Текст книги "Мёртвый город(СИ)"

Автор книги: Денис Луженский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Луженский Денис Андреевич
7. Мёртвый город

Чего мы хотим? Мне хочется верить, что такой вопрос рождался в голове у каждого из вас, друзья. Ибо это означает: среди тех, кто стоит сейчас передо мной, нет равнодушных, а есть лишь те, кто принял на себя бремя долга и готов нести его столь далеко, сколь хватит сил. Бастиону не нужны равнодушные. Бастиону не нужны слепо верящие в правоту нашего дела. Бастиону нужны те, кто твёрдо знает: они правы. И знание своё черпают из понимания .

Так чего же мы хотим? Держать континент в своей власти, как думают связанные Пактами государи? Жировать на кровных грошах простых людей, как шепчутся за нашей спиной эти самые «простые люди»?

Мало кто вспоминает: все пастыри когда-то были обычными людьми, с обычными радостями и бедами. И с обычным отношением к тем, кого закон год от года вынуждает отсыпать из собственных тощих кошелей «бесову десятину». Вы сами были из таких.

А есть и те, кто считает, будто мы всего лишь напыщенные кретины. Что Бастион – колосс на глиняных ногах, и если бы не наши ружья, он давно бы рухнул под собственной бесполезной тяжестью. Что если ружья раздать всем желающим, они и сами сумеют защититься от Безлюдных Земель.

Глупость людей чаще всего происходит от незнания.

А ведь всё, чего мы хотим – чтобы Оно было Ясным. Отныне и навсегда.

"Абель Вендел. Избранные р еч и ",

128 г. Эры Возрождения, Нойнштау, Главный архив

История седьмая: Мёртвый город

1.

Темно, сыро и тесно. Под пальцами – колючие хлопья ржавчины. И стоит лишь неловко пошевельнуться – такие же хлопья сыплются сверху. Прямо за воротник... Бесы и пламя!

Он достал из-за пазухи тонкую стеклянную трубочку, осторожно надломил её, как учили, встряхнул. Бледно-зелёный свет разлился по узкому проходу, растворяя чернильную темноту.

Пусто. Футов на двадцать впереди – только жерло трубы, дальше свет не справлялся. По дну, вымывая ржавчину, струился тонкий ручеёк, давая смутную надежду, что это бутылочное горло где-то там, в кромешной тьме, не заканчивается пробкой завала.

Время слишком дорого, чтобы тратить его на сомнения. Рэлек пополз, держа светящуюся трубочку перед собой. Сухой шелест, плеск воды, скрип оскальзывающихся подошв... Проклятье, до чего же шумно выходит! Но если двигаться осторожнее, ему всей ночи не хватит, чтобы пройти по этой трубе. Поэтому, сжав зубы, приходится скрипеть и шуршать, но ползти быстро. И уповать на то, что его возня не потревожит оставшихся наверху чутких ушей.

Всё же он испытал большое облегчение, когда труба вдруг закончилась. Окружающее пространство раздалось вширь, рука вместо мокрой ржавчины нащупала покрытый водой каменный пол. Подняв светящуюся трубочку вверх, он выполз из тесного лаза и выпрямился. Лойза, всё-таки не ошиблась! "Крысиная нора" вывела в другую трубу, намного шире предыдущей. Не трубу даже – настоящий каменный туннель, высотой в добрых полтора человеческих роста. Хоть вприпрыжку беги – просторно!

"И подкрасться могут с любой стороны", – осадил он сам себя.

Хуже того – разлившаяся по дну туннеля вода громко плеснула, стоило лишь сделать первый шаг. Каждое движение порождало гулкое эхо, разносящееся под каменными сводами. Даже собственное дыхание казалось здесь неправильно громким.

Шлёп... Шлёп... Шлёп... Интересно, откуда здесь вода? Наверное, тоннель – часть ливневой канализации, но ведь дождей не было уже, самое меньшее, неделю. Возможно, просачиваются где-то в древнюю систему грунтовые воды?

Эта мысль настроения не подняла. Ржавчина, которой перепачкался с ног до головы, – сущий пустяк в сравнении с тысячами фунтов земли и обветшавших бетонных перекрытий, готовыми обрушиться на макушку. В Мертвецах такое случается сплошь и рядом, стоит лишь на миг утратить осторожность. И если при этом тебя сразу раздавит, как попавшего под каблук лягушонка – считай, повезло. Впрочем, даже опасность погребения заживо бледнеет перед возможностью иного конца...

