Текст книги "Идущие на смерть…"

Автор книги: Дэниел Манникс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

«Так ты приручаешь крокодилов?» – мимоходом спросил Карпофор, наполняя пустую чашу египтянина.

«Это, дорогой друг, мой маленький секрет, – сказал египтянин, опрокидывая чашу и поднимаясь, чтобы уйти. – Я должен посмотреть, как чувствуют себя четыре спасенных нами крокодила. Они у нас ручные, и мы не даем их убивать. Спасибо за вино. Но не напивайся и не разбалтывай свои секреты».

«Сукин сын, – подумал Карпофор, наблюдая за удаляющимся египтянином. – Кто, по его мнению, хочет украсть его вшивый трюк? Вечные проблемы с этими подозрительными египтянами. Надеюсь, что его проклятые крокодилы съедят его на следующей неделе в Вероне».

Глава восьмая

Наступило послеполуденное время. Гладиаторы, которые вышли на арену после охоты на крокодилов, назывались меридианами. Они выступали в середине дня, когда большинство патрициев уходило домой обедать и на трибунах оставалась исключительно чернь. На трибунах открывали корзины с провизией, доставали фляги с вином, пока на арене незадачливые меридианы убивали друг друга.

Во время этих малоинтересных выступлений Начальник игр остановился, чтобы обстоятельно переговорить с Карпофором. «Держишься?» – спросил он, скользнув взглядом по окровавленной повязке на правом боку венатора.

«Со мной все в порядке», – угрюмо ответил Карпофор. Как всякому знающему себе цену бестиарию, ему была неприятна сама мысль о том, что какому-то животному, пусть даже тигру, удалось изрядно потрепать его.

Начальник игр задумался и сказал: «Сразу после обеденного перерыва мы устроим массовое избиение пленных. Их бросят на растерзание львам, но я хочу поберечь хороших людоедов до следующего дня. Если их использовать сегодня, то они насытятся и не будут работать в представлении мифов, назначенном на завтра. Но и сегодняшнего зрелища мы не можем отложить. Львы должны напасть на пленных сразу же. И никакого бегания вдоль барьера или лежания на песке». – «Что вы хотите, чтобы я сделал? – озадаченно спросил Карпофор. – Дикие животные не нападут на людей без натренированных львов-людоедов».

«Не спорь со мной, а лучше проследи, чтобы все было сделано в наилучшем виде, – холодно и резко ответил Начальник игр. – Вспомни-ка лучше, что у нас впереди еще пять дней игр. Надерзишь мне еще раз, попадешь на арену к тиграм со связанными руками». После этих слов Начальник игр удалился.

Чертыхаясь про себя, Карпофор начал думать. Его беспокоила не угроза Начальника игр. Больше всего он боялся испортить свою репутацию бестиария, способного творить чудеса. Карпофор долго сидел, обхватив голову руками. В сердцах он обругал рабов, которые протащили мертвого меридиана по его ногам, хотя сам отказался освободить проход. Но вот наконец ему в голову пришла идея. Он встал и, преодолевая боль, пошел в нижнюю темницу, где содержались пленные.

Он спускался вниз по бесконечным пандусам, следующим один за другим. Поскольку пленных было легко перемещать и они не представляли большой ценности, то всех приговоренных к смерти на арене содержали в самых нижних подземных этажах, в то время как животные находились в верхних. Карпофор редко бывал в нижних этажах, и ему приходилось спрашивать дорогу у стражников, которые стояли на равных расстояниях друг от друга у горящих факелов, вставленных в стенные кронштейны. Наконец он добрался до уровня, который искал и, пройдя порядочное расстояние и сделав несколько поворотов, оказался перед дубовой дверью, за которой содержались те пленные, которые должны были сегодня принять смерть на арене.

