355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэниел Манникс » Идущие на смерть… » Текст книги (страница 8)
Идущие на смерть…
  • Текст добавлен: 22 августа 2017, 14:00

Текст книги "Идущие на смерть…"


Автор книги: Дэниел Манникс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Однако умение сражаться все еще ценилось многими зрителями. На трибунах сидели старые солдаты, которые знали, как обращаться с мечом, и патриции на подиуме традиционно интересовались искусством боя. В этот день молодой эдитор – вернее, его мать – решил устроить действительно хороший бой. Такой, чтобы им мог гордиться потомок Горация. Все выступавшие должны были быть искусными бойцами. Ничто не должно было напоминать жалкое зрелище времен Калигулы.

Тогда пять ретиариев было выставлено против пяти секуторов. В то время было обычной практикой падать, не будучи раненым, чтобы император дал знак пощады. Эта уловка сохраняла жизнь хорошо обученным гладиаторам и снижала стоимость игр. Однажды, как и было предварительно условлено, секуторы победили ретиариев. Весь бой был сплошным надувательством, как часто бывает в современной профессиональной борьбе. Чернь так разъярилась, что Калигула решил опустить палец вниз. Видя свою неминуемую гибель, один из ретиариев схватил свой трезубец, напал на пятерых секуторов и всех их убил. Дело приобрело скандальный характер, и чернь стала подозрительно относиться к любому гладиатору, который падал на землю без видимых ранений.

После парада все гладиаторы, кроме ретиариев и секуторов, оставили арену. В старые времена обычно сражалась только одна пара гладиаторов, но сейчас должны были биться 50 пар гладиаторов одновременно. Чернь привыкла смотреть на гладиаторские бои в основном как на повод для заключения пари, поэтому, чем больше было пар, тем было лучше для зрителей. Толпа относилась к гладиаторам так, как современные любители бегов относятся к лошадям: она видела в них живые шары рулетки или просто игральные кости. Один за другим гладиаторы падали на окровавленный песок. Стонали проигравшие и ликовали выигравшие. Неизвестный зрителям гладиатор еще мог ожидать пощады, если, проиграв, он в мольбе протягивал руку к толпе. Он был никому неизвестен, и никто не рассчитывал, что он выиграет бой. Но только небо могло помочь фавориту, поверженному мечом или трезубцем какой-нибудь «темной лошадки». Ведь на него ставили все накопленные деньги, и он разорял поставивших на него. Тогда трибуны были полны гнева. Зрители выбрасывали вперед сжатые кулаки с направленным вниз большим пальцем или делали жест как будто втыкают палец в распростертого на земле человека. В таких случаях молодой эдитор всегда следовал желанию толпы. Он организовал зрелище, чтобы получить голоса избирателей, а не для того, чтобы противоречить им.

Закончив свою дневную работу, Карпофор не торопясь подошел к Воротам Смерти, чтобы посмотреть на бой гладиаторов. Рядом с ним сражался ретиарий Негрим с секутором Приденсом. Карпофор вспомнил, что посоветовал стражникам ставить на ретиария Негрима, и начал с интересом наблюдать за схваткой.

Негрим бросил сеть и поймал в нее секутора, но прежде, чем он успел рывком свалить с ног тяжеловооруженного воина, Приденс рванулся вперед с наброшенной на него сетью и вонзил свой меч в бедро ретиария. Негрим покачнулся, но ему удалось удержаться на ногах, и он отпрыгнул от секутора, пытавшегося сбросить с себя сеть. Снова Приденс рубанул с плеча, задев левую руку своего противника, в которой тот держал сеть. В правой руке ретиария был трезубец, которым он пытался удержать секутора на расстоянии. Зрители, следившие за этой схваткой, громкими криками отметили момент, когда ретиарий был ранен в бедро и начал хромать. Поскольку боевые качества ретиария в основном определяются подвижностью, позволяющей ему убегать от закованного в доспехи секутора, Карпофор полагал, что стражники потеряли свои деньги, которые они поставили на Негрима, но тот умудрился пропустить трезубец между ступнями секутора и сбил его с ног. Сразу же вслед за этим Негрим прижал своего противника к земле трезубцем и, опершись на древко, посмотрел на эдитора. Беспомощный Приденс знаком молил о пощаде.