Рэлек несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, унимая разошедшееся воображение. Эдак можно попасть прямиком в объятия паники, а паника сейчас смерти подобна. Другое дело – рациональный, привычный страх, советчик и покровитель. Что он тебе говорит, дружок? Стоит маленько прибавить шагу... но не настолько, чтобы кроме плеска под ногами ничего уже вокруг не слышать.

Шлёп... Шлёп... Поворот налево. Так и должно быть, если вспомнить изгибы канала. Одна незадача – по всем расчётам повороту давно следовало остаться за спиной, но здесь, под землёй, расстояние как будто удвоилось. Вот и пойми: то ли в теснине затопленного тьмой туннеля разум шутки такие шутит, то ли каменная труба вовсе не следует в точности линии набережной. Хорошо бы второе, собственному рассудку отчаянно хотелось доверять.

Сразу за поворотом обнаружилась лежащая поперёк тоннеля тёмная масса. Будто человек свернулся калачиком на залитом водой полу, да так и уснул... Сердце успело толкнуться в груди добрую дюжину раз, прежде чем стало ясно: это не человек, да и вообще не живое создание. Просто груда мусора, очень старая, слипшаяся и сплавившаяся в нечто настолько бесформенное и однородное, что невозможно стало понять, чем оно когда-то было. Поколебавшись секунду, Рэлек аккуратно перепрыгнул через преграду. Свет метнулся по стенам, бледная зелень омыла влажные своды, некогда просто серые, а теперь сплошь покрытые грязными потёками. Остро пахнуло сыростью и плесенью, как в старом, давно не проветриваемом погребе... и чем-то ещё, незнакомым, сладковатым...

Резко обернувшись, он рванул из кобуры пистолет. Повёл стволом, выцеливая противника... Ни движения во тьме, ни звука. Нервы, дружок. Фантазия разыгралась.

Рэлек медленно попятился, не опуская вооружённой руки. Пять шагов... Десять... Туннель оставался тёмен, пуст и равнодушен к пришельцу. Почудилось? Собрав волю в кулак, он повернулся и зашагал прочь, борясь с мучительным желанием оглянуться. Пару минут это желание грызло его изнутри, потом отпустило.

Умению держать в узде собственные чувства его учили едва ли меньше, чем умению целиться и нажимать спусковой крючок. Четыре года учили. Возможно, только ради сегодняшнего дня.

"Почему ты? Да больше некому, братец..."

Вспомнив эти слова Чейда, он подумал, что десятник больше никого не отправит следом, если Рэлек не вернётся. Группе просто не хватит времени, чтобы дождаться помощи – когда в свои права вступит ночь, рой доделает начатое...

Гадство! Это ему только кажется, или свет в стеклянной трубочке потускнел? Лезмоль уверял, что реакция должна идти от трёх до пяти часов, поэтому дал Рэлеку только один химический осветитель. Теперь если проклятая стекляшка погаснет... В темноте оружие станет почти бесполезным, любая хищная тварь сможет подобраться к бредущему наощупь человеку. Не нужно напрягать воображение, чтобы представить себе, на что способны клыкастые пасти и хитиновые лезвия хелицер...

"А ну, стоп! – от призрачного голоса в голове веяло злостью. – Забыл, чему тебя учили четыре года?! Паникующий стрелок – мёртвый стрелок! Бегущий солдат на поле брани ещё имеет шанс уцелеть, пастырь – никогда! И раз уж ты, малыш, оказался не в армии, а в Бастионе – не смей паниковать!"

"Заткнись! – огрызнулся Рэлек мысленно. – Ничего я не забыл!"

Вдох! Выдох! Вдох! Выдох! Вдох...

Он перепрыгнул ещё одну кучу древнего мусора, с опаской прошёл под расколовшей свод потолка широкой трещиной. В разломе чернела земля, вниз бессильно свисала бахрома тонких корней... мёртвых корней – город наверху давно захватила серая колючка и деревья все погибли, только трава ещё кое-где зеленела, да изредка взгляд цеплялся за кусты чертополоха – этот даже серой дряни противостоять исхитрялся.