Это были евреи, плененные после подавления одного из многих народных восстаний в Палестине. Карпофор что-то об этом слышал. Восстали три деревни в горах Масады. Почему они восстали, он не мог вспомнить. Либо они были против орлов на штандартах легионов, называя их идолами, либо они нападали на караваны, которые принадлежали самаритянам, либо что-то еще в этом духе. Во всяком случае потребовалась трехмесячная кампания, чтобы овладеть их укреплениями, и вот пленные мужчины, женщины и дети привезены в Рим, чтобы умереть на арене. Евреи всегда были беспокойным народом. Если бы не они, Колизея могло бы просто не быть. После падения Иерусалима в 72 году н. э. двенадцать тысяч пленных евреев работали на строительстве этого грандиозного здания, а потом погибли в гладиаторских боях при его открытии.

Стражники у дверей отвинтили тяжелые болты. Они пытались выведать у Карпофора информацию о шансах сторон в гладиаторских боях, которые должны были состояться сегодня в конце дня. Карпофор мало знал о гладиаторах, но тем не менее посоветовал им ставить на Нерима против Приденса и прошел в камеру. На этом этаже вентиляционные отверстия выходили не наружу, а на следующий верхний этаж, поэтому единственным источником света здесь был факел в кронштейне на стене. Узники пели гимн на своем языке. Карпофор оглядел их. Здесь в основном были женщины, дети и длиннобородые старики: ведь почти все молодые мужчины были убиты на войне. Это как нельзя лучше устраивало Карпофора.

Пленники не обращали на него внимания, и он вынужден был крикнуть, чтобы они прекратили пение. В конце концов пение прекратилось, и Карпофор спросил: «Кто-нибудь здесь говорит на латыни?». Никто не ответил. Тогда Карпофор попробовал заговорить по-гречески.

Старик ответил ему на этом языке: «Я говорю по-гречески. Но я хотел бы, чтобы вы ясно поняли, что я не саддукей и у меня нет приязни к тем людям из нашего народа, которые выучили греческий язык и переняли греческие обычаи».

«Конечно, конечно, – нетерпеливо сказал Карпофор. – У меня к вам есть предложение. Против вас выпустят необученных львов. Но они не нападут на вас, если вы точно не выполните мою инструкцию. Выслушайте меня до конца, – продолжал он, подняв руку. – Если на вас не нападут львы, то вас бросят на растерзание медведям или диким собакам, а они будут убивать гораздо медленнее, чем львы. У меня такое предложение. Здесь много детей. Пусть больные дети и дети-калеки, которым все равно не жить, пойдут на арену вместе с вами. А я использую все свое влияние на Начальника игр, чтобы остальных детей он продал в рабство. Клянусь в этом богами!»

«Я думаю, что нам лучше умереть всем вместе, – сказал раввин с достоинством. – Но я передам твое предложение».

И он обратился к пленникам. Карпофор нетерпеливо ждал результатов переговоров. Недостаток кислорода вызывал у него головокружение и тошноту. Кроме того, здесь не было туалетов, а жертвы находились в камере уже больше недели. Неудивительно, думал Карпофор, что часто узники рвутся на арену, как на свободу. Любая судьба лучше заключения здесь. Даже возможность выйти на несколько минут на свежий воздух перед нападением диких зверей представляется счастьем. Он также понял, почему эти бойни устраивались обычно в первый день игр: заключенных надо было вывести из этих камер как можно скорее, чтобы они все не перемерли.

Когда раввин передал евреям предложение Карпофора, женщины забились в истерике. Они плакали и кричали, прижимая к себе детей и раскачиваясь в экстазе горя. Многие мужчины опустились на пол, закрыли лицо руками и рыдали, не скрывая этого. Карпофор смотрел на это выражение чувств с отвращением: как римлянин, он давно научился скрывать свои переживания. Он не понимал, как старый раввин мог хоть что-нибудь разобрать в этом столпотворении. Все обращались к нему одновременно, разрывая на себе лохмотья, размахивая руками или протягивая к нему руки, как будто в мольбе о помощи. Раввин спокойно слушал эти крики, время от времени задавал вопросы и качал головой. Наконец, он повернулся к Карпофору.