Толпа потребовала смерти секутора, и молодой эдитор опустил большой палец вниз. Трезубец был плохим оружием для смертельного удара. Ретиарии обычно добивали поверженного секутора ударом кинжала через забрало. То ли Негрим потерял свой кинжал в схватке, то ли не хотел пользоваться им. Он обратился к другому секутору Ипполиту, уже выигравшему свой бой, с просьбой убить распростертого на земле человека. Трезубец был убран. Приденсу удалось встать на колено. Но в этот момент Негрим толкнул его на меч Ипполита, который и пронзил ему горло. (Мы знаем, что такая схватка действительно произошла, знаем даже имена людей, участвовавших в ней, и куда они были ранены, так как ход этой схватки изображен в серии картинок, нацарапанных на стене в Помпеях. Вероятнее всего, эта схватка произошла в Помпейском амфитеатре, а не в Римском).

Карпофор был доволен ретиарием. Он решил повидать двух стражников, которым он дал совет поставить в Негрима, и потребовать с них процент от выигрыша. Поскольку другие бои его не интересовали и к тому же давала о себе знать рана, он вернулся на сполиариум выпить и отдохнуть. На арене после боев ретиариев и секуторов началась настоящая битва между сражающимися на колесницах эсседариями, лаксуриями (метателями арканов) и вооруженными копьями и закованными в доспехи гоплитами. Гоплиты были греческими наемниками, сражавшимися под началом своих офицеров либо на войне, либо в цирке. Выйдя на арену, гоплиты построились в фалангу, которая была аналогом британского каре, сломившего кирасир Наполеона 18 столетий спустя. Глубина построения фаланги составляла шесть рядов. Солдаты последней шеренги имели копья длиной 24 фута, если можно доверять свидетельству Ливия. Как они могли справляться с таким длинным оружием, Ливий не сообщает. У солдат следующего ряда были более короткие копья, и так каждый последующий ряд имел копья короче, чем предыдущий. У солдат первого ряда копья были длиной всего шесть футов. Это означало, что колесницы встречала стена копий, причем каждого солдата первого ряда защищало шесть копий.

Гоплиты не стояли вплотную, как можно было бы предположить, а располагались примерно в трех футах друг от друга. Это давало возможность копьям проходить через все ряды, и, кроме того, солдаты могли маневрировать оружием. Офицеры, стоящие внутри фаланги с обнаженными мечами, выкрикивали приказы: «Полибей, твой наконечник копья выходит из линии на две ладони! Эпаминонд, ты не собран! Муха сшибет тебя с ног в такой позиции».

Эсседарии использовали легкие колесницы, запряженные двумя лошадьми. Они галопом объезжали неподвижную фалангу и иногда неожиданно посылали лошадей прямо на нее, как будто собираясь заставить их броситься на копья, и затем в последний момент сворачивали в сторону. Эсседарии надеялись вынудить кого-нибудь из молодых греков повернуть в их сторону копья, чтобы следующая за ними колесница могла бы ворваться в создавшуюся таким образом брешь, но офицеры гоплитов поддерживали железную дисциплину, и линия копий не колебалась.

После нескольких ложных атак, эсседарии изменили свою тактику. Они не могли себе позволить утомить лошадей. В каждой колеснице находилось два человека: возничий и метатель аркана. При новой атаке арканщик в головной колеснице начал вращать петлю способом, известным сегодня как «бабочка», то есть он вращал петлю вертикально перед собой и слева от себя. Затем он резко перенес ее вправо и бросил аркан в направлении стоявшего во втором ряду гоплита. Если бы эсседарий попытался поймать бегущее животное, он бы перед броском вращал петлю вокруг свой головы, чтобы лучше контролировать ее полет, подобно тому, как извивается перед броском нападающий в бейсболе. Но в этом случае греки догадались бы, куда будет направлен бросок, и уклонились бы или отбили петлю копьем. Поэтому быстрый неожиданный бросок из-под руки был лучшим приемом.