Шлёп... Шлёп... Когда-нибудь он должен кончиться, проклятый тоннель. "Когда-нибудь всё кончается", – так любит говорить Никлаш. Никлаш вообще любит поговорить. А ещё у него отличные глаза – по-птичьи зоркие, внимательные. Сегодня он первым разглядел в развалинах болга. Если б не глаза Ника, рой сумел бы подобраться на сотню шагов ближе. Быть может, только благодаря ему патруль успел отбить атаку.

Рэлек поднял взгляд к низкому грязному своду, пытаясь увидеть сквозь толщу земли и камня пустые улицы, ветшающие год от года руины и надо всем этим – глубокую чистую лазурь... Нет, не выходит. Наверху, даже ночью, даже под грозовыми тучами – там совсем другое дело, там это давно уже приходит само. Но не здесь, где тьма и сырые стены давят на чувства тяжёлым спудом. Чтобы увидеть Небо, надо выбраться из туннелей. Надо идти дальше.

Чтобы отвлечься, он начал вспоминать. Нет, не волну атакующего роя, не недавнюю бойню наверху. Он думал о первом своём дне в Бастионе. Вернее первом вечере... Пять лет прошло, переполненных событиями, будто походный котёл – гречневой кашей. Но тот вечер помнился столь же хорошо, как если бы случился вчера.

2 .

– Это армия, ржа! – Пешта состроил многозначительную гримасу, давая понять, что знает жизнь лучше наивных деревенщин, с которыми ему приходится делить скудный ужин. – Чёрные, белые, синие в жёлтую полосочку – разницы никакой. Везде всё одинаково.

– Ты о чём? – не понял Энгольд.

– О порядках, ржа, о чём же ещё? Не о жратве же! – будущий пастырь понюхал кусок влажного сыра и вздохнул: – Вот жратва, ежели папаше моему верить, у герцогских панцирников не в пример лучше.

Овечий сыр, не первой свежести серый хлеб и по большой кружке простокваши – вот всё, что они получили от сонного повара. Похоже, новобранцы в Дицхольм прибывали не каждый день, и здесь не считали нужным ради явившихся на ночь глядя новичков разжигать огонь на кухне.

Спутников своих Рэлька увидел впервые, когда Даймир передал его с рук на руки сопровождающему из Бастиона. Случилось это позавчера в маленьком городке с длинным, плохо запоминающимся названием.

"Не унывай, братец, ещё увидимся", – сказал стрелок на прощание. Сам он остался в том городке вместе с Малешем и Ксаной. А Рэлька уже через полчаса поехал дальше, пересев с ксаниной кобылы в тряскую повозку к бастионовцу по имени Чиф и к двум его пассажирам.

С первого взгляда тех можно было принять за братьев: оба рослые, крепкие телом; ни дать, ни взять – годовалые бычки. Разве что у одного волосы курчавились густо и пышно, а второй блестел гладко выбритой макушкой. Но стоило "братьям" заговорить...

"Здравбудь, малой. Садись сюда, сказывай, откель будешь? Меня вот Энгольдом звать..."

"Что, Энг, нашёл себе приятеля-землероя? Леса и поле – дом родной, коровы и козы – лучшие друзья? Хех! Ладно, салажня, не дрейфь, запрыгивай. Я – Пешта..."

Энгольд и Пешта. Одному девятнадцать, другой уже двадцать первую годовщину справил; один – простодушный и незлобивый, другой – едкий, как уксус и, что называется, себе на уме; один – крестьянская косточка, широкая, надёжная, другой – самоуверенный горожанин, глядящий на "пахарей" с пренебрежением.

Эти двое путешествовали вместе уже неделю, и между ними установилось нечто вроде взаимопонимания. То есть, Пешта младшего товарища поддевал регулярно, но беззлобно, а тот к издёвке спутника привык и обижался разве что для виду.

Появление Рэльки привнесло некоторое оживление в это однообразие отношений, но ненадолго. Ещё до того, как они успели прибыть в Дицхольм, Пешта понял, что его язвительные остроты действуют на "малыша" даже меньше, чем на Энгольда и потерял к новичку интерес. А сам Рэлька впервые оказался в окружении совсем незнакомых людей – это было непривычно и порядком его тяготило. Потому, наверное, за два дня дороги со спутниками он перекинулся едва ли парой дюжин слов.