«Я продолжаю по-прежнему думать, что нам лучше погибнуть всем вместе, но женщины слабы и принимают твое предложение. Что мы должны делать?»

Карпофор был готов к этому вопросу. Техника провоцирования нападения львов, которую он стал объяснять евреям, позднее применялась христианскими мучениками, как свидетельствует один из Отцов Церкви Езибей^[2]. Эта же техника используется сегодня белыми охотниками в Африке, чтобы получить хорошие снимки нападающих животных.

«Сначала вам надо понять, как думают львы, – начал объяснять Карпофор. Это был его конек. Он презирал этих невежественных варваров, которые ничего не знали о мышлении больших кошек. – Многие думают, что, если морить льва голодом, он станет злобным. Я видел, как умирающих от голода больших кошек выпускали на арену. И что же? Они ложились у ног людей, отданных им на съедение, и умирали от голода. – Упоминание о такой плохой работе бестиариев заставило Карпофора печально покачать головой. – Морить кошек голодом – это значит делать их только слабее. Большие кошки могут длительное время обходиться без еды, и их желудки временно прекращают выделять сок. Поэтому заставить кошку принять пищу, если она от нее отказывается, очень трудно. Но еще труднее, во много раз труднее, заставить кошку на открытой арене, когда кругом орут люди и от этого у нее шумит в голове, напасть на добычу, да еще незнакомую».

«Что ты хочешь, чтобы мы сделали?» – терпеливо спросил раввин.

«Сейчас я скажу, – огрызнулся Карпофор. – Если вы будете стоять неподвижно, эти неопытные львы просто не обратят внимания на вас. Дело в том, что лев чует свою добычу, а это в основном антилопы и зебры, по запаху. Человек имеет другой запах, поэтому лев не воспринимает его как добычу. Эти бедняги даже не знают, что вас можно съесть. Мы постараемся им помочь и покроем вас шкурами зебр и антилоп. Если вы начнете кричать и бегать, вы испугаете львов, они очень нервные создания. На воле они охотятся только в безлунные ночи, причем жертву убивает всегда львица. Погода может быть подходящей, но мы не можем воссоздать все остальные условия. Так что не кричите, как только что кричали ваши женщины, а то все кошки обделаются от страха».

«Я обещаю вам, что женщины будут вести себя тихо», – спокойно сказал раввин.

«Проследи за ними. Не забывайте, что в ложах сидят знатные люди. Драгоценные камни, которые они носят, стоят больше, чем вы все вместе взятые. Это не оскорбление, это правда. Вы должны делать вот что. Стойте спокойно. И пусть кто-нибудь из вас отойдет в сторону. Не надо стоять плотной толпой. Затем вы начнете слегка двигать руками и немного раскачиваться, чтобы львы поняли, что имеют дело с живыми существами. Когда они поймут, что вы живые и не опасны, они нападут. Помните: не делайте резких движений и не издавайте громких звуков».

«Понимаю», – сказал раввин. Он обернулся и перевел евреям слова Карпофора. Отчаявшиеся люди напряженно слушали его. Снова последовал град вопросов. Раввин спросил Карпофора: «Как ты можешь доказать, что сдержишь слово и спасешь детей?».

«Никак, – откровенно ответил Карпофор, – но вам нечего терять. Детей все равно убьют».

Раввин печально сказал: «Это правда», – и обратился к соплеменникам. Последовали новые крики и рыдания. Карпофор слушал с возрастающим беспокойством. Наконец раввин сказал: «Выбери детей, которых ты спасешь, если продажа в рабство означает спасение». Он отвернулся, не желая видеть процедуру отбора.

Карпофор приблизился к толпе. Матери выталкивали своих детей вперед, торопливо приводя в порядок их волосы, утирая им носы и стараясь сделать так, чтобы лохмотья выглядели более опрятно. Матери прижимали к себе детей и отвергнутых, и отобранных, одинаково рыдая над ними, а дети смотрели на Карпофора с любопытством и старались коснуться мягкой ткани его туники и блестящей пряжки пояса.