Но даже такой бросок не удался. Петля ударилась о гребень из конского волоса на шлеме солдата в первой шеренге и изменила свое направление. Тут же эсседарий рванул аркан назад, испугавшись, что гоплит схватит аркан и выдернет у него из рук. Когда головная колесница с грохотом укатила прочь, другой эсседарий попробовал сделать такой же бросок. Он тоже промахнулся. Эсседарий в третьей колеснице, зная, что греки ждали такого броска, решил бросить аркан по-другому, раскрутив его над головой. Аркан змеей проскользнул через ряды и обвился вокруг шеи солдата в последнем ряду. Испустив победный вопль, арканщик обвил веревку о рог на краю колесницы, а возничий, направив лошадей в сторону, отпустил поводья. Аркан выволок полузадушенного гоплита из рядов фаланги. Он потерял свое копье и разрушил строй. Мгновенно полдюжины колесниц бросилось в образовавшуюся брешь. Возничие воплями подгоняли лошадей и били поводьями по их спинам.

«Сомкнуть ряды!» – закричали офицеры гоплитов. Колесницы вновь были встречены стеной неподвижных копий. Возничие успели вовремя отвернуть. Не успел лишь один. Колесница налетела на копья. Лошади упали на колени. Арканщик выпрыгнул из колесницы и убежал, а возничий не успел этого сделать вовремя. Он погиб, как и его лошади: копье пронзило ему грудь.

Другие колесницы рванулись вперед, чтобы воспользоваться образовавшейся брешью. Они надеялись расстроить строй фаланги раньше, чем гоплиты вытащат свои копья из бьющихся в агонии лошадей. Их пронзили своими копьями солдаты третьего и четвертого рядов. Офицер, командовавший этой частью фаланги, сразу понял ситуацию.

«Третий и четвертый ряды на колени! – закричал он громовым голосом. – Пятый и шестой ряды три шага вперед».

Как один человек солдаты в третьем и четвертом ряду упали на колени и те, у кого копья не завязли, подняли их, уперев задним концом в землю. Два задних ряда солдат сделали вперед три шага точно отмеренной длины, чтобы восстановить ряд копий. Приближавшиеся колесницы были вынуждены отвернуть в сторону.

Когда копья освободили от бьющихся в агонии лошадей, офицер быстрым ударом меча по основанию черепа добил животных. Из тыла фаланги последовал следующий приказ: «Пятый и шестой ряды, три шага назад! Третий и четвертый ряды, подняться!»

Строй фаланги был снова восстановлен, и она могла встретить атаку эсседариев.

К фаланге мчались две колесницы, одна рядом с другой. Казалось, что они собираются пожертвовать собой, врезавшись в фалангу, чтобы следующие за ними колесницы могли ворваться в нарушенный строй. Гоплиты напряглись, готовясь встретить удар. В последний момент колесницы разделились, одна из них повернула направо, а другая – налево. Арканщик из левой колесницы бросил аркан быстрым броском из-под руки. Он целился в солдата в последнем ряду. Пока аркан был еще в воздухе, офицер рассек его ударом меча. Он служил раньше на Ближнем Востоке, и его меч был из дамасской стали. Другой арканщик воспользовался тем, что внимание гоплитов было отвлечено. Он играл своим арканом, вращал его способом, известным сегодня как «океанская волна», пытаясь привлечь к себе внимание гоплитов и отвлечь их от действий своего товарища. Увидев, что бросок товарища не удался, он мгновенно метнул свой аркан, высунувшись из колесницы и сообщив ускорение аркану резким движением всего тела, используя руку в основном для придания полету веревки правильного направления. Он поймал в петлю солдата из пятого ряда, рывком сбил его с ног и потащил сквозь другие ряды.