Вот и сейчас подкидыш молча жевал свой сыр, прихлёбывал тёплую простоквашу и слушал, как Пешта делится с "салажнёй" богатым житейским опытом.

– Ладно, жратва – дело наживное. Порядки – вот чем армейская житуха от обычной отличается. Первым делом их надо уразуметь.

– А чё порядки? – с опаской спросил Энгольд.

– А то, ржа. Последний раз, детишки, угощаетесь не по приказу. Скоро всё будете делать только через матюги капрала... вернее, этого, как его... мастера-наставника.

– Можно подумать, ты будешь того... не по приказу.

– Я – другое дело, – Пешта ухмыльнулся с превосходством. – У меня папаша был капралом, я сам с малолетства, как в казарме рос. Небось, привык.

– Что ж не в солдаты тогда пошёл? Что ж сюда, к "чёрным"?

– Не твоего ума дело! – озлился вдруг бритый крепыш. – Жри, давай, ржа, и тащи задницу, куда укажут!

Энгольд насупился, сжал кулаки, но на более старшего и сильного обидчика броситься не рискнул. Уставился в свою миску и принялся сосредоточенно жевать.

– Ничего, ужо вас, хлюпиков, возьмут здесь за шкирбаны. Заставят, ржа, носом канавы рыть. Вместо сохи, ага...

Он вдруг осёкся, вскочил с лавки и застыл навытяжку. Рэлек и Энгольд, чуть замешкавшись, последовали его примеру. А от дверей трапезной к ним уже шёл... нет, не шёл – надвигался грозовой тучей человек в чёрном, огромный и могучий, точно вставший на задние лапы медведь.

– Так-так, – голос у него оказался подстать внешности – глухой и гулкий, будто доносился из бочки. – Я смотрю, кое-что вы уже умеете, неудачники.

Он оглядел троих новичков и его массивное, невыразительное лицо на миг исказила гримаса недовольства – будто судорога по чертам пробежала.

– Знакомы с военной службой?

– С вашего позволения, господин мастер-наставник, – отозвался Пешта, – так точно, я знаком со службой!

– Вот как... – гигант остановился в шаге перед ним, а показалось – навис над всеми тремя сразу. Не человек – монолитная чёрная глыба.

– Мне, выходит, уже и представляться не нужно? Ты про меня и так всё знаешь?

– Никак нет, господин мастер-наставник! Я слышал только то, что вас следует называть "господин мастер-наставник"!

– Что ж, тогда запоминайте, неудачники: меня зовут брат Тэнгер. Под моим началом вы проведёте следующие два года вашей жизни. Не больше, но и не меньше. Ясно?

– Так точно, мастер-наставник! – отчеканил Пешта, опередив растерянных товарищей.

– Славно. Если ты такой умный, что отвечаешь за троих, скажи мне, кто вы такие.

– Никто, мастер-наставник! Мы – никто!

– Ну и ну, – что-то дрогнуло в каменном лице, – настоящая армейская школа домашней выделки. Как мило.

Он вдруг наклонился вперёд, и этого быстрого и грозного движения Пешта не выдержал – непроизвольно отшатнулся.

– Если ты никто, неудачник, какого беса я должен с тобой возиться?

– Я, мастер-наставник...

– Молчать, – бросил Тэнгер глухо, и у крепыша захлопнулся рот, аж зубы лязгнули. – Если ты никто, ты никому и не нужен. Нет, паренёк, ты должен быть кем-то, чтобы я захотел тратить на тебя своё время.

Он развернулся на каблуках, собираясь уйти.

– Господин мастер...

Рэлька потом и сам не мог понять, что его за язык дёрнуло, заставило говорить, когда следовало бы помалкивать.

– Почему мы неудачники, господин мастер?

Человек-глыба повернулся к мальчишке и придавил его тяжёлым взглядом. Он будто прикидывал, сдуть ли назойливого комаришку с носа или просто прихлопнуть его одним щелчком. И, в конце концов, решил странное.

– Разве ты попал сюда как обычный доброволец, мальчик? Разве вы трое воззвали к Праву лояльности и прошли отбор?

– Я – доброволец.

– Нет, мальчик. Ты – неудачник. Доедайте и идите спать. Второй барак, дневальный укажет вам койки. Подъём в семь... Ваша десятка ещё не собрана, поэтому наслаждайтесь отдыхом, пока есть возможность.

Больше Тэнгер ничего им не сказал. Когда "чёрный" ушёл, Пешта произнёс, не скрывая растерянности:

– Чтоб мне, ржа, провалиться...

* * *

В четырёх бараках учебного лагеря, рассчитанных на две сотни человек, обитали всего тридцать пять новичков-нойдов. С учётом прибывших их стало тридцать восемь. Две полных десятки провели в Дицхольме уже больше года, третья – около полугода. Четвёртая всё ещё собиралась – с миру по нитке.

– Я сюда первым приехал, – рассказывал Никлаш, – два месяца уже, с гаком. Потом, через неделю, Венз и Лимберт. Хануда и Флину привезли в прошлом месяце. Теперь, вот, вас. Небось, скоро и остальных доставят – десятка почти собрана, не дадут уж долго прохлаждаться.

Никлашу было семнадцать. Стройный, худощавый, он собирался стать стрелком. Как и Рэлька. Как южанка Флина, чернявый дылда Венз и Лимберт с восточного побережья. Здоровяков Пешту и Энгольда определили в мечники. Дженго, чернокожий и сухой, как осенний тростник, "человек пустыни", жил отдельно от остальных – в бараке со спиритами. Поговаривали, быть ему в отряде толкачом. Прибытия ещё двух духовников – толкача и целителя – ожидали со дня на день.

– Отдыхаем пока, – семнадцатилетний нойд довольно потянулся, откидываясь на охапку сена, – балду пинаем. Вот соберут десятку, и начнётся весёлая жизнь.

Четыре дня назад Рэлька решил бы, что его новый товарищ просто красуется перед новичком. Подниматься в семь утра и полдня проводить, занимаясь изнурительными упражнениями, после которых из желаний остаётся лишь одно: поскорее уронить своё тело на постель и уснуть... И это называется здесь "отдыхом"?!

Однако же, проведённых в Дицхольме дней ему хватило, чтобы твёрдо усвоить: всё познаётся в сравнении. Нойды из полных десяток занимались здесь примерно тем же, но с пяти утра и до самого вечера. Оставалось лишь диву даваться, как эти двадцать восемь парней (среди которых, между прочим, ещё и две девицы затесались) до сих пор живы и смотрятся перед отбоем бодрее, чем Рэлька.

– Ничего, обвыкнешься. Мне поначалу тоже тяжко было, а теперь... – Никлаш согнул правую руку, демонстрируя натягивающие кожу тугие мышцы. – Через месяцок-другой у тебя так же будет.

Вот в этом подкидыш уже не сомневался. Точно так же. Быть может, даже лучше. Хочется ему того или нет – будет... А в самом деле, хочется ему? Или нет?

– Почему нас здесь так мало?

– Потому, что Бастион слишком хорошо делает свою работу.

Увидев недоумение в глазах младшего товарища, Никлаш фыркнул и пояснил:

– Чем меньше жнецов оказывается по эту сторону Межи, тем меньше гибнет людей, меньше остаётся жаждущих отплатить Безлюдным Землям за своих близких... да и вообще, желающих связываться с тварями делается год от года всё меньше. Удивлён?

– Не особо. А зачем ты пошёл в пастыри?

Они сидели вдвоём у конюшни, наслаждаясь недолгими минутами отдыха. Ужин приятной тяжестью улёгся в животах, до отбоя ещё оставался час. И дежурств на эту ночь не предвиделось. По крыше навеса нудно барабанил зябкий осенний дождь. Хмурое небо походило на серую вату, в которую щедро плеснули синих чернил. Пахло прелью и близкой зимой.

– Хочешь знать, зачем я выбрал путь Ясного Неба? – развалившись на сене, Никлаш с безучастным видом рассматривал балки, держащие навес. Руки закинуты за голову, между крепкими зубами зажата сухая соломина... Казалось, он и впрямь сейчас видит вовсе не тёмные от влаги доски, а прозрачную лазурь со слепящим оком светила в зените.

– Неа. Я хочу знать, зачем ты бумажки подписал. Ну, те, бессроковые.