Карпофор позвал стражника и приказал проследить, чтобы две группы детей не перемешались.

Начальник игр наблюдал за перестройкой внутреннего барьера. Сейчас внутренний барьер возводился из искусственных валунов, сделанных из штукатурки. Они должны были изображать холмы Масады. Декорация, изображавшая главный город, была умело расположена среди скал. Этот город был построен Иродом Великим около 50 года до н. э.

Декораций, используемых в зрелищах, было так много, что они не помещались в обширных хранилищах под Колизеем, и их приходилось держать в подвалах Храма Венеры, расположенного неподалеку. Львы должны были появиться на арене, как будто выходя из своих берлог, поэтому выходы для львов находились среди искусственных скал. Работа по установке декораций началась, когда на арене еще дрались последние меридианы.

Карпофор рассказал о своей договоренности с еврейскими пленниками, но Начальник игр отреагировал на это неопределенным кивком головы.

«У нас хватает пленных, чтобы сделать хорошее зрелище. А оставшихся в живых детей потом могут убить бабуины. Кстати, среди них много маленьких девочек?».

Карпофор беспокойно заерзал: «Я обещал старому священнику, что продам их на невольничьем рынке».

«Ты обещал?! Неужели ты думаешь, что на арене командует какой-то бестиарий?»

«Я поклялся богами».

«Тогда откажись от клятвы. Ты думаешь, что клятва, данная мятежникам, считается действительной?»

«А почему нет? Я римский гражданин и поклялся перед богами. Моя клятва так же крепка, как и клятва императора».

Начальник игр с любопытством посмотрел на Карпофора: «Ты не свихнулся часом? Хорошо, я подумаю. Но запомни, я управляю ареной, а не невольничьим рынком. Начинай-ка лучше доставлять львов к стене барьера».

Карпофор посмотрел на трибуны. Подиум заполнялся патрициями, которые возвращались после обеда. Начальник игр крикнул меридианам: «Кончайте, или я вам прибавлю прыти раскаленным железом». Карпофор ушел, чтобы проследить за погрузкой львов.

Львы содержались в гораздо лучших помещениях, чем пленные. Занимаемые ими камеры (их и сейчас можно видеть в Колизее) располагались в стене подиума, но ниже уровня арены. Каждая камера была высотой 8 футов, а длиной и шириной 7 футов. Канава с водой проходила перед камерами, так что у животных всегда был доступ к свежей воде. Свинцовые трубы и бронзовые краны находятся в рабочем состоянии до сих пор. Прямо над камерами на уровне арены располагалась система переходов, по которым бегали с поручениями рабы, не беспокоя при этом животных. Отсюда вниз, в камеры, где находились животные, были проделаны узкие отверстия, через которые бросали пучки горящей соломы, чтобы заставить их выйти в проход, откуда на арену вели пандусы. Пандусы были уложены кирпичом «в елочку», чтобы животные, поднимаясь наверх, могли цепляться когтями за поверхность.

Карпофор пошел проверять камеры со львами. Дверью в каждую камеру служила железная решетка. Она была подвешена на петлях и откидывалась наружу. Решетка была величиной почти со стену камеры, так что испуганное животное без труда находило выход и имело возможность выскочить из клетки раньше, чем его обожжет пламя или задушит дым. Как только животное покидало камеру, железную решетку захлопывали, а передвижной барьер начинали двигать по проходу, заставляя хищника идти к пандусу, ведущему на арену. Такая система позволяла рабам, стоявшим около каждой двери, одновременно открывать несколько камер. Как эти рабы, оказавшиеся между животными и движущимся барьером, покидали проход, представить невозможно. Вполне вероятно, что им это и не удавалось. Но рабы были дешевы…

Очень важно было вовремя выпустить львов из камеры. Ведь как только Домициан вернется, он тотчас подаст сигнал начинать дневные игры. К этому моменту львы должны уже выйти из камер и находиться в проходе. Карпофор, направляясь к камерам со львами, проходил мимо рабов, стоявших около углублений в стене (их можно видеть и сегодня), где находились лебедки, приводящие в движение подъемники, на которых поднимали наверх из нижних этажей клетки с животными. Потом с помощью лебедок клетки с животными по пандусу проталкивали на арену. Убедившись, что рабы с соломой стоят наготове в верхнем проходе, а в нижнем у каждой камеры стоит раб, чтобы по команде открыть клетку, Карпофор поднялся наверх. Патриции заняли свои места на подиуме. Заняли свои места и знатные иностранцы. Молодой эдитор тоже был на месте. Карпофор отметил про себя, что молодой патриций выглядел хуже, чем евреи, просидевшие неделю в подземной тюрьме.

К нему подбежал возбужденный раб: «Во имя Венеры, где ты был? Начальник игр в ярости. Император уже идет по переходу от бань Тита, а львы еще в камерах. Начальник игр сказал, что если ты…»

Карпофор не стал слушать, что еще сказал Начальник игр. Императоры пользовались тремя подземными ходами, построенными специально для них. Эти подземные ходы соединяли Колизей с дворцом, банями и Латеранским холмом. Невозможно было заранее предвидеть, каким ходом воспользуется император. Карпофор побежал по проходу нижнего этажа, на ходу отдавая приказания открыть камеры. Послышался скрежет открываемых железных решеток, и тотчас же рабы в верхнем этаже зажгли солому и бросили ее в камеры.

Когда горящая солома упала в камеры, оттуда донеслось рычание задыхающихся животных. Затем раздался грохот падающих решеток, а потом скрип барьеров, которыми львов начали проталкивать вперед по проходу, сгоняя их на подвижные платформы, подобные тем, которыми пользуются и сегодня для подъема грузов. Эти платформы должны были доставить животных на уровень арены в помещения внутреннего барьера. В данном случае роль внутреннего барьера играли искусственные скалы. Когда львов из очередного ряда камер загнали на подвижную платформу, начальник команды рабов тотчас же подал сигнал. Рабы начали поворачивать ворота, и животных подняли во внутреннее пространство искусственных скал.

Раб, наблюдавший за происходящим через смотровое отверстие в стене подиума, говорил Карпофору, что творилось на трибунах: «Император идет в свою ложу. Вот он остановился, чтобы поговорить с госпожой Ливией. Теперь он приветствует зрителей. А сейчас он разговаривает с остроголовым малышом, которого он всюду таскает за собой. Вот он садится».

Карпофор выбежал из Ворот Смерти и нырнул в отверстие, ведущее во внутреннее пространство груды валунов из штукатурки, изображавших скалы. Львы были уже там. Они находились в клетках, пол которых и был той подвижной платформой, на которой львов подняли наверх. Теперь по сигналу надо было выгнать львов из этих клеток прямо на арену.

В это же время еврейские пленники на подъемнике были доставлены в модель их родного города. Как только Домициан дал сигнал начать игры, евреи открыли двери по бокам модели города и вышли на ярко освещенную арену. По приказу Карпофора все они были в звериных шкурах. Пленников встретили свистом и оскорбительными выкриками: «Обрезанные собаки! Предатели! Теперь мы увидим, как вас спасает ваш бог. Выпускайте львов!»

Задняя стенка клеток, в которых находились львы, могла передвигаться. А в скалах имелись двери, которые сейчас и открыли. Подвижные задние стенки клетки стали двигаться вперед, вынуждая львов выйти через открытые в скалах двери на арену. Львы не вышли на арену, как казалось зрителям на трибунах, а их буквально вытолкнули туда. Теперь они носились большими прыжками вдоль внутреннего барьера, пытаясь отыскать путь к бегству. Несколько львов прыгнули на валуны, повисли на них, удерживаясь когтями, но через несколько мгновений сорвались вниз. Время от времени лев, бегающий по кругу, внезапно поворачивался и налетал на льва, следующего за ним. Раздавалось гневное рычание, животные обменивались ударами больших лап, быстрыми как молния, а затем разбегались, чтобы снова начать беспокойно бегать. Несколько львов приблизились к толпе людей, стоявших посредине арены, поглядывая на них, и отошли прочь.