Среди гоплитов гомосексуализм рассматривался не только как естественные, но и как идеальные и благородные отношения между юношами и зрелыми мужчинами. Юноши в первых рядах имели любовников среди мужчин задних рядов. Считалось, что это увеличивало боеспособность фаланги, так как солдаты не оставили бы своих любовников в критический момент битвы. Но гомосексуализм создавал и трудности. Когда эсседарий волочил своего пленника через строй фаланги, юноша, любовник старого солдата, отшвырнул копье и бросился на тело своего друга, пытаясь его спасти. Офицер пробил мечом горло юноше. Офицеры и рядовые закричали: «Сомкнуть ряды! Сомкнуть ряды!» Но было уже поздно. Строй фаланги был разрушен. Эсседарии с воплями атаковали фалангу со всех сторон.

Командир гоплитов понял, что больше нельзя сохранить сомкнутый строй. Он скомандовал: «Отделение направо, отделение налево! Откройте проходы и держитесь!»

Фаланга разделилась на отделения. Каждый солдат так же хорошо знал свою позицию при построении по отделениям, как и при построении фалангой. Солдаты с правой стороны отделения сделали два шага влево, а с левой стороны два шага вправо. В фаланге образовались проходы, куда устремились колесницы. Не давая эсседариям воспользоваться ситуацией, командир гоплитов резко прокричал еще один приказ, и фаланга начала снова смыкаться.

Эсседариями командовал старый, опытный и мужественный британец. Его рыжие волосы были заплетены в косички, а лицо и руки, сплошь покрытые татуировкой, отдавали голубизной. Он воевал против римлян под началом великой воительницы королевы Боадиции и знал приемы борьбы колесниц с сомкнутым строем солдат. Он понял, что, если дать возможность фаланге сомкнуться, с ней уже не удастся справиться. С боевым кличем он направил своих косматых пони в один из проходов и, свесившись с колесницы, начал наносить боевым топором удары направо и налево. Другие эсседарии последовали его примеру, и через несколько секунд фаланга была разбита на малые группы, которые отчаянно оборонялись от атакующих колесниц.

«В боевой порядок! В боевой порядок!» – кричали офицеры, но фаланге не удавалось восстановить свой строй. Солдаты пятились от ворвавшихся в их ряды лошадей. Вынужденные сбиться в кучу, они не могли действовать копьями. Длинные копья тех, кто стоял в задних рядах, сейчас были бесполезны. Можно было использовать только короткие копья первого ряда. Окруженные со всех сторон врагами, солдаты не решались обернуться, опасаясь получить удар топором спереди или обнаружить смертоносный аркан на шее, хотя они слышали крики и стоны своих товарищей, которых убивали сзади, и в любой момент ожидали удара в спину от напиравших на остатки фаланги эсседариев.

Командир гоплитов стоял в окружении своих людей, оказавшихся поблизости во время прорыва эсседариев. Вокруг них забрызганные кровью эсседарии добивали оставшихся в живых греков. Крики дикарей, их скорченные фигуры, восторг, с которым они приканчивали раненых, делали их похожими на фурий, вырвавшихся из преисподней. Бой заканчивался. На трибунах зрители, поставившие на эсседариев, уже требовали у букмекеров свои выигрыши.

Начальник гоплитов возвысил голос для последнего приказа: «Стройтесь в клин и вперед!» – закричал он. Группа гоплитов, окружавшая его, исполняя приказ, произвела перестроение и образовала клин, во главе которого стал их начальник. Гоплиты пошли вперед, ощетинившись копьями. Этот боевой порядок был похож на старый «летящий клин» в футболе. Построенные треугольником солдаты двигались вперед с возрастающей скоростью. Пройдя сквозь толпу спешившихся эсседариев и присоединив в дороге гоплитов, оказавшихся вне строя, клин превратился в грозный монолит, против которого никто не мог устоять. Эсседарии и не пытались сражаться и бросились к своим колесницам, но лошади с колесницами разбежались по арене. Спешившиеся эсседарии оказались беспомощными перед неумолимо наступающим строем копейщиков. Клин прошел по арене, сокрушая любое препятствие. Греки надрезали сухожилия лошадям, запряженным в колесницы. Когда командир гоплитов увидел, что сопротивление эсседариев сломлено, он отдал следующий приказ: «Рассредоточиться! Пусть каждый сам выберет себе жертву!»

