Текст книги "Мёртвый город(СИ)"
Автор книги: Денис Луженский
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
– И вы не стали нам об этом... – Никлаш замолчал, вопросительно глядя на мастера-стрелка.
– Ты ведь не дурак, сам смекни – почему не стал. Я не знаю, отчего одни его видят, а другие – нет. И то, что вы оказались среди избранных – пока не повод для веселья. Придётся ещё изрядно поработать, чтобы научиться вызывать Ветер по собственной воле.
Друзья переглянулись.
– Не пугайтесь заранее, – Эйвор усмехнулся. – Освоите, никуда не денетесь. Сможете при желании пулями гвозди забивать. Обычный стрелок за всю жизнь не отточит своё мастерство так, как тот, для кого дует Белый ветер. "Ветреные" – это те, кто рождён для огнестрелов, они инстинктивно чувствуют цель и всегда попадают туда, куда хотят.
– И сколько их в Бастионе? – вопрос, вырвавшийся у Ника, давно уже вертелся на языке Рэлека.
– Наверняка не знаю, – ответил Страгос после недолгого молчания. – Когда я интересовался вопросом в последний раз, услышал число "двадцать шесть". Думаю, сейчас уже меньше.
– Но почему?! – не поверил разочарованный Рэлек. – Как же "один из десяти"?!
Ему уже представились воочию несколько сотен идеальных стрелков, проходящих с боем через безлюдные земли – от края до края. Странное дело, воображаемая картина вовсе не вызвала в нём прилива энтузиазма. Скорее она показалась... отталкивающей.
– Вот поэтому, – усмешка Эйвора превратилась в неприятную гримасу. – Вот именно потому, что у вас сейчас на лицах написано. Гении непредсказуемы, а когда не знаешь, чего от человека ожидать, всяко предпочтёшь гению надёжного умельца. Ветреные очень хорошо умеют стрелять, и не очень хорошо – убивать. Наверное, это вроде предохранителя для ружья. Думаете, я отобрал вас двоих только из-за вашего истового человеколюбия? Нет, ребятки. Беда не в том, что Ветреными нельзя делать любителей палить во всё, что движется. Суть проблемы иная: гений стрелка не совместим с талантом убийцы. И потому именно ваше завидное упрямство, явленное в нежелании дырявить фанерных человечков, давало больше всего шансов обнаружить в вас талант Ветреных.
– Так то человек, – проворчал Никлаш, – а то жнец. Я ведь пошёл в пастыри, чтобы...
– Пока что ты выбивал дух только из деревяшек, – сухо отрезал мастер-стрелок. – Вот продырявишь живого болга – тогда приходи снова со своими возражениями, обсудим.
Рэлеку не нужно было прислушиваться к себе, чтобы признать его правоту. Ощущать плечом массивность приклада, ловить цель на мушку, плавно выбирать спусковой крючок... Всё это дарило ему неизъяснимое удовольствие, достигавшее пика, когда пуля ложилась точно в то место, куда он её направлял.
Бах! – и щепки из доски – фонтаном...
Бах! – и подброшенное яблоко – вдрызг...
Бах! – и срезанная лучина гаснет в мокрой от ночной росы траве...
Но превращая в решето очередного фанерного болга, Рэлек упорно гнал из воображения брызги крови, осколки разлетающегося панциря, лопающиеся фасетки глаз... Живых, живых глаз!
"Я не хочу убивать даже уродливого паука... Как же я собираюсь стрелять в тех, кто похож на меня?"
"Придётся – так будешь, малыш".
"Заткнись! Заткнись!.."
– Так что же нам делать? – растерянно спросил Никлаш. – Уходить...
Он осёкся, встретив полный холодной насмешки взгляд Страгоса.
– Не мели ерунды, стрелок. Куда ты пойдёшь со своим талантом? В угольщики? В повара? Нет, ребятки, вам теперь придётся не только жить с этим даром, но и обращать его на пользу Бастиону. Пусть Нойнштау и не слишком жалует "ветренность", но глупо просто выбрасывать на свалку то, что может приносить пользу. Благо в людей вам стрелять едва ли придётся, а вот в жнецов... С их смертями от ваших рук придётся смириться и превратить истребление выродков в обычную работу – грязную, тошнотворную, но необходимую.