– Договор, – взгляд карих глаз тонул в видимой лишь им одним голубой бездне. – Бессрочный. Обязательства служить с честью и защищать любой ценой... Знаешь, отец хотел, чтобы я стал судьёй. Или прокурором. Хотел, чтобы я служил справедливости, а меня за это уважали. Он ради этого оплатил мою учёбу в Глете.

– А ты что же?

– Учился. Юриспруденция, право, судебное делопроизводство... Отзубрил исправно два курса, сдал летнюю сессию, а потом отправился в Тобург, в миссию Бастиона. Сказал, что хочу стать чёрным пастырем. Знаешь... больше всего я удивился, когда мне там поверили. Вот ты бы на их месте поверил?

Никлаш нравился Рэльке, поэтому он решил быть с ним откровенным:

– Неа, не поверил бы.

– Вот-вот. Студентик, домашний мальчик, сын небедных родителей... Спрашиваешь, зачем я подался в пастыри? Да вот подумал однажды, что трудно найти дело справедливее, чем защищать людей от выродков. Судьи бывают пристрастными, стрелки – никогда. Я выбрал то, чего хотел от меня отец – справедливость и уважение других людей. Жаль, сам он этого не понял.

Последние слова Никлаш произнёс спокойно, почти беспечно, словно его "жаль" было не более чем данью приличиям. Лицо будущего стрелка оставалось умиротворённым. И Рэлек неожиданно для себя признался:

– Мой батя тоже не согласился бы, чтобы я стал "чёрным".

– Он не пытался тебе помешать?

– Батя не смог бы. Он умер.

Никлаш не стал извиняться, не стал мучительно подбирать слова сочувствия и вздыхать от жалости. Он вообще ничего не сказал. И Рэлька был ему за это благодарен. Он тоже лёг рядом с приятелем, утонув головой в колючем сене, уставился вверх. Небо... Сырые пятна на досках – неважная замена облакам. Где-то там, за этими досками, за пеленой дождя и низкими тучами на самом деле прячется Оно. Ясное. Но чтобы разглядеть его из-под навеса коновязи, мало обычных человеческих глаз. Даже таких зорких, как у Никлаша.

3 .

Мерзкое ощущение впервые возникло, когда ему пришлось перебираться через завал. В этом месте туннеля своды всё-таки не выдержали и просели, перекрыв проход. По счастью, не наглухо – между двух сложившихся «домиком» серых плит хватало зазора, чтобы протиснуться на другую сторону. Проделывая этот трюк, Рэлек едва не застрял между крошащихся бетонных блоков. Выбрался раньше, чем успел запаниковать, но извиваясь в щели, пошумел изрядно. И почти сразу же, едва лишь вновь поднялся на ноги, почувствовал: кто-то смотрит... Глядит, надёжно укрытый мраком, изучает. Вот зараза! Только внимания какой-то подземной твари ему сейчас недоставало!

Чужой взгляд сверлил затылок, не отпуская ни на миг. Наблюдатель-невидимка шёл по пятам, держась на расстоянии. Воды по эту сторону завала оказалось чуть ли не по колено, но сколько Рэлек ни вслушивался, не мог уловить плеска за спиной. Зато время от времени казалось, будто уши различают слабый шорох. В конце концов, не выдержав копящегося внутри напряжения, он резко остановился, напрягая слух. Прежде, чем угасло эхо собственных шагов, сквозь него пробился отчётливый мягкий топоток множества маленьких ножек. Секунда – и топоток стих. Бесы и пламя, да оно за ним по стенам бежит, не иначе!

Рэлек едва сдержался, чтобы не схватиться за пистолет. Волевым усилием отогнав подступающую панику, встряхнул коварный осветитель. Увы, если и помогло, то совсем незаметно. В трёх шагах уже едва получалось что-либо разглядеть. Эдак и получаса не пройдёт, как темнота полностью сомкнётся вокруг, обнимет незваного гостя, закроет ему глаза руками в перчатках чёрного бархата и шепнёт вкрадчиво: "Угадай, кто?"

Нужно, стало быть, выбираться на поверхность раньше намеченного... если, конечно, получится отыскать подходящую лазейку. Он заставил себя забыть о неведомом преследователе и двинулся дальше, вглядываясь в нехотя отступающую тьму.

Дыры сточных труб у самого пола, забранные остатками насквозь проржавевших решёток, попадались довольно часто. Воспользоваться одной из них, чтобы выбраться тем же путём, каким он пришёл сюда? Едва ли выйдет. Если здесь, в туннеле, скопилось столько воды, трубы наверняка закупорены обвалами или надёжно забиты мусором. Нет, соваться туда – чистое самоубийство.

Возле узкого бокового прохода он замедлил шаг, но идею сходить туда на разведку тут же выкинул из головы. Стоило лишь принюхаться к сладковатой вони, которой тянуло из прохода, и страх настойчиво подтолкнул в спину: "Топай мимо, не смотри! И даже не задерживайся!"

Спокойно, стрелок, спокойно! Не теряй хладнокровия, и у тебя всё получится. Дядя Даймир как-то сказал, что не существует безвыходных положений, а любой тупик – не более чем иллюзия, порождённая отчаявшимся рассудком. У тебя есть дело, которое нужно сделать; у тебя есть цель. Отчаяние подождёт.

Выход нашёлся через пару сотен шагов – большая, идеально круглая дыра в своде туннеля. Такие Рэлеку уже попадались по дороге, раза три или четыре. Под первой он даже простоял с минуту, пытаясь высмотреть, куда она ведёт, но света недоставало, и взгляд не схватывал ничего, кроме стен, покрытых грязными потёками. Похоже, когда-то в этих колодцах сверху вниз вели лестницы из врезанных в камень железных скоб, но теперь от них остались лишь жалкие огрызки металла и клочья ржавчины. Труба, в которую он сейчас заглядывал, исключением не стала, вот только высоко, в самом её конце... Пришлось спрятать трубочку осветителя под куртку, дабы убедиться, что глаза его не обманывают. Мертвенная зелень погасла, темнота приняла человека в жадные объятия, и прямо над собой он отчётливо разглядел далёкий и тусклый полукруг света.

Путь наружу или всё-таки тупик? Бледный зелёный свет снова отразился в воде туннеля. Дыра над головой казалась направленным вниз стволом гигантского пистолета. Что ж, если это ствол, человеку предстоит стать в нём пулей. Подняться по каменной трубе не так уж сложно, самое трудное – добраться до неё. Благо, жерло не слишком широкое, и если изловчиться, можно подпрыгнуть, как можно выше, попытаться поставить руки "враспор", а затем подтянуться...

Как ни странно, Рэлек ухитрился проделать это с первой же попытки. Руки загудели от напряжения, неровности стены болезненно впились в ладони. Есть! Удержался! Теперь подтянуть ноги... Наверное, он слишком сильно сжал челюсти – стекло предательски хрустнуло на зубах, и палочка осветителя, выскользнув, с тихим плеском погрузилась в воду. Ах, вердаммер хинт! Что же теперь, прыгать за этой штукой? Оставаться совсем без света очень не хотелось, с другой стороны – сможет ли он так же удачно повторить свой трюк? Поколебавшись, Рэлек решил плюнуть на доставившую ему столько неприятных минут стекляшку. Если удастся выбраться, толку от неё всё равно не будет, а если придётся спускаться обратно, тогда уж он и подберёт свою потерю.

Упираясь руками и ногами в стены трубы, человек рывками поднимался вверх. Тусклый свет погрузившегося на дно осветителя отдалялся, превращаясь в круглое зелёное пятно, дрожащее из-за падающих в воду мелких камушков и песка. Будто целый мир оставался там, под ногами, крошечный, окружённый непроницаемым мраком, но до чего же родной и уютный, когда ты вынужден смотреть на него из темноты!

Прекратить борьбу... Сжаться... Упасть навстречу манящему свету... Вернуться в мирок, тлеющий на дне полузатопленного туннеля... Зачем он бросил его там, угасать в одиночестве? Почему не остался вместе с ним?

Желание было таким сильным, что Рэлек едва не поддался ему. Остановился, глянул вниз... и тут же зашипел от боли – в правую ладонь, аккурат под мизинцем вонзилось нечто острое. Торчащий из стены огрызок изъеденного ржой металла легко проткнул перчатку и вспорол живую плоть. Бесы и пламя! Надёжно упершись ногами в стены колодца, он оторвал от стены пострадавшую руку. Под кожей перчатки ладонь тут же стала намокать от крови. Боль отрезвила, вернула ясность мысли... следом за ней накатил запоздалый страх. Да что же это с ним такое?! Ведь ещё бы чуть-чуть...

Не позволяя себе расслабиться, Рэлек снова полез вверх. Подальше от бледно-зелёного круга, который теперь пугал его больше, чем манил. Одолевая пульсирующую в ладони боль, стараясь не обращать внимания на тёмные капли, срывающиеся с перчатки при каждом движении, он сосредоточился на подъёме. Которого, к счастью, оставалось уже немного – и пары минут не прошло, как макушка упёрлась в то, что закрывало выход на поверхность. Тяжёлое, пахнущее металлом, при малейшем касании осыпающееся ломкими хлопьями... Крышка! Железная! Очередное свидетельство немыслимой расточительности предков.

Сперва Рэлек попытался просто поднять люк головой, но тот даже не шелохнулся – то ли его что-то держало снаружи, то ли со временем металл "прикипел", то ли крышку и вовсе заварили ещё в незапамятные времена. Не подпуская к себе панику, он поднялся чуть выше, упёрся в дно люка спиной и изо всех сил толкнул. Что-то хрустнуло, заскрипело, и препятствие поддалось его напору, пошло вверх и секунду спустя уже с грохотом упало на камни. Сделано!

Только и оставалось, что выбраться и бросить прощальный взгляд в колодец... И почувствовать, как по хребту рванули наперегонки колючие ледяные мурашки. В круге зелёного света показалось что-то, чего минуту назад там не было. Что-то гибкое, подвижное, осторожно шевелящее не то длинными усами, не то тонкими передними лапами. Разглядеть существо толком не получалось – оно напоминало ожившую тень, наполовину материализовавшегося призрака, чьи очертания невозможно схватить взглядом. Узкое тело, многочисленные суставчатые конечности... Или вовсе не многочисленные и не суставчатые? Наваждение, да и только! Лишь глаза блеснули снизу вверх отчётливо, словно две стальные иглы протянулись со дна колодца, укололи холодным нечеловеческим интересом...

Рэлек опомнился, когда тяжёлая железная крышка лязгнула, накрывая выход из подземелья. Для надёжности придавил её сверху увесистым каменным обломком, и только теперь позволил себе оглядеться.

Из туннелей он вылез где-то посреди города, в узком и полутёмном ущелье переулка. Два дома высотой под добрый десяток этажей сжимали пространство шириною всего в несколько шагов. Обе выходящие на переулок стены были глухими. Обветшавшие, с остатками облупившейся краски и торчащим из трещин чёрным мхом, они больше походили на отвесные скалы, чем на творение человеческих рук. Мостовая, вздувшаяся и растрескавшаяся, усыпанная осколками кирпичей и кусками древней штукатурки, лишь усугубляла впечатление. И больше вокруг – никого и ничего.

Только теперь он понял, что устал. Не телесно, это была скорее рассудочная усталость. Прогулка по старым туннелям Мертвеца стоила ему, в сущности, лишь мокрых ног, грязной одежды и царапины на ладони. А ведь Чейд говорил: "Соваться в эти норы – безумие. Но разве у нас есть выбор? Ты везунчик, должен дойти".

Везунчик... Самый удачливый из неудачников, если верить старине Тэнгеру.

Отойдя от закрытого колодца, Рэлек сел у стены, насквозь пробитой широкой трещиной. Из щели у самой мостовой торчала корявая низкорослая берёзка. Протянув руку, он погладил мелкие листочки и прикрыл глаза.

После подземной темноты, после постоянного ощущения чужого присутствия за спиной, после игл чужого, чуждого взгляда, не хотелось думать о том, что здесь, при свете дня, может быть даже опаснее, чем там, во мраке.

"Передохни. Минут пять отдыха тебе не повредит".

"Ты... сам-то поспать не хочешь?"

"Я никогда не сплю. Отдыхай..."

Пять минут протекли сухим песком сквозь пальцы. Оторвавшись от стены, Рэлек поднялся и посмотрел направо... налево... Идти-то нужно, но вот вопрос – куда?

"Главное – не уйди к центру".