токмо треба и хлеб, и мясо, и стрелы, и камни на машины метательные. Збирают рать великую меченосцы, да псы Альбрехта ливы да латгалы болей за чатыры тыщи люду да болей сотни рейтаров, кнехты пришли у Ригу. Не выстоим, токмо стоять будем боем лютым до конца живота своего, – выдал целую терраду Вячко и на его глазах появились слезинки. – Воны убили жену, сына, дщерь София у Альберта. Також ведаю, что отдають яе за Дитриха фон Тизензаузена, кабы тот стал князем кукеноским.
Тут я навострил уши. Вот не было достоверных свидетельств о семье этого легендарного человека. Оказалось, что мало чего знает о судьбе своей дочери и Вячеслав Борисович из рода полоцких изяславовичей. Только три дня назад смогли изловить одного рыцаря, который управлял набегами ливов в окрестностях Юрьева. Этот крестоносец и поведал о том, что Альбрехт в преддверии нового нападения на Юрьев, решил перевезти в наполовину отстроенный заново Кукейнойс (Кукенес) дочь Вячко к будущему ее мужу Дитриху. Это будет еще одним доводом для сдачи Юрьева. Остальную же семью убили, и когда об этом узнал Вячко, за ночь поседел. Вот и не берут его ни крепкие настойки, ни что иное.
На следующий день работа закипела. Начали выстраиваться два ровелина, обнесенные рогатками, рвы, валы. Выкопаны в двух направлениях волчьи ямы. Приготовлена зажигательная смесь, выставлены вагенбурги. Получалась эшелонированная оборона с взаимной помощью из крепости, равелинами и вагенбургами, определены пути отступления. Однако все эти приготовления были настолько отработаны, что командирам даже не приходилось что-либо уточнять и заставлять.
– Боярин, кликал мене? – как всегда бесшумно подошел Андрей. Вот сколько не учился так ходить как вот этот характерник или как Первак со Втораком – сыновья Войсила, которых я первых встретил в этом времени после перехода, не получалось.
– Так, Андрей. Кажи, а десятки твои добре готовы? – спросил я у старшего десятника, к которому уважение было больше чем к другому сотнику.
– Так, два десятка да аще пять. Характерники десяток аще два, – отчитывался Андрей.
Вот сколько не говорил старший десятник кто такие характерники, до сих пор особо не понял, кроме того, что они могут хорошо воевать подлыми приемами.
Я задумал провести операцию в тылу врага. Хотелось, как чисто по-человечески помочь Вячко, так и проверить свои возможности. Также и пограбить при случае. Первое, что нужно было сделать – выявить, где дочь князя, для чего нужно подойти к тому же Кукенусу за языком. Уверенность в том, что мы пройдем к месту была абсолютной. Генуэзцы чуть ли не маршем прошли пол Руси. Мы же лесом по малозаселенной местности.
После долгих споров было принято решение, что мы будем выдавать себя за тех же крестоносцев. Я буду рыцарем, остальные будут моими слугами. Пять арбалетчиков из числа генуэзцев, которые знают в совершенстве немецкий, должны будут отыгрывать мое ближайшее окружение. Взяли четверых проводников из эстов, которые эти места знают отлично. Так же на авантюру подписались двое из ближников Вячко, которые еще вырезали рыцарей в Кукенесе в 1208 году.
Разведка
Глава 8. Разведка
– Боярин, там сотня ливов, воны з абозами ажно дять десятков з грузами. Что делаем? – жадно, сбивчиво докладывал Кочка – выпускник воинской школы.
– Андрей, якоже думаешь? – обратился я к Андрею, который не перебивал своего подчиненного, однако, мотал неодобрительно головой. – Думаю у абход идти.
Во мне же боролись две сущности: мудрого старика и взбалмошного юнца. И, если чаще находились промежуточные решения, удовлетворяющие все сущности, то сегодня побеждал юнец.
– Бой. Андрей, реж татей подло, потым треба выйти на кромку поляны, взять, у самастрелы стреляем три раза, потом мы у пятерых у рогатины, – сказал я, решив, что озвученных действий хватит.