Издав боевой клич впервые с начала битвы, гоплиты рассыпались по арене. Они не обращали внимания на знаки пощады или смерти, которые подавали зрители. Толпа была ошеломлена происходящим и не знала, как на это реагировать. Гоплиты охотились за эсседариями и пронзали их своими копьями. Завершив бойню, они построились и двинулись через арену по направлению к воротам. Они шли, откинув головы назад, выпятив грудь и отбивая шаг. Гоплиты на следующий день должны были покинуть Рим, чтобы выступить на арене в Помпеях. Оттуда они собирались отправиться в Африку, чтобы принять участие в подавлении бунта восставшего против Рима нубийского вождя.

Победа гоплитов была встречена толпой холодно. Римляне презирали греков, считая их женоподобными, а никто не любит, когда разрушают его иллюзии. Кроме того, зрителям нравилась живописность британцев и их необычная ловкость в обращении с арканами. А дисциплинированность и надменный вид гоплитов вызывали у римлян враждебность. Они кричали: «Собачья голова! Собачья голова!», чтобы напомнить самоуверенным грекам о великой битве у Киноцефалы[3] (по-гречески «собачья голова»), в которой римские легионы нанесли грекам сокрушительное поражение. Гоплиты не обращали ни малейшего внимания на насмешки. Только один из них снизошел до ответа. Полупьяный человек крикнул с трибуны: «Греки! Почему бы вам не расслабиться? Война-то кончилась!»

Молодой офицер-гоплит взглянул на него. «Какая?» – поинтересовался он с презрением. Затем гоплиты промаршировали через Ворота Смерти, сохраняя безупречный строй.

Кульминацией игр явился бой слонов, управляемый двумя отрядами самнитов. В битве приняло участие 30 слонов, по 15 с каждой стороны. У всех слонов на спинах находились боевые башенки, где сидели вооруженные люди. С одной стороны сражались индийские слоны, а с другой – африканские. Эта битва вызывала особый интерес у патрициев и военачальников, поскольку она должна была решить раз и навсегда, какие слоны обладают лучшими боевыми качествами, индийские или африканские.

В бою использовались только самцы, потому что у них были бивни. Африканские слоны были меньше индийских, хотя полностью выросший африканский слон обычно бывает больше индийского. Это объяснялось тем, что индийские погонщики были более искусны в ловле слонов и лучше умели их содержать.

Нумидийские слоны все были молодыми самцами, и многие из них были в плохом состоянии.

Все слоны были защищены войлочными подушками. Большинство из них поступило из государственной фермы в Лаурентуме, расположенной недалеко от Рима. Римляне время от времени использовали их в боевых действиях, особенно против дикарей, впадавших в панику при виде огромных животных. Поскольку слоны дорого стоили и римская толпа не любила наблюдать гибель этих животных, их старались щадить во время игр, конечно, насколько это было возможно. Когда Помпей впервые устроил охоту на слонов в Большом цирке, раненый слон протянул хобот к толпе подобно поверженному гладиатору, протягивающему руку к зрителям в мольбе о пощаде. Это зрелище было таким жалостливым, что даже озверевшая чернь потребовала прекратить охоту (Этот жест, по-видимому, инстинктивен у слонов. Дж. А.Хантер, знаменитый профессиональный охотник из Кении, рассказывал мне, что он видел, как такой жест делали смертельно раненые слоны, когда он приближался к ним, чтобы добить. Местные охотники не давали Хантеру стрелять, говоря при этом: «Слон просит, чтобы ему дали спокойно умереть»).

Однако, хотя в бою должны были гибнуть в основном люди, а не слоны, они тоже могли погибнуть, как и все другие живые существа, оказавшиеся на арене.

Напрягшись от возбуждения, толпа наблюдала за сближением противоборствующих отрядов. Слоны трубили при виде неприятеля и загибали вверх свои нежные хоботы, чтобы предохранить их от повреждения.