– Говорят, в первый раз всегда трудно, – заметил Рэлек неуверенно, – но потом привыкаешь.
– Не надейся, – отрезал мастер Эй. – Для тебя, парень, каждый раз будет первым.
– И вы называете это... даром?
Эйвор Страгос хмыкнул, покачал головой.
– Любой дар чем-то похож на проклятие, парень. Этот – не больше, чем другие. Белый ветер – прекрасное оружие, пусть и обоюдоострое. Когда он спасёт жизнь тебе и паре-тройке твоих товарищей, эта цена вряд ли покажется чрезмерной.
* * *
«Он говорил об этом так, будто знал наверняка, что прав. Будто испытал правоту своих слов на собственной шкуре. И мне так хотелось спросить его... но я не спросил. Ни тогда, ни позже».
"Наверное, потому, малыш, что ответ был слишком очевиден".
Рэлек встал, с некоторой опаской бросил взгляд на неровную кромку, за которой обрывался коридор. Брызги на бетоне уже стали правильного цвета, но приступ не вернулся. От него в душе остался лишь слабый привкус сожаления. Чувство это не поддавалось рациональному объяснению, оно просто было, и с ним приходилось мириться.
– Дар? – пробормотал Рэлек вслух. – Проклятие? Я жив...
"И раз ты с этим разобрался, – скептически отозвался Постоялец, – не пора ли двигаться дальше?"
Ещё один вопрос с очевидным ответом.
1 0 .
Спустился вниз он без особых приключений – не иначе, госпожа Неудача переводила дух и прикидывала, чем бы ещё озадачить чёрного пастыря. Рэлека не остановили ни наполовину обрушенные лестницы, ни держащиеся на одном лишь честном слове стены и полы. Никуда не провалился, нигде не попал под обвал. В одном месте пришлось немного попрыгать, в другом – проползти футов двадцать под рухнувшим потолком, и... всё. Когда оказался на улице, испытал такое чувство облегчения, словно мешок сырого песка с плеч скинул.
Задерживаться не стал – привыкнув доверять собственному страху больше, чем логике, Рэлек не давал себе расслабиться ни на миг. Трижды ему казалось, будто он чувствует затылком чужой взгляд, но разглядеть наблюдателя среди руин не смог. Несколько раз останавливался и, напрягая слух, тщетно пытался различить в шорохе песка и шелесте ветра посторонние звуки. Мёртвые кварталы лишь казались мёртвыми, здесь текла своя жизнь – тайная, незаметная. То существо в подземных каналах – оно ведь не принадлежало рою, было само по себе... Может, и сейчас кто-то подобный ему следит за одиноким стрелком? Человек когда-то создал это место, но теперь он здесь чужой.
Примерно через час Рэлек вышел к набережной. Большой канал охватывал Мертвеца по дуге: начинаясь у реки, он проходил вдоль западных и северных окраин. Когда-то там тоже стояли дома, но от них мало что осталось – наверное, за Каналом селились люди победнее и строились попроще, потому их жилища и развалились первыми. Сохранились лишь несколько районов на севере – отсечённые от Города огромным бетонным жёлобом, они всё ещё сохраняли подобие прежнего облика.
Эти места были Рэлеку хорошо знакомы. Держась в тени выстроившихся вдоль набережной домов, он за несколько минут дошёл до Западной переправы. Так на картах в Рецхофене называлось место, где прежде располагался один из шлюзов, регулировавших уровень воды в Канале. Много лет назад построенный по соседству дом рухнул, обломками завалило и шлюз, и дамбу. Когда сюда добрался Бастион, пастыри расчистили завал на дамбе – ровно настолько, чтобы по ней можно было проехать. И сегодня утром именно здесь две патрульных десятки переправились на восточный берег.
Спрятавшись среди развалин злополучного здания, Рэлек потратил немного времени, чтобы осмотреться. Спешка спешкой, а попасть в засаду уже на выходе из Города будет верхом глупости.
"Вот и добрался, – думал он, разглядывая древнюю дамбу, просевшую, исчерканную трещинами, но всё ещё сопротивляющуюся напору реки, – дальше только холмы и дорога. Два часа – и я в крепости. Лик ещё высоко, должен успеть".