Беспечность ливов поражала. В предрассветное время все спали. Дозоров не было вообще. Видимо, здесь никто не бродит, кроме как представители этого племени, или их союзников. До эстов далеко, до литвы, тоже не близко, а рыцари союзники – можно расслабиться и поспать. Тем более, что русичи сидят в Юрьеве и не высовываются.
После некоторого согласования, основываясь на полученных разведданных, решили все же план поменять. Дали потренировать свои навыки десятку Андрея. Им было необходимо, как это не жестко и бесчеловечно звучит, убить своих первых врагов. Человеку, даже в этом суровом времени, не так легко убить. Воину же необходимо отринуть страх убийства и качественно сделать свою работу. Поэтому и организовали экзамен для молодых новиков. Остальные ратники, с арбалетами на изготовке, должны страховать.
Операция началась успешно. И, обозревая картину истребления противника, я окончательно уверился в том, что проверка на прочность новикам была необходима. Еще молодые, по сути, ребята с некоторым сомнением бесшумно подходили к спящим ливам. Некоторое время сомневались в своих действиях и с явным отвращением перерезали горло и зажимали рот рукой. Были видны струйки пота, соединявшиеся со слезами и стекавшие по лицу у половины ребят. На тренировках они все необходимые действия совершали на автомате, даже не задумываясь о то, что репетируют лишать людей жизни. И вот сейчас психология запрета на смерть, внушаемая с самого детства религией, поучениями родителей и стариков, начала срабатывать. Я почувствовал себя чудовищем, которое подвергает пытке чистые безгрешные души, но тут же представил Евпраксию Рязанскую, которая со своим сыном Иваном кидается с крыши княжеского терема во время штурма батыевыми ордами Рязани. Эта картинка помогает мне вспомнить и о своей семье и о том, что именно этим молодым воинам и придется встать на защиту своей земли, города, семьи. И не факт, что это произойдет только через двенадцать лет, может и раньше.
Когда половина спящих воинов были вырезаны, ливы все же начали просыпаться и поднимать шорох, который быстро превращался в гвалт. Однако, быстро весь лагерь оказался в окружении и начался простой отстрел людей. Несколько раз чуть в стороне от меня пролетали арбалетные болты, но интенсивность ответной стрельбы была крайне мала. Уже через десять минут остались только несколько человек, которым удалось вырваться из окружения. За ними с воодушевлением пошли эсты и люди Вячко. Я даже насторожился – все проводники разом убежали в порыве боя. Но волновался я зря, в скорости все вернулись и лица были довольными, а некоторые предметы в руках говорили, что беглецов не только догнали и убили, но и успели обобрать.
Встал вопрос, что делать с добытым добром. А досталось нам оружие, изрядно продуктов, запас стрел и болтов, с полтора десятка кольчуг, немного серебра. На мой взгляд, лучшим трофеем были кони, по крайней мере, сем коней конкретно рыцарские, может и фризской породы. Остальные двадцать три лошади не были чем-то выдающимся, но, и назвать их клячами также нельзя, – вполне рабочие, но не боевые, лошадки.
Сразу же разобрали «фризов», себе я взял шесть, одного отдал соратнику Вячко. Ну и взял себе одного в личное пользование, так как мой Араб никак не подходил для роли коня рыцаря и был оставлен в Юрьеве. Другие повозки замаскировали, коней привязали чуть в стороне, где на поляне еще не была объедена трава. Успели так же нарвать охапки травы. Надежд на то, что коней не обнаружат, и мы за ними вернемся, было мало, но и просто так сдаваться, или отпускать на все четыре стороны копытных боевых спутников не хотелось.
Дальше нам не повстречалось ни единого человека. Да и мы совершали переходы по таким чащам, что порой приходилось и прорубать себе путь. Но за пять верст до Кукеноса оставили и тех коней, на которых приехали к этой крепости. Бросать же свой живой транспорт не собирались, вот только дальнейшая разведка была сложна в осуществлении верхом или с демаскирующим ржанием. После некоторых раздумий, я остался вместе с двумя ратниками с конями, остальные войсковые разведчики, разделившись по три человека, рассыпались по округе. Через несколько часов все пришли на место и делились впечатлениями.