Индийские погонщики сидели верхом на шеях слонов. Они ехали на боковых седлах, как амазонки, т. е. перекинув ноги на одну сторону. Индийцы использовали для контроля за животными анкус, то есть стрекало с загнутым, подобно рыболовному крючку, концом. Стрекало нумидийцев было в форме буквы Г. Мы знаем об этих деталях по монетам, выпущенным в ознаменование этих боев, с выгравированными на них картинками.

В башенке, или «замке», на спине слона находилось трое вооруженных людей. Когда два стада ринулись друг на друга, слоны стали хоботами стаскивать погонщиков со спин своих противников. Если им это удавалось, то победа была за ними, так как слон без погонщика прекращал драться и бежал от битвы. Если этот прием не удавался, слоны начинали драться бивнями. Издавая гневные булькающие звуки, каждый из них старался вонзить бивни в мягкое брюхо своего противника. В это время воины в башенках бросали друг в друга дротики и пытались поразить своих противников стрелами.

Один из молодых африканских слонов первым бежал из боя. Истыканный бивнями своего более крупного и лучше обученного противника, молодой самец не мог больше сражаться. Он повернулся и побежал, преследуемый индийским слоном-победителем. Когда он в ужасе метался по арене, с него слетела башенка, и находившиеся в ней люди оказались на песке. Направляемый своим погонщиком индийский слон прекратил преследование африканца и занялся людьми. Каждый боевой слон имел свои собственные способы убивать людей. Однажды убив человека одним методом, он использовал этот метод и в дальнейшем при различных обстоятельствах. Один слон схватил человека хоботом и насадил его на бивень. Другие слоны-победители становились коленями на свои жертвы, топтали их или бросали хоботами на песок арены или о стены подиума.

Два отряда самнитов разделились на маленькие группки и следовали за слонами, прячась за большими животными от дротиков и стрел, подобно тому как современная пехота идет в атаку под защитой танков. Когда противоборствующие стороны столкнулись, самниты стали мечами подрезать у слонов ахилловы сухожилия или вонзать снизу копья в жизненно важные органы. Воины в башенках старались изо всех сил защитить своих животных. Не всегда это им удавалось. Один из слонов упал замертво, пораженный дротиком в глаз. Другой слон, пронзенный копьями самнитов, продолжал сражаться, стоя на коленях. Он хватал щиты самнитов, пытавшихся подойти к нему, чтобы убить его, и бросал их в воздух, пока не оказался окруженным целым кольцом щитов. Аплодирующая толпа требовала пощадить героическое животное, но искалеченный слон не имел никакой ценности, и был убит умело брошенным дротиком.

Несмотря на все усилия нумидийцев, африканские слоны проигрывали битву. Индийские погонщики вывели несколько своих слонов из боя. Эти слоны поднимали валявшиеся на песке дротики и передавали их солдатам в башенках. Индийцы перестроились и собрались заканчивать битву. Но неожиданно произошло вмешательство, первое за этот долгий и кровавый день. Домициан, срочно посовещавшись с военачальниками, сидевшими с ним в императорской ложе, приказал молодому эдитору остановить бой. С точки зрения военных было ясно, что индийские слоны продемонстрировали свое превосходство над африканскими, и не было смысла продолжать убивать ценных животных. Обычно столь кровожадная толпа приветствовала это решение аплодисментами. Римляне любили слонов. Позднее император Коммод развлекался, убивая слонов на арене. Вероятно, он расстреливал их стрелами из безопасной императорской ложи. Но во времена Домициана еще существовало представление о честной спортивной борьбе, в особенности, если ее вели такие огромные благородные животные.

Боем слонов заканчивалась программа первого дня игр. Становилось темно. В настенных кронштейнах зажгли факелы. Толпа тонкими струйками вытекала из огромного амфитеатра. Люди считали проигрыши и выигрыши, спорили о событиях, строили планы на завтра, пробивая себе дорогу через забитые людьми выходы.