Дети, оставшиеся со взрослыми пленниками, начали плакать. Несколько женщин упало в обморок. Мужчины попытались запеть гимн, но при виде ужасных зверей им изменили голоса, и пение затихло. Львица закружилась вокруг группы людей, не зная, что делать. Карпофор увидел, как старый раввин сделал шаг вперед и начал слегка двигать руками, как его проинструктировал Карпофор. Но львица попятилась от него. Молодой лев с оранжевой гривой разрывал лапами песок, то ли пытаясь найти воду, то ли чуя кровь под слоем свежего песка, которым посыпали арену, после того как с нее вытащили труп последнего меридиана. Лев поднял голову и зарычал на раввина. Тот сделал несколько шагов вперед. В конце концов, думал Карпофор, для них всех будет лучше, если все это кончится побыстрее. То, что приходилось сейчас переживать этим людям, было страшнее смерти.

Лев припал к земле. Карпофор следил за кончиком его хвоста. Он слегка двигался из стороны в сторону, и вдруг резко задергался. Сейчас, сейчас он прыгнет, думал Карпофор. Еще один шаг человека вперед, и лев прыгнет. Глупец, почему ты не шагнешь вперед? Карпофор с трудом подавил искушение крикнуть раввину, чтобы он сделал это, но его голос мог испугать льва.

Затем он увидел, как лев втянул когти, чтобы было удобнее прыгать. Раввин снова стал раскачиваться. Лев напал так неожиданно, что Карпофор увидел его уже на человеке. Он проглядел момент, когда лев оторвался от земли. Раввин упал. У евреев вырвался крик ужаса. А лев схватил упавшего человека за пояс и побежал с ним так легко, как бежит кошка, несущая мышь, чтобы найти укромное место и там съесть свою добычу. Молодой нубийский лев с черной гривой бросился вперед и схватил раввина за голову. Закричала женщина.

Запах крови возбудил остальных. Львица прыгнула прямо в середину плотно сбившейся группы и начала наносить удары направо и налево. Толпа рассыпалась, как овечье стадо, когда в его середину врывается колли. Львы терзали людей больше от страха, чем от голода. Раздался крик, и упала женщина. Еще один крик, и рухнул ребенок с разможженной одним ужасным ударом головой. Взрослый лев подкрался сзади к одному из мужчин и схватил его. Голова мужчины исчезла в пасти льва. Женщина бежала по арене, волоча львенка, вцепившегося ей в ногу. Львенок тряс головой и рычал, пытаясь сбить женщину с ног.

Карпофор слышал безумный, дикий рев толпы. Петроний, ценитель элегантности, презрительно заметил: «Эти сборщики лохмотьев наслаждаются своим кровавым карнавалом». Сейчас крики толпы не были похожи на приветствия во время состязаний на колесницах или на выражение восторга, вызванное искусным владением оружием. Высота гула толпы изменилась, как меняется лай стаи гончих, когда они увидят перед собой добычу. Карпофор знал, что, когда чернь была в таком состоянии, мужчины и женщины в приступе возбуждения бросались на арену и пили кровь из луж на песке. Он знал, что женщины на трибунах царапали себе щеки ногтями, а мужчины били по мраморным сиденьям кулаками, пока они не начинали кровоточить. Скучное бессмысленное существование римской черни было бы невыносимым, если бы их эмоции не имели выхода. Игры и существовали для этого. Желания народа могли удовлетворить только зрелища смерти, крови и мучений. Люди пьянели от вида страданий. Только смерть и секс еще возбуждали их чувства. Вид раздираемой львом женщины был зрелищем одновременно и жестоким, и сексуальным.

Все евреи были уже мертвы. Львы начали пожирать их тела. Слышался явственный хруст костей. Карпофор отвернулся от смотрового отверстия. Он знал, что сейчас произойдет. Этих львов не оставят в живых, как оставляли тренированных людоедов, так как арена должна быть очищена для следующего зрелища.

Эфиопские лучники в великолепных головных уборах, украшенных страусовыми перьями, силой пробили себе дорогу по переполненным проходам к балконам на стенах подиума. Отворачиваясь, Карпофор услышал, как зазвенели тетивы луков и как заревели поражаемые звери. Когда он покидал внутренний барьер, рабы с крючьями кинулись на арену, чтобы вытащить тела мертвых животных и людей. За ними бежали рабы с корзинками, наполненными свежим песком, и кувшинами с ароматизированной водой для полива арены. Ароматы были необходимы. На подиуме патриции подносили к носу кусочки сухих духов, и даже плебеи на трибунах закрывали лица платками. Кровь и внутренности, покрывающие арену, издавали сильный неприятный запах. Рабы поставили на трибунах курильницы с благовониями. Из фонтанов били струи ароматизированной шафраном и вербеной воды. Карпофор обратил внимание на молодого эдитора, стоявшего в своей ложе и обменивавшегося с толпой шутками, чтобы показать всем, какой он демократ. Зрители шутили с ним доброжелательно. До сих пор игры соответствовали стандартам, и толпа была соответственно настроена по отношению к молодому искателю должности. Но если зрелища в последующие дни окажутся хуже, они не будут голосовать за эдитора, хотя юнец и его мать разорили себя, чтобы устроить эти игры.

Внутренний барьер был спешно убран, и арена была освобождена для состязаний на колесницах. Это должны были быть особые состязания. Настоящие состязания на колесницах проходили только в Большом цирке, специально для них построенном. Удовлетворяя требования болельщиков, Домициан увеличил число состязающихся упряжек с 4 до 6, создав команды Золотых и Пурпурных. Он устраивал до 100 состязаний в день, уменьшив количество кругов, которые делали колесницы вокруг Спины, с 7 до 5, чтобы увеличить количество заездов. Однако обширная арена Колизея была недостаточно велика для свободного маневрирования 6 квадриг, поэтому проходившие на ней состязания были скорее шуточными.

Состязания на колесницах начались. Сперва соревновались колесницы, запряженные страусами, затем верблюдами, потом африканскими антилопами. Поскольку возничие совершенно не могли управлять этими животными, каждое состязание заканчивалось большой свалкой. Их и устраивали в расчете на такое окончание. После истерического возбуждения, вызванного бойней евреев, эта интерлюдия своим комизмом развлекала зрителей и давала им возможность расслабиться. Между колесницами бегали карлики в шутовских костюмах. Они специально пугали животных и притворялись, что их переехала колесница. Один из карликов забыл, что страусы бьют ногами вперед, а не назад, как лошади, и подставил себя под удар, который вырвал ему внутренности. Толпа долго смеялась и посчитала, что это был самый забавный случай за все время игр.

Глава девятая

День клонился к вечеру. Наступило время главного представления. Когда солнце зашло за край цирка, стало заметно прохладнее, и матросы начали сворачивать веларий. Перегретый воздух поднимался вверх и затруднял работу. Огромный кусок ткани, поднимаясь и опускаясь в восходящем потоке воздуха, втягивал свежий воздух через колоннаду верхнего яруса, окружавшую здание. Толпа расслаблялась, слышались вздохи облегчения. Рабы убрали курильницы с благовониями, ставшие ненужными, когда началась циркуляция воздуха. Патриции спрятали сухие духи. На подиуме зрителей стало больше, чем в первой половине дня. Многие патриции презирали обычные вульгарные зрелища, которые так любила чернь. Но сейчас наступило время гладиаторских боев, а ими интересовались даже самые взыскательные зрители из знати.

Вслед за оркестром на арену строем вышли гладиаторы. Выходя на арену, они расходились в разные стороны, и вскоре вся арена заполнилась гладиаторами. Они отсалютовали императору и молодому эдитору, который в это время с азартом заключал пари со всеми желающими. Его интересовали только гладиаторские бои. Как все патриции, он считал себя знатоком в боевых искусствах. Толпа состояла из ярых болельщиков и приветствовала различные отряды гладиаторов криками: «Ура путеоланинам! Удача всем мукенанцам! Крючок для помпейцев и путекузанцев»! Здесь и там вспыхивали драки между разными группами болельщиков. Гладиаторы в своих великолепных доспехах и снаряжении представляли впечатляющее зрелище. Обученные военному строю, они отлично маршировали по арене. Каждая группа гладиаторов несла свое традиционное оружие. Гоплиты были в полных доспехах, мирмиллоны с кривыми саблями, ретиарии с сетями и трезубцами, пагниарии с деревянными щитами и длинными бичами, эсседарии замыкали шествие на колесницах, в каждой из которых, кроме возничего, помещался и метатель арканов. Было представлено много типов гладиаторов и много типов оружия. Чернь не только знала все типы оружия, но и почти каждого гладиатора.

В те времена гладиаторы все еще были великолепно обученными профессиональными бойцами, гордящимися своей профессией. У них были славные традиции. Сто лет назад гладиаторы Марка Антония, которых он готовил к выступлению в честь своей ожидаемой победы над Августом Цезарем, остались с ним, когда его покинули собственные войска. Они образовали армию и попытались добраться до своего хозяина в Египет. Когда выяснилось, что им не достать корабли, они отправили Антонию послание, в котором убеждали его вернуться и дать им возможность отдать за него свои жизни. Однако Антоний не захотел оставить Клеопатру. Гладиаторы служили и как телохранители императоров. Выдающиеся гладиаторы были до сих пор самыми известными людьми в империи. Гораций с горечью писал: «Если Малсенас говорит, что сегодня будет холодно, это становится темой для разговоров в Риме». Нерон приказал украсить свою гробницу резьбой с изображением победы Петраитиса. Мальчики царапали имена знаменитых гладиаторов на стенах своих комнат, а хозяева гостиниц вывешивали памятные таблички типа «Здесь был Петраитес», подобно тому как Сарди вывешивал на стенах портреты театральных знаменитостей.

Но эта самая ужасная и мужественная профессия была уже поражена болезнью. Она появилась, когда гладиаторы стали сражаться с животными. Помпей выставил гладиаторов против слонов. Клавдий создал кавалерию, сражавшуюся с леопардами. Нерон заставил преторианскую гвардию сражаться с 400 медведями и 300 львами. Ни гладиаторы, ни ланисты не знали заранее, когда против них выставят медведей, львов и диких кабанов. Это зависало от прихоти толпы. Пока человек бился с человеком, у него было 50 шансов из 100 выжить (или 40, если взять в расчет, что он мог умереть от ран после боя). И ланистам было выгодно воспитывать таких великих бойцов, как Фламма. Но когда людей посылали против диких зверей, если они не были обученными бестиариями, которые рисковали не больше, чем современные матадоры, то вероятность гибели достигала 90-100 %. При таком положении большие затраты на обучение гладиатора-профессионала не оправдывались, подобно тому как было бы невыгодно тренировать боксера, если известно, что он погибнет в первом или втором раунде.

В результате все, что попадало в гладиаторскую мясорубку, перемалывалось. Предполагалось, что человек мог быть приговорен к арене только за грабеж, убийство, святотатство или мятеж. Но при огромных потерях в боях с животными гладиаторов требовалось гораздо больше, чем их имелось в запасе. В судах наиболее распространенным вердиктом стал «приговорен к арене». Чернь становилась все более равнодушной к фехтовальному искусству, и теперь уже любой преступник мог ожидать, что на него напялят доспехи и выставят на арену. Фламма был бы шокирован самим фактом появления подобных людей на арене.