Набережная пустовала, нужно было решаться. Оставив укрытие, он перебежал к основанию дамбы, где возле груды порастающих серой колючкой обломков всё ещё белели стены маленького одноэтажного домишки. Быть может, из этого места когда-то управляли механизмами шлюза, или здесь просто жили смотрители. Повинуясь смутному предчувствию, Рэлек возле домика вновь остановился, присел и вжался спиной в холодный выветренный камень. Взгляд его скользнул по только что покинутым руинам... Он беззвучно охнул.
Футов на пятьдесят правее той кучи мусора, за которой недавно прятался стрелок, в оконном проёме чудом уцелевшего второго этажа виднелась фигура. Знакомая уже жёлтая куртка и волосы, сейчас показавшиеся не стальными, а светло-серыми... Та самая женщина с проспекта, полного жнецов!
Рэлек смотрел на неё три бесконечно долгих секунды. Потом, едва осознавая, что делает, он вскочил и побежал. Рванул со всех ног через дамбу на другой берег. Сердце колотилось, как бешенное, в голове не осталось ни одной дельной мысли...
"Она меня видела! Видела!"
"Шевели ногами, малыш! – встревожено откликнулся Постоялец. – Шевели ногами!"
На середине переправы не выдержал, обернулся через плечо. Окна разрушенного дома были пусты. Он лишь сейчас подумал, что ему, должно быть, следовало стрелять – выцелить обманчиво безобидную фигурку и спустить курок. Каких-нибудь полсотни шагов и чёткий силуэт в светлом проёме: проще, чем на стрельбище...
"Пустил бы в неё пулю? К чему обманывать себя, малыш?"
Мысленно послав чужака ко всем бесам, Рэлек рванул из кобуры "хольд", вскинул его и взял на мушку проклятое окно. Так до самого конца дамбы и пятился, не опуская оружия, но больше никого не увидел. Когда под ногами вместо бетона оказался истрескавшийся асфальт, юноша повернулся к Городу спиной и снова бросился бежать. И мчался, будто угорелый, не меньше трёх лиг, каждую секунду ожидая, что вот-вот позади раздастся рёв какой-нибудь твари... Трижды оборачивался, всё не веря в собственную удачу. Погони не было. Почему?!
"Потом голову станешь ломать! Сейчас шевелись, шевелись!"
И он бежал дальше. Сбавить ход решился лишь когда в груди начал разгораться пожар. Замедлился, выровнял дыхание... Тридцать лиг налегке – это немного, но всё же силы стоило поберечь. Лошади пробегают такой путь минут за сорок, "паук" на полной скорости – всего лишь за четверть часа. Жаль, ни того, ни другого под рукой сейчас нет.
Впрочем, этому в Хельбе их тоже учили...
* * *
Из леса он выбрался уже на закате. Не потому, что раньше не вышло, и не потому, что тянул с возвращением до последнего, а просто так было оговорено: десятый день, за час до заката. Рэлек аккуратно отсчитал и дни, и часы. Точность для каждого пастыря – это любимая жена, и нужно хранить ей верность , чтобы она отве чала тебе взаимностью.
Никлаш тоже оказался точен , и показался на опушке всего через пару минут после друга . П равда, шагал Дрозд не из леса, а со стороны холмов. Перепрыгнул ручей, подошёл к поваленному дереву, уселся рядом. Будто до ветру ненадолго отходил и вот – вернулся обратно.
– Неба, Ник.
– Ясного, Рэль.
– Как прошло?
– Да так же, небось, как и у тебя.
– У меня – хорошо.
– Вот и я об этом.
Никлаш полез в карман, достал сэндвич – два куска свежей сдобы и ломоть копчёного мяса посередине.
– Вот, кабанчика сам подколол. Ещё в лесу, вчера, так что всё по-честному... Ну, почти по-честному. Хлеб с обеда остался. Будешь?
Улыбнувшись, Рэлек помотал головой и протянул другу кулёк из листьев лопуха, полный черники.
– Ты безнадёжен, – Ник вздохнул, – как можно протянуть десять дней на ягодках и корешках?
– Можно. Я ведь протянул. А кроме ягод есть ещё грибы.
– Хех... твоя нелюбовь к мясу – это притча во языцех. Если ты похудел хоть на фунт, Фабен будет зол.
Это у стрелков называлось «прогулкой налегке». Между Хельбом и Дицхольмом лежит полоса густого леса, лиг в четыреста шириной. Пять дней пешком туда, пять – обратно. Там, на месте, отметиться на посту у ворот, и сразу же возвращаться. Из леса выйти строго в оговорённое время, к закату стоять перед наставником Фабеном. Весь путь предписывалось проходить поодиночке, из снаряжения с собой иметь: походный ранец, верёвку и охотничий нож. Одежда – только та, что на себе... Ах, да, ещё винтовка и два «хольда» – обычный арсенал стрелков – но так как использовать оружие по назначению позволялось лишь для самозащиты, то в этом походе оно обычно играло роль груза. Вместе с запасом патронов выходило фунтов под пятнадцать – не так уж мало для десяти дней блуждания по лесному бездорожью.
С лёгкой руки Эйвора Страгоса «прогулка налегке» получила второе прозвище: «выживалки». По его словам, на этом испытании изредка погибали даже подающие надежды нойды . Про близость Межи не стоило забывать ни на минуту; если стрелок расслабился – значит, стрелок уже мёртв.
"В любом незнакомом месте у вас есть два проводника, – говорил им Страгос, напутствуя перед первыми «выживалками». – Первый из них – ваш страх. Втор ой – ваша интуиция. Подружитесь с обоими, научитесь им доверять и правильно понимать их советы – тогда нигде не пропадёте. Первый предупредит об опасности, вторая поможет выбрать верный путь."
Рэлек уже чувствовал: у него получается. Проходя через Хельбский лес в третий раз, он всё время ощущал рядом своих незримых проводников. Ни страх, ни интуиция его не подвели – путь до старого лагеря и обратно на сей раз и впрямь показался немногим труднее обычной прогулки. Впрочем, за три с четвертью года эти безлюдные, почти необжитые места стали ему как родные.
Чтобы нойды не помогали друг другу по дороге, их запускали на «выживалки» с разницей в сутки. Никлаш вернулся вчера, а сегодня просто вышел к условленному месту – встретить... нет, не Рэлека, конечно.
– Ник, я видел Флину в дне пути от Дицхольма. Так что она выйдет завтра.
– А я с ней разминулся, – Никлаш растянул губы в кислой улыбке. – Досадно до чёртиков... Ладно, давай сюда свою чернику, отнесу в лагерь. Без неё тебе бежать будет ловчее.
– Твоя правда, – Рэлек встал с дерева, поправил на груди ремень винтовки. – Побегу, а то Фабен и впрямь разозлится.
– Беги, беги, – хлопнул его по плечу Ник, и добавил, подмигнув: – По тебе, дружище, я тоже скучал.
* * *
Пробежав лиг десять, Рэлек позволил себе короткую передышку. Выбрав место у дороги, где не росла колючая мерзость, он присел в тени высохшего дерева. Когда дыхание немного успокоилось, допил то, что ещё оставалось во фляге. Из ручьёв, текущих к северу от Межи, у пастырей воду брать было не принято, как и из самой реки. Даже в Рецхофен каждый день через Ржавую бочки возят. И всё равно каждый год какой-нибудь особенно недоверчивый новичок травится, хорошо, если не насмерть.
"А коли я попью? – подумалось ни с того, ни с сего. – Поплохеет или нет?"
Он стянул перчатку, посмотрел на ладонь. Место, куда вонзился ржавый металл, всё ещё ныло, но сама ранка почти затянулась, и на воспаление ни намёка. Завтра, наверное, боль стихнет до неприятного зуда, а послезавтра вместо довольно-таки глубокой дырки останется на ладони лишь свежий алый шрам. Да и тот – ненадолго. Чтобы скрыть собственную живучесть, ему иной раз приходилось особенно заметные ссадины и царапины "освежать" при помощи гвоздя, либо таскать неделями повязки на давно заживших порезах. Летом чернил себе синяки зверобоем, зимой носил рубахи с длинными рукавами, хотя мёрз меньше других. В банные дни поддерживать обман было особенно трудно... Забавно вспоминать, сколько он от прочих нойдов насмешек выслушал за свою осторожность: "Даже Флина, и та себя бережёт меньше, чем наш Двужильный! Боится боли будущий пастырь!" Рэлек насмешки терпел, как мог отшучивался, а сам берёгся. Не боли, конечно, боялся, но разоблачения. Ведь кто-нибудь однажды мог заподозрить неладное. Мыслимое ли дело – "чёрный" с порченой кровью?
В небе высоко над головой парила птица. Здесь крылатые – редкость, а вот мыши как-то прижились, не уходят. И потому пустельга или канюк летают через реку, охотятся.
"Вы тоже сюда не развлекаться ходите, – заметил с иронией Постоялец, пока глаза Рэлека следили за описывающим плавный круг чёрным силуэтом хищника. – Правда, не полёвки вас привлекают, а зверушки покрупнее".
Рэлек не стал на это огрызаться. Мысль, которую он упрямо гнал от себя, с не меньшим упрямством возвращалась снова и снова.
"Почему меня отпустили? Это ведь никак не случайность, что она оказалась возле дамбы. Наверняка или следила за мной, или там меня поджидала. И просто позволила уйти... Почему?"
"Ты знаешь, почему".
"К бесам! Ничего я не знаю!"
"Просто не хочешь себе признаться".
"Проклятье... Да, не хочу. Потому, что этого... быть не может! Невозможно это, вот и всё!"
Как-то совсем уж некстати вспомнилась ему вторая встреча с Ксаной. Полтора года назад, всего за три месяца до Посвящения...
* * *
Зима выдалась бесснежной. Не то чтобы совсем снега не выпало, но если сравнить с обычными зимами Пограничья – мало, очень мало. Сугробы ниже, чем по колено – да разве ж это сугробы? Смех один. Дорожки от бараков к трапезной и учебным залам никто не прокапывал, плац был девственно чист и голые деревья взгляд не радовали. Правда, проходить «бурелом» при такой погоде легче не стало – дерево на морозе покрывалось наледью, ноги по брёвнам скользили. Когда сугробы есть, в них хоть падать мягче, чем на каменно-твёрдую землю. Поэтому, когда один из нойдов сломал лодыжку, а другой вывихнул плечо, штурмовую полосу личным приказом коменданта отменили. Временно, конечно. И Рэлек... бегал на неё исключительно в часы отдыха, стараясь при этом не слишком мозолить глаза наставникам и коменданту. Друзья посмеиваться над ним уже перестали. Привыкли.
Сегодня, впрочем, строгому начальству было не до шального бегуна. Начальство принимало гостей: накануне в Хельб приехала целая делегация, числом о чёртову дюжину. И среди прибывших...
Он столкнулся с ней вчера возле фехтовального зала. Ксана прошла буквально в трёх шагах, о чём-то оживлённо беседуя с незнакомым пастырем, и в сторону земляка даже голову не повернула. Может, и впрямь не заметила? Окликнуть почему-то не решился, а потом до вечера ходил смурной – даже Ник допытываться стал, что стряслось. Спутника Ксаны Рэлек разглядел плохо, лишь отметил про себя: это ментат – среднего роста и с серебром в волосах. Со стилизованной рыжей кошкой на рукаве форменной парки. Ещё один «хищник».
«Какого беса она здесь делает?!»
С досадой поморщившись, он постарался избавить голову от всего, что могло ему помешать. «Бурелом» не любит посторонних мыслей, за рассеянность и ошибки наказывает, и пребольно.
Всё же полностью сосредоточиться на штурмовой не удалось; бежалось тяжело, без обычного «огонька». Сперва чуть с бревна не загремел, а когда по шесту на пятнадцатифутовую вышку поднимался, засадил в ладонь занозу. Мелкую, но досадную – аккурат между средним и указательным пальцами. Гадство!
Выбрался на дощатый карниз, присел, потянул с руки перчатку... да так и застыл. Внизу, в полусотне шагов от вышки, располагалась «поляна истуканов» – площадка для тренировок кинетиков, уставленная по кругу врытыми в землю деревянными столбами. Сейчас посреди припорошённой утренним снегом «поляны» темнела знакомая фигурка. Что она там забыла? Ведь не ради него, Рэлека, пришла?
Нет, не ради него. Ксана подняла руки, и невесть откуда налетевший ветер погнал через площадку весёлую позёмку. Погнал затейливо – по широкому кругу, в центре которого стояла девушка. Подняв руки ещё выше, зеленоглазая принялась медленно водить ими из стороны в сторону, будто раскручивала над головой невидимое колесо – тяжёлое, массивное, сопротивляющееся каждому её усилию. В ответ позёмка припустила резвее, всё больше походя на зарождающийся вихрь. Снег и осколки льда подхватывались бесшумным ураганом и мчались вокруг странно извивающейся фигурки, белая пелена быстро затягивала «поляну»...
И вдруг – кончилось, утихло разом. Вихрь развеялся, льдинки попадали на землю, поднятый снег медленно оседал следом. Ксана опустила руки, несколько секунд постояла в неподвижности...
– Хо! – подавшись вперёд, девушка с резким выдохом ударила перед собой открытой ладонью – почти так же бил воздух и Рэлек на рукопашке. Вот только он бил воздух, а Ксана – столб в десяти шагах от себя. И судя по отчётливому деревянному стуку, удар цели достиг.
– Хо! Ха! – влево, вправо! Незримые кулаки лупили в «идолов», промёрзшее дерево гудело и трещало.
За годы учёбы Рэлек не раз видел, как упражняются кинетики и знал, что опытному толкачу нет нужды помогать себе руками, чтобы, скажем, поднять и швырнуть в мишень булыжник. Ксане определённо недоставало опыта, зато спирической силы было, хоть отбавляй, и сейчас она щедро выплёскивала её из себя, с каждым ударом наращивая мощь своих атак.
Рэлек смотрел и чувствовал себя престранно, он словно никак не мог решить, изумляться ему, восхищаться или пугаться до дрожи в коленках. Ксанка... Да она ли это, в самом деле? Ей же на роду написано было стать чующей! Да её даже Малеш, по дороге из Ривцы, проверял и говорил: «Есть, есть у тебя дар, будешь менталью»! И как же вышло, что теперь зеленоглазая садит по деревяшкам призрачными кулаками?! Да так садит, что окажись на месте соснового бревна человек – лежать ему с переломанными рёбрами.
Ему стало не по себе от этой мысли.
«Не надо было мне смотреть... И лучше бы уйти отсюда по-тихому, как и пришёл».
Надумал-то он, может, и правильно, вот только сделать уже не успел. Заканчивая очередную серию ударов, Ксана крутнулась на пятках, рукою зачерпнула что-то из воздуха и размашисто бросила... прямо в вышку, на которой сидел случайный зритель устроенного кинетичкой представления. Рэлек успел разглядеть унёсшийся точно под его «насест» кусок льда, потом вся вышка содрогнулась, карниз под ним сложился и он полетел вниз.
Сгруппировался, спружинил ногами... в общем, для падения получилось довольно мягко, он даже не ушибся почти. Хотел было ругнуться в голос, но посмотрел на приближающуюся Ксану и передумал.
– Ясного Неба.
Она вместо ответа обвиняюще наставила на него палец.
– Ты за мной следил! Ты, скрайт тебя растерзай, за мной следил!
– А ты меня чуть не убила, – заметил Рэлек, удивляясь собственному спокойствию.
– Иди к бесу, – Ксана чуть понизила тон. – Хотела бы убить – убила бы.
– И вышку нам подпортила.
– Починишь. Не надо было на меня с неё глазеть.
– Я здесь бегал. Это наша, хельбская, штурмовая полоса. Я не знал, что застану тебя здесь, просто бежал, поднялся по шесту, и...
– Да ну? Тренируетесь? Что-то не вижу твоей десятки, Подкидыш. Не надо мне врать, я отлично знаю, что все ваши тренировки на «буреломе» запретили.
– Запретили. Вот потому и бегаю один. Я здесь часто бегаю. Один.
– Это ты дурак или меня за дурочку держишь?
– Я дурак, – послушно согласился Рэлек. – Спроси ребят, они тебе так и скажут: «он дурак, он всё время один по „бурелому“ бегает, других таких дураков у нас нету, только Рэлек».
Ксана подумала немного, шмыгнула носом, вздохнула...
– Ладно, – сказала, наконец. – Ты не врёшь... Цел хоть? А то настучат мне за тебя...
– Цел, – Рэлек неуверенно улыбнулся. – Не зря ж я «бурелом» круглый год топчу. Ты извини, что я на тебя... глазел. Как-то по-дурацки вышло: наверх забрался, смотрю – ты. Веришь ли, увидал, что ты тут творишь – так обалдел маленько. А то ушёл бы сразу по-тихому...
– По-тихому? – Ксана фыркнула. – Да я тебя, дурашку, почуяла ещё когда ты по полосе бежал. Просто не сразу решила, что с тобой делать. Думала, подсматривать пришёл, проучить захотелось.
– По... чуяла? – опешил Рэлек.
– Ну, ясное дело, почуяла! Захочешь к ментату незаметно подобраться – перестань думать и чувствовать...
Она вдруг осеклась, глядя ему в глаза. Нахмурилась, буркнула:
– Вот дрянь... Я-то думала, он тебе всё-таки сказал.
– Кто? – Рэлек выпалил вопрос, и тут же сам догадался об ответе: – Дядь Даймир?
– Ага... дядя... Забудь что услышал, ясно? – в голосе её будто перетянутая струна зазвенела . – Я лишнего сболтнула – дала маху, а только ты уши не развешивай, понял? И сам язык за зубами держи.
– Да ничего я не понял! – благодушие Рэлека тоже дало трещину. – Объясни толком, что у вас за тайны! Ментат... кинетик... Кто ты, в конце-то концов?!
– Кто я? – зелёные глаза превратились в щёлочки бойниц. – Я – та, кто всё ещё помнит твой запах , Подкидыш! Тебе напомнить, что не у меня одной есть тут тайны? Сказано тебе, помалкивай обо всём. А если чего не понял – так для тебя же только лучше.
Он проглотил обиду. И даже нашёл в себе достаточно самообладания, чтобы улыбнуться.
– Ксан... Мы цапаемся так, будто ничего не изменилось. Будто сами мы – прежние, и будто вокруг всё по-прежнему. Я – подкидыш, ты – дочь исправника. А я... знаешь, другим стал. Привык думать не только о себе. Забыть, говоришь? Да уже забыл, ничего не помню. Даймир вот говорит, что человеком не рождаются...
– Ты об этом знаешь больше других, да? – издёвк а зеленоглазой горчила хин ином .
– Ненавидишь меня? – спросил Рэлек.
Девушка взгляда не отвела.
– Нет, – ответила она. – Тебя – нет.
* * *
Даймир говорит, что человечность – это умение быть человеком. Не стоит её путать ни с добротой, ни с милосердием. В Бастион приходят разные люди, приходят разными путями и с разными целями. Кто-то, как Рэлек, чтобы стать человеком. Кто-то, как Ксана, чтобы отомстить.
Скользнув взглядом по дороге, он уловил движение – неблизко, лигах в пяти, если возвращаться к городу. Прищурился, напрягая зрение... Болг? Нет, просто шар серой колючки – катится, подгоняемый ветром, прямо по колее, будто ему очень нужно попасть туда же, куда и Рэлеку.
До крепости ещё два десятка лиг. Нужно поторопиться.
11.
Вдох-выдох, вдох-выдох... Дорога сматывается под ноги пыльной и драной скатертью. Бежать не легко, но и не трудно. Привычно. От утренней свежести в теле, конечно, мало что осталось, но и усталость с ног пока не валит – спасибо пяти годам тренировок и врождённой выносливости. И всё-таки ещё не меньше десятка лиг нужно одолеть, а потом, наверное, его заметят с дозорных башен.
"Не думай о дороге, малыш. Не думай о расстоянии. Просто перебирай ногами, как учили".
"Перебираю, перебираю..."
"Вот и молодец".
* * *
– Молодец. Не сомневался, что ты сможешь, и всё-таки... Молодец, братец.
– Думал, вы не приедете.
– Да брось. Такое я бы не пропустил.
За четыре года Даймир почти не изменился: всё такой же худой, бледный и уверенный в себе. Сколько ему лет? Тридцать пять? Сорок? Не поймёшь.
– Брат стрелок. Ну и ну... Как Посвящение прошло?
– Да как-то... обыденно. Скучно даже.
– А ты церемоний ожидал? Красивых речей?
– Пожалуй. Комендант десять слов сказал. Мастер Фабен – пять. Остальные пятьсот – легат Юстель. Завтра праздновать будем. Придёте?
Маршал вздохнул с сожалением:
– На дружескую попойку? Прости, через пару часов уже должен трястись в седле. Надо поспеть ... на одну неотложную встречу.
Даймир спешит – обычная история. Не было ещё случая, чтобы его не ждали где-нибудь неотложные дела. Впрочем, Рэлек верил и не обижался... ну, почти не обижался. За четыре года он видел маршала раз пятнадцать, и каждый раз знал наверняка: тот при е хал из-за него. Оторвался от своих срочных дел, потратил несколько суток на дорогу – и всё лишь затем, чтобы два-три часа провести с чужим мальчишкой. Какие бы причины ни двигали стрелком второго круга, Рэлька-подкидыш был ему благодарен.
– Наши наставники, комендант, даже брат Юстель – они тоже все говорят: «Молодцы, отлично потрудились, добро пожаловать в Бастион». Но никто... никто нам не сказал «поздравляю». Вот и вы не сказали.
– Верно, не сказал. И ты знаешь... не скажу.
– Почему?
– А с чем тебя поздравить? Если повод хороший – я поздравлю.
Рэлек молчал, не зная, что сказать. А правда ведь... с чем?
– Поздравляют с достижениями, – нарушил, наконец, тягостную паузу Даймир. – Чёрный пастырь – это человек без свободы выбора. Куда ему идти – решает Бастион. Что ему делать – решает Бастион. Всё его достояние – это вечный долг перед другими людьми. У него ожог в душе, поэтому он носит чёрную одежду. Его семья – это такие же, как он, несвободные люди с обожжённой душой. Стать чёрным пастырем – это не достижение. Не с чем тут поздравлять.
– Да, – буркнул Рэлек. – Правда ваша. Не с чем. А вы про Хищников знаете, дядь Даймир?
Стрелок напрягся, в его глазах будто две льдинки блеснули, колючие и холодные.
– Знаю. Секрета тут уж е нет. Хищники – особая группа под патронажем Центрального Капитула. Новый тип м обильн ого отряд а : в составе всего сем еро бойцов , снаряжены последними новинками наших оружейников . Если докажут свою эффективность, через два-три года в Нойнштау начнут по их подобию готовить и други х .
– Ну и ну... А Ксана к ним каким боком?
– Ты... о чём это?
Заминка. Совсем небольшая, почти неуловимая, и всё же... Рэлек был уже не тот, что четыре года назад, он повзрослел и многому научился. И миг растерянности пастыря от его внимания не ускользнул.
«Знает! Всё знает!»
Иногда Даймир напоминал ему зимнюю реку: у берега вроде бы ледяная толща – не пробиться, но над самой стремниной зияет полынья; через неё видно, как бежит вода – бурная, подвижная, живая... и чертовски холодная. Берегись, неосторожный рыбак, начнёшь снасти метать – провалишься, течением под белую броню затянет, выстудит насмерть и утопит. Лучше уж держаться подальше и от реки, и от коварной стремнины, целее будешь.
Но сейчас Рэлеку было не до осмотрительности, он с разбегу ухнул в прорубь.
– Я видел всё. Видел, чем она стала.
Лицо маршала закаменело.
– Послушай, братец...
– Она теперь – как те, да? И чует, и толкает... Всё теперь может, да?
Даймир помолчал, играя желваками, и вдруг ответил:
– Может. Больше, чем у нас ожидали.
– А плата? Чем заплатить-то пришлось?
Злые, неосторожные слова, но он уже никак не мог удержать их в себе. И испытал странное болезненное удовлетворение, увидев, как снова теряется, медлит с ответом маршал.
– Зачем? Зачем с ней – так? За что?
– Ксану никто не принуждал. Она вызвалась сама.
Это прозвучало глухо и как-то... беспомощно.
– Я в глаза ей смотрел, дядь Даймир. Из неё будто вынули что-то. Души кусок.
Коротко стриженая голова качнулась, маршал устало вздохнул.
– Мы все платим, братец. Все что-то отдаём, чтобы что-то приобрести. Сила не даётся просто так, за неё приходится рассчитываться тренировками – потраченным временем, болью. Ксана тоже... платит. Свою цену. И она знает о ней, будь уверен.
– Я вам не верю, – сказал Рэлек. – Больше – нет.
Он бы напился снова, но знал наверняка: Даймир вновь вытащи т новоиспечённого пастыря из трапезной и станет окуна ть его в ближайшую лужу, пока тот не протрезве ет . Кому из них надо опять разыгрывать этот балаган? Впрочем, маршал ведь собирался сегодня уехать...