Глава десятая

Убедившись, что все звери вычищены, накормлены и напоены, Карпофор пошел в таверну Чило, расположенную около Аппиевой дороги, чтобы обсудить события дня и напиться до бесчувствия перед завтрашними испытаниями.

Люди каждой профессии, связанной с цирком, посещали какую-то определенную винную лавку, куда приход посторонних не поощрялся. Чило обслуживал бестиариев. Его лавка располагалась всего в нескольких шагах от дороги, в темной аллее. Рядом находилась «Волчья берлога», как римляне называли этот район красных фонарей. Когда Карпофор вошел в таверну, он, к своему удивлению и неудовольствию, увидел, что там расположилась компания посторонних: за столом сидел Начальник игр, а рядом с ним – несколько богатых патрициев, каждый с телохранителем из гладиаторов. Патриции были закутаны в плащи и пришли, очевидно, инкогнито, хотя все их легко узнавали. Многие патриции были знатоками игр, а эта группа специализировалась на бестиариях. Хотя эти аристократы могли равно и облагодетельствовать его, и уничтожить, Карпофор только сердито кивнул им, садясь на свое место.

Стены таверны были украшены грубыми росписями. Одна из них была копией фрески на памятнике в Минтуре. На ней были изображены одиннадцать гладиаторов, которые убили десять медведей (и были сами убиты ими). Другая фреска была портретом знаменитого венатора Аула. Она была подписана «Моему хорошему другу Чило на память о многих приятных вечерах. Аул». Надпись однако, сделал не сам Аул: он был неграмотным. Еще одна роспись изображала двух мужчин, которых выбрасывали из таверны. Под ней была объясняющая изображение надпись: «Следи за собой, а то с тобой будет то же».

Карпофор потребовал вина. Толстый грек Чило был в свое время и бандитом, и укрывателем краденого, и нищим, и служителем при клетках в цирке. Теперь, кроме своей основной профессии – хозяина таверны, он занимался сводничеством и грабил путешественников, опоив их зельем из белладонны и болиголова.

«Ты прекрасно дрался с тигром, – дружески заметил жирный грек. – Как насчет того, чтобы отпраздновать твою победу? Есть прекрасное родосское вино. Его только что доставили из Греции».

«Твое проклятое смолистое вино не годится даже для чистки клеток», – резко ответил венатор.

«Ты что же хочешь столетнего фалернского?» – спросил грек, уязвленный отношением к вину своей родины.

Хозяин таверны набрался смелости в присутствии патрициев и гладиаторов. Карпофор поднял голову и уставился на него.

«Давай вино», – сказал он медленно и отчетливо. Чило открыл было рот, чтобы огрызнуться, но передумал и вытащил из щели на стойке высокий винный кувшин. Держа его за обе ручки, Чило поставил кувшин на опрокидыватель, предназначенный для выливания вина из кувшинов, и наполнил вином глиняную чашу. Карпофор осушил ее одним глотком. Хозяин снова наполнил чашу.

Один из патрициев заговорил: «Мой друг… э-э… сапожник, – все заулыбались, так как его друг был известным сенатором, – … и я обсуждали вопрос, кто является более опасным противником: тигр или лев. Каково твое мнение?»

Карпофору хотелось посоветовать патрицию утопиться в Тибре, но он сдержал себя и вежливо ответил на вопрос. Другие патриции тоже вступили в разговор. Некоторые из них задавали не слишком умные вопросы, но, порядочно выпив, Карпофор настроился на более дружелюбный лад.

Начальник игр спокойно заметил: «Ты сделал прекрасное дело, заставив неопытных львов растерзать еврейских мятежников».

«Для этого нужно знать львов и евреев», – ответил довольный похвалой Карпофор.

«Это была прекрасная работа. Послезавтра 50 зилотов будут драться с 70 медведями. Зилоты будут вооружены только кинжалами. Это будет хорошее зрелище».

«У вас нет что ли других пленных, кроме евреев?» – раздраженно бросил Карпофор. Почему-то воспоминания о старом раввине, спровоцировавшим нападение львов, раздражало его.