– Так, а потым воны едуть туды, – рассказывал свои впечатления Лют – самый пожилой ратник в команде Андрея.
– Кто воны? И куды? – спросил я. Ну не понять откуда и куда!
– Дык енто вот з крыжами то ходють на захаде вона стоять и ходють, – продолжал «четкий и лаконичный» доклад, которого разобрать было чуть больше, чем ничего.
И почему Андрей держит этого старичка? Только через долгий и нудный допрос разведчика стало ясно, что к Западу от Кукенеса находится целый лагерь крестоносцев. Рыцарей насчитали пока пять десятков. И это уже армия. Если подойдут к ним и ливы и латгалы, да какие еще кнехты-ополченцы городские, да еще какие наемники, то будет нелегко.
– Так енто вот, а полоняного крыжа ентого куды то? – уже отходя от меня, спросил старый разведчик и я выпучил глаза.
– Кого, ты, стары лис, полоняного взял? – с нескрываемым удивлением спросил я.
Рассказать толком ничего не может, но пленит рыцаря так между делом.
Пленником все же оказался не рыцарь, а оруженосец одного из них, который так же был в накидке с крестом, однако одет бедновато. Представитель оккупантов, так и хочется сказать «немецко-фашистских» был невысокого роста, но широк в плечах, с коротко небрежно постриженными волосами, которые были срезаны линиями, в некоторых местах и вовсе бриты. Глаза этого, по сути молодого человека были влажными. Он плакал, но беззвучно, его руки тряслись, и пленник постоянно крутил головой, как будто ожидая ударов и пинков.
– Как твое имя? – спросил я на немецком языке, единственном который хорошо знал, и всегда изучал и в школе, и в университете, в аспирантуре сдавал минимумы по нему же.
Однако толи пленник не понял слов, толи помутился рассудком.
– Имя твое? – прикрикнул я.
– Франсуа, сир, – проблеял пленник. А я чертыхнулся. «Повезло», блин – француз.
– Франк? – спросил я.
– Фриз, сир, – ответил Франсуа. А меня переклинило.
Фризия – это же будущая Голландия, но там свой язык, или большее влияние именно немецкого, а этот Франсуа входит в германский орден, в зоне влияния германского императора, но вроде бы говорит на французском языке. Хотя, а что я спросил? Два слова?
– Кто твой сеньор? – задал я новый вопрос на немецком языке.
– Магнус Лудигман – мой сеньор, – ответил Франсуа, горделиво закинув голову. Гордится, паразит, своим хозяином.
Оказалось, что фризский оруженосец частично все же говорит на немецком. И мы с ним в итоге друг друга через раз стали понимать. Знал он достаточно много, информацию не скрывал, напротив, был пойман уже на завышении количества армии, когда его спросили о численности войска. Так, по его словам только рыцарей было больше тысячи, а всего собирается войско в пятнадцать тысяч человек. Оказалось, что к рыцарям этот товарищ приписывал и себя и других таких вот оруженосцев. А рыцарей не больше трех сотен. Но и это была цифра просто огромная. На вопросы, почему так много прибыло рыцарей, оруженосец так же без принуждения ответил.
– Так купцы серебра дали, да ждет рыцарство объявления крестового похода от папы. Прошли слухи, что появились у русичей товары дорогие, что не делают в имперских землях. А еще язычников крестить нужно истинной верой и дать им возможность искупить свои грехи работой на пользу церкви, – чередуя немецкие и голландские слова, говорил Франсуа.
Отлично обрисовал ситуацию оруженосец. Если перевести его слова, то получится так, что они – крестоносцы – пришли на земли, которые им не принадлежат, чтобы освободить заблудших овец от их заблуждений. Убить или крестить… И, даже после крещения, эти новообращенные люди обязаны отрабатывать в рабстве за свои грехи новым хозяевам. Прошли века, а глубинные сути процессов, которые привели к мировым войнам, не менялись. И лучше сейчас хорошенько так дать по носу этим оккупантам, чем подставлять потомков.
Что еще зацепило в разговоре – это то, что именно я стал одной из причин тому, что численность крестоносцев в регионе увеличилось чуть ли не вдвое. Своими товарами, я мог взбудоражить и некоторых купчин немецких. Через двухминутные мучения, я все же смог хоть как-то сопоставить продажу некоторых товаров в немецкие города и недовольство со стороны формируемого ганзейского содружества.
Так, торговцы из Любека, Бремена или на худой конец – Нюрберга – главных тыловых баз Тевтонского ордена, могли банально решить силой захватить производства тех же зеркал. У самих-то все попытки создать качественные зеркала провалились. Еще на мысль натолкнула одна большая торговая сделка, которую получилось провернуть еще в прошлом году на ярмарке – тогда новгородскому купцу были продано по местным меркам огромное количество шерстяной нити, и непосредственно самой ткани. Частью даже получилось закупить у булгар красный краситель, бог знает из чего выполненный, и окрасить качественную мануфактурного производства ткань.
Получалось, что один из главных товаров ганзейцев для продажи в Новгороде теперь лежит мертвым грузом на складах в «немецком дворе». Европейские купчины, наверное, рвут и мечут. Так может и сломаться целая система торговых отношений, когда Русь превратиться в производящую страну, а не только рыбу, мед да пеньку продавать станет.
И ведь глупо со стороны торговых людей. Даже я один мог многое у них купить. Мне и сода нужна и красители для тканей, которые, ума не приложу, как сделать, руда, серебро, да и кирпич куплю. Много точек соприкосновения и без драки. Но нет же, идут протоптанной дорожкой.
Вот теперь и попробуй выстоять – это же тысяч под пять войска у противника. Срочно захотелось возвращаться в Юрьев. Желание бежать дальше на Восток я в себе настойчиво давил.
– А нет ли молодой девушки в Кукеносе? – поинтересовался я вероятностью нахождения Софии в городе.
– Так я в городе и не бывал. А только говорили, чтобы пропустил наш дозор посольство от епископа Альбрехта, а там, говорили и женщины будут. Но на них смотреть запретили, – отвечал Франсуа, а я решался на продолжение рейда.
Взяв в себя в руки решил, что пробовать нужно. Выбрали лучших коней, переоделись в кольчуги рыцарей и пошли открыто, не таясь, в сторону, что указал Франсуа, откуда и предполагалось прибытие посольства. Фриза же пришлось… Ну, это война, хоть парня и жалко.
Мы спокойно минули Кукенос, объезжая огромный лагерь рыцарей. Выглядел наш отряд, как и немногочисленные отряды, рассыпавшиеся по округе, – поэтом и особого внимания к себе не привлекали. До армейских уставов и знаменитой немецкой дисциплины еще далеко. В некоторое оправдание германцев, можно сказать, что, проезжая недалеко от лагеря противника, мы слышали и английскую речь и французскую, возможно были и другие представители «коллективного Запада».
Шли мы бойко. Сколько времени пройдет, когда хвататься Франсуа? Он был с тремя копейщиками и вез сообщение магистру ордена меченосцев Фольквин фон Наумбург цу Винтерштеттен. Я когда пытался повторить имя магистра, то только закашлялся, чем вызвал презрительный взгляд Франсуа. Еще я узнал, что орден меченосцев выставлял сто пятьдесят рыцарей. Я то, как историк в прошлом, думал, что максимальное число рыцарей этого ордена было в сто тридцать, но тут явно больше – вот и очередное несоответствие академической исторической науки. Да и тевтоны, оказывается, решили помочь. Вот и собралось реально большое войско. В прошлом году меньшее число неплохо сопротивлялись двадцатитысячному войску Ярослава Всеволодовича и новгородцев. У нас в воинстве были около ста человек, которые тогда участвовали в сражениях. Пытался вспомнить, когда венгры выгнали тевтонский орден со своей территории. Где-то в эти годы, но точно не знаю. Вероятно, что рыцари ищут себе новое обиталище, готовя обман мазовецкого правителя.
Мы шли в сторону Риги, благо та находилась всего в тридцати верстах от Кукенеса – так и до резиденции авантюриста и плута Альбрехта доберемся.
– Поезд, – скоро произнес подскакавший один из трех дозорных. – Два десятка конных и крытый воз. Велики, таки воз.