«Благодарю за них Геркулеса, – искренно сказал Начальник игр. – Они построили амфитеатр Флавиев. Они же первыми погибли на его арене. И до сих пор, постоянно бунтуя, они поставляют людей для игр. А проклятые назореи, или, как они себя называют, христиане, никуда не годятся: они умирают, как овцы, без борьбы. Я сам отказываюсь использовать их в играх».

Все одобрительно кивнули. Собеседники были бы очень удивлены, если бы узнали, что Колизей уцелеет только благодаря эдикту папы Бенедикта XIV, который захотел сохранить его как памятник христианским мученикам, хотя их погибло здесь сравнительно немного: казни христиан при Нероне происходили в Большом цирке.

Один из юных патрициев был другом Тита, уже известного нам молодого эдитора. Этот аристократ-подросток выпил слишком много и теперь разразился похвальной речью своему другу (между прочим, эта речь полностью взята из «Сатирикона» Петрония):

«Следующие три дня должны быть действительно хороши: не будет дешевых рабов-гладиаторов, а почти все гладиаторы будут из свободных граждан. У старого доброго Тита золотое сердце и горячая голова – ребята поймут это в бою, и не будет никаких поднятых вверх пальцев. Тит проследит, чтобы у всех были острые мечи и не допустит никаких уклонений от боя. К концу дня арена будет выглядеть, как лавка мясника. У Тита полно денег. Положим, он будет тратить по 400 000 сестерциев на каждый день игр, но старик оставил ему 30 000 000, так что беспокоиться не о чем. Эти игры прославят его имя. Он достал несколько прекрасных лошадей для колесниц и женщину-возничего, а также любовника Глико, которого растерзает бык. Глико застал его со своей любовницей. Мальчик не был ни в чем виноват, он раб и вынужден был делать все, что хотела его хозяйка. Это ее следовало бы отправить к быку, но если ты не можешь бить осла, ты можешь побить его поклажу. В любом случае это будет хорошее зрелище. Что показал нам другой кандидат в магистраты? Вшивое зрелище с вонючими гладиаторами. Если бы ты испустил ветры, то повалил бы половину из них. И бестиариев я видел получше. Зрелище проходило ночью при свете факелов. И как думаешь, что он показал нам? Петушиный бой? Гладиаторы были с подбитыми коленями или кривоногие. У этих живых трупов надо было бы подрезать коленные сухожилия перед боем. Единственный боец среди них был фракиец, но и его рабы должны были подпалить железными прутьями, чтобы он начал двигаться. Толпа орала: «Свяжите их!», поскольку было очевидно, что гладиаторы были беглыми рабами. Впоследствии паршивец сказал мне: «Во всяком случае я дал зрелище». «Ты дал, а я аплодировал, – ответил я ему. – Я думаю, что я дал тебе больше, чем получил».

Карпофор и большинство остальных посетителей сильно напились. Карпофор потребовал еды, и хозяин таверны принес ему кусок жареного мяса. «Я видел глаз быка покрупней, чем это», – прорычал венатор и бросил тарелку на пол. Он схватил свою чашу с вином и расплескал ее по столу. «Еще вина, – заревел венатор и, заставляя себя встать на ноги, ухватился рукой за стойку. – Еще вина величайшему человеку в империи. Я более велик, чем сам император. А знаете почему? Этот сын большой свиньи не мог бы удержать свой трон и неделю, если бы не люди вроде меня. Кто покончил с мятежом Луция Антонина? Я устроил игры, в которых стая бабуинов изнасиловала 40 маленьких девочек младше 10 лет. Солдаты прекратили мятеж, чтобы посмотреть на это зрелище. А тот случай, когда произошло очень дурное предзнаменование – молния ударила в Капитолийский храм? Чернь восстала и погубила бы город, если бы я не организовал состязания на колесницах, в которые вместо лошадей были впряжены голые женщины. Что это собачье дерьмо Домициан вообще сделал? Я управляю империей и могу набить морду любому!»


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